Существует ли на самом деле ад?

Я слышал одну историю.

Атеист спросил у священника... потому что священ­ник в тот день сказал в проповеди, что люди, которые верят в Бога и совершают добродетельные поступки, по­падают в рай, а те, кто не верит в Бога, грешники — в ад. Атеист поднял руку и сказал:

— Господин, тогда нужно решить один вопрос. Что происходит с теми людьми, которые не верят в Бога и все же совершают добродетельные поступки: куда по­падут они? И что происходит с людьми, которые верят в Бога и совершают грехи: куда попадут они?

Священник, естественно, растерялся. Если сказать, что добродетельные люди попадут в ад только потому, что не верят в Бога, это кажется неправильным. Какой тогда смысл быть добродетельным? Тогда нужно просто верить в Бога и наслаждаться всеми грехами, которые только возможны. Зачем беспокоиться о том, чтобы быть добродетельным? Если он скажет, что в рай попадут люди, которые верят в Бога и все же совершают грехи, тогда достаточно просто верования. Тогда Бога не инте­ресует, что ты делаешь, его не интересуют твои дейст­вия. Ты можешь убивать, ты можешь быть Чингиз-ха­ном или Адольфом Гитлером, если при этом веришь в Бога.

А Адольф Гитлер верил в Бога, помните, и Чингиз-хан верил в Бога, помните: прежде чем зверски убить тысячи людей, каждое утро он читал Коран. Первым, что он делал, был намаз, молитва, и затем он совершал все­возможные уродливые вещи, невообразимые зверства.

Священник, наверное, был очень чувствительным че­ловеком, бдительным. Он сказал:

— Пожалуйста, дай мне время. Это трудный вопрос, это непросто. Я отвечу в следующее воскресенье.

Для священника эти семь дней были настоящим адом; как он ни пытался, ничего не получалось. Наступило воскресенье, и он знал, что атеист придет за ответом, но не явиться самому было бы унизительно. И он пришел немного раньше и помолился Иисусу Христу:

— Помоги мне! Я твой слуга, я говорил от твоего имени. Теперь помоги мне — дай намек. Этот человек создает такие трудности!

Молясь Христу — семь дней он не спал, думая ноча­ми напролет, думая целыми днями, — он заснул перед статуей Христа, и ему приснился сон. Во сне он увидел поезд, готовый отправиться в рай. Он вскочил в него. Он сказал:

— Это очень хорошо. Почему бы мне не съездить туда самому и не увидеть своими собственными глаза­ми? Если я увижу в раю Адольфа Гитлера, Чингиз-хана и Тамерлана, вопрос будет решен. Или, если я увижу Сократа, который не верил в Бога, но был одним из самых добродетельных людей, если увижу Гаутаму Буд­ду, который не верил в Бога, но был одним из самых богоподобных людей, которые только ходили по Земле, вопрос будет решен.

Он поспешил на поезд, и поезд тронулся. Он достиг рая. Он был немного удивлен, озадачен, потому что рай выглядел совсем не по-райски; он был очень унылым, печальным и тусклым — никакой радости, ничего солнечного, никакой песни. Он столько слышал об ангелах, которые все время играют на арфах, поют и танцуют. Никаких арф, никакого пения, никаких танцев. Лишь не­сколько глупо выглядящих святых под пыльными дере­вьями.

Он навел справки — он подошел к начальнику вок­зала и спросил:

— Нет ли какой-нибудь ошибки? Это действитель­но рай?

— Да, это рай, — ответил тот, — никакой ошибки нет.

— Но это больше похоже на ад! — сказал священ­ник. — Идет ли какой-нибудь поезд в ад? Потому что я хотел бы увидеть и ад, чтобы можно было сравнить.

Ему забронировали место, и он отправился в ад — и был удивлен еще более чем при виде рая. Там было радостно, там играла музыка и пелись песни — все было солнечным и ярким. Люди работали, у них в глазах был свет. Никакого дьявола, никакого адского огня, никто никого не мучит — ничего подобного. И он сказал:

— Это больше похоже на рай! И начальник вокзала ответил:

— Да, действительно, похоже, но прежде все было очень похоже на то, как описывают твои священные писания. Но с тех пор, как здесь оказались Будда, Махавира и Сократ, все преобразилось.

Все зависит от тебя. Ад — как и рай — это не часть географии, это часть твоей психологии. Ты созда­ешь свой собственный ад, ты создаешь свой собствен­ный рай. И это не в будущем. Здесь и сейчас кто-то живет в раю, а кто-то в аду — и они, может быть, сидят рядом, может быть, они друзья.

Не беспокойся о рае и аде; это только твои состоя­ния. Если ты живешь в уме, ты живешь в аду. Если ты живешь в не-уме, ты живешь в раю.

Если Бог хороший, почему существует смерть?

Ты видишь, как кто-то умирает, и тут же, согласно аристотелевскому уму, возникает проблема: если Бог хороший, откуда смерть? Если Бог хороший, откуда бед­ность? Если Бог хороший, откуда рак? Если Бог хороший, тогда хорошим должно быть все. Иначе возникает со­мнение: никакого Бога быть не может. Или, если он есть, он не может быть хорошим. Как можно называть «Богом» бога, который даже не хорош? Веками христи­анская теология разрабатывала эту проблему; как это объяснить? Но это невозможно — невозможно с арис­тотелевским умом. Ты можешь этого избежать, но не можешь совершенно рассеять, потому что этот вопрос возникает из самой структуры ума.

На Востоке мы говорим, что Бог не хороший и не плохой, и все, что бы ни происходило, происходит. В этом нет никакой моральной ценности; нельзя называть это ни хорошим, ни плохим. Ты так все называешь, потому что у тебя определенного рода ум. Именно по отношению к тво­ему уму что-то становится хорошим, а что-то плохим.

Посмотрите... Родился Адольф Гитлер; если бы мать убила Адольфа Гитлера, это было бы хорошо или плохо? Теперь мы видим, что если бы мать убила Адольфа Гит­лера, это было бы очень хорошо для мира. Миллионы людей были убиты; было бы лучше убить одного. Но если бы мать Адольфа Гитлера убила его, ее наказали бы ужасно. Ей могли бы вынести смертный приговор, ее могло бы расстрелять правительство, суд или поли­ция. Никто не сказал бы, что правительство ошибается, потому что убивать ребенка — грех. Но видите ли вы, что из этого вытекает?

Все, что мы называем хорошим, - хорошо, согласно определенному узкому уму.

Все, что мы называем плохим, - плохо, согласно опре­деленному узкому уму.

Поиск по сайту: