О натуральной оспе, и не только: с чего всё начиналось 2 страница

Все это было хорошо, но так как запрещение инокуляции само по себе не предусматривало непременного обращения к альтернативному, «бо­лее надежному и безопасному средству», то следовало устранить и этот досадный недочет, сделав прививки обязательными. Медиков станови­лось всё больше, а натуральной оспы не убавлялось, несмотря на все при­вивки, и, конечно же, было бы обидно упустить такую простую и очевид­ную статью дохода. В 1853 г. лорд Литтльтон по невинной подсказке па­рочки скромных докторов Ситона и Марсона из созданного в 1850 г. Эпи­демиологического общества внес частный законопроект, предлагавший сделать прививки младенцам обязательными. На этот раз не потребова­лось даже обсуждения - ни общественного, ни парламентского, и Брита­ния легко сделалась первой страной мира, законодательно повелевшей своим гражданам становиться участниками эксперимента по прививанию болезни, о природе и долгосрочных последствиях которой никто не имел ни малейшего представления, а все фантастические успехи в предотвра­щении другой болезни были чистейшей демагогией, не выдерживавшей минимально объективной научной проверки. Не будь в это дело замеша­ны огромные деньги, связанные с изготовлением и «контролем качества» прививочных лимф, прививанием пациентов и их осмотром до и после этой процедуры, лечением считавшихся неизбежными осложнений при­вивок, самым мягким из которых было воспаление места прививки, дженнеровские фантазии привлекли бы не больше внимания, чем появив­шиеся в той же Англии незадолго до его сочинений «научные исследова­ния» о тотальном омоложении организма с помощью переливания крови[74] (при этом за добрых сто с лишним лет до открытия Карлом Ландштейнером в 1901 г. групп крови, так что читатели легко сделают вывод о «цен­ности» и «безопасности» подобных наблюдений и экспериментов).

К разочарованию вакцинаторов, публика, однако, вновь не выказала мас­сового желания ни самой спасаться коровьей оспой от оспы натуральной, ни спасать таким образом своих детей. Неблагоприятные последствия приви­вок для здоровья и неспособность прививок защищать от оспы были слиш­ком очевидны[75].

Учитывая, что прививки традиционно делались по способу «от руки к руке», они, помимо прочих приносимых ими неприятностей, были еще и превосходным средством передачи сифилиса, туберкулеза и даже проказы[76].

Хотя процент прививавшихся и прививавших своих детей увеличился, до необходимого вакцинаторам «охвата» было еще далеко. Кроме того, хотя закон требовал обязательного прививания всех младен­цев в возрасте до трех месяцев и предусматривал наказание за невыполне­ние этого требования, он не обеспечивал четкого механизма применения санкций. Потребовались время и новый закон, назначавший ответствен­ных за кары и дававший им соответствующие полномочия. Такой закон без лишних хлопот провели через парламент в 1867 г. Теперь каждый младе­нец до трехмесячного возраста и каждый ранее не привитый ребенок в возрасте до 14 лет обязаны были получить прививку под страхом штрафа родителей или тюремного заключения в случае несостоятельности после­дних либо их отказа платить штраф. Ни уплата штрафа, ни даже отсидка в тюрьме, впрочем, обязательности прививки не отменяли. Родителей мог­ли штрафовать (согласно закону, во все возрастающих размерах) и сажать в тюрьму неограниченное количество раз. Родители также не имели права отказаться от превращения своего ребенка в донора вакцины: по первому требованию они должны были позволить вакцинатору взять материал из образовавшейся после прививки пустулы для прививок другим детям. Ра­зумеется, вакцинировались и ревакцинировались все, находившиеся на го­сударственной службе, - полицейские, вся армия и весь флот, все работни­ки железнодорожного транспорта - все должны были быть привиты и че­рез определенный промежуток времени ревакцинированы. Тотально всех прививали в тюрьмах, приютах и при угрозе эпидемии в обычных школах, вообще не информируя родителей и требуя лишь оплатить счет по сделан­ной процедуре. В борьбу рабочих за право на отказ от прививок (даже перед угрозой локаута) нередко приходилось вмешиваться тред-юнионам[77].

Закон 1867 г. стал последней каплей в чаше общественного терпения. В том же году Ричардом Гиббсом была создана Лига против обязательных прививок (Anti-Compulsory Vaccination League), которая открыла множество своих отделений в разных городах. Именно эти отделения в 1870-х годах стали ядром борьбы с насильственными прививками в Англии. Священник Вильям Хьюм-Ротери и его жена Мэри также создали в 1874 г. в Челтнеме Национальную лигу против обязательных прививок, поощрявшую гражданс­кое неповиновение и «прививочное мученичество» (отказываться платить штрафы и идти ради своих убеждений в тюрьму). Шесть взбунтовавшихся членов попечительских советов в Кейли, заявили, что они поддерживают Хыома-Ротери и отказались расправляться с горожанами, за что были отправ­лены в тюрьму в Лидсе. Их провожали три тысячи друзей и знакомых. Влас­ти, почувствовавшие, что в этот раз они явно переборщили, поспешили ула­дить это дело, и узников вскоре освободили. Во всех городах и весях, через которые они возвращались домой, их встречали праздничные демонстра­ции, организованные местными филиалами лиги Хьюма-Ротери.

В 1879 г. коммерсант Вильям Тебб (1830-1917) начал издавать быстро приобретший большую популярность журнал, название которого можно условно перевести как «Вопрошающий о прививках» (Vaccination Inquirer). Первым редактором стал книготорговец Вильям Байт, а после его смерти в 1885 г. этот пост занял Альфред Милнзи (все - квакеры). В1880 г. неуто­мимый Тебб, за два года до того посетивший США и создавший там анти­прививочную лигу, основал Лондонское общество за отмену обязатель­ных прививок (London Society for the Abolition of Compulsory Vaccination). Если лига Гиббса вела в основном работу в провинции, то созданное Теб-бом общество сконцентрировалось на лоббировании отмены закона 1867 г. в парламенте. В 1896 г. Лондонское общество и его филиалы слились в Национальную антипрививочную лигу (National Anti-Vaccination League)[78].

В течение всего периода, когда на скорую руку пеклись новые законы, унич­тожавшие конкуренцию прививкам и делавшие их обязательными, на ра­дость медицинскому сословию, натуральная оспа, хотя и не исчезая никогда полностью с Британских островов, все же, казалось, дала небольшую пере­дышку, так что могло возникнуть впечатление о некоторой пользе прививок. Жестокое разочарование постигло как англичан, так и других европейцев в самом начале 1870-х годов. Страшная, невиданная доселе эпидемия натураль­ной оспы, случившаяся на фоне почти тотально привитого британского насе­ления, полностью развеяла прививочные иллюзии. Насчитывая свыше 200 тыс. заболевших, из которых 42 тыс. скончались, по своим размерам она пре­взошла тяжелейшие «допрививочные» общенациональные эпидемии. После этого очень медленно (разумеется, вакцинаторы объявили, что эпидемия была следствием того, что прививок было мало, и в ближайшие несколько лет, воспользовавшись общественной инертностью, добились еще большего увеличения количества привитых), но верно прививочный бизнес на нату­ральной оспе покатился под откос. Доверие публики к прививкам против натуральной оспы было подорвано окончательно, хотя до победы в борьбе за право свободного выбора было еще очень далеко. Медицинский истеблиш­мент и его лоббисты в парламенте делали все возможное для сохранения прививочных законов или, точнее будет сказать, прививочного беззакония. Вот лишь один, но характерный пример. В1880 г. в правительстве возникла вполне безобидная и финансово выгодная для государства идея о возможных послаблениях непокорным родителям, не желавшим прививать своих детей. Предполагалось заменить многоразовые штрафы (которые часто все равно не платились) и заключение в тюрьму одним довольно крупным одноразовым штрафом. Против этого яростно восстала почти вся «прогрессивная медицин­ская общественность» Англии. На борьбу с таким зловредным предложени­ем, позволявшим откупиться и выскочить из прививочного капкана, выступи­ли лучшие медицинские силы, и к министру здравоохранения отправилась делегация, в которую входили президент Королевского общества (инициа­тор организованного протеста), президент Королевской коллегии врачей, президент Королевской коллегии хирургов, президент Главного медицинс­кого совета. В адресе, отправленном позднее Королевскому обществу, его президент заявил, что «отмена повторных наказаний за неповиновение зако­ну посягает... на возможность применять научные принципы»[79].

Сейчас нам трудно даже вообразить, какого ожесточения и абсурднос­ти достигала борьба за обязательность прививок[80].

В то время как публи­ка требовала принять законы против насильственных прививок, убивав­ших, калечивших и заражавших детей, доктора обращались в парламент с предложениями считать родителей, чьи непривитые дети умерли от на­туральной оспы, виновными в непредумышленном убийстве[81].

Хотя во второй половине XIX в. началось постепенное стабильное сниже­ние заболеваемости практически всеми инфекционными недугами, терзав­шими человечество с ХУЛ в., лишь оспа - единственная болезнь, против кото­рой было изобретено «истинное спасительное средство», никак не унима­лась[82].

Требовались козлы отпущения, и они легко находились в лице против­ников обязательных прививок. Традиционно никто не вызывал у вакцинаторов большей ненависти, нежели те, кто сопротивлялся навязываемым при­вивкам, причем очень часто будучи даже не против последних как медицин­ской процедуры, а лишь против прививочного насилия. Противников приви­вок называли маньяками, крикливыми фанатиками, невежественными подстрекателями, врагами человечества и пр. в том же духе.

Похожих эпитетов заслуживали, кстати, и «просто» непривитые, даже не думавшие вме­шиваться в прививочные дебаты: «мешки с порохом», «канализационные сто­ки», «склады горючих материалов», «рассадники заразы», «бешеные собаки». Остановить историю, однако, вакцинаторам не удалось. Антиирививоч-ное движение набирало силу. В ряде городов и населенных пунктов про­тивникам прививок удалось добиться большинства в попечительских сове­тах и заблокировать применение карательных мер против не подчиняв­шихся закону.

Флагманом борьбы стал промышленный город Лейстер, в котором в ответ на арест и заключение в тюрьму горожанина, отказавше­гося делать своим детям прививки и платить штраф[83], в 1869 г. была созда­на Лейстерская антипрививочная лига.

В эпидемию 1871-1872 гг., будучи одним из самых привитых английских городов, Лейстер потерял 358 чело­век (при трёх тысячах заболевших), после чего жителями было решено, в нарушение драконовского закона, вообще отказаться от политики массо­вых прививок в пользу санитарного контроля и ранней изоляции заболев­ших (с тех пор словно, по мановению волшебной папочки, в городе, раз и навсегда, прекратились эпидемии оспы).

Собственно, лейстерский опыт не был откровением. В 1785 г., за 11 лет до дженнеровского эксперимента на Фиппсе и почти за 100 лет до лейстерских нововведений, известный анг­лийский врач, инокулятор Джон Хейгарт (1740-1827) из Честера писал в своих «Правилах предотвращения натуральной оспы»:

1) Не позволять никому, кто не страдает или не страдал ранее натуральной оспой, входить в дом инфицированного...

2) Не позволять ни одному больному, после по­явления у него пузырьков, выходить на улицу или в иное место скопления людей. Обеспечить постоянный приток свежего воздуха через окна и две­ри в комнату заболевшего.

3) Уделять самое тщательное внимание чисто­те. Люди и животные, а также одежда, мебель, деньги, лекарства или иные предметы, подозрительные на зараженность, должны быть удалены из дома и вымыты, и должны посте того находиться еще достаточное время на свежем воздухе...»[84].

Все эти меры были известны, но в свое время на них не обратили внимания, а с появлением прививок и вовсе забыли. Ближе ко времени описываемых событий эту идею вновь выдвинул сэр Джеймс Симпсон (1811-1870), оставивший свой след в медицине введением в практику хлороформа. В статье, опубликованной в «Медикл тайме энд га­зет» (1868 г.), он заявил о возможности искоренения натуральной оспы, скарлатины и кори путем ранней изоляции заболевших. Жители Лейстера подняли на щит гигиену с санитарией вместо прививок, и не ошиблись[85].

В историю Л ейстер вошел еще и самой массовой демонстрацией против обя­зательных прививок, состоявшейся 23 марта 1885 г., в которой приняли участие от 80 до 100 тыс. человек. Демонстрация была организована Наци­ональной лигой против обязательных прививок в ответ на продолжавшие­ся преследования родителей, которые отказывались прививать детей (в 1885 г. наказания в Лейстере ожидали 3 тыс. человек!). Завершилась она сожжением портрета Дженнера и экземпляра предписания относительно обязательного прививания[86].

Всего по Британии демонстрации против прививочного насилия прокатились по 135 городам и населенным пунктам, при этом в 1876 г. они прошли в 58 городах[87].

Делая здесь лишь небольшой шаг в сторону прививочных проблем более близких моему читателю в России, о которых, как и о многом другом, речь пойдет в моей следующей книге, отмечу, что в 1870-х годах в Российской империи также встал на повестку дня вопрос относительно обязательнос­ти прививок (инокуляции были отменены еще в 1805 г.). Однако Россия тогда была в несколько ином положении по сравнению с западными страна­ми, что было связано с ее поздним социально-экономическим развитием в ХК в. Процесс консолидации медицинской профессии начался лишь в конце 1870-х - начале 1880-х годов, а полностью завершился лишь в начале XX в. Врачами традиционно становились разночинцы, больше искавшие служе­ния народу и меньше своему карману, чем это было в развитых западных странах. Кроме того, врачи Российской империи не имели своих сильных и влиятельных на всех уровнях объединений, связанных совместными инте­ресами с социальной элитой общества, какими были, скажем, Королевская коллегия хирургов и Королевская коллегия врачей в Британии. Все это объясняло, почему в Российской империи вопрос прививок никогда не при­обретал той остроты, что была характерна для западноевропейских стран.

На волне общественных дискуссий о том, нужны ли обязательные при­вивки, в 1873 г. появилась работа известного в истории российской меди­цины педиатра Владимира Рейтца (1838-1904), бывшего в ту пору глав­врачом Елизаветинской детской больницы в Санкт-Петербурге, под на­званием «Критический взгляд на оспопрививание». Д-р Рейтц на основа­нии как личного опыта, так и опыта многих других не только отверг ка­кую-либо пользу прививок коровьей оспы, но и, сверх того, указал на то, что они неминуемо ведут к повышенной заболеваемости и смертности детей[88].

В следующем году на сочинение Рейтца отреагировал адвокат прививок д-р Джордж Каррик (1840-1908), выпустивший брошюру «Полезно ли оспопрививание».

С вопросом введения обязательного оспопрививания было поручено раз­бираться Медицинскому совету при Министерстве внутренних дел. Изу­чив статистику и доводы сторон по спорному вопросу, назначенный экс­пертом д-р В. Снигирев (1830-?) в 1875 г. подал в совет записку, содержа­ние которой лишь с очень большим трудом могло быть признано благопри­ятным для прививок. Снигирев обратил внимание на то, что при продолжа­ющихся свыше трех четвертей века прививках до сих пор нет никакой ясности с тем, как часто и какой «лимфой» (вакциной) следует делать при­вивки, так как каждая новая эпидемия заставляет сторонников прививок в очередной раз менять свою точку зрения[89].

Решение вопроса о том, быть или не быть обязательному оспопрививанию, подчеркнул д-р Снигирев, следует отложить до того времени, когда будет получена надежная стати­стика, которой пока что не существует. Он был достаточно ироничен в отношении обещанных чудес спасения от оспы с помощью прививок коро­вьей оспы:

«Вечно юный и вечно неразрешенный вопрос снова встал, когда оспенные эпидемии обратили на него внимание общества. Доверие обще­ства к предохранительной силе оспопрививания явилось в некоторой сте­пени поколебленным, когда оно увидело, что оспенные эпидемии не толь­ко не прекращаются, но, напротив, делаются чаще и напряженнее, что они уносят как предохраненных прививанием, так и непредохраненных; когда оно, изумленное и до некоторой степени обманутое в своих надеждах, об­ращаясь к врачам, слышало от них одно: что мера эта требует повторения, чтобы быть действительною, повторения чуть ли не бесконечного: нужна вакцинация, ревакцинация, повторная ревакцинация и, наконец, необходи­мо прививать предохранительную оспу при появлении каждой оспенной эпидемии... Жадно прислушиваясь к голосу жрецов оспопрививания, обще­ство слышало равно: вне эпидемии они твердили о полном уничтожении предохранительным прививанием на определенный срок восприимчивос­ти в организме к оспенной заразе, а едва начинала угрожать эпидемия, как они забывали об уничтожении восприимчивости и говорили, что нужно повторять прививание…»[90].

Снигиреву вторил известный российский патологоанатом проф. М. Руднев (1837 - 1878), написавший в своей записке в Медицинский со­вет: «Всякая санитарная мера только тогда может быть сделана обяза­тельною, когда она удовлетворяет двум существенным требованиям: 1) если применение этой меры верно ведет к цели; 2) если оно не сопря­жено ни с какими вредными последствиями... Опыт и долговременные наблюдения показывают, что обязательное оспопрививание ни в каком случае не может удовлетворять ни тому, ни другому требованию»[91].

В 1884 г. вышли «Записка об оспопрививании» петрашевца доктора Дмит­рия Ахшарумова (1823-1910) и «Мнимая польза и действительный вред оспопрививания» доктора Льва Бразоля (1854-1927), позднее ставше­го ведущим российским гомеопатом и представителем российской го­меопатии на международной арене. Им же годом позднее была опубли­кована работа «Дженнеризм и пастеризм. Критический очерк научных и эмпирических оснований оспопрививания», а в 1901 г. к теме бесполезности и вреда прививок опять вернулся Ахшарумов, выпустив книгу «Оспопрививание как санитарная мера». Вероятно, это была последняя крупная публикация такого рода до 1917 г. Хотя в некоторых земствах прививки пытались навязывать населению, и, кроме того, они были обя­зательными для служащих железнодорожного транспорта, рекрутов и гимназистов, до самого переворота 1917 г. закона, требующего массо­вого оспопрививания, в Российской империи принято так и не было, а потому многие из тех, кто имел мнение о прививках, отличное от мне­ния медицинского истеблишмента[92], просто не считали необходимым вести бесконечную полемику.

Успешной была борьба противников прививок в конце XIX - начале XX в. и в США, где к 1905 г. лишь 11 штатов имели законы об обязательных детских прививках, и при этом ни один на самом деле не пытался их действительно навязать[93].

Однако в том году произошло воистину ро­ковое событие, имевшее далеко идущие последствия, - по делу о праве на отказ от оспенных прививок «Джекобсон против штата Массачусетс» Верховный суд США вынес вердикт в пользу штата и соответственно обязательных прививок, опершись в своем решении на такой сомнитель­ный аргумент, как мнение медицинского большинства.

Это скороспе­лое и непродуманное решение стало замечательным подарком всем, имевшим отношение к прививочному заработку, и послужило преце­дентом в ходе последующего превращения прививок в обязательную процедуру во всех штатах, хотя до реального насилия в отношении сво­бодных граждан в любой период американской истории дело доходило очень редко[94].

Здесь уместно будет напомнить, что в то же самое время не везде еще в США отказались от такого метода универсального лечения всех болез­ней, как кровопускания, а в середине XIX в. (до широкого распространения еретического гомеопатического свободомыслия, не только отвергавше­го какую-либо пользу кровопусканий, но и клеймившего их как процеду­ру, прямо вредную здоровью) их в качестве «высокоэффективного мето­да» поддерживало не просто большинство, а подавляющее большинство американских врачей, в том числе и университетских профессоров. По логике Верховного суда, если бы тогда в каком-нибудь штате был принят закон об обязательном кровопускании как методе профилактики инфек­ционных заболеваний, то «мнение медицинского большинства» должно было безусловно перевесить право гражданина на выбор иного метода спасения своей бренной плоти или даже вообще отказа от лечения[95].

Кстати, не везде в мире борьба с прививками шла исключительно мир­ным путем. Попытка навязать обязательные прививки в Рио-де-Жанейро в 1904 г. привела к массовым беспорядкам и человеческим жертвам, пос­ле чего власти сочли за лучшее незамедлительно отменить закон[96].

Вернемся на родину вакцинаций. В 1880-х годах на фоне продолжавшейся и все более ожесточавшейся борьбы противники прививок (или их обязательности) получили неожиданную и весьма ощутимую поддер­жку со стороны «предателей врачебного сословия» - профессора анато­мии Кембриджского университета Чарльза Крейтона[97] (1847-1927) и профессора сравнительной патологии и бактериологии Королевского колледжа в Лондоне Эдгара Крукшенка (1858-1928).

Две книги Крей­тона[98] и особенно его статья о прививках в девятом издании «Британс­кой энциклопедии»[99] (1888) произвели эффект разорвавшейся бомбы. Крейтон не только отверг какую-либо пользу прививок коровьей оспы, но и связал их с сифилисом, да ещё открыто объявил Дженнера, главно­го гуру вакцинаторов, алчным мошенником и шарлатаном.

Крукшенк в своем труде «История и патология прививок» (1889), не давая, подобно Крейтону, чересчур эмоциональных оценок, на основании большого ис­торического материала также отверг какую-либо пользу от прививок как коровьей оспы, так и лошадиного мокреца. Такое развитие событий уже серьезно меняло ситуацию. До тех пор пока протестовали «невеж­ды», «болваны» и «крикливые фанатики», их можно было игнорировать. Появление книг известных профессоров и особенно статьи в «Британс­кой энциклопедии», писать для которой приглашались исключительно специалисты в своих областях, ознаменовало собой принципиально но­вый этап в прививочном споре.

Вряд ли могло сильно обрадовать вакцинаторов и появление на стороне противников прививок знаменитого ученого-естествоиспытателя Альф­реда Рассела Уоллеса (1823-1913), создавшего вместе с Дарвином теорию естественного отбора[100], а также не нуждающихся в представлении читателям драматурга Джорджа Бернарда Шоу[101] (1856-1950) и филосо­фа и социолога Герберта Спенсера (1820-1903).

В 1882 г. представитель бунтовавшего Лейстера в парламенте П. Тейлор (1810 -1892), почетный президент Лондонского Общества за отмену обяза­тельных прививок, с подачи ВильямаТеббавнес частный законопроект, при­зывавший к полной отмене закона 1867 г. Законопроект был отозван после первого чтения, но свою роль он сыграл - было привлечено внимание прессы и независимых парламентариев. В июне 1883 г. Тейлор повторил попытку. Законопроект был провален, но тактической цели добиться удалось и на этот раз: парламентские дебатыТейлор использовал, чтобы заклеймить алчность и неразборчивость медицинской профессии и ее показательное пренебрежение методами санитарии и гигиены в угоду прививочным доходам[102].

В 1885 г. Тейлора сменил Джеймс Пиктон. В 1888 г. он потребовал парламентского расследования по фактам оголтелого преследования антипрививочного ина­комыслия в городе, и в том же году депутат от Манчестера Джекоб Брайт внес законопроект, требующий полной отмены закона 1867 г. И вновь зако­нопроект был провален.

Поняв, что парламентское большинство будет продолжать блокиро­вать попытки отменить закон, противники прививок сменили тактику. К концу 1880-х годов они располагали 111-ю общественными объедине­ниями, поддержкой таких величин, как Крейтон и Крукшенк, а также детальной статистикой, полностью опровергавшей выводы вакцинато-ров о спасительной роли прививок. Статистические отчеты были подго­товлены Александром Вилером (1841-1909), «статистическим дирек­тором» Лондонского общества за отмену обязательных прививок. 5 апреля 1889 г. Пиктон потребовал от министра внутренних дел назна­чить Королевскую комиссию. Требование было удовлетворено. Вакцинаторы встретили это известие с нескрываемым озлоблением, самым мягким проявлением которого было заявление «Ланцета», что изуче­ние вопроса о необходимости прививок против оспы так же необходи­мо, как и изучение вопроса о необходимости существования спасатель­ных лодок или пожарных. Одна мысль о том, что надо еще исследовать то, что девяносто лет назад уже было «научно исследовано» ими, каза­лась апологетам тотального прививания возмутительной ересью. В мае того же года королева утвердила состав комиссии. Возглавил ее быв­ший главный судья лорд Гершель.

На этот раз, в отличие от вопиюще убогой парламентской комиссии 1802 г. с бравым адмиралом Беркли во главе, созданной ради возвеличе­ния Дженнера и его бизнеса, к созданию комиссии отнеслись с большей серьезностью, хотя, разумеется, правительство позаботилось о том, что­бы несомненное большинство принадлежало к «правильному» лагерю. Из тринадцати членов комиссии девять (пять медиков и четыре юриста) за­нимали выраженную пропрививочную позицию, трое (включая Пиктона) - такую же антипрививочную, и один считался «неприсоединившимся». Комиссия работала семь лет, проведя 130 заседаний и заслушав 187 свиде­телей. Несмотря на то, что ни у кого не было сомнений в том, что привив­ки останутся священной коровой и, как бы ни повернулось дело, будут оправданы и всячески поддержаны, оппозиция максимально использовала полученную трибуну для достижения своих целей. Противники прививок были во всеоружии, и уже первые заседания показали, что легкой и прият­ной работа для консервативных членов комиссии не будет.

Первым свидетелем был Джон Саймон, бывший Главный санитарный врач, считав­шийся ведущим прививочным экспертом. Допрашивая его, Джеймс Пик-тон и его единомышленник д-р Уильям Коллинз показали совершенную путаницу и неразбериху, царившую в голове как самого Саймона, так и в головах других вакцинаторов. Стало очевидно, что не существует ни точной статистики, якобы свидетельствующей об успехе прививок (нали­чие которой постоянно подчеркивали их адвокаты), ни учета количества постпрививочных осложнений, ни сведений о характере и составе приме­няемых прививочных лимф, не говоря уже об их унификации, ни мини­мального представления о том, сколько требуется прививок, чтобы полу­чивший их считался защищенным, ни даже того, какие именно образова­ния на коже и в каком количестве должны считаться свидетельствующи­ми об успешности прививок.

Следующей жертвой Пиктона и Коллинза пал Уильям Огл, начальник отдела статистики при Службе регистрации актов гражданского состо­яния. Пиктон легко доказал, что никаких серьезных свидетельств в пользу того, что прививки снизили смертность от натуральной оспы, вакцинаторы представить не в состоянии. Само собой, Тебб не забывал публиковать «вести с полей» в своей газете, публика ему внимала, и стало ясно, что дело принимает нежелательный оборот. Большинству во главе с лордом Гершелем приходилось прибегать к не очень краси­вым мерам, чтобы не допустить новых разоблачений. Так, не был при­глашен профессор гигиены и санитарной статистики Бернского универ­ситета Адольф Фогт (1823-1907), бывший в то время, вероятно, круп­нейшим европейским экспертом в вопросе заболеваемости натураль­ной оспой, который выразил готовность прибыть в Лондон и дать свиде­тельские показания. Комиссия лишь присоединила его отчет, без всяко­го анализа, к остальным материалам. Не была изучена динамика инфек­ционной заболеваемости в XIX в. - комиссия сосредоточилась, да и то не в должной степени, на одной лишь оспе.

А между тем, как показал проф. Карло Руата из университета Перуджи (Италия), в первой трети XIX в. в Лондоне происходило снижение заболева­емости всеми инфекционными недугами, причем оспой, от которой дела­лись прививки, медлен нее всего. Руата указал, что снижение заболеваемости должно было быть приписано улучшению водоснабжения, созданию скве­ров и парков, резкому уменьшению скученности проживания благодаря ак­тивному строительству на окраинах города, улучшению качества дорог и соответственно доставке населению доброкачественных, свежих продук­тов, в том числе овощей, строительству новых кладбищ исключительно за пределами городской черты и постепенному закрытию старых в самом го­роде и пр.[103]

Комиссия же, просто взяв заболеваемость в отрыве от всего этого и увидев, что «в начале века оспы было больше до прививок - стало меньше после прививок», сделала в «Отчете большинства» (см. далее) вы­вод о том, что прививки снижают заболеваемость натуральной оспой.

Комиссия, что должно быть поставлено ей в заслугу, охотно или не очень, но посвятила 1890 год изучению лейстерского опыта и вниматель­но отнеслась к доводам главы лейстерской оппозиции, члена городского попечительского совета, инженера-сантехника Дж. Т. Биггса, непримири­мого врага прививочного принуждения (за отказ делать детям прививки и уплатить наложенный на него судом штраф судебными исполнителями были проданы вещи из его дома). Биггс представил Королевской комис­сии материалы, позднее включенные в ее четвертый отчет, где в 56 таб­лицах и на 13 диаграммах продемонстрировал полную неэффективность прививок для предотвращения натуральной оспы. Кроме того, он показал, что в период отказа от прививок снизилась заболеваемость и другими инфекционными болезнями до уровня, которого Лейстер не знал за всю свою историю. Из таблиц следовало, что максимальная детская смерт­ность в Лейстере выпадала на годы максимального охвата прививками (1868 -1872). При этом детская смертность, по статистике Биггса, неук­лонно снижалась в городе с 1852 по I860 г., когда значительно улучши­лось санитарно-гигиеническое состояние; расти она начала лишь с введе­нием обязательных прививок. Биггс также выступил перед комиссией, ответив на заданные ему вопросы. Не разделив в своем большинстве мнение о неэффективности и вредоносности прививок, комиссия тем не менее приняла за вариант возможной государственной политики контроля натуральной оспы именно лейстерский метод, предусматривавший отказ от массовых прививок как средства профилактики, раннее извеще­ние о заболевании и скорейшую изоляцию заболевшего, а также актив­ную дезинфекцию его вещей и жилища.

Поиск по сайту: