Тема нового отношения к женщине и любви ( «Повесть об Ульянии Осоргиной»)

Ульяна Устиновна Осоргина была простая, обыкновенная добрая женщина древней Руси, скромная, боявшаяся чем-нибудь стать выше окружающих. Она отличалась от других разве только тем, что жалость к бедному и убогому,— чувство, с которым русская женщина на свет родится,— в ней была тоньше и глубже, обнаруживалась напряженнее, чем во многих других и, развиваясь от непрерывной практики, постепенно наполнила все ее существо, стала основным стимулом ее нравственной жизни, ежеминутным влечением ее вечно деятельного сердца. Еще до замужества, живя У тетки по смерти родителей, она обшивала всех сирот и немощных вдов в ее деревне, и часто до рассвета не гасла свеча в ее светлице. По выходе ее замуж свекровь поручила ей ведение домашнего хозяйства, и невестка оказалась умной и распорядительной хозяйкой. Но привычная мысль о бедном и убогом не покидала ее среди домашних и семейных хлопот. Она глубоко усвоила себе христианскую заповедь о тайной милостыне. Бывало, ушлют ее мужа на царскую службу куда-нибудь в Астрахань года на два или на три. Оставшись дома и коротая одинокие вечера, она шила и пряла, рукоделье свое продавала и выручку тайком раздавала нищим, которые приходили к ней по ночам. Не считая себя в праве брать что-нибудь из домашних запасов без спроса у свекрови, она однажды прибегла даже к маленькому лукавству с благотворительной целью, о котором позволительно рассказать, потому что его не скрыл ее почтительный сын в биографии матери. Ульяна была очень умеренна в пище, только обедала, не завтракала и не полдничала, что очень тревожило свекровь, боявшуюся за здоровье молодой невестки. Случился на Руси один из нередких неурожаев, и в Муромском краю наступил голод. Ульяна усилила обычную свою тайную милостыню и, нуждаясь в новых средствах, вдруг стала требовать себе полностью завтраков и полдников, которые, разумеется, шли в раздачу голодающим. Свекровь полушутливо заметила ей: что это подеялось с тобой, дочь моя? когда хлеба было вдоволь, тебя, бывало, не дозовешься ни к завтраку, ни к полднику, а теперь, когда всем стало есть нечего, у тебя какая охота к еде припала. – Пока не было у меня детей, – отвечала невестка, – мне еда и на ум не шла, а как пошли ребята родиться, я отощала и никак не могу наесться, не только что днем, но часто и ночью так и тянет к еде: только мне стыдно, матушка, просить у тебя. Свекровь осталась довольна объяснением своей доброй лгуньи и позволила ей брать себе пищи, сколько захочется, и днем, и ночью.

Эта постоянно возбужденная сострадательная любовь к ближнему, обижаемому жизнью, помогла Ульяне легко переступить через самые закоренелые общественные предрассудки древней Руси. Глубокая юридическая и нравственная пропасть лежала между древнерусским барином и его холопом: последний был для первого по закону не лицом, а простого вещью. Следуя исконному туземному обычаю, а может быть, и греко-римскому праву, не вменявшему в преступление смерти раба от побой господина, русское законодательство еще в XIV в. провозглашало, что если господин «отрешится», неудачным ударом убьет своего холопа или холопку, за это его не подвергать суду и ответственности. Церковь долго и напрасно вопияла против такого отношения к крепостным людям. Десятками, наполняя дворы зажиточных землевладельцев, плохо одеваемая и всегда содержимая впроголодь, челядь составляла толпу домашних нищих, более жалких сравнительно с вольными публичными нищими. Древнерусская церковная проповедь так и указывала на них господам, как на ближайший предмет их сострадания, призывая их позаботиться о своих челядинцах прежде, чем протягивать руку с благотворительной копейкой нищему, стоящему на церковной паперти. В усадьбе Ульяны было много челяди. Она ее хорошо кормила и одевала, не баловала, но щадила, не оставляла без дела, но задавала каждому работу по силам и не требовала от нее личных услуг, что могла, все делала для себя сама, не допускала даже разувать себя и подавать воды умыться. При этом она не позволяла себе обращаться к крепостным с кличками, какими душевладельческая Русь вплоть до самого 19 февраля 1861 года окрикивала своих людей: Ванька, Машка, но каждого и каждую называла настоящим именем. Кто, какие социальные теории научили ее, простую сельскую барыню XVI века, стать в такие прямые и обдуманные отношения к низшей подвластной братии?

Она была уже в преклонных летах, когда ее постигло последнее и самое тяжкое благотворительное испытание. Лукавый бес, добра ненавистник, давно уже суетившийся около этой досадной ему женщины и всегда ею посрамляемый, раз со злости пригрозил ей: погоди же! будешь ты у меня чужих кормить, когда я тебя самое на старости лет заставлю околевать с голоду. Такой добродушно-набожной комбинацией объяснено в биографии происхождение постигшей добрую женщину беды. Похоронив мужа, вырастив сыновей и поставив их на царскую службу, она уже помышляла о вечном устроении собственной души, но все еще тлела перед богом любовью к ближнему, как тлеет перед образом догорающая восковая свечка. Нищелюбце не позволило ей быть запасливой хозяйкой. Домовое продовольствие она рассчитывала только на год, раздавая остальное нуждающимся. Бедный был для нее какой-то бездонной сберегательной кружкой, куда она с ненасыщаемым скопидомством все прятала да прятала все свои сбережения и излишки. Порой у нее в дому не оставалось ни копейки от милостыни, и она занимала у сыновей деньги, на которые шила зимнюю одежду для нищих, а сама, имея уже под 60 лет, ходила всю зиму без шубы. Начало страшного голодного трехлетия при царе Борисе застало ее в нижегородской вотчине совсем неприготовленной. С полей своих она не собрала ни зерна, запасов не было, скот пал почти весь от бескормицы. Но она не упала духом, а бодро принялась за дело, распродала остаток скота, платье, посуду, все ценное в доме и на вырученные деньги покупала хлеб, который и раздавала голодающим, ни одного просящего не отпускала с пустыми руками и особенно заботилась о прокормлении своей челяди. Тогда многие расчетливые господа просто прогоняли с дворов своих холопов, чтобы не кормить их, но не давали им отпускных, чтобы после воротить их в неволю. Брошенные на произвол судьбы среди всеобщей паники, холопы принимались воровать и грабить. Ульяна больше всего старалась не допустить до этого своих челядинцев и удерживала их при себе, сколько было у ней силы. Наконец, она дошла до последней степени нищеты, обобрала себя дочиста, так что не в чем стало выйти в церковь. Выбившись из сил, израсходовав весь хлеб до последнего зерна, она объявила своей крепостной дворне, что кормить ее больше она не может, кто желает, пусть берет свои крепости или отпускные и идет с богом на волю. Некоторые ушли от нее, и она проводила их с молитвой и благословением; но другие отказались от воли, объявили, что не пойдут, скорее, умрут со своей госпожой, чем покинут ее. Она разослала своих верных слуг по лесам и полям собирать древесную кору и лебеду и принялась печь хлеб из этих суррогатов, которыми кормилась с детьми и холопами, даже ухитрялась делиться с нищими, «потому что в то время нищих было без числа», лаконически замечает ее биограф. Окрестные помещики с упреком говорили этим нищим: зачем это вы заходите к ней? чего взять с нее? она и сама помирает с голоду. – А мы вот что, скажем, – говорили нищие: – много обошли мы сел, где нам подавали настоящий хлеб, да и он не елся нам так всласть, как хлеб этой вдовы—как бишь ее? Многие нищие не умели, и назвать ее по имени. Тогда соседи-помещики начали подсылать к Ульяне за ее диковинным хлебом: отведав его, они находили, что нищие были правы, и с удивлением говорили меж себя: мастера же ее холопы хлебы печь! С какой любовью надобно подавать нищему ломоть хлеба, Отношениечтобы этот ломоть становился предметом поэтической легенды тотчас, как был съедаем! Два года терпела она такую нищету и не опечалилась, не пороптала, не дала безумия богу, не изнемогла от нищеты, напротив, была весела, как никогда прежде. Так заканчивает биограф свой рассказ о последнем подвиге матери. Она и умерла вскоре по окончании голода, в начале 1604 г. Предания нашего прошлого не сохранили нам возвышенного и более трогательного образца благотворительной любви к ближнему.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

XVIII век принес с собой изменения в сфере социально-общественных отношений в России. Предпосылки этих изменений очевидны и подробно описаны в исторической литературе: "выход женщины из терема", петровские ассамблеи, галантные кавалеры, амурные письма и т.д.

Новизна понимания социального положения женщины влекла за собой перемены в общественной жизни. Прежде всего, проявляются разительные изменения в сфере брачных отношений, изнутри разрушающие столетиями гармонизируемую жизнь. Основная тенденция связана с нарастающим влиянием личных мотивов в выборе спутника или спутницы жизни. Впрочем, принципиальные перемены и не могли произойти узко, затрагивая лишь сферу сватовства и брака. Для этого необходимы были изменения гораздо более масштабного характера, ломка почти всех устоев общественной жизни, что и случилось в эпоху Петра Великого.

Петр Первый издает указы, разрушающие традиционное течение русской жизни. Непрерывные разъезды за границу самого энергичного за всю историю России государя, несомненно, способствовали влиянию западных образцов поведения на россиян.

В древнерусской литературе просматривается иная степень объективации внутреннего состояния женщины, в ней можно отметить, отсутствие сколько-нибудь заметной традиции обращения к так называемой "женской теме". В допетровскую эпоху, к примеру, сфера любовных отношений мужчины и женщины скрыта от публики, она никак не фиксируется, не привлекает внимания литературы. Реализация чувств женщины в древнерусской литературе осуществляется на уровне внешних ритуальных действий. Переживаемые чувства ориентированы обычно не на внутреннее состояние, а на положение мужчины и женщины по отношению друг к другу, обусловленное ритуалом, традицией взаимоотношений между мужчиной и женщиной.

Отношения полов в допетровскую эпоху высвечиваются, как правило, в трагические моменты жизни, когда естественным образом рвутся, связующие их нити: смерть одного из супругов и проч. Сам же факт межличностного общения литературой времени того практически не освещается. Герои плачут по взаимной утрате, мстят повинным в этом, но друг другу они не говорят практически ни слова.

Ощущение новизны в отражении темы отношений мужчины и женщины в русской литературе 18 века вызывается, прежде всего, самим фактом обсуждения "женского вопроса", по-особенному вставшего в период петровских преобразований, когда русская: женщина впервые "вышла из терема". С этого времени не только разделенность расстояниями или смертью становится преградой в отношениях между мужчиной и женщиной. Конечно же, это не значит, что в сферу изображения вообще никогда до 18 века не попадало то, что может быть отнесено к внутреннему миру женщины, выше сказанное означает, что ранее героиня рисовалась как бы в одной плоскости с внешним миром. Постановка проблем "внутреннего" самоощущения женщины и поиск адекватных средств для его отображения становятся определяющей тенденцией в дальнейшем развитии русской культуры. Обозначенные в литературе, проблемы межличностного общения женщины и мужчины постепенно выходят на более широкое публичное обсуждение. Благоприятным юном для их "раскрепощения" становятся все более активные подвижки в общественной жизни.

Как известно, возникновение периодической печати относится еще к началу 17 века. "Иллюстрированная периодическая печать имела с самого начала непосредственное отношение к половой области. Половой момент был даже до известной степени ее акушером, т.к. первые иллюстрированные журналы были в большинстве случаев журналами мод. С течением времени связь иллюстрированных журналов с половой областью становилась все интимнее, чтобы стать, в конце концов, и совсем интимной, т.к. возник ряд журналов, иллюстрации которых воспроизводили исключительно эротические мотивы." Слияние европейской и восточной культур в России обусловило возникновение и развитие рекламы межличностных отношений. Опыт обсуждения "женского вопроса" на западе не мог не повлиять и на Россию; более того, он стал побудительным мотивом ля возникновения подобного вида рекламирования отношений между мужчиной и женщиной и в российских периодических изданиях. А результатом влияния восточного традиционализма стала почти полуторовековая задержка в процессе обсуждения «женского вопроса» в российской печати.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Ерёмин И.П. Лекции и статьи по истории древней русской литературы. Л., 1987.

2. Лихачев Д.С. История русской литературы XI-XVII веков.- М.,1985.

3. Русская литература XVIII века. 1700-1775 гг. / Хрестоматия. - М.: Просвещение, 1979.

4. Жуков Д.А., Пушкарев Л.Н. Русские писатели XVII века. М., 1972.

5. http://docus.me/d/243728/?page=6#text

6. http://vivovoco.astronet.ru/

Поиск по сайту: