Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Мы выступаем за плюрализм подходов в преподавании экономической теории 44 страница



Все дело, однако, упиралось (и в теории, и на практике) в феномен социальной неоднородности труда [репродуктивного, лежащего «по сю сторону» собственно материального производства]. Проблема соизмерения труда столяра и металлурга, дворника и хлопкороба вне рыночных механизмов оказалась теоретически неразрешимой (хотя на практике в условиях «реального социализма» ее и решали, но… по сути дела субъективистки, при помощи тарифно-квалификационного справочника и подобных ему механизмов).

Авторы считают, что проблема нестоимостной редукции социально-неоднородного труда действительно неразрешима на объективной основе. Тем не менее, мы уверены (и постараемся это доказать), что возможен учет затрат труда в часах рабочего времени (причем труда репродуктивного, осуществляемого в условиях разделения труда и в материальном производстве).

Разрешение этой антимонии, на наш взгляд, может быть только одним: «гордиев узел» нестоимостной редукции социально-неоднородного труда должен быть разрублен. Социально-неоднородный труд (а репродуктивный труд, осуществляемый в условиях его общественного разделения, по определению содержательно неоднороден) должен осуществляться в таких условиях, когда он будет для общества (и каждого из его членов) социально (по своей общественной форме) однороден. Иными словами, для общества и его членов затраты разнокачественного репродуктивного труда (труда дворника и слесаря 6-го разряда, например) должны быть совершенно равны с точки зрения их социальной формы.

Очевидно, что подобная ситуация невозможна в условиях господства в обществе отчужденных социально-экономических отношений. Однако (и это столь же очевидно для марксистов-антирыночников, как и первая теза) проблема нестоимостной редукции труда решается только в ином обществе – обществе непосредственно общественного свободного труда. Вот здесь-то и подстерегает нас очередная ловушка: экономическая возможность (пока что теоретическая) такого пострыночного общества, как правило, и подвергается критике через апелляцию к невозможности прямого нерыночного учета затрат труда. Мы же утверждаем, что она возможна.

Ниже предлагается теоретическая модель решения проблемы нестоимостного учета и соизмерения затрат [репродуктивного] труда в нормо-часах рабочего времени.

Это решение возможно при следующих условиях.

Во-первых, господствующей в обществе является свободная общедоступная творческая деятельность в очень широком спектре: от воспитателя в детском саду или яслях, через деятельность рабочих-новаторов к активности педагогов, ученых, конструкторов, библиотекарей, деятелей искусства и мн. др., включая управление и многообразные формы социального новаторства. Именно в этой деятельности реализуется высшая цель и ценность такого общества – свободное всестороннее развитие личности, а рост времени этой деятельности – свободного времени (в отличие от времени досуга) – выступает как результат (цель) совокупного общественного прогресса. Соответственно, сфера этой всеобщей деятельности (креатосфера) становится приоритетной по отношению к материальному производству, в котором господствует репродуктивный, разделенный труд частичных работников.

По отношению к креатосфере материальное производство становится всего лишь средством обеспечения ее развития, а труд в материальном производстве – социально-однородным вычетом из совокупного фонда времени общества (известно, что, например, миллион жителей в году располагает постоянным объемом времени; чем меньше рабочее время этого миллиона жителей, тем больше их свободное время – время саморазвития их человеческих качеств[421]). Соответственно, в этих условиях «сверх-задачей» общества (и каждого его члена) становится максимальное сокращение рабочего (вообще, не-свободного) времени при установленных (кем и как – особый вопрос) параметрах развития креатосферы.

Для общества и человека, занятых преимущественно творческой деятельностью, любая особая репродуктивная деятельность в материальном производстве является социально-однородной – это потеря возможностей саморазвития (примерно, как для нас сейчас время уборки квартиры, мытья посуды, стирки белья и т. п. есть в общем и целом «семейно-однородный» вычет из времени семейного досуга). Чем большую часть совокупного времени общество (и индивид) может высвободить для развития креатосферы, тем лучше. Чем в меньшей степени тот или иной частичный труд содержит творческие компоненты, тем важнее его сократить как можно быстрее.

Поскольку развитие креатосферы вообще без репродуктивного труда в материальном производстве невозможно, постольку, повторим, эта сфера получает от общества «заказ» на обеспечение хороших условий развития креатосферы при минимальных затратах нетворческого труда (из расчета, как мы предложили на, скажем, на 1 миллион жителей в год).

Именно в таких условиях, опять же, повторим, любой [репродуктивный] труд в материальном производстве социально-однороден как вычет из свободного времени общества и индивида, как потеря потенциала их саморазвития. Что же касается этого потенциала, т.е. «высшей цели», конечного результата жизнедеятельности «царства свободы», то этот результат деятельности общества и индивида в принципе оказывается не оцениваем и не учитываем в затратах (ни прямо – в часах рабочего времени, ни косвенно – в деньгах); он оценивается мерой развития креатосферы, человека (отчасти – долей свободного времени в его совокупном фонде). В часах же рабочего времени (времени не-творческого труда) учитываются только подлежащие экономии затраты; и обществу все равно, затраты это труда уборщика или квалифицированного рабочего; задача – сократить их в целом. Более того, в этих условиях общество будет стремиться сократить в первую очередь наиболее тяжелый и наименее квалифицированный труд, ибо он менее всего содержит творческий компонент (от проблемы разграничения творческой и репродуктивной деятельности мы в данном случае абстрагируемся – это было предметом ряда названных выше предшествующих публикаций авторов).

Соизмерение же качественно разнородных затрат (в разных отраслях и т. п.) будет осуществляться в одних и тех же унифицированных (точнее – одинаковых, равных по величине) часах (ниже мы уточним – нормо-часах), которые для плана будут таким же абстрактным измерителем и носителем экономической информации, каким рубли (доллары,евро…) являются в условиях рынка.

Как именно будет осуществляться такое планирование – это в данном случае не наш предмет[422]. Единственное, что мы хотим сейчас подчеркнуть, это то, что демократическое планирование будущего будет органически вырастать из более простых форм (учета, контроля, регулирования – подобно тому, как современные формы рынка выросли из простейших форм товарообмена) и будет столь же трудно представимо во всей своей сложности для нас, сколь был мало представим для крепостного безграмотного крестьянина России еще аж в XIX веке механизм фондовой биржи. Наш же предмет – нестоимостной учет затрат в материальном производстве.

 

* * *

 

Предложенное выше решение ставит больше вопросов, чем дает ответов. Среди таких вопросов самоочевидны:

1) формирование «заказа» материальному производству со стороны креатосферы;

2) формирование механизма учета нормо-часов рабочего времени;

3) учет затрат овещненного («мертвого») труда;

4) мотивация агентов материального производства к сокращению затрат рабочего времени и овещненного труда;

5) механизмы совмещения (переходные формы) нестоимостного учета затрат и рыночного механизма;

6) механизмы распределения необходимого продукта среди агентов материального производства («распределение по труду»).

Прежде чем предложить некоторые комментарии по поводу названных проблем, заметим: предложенные выше механизмы учета труда в принципе могут работать лишь в той мере, в какой общественное производство подчиняется задачам развития креатосферы, и в обществе действует закон экономии рабочего времени, а не максимизации стоимостного эффекта (прибыли).

Иными словами, весь учет затрат в предлагаемом нами случае основан на принципах прямо противоположных нынешним, стоимостным, на принципах, если выразиться очень огрубленно, «вычитания», а не «сложения» (в скобках заметим: переход к нестоимостным принципам редукции, скорее всего, потребует и иных – «вычитательных» – принципов бухучета и национального счетоводства). В целом это будет означать качественный скачок от общества, максимизирующего абстрактный труд (стоимость, денежное богатство, капитал) как самоценность, к обществу, стремящемуся максимально (при растущем потенциале креатосферы) его сокращать, т. е. скачок не меньший, а даже больший, чем переход от расточителя-дворянина к накопителю-буржуа (как тут не вспомнить конфликт скупого рыцаря и его сына). Несложно предположить, что этот переход будет не менее, а пожалуй, что и более сложен, чем трансформация натурального хозяйства в рыночное, феодализма в капитализм. Но мы отвлеклись.

Первый из этих вопросов мы, по сути дела, оставим без ответа, заметив лишь следующее: «заказ» материальному производству со стороны креатосферы (сильно упрощая, мы бы сформулировали эту проблему так: чего, сколько и кому из ассоциированных субъектов творческой деятельности потребно для самореализации) формируется по законам жизнедеятельности самой креатосферы («царства свободы», мира ассоциированного социального творчества). О них мы в меру сил писали в указанных выше наших работах. Вопрос о том, как может «доводиться» этот заказ до материального производства, мы так же оставляем без ответа, ибо это проблема формирования («выращивания») демократического общенародного планирования, а она, как мы отметили несколькими строчками выше, лежит вне поля данного текста.

Второй вопрос находит очень простое решение, если мы признаем, что рабочее время социально однородно (по отношению к креатосфере). В этом случае затраты живого репродуктивного труда измеряются в нормо-часах, величину которых для каждого конкретного вида частичного труда в отдельности уже давно научились определять специалисты любого предприятия (в том числе – рыночной фирмы). Сложность нынешнего положения дел в том, чтобы сравнить эти различные виды, сведя их к единому знаменателю не-рыночным образом, но этот гордиев узел мы, напомню, разрубили, просто уравняв нормо-часы любого конкретного вида репродуктивного труда.

Третий вопрос (так же и четвертый) решается при признании названной выше посылки, по сути дела, автоматически: затраты овещненного («мертвого») труда измеряются в тех нормо-часах рабочего времени, которые внедрение тех или иных средств производства, позволяет (с учетом затрат живого труда на их производство) сэкономить. Существенно при этом, что и в случае с овещненным трудом решается вопрос о величине не «вклада» средств производства в суммарную ценность продукта, а экономии рабочего времени, потребного для производства данной ценности креатосферы.

Исключение составит использование природных ресурсов, которые будут рассматриваться как часть креатосферы (к ней, безусловно, относится природа как культурная ценность). В силу этого проблемы величины и структуры потребления части невосполнимого природного потенциала, необходимого для материального производства, в данном случае могут решаться только по «правилам» мира креатосферы, а их мы здесь договорились не анализировать.

Точно так же принципиально просто решается проблема мотивации сокращения труда. В той мере, в какой агентами материального производства являются ассоциированные индивиды, занятые преимущественно творческой деятельностью и потому ориентированные на максимизацию свободного времени как высшую ценность, в этой мере экономия рабочего времени для таких агентов есть не более, чем другая сторона максимизации свободного (ибо суммарный фонд времени общества постоянен).

Весь вопрос, следовательно, «всего лишь» в том, чтобы обеспечить социальное единство (а тем самым и принципиальное единство целей, ценностей и мотивов) агентов репродуктивного труда в материальном производстве и творческой деятельности (напомню, что речь идет об оппозиции не рабочих и интеллектуалов, а той части лиц физического и умственного труда, в чьей деятельности есть элементы новаторства, творчества, и тех – в том числе высоколобой интеллектуальной «элиты», – в чьем труде оно отсутствует). Как именно можно обеспечить это единство – вопрос принципиально важный, но опять же выходящий за рамки нашего предмета. Мы в данном случае ограничимся следующей постановкой: в той мере, в какой это единство достигнуто, стимулом экономии рабочего времени является максимизация времени свободного.

Как легко догадаться, наиболее интересными из всех являются пятый и шестой вопросы, ибо именно здесь ставится проблема возможности реального использования механизмов нестоимостной редукции в условиях перехода к новому обществу, когда первоочередными являются задачи поиска именно трансформационных механизмов, позволяющих двигаться к обществу будущего в условиях, когда еще не преодолены полностью социальные барьеры между творческим и репродуктивным трудом, широко используются стоимостные формы, а пострыночные ценности только возникают.

Сразу же честно ответим, что готового решения этой проблемы у нас нет. Но есть некоторые соображения о том, где и как его искать. Начнем с напоминания: даже ростки нестоимостной редукции труда, переходные механизмы могут появляться и эффективно использоваться лишь в той мере, в какой реально появляются хотя бы первые ростки «царства свободы». В обществе, где нет достаточно мощной, устойчивой тенденции к приоритетному развитию свободного творческого труда, креатосферы и свободного времени (на уровне и общества в целом, и большинства индивидов) нестоимостная редукция труда невозможна.

Далее. История уже показала, что практические шаги в этом направлении возможны. Опыт «реального социализма» – это парадоксальное свидетельство возможности поиска таких переходных форм. Вспомним хотя бы опыт нормирования и, в частности, во многом искусственно-бюрократического, но сознательного и по сути нестоимостного сведения к единому знаменателю (при помощи тарифно-квалификационного справочника и штатных расписаний) труда профессора и дворника, оцененный позднее как «уравниловка».

Эти формы были малоэффективны, бюрократичны и, в конечном счете, ушли в прошлое? Конечно же, да. Но именно это и подтверждает нашу гипотезу. В самом деле, если «реальный социализм» убил бюрократической деформацией («мутацией») общеисторического процесса рождение «царства свободы», то и ростки механизмов нестоимостной редукции труда в условиях мутантного социализма должны были иметь такой же уродливо-деформированный вид - и они его имели, подтверждением чему и являются такие извращенные формы, как «уравниловка» на одном полюсе и «затратное» ценообразование – на другом.

Задача, следовательно, в том, чтобы, во-первых, «вышелушить» реальные ростки новых механизмов из-под бюрократических наростов деформаций, во-вторых, увидеть, может быть, не столь широко известные, но реально существовавшие относительно эффективные переходные формы действия закона экономии времени и закона стоимости и, в-третьих, добавить к этому имеющиеся теоретические разработки в этой области (можно вспомнить в этой связи о теории и практике плановоого ценообразования и выработки норм общественно-необходимых затрат труда, хозрасчетных нормативов распределения затрат и мн. др.).

Но все же решение и этой задачи мы оставим на будущее, ибо, сознаемся честно, пока что авторы плохо себе представляют переходные формы, достаточно эффективно (хотя и, естественно, противоречиво) соединяющие механизмы стоимостной и нестоимостной редукции труда. В качестве гипотез можем только предположить следующие возможностиь:

· формирование двухсекторной модели экономики, ориентированной в целом на реализацию «заказа» креатосферы, с выделением преимущественно рыночной и планово-нормативной сфер при развитии планово-нормативных механизмов лишь в той мере, в какой они обеспечивают большую эффективность выполнения «заказа» креатосферы;

· сохранение в качестве «переходника» механизмов «трансфертов» денежных единиц в нормо-часы и обратно (отчасти их аналогом могут служить трансфертные цены, действующие внутри западных «корпораций»);

· формирование «рамок» рынка (социальных, экологических и т. п. нормативов, «вилок» цен) на основе нестоимостных механизмов (нормо-часов) и «ориентиров эффективности» планово-нормативной сферы на уровень рыночных параметров (например, затраты в плановой сфере должны быть не выше средне-рыночных при равноценном или более высоком качестве) и т. п.

То же касается и возможностей соединения в рамках некоторых эффективных переходных форм механизмов распределения по труду и социально-равной оценки репродуктивного труда (суть проблемы в том, что распределение по труду предполагает разную оплату часа труда, например, дворника и слесаря 6-го разряда, тогда как с точки зрения креатосферы они одинаковы). Здесь можно предположить (используя предшествующий опыт, теоретические наработки и западный опыт оплаты труда в стабильных крупных творческих коллективах, например, университетах) возможность использования следующих принципов:

· обеспечения всем работающим, уже и еще нетрудоспособным социально-гарантированного минимума на уровне, обеспечивающем рациональные нормы утилитарного потребления при бесплатности и общедоступности всех благ креатосферы (от образования до Интернета), а также активное социально-культурное «выдавливание» вещных, утилитарных ценностей и культа престижного потребления в качестве предпосылки всех других шагов;

· постепенного, но неуклонного перехода к оплате репродуктивного труда преимущественно пропорционально величине отработанных нормо-часов безотносительно к квалификации работника[423] при прогрессирующем вытеснении денежных стимулов повышения квалификации и широким развитием социальных (престиж, более высокое социальное положение) и индивидуально-творческих (самореализация) стимулов и мотивов профессионально-квалификационного роста;

· столь же неуклонный (но тоже постепенный) переход к обеспечению для лиц, занятых преимущественно свободным творческим трудом, социально-гарантированного уровня дохода, практически не зависящего от объема и интенсивности труда[424].

Все это, впрочем, не более, чем наброски, вводные замечания, высказанные в связи с формулировкой очень простой (как и принцип стоимостной эквивалентности) гипотезы нестоимостной редукции труда. Другое дело, что принцип нестоимостной эквивалентности можно считать научно обоснованным (да и то лишь с точки зрения марксистов) лишь в рамках трудовой теории стоимости (включая учение о двойственном характере труда и т. п.). Что же касается предложенной гипотезы (вместо складывающейся лишь в стихийном обмене на рынке эквивалентности [в среднем] затрат абстрактного труда обмениваемых товаров, равенство затрат (нормо-часов) любых [всех] видов непосредственно-общественного [репродуктивного] труда), то она тоже может быть «вписана» в теорию планомерности (включая исследование непосредственно обобществленного труда), которой авторы посвятили когда-то немало работ[425], но это тема уже совсем другого материала. Задачу же этого – сформулировать гипотезу и предложить некоторые к ней комментарии – мы, в меру сил и способностей, выполнили.


 

P.S. Эвристический потенциал политической экономии социализма в XXI веке: вопросы методологии и теории[426]

Посвящается памяти моего учителя –

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.