Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Ричард Бах. “Чайка по имени Джонатан Ливингстон” (фрагменты из произведения)



 

– Чайка Джонатан Ливингстон! — Старейшина произнес эти слова таким тоном, каким говорил только в особо торжественных случаях. – Ты вызываешься в Круг!

“Понятно, – подумал Джонатан, – это по поводу того, что случилось утром во время завтрака. Они видели прорыв! Однако почести мне ни к чему. И в лидеры – тоже не хочу. Мне, пожалуй, только хотелось бы поделиться своими находками, показать всем необозримые возможности, открытые каждому из нас”.

И он сделал шаг в Круг.

– Чайка Джонатан Ливингстон! – продолжал Председатель. – Изволь выйти в Круг и подвергнуться порицанию, свидетелями которого надлежит стать всем твоим собратьям по Стае.

– ...Ибо величайшего позора заслуживают проявленные тобой беспечность и безответственность, равно как и попрание достойных традиций добропорядочного Семейства Чаек...

– ...Ты – Чайка Джонатан Ливингстон – однажды поймёшь, сколь неблагодарной вещью является безответственность. Нам не дано постигнуть смысл жизни. Очевидно же в ней лишь одно: в этот мир мы приходим для того, чтобы питаться и за счёт этого как можно дольше существовать в нем...

– Безответственность?! – воскликнул он. – Да что вы, братья?! Какая же тут безответственность – понять, в чём смысл жизни и открыть пути достижения высшей цели бытия? Скорее, наоборот, – посвятивший себя этому как раз и проявляет максимум ответственности. Ведь что мы знали до сих пор – тысячелетия свар из-за рыбьих потрохов... Теперь у нас появилась возможность понять первопричину – постичь, ради чего мы живём. Открытие, осознание, освобождение! Дайте же мне один-единственный шанс, позвольте показать вам то, что я нашёл...

С таким же успехом Джонатан мог взывать к каменной стене.

– Какие мы тебе братья, отступник?! – был ответ, и, словно по команде, все церемонно обратились к нему хвостами, предварительно поплотнее зажав уши.

Остаток своих дней Чайка Джонатан Ливингстон провёл в одиночестве, однако отнюдь не на Дальних Скалах, ибо он улетел гораздо дальше. И единственным, что несколько угнетало его, было не одиночество, но отказ остальных чаек поверить в славу полёта, их ожидавшую. Они отказались открыть глаза и увидеть!

С каждым днём знание, которым обладал Джонатан, росло.

...В одиночестве наслаждался он плодами того, что некогда намеревался подарить всей Стае. Он научился летать и не сожалел о той цене, которую ему пришлось заплатить.

Серая скука, страх, злоба — вот причины того, что жизнь столь коротка. Осознав это, Джонатан избавил свои мысли от скуки, страха и злобы, и жил очень долго, и был по-настоящему счастлив.

 

...А потом, однажды вечером, когда Джонатан спокойно и одиноко парил в небе, которое он так любил, прилетели они. Две белые чайки...

Они появились рядом с ним, и летели крыло к крылу по обе стороны от него. Чистотой своей подобные свету звёзд, они мягко сияли во тьме ночного неба, и добротой было исполнено сияние их.

– Кто же вы ?

– Мы – из Твоей Стаи, Джонатан. Мы – Твои братья, и мы пришли за Тобой, чтобы позвать тебя выше, чтобы позвать тебя домой. Ты обрёл знание. Одна школа закончена, пришла пора начинать следующую.

И осознание, в течение всей жизни бывшее для Джонатана далёкой путеводной звездой, ярко вспыхнуло в тот же миг. Эти слова сверкали перед ним всю его жизнь, поэтому он понял, понял мгновенно. Они правы. Он может подняться гораздо выше, и ему ПОРА возвращаться домой.

В последний раз он окинул взглядом земное небо и саму землю – дивный серебристый мир, – на которой столь многому научился. А потом сказал:

– Я готов.

И они втроём – Чайка Джонатан Ливингстон и две сияющие подобно звёздам птицы – устремились ввысь, чтобы раствориться в совершенстве небесной темноты.

 

Прошёл месяц, вернее, то, что воспринималось как месяц времени. Джонатан учился с невероятной быстротой. Он и раньше всё схватывал буквально на лету, даже не имея никакого наставника, кроме обычного опыта. Теперь же, будучи избранным учеником самого Чианга, он впитывал новые понятия, словно был не птицей, а облачённым в перья стремительным снарядом с компьютерной начинкой.

Но настал день, и Чианг ушел. Он спокойно разговаривал со всеми, призывая их ни в коем случае не прекращать обучение и настойчиво практиковаться, всё ближе и ближе подбираясь к постижению невидимого универсального принципа, лежащего в основе всей жизни, – принципа совершенства. По мере того как он говорил, перья его становились всё ярче и ярче, и, в конце концов, испускаемое им сияние приобрело такую интенсивность и силу, что никто из них не мог больше на него смотреть.

– Джонатан, – произнёс Чианг, и это были его последние слова, – постарайся постичь, что такое Любовь...

Когда они снова смогли видеть, Чианга с ними уже не было.

 

...Шли дни. Джонатан всё чаще ловил себя на том, что думает о Земле, о той Земле, откуда пришёл в самом начале. Если бы там, тогда, ему была известна хотя бы десятая, нет, даже сотая доля того, что он узнал здесь, – насколько более насыщенной и эффективной могла бы быть земная часть его жизни! Он стоял на песке и думал: интересно, есть ли сейчас там, на Земле, Чайка, которая старается вырваться за пределы врождённых ограничений, постичь значение полёта, выходящее за грань понятия о нём лишь как о способе добыть корку хлеба, выброшенную кем-то за борт вместе с помоями? А может быть, там есть даже кто-нибудь, кого изгнали за то, что он высказал в лицо Стае открытую им для себя истину?..

И чем глубже Джонатан постигал уроки доброты, чем яснее видел природу любви, тем больше ему хотелось вернуться на Землю. Ибо, несмотря на прожитую в одиночестве жизнь, Чайка Джонатан был рождён для того, чтобы быть учителем. Он видел то, что было для него истиной, и реализовать любовь он мог лишь раскрывая своё знание истины перед кем-нибудь другим – перед тем, кто искал и кому нужен был только шанс, чтобы открыть истину для себя.

 

Салливан, сделавшийся к тому времени мастером полёта со скоростью мысли и помогавший другим освоить это искусство, пребывал в сомнениях. Он говорил Джонатану:

– Может быть, ты полагаешь, что среди изгнавших тебя тогда мог быть кто-нибудь, кто прислушается к твоим словам сейчас? Ты же знаешь пословицу: чем выше летает чайка тем дальше она видит. Там, откуда ты пришёл, все они буквально не отрываются от земли, они копошатся на ней, злословят и грызутся друг с другом. И от Неба их отделяют тысячи миль. А ты намерен сделать так, чтобы они увидели Небо, не сходя с места!

И Джонатан оставался, работая с прибывающими Новичками. Но исчезнувшее было чувство опять возникало, и всё начиналось снова: Джонатан не мог избавиться от мысли о том, что где-то там, на Земле, тоже есть две или хотя бы одна чайка, разум которой открыт знанию. Насколько больше знал бы он сам, если бы к нему в дни изгнания пришёл Чианг!

 

– Салли, я чувствую, что должен вернуться. А управиться с Новичками тебе помогут твои ученики – они уже вполне для этого созрели.

– Мне тебя будет очень не хватать, Джон.

И, опустив глаза, Салливан принялся разглядывать песок.

– До свидания, Джон.

– До свидания, Салли. Мы ещё встретимся.

С этими словами Джонатан воспроизвёл в мыслях образ огромных стай чаек на океанском берегу где-то в ином времени. Теперь благодаря тренировке ему не требовалось прикладывать никаких усилий для того, чтобы без тени сомнения знать: он – не кости, плоть и перья, но сама идея свободы и полета, которая совершенна по своей сути, и оттого не может быть ограничена ничем.

^ ^ ^

Чайка Флетчер Линд был ещё весьма молод, однако уже знал, что никогда ни одна Стая не поступала столь грубо и несправедливо, как поступила сегодня с ним его собственная Стая.

“И плевать, пусть болтают, что хотят, – думал он, с помутневшим от ярости взором направляясь в сторону Дальних Скал. – Летать – это ведь не просто хлопать крыльями, таскаясь туда-сюда, как... как... москит какой-то! Подумаешь – бочку крутанул вокруг Старейшины! Я же просто так, шутки ради... И вот пожалуйста – Изгнанник! Дурачьё слепое! Вконец отупели – ничего не понимают! Неужели они ни на секунду не задумываются о том, какие перспективы откроются перед ними, если они научатся летать по-настоящему?”

И тут он услышал голос, который звучал где-то внутри его собственной головы. Очень мягкий голос... Но всё равно это было настолько неожиданно, что Флетчер опешил и вздрогнул в воздухе, словно наткнувшись на невидимое препятствие.

Не нужно их ругать, Флетчер. Изгнав тебя, они навредили только сами себе. И когда-нибудь они это поймут. И они поймут то, что понимаешь сейчас ты. А тебе следует простить их и помочь им понять.

В дюйме от конца правого крыла Чайки Флетчера летела птица – ослепительно-белая сияющая чайка, самая светлая в мире. Без малейшего усилия птица скользила рядом, не шевеля ни единым пером, и скорость её полета была при этом равна скорости, с которой летел Флетчер, а это был почти его предел.

“Да что же это такое происходит?! Я что, сошёл с ума?! Или уже умер?! Кто это?!”

Тем временем голос – тихий и спокойный – возник вновь среди сумятицы его мыслей. На этот раз требовательно прозвучал вопрос:

– Чайка Флетчер Линд, хочешь ли ты летать?

– Да! Я хочу летать!

– Чайка Флетчер Линд, достаточно ли сильно твоё желание летать для того, чтобы простить Стаю, и учиться, а затем вернуться однажды к ним и трудиться среди них, помогая им обрести знание?

– Да.

– Ну что ж, Флетч, – в голосе сияющего существа звучала доброта, – тогда начнём с освоения искусства горизонтального полёта...

 

... – Я не могу понять, как ты умудряешься любить эту тупоумную ораву, готовую в любой момент взбеситься и прикончить тебя. Как, например, вчера...

– Ох, Флетч, кто же такое полюбит? Ненависть и злоба – вовсе не то, что следует любить. Научись видеть в них Истинную Чайку, воспринимая всё то лучшее, что в них есть, и помогая им самим это лучшее рассмотреть. Вот что я имел в виду, когда говорил о любви. Знаешь, как радостно, если это удаётся!

 

... – Я больше не нужен тебе, Флетч. Просто продолжай искать себя и находить. Каждый день поближе узнавать свою истинную природу – настоящего Чайку Флетчера. Он – твой учитель. Нужно только понять его и тренироваться, чтобы им быть.

А через мгновение тело Джонатана замерцало, перья его засияли, и он стал таять в воздухе.

...Прошло некоторое время, прежде чем Чайка Флетчер смог заставить себя подняться в воздух, где его ожидала новая группа учеников, жаждавших получить первый урок.

– Для начала, – мрачно сказал он, – вам следует понять, что чайка есть ничем не ограниченная идея свободы, воплощение образа Великой Чайки, и всё ваше тело от кончика одного крыла до кончика другого – это только мысль.

Молодые чайки глядели недоумевающе. “Ну, парень, – думали они, – не очень-то эта инструкция поможет нам выполнить мёртвую петлю”.

Флетчер вздохнул и заговорил снова, окинув их критическим взглядом:

– Хм... Э-э-э... Ладно, начнём с освоения искусства горизонтального полета.

И стоило ему это произнести, как он уже понял, что происхождение его друга было ничуть не более божественным, чем его собственное.

“Нет ограничений, Джонатан? – подумал он. – Тогда недалёк тот день, когда я соткусь из воздуха на твоём берегу и кое-что расскажу тебе о том, как нужно летать!”

Он старался выглядеть перед учениками строгим, но вдруг увидел их всех такими, каковы они были в действительности, он рассмотрел их истинную сущность. Это продолжалось недолго – лишь мгновение, но ему понравилось то, что он увидел, очень понравилось, вплоть до любви. “Нет пределов, Джонатан? ” – он улыбнулся. Начинался его собственный путь...

 

 

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.