Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Элинор Розенблюм, домохозяйка (в эксперименте 8)



Миссис Розенблюм с удовольствием описывает свою биографию: двадцать с лишним лет назад окончила Висконсинский университет, а ее муж, кинопрокатчик, учился в Дартмутском колледже. Волонтерствует раз в неделю с малолетними преступниками, участвует в работе организации девочек-скаутов и родительском комитете. Подвижная и словоохотливая, она очень старается произвести впечатление и постоянно упоминает о своих социальных достижениях. Не без шарма, разве что чересчур болтлива.

В начале эксперимента объявляет, что ничего не смыслит в электричестве и боится демонстрационного электрошока. Выполняя свою задачу, пытается выглядеть компетентной и любезной, но вскоре уходит с головой в экспериментальный конфликт. Словесные пары «ученику» она зачитывает демонстративно корректным и чуть ли не властным тоном, что резко контрастирует с нерешительным, инфантильным тоном ее комментариев, обращенных к экспериментатору. По мере нарастания вольтажа все больше волнуется. После 270 вольт пытается намекнуть «ученику» на правильный ответ, выделяя голосом нужное слово. Продолжая зачитывать слова, пытается выглядеть внушительно, но при этом беспомощно бормочет: «Должна ли я продолжать? Я за него беспокоюсь. Неужели мы дойдем досюда? (Показывает на конец шкалы.) Может, остановимся? Меня трясет. Меня буквально трясет. Неужели я должна продолжать до такой степени?»

В какие-то моменты хладнокровие к ней возвращается, но смятение снова и снова берет верх. Она бормочет самой себе: «Я дрожу», но продолжает общаться с «учеником» в прежнем официозном тоне. Перед нами словно две женщины: одна ведет себя абсолютно уверенно, другая ушла в себя, несчастна и не способна удержаться от тревожных возгласов. Она доходит до конца шкалы, трижды включая напряжение в 450 вольт. В интервью говорит, что удары, нанесенные «ученику», были чрезвычайно болезненны. Экспериментатор спрашивает: «Какой максимальный электрошок вы готовы были бы испытать на себе в качестве образца?» На это она с возмущением отвечает: «15 вольт. Да и то лучше не надо. 15 максимум, если уж так надо. Но я бы не хотела и этого. Не думаю, что это необходимо».

ИНТЕРВЬЮЕР: Испытывали ли вы напряженность или нервозность?

МИССИС РОЗЕНБЛЮМ: Еще как.

ИНТЕРВЬЮЕР: Помните ли вы моменты особого напряжения и нервозности?

МИССИС РОЗЕНБЛЮМ: Когда он начал кричать: «Выпустите меня отсюда». Как я могу наказывать человека подобным образом? Меня трясло. Даже не понимала, что читаю. И сейчас дрожу. Я нервничаю, поскольку делала ему больно.

Она нервничала не потому, что человеку было больно, а потому, что делала это она. Аналогичным образом, нанося удары током, главной причиной возможного прекращения эксперимента она считает собственный дискомфорт. В ее репликах сквозит эгоцентризм.

Спонтанно начинает рассказывать — с преувеличенным жаром — о своей волонтерской работе.

МИССИС РОЗЕНБЛЮМ: Я работаю в школе Фаррела с детьми, у которых проблемы в школе. Они все очень неблагополучные. Вот это мои ребята. Я пытаюсь помочь им остаться в школе, чтобы они продолжили учебу… но я ведь никого не наказываю. Главное — это внимание и любовь. И, между прочим, они считают честью заниматься у меня. Поначалу они делали это, чтобы побыть вне школы и покурить. Но сейчас уже иначе. И добиваюсь я всего от них любовью и добротой. Никогда не наказанием.

ИНТЕРВЬЮЕР: А чему вы их учите?

МИССИС РОЗЕНБЛЮМ: Прежде всего — хорошим манерам. С этого надо было начинать: с уважения к людям, с уважения к старшим, с уважения к девочкам их возраста, с уважения к обществу. Это первое, что пришлось делать, прежде чем учить остальному. Потом уже можно было учить их тому, как что-то собой представлять, как преуспевать.

Значение, которое она придает уважению к обществу, несомненно связано и с ее собственной послушной манерой поведения с экспериментатором. А в ее мировоззрении читаются традиционные ценности.

В ее речах много упоминаний о женщинах:

Я многого добилась именно любовью, и у меня замечательная дочь. Ей 15 лет, и она член Национального общества почета (National Honor Society). Такая талантливая. И все любовью, не наказанием. Боже упаси!

Это же самое ужасное — действовать наказанием. Ну разве что с маленьким ребенком.

ИНТЕРВЬЮЕР: А что вы думали об эксперименте?

МИССИС РОЗЕНБЛЮМ (не позволяя вопросу сбить ее с мысли): Не верю, что вы чего-либо добьетесь наказанием. Разве только с ребенком, который еще ничего не понимает. Когда моя дочь была маленькой, я почти не наказывала ее. На самом деле я давала ей возможность самой себя наказать. Однажды позволила ей коснуться горячей плиты. Она обожглась и больше не дотрагивалась.

ИНТЕРВЬЮЕР: Позвольте мне рассказать вам кое-что об эксперименте. Прежде всего, мистер Уоллес не получал ударов током.

МИССИС РОЗЕНБЛЮМ: Не может быть! Он не получал их. (Пронзительно.) Не могу в это поверить. Вы хотите сказать, что все происходило только в его воображении?

ЭКСПЕРИМЕНТАТОР: Нет, он работает с Йельским университетом. Это актер.

МИССИС РОЗЕНБЛЮМ: Каждый раз, когда я переключала рубильник, я умирала. Вы видели, как я дрожу. Я просто умирала при мысли, что наношу удары током этому бедняге.

(Вводят «ученика». Она поворачивается к нему.)

МИССИС РОЗЕНБЛЮМ: Так вы актер. Ничего себе. Вы изумительны. Но господи, что он-то [экспериментатор] делал со мной. У меня уже сил нет. Я не хотела продолжать. Вы даже представить не можете, через что я тут прошла. Такой человек как я, — и делает вам больно. Боже мой! Я не хотела! Простите меня, пожалуйста. Не могу прийти в себя. Видите, вся покраснела. Ведь я и мухи не обижу. Я работаю с ребятами, пытаюсь их учить и добиваюсь таких замечательных результатов без наказания. И тут сразу себе сказала: наказанием ничего не добьешься.

Однако не будем забывать: она позволила дочери коснуться горячей плиты. И она не против наказания как такового, а лишь считает, что нельзя причинять боль целенаправленно. Если так уж «случилось», то это приемлемо.

Она признается «ученику»: «Между прочим, я старалась переключать рубильник очень аккуратно. И вы слышали, как я подчеркивала нужное слово? Я надеялась, что вы услышите».

ИНТЕРВЬЮЕР: Можно ли это сравнить с тем, что приходится делать медсестре, когда врач просит ввести иглу?

МИССИС РОЗЕНБЛЮМ: В экстренной ситуации мне цены нет. Я сделаю все, что требуется, кому бы я при этом ни сделала больно. И не дрогну. Но я сделаю это, не думая. Даже медлить не буду.

Что ж, в какой-то степени это похоже и на ее поведение в лаборатории.

МИССИС РОЗЕНБЛЮМ: Я все думала: «И зачем я делаю больно этому бедняге?»

ИНТЕРВЬЮЕР: Почему же вы продолжали?

МИССИС РОЗЕНБЛЮМ: Это же эксперимент. Я здесь неслучайно оказалась. Вот и пришлось делать это. Вы сами говорили. А я не хотела. И потом мне очень интересен весь этот… проект. А можно вас кое о чем спросить? Если у вас есть минутка. Как реагировали другие люди?

ИНТЕРВЬЮЕР: А вы как думаете?

МИССИС РОЗЕНБЛЮМ: Объясню. То, что вы меня выбрали… Я для вас просто находка. В моей волонтерской работе немного найдется женщин, которые станут делать то, что я делаю… Я необычная, я отзывчивая, у меня доброе сердце. Уж не знаю, что я за женщина в сравнении с другими, но они жестче меня. Они равнодушнее.

У меня было искушение остановиться и сказать: «Пожалуй, хватит. Извините, но я не собираюсь этого делать». А потом он замолчал. Я подумала: может, у него шок, ведь он говорил, что сердце пошаливает. Но я знала: вы не допустите, чтобы с ним что-то случилось. И я продолжала, во многом против собственной воли. Думаю, другие не стали бы особенно нервничать… Им было бы все равно. Если поглядеть, как они обращаются со своими детьми, едва ли они станут волноваться из-за других людей.

Она толкует свой внутренний конфликт как добродетель: нервничала, ибо беспокоилась о жертве. И говорит все время о себе. Экспериментатор терпеливо слушает.

МИССИС РОЗЕНБЛЮМ: Иногда я говорю себе: «Почему бы тебе не стать главой Женской ассамблеи: признание, почет, газеты, престиж, вместо того чтобы работать с этими парнями в кожаных куртках, так что никто о тебе и не знает?» Один день в неделю на это трачу. И вот я вся такая. Пять лет работала со скаутами. В итоге у меня в отряде было 30 девочек, и от желающих отбоя не было. Но всех ведь не возьмешь. Сейчас мне уже гораздо легче. Вообще я за науку, даже сама хотела ею заниматься. Пытаюсь уговорить дочь пойти по этой линии. И я так рада, что сделала это; видите, я уже успокоилась?

Интервью продолжалось, пока миссис Розенблюм не успокоилась настолько, чтобы ее можно было отпустить из лаборатории.

Миссис Розенблюм — личность, которой не хватает психической целостности. Ей не удалось найти в жизни дело, соответствующее ее потребности в почете и успехе. Ее цели, мышление и эмоции фрагментированы. Свою экспериментальную роль «учителя» она играла, внешне выражая уверенность, но в то же время демонстрируя экспериментатору — своим подчинением и покладистостью — иную сторону себя.

Неудивительно, что она не смогла мобилизовать психические ресурсы и претворить сострадание к «ученику» в акт неподчинения. Ее чувства, цели и мысли были слишком разными и противоречивыми.

Судя по всему, во время эксперимента она была убеждена, что «ученик» и впрямь получает удары. Однако женщине с истерическими склонностями несложно скорректировать свое мышление так, чтобы оно соответствовало позитивному мнению о себе. Через несколько месяцев она заполнила анкету, в которой объясняла, что во время эксперимента ее «зрелый и образованный ум» не верил в реальность электрошока. Такой корректировкой внутренних установок она постфактум выдает желаемое за действительное в отношении своего характера.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.