Мы выступаем за плюрализм подходов в преподавании экономической теории 37 страница

Тем не менее, опыт СССР показал, во-первых, какие пути перехода к новому обществу ведут в тупик и, во-вторых, какими могут быть прогрессивные ростки новой системы (их обобщение – одна из до сих пор не решенных учеными задач).

В некотором смысле, как мы уже многократно писали, опыт СССР с его дефицитом и ГУЛагами, с одной стороны, и великой культурой, наукой и образованием – с другой, в чем-то подобен опыту ренессансной Италии с ее инквизицией, гражданскими войнами и Высоким Возрожением[362]. И в том, и в другом случае попытки перейти к новой системе (в первом случае – социалистической, во втором – капиталистической) сопровождались чудовищными мутациями (войны, политический и идеологический террор…) и закончились поражением. Однако без Ренессанса бы не было ни культуры, ни экономики Нового Времени.

Вторая ремарка. В настоящее время имеется практика ряда стран, которые заявляют о развитии в направлении социализма. И это не только Китай, Вьетнам и стоящая несколько особняком Куба, но и начавшие осуществлять первые шаги в направлении радикальной социализации Венесуэла и Боливия. Мы согласимся с либеральными критиками в том, что Китай и Вьетнам все больше эволюционируют в направлении «нормальной» капиталистической экономики. Однако в этих странах присутствуют и некоторые ростки новой социально-экономической организации (от ассоциирования мелкого частного бизнеса до долгосрочных государственных программ «выращивания» высокотехнологичных ТНК), изучение которых представляет немалый интерес. Что же касается опыта Кубы и отчасти похожего на него опыта первых шагов социализации в Венесуэле, то здесь можно найти немало принципиально важных элементов экономики будущего. В частности, это практика достижения высокого уровня развития человеческих качеств (медицина, спорт, образование, высокая культура, низкий уровень преступности и т.п.) в условиях относительно низкого уровня развития технологической базы и экономической блокады (что особенно болезненно в условиях глобализации)[363].

Третья ремарка. Современная экономика знает не только рынок, капитал и наемный труд, но и ряд других, качественно отличных от них отношений. Это и экономика солидарности с ее многообразными формами общественного присвоения и распоряжения (от «старых» кооперативов до новейших сетевых ассоциаций), и системы бесплатного распространения знаний, и многочисленные НПО с их некоммерческой деятельностью и т.п.

Кроме того, общеизвестно, что подавляющее большинство либеральных критиков социализма считает развитие общественного сектора, бесплатных и общедоступных образования, здравоохранения, спорта и культуры и т.п. «опасным» подрывом основ рынка и «открытого общества» и продвижением к социализму. Авторы согласны с этим тезисом (правда, с иным акцентом: этот процесс действительно ограничивает рынок, но развивает человеческие качества и потому он прогрессивен). Из него вытекает, что социальные механизмы регулирования, нацеленные на реализацию интересов общества в целом (быть здоровым, образованным, дышащим чистым воздухом, не сталкиваться с жесткими социальными антагонизмами) и его наиболее уязвимых в экономическом отношении групп, есть процесс «отмирания» капитализма и рождения элементов социализма, переходных (от капитализма к социализму) отношений. Показанная еще в конце XIX века диалектика этого процесса состоит в том, что именно это самоотрицание старой системы является, начиная с конца позапрошлого века, единственным путем ее самосохранения и развития. Этот процесс в чем-то подобен тому, как древнеримская империя для своего сохранения еще на несколько столетий должна была принять христианство, перейти к колонату и все больше ограничивать рабство (что, впрочем, все равно не спасло ее в конечном итоге от гибели).

Четвертая ремарка. Социально-экономическая мысль XX-XXI веков немало сделала для разработки теории социализма.

Кроме упомянутых выше сотен работ по проблемам «уроков» реального социализма, выделим несколько блоков теоретических работ по собственно экономическим проблемам, рассматривающих предпосылки и основные блоки будущей экономической системы, прежде всего, отношения координации и собственности. Во-первых, это работы по проблеме предпосылок социализма[364]. Во-вторых, это многочисленные исследования, лежащие в русле модели «рыночного социализма»[365] и несколько менее известные работы о возможных моделях демократического планирования[366]. В-третьих, это работы по проблемам развития кооперативов, коллективных предприятий, самоуправления, демократически управляемого «публичного» сектора, НПО и т.п.[367]. В последнее время они дополняются массой интернет-материалов по проблемам знаний (информации) как общественного блага. Наконец, напомню, что и отечественная политическая экономия социализма дала истории примеры не только апологетики, но и серьезных научных достижений, скрытых под покровом циатат «мудрых» генсеков[368].

Но все это тезисы, в принципе хорошо известные профессионалам. Мы кратко обозначили их только потому, что круг людей, хотя бы отчасти профессионально знакомых с проблемами социализма, ныне резко сузился и подавляющее большинство авторов, так или иначе затрагивающих эту тему, систематически игнорирует названные выше общеизвестные положения, заявляя в стиле партпропагандистов советской поры: я этих апологетов не читал, но точно знаю, что их работы бессодержательны, реакционны и льют воду на мельницу врагов цивилизованного общества.

Однако в XXI веке это наследие требует не только сохранения, но и позитивной критики. Типичные для эпохи К.Маркса ответы на вопросы о предпосылках и природе социализма уже давно и существенно развиты, и игнорировать это развитие столь же неплодотворно, сколь судить о потенциале неоклассики, не зная ничего, кроме работ А.Маршалла.

Феномен «мутантного социализма».

В рамках формирующейся школы постсоветского критического марксизма вопрос о социально-экономической природе СССРи других стран так называемой Мировой социалистической системы (стоящий, как загадка сфинкса, перед каждым исследователем проблем философии истории) решается по-разному, но в рамках единого поля, границы которого относительно строго задаются следующими параметрами.

Мы критически относимся к любым вариантам решения проблемы, исходящим из того, что никакая иная социально-экономическая система кроме рыночно-капиталистической вообще невозможна и потому «коммунистический» строй является исторической случайностью, возникновение которой было обусловлено субъективными факторами, а смерть является совершенно естественным доказательством невозможности существования социализма (коммунизма – либеральные исследователи их, как правило, не различают) вообще. Как было показано выше, мы, вслед за нашими учителями и предшественниками, исследуем объективные и субъективные предпосылки рождения нового строя и находим достаточно аргументированным доказательство принципиальной возможности и закономерности возникновения новой общественной системы, обеспечивающий больший простор развития личности, нежели «царство необходимости» вообще и капитализм в частности.

Столь же малоубедительным, на наш взгляд, является утверждение об однозначной прогрессивности общественно-экономической системы «реального социализма» и, соответственно, случайности его гибели вследствие субъективных причин[369]. Мы прекрасно видим и стремимся объективно исследовать глубокие внутренние противоречия «реального социализма» и тот мировой контекст, который, с одной стороны, вызвал к жизни этот специфический общественный организм, а с другой – привел к его распаду. Более того, мы исходим из того, что причины возникновения и распада советской системы были в основе своей одни и те же. Рассмотрим эту непростую диалектику подробнее.

Для авторского понимания природы социального строя обществ реального социализма ключевым является тезис о наличии общеисторической тенденции нелинейного заката царства необходимости и генезиса царства свободы как общей метаосновы всех конкретных изменений, характерных для ХХ-ХХI веков.

Эта гипотеза позволяет сформулировать следующую тезу: противоречия современной эпохи создают достаточные материальные предпосылки для генезиса «царства свободы». В то же время они показывают, что отмирание отношений отчуждения не может не быть длительным нелинейным интернациональным процессом. Именно его мы и обозначаем словом «социализм».

Весь вопрос, однако, в том, чтобы критически развить традиционное линейное понимание социализма как всего лишь первой стадии коммунистической общественно-экономической формации (ортодоксальный марксизм) или не более чем системы ценностей, которые могут частично реализоваться в рамках «постклассического» буржуазного общества путем реформ (социал-демократия).

Если мы поднимаемся до взгляда на процесс рождения нового общества как на интернациональный глобальный сдвиг в истории человечества, то и сам процесс трансформации приобретает новые характеристики. Потому социализм может быть охарактеризован не столько как стадия общественно-экономической формации, сколько социализм, понимаемый как процесс перехода от эпохи отчуждения к «царству свободы» (коммунизму), будет включать в себя революции и контрреволюции; первые ростки нового общества в отдельных странах и регионах, их отмирание и появление вновь; социальные реформы и контрреформы в капиталистических странах; волны прогресса и спада различных социальных и собственно социалистических движений.

Нелинейность, противоречивость, интернациональность этих сдвигов составляет специфику социализма как процесса рождения нового общества во всемирном масштабе.

Объективные предпосылки и первые шаги социалистических преобразований, связанных с подрывом отношений отчуждения в конце II тысячелетия, оказались существенно изменены глубоким внутренним кризисом, а затем и крахом первоначальных (мутантных) ростков социализма в СССР и странах Восточной Европы. В мире в 90-е годы появилась новая реальность – пост-«социалистическая» (имея в виду под словом «социализм» в кавычках реальные отношения и идеологию странах «мировой социалистической системы» и соответствующих левых организаций в других странах). Именно в этом новом мировом контексте мы можем и должны анализировать перспективы переходных социумов. Ключевым для понимания их природы, таким образом, оказывается вопрос о природе той системы, которая сложилась в странах «реального социализма» в XX веке.

Свидетельствами всестороннего кризиса «социализма» стал, как уже было отмечено, в первую очередь распад этого строя в странах Восточной Европы и СССР. В основе чего лежала фундаментальная неспособность этой системы – но не социализма в научном смысле слова – обеспечить более высокую, чем капитализм, производительность труда, больший простор для свободного всестороннего развития человека. Важным свидетельством этого кризиса стало резкое снижение роли левых в мире, застой в теории социализма, падение его идейного влияния и мн. др. Причиной всего этого является, прежде всего (но не исключительно – не будем забывать о глобальной гегемонии капитала), собственная природа «социализма».

В сжатом виде суть прежней системы может быть выражена категорией «мутантного социализма»[370].Под последним понимается тупиковый в историческом смысле слова вариант общественной системы, находившейся в начале общемирового переходного периода от капитализма к коммунизму. Это общественная система, выходящая за рамки капитализма, но не образующая устойчивой модели, служащей основанием для последующего движения к коммунизму.

Эти тезисы требуют некоторых пояснений.

Во-первых, заметим, что исследователям, пишущим работу о социализме на рубеже XX-XXI веков, трудно ответить на мощное возражение критиков, суть которого заключается в констатации кажущегося очевидным положения: никакого иного социализма, кроме того, что был в странах мировой социалистической системы, человечество не знает. Следовательно, у нас нет оснований считать этот строй мутацией.

Эта очевидность, однако, является ничем иным, как одной из классических превращенных форм, в которых только и проявляются все глубинные закономерности мира отчуждения. Ум (или, точнее, «здравый смысл» обывателя и его ученых собратьев) хочет и может видеть только эти формы, но не сущность. Между тем в нашем исследовании без выделения сущностных тенденций не обойтись. Эти сущностные тенденции рождения царства свободы, равно как и ростки социализма как интернационального процесса перехода к новому обществу, мы постарались показать выше на основе анализа объективных процессов заката царства необходимости и позднего капитализма постиндустриальных технологий и творческого труда, пострыночного регулирования, освобождения труда. То, что эти сущностные черты рождающегося нового общества не приобрели адекватных форм и не смогли развить присущий им потенциал прогресса производительных сил, человека как Личности и позволяет квалифицировать прошлое наших стран как мутантный социализм.

Следовательно, мы можем заключить, что в странах «мировой социалистической системы» был искажен не некий «идеал» социализма. Речь идет о том, что реальная общеисторическая тенденция перехода к царству свободы и адекватные ей реальные ростки социализма развивались в мутантном, уродливом от рождения виде. Это касается ростков и пострыночной координации, в частности, успешного и планирования экономики, и ассоциированного присвоения общественного богатства, и социального равенства, и новой мотивации, и особых ценностей, и культуры.

Во-вторых, обращение к термину «мутация» неслучайно. Авторы в данном случае пошли по не слишком оригинальному пути аналогий с некоторыми разработками в области естественных наук, чем «грешили» и марксизм («формация» и т.п.), и неоклассики. Категория«мутантный социализм» используется нами для квалификации общественной системы наших стран по аналогии с понятием мутации в эволюционной биологии (организмы, принадлежащие к определенному виду, в том числе – новому, только возникающему, обладают разнообразным набором признаков – «депо мутаций», которые в большей или меньшей степени адекватны «чистому» виду и в зависимости от изменения среды могут стать основой для «естественного отбора», выживания особей с определенным «депо мутаций», для выделения нового вида).

В момент генезиса, начиная с революции 1917 года, рождавшееся новое общество обладало набором признаков («депо мутаций»), позволявших ему эволюционировать по разным траекториям, в том числе – существенно отклоняющимся от оптимального пути трансформации «царства необходимости» в «царство свободы». Особенности «среды» – уровень развития производительных сил, социальной базы социалистических преобразований, культуры населения России и международная обстановка – привели к тому, что из имевшихся в «депо мутаций» элементов возникавшей тогда системы наибольшее развитие и закрепление постепенно получили процессы бюрократизации, развития государственного капитализма и другие черты, породившие устойчивую, но крайне жесткую, не приспособленную для дальнейших радикальных изменений систему. В результате возник мутант процесса генезиса царства свободы (коммунизма).

Так сложился организм, который именно в силу мутации был, с одной стороны, хорошо приспособлен к «среде» России и мировой капиталистической системы первой половины и середины ХХ века, но с другой (по тем же самым причинам) – далек от траектории движения к коммунизму, диктуемой закономерностями и противоречиями процесса нелинейного отмирания, прехождения мира отчуждения.

В результате в СССР сформировался строй, который мог жить, расти и даже бороться в условиях индустриально-аграрной России, находящейся в окружении колониальных империй, фашистских держав и т.п. Победа в Великой Отечественной войне – самый могучий тому пример. Но в силу тех же самых причин (мутации «генеральных», стратегических социалистических тенденций) этот «вид» не был адекватен для новых условий генезиса информационного общества, он не мог дать адекватный ответ на вызов обострявшихся глобальных проблем, новых процессов роста благосостояния, социализации и демократизации, развертывавшихся в развитых капиталистических странах во второй половине XX века.[371]

У сложившегося в рамках «социалистической системы» строя в силу его бюрократической жесткости был крайне узок набор признаков («депо мутаций»), позволявших приспосабливаться к дальнейшим изменениям «внешней среды». Этому мутанту были свойственны мощные (хотя и глубинные, подспудные) противоречия: на одном полюсе – раковая опухоль бюрократизма, на другом – собственно социалистические элементы (ростки «живого творчества народа»), содержащие потенциал эволюции в направлении, способном дать адекватный ответ на вызов новых проблем конца XX века. Но постепенно последние оказались задавлены раком бюрократии. В результате мутантный социализм не смог развиваться именно в этих, более благоприятных для генезиса ростков царства свободы, условиях – условиях развертывания НТР, обострения глобальных проблем и т.п., бросавших все больший вызов со стороны «общечеловеческих», т.е. собственно, коммунистических ценностей и норм миру отчуждения. Ответить на эти вызовы жесткий мутантный социализм не смог. Как следствие, он захирел («застой») и вполз в кризис.

Когда «мягкая» модель социально-ориентированного капитализма сменилась в 80-е годы «жесткой» и агрессивной праволиберальной, вызов рождающегося информационного общества стал практической проблемой, а внутренние проблемы мутантного социализма достигли такой остроты, которая не позволяла решить их в рамках сохранения прежнего вида – тогда и встал выбор: либо преодоление мутаций старой системы и движение в направлении к царству свободы, либо кризис. Первое оказалось невозможно в силу названной жесткости старой системы. В результате мутантный социализм умер собственной смертью, ускоренной, впрочем, мировым корпоративным капиталом.

Итак, мутантный социализм – тупиковый в историческом смысле слова вариант общественной системы, находившейся в начале общемирового переходного периода от «царства необходимости» (в частности, капитализма) к «царству свободы» (коммунизму); это общественный строй, выходящий за рамки капитализма, но не образующий систему, служащую основанием для последующего движения к коммунизму.

Неслучайным парадоксом этого общества стало то, что в его рамках наименьшее развитие получили те сферы, которые составляют предпосылки социализма и по идее должны решаться в рамках буржуазной системы, – прежде всего – развитие демократии, гражданского общества, прав и свобод индивида, обеспечение населения предметами потребления и услугами, высокий уровень дисциплины труда и т.п. И наоборот, наибольшее развитие получили именно те сферы, которые, собственно, и характеризуют его как зарождающееся царство свободы (социализм) – общедоступные по охвату и гуманистические по содержанию культура, образование, наука и т.п. «Реальный социализм» впервые в истории человечества в массовом масштабе генерировал ростки ассоциированного социального творчества и идеальный образ (теоретико-художественный идеал) будущего, коммунизма(теория социализма и советская культура были восприняты практически, в реальном образе жизни большинством населения именно как такие идеальные прообразы будущего)[372]. При этом в силу неразвитости буржуазных предпосылок собственно социалистические задачи решались частично, в весьма специфических, мутантных формах (один из наиболее ярких примеров последних – бериевские «шарашки», где полуголодные заключенные в большинстве своем искренне-энтузиастически создавали основы постиндустриального сектора СССР).

В результате мутантный социализм, возникнув на обломках еще недо-развитого (хотя в чем и уже пере-развитого) капитализма, не смог решить буржуазных задач, в чем-то успешно решая некоторые сверх-задачи движения к царству свободы. И это противоречие стало одним из глубинных оснований краха мутантного социализма. Сложилось же оно неслучайно: «реальный социалзм» возник как продукт «ловушки ХХ века века», сделавшей поворот к социализму объективно необходимым (вследствие обострения противоречий империализма, приведших к первой в истории человечества мировой войне) и одновременно невозможным в силу слабой развитости препосылок нового общества в нашей стране.

Подчеркнем: сказанное – не осуждение прошлого (хотя мы осуждаем самым решительным образом тиранов-сталиных, порожденных той эпохой, и вдвойне – их прихлебателей). Это констатация исторического факта: первая попытка «прорыва» к коммунизму породила такое общество. Те несколько шансов из ста, которые были даны нам для того, чтобы не скатиться в русло сталинщины в 20-е, для того, чтобы не свалиться в кризис ельцинщины в 90-е, мы – граждане СССР и других стран мировой социалистической системы – реализовать не смогли. Закрывать глаза на то, что такая мутация произошла, не извлечь уроков из трагедии прошлого так же преступно, как предать забвению героическую борьбу наших отцов, дедов и прадедов за социализм.

В этом чудовищно интенсивном противоречии ростков и мутаций социализма – тайна нашего прошлого. Задача настоящего – трезвый научный анализ этих противоречий. Мы должны не закрывать глаза на ошибки и преступления прошлого, а понять их суть и причины, отделить великие героические достижения созидателей социализма (от «простых» строителей Магнитки до таких титанов, как Ленин или Маяковский) от трагических ошибок и преступлений, очистить зерна освобождения от плевел авторитаризма. Мы подчеркиваем реальную диалектичность, противоречивость, изменчивость и многообразие проявлений первых шагов к новому обществу, предпринятых в наших странах, мощных противоречий и деформаций на этом пути. Важнейшим для нас является анализ как тех реальных новых общественных отношений (пострыночных, посткапиталистических), которые показали возможность возникновения социально-экономических отношений, нацеленных на развитие человеческих качеств, а не максимизацию прибыли, так и их изначальных деформаций, приведших к трагедиям и преступлениям советского периода[373].

Этот анализ реальных преступлений, трагедий и прорывов в будущее «реального социализма» позволяет нам сделать вывод: к началу новой эпохи – перехода к глобальному обществу знаний – общественно-экономический строй «реального социализма» оказался неподготовлен. И здесь мы согласны с либеральными критиками социализма.

Но мы принципиально не согласны с тем, что из тупика советской модели был лишь один выход – к капитализму. Существовали и иные альтернативы, которые, однако, требовали «революции снизу» – качественной смены основ старой системы (государственно-бюрократического отчуждения). Произошло же лишь реформирование форм этого отчуждения, и сделано оно было «сверху». Более того, мы еще накануне этих «реформ» показали, как и почему «шоковая терапия» будет откатом назад, вызовет к жизни «негативную конвергенцию»: соединение худших черт старой системы (бюрократизма, волюнтаризма, диспропорциональной структуры экономики) и капитализма (социальное неравенство, криминализация общественной жизни, деградация «человеческих качеств» и т.п.), что будет сопряжено с социально-экономическим спадом, институциональным хаосом и нарастанием теневой экономики, возрождением добуржуазных форм личной зависимости и насилия, при феодально-монополистической концентрации капитала и, как закономерное следствие, – угрозе восстановления авторитаризма.

Критическое отношение к сложившемуся на пост-советском пространстве типу «реформ» как исторически регрессивному, ведущему к снижению экономической и социальной эффективности по сравнению с кризисной и малоэффективной советской системой – это еще один важный пункт, характеризующий позицию авторов, предлагавших и предлагающих альтернативные программы опережающего развития для нашей страны.

Однако довольно о прошлом. Рассмотрим несколько подробнее авторскую трактовку социализма с акцентом на методологии выведения и обоснования основных ее положений.

Социализм: некоторые общие характеристики

социализм как эпоха нелинейной трансформации «царства необходимости» в «царство свободы»: постановка проблемы и социо-экономические акценты

Для постсоветского читателя хорошо знаком старый тезис о том, что социализм является разрешением противоречий капиталистического способа производства и выступает как первая фаза коммунизма.

Между тем, еще в 50-60-е годы прошлого века и советский, и зарубежный критический марксизм в полной мере восприняли классическую идею К.Маркса и Ф.Энгельса о будущем обществе как эпохе, снимающей (NB! Именно снимающей, а не уничтожающей) противоречия и достижения всей предыдущей экономической общественной формации (в других вариантах – предыстории, царства [экономической] необходимости), а не только капитализма как ее последней фазы[374]. Этот тезис был соединен с новым (по сравнению с ортодоксальным, сталинским вариантом) пониманием предпосылок нового общества. К ним были отнесены господство творческой деятельности и научно-техническая и человеческая революции. На Западе лет пять-десять спустя начали появляться работы по проблемам постиндустриального общества. Ставшая классикой книга Д.Белла[375] трактовала эту будущую систему отчасти в духе «легального марксизма».

На перекрестье социально-экономических работ по проблемам нового качества системы, лежащей «по ту сторону собственно материального производства» (К.Маркс), с одной стороны, и гуманитарных изысканий «поколения 68 года» – с другой, выросло современное понимание социализма как эпохи перехода от экономической общественной формации («царства необходимости») к качественно новому обществу (автор ниже будет вслед за Марксом пользоваться термином «царство свободы»).

Постсоветский критический марксизм дополнил и развил этот подход, сформулировав ряд положений, которые и предлагаются ниже[376].

Этот подход к социализму снимает, критически развивает традиционные трактовки социализма либо как всего лишь системы ценностей (социал-демократическая версия), либо как первой фазы нового (коммунистического) способа производства, приходящего на смену капитализму (ортодоксальная марксистская версия).

Мы показываем, что социализм есть:

· снятие, позитивная теоретическая и практическая критика, преодоление не «только» капитализма, но и всех форм социального отчуждения – от ограниченности натурального хозяйства до современного «рыночного фундаментализма»; от патриархальной или рабски-феодальной личной зависимости до современной тотальной гегемонии корпоративного капитала; от примитивных форм государственного насилия до современных механизмов политико-идеологического принуждения…;

· период нелинейного, включающего победы и поражения, реформы и контр-реформы, революции и контр-революции движения к новому качеству общественной жизни и новому типу Личности; это нелинейное движение уже включало и может включать в будущем как опережающие мутации (попытки создавать новое общество при недостаточных материально-технических и социо-культурных предпосылках), так и образование застойно-реакционных социумов, для которых будет характерно реверсивное движение исторического времени;

· всемирный процесс, протекающий в многообразных формах: от рождения первых более или менее продвинутых по пути к царству свободы социумов (государств, групп государств) до многообразных социально-творческих, социально-освободительных движений и структур; только всемирные сети, интегрирующие на основе принципов, характерных для свободных работающих ассоциаций (например, новых социальных движений), самые различные образования – от малых неправительственных организаций отдельных стран и наиболее креативных личностей до крупных левый партий и международных социальных движений в единстве с начинающими выращивать первые ростки социализма государствами, – могут привести к победе социализма; социализма как всемирной открытой добровольно сформированной сети, социальное пространство которого будет лишь частично совпадать с границами прогрессивных государств, разворачиваясь как сетевая структура, объединяющая людей, социальные организации и движения, культурные феномены и практики – всю совокупность феноменов, снимающих социальное отчуждение;

· мир преимущественно переходных отношений, включающий в едва ли не каждом своем проявлении – от человеческих качеств социалистов и коммунистов до политики первых социалистических государств – черты и нового общества, и мира отчуждения; поэтому всякий раз, говоря о социализме, мы должны говорить о мере его генезиса в том или другом фрагменте мировой социалистической сети (или этой сети в целом);

· процесс, предполагающий борьбу за экономическую, социальную, политическую власть, а потому – качественные изменения (революции), причем не только социально-экономические, но и политические; в зависимости от меры материально-технической, социально-экономической, идейно-культурной достаточности и необходимости этих изменений данные политические подвижки будут успешны или трагичны; приводить к образованию новых анклавов социализма или оборачиваться мутациями нового строя, а то и контрреволюционными, реверсивными социальными процессами; последнее особенно опасно: не-свершенные в условиях необходимых и достаточных предпосылок социальные реформы и/или социалистические революции приводили и будут приводить к образованию крайне реакционных общественных образований.

Поиск по сайту: