В России сложилось тяжелое положение, которое вовсе не чревато превращением кризиса трансформации в кризис развития. В обществе и даже в среде прямо ответственных за проект специалистов не возникает диалога, чтобы договориться хотя бы по немногим главным вопросам. «Господствующее меньшинство» (в смысле А.Тойнби) оказалось способно так манипулировать общественным сознанием, что вырабатываемые его интеллектуальными службами концепции раскалывают большинство на множество неустойчивых, не имеющих прочной идейной основы групп. Эти группы погрузились в слабый, текучий взаимный конфликт, из которого не возникает не только положительного проекта, но даже никакого сплачивающего мнения.
«Сборка» общества начнется лишь тогда, когда удастся преодолеть борьбу множества несовместимых «чаяний», внушенных манипуляторами. Когда мы хотя бы в общих чертах договоримся о том, чего же мы хотим (или, для начала, чего мы не хотим), и что возможно при разных вариантах проекта. Для этого надо перейти на язык, исключающий отработавшие идеологические штампы и метафоры.
В настоящее время язык, на котором говорит та группа специалистов, которая воспринимается как «экономисты», является некогерентным. Это значит, что утверждения, высказанные на языке понятий, принятом в этом сообществе, не связываются в непротиворечивые умозаключения. Соответственно, являются некогерентными и утверждения политиков, основанные на докладах экономистов. Вот, в программной статье В.Путина «Россия», опубликованной 31 декабря 1999 г., сделаны три утверждения:
- «Бурное развитие науки и технологий, передовой экономики охватило лишь небольшое число государств, в которых проживает так называемый «золотой миллиард».
- «Мы вышли на магистральный путь, которым идет все человечество... Альтернативы ему нет».
- «Каждая страна, в том числе и Россия, должна искать свой путь обновления. Мы пока не очень преуспели в этом».
Не было бы проблемы, если бы речь шла просто о политической демагогии или даже о некогерентности мышления правительственных аналитиков. Тяжесть положения в том, что комбинации несовместимых утверждений стали общим местом всего дискурса философствующего сообщества экономистов. Поставляя в общественное сознание некогерентные сообщения, удостоверенные авторитетом науки, сообщество экономистов становится само одним из наиболее опасных манипуляторов и разрушителей этого сознания.
Нынешняя смута в России замечательна тем, что во всем обществе как бы заключен негласный договор: не ставить трудных вопросов - уже не говоря о том, чтобы отвечать на них. Депутаты не задают таких вопросов правительству, избиратели - депутатам, читатели - газете и т.д. И ладно бы только публично не задавали вопросов, но этого, похоже, не делается и между близкими людьми и даже про себя. Более того, вопросы как вид высказывания стали восприниматься неадекватно - в них всегда слышится скрытое желание «срезать» оппонента, а не сделать шаг к пониманию.
Попробуем в виде опыта мысленно поставить вопросы экономистам. Вопросы, которые были бы сформулированы предельно просто и однозначно и без идеологического подтекста. Это будет учебным упражнением. Каждый вопрос предварим изложением фактов, которые кажутся общеизвестными.
1. В языке экономистов постоянно фигурирует понятие «нормальная рыночная экономика». Все признают, что в России ее нет. Объяснения причин, по которым ее нет, различны. Одни ссылаются на тяжелое наследие советской системы, другие - на ошибки и злоупотребления реформаторов. Из тех параметров нормальной рыночной экономики, которые приводят для ее описания и те, и другие, следует, что речь идет именно и исключительно об экономике стран того самого «золотого миллиарда», о которых писал В.Путин.
Те же самые экономисты, что употребляют понятие нормальная рыночная экономика, признают, что это - крайне неравновесная система, которая требует для поддержания равновесия непрерывного изъятия огромных ресурсов извне и сбрасывания огромного количества загрязняющих отходов вовне. Этот тип хозяйства не только не может быть распространен на все человечество, но даже не может и продолжать поддерживаться длительное время даже на Западе (потому и «золотой миллиард» - вариант глобального национал-социализма). Это - выводы Конференции Рио-92, которые экономистами не оспариваются.
Вопрос: каковы основания, по которым экономическое сообщество России называет указанную экономикунормальной?
Принять как нормальное то, что не может быть нормой для всех и даже для значительного меньшинства - вещь далеко не безобидная. Это не просто вводит общество в глубокое заблуждение и повреждает мышление, это подрывает фундаментальные этические ценности (в подсознании - религиозные). Вероятно, правильнее было бы назвать этот тип хозяйства «экономика золотого миллиарда», и тогда все встало бы на свои места. Тогда экономисты могли бы верно указать свою позицию: одни сказали бы «ненормальная, но желательная для России экономика», другие - «ненормальная и нежелательная для России экономика», третьи (их мало) - «ненормальная и невозможная для России экономика»..
2. Пока что неизвестно, по какой причине экономисты почти всех направлений (даже коммунисты) заявляют о желательности для России рыночной экономики. Поэтому реформаторов критикуют не за неверный выбор траектории («магистрального пути»), а за ошибочный выбор технического варианта и темпа изменений[236].
Таким образом, негласно утверждается, что при хорошем и неторопливом исполнении приватизации в России можно было бы построить «нормальную рыночную экономику» (или «экономику золотого миллиарда»). Немногие авторы, которые ставят под сомнение саму эту возможность в принципе, занимают в сообществе маргинальное положение, и их заявления просто игнорируются - на них никто не отвечает. Ситуация ненормальна: заявления интеллектуального сообщества по важнейшему вопросу выбора народа и страны строятся на неявном предположении, которое никто не решается явно высказать даже в качестве постулата. Когда слепой ведет слепого к пропасти, это трагично, но простительно, но тут – другой случай...
Вопрос: как экономисты объясняют тот факт, что никто из авторитетных членов сообщества не утверждал с рациональными доводами и даже не постулировал самой возможности для России устроить на ее земле тип хозяйства «золотого миллиарда»?
Замечу как очевидность, что принятие для России правил «нормальной рыночной экономики» (переход на «магистральный путь») означает включение либо в ядро системы, либо в число «аутсайдеров», на пространстве которых ядро организует «дополняющую» экономику (пример - Бразилия). Также известно, что разрыв между ядром и периферией при этом не сокращается, а растет, и в перспективе, как выразился Ж-Ж.Аттали, «участь аутсайдеров ужасна». Прогнозы сокращения населения России, продолжающей «идти по магистральному пути», хорошо известны, динамика всех эмпирических показателей за последние десять лет эти прогнозы подтверждает. Таким образом, экономисты, продолжающие замалчивать суть выбора, не могут не знать о его последствиях.
В целом, из множества уклончивых и туманных заявлений возникает ощущение, что элита экономистов знает, что страна будет доведена до состояния аутсайдера с вымиранием двух третей населения. Смирилась с этим - но, согласно контракту, «дает понять» этому населению, что оно будет введено в золотой миллиард. Дает понять, но прямо не утверждает, потому что очень совестливая и лгать не может. Если это ощущение верно, то это значит, что произошла нравственная гибель сообщества экономистов. И тогда не следует терять время и силы на его гальванизацию и имитацию жизни. Надо разделяться и в каждой части строить новый, чистый понятийный аппарат и восстанавливать когерентные рассуждения, предназначенные не для манипуляции сознанием, а для отражения реальности.
3. Встроиться в систему «нормальной рыночной экономики» даже в положении аутсайдера можно лишь в том случае, если хозяйство данной страны производит количество прибавочного продукта, превышающее определенный минимальный уровень - обеспечивает приемлемую норму прибыли. По отношению к населению тех регионов, где этот уровень не достигается, введено понятие «общность, которую не имеет смысла эксплуатировать». В такую категорию попали, например, многие регионы Африки. Сюда не делают инвестиций - они невыгодны. Жители этих регионов могут жить и даже веселиться, но только в рамках своего, натурального (значит, естественного) хозяйства и своей, «ненормальной», рыночной экономики[237].
В России в силу географических и почвенно-климатических условий прибавочный продукт и капиталистическая рента были всегда низкими. Достаточно сказать, что в России из-за обширности территории и низкой плотности населения транспортные издержки в цене продукта составляли 50%, а, например, транспортные издержки во внешней торговле были в 6 раз выше, чем в США. Как это влияло на цену, рентабельность, зарплату, стоимость кредита и пр.? Наверняка многие с удивлением узнают, что в 1904 г. совокупная оплата труда крестьянина («трудодень») была в России практически такой же, как в Швейцарии. Например, в Смоленской Губернии: в Сычевском уезде 1,56 руб., Дорогобужском 1,47 руб., Гжатском 1,37 руб., а в Швейцарии 1,52 руб. Эти данные приводит А.В.Чаянов. Как же так? Ведь благосостояние русского крестьянина и швейцарского были просто несравнимы! Дело в том, что Россия - не Швейцария. Гжатский уезд полгода под снегом, и у крестьянина там нет скота, чтобы зимой варить швейцарские сыры. Поэтому «трудодней», за которые можно получить плату, у гжатского крестьянина было вдвое меньше. А расходов - больше. Чтобы протопить всю зиму избу, надо затратить средства, эквивалентные двум месяцам труда - как минимум. Имея такую «фору», которая накапливалась сотнями лет, швейцарский крестьянин и обеспечил себе такой уровень благосостояния.
В среднем по России выход растительной биомассы с 1 гектара в 2 с лишним раза ниже, чем в Западной Европе и почти в 5 раз ниже, чем в США. Сегодня лишь 5% сельскохозяйственных угодий в России имеют биологическую продуктивность на уровне средней по США. Если в Ирландии и Англии скот пасется практически круглый год, то в России период стойлового содержания 180-212 дней. Однолошадный крестьянский двор в среднем мог заготовить только 300 пудов сена и продуктивного скота держать не мог. По сути, один лишь географический фактор заставлял в России принять хозяйственный строй, очень отличный от западного. Это - фактор неустранимый, и величина его очень значительна.
Сегодня в странах с теплым климатом (в Азии и Южной Америке) имеется избыток квалифицированной рабочей силы. Конкурируя на мировом рынке труда (конкурируя за капитал), она имеет перед русскими работниками большие абсолютные преимущества. В средней полосе России на отопление уходит 4 тонны условного топлива на человека. Это около 2 тыс. долларов на семью. Они входят в минимальную стоимость рабочей силы, которая каким-то способом должна быть оплачена предпринимателем (через зарплату, налоги или содержание жилищно-коммунальной сферы). На Филиппинах или в Бразилии этих расходов нет, и при прочих равных условиях разумный предприниматель не станет эксплуатировать русского работника, пока на рынке труда есть филиппинец. А прочие условия не равны, они также не в пользу русских.
Вопрос: какие основания были у экономистов считать, что при переходе России на «магистральный путь» русские не окажутся «общностью, которую нет смысла эксплуатировать»?
Понятно, что этот вопрос направлен уже к тем экономистам, которые критикуют реформаторов за то, что они «обещали привести нас в Швецию, а ведут в Бангла Деш». Утверждение, что нас ведут в Бангладеш, также требует обоснования. Из чего видно, что нас туда ведут? Разве в Бангладеш вымирает население?
Оптимистическая критика оппозиции, уверенной, что Россию хотят сделать сырьевым придатком, а русских - внешним пролетариатом Запада, во многом основана на оценках качества рабочей силы и технологической инфраструктуры СССР. Эти оценки уже в значительной степени иллюзорны, за десять лет произошла глубокая деквалификация рабочих и выросло новое поколение молодежи с высокими притязаниями и разрушенной трудовой этикой. Кого Россия может сегодня выбросить на мировой рынок труда? Об инфраструктуре и говорить не приходится, она, десять лет не получая средств даже на простое воспроизводство, начинает рассыпаться. Вместо нового цикла обновления производственной базы, который должен был начаться с середины 80-х годов, была начата разрушительная «реформа», приведшая к полному провалу технического перевооружения промышленности России (рис. 5).
4. В ходе приватизации не было высказано ясных экономических доводов в поддержку утверждения, что частные предприятия в России окажутся эффективнее, нежели предприятия, включенные в плановую систему. Это утверждалось как постулат, опирающийся на политическую силу и телевидение. С момента приватизации прошло восемь лет, и можно было бы дать оценку приватизации на основе опытных данных. Такой оценки внятно сделано не было. Похвалы приватизации имеют чисто идеологический характер (выходим на «магистральный путь»). Критике же подвергаются частные дефекты исполнения («обвальная», «ваучерная», «номенклатурная» и т.д.).
Между тем, в России существует крупная отрасль, которая имеет надежный рынок сбыта и не испытывает недостатка средств - нефтедобывающая промышленность. Здесь возникли крупные компании («эффективный собственник»), акции их ликвидны, имеются «стратегические инвесторы» и т.д. Иными словами, здесь не было больших помех тому, чтобы приватизация показала свой магический эффект в росте абсолютного и измеримого показателя эффективности - производительности труда.
Результаты таковы: в 1988 г. на одного работника, занятого в нефтедобывающий промышленности, приходилось 4,3 тыс. т добытой нефти, а в 1998 г. - 1,05 тыс. т. (это видно из рис. 6). Таким образом, несмотря на существенный технический прогресс, который имел место в отрасли за десять лет, превращение большого государственного концерна в конгломерат частных предприятий привело к падению главного показателя эффективности более чем в 4 раза!
Вопрос: почему экономисты, поддержав огромное по масштабам изменение всего народного хозяйства, уходят об общего и фундаментального анализа и оценки результатов этого изменения?
Сегодня виднейшие экономисты утверждают, что происходящее в России нормально, что все так и должно быть и что они предвидели нынешние результаты. Но в таком случае сообщество экономистов должно было бы поставить вопрос о профессиональной ответственности этих фигур, поскольку в 1990-1991 гг. никаких предупреждений обществу сделано не было. Умолчание хуже, чем ошибка.
5. В России быстро сокращается добыча энергоносителей и увеличивается их экспорт. Говорится и о планах постройки новых больших трубопроводов для экспорта. В 1998 г. добыто 294 млн. т нефти, а экспортировано вне СНГ 112 млн. т сырой нефти и 58 млн. т нефтепродуктов. При глубине переработки сырой нефти 65% (1998) эти пошедшие на экспорт нефтепродукты были изготовлены из 90 млн. т сырой нефти. То есть, экспорт нефти составил 201 млн. т, что составило 69% добычи (в СССР экспорт не превышал 20% при уровне добычи вдвое большем, чем сегодня).
Энергоносители, минеральные удобрения и металлы (их тоже можно считать материализованной энергией) являются главными статьями экспорта, необходимого для обслуживания внешнего долга. Долг этот растет, и возможности снижения экспорта энергии поэтому не предвидится. Таким образом, для внутреннего потребления России остается небольшое и постоянно сокращающееся количество нефти. В 1990 г. в СССР внутри страны оставалось 1,48 т нефти на жителя, в 1998 г. в РФ остается 0,7 т на жителя. Перспективы роста добычи малы, т.к. с конца 80-х годов глубокое разведочное бурение на нефть и газ сократилось к 1998 г. более чем в 5 раз (а бурение на другие минеральные ресурсы - в 30 раз).
Кроме того, в РФ произошел сдвиг в потреблении нефтепродуктов из сферы производства из-за резкого роста числа личных автомобилей (в три раза с 1985 г.). А стратегические концепции экономистов предполагают дальнейший переток энергоресурсов из сферы производства в сферу потребления в соответствии с планами массовой автомобилизации (об этом говорилось в § 4 гл. 20).
Вопрос: на какой энергетической базе возможно оживление хозяйства и рост производства в России при условии создания в ней «нормальной рыночной экономики»?
Энергия - фактор производства абсолютный. От экономистов же общество слышит, что путь выхода из кризиса - внесение технических и явно второстепенных изменений (увеличение денежной массы, снижение налогов, затруднение вывоза валюты «челноками» и т.д.).
6. И государство, и хозяйство в целом все с большим трудом изыскивают средства даже для покрытия самых срочных и неотложных расходов. Тем не менее, экономисты наперебой указывают на источники средств, которые не только бы могли решить срочные проблемы, но и оплатить обновление и рост производства[238]. При этом никогда не дается ясного сравнения реального масштаба этих источников и тех потерь, что понесло хозяйство за годы реформы и которые надо возместить. Возникает ощущение, что здесь возникла острая несоизмеримость.
Простые подсчеты показывают, что по сравнению с теми средствами, которые Россия потеряла из-за разрушения производственной системы все эти отыскиваемые источники доходов - крохи. Подорваны основы производственного потенциала. Так, в последние годы капиталовложения в село примерно раз в 100 меньше, чем были в 1988 г., а ведь то, что вкладывалось тогда, лишь поддерживало стабильное производство с небольшим ростом. Утрачивает плодородие почва без удобрений, добита техника, вырезана половина крупного рогатого скота (рис. 7-9)[239]. А морской флот? А трубопроводы, который десять лет не ремонтировались? А промышленность и электростанции? Огромные средства надо вложить, чтобы восстановить качество рабочей силы - только на то, чтобы довести питание людей до минимально приемлемого в климатических условиях России уровня, потребовались бы расходы порядка 5% ВВП или треть госбюджета.
Вопрос: почему экономисты не обсудят между собой и не представят обществу расчет средств, необходимых для того, чтобы в рамках «нормальной рыночной экономики» вывести Россию хотя бы на стартовую позицию для экономического роста?
Такой расчет, пусть упрощенный и грубый, необходим для того, чтобы граждане могли разумно судить о политических программах и обдумывать альтернативы. Не зная того положения, в котором находится страна и главные системы ее жизнеобеспечения, а также тех потенциальных ресурсов, которыми она располагает, общество в целом становится объектом манипуляции. В большой мере ответственность за это несет сообщество экономистов.