Глава VII. Заработная плата в статическом состоянии общества - специфический продукт труда

Ценность блага может быть названа "естественной", если последнее явилось результатам действия природных импульсов людей. Существуют импульсы, которые заставляют людей делать кое-что, помимо конкуренции друг с другом в делах; но конкуренция является деятельностью, заставляющей цены быть естественными в обычном смысле этого слова. Процесс этот, в сущности, представляет соревнование в обслуживании публики. Купец, который продает дешевле своего конкурента, фактически предлагает обществу за данное вознаграждение большую выгоду, чем его соперник. Мотивом является, разумеется, личный интерес; и действие, им вызываемое, состоит в самопроизвольном и всеобщем стремлении получить богатство. Одним из результатов этого является, однако, то, что публике обеспечивается максимум реальных услуг, который способен дать человек при наличных возможностях; а другим - кон­троль над ценностями благ.

Естественная цена - это цена конкурентная. Она может быть реализована только там, где конкуренция оперирует с идеальным совершенством, - а этого не бывает нигде. Однако цены приближаются к этим условиям там, где они не регулируются правительством и не искажаются монополией. Если бы какой-нибудь товар производился в общественном предприятии и продавался по цене, самопроизвольно устанавливаемой государством в целях получения дохода или достижения какой-либо внешней цели, то подобный способ регулирования цены был бы противоположен естественному. Если бы была организована или создана при поддержке государством частная монополия, то цена, назначенная ею на свои изделия, также отклонялась бы от естественного стандарта. И в самом деле, черты монополии всегда можно обнаружить в тех отраслях производства, в которые труд и капитал стремятся передвинуться, но не могут сделать это абсолютно свободно. Совершенной подвижности агентов производства вообще не существует, и цены, поэтому, всегда в большей или меньшей степени отклоняются от норм, которые поддерживало бы беспрепятственное действие импульса конкуренции в людях.

Как мы показали выше, термины "естественный" и "нормальный", употребляемые в экономической литературе, являются синонимами для "статического". Предположение, согласно которому всякое динамическое движение и всякие трения устраняются, означает, что пены сохраняются на нормальном уровне. Мы увидим, что этот факт находится в гармонии с тем, что мы только что сказали, - именно, что естественные ценности являются конкурентными ценностями; ибо, если мы прекратим всякое динамическое движение, а также всякие трения, то мы создадим возможность совершенного действия конкуренции. Стандарты цены, фигурировавшие в старых экономических исследованиях, получались без какого-либо сознательного сведения общества к статическим условиям, ибо, как мы отметили, идея отделения динамических функций общества от статических не приходила в голову этим писателям. Их естественные цены получались в результате наблюдения тенденции реальных рынков устанавливать определенные цены; и такими стандартными ценами они считали те цены, которые приблизительно возмещают предпринимателям расходы, понесенные ими при производстве товаров. Исследование естественной, или статической цены, произведенное экономистами-классиками, носило элементарный и предварительный характер, и результатом его явилась не столько неверная, сколько несовершенная теория.

Цены издержек, разумеется, являются ценами, не заключающими в себе прибыли. Они позволяют возместить плату за труд и процент на капитал, которые были использованы в производстве того или иного предмета; но они не дают чистого излишка предпринимателю как таковому. Ввиду того, что динамические изменения заставляют цены того или другого блага давать подобную прибыль, они придают ценам неестественный характер в том смысле, что эти цены не совпадают с чисто конкурентными ценами или ценами издержек производства. Сами динамические изменения, однако, являются естественными в ином, более широком смысле. Сама природа постоянно нарушает режим естественных цен, но конкуренция пытается восстановить его. В данный момент многие товары не продаются по ценам издержек, но в отношении всех их действуют силы, которые привели бы их к уровню цен издержек, если бы не встречали противодействия. В идеале в данный момент существует естественная цена на все; и если бы мы могли устранить трения и моменты, нарушающие эти идеальные условия, то реальные цены достигли бы этого идеального уровня и остались бы на нем. Когда мы будем изучать экономическую динамику, мы спросим, насколько действительная цена может отклоняться от подобной теоретической цены, без привхождения какой-либо действительно ненормальной силы. В динамике необходимо изучать отклонения от стандартов, и, в более широком смысле слова, можно говорить о естественном отклонении. Теперь, однако, мы изучаем исключительно стандарты, исходя из которых, должны вычисляться отклонения, и, называя эти стандарты естественными, мы следуем за экономистами-классиками. Естественные, нормальные, или статические цены, - это цены издержек производства или бесприбыльные цены, дающие равный доход, ибо благодаря им доходы различных отраслей промышленности на единицу труда и на единицу капитала одинаковы. Они позволяют владельцам сталелитейных заводов, например, платить за труд данной квалификации столько же, сколько платят заводчики-вагоностроители; и они позволяют этим двум классам предпринимателей платить одинаковые ставки процента на капитал. Естественные цены, или цены издержек производства, уничтожают всякий избыточный доход, каким могла бы пользоваться та или иная производственная группа.

Подобные цены существовали бы в действительной жизни, если бы труд и капитал обладали абсолютной подвижностью. Если бы люди в одной отрасли производства могли моментально бросить ее и перейти в другую, то последняя не могла бы оказаться благоприятствуемой в отношении размера своих доходов. Если бы мы могли в данный момент устранить все, что мешает фабриканту стали стать вагоностроителем, то мы лишили бы одну группу всякой возможности оплачиваться в целом лучше другой. Статические цены могли бы быть реализованы в любой момент, если бы только нам удалось уничтожить экономические трения. Их можно было бы реализовать и иным путем, если бы можно было прекратить динамические изменения, а трения продолжали бы существовать. Пусть впредь не будет происходить улучшения в методах производства, и население, богатство и т. д. остаются навсегда неизменными. В таком случае нет оснований для того, чтобы на следующий год стандартный уровень цен вообще отличался от господствующего теперь уровня. Существующие цены в настоящее время не находятся на стандартных уровнях; но они тяготеют к ним под влиянием конкуренции. Труд и капитал стремятся передвигаться в пункты с максимальными ставками вознаграждения, но этому движению препятствует трение. По окончании динамических изменений эти трения медленно преодолеваются. Несмотря на это, такие переходы рабочей силы и капитала все же происходят. Остановить динамические изменения и выжидать, пока произойдут эти переходы, означает медленно провести промышленное общество в состояние, которое стремится ему придать действие одних лишь статических сил. Отныне состояние это останется неизменным. Раз общество достигло этой формы, оно сохранит ее навсегда. Каждая единица труда, каждая единица капитала навеки останутся в той группе, где они находятся, и цены останутся неизменными.

Здесь, таким образом, мы имеем два способа понимания режима статических - или в рикардовском смысле естественных - ценностей. При наличии динамических изменений и отсутствии трений стандарты цен изменяются ежедневно, но действительные продажные цены совпадают с ними: мы имеем бесконечный ряд различных действительных цен, но между ценами, определяемыми рынком, и ценами, требуемыми теорией, никогда не наблюдается какой-либо разницы. При отсутствии динамических изменений и продолжении трений статический стандарт, или стандарт издержек, становится неизменным; но для того, чтобы действительные ценности, которые вначале отличаются от стандартных, совпали с последними, требуется некоторое время. В конце концов, они совпа­дают со стандартными ценностями и в дальнейшем остаются неизменными.

Лучше всего предположить, что прекратились как динамические изменения, так и трения, которые всегда препятствуют конкуренции. При этом предположении труд и капитал могут мгновенно перейти в пункты, обеспечивающие большие доходы; и эти движения сразу приводят цены к уровню, который теперь является их статическим уровнем. Поскольку отныне никаких изменений, затрагивающих этот уровень, не происходит, цены - как реальные, так и нормальные - после этого должны оставаться неизменными. Никаких отклонений действительных цен от абсолютно конкурентных; никаких изменений в самих идеальных ценах конкуренции; никаких изменений в условиях ценообразования - вот концепция, создающая абсолютно статические условия. Налицо подвижность труда и капитала, но нет движения. Здесь мы можем изучать статические цены в их чистом и простом виде.

Хорошо также посмотреть, можно ли установить аналогичным образом теоретически естественный уровень заработной платы. Нельзя ли при рассмотрении сделок между предпринимателями и работниками увидеть в них нечто, заставляющее заработную плату колебаться вокруг стандарта, более или менее родственного естественным ценам товаров? Мы тотчас же откроем, что существует сходство между тем, что экономисты-классики называли рыночной ценой благ и рыночным уровнем заработной платы. Перестанем на момент смотреть на стандарты оплаты, вокруг которых через длинные промежутки времени колеблется заработная плата, и посмотрим, как устанавливается уровень на один короткий период Мы обнаружим, что она устанавливается способом, похожим на тот, которым определяются непосредственные продажные цены товаров. Ниже мы обнаружим, что и в том, и в другом случае рыночные уровни колеблются вокруг постоянных стандартов.

Воспользуемся коммерческими терминами и будем говорить о рынке труда. Обратим внимание на то, что называется действием спроса и предложения, и скажем, что они некоторым образом назначают цену людям, подобно тому, как это происходит с товарами. Можно многое возразить против применимости этих терминов в данной связи; но мы не очень сильно рискуем получить неправильный результат, пользуясь этой терминологией в предварительном исследовании. На деле мы сможем этим путем установить нормальный уровень оплаты труда вообще, которая будет обладать извест­ным родством с естественным стандартом цены, с которым мы уже давно знакомы.

"Продукт труда, - говорил Адам Смит, - образует естественное вознаграждение или плату за труд. В том первоначальном состоянии, вещей, которое предшествует как присвоению земли, так и накоплению капитала, весь продукт труда принадлежит работнику. Ему не приходится делиться ни с лендлордом, ни с хозяином". Кроме этого, он утверждает, что современное производство внесло изменения в это естественное положение, что заработная плата вы­плачивается из капитала предпринимателей и не состоит из продукта самого труда. С точки зрения Адама Смита, именно наличие лендлорда и хозяина произвело эту радикальную перемену.

Мы же выставили положение, что как в современной, так и в первобытной жизни равенство между заработной платой и продуктом труда в общем и приблизительном виде сохраняется, и что этот продукт служит стандартом, вокруг которого заработная плата колеблется на протяжении коротких периодов. Ясно, разумеется, что весь продукт промышленности не поступает работнику. Если мы имеем в виду весь совместный продукт труда и капитала, то люди, которые доставляют землю, станки, здания, материалы и т. д., получают долю в этом продукте. Если то, что мы подразумеваем, является той частью этого целого, которую можно приписать самому труду, то не только возможно, чтобы работник получал ее целиком, но, несомненно, он и получал бы ее всю, если бы конкуренция могла в совершенстве выполнять свою функцию, то есть если бы осуществлялись статические стандарты заработной платы. Более того, именно наличие предпринимателя помогает обнаружить, что собственно является продуктом труда, и деятельность предпринимателей позволяет работникам получать оплату, приближающуюся по размерам к этому продукту.

Если мы захотим точно определить, что происходит в элементарных формах производства, то мы не скажем, что "весь продукт труда поступает к работнику", но скажем, что весь продукт промышленности поступает к независимому человеку, который является одновременно и работником, и владельцем капитала. Нигде реальная экономика не бывает столь примитивна, чтобы не пользоваться абсолютно никаким капиталом; а там, где вообще имеется то или иное количество капитала, часть продукта промышленности обязана своим существованием его наличию. В первоначальных условиях почти невозможно для человека сказать, какое количество его продукта обязано своим происхождением только труду. Различие между всем продуктом труда и всем продуктом промышленности, однако, имеет решающее значение, ибо промышленность предполагает сотрудничество труда и капитала.

Пусть человек удит с лодки с помощью самой простой нитки и крючка, какие он может сделать. Рыба, которую он вытащит на берег, является продуктом труда и капитала. Ее обеспечили его труд и помощь орудий производства. Какая часть добычи обязана своим появлением человеку и какая - лодке и удочке? Человек никогда в жизни не сможет этого сказать. Может ли он разложить рыбу на две кучки и сказать: "Этой кучкой я обязан лишь моим усилиям, а этой - моим орудиям?" Каждая отдельная рыба является объединенным продуктом - даже каждый плавник или чешуя рыбы является таковым; а трудность заключается в том, что невозможно разделить каждый из них на элементы, обязанные своим происхождением тому или другому фактору производства. Продукт капитала безраздельно слит с продуктом труда независимого производителя. Вместо того чтобы дать возможность легко отличить оплату труда от других видов дохода и выявить ее как продукт труда, та примитивная экономика, которая фактически существует, как раз лишает возможности выяснить, что является продуктом самого труда.

Иллюстрация, которой пользуется Адам Смит, правда, избегает этой трудности, но путем предположения, что в этом случае капитала не имеется и что поэтому все, что вообще произведено, создано трудом. Условия, о которых идет речь, предшествовали накоплению капитала. Если человек действительно выполняет работу без капитала, равно как и без хозяина, его заработная плата будет заключаться в том, что он создает. Физический, а не общественный закон будет определять его оплату. Он будет в буквальном смысле слова выкапывать свою заработную плату из земли, выуживать ее из моря, преследовать и ловить ее на охоте, в лесу и т. п. Ему не придется делиться ею с каким-нибудь партнером по отрасли. В промышленной системе существуют пункты, в которых мы имеем приближение к этим условиям, хотя они и не вполне достигаются; и Генри Джордж выдвинул интересную теорию, согласно которой доходы людей, находящихся в этих условиях, определяют стандарт общей заработной платы. Поселенец на новой земле может, например, обрабатывать землю, за которую нельзя получить ренты, не пользуясь никакими приспособлениями более совершенными, чем заступ или мотыга. Он может жить в шалаше и располагать собственностью на сумму всего лишь в несколько долларов. Пока существует подобное положение вещей, у человека нет настолько значительного капитала, чтобы наличие его осложняло проблему заработной платы; а для целей примера ему не позволяется стать собственником земли. Если он является собственником своей фермы, как владелец гомстэда в Соединенных Штатах, то возникает осложнение, которое не позволяет с полным правом утверждать, что весь его доход исчерпывается заработной платой.

Г. Джордж был прав, говоря, что пока земля имеется в таком изобилии, что ее можно получить бесплатно, человек, который согласен работать на фабрике, может просить и получать от своего предпринимателя оплату, способную компенсировать ему потери, связанные с отказом от фермы. В период, когда широкая полоса страны находилась еще в процессе заселения и сельское хозяйство было господствующей отраслью производства, стандарт всякой заработной платы несомненно определялся доходами, получаемыми на свободных фермах, людьми, которые не только работали на них, но и были их собственниками. Эти доходы, однако, носят сложный характер. Они отнюдь не являются продуктом одного лишь труда. Собственность на землю дает поселенцу гомстэда дополнительный крупный доход, помимо дохода, создаваемого его трудом как таковым. Это положение носит переходный ненормальный характер, ибо люди на фабриках получают оплату, которая по общим правилам соответствует доходам людей, получающих заработную плату и дополнительный доход. Доходы людей, которым правительство дало гомстэда, состоят не только из доходов от урожая, но главным образом из дохода в форме приращения ценности, из года в год присоединяющегося к самой земле. Большая часть дохода лиц, владеющих гомстэдами, по американским законам, состоит, во-первых, в так называемой незаработанном приращении ценности земли. Ферма быть может стоить доллар за акр, когда человек вступает в свои права. Но через год или два она уже стоит пять долларов за акр, а вскоре затем десять долларов за акр. Именно ради этого вознаграждения человек согласен жить в землянке, одеваться иногда в лохмотья, питаться маисовой похлебкой и т. д. Непосредственный продукт его труда принимает форму перевернутого плугом дерна или проведенных бороной борозд. Очень небольшая часть его превращается в пищу и одежду. Гораздо большая часть дохода, слитая с заработной платой, по мере роста населения реализуется в форме десяти долларов за акр, которые человек скоро сможет получить за самую землю.

Стоит остановиться несколько дольше на этом моменте, чтобы вполне уяснить себе, что продукт труда человека, получившего от государства в дар землю, не может служить стандартом заработной платы. Мы сказали выше, что заработная плата в Америке совпадала с величиной, которую может получить поселенец гомстэда, воспользовавшись предложением правительства. И это утверждение с внешней стороны не неверно; но оно далеко не доказывает, что за­работная плата совпадает с доходом работников, не пользующихся какими-либо орудиями. Если это утверждение верно, то оно доказывает лишь, что было время, когда заработная плата равнялась большому и сложному доходу, значительная часть которого происходила от земли. До тех пор пока достаточно простого заявления для того, чтобы получить ферму, человек не захочет работать на фабрике или в мастерской иначе, как на условиях, представляющих справедливый эквивалент доходов фермера. В течение переходного периода, во время которого наблюдается изобилие свободной земли хорошего качества, стандарт оплаты в любой профессии в районе достигаемости этой земли определяется, можно сказать, в полосе вновь занятой девственной земли, которую люди только начали осваивать. Это положение заставляет заработную плату скорее отклониться от постоянного стандарта, нежели совпадать с ним. Поселенец получает больше того дохода, который поступает к нему в форме урожая. Возрастающая ценность земли непосредственно входит в его доход; и она входит непосредственно в оплату ремесленников и других людей, которые удерживаются на фабриках и мастерских путем оплаты, близкой к доходам поселенцев. Ценность земли, таким образом, как бы диффундирует повсюду. Она прокладывает свой путь через все профессии и звания. Плотник, кузнец, повар, хозяин гостиницы, клерк и даже врач и адвокат обнаруживают, что их доходы увеличиваются благодаря ценности, которую сообщает земле организация поселения на пустующей земле. За сто лет вся американская заработная плата испытала на себе в большей или меньшей степени влияние этого элемента. Она поддерживалась на таком уровне, что приблизительно совпадала не с доходом от обработки земли, не дающей ренты, но с доходом от обработки земли и от собственности на нее.

Как только устраняется наиболее обильный из этих источников дохода поселенца, заработки работника, работающего голыми руками на ферме, ограничиваются тем, что он может извлечь из земли в форме урожая. Пусть человек лишь занимает землю, не дающую ренты, но не является ее собственником, и он будет получать заработную плату, к которой не будет прибавляться приращение ценности земли. Сколько-нибудь ценные фермы не долго можно получать по простой заявке. В плодородных районах Америки, которые когда-то считались безграничными, свободных земель осталось немного. Закон заработной платы, если он имеет универсальную силу, должен найти применение и в этих условиях.

Можно упорно стоять на той точке зрения, как это делает г-н Джордж, что рабочая сила всюду стремится получать то, что она может создать на такой земле, которая может предлагаться свободно для использования. В условиях значительного промышленного развития единственная земля, которая предлагается на этих условиях, это такая земля, которая слишком плоха, чтобы давать ренту, и теория поэтому утверждает, что постоянным регулятором заработной платы является доход, который труд может извлечь из предельной, не дающей ренты земли. Однако в этой теории имеется даже в этой ее форме элемент истины, ибо человек, вложивший капитал в землю и другие орудия, не должен будет делиться доходами с кем-нибудь другим. Он окажется в том же положении, как первобытный работник Адама Смита, который работал до накопления капитала и которому не приходилось делиться ни с помещиком, ни с капитали­стом. Его доходы целиком принадлежат ему, и они целиком будут продуктом труда. Большой заслугой теории, возводящей их в стандарт всякой заработной платы, является то, что она указала метод, с помощью которого чистый продукт чистого труда может быть обособлен от всех остальных продуктов.

Нам необходимо попытаться доказать, что продукт, который можно специально приписать труду, устанавливает стандарт заработной платы; но серьезная трудность возникает из-за допущения, что доходы возделывателей лишенных ценности ферм регулируют оплату всех и каждого. Если выдвинуть теорию, что общая заработная плата работников постоянно определяется доходами, которые люди могут получить путем обработки не дающей ренты земли, то эта теория должна означать, что лишь лица, занимающие участки земли, которые не могут быть сданы в аренду за сколько-нибудь значительную ренту, являются людьми, с доходами которых совпадает заработная плата любого лица. Согласно этому, ремесленник в какой-либо мастерской в стране должен был бы следить за хижинами скваттеров и за их заработками для того, чтобы знать, сколько он может заставить предпринимателя платить ему. В ее наиболее ос­мысленной форме эта теория означала бы, что рабочий на бельгийской фабрике должен получать столько, сколько получает бельгийский крестьянин такой же работоспособности путем возделывания песчаных пустынных берегов моря: Это означает, что швейцарские часовщики должны соглашаться на оплату, которая, учитывая разницу в личных способностях, имеет тенденцию совпасть с суммой, которую их соотечественники-крестьяне могут извлечь из зеленых лужаек, встречающихся среди гор. Это означает, что после того, как все свободные земли Америки будут распределены между собственниками, рабочие фабрик, мастерских, шахт и т. д. от Атлантического до Тихого океана будут в среднем получать то, что типичный работник мог бы производить, если бы построил хижину на участке плохой и не занятой земли и стал бы возделывать ее со всеми невзгодами, которые падают на долю собственника. Такова теория о суверенитете скваттера на рынке труда. Она ставит человека, живущего в хижине, в командное положение по отношению к работникам любой группы, позволяет ему определять размеры их заработной платы и тем самым определять уровень их жизни.

Несмотря на всю ее нелепость, эта теория во всяком случае опирается на тот принцип, что заработная плата имеет тенденцию быть равной тому, что может произвести сам труд. Если скваттер имеет столь незначительный капитал, что он как агент производства не идет в счет, то весь урожай может быть приписан исключительно его труду. Поставив человека в такое положение, мы получаем возможность отделить труд от капитала и продукт труда от продукта капитала. Это как бы дает пример, возможный в более или менее развитом обществе, в котором мы можем видеть то, что Адам Смит видел в первобытном обществе, а именно - труд, получающий весь продукт и не делящий доходы ни с кем. Но нелепость превращения случайного скваттера в лицо, диктующее размеры оплаты каждого работника, слишком явно обнаруживается в этом примере.

Однако желательно отыскать не дающую ренты территорию, где можно было бы, не подвергаясь обвинению в нелепости, поискать стандарты, регулирующие общую заработную плату. Она должна предоставить труду более широкое поле, нежели лишенный ценности сельскохозяйственный участок, если мы хотим, чтобы люди, занимающие его, обладали вообще способностью определять заработную плату. Подобная экономическая сфера находится под рукой. Работники, занимающие ее, приходят в нее с голыми руками. Они производят фактически без капитала, и все, что они самостоятельно производят, является заработной платой. В качестве оплаты они получают весь этот продукт, и все другие работники должны получать равную ей оплату.

Обратив внимание сначала на рыночные ценности, а затем уже на естественные, мы отметили, что существует коммерческий принцип, который придает конечной или предельной части запаса какого-либо продукта решающее значение при определении ценности всего запаса. Ценность всего урожая пшеницы, например, соответствует ценности предельного бушеля ее. Если имеются предельные работники в том смысле, в каком существует предельное количество пшеницы, хлопка, железа и т. д., то эти конечные или предельные работники равным образом имеют решающее значение; ибо продукт их труда устанавливает стандарт заработной платы для всех работников.

На минуту мы примем коммерческое понимание труда как веши, продаваемой на рынке. Известный коммерческий закон гласит, что последнее приращение запаса какого-либо товара определяет общую цену его. Обычный способ изложения этого закона заключается в утверждении, что английские биржевые цены определяют цену американской пшеницы, что фермеры северо-запада должны получать за весь их запас зерна ту цену, которую дадут за излишек ее, посланный в Ливерпуль [Эта точка зрения может вызвать неправильное понимание закона ценности; ибо, конечно, предельная полезность той части урожая пшеницы, которая остается в нашей стране, непосредственно определяет ценность его здесь. Англия, однако, определяет европейский рынок; а последний в целом поглощает достаточную часть американского урожая пшеницы, чтобы значительно снизить количество пшеницы, остающееся для потребления здесь. Предельная полезность части урожая, которая таким образом остается дома, подымается до такого уровня, что она может быть продана с такой же выгодой, как и в Европе.].

Утверждение, что цена нашей пшеницы определяется, таким образом, в Ливерпуле, выражает нечто, что не приходится оспаривать как коммерческий факт. Цена зерна на западной стороне Атлантического океана фактически равна цене на восточной стороне его, за вычетом издержек по перевозке и продаже. Это связано с тем, что Европа является импортирующей страной, в которой может быть продан весь излишек американского хлеба. Если мы прибавим к вывозимому урожаю пятьдесят миллионов бушелей, то Европа примет их по несколько пониженной цене и английские биржевые цены покажут величину снижения. Небольшой местный рынок не может служить общим регулятором цен. Исландия или Лабрадор могут ввозить американскую пшеницу, но местные биржевые цены не имеют коммерческого значения. Все, что может поглотить подобная страна, не повлияет на размеры американских запасов; и если бы в связи с каким-нибудь бедствием пришлось бросить на подобный рынок необычную часть урожая пшеницы нашего материка, то вскоре обнаружилось бы здесь затруднение в области его сбыта и пшеница потеряла бы здесь всякую ценность. Полезность последней единицы пшеницы, выросшей в нашей стране, определяет цену всей пшеницы; но даже если бы эта последняя единица была продана целиком за границей, цена распространилась бы повсюду, Лабрадор получил бы небольшую часть этого количества, и цена пшеницы здесь соответствовала бы цене ее в любом ином месте. Большого влияния на регулирование цены в других местах он не имел бы.

В поисках выхода для избыточного труда необходимо найти какое-нибудь экономическое поле, в котором может найти применение неограниченное его количество. Подобного выхода, однако, не предоставляют участки не дающей ренты земли, на которых могут устроиться люди. Обыденная мысль не могла не заметить, что в качестве выхода для избытка рабочей силы сельскохозяйственная площадь, находящаяся на границе обработки, более похожа на Исландию, чем на Ливерпуль в только что приведенном примере, ибо она совершенно лишена возможности принять более или менее крупный пряток рабочих рук. Направьте весь избыток бельгийского населения на жительство в песчаные районы и высчитайте, если это возможно, насколько ниже голодной границы должны упасть с математической неизбежностью их заработки. Доходы работников на бельгийских песках или в американских бесплодных равнинах соответствуют, правда, и в известных пределах измеряют общий уровень заработной платы; но это объясняется тем, что в мире в целом имеется обширный и бесконечно эластичный рынок для избыточных рабочих рук, причем нерентабельные земли, разумеется, получают лишь микроскопическую долю этих рабочих рук. Конечное приращение труда в мире служит фактором, определяющим заработную плату, так же, как конечная единица запаса товаров является фактором, определяющим их цену; но эта единица распределяется по всем отраслям производства всего мира. То, что она может произвести повсюду, служит стандартом всеобщей заработной платы.

Мы не только допускаем, но положительно утверждаем, что существует предельная область, где определяется величина заработной платы. Она предоставляет широкое поле труду, и то, что люди могут получить в этой обширной предельной области, определяет стандарт заработной платы. Эта сфера в отношении рабочих рук играет фактически ту же роль, что и европейский рынок для пшеницы: это место, в котором любой возможный излишек рабочих рук может быть размещен на более или менее приличных условиях жизни. Если мы обнаружим подобный рынок, мы определенно разрешим проблему закона заработной платы.

В самом начале мы можем найти рынок этого вида достаточно обширный, чтобы принять весьма значительное количество рабочих рук. Неограниченную массу рабочей силы он не может поглотить, но это важный выход для труда и фактор, который необходимо рассмотреть в теории заработной платы. Люди фактически работают голыми руками и получают все, что они создают не только на землях сельскохозяйственного предела, но и в других местах. Подлинным пределом обработки - или точнее использования - не является исключительно или главным образом сельское хозяйство, но он простирается по всей системе производства. Существуют другие производительные орудия, помимо земли, которые не дают ренты своим собственникам, и для получения их в пользование достаточно просьбы. Сами работники могут не иметь возможности добыть их; но интересы людей, именуемых предпринимателями, гарантируют то, что они будут пущены в ход и что вместе с ними будут поставлены на работу люди при условии, что при этом может быть обеспечена заработная плата, включающая оплату за управление и другие формы труда. Существует граница использования в хлопчатобумажной промышленности, в чугунно-литейной, в торговом деле, в пассажирском и грузовом транспорте и во всех других возможных профессиях.

Часть предельной сферы для труда дастся заброшенными землями, которые можно получить для возделывания хлебных злаков, но получаемая таким образом часть представляет почти бесконечно малую долю всей сферы. Большую часть представляют не дающие ренты орудия других видов, и еще большая часть создается путем обращения в пользование всей массы рентабельных инструментов, причем за это не взимается особой ренты. В современной и рентабельной фабрике может работать тысяча человек; и из продукта, создаваемого их трудом и самой фабрикой, может быть оплачена фабричная аренда. Возможно, что еще двадцать человек смогли бы найти места на этой фабрике, и что их присутствие выразилось бы в определенном увеличении ежедневной продукции. Возможно также, что весь добавочный продукт поступит работникам в качестве заработной платы, что собственник фабрики не предъявит на него никаких претензий. При этих условиях эти предельные работники получат полностью продукт своего труда, и их заработки, в сущности, будут также свободны от претензий хозяев, как в том случае, если бы они возделывали заброшенную землю в качестве ее собственников или пустили в ход брошенную фабрику, на которой их присутствие не встретило бы протеста со стороны собственника.

Здесь, таким образом, мы имеем предельную долю запаса рабочих рук; и она, по-видимому, в состоянии определить рыночную ставку оплаты всякого труда. Здесь также имеется прямая связь между оплатой этой предельной части труда и продуктом, который может быть приписан именно ей. Определяет ли продукт предельного труда стандарт заработной платы, подобно тому, как цена конечного приращения определяет общий стандарт ценности благ? Если да, то закон заработной платы может быть изложен следующим образом: 1) согласно обычному коммерческому правилу, все работники данной квалификации должны получать то, что получают предельные работники той же квалификации. Этот принцип определяет рыночный стандарт заработной платы; 2) предельные люди получают то, что они производят. Этот принцип служит более косвенным регулятором заработной платы, определяя естественный стандарт для нее. В этой формуле мы правда подошли близко к искомому нами закону, но мы еще не достигли его. Подлинный закон в точной его форме весьма похож на предыдущий; но между ними имеется существенная разница.

Поиск по сайту: