Почему Арджуна поднялся

Душа, что одинаково спокойно
всё принимает – радость и печаль –
живёт, не умирая! той жизнью, что вовеки
не перестанет быть, что никогда не будет
не существовать. Увидеть эту истину простую
дано лишь тем, кто может отличить
суть от случайности, непреходящее от тени.
Знай! Неуничтожима Жизнь,
разбрызгивающая жизнь повсюду,
она не может никогда, ни в коей мере
быть преуменьшена или прекращена.

Но очертания, что Жизнь собой являет,
наполнив духом их бескрайним и бессмертным,
погибнут скоро. Оставь их, принц, и в бой!

Кто говорит "Ах, я убил!", и кто подумает "Я умер!",
те оба упускают знанье! Жизнь
не может убивать! Её нельзя убить!
Дух не был рождён, он никогда не перестанет быть,
и не было мгновенья, чтоб он не существовал:
Начало и Конец они всего лишь сон!

– Кришна, Бхагавад-Гита –

Я сидел за уличным обеденным столом на верхней палубе под тенью её парусинового навеса с несколькими книгами и коллекцией рукописных записей, разложенных передо мной. Кертис работал на ноутбуке в кабинете, и, когда зазвонил звонок, как внутри, так и через внешний динамик, я решил, что он откроет дверь, но ошибся, потому что через минуту звонок зазвонил снова.

– Я открою, – прокричал Кертис.

Минутой позже он ввёл Говинду через французские двери. Говинда начал говорить, но я прервал его.

– Садитесь, – сказал я. – Вот, – я указал на поднос с напитками, – налейте себе чаю со льдом.

Он сел и налил себе чаю без сахара, как я заметил. У него было такое хилое и болезненно бледное тело, которое можно увидеть в магазине здоровой пищи, и которое никогда не видело ни чизбургеров, ни солнечного света.

– Послушайте это, – сказал я. – "Я окрещаю тебя не именем всевышнего, но именем дьявола!" – проревел Ахаб, и опустил зловеще шипящую сталь в кровь для крещения". Вы читали "Моби Дик"?

Говинда выглядел слегка сбитым с толку, это хорошо. Уверен, он много думал о том, что скажет мне, когда придёт сюда, но я хотел представить ему свой стиль ведения диалога с самого начала.

– Э, да, в школе, – ответил он. – Вкратце, во всяком случае, или, может быть, я смотрел фильм. Кто кого окрещает?

– Ахаб крестит свой только что выкованный гарпун. Кровью. Спаянный, как "клеем из расплавленных костей убийц". Круто, а?

Вероятно, моя улыбка была немного демонической, и Говинда, возможно, подумал, не совершил ли он ужасную ошибку, придя сюда. Может быть и так. Я улыбался не для него, я просто действительно наслаждался главой, где Ахаб создаёт своё оружие, и мне всё утро не терпелось разделить это с кем-нибудь.

– Звучит как-то по-сатанински, – ответил он.

– Да, – согласился я, – так и есть. Мелвилл сказал Натаниелю Хоторну, что это девиз книги.

– Э, не знаю, помните ли вы…

– Как же я мог забыть. Говинда. Рад вас видеть. Вы проходили это в школе?

– Проходили что?

– Почему девиз книги звучит по-сатанински?

– Сомневаюсь. Вы, наверное, удивлены, увидев меня снова…

– Да нет. Вообще-то я ожидал кого-нибудь с того вечера. И не удивлён, что это оказались вы.

– Ох, – произнёс он.

– И что же случилось после того, как мы ушли? Все, наверное, были ослеплены моей великолепной мудростью?

– В основном все подумали, что вы были пьяны.

– Могу себе представить. Давайте прогуляемся. Вы не против? Пойдёмте.

– Ох, – опять произнёс он. – Окей, да. Конечно.

Мы зашли в дом, я взял кепку Нью-Йорк Метс, бумажник и надел пару хороших сандалий для прогулок. Я был немного возбуждён, погрузившись в глубинные толщи "Моби Дика", так что прогулка была хорошим способом немного снять напряжение.

Мы запрыгнули в джип и проехали несколько миль до причала, что было хорошим местом для начала прогулки, так как давало нам на выбор несколько вариантов маршрута и расстояния. Мы припарковались и пошли вниз по милой заброшенной лесной тропинке. Говинда достал небольшую кучку свёрнутых банкнот из своего кармана и протянул её мне.

– Вы положили сто семьдесят один доллар в банку, – объяснил он. – Я взял десять, но всё равно это самый большой взнос.

– Я был немного уставшим, – объяснил я. – И мне ужасно хотелось уйти оттуда.

– Да, это было заметно.

Какое-то время мы шли молча.

– Я нашёл вас не просто для того, чтобы вернуть деньги, – сказал он.

Я промолчал.

– Я прочёл вашу книгу, – сказал он. – Марк дал мне предварительный экземпляр. Я прочёл её, не знаю, раз пять. Она вся была в загнутых уголках и подчёркиваниях. Классная книга. Да. Я читал много…

– Этот говнюк, – воскликнул я. – Он должен был быть там в тот вечер. А теперь он ещё выдаёт мою секретную личность и моё тайное логово.

– По-моему, в тот вечер у него умерла бабушка. Она тяжело болела…

– О, – ответил я, – смерть в семье. Король оправданий. Как не стыдно применять это ко мне.

– Я думаю, что я единственный, кому он рассказал о вас.

– Значит, больше неожиданных визитов мне не ждать?

– Насколько я знаю, нет. Я так не думаю.

– Хорошо. Это не мой дом. Я не могу позволить, чтобы он приобрёл странную репутацию.

– Надеюсь, я вас не….

– Не волнуйтесь об этом, – сказал я, но сам немного волновался, и мои мысли вернулись к очаровательной, свободной от эго зоне, которую я облюбовал в Марокко.

Мы сменили курс на песчаную дорожку, ведущую к берегу.

– Я хочу знать, почему Арджуна упал, – сказал он.

– Вы имеете в виду, что вы хотите знать, почему Арджуна поднялся, и понимаете, что сначала вы должны узнать, почему он упал.

Он немного задумался.

– Да, полагаю, что так.

Что делать… что делать…

Убить Кришну. Убить Арджуну. Вот первое, что нужно Говинде. Он застрял на Гите, и нужно его столкнуть.

– Знаете, – сказал я ему, – Арджуна не был похож на вас. Он не был искателем, духовным человеком. Он не был студентом философии или истины. Его опыт с Кришной не был результатом его собственных стараний или намерения. Он не стал реализовавшим истину посредством собственных преобразований. Он получил бесплатный доступ – освобождённый мистическим заклинанием. Кришна смошенничал, как всегда. Он поднял Арджуну на вертолёте, провёл турне и опустил обратно, и всё для того, чтобы Арджуна сделал то, что было нужно ему, Кришне.

– Признаться, я раньше не думал об этом таким образом, – сказал он.

– На самом деле, Бхагавад-Гита многого не стоит. Я люблю её, но она не имеет большой практической ценности для того, кто хочет пробудиться. Там есть несколько неплохих моментов, но она гораздо более эффективна в передаче дуальности, чем не-дуальности. Для Арджуны реализация истины – временное явление. Он пробудился лишь на столько, на сколько было нужно, чтобы исполнить то, чего хочет Кришна, а затем вернулся в своё обычное состояние сна. Его не-двойственное сознание не было постоянным.

Говинда молча размышлял.

– Если вы хотите увидеть настоящего человека, который поднялся, прочтите "Моби Дик".

Я привёл "Моби Дика", потому что это подходящий пример, и потому что он у меня на уме, к тому же я люблю проговаривать вещи, чтобы самому их лучше разглядеть.

– Вот капитан Ахаб, так? До своей первой встречи с Моби Диком он ещё был на двух ногах – ещё нормальный, уважаемый человек, так? Капитан корабля, надёжный профессиональный человек из Нантакета, муж и отец. Он всю жизнь охотился на китов, что являлось главным промыслом в Нантакете. Он был квакером, что было главной религией в Нантакете. Мы не знаем много о том, почему он упал, но мы видим его, когда он поднимается. Он посреди открытого океана, уже несколько лет не зная твёрдой почвы под ногами. Он в жестоком бою с громадным белым китом. Представьте. Он и его люди в своих маленьких, хрупких вельботах ведут свирепую схватку. Лодки разбиты в щепки, вода белая от пены о красная от крови неистового левиафана. Левиафан! Враг света! Всюду спутанные лини и плавающие обломки, люди бьющиеся о воду, крики сквозь шум, лодки разбиты, и в центре всего этого взбешённый зверь размером с дом, дерущийся за свою жизнь. Устрашающе, а?

Говинда что-то пробурчал.

– Итак, кит побеждает. Лодки, спущенные на воду для охоты за ним, разбиты, кроваво-пенная вода усеяна обрывками верёвок, обломками досок и членами команды. И что делает Ахаб?

Говинда потряс головой.

– Он выхватывает шестидюймовый нож и нападает на кита. Как ребёнок нападает на борца сумо с кнопкой. Он бросается на кита и пытается убить его ножом.

– О, боже.

– Вот это поступок, а? Что такого было в нём и как долго, что заставило его так поступить? Кто знает, но он так поступил.

– И что произошло?

– Кит откусил ему ногу.

– Ох.

– Вот где пересечена черта. Это граница между двумя вещами. Подобное сражение не так уж необычно во время охоты на кита ­– лодки разгромлены, люди умирают в воде, киты уходят с гарпунами и отрогами в теле. Капитан с опытом Ахаба мог наблюдать подобные сцены десятки, возможно, сотни раз.

– Да?

– Но в этот раз всё иначе. В этот раз что-то в Ахабе заставляет его идти вперёд. Кто знает, что и почему? Ахаб прежде не сталкивался с этим китом. Для него это должен быть просто ещё один кит, но в этот раз Ахаб хватает нож и бросается на кита, и начиная с того самого момента, когда пошёл импульс к действию от его мозга к рукам и ногам, один человек закончился, и начался другой.

Некоторое время мы шли молча.

– Гита это всё ещё ценный инструмент, – наконец продолжил я, – но если ты смотришь на неё как на какой-то священный текст, или на что-то божественное, безупречный авторитет, ты делаешь единственно возможную ошибку.

– Остановку, – сказал он.

– Да. Здесь всё время нужно двигаться вперёд. Нет ничего священного, святого или божественного – только истинное или нет. Значит, вы хотите знать, почему Арджуна упал. Вы не знаете, но я знаю, что вы имеете в виду. Вы хотите вылезти из этой дыры, в которую вы закапывались в течении пятнадцати лет, и предпринять путешествие, которого всё это время избегали. Примерно так?

Он вздрогнул и кивнул.

– Да.

– Отлично. Есть причины для оптимизма. Я не всегда понимаю, какую мелодию играет вселенная, но какую-то она определённо играет сейчас. Нас познакомили через достаточно невероятные обстоятельства, я не знаю зачем, но тому есть причины. Быть может это для вас, быть может, для книги, над которой я работаю, быть может, для чего-то ещё. Возможно, всё вышеназванное. Кто знает? Не важно. Причины всегда есть, осознаём мы их или нет.

Мы продолжали идти ещё в течении часа или около того, и в это время я начал понимать то, что мне так трудно было понять. Сам просто шагая и сохраняя ум нейтральным, я позволил говорить в основном Говинде, и мне становилось ясно, что тема об отпускании штурвала, о которой я говорил в первой книге, не прошла через него. Может быть, он думал, что это не всех касается – шаг, который можно пропустить. Слушая его, мне казалось, что он просто это игнорировал, и в этом проявлялся довольно странный аспект работы с духовными искателями: они будут делать всё, что угодно, необходимое для путешествия, кроме движения вперёд. Они полностью отдаются движению, оставаясь при этом на месте. Они всё бы отдали, чтобы быть там, но чтобы сделать это отсюда. Эго хочет сладостей, но если ценой сладостей должно быть эго, в чём смысл? Глупо менять лошадь на седло. Так где же решение?

Ты можешь держать в руках пирожок и одновременно съесть его! Это пользующаяся широким спросом формула, которая заставляет Говинду идти на месте в течении пятнадцати лет – обещание, что вы можете величественно парить как орёл, не покидая при этом гнезда. Виртуальная реальность. Виртуальная духовность. Виртуальная жизнь. В конце концов, я вынужден был прекратить читать духовные книги и журналы несколько лет назад, когда стало ошеломляюще ясно, что та же формула, бесконечно перекраиваемая, формировала основу, на которой процветает весь духовный рынок. Последним на моей памяти чтивом, имеющим хоть какую-то духовную природу, было интервью в журнале с каким-то старым индийцем, который сказал, что если будешь произносить определённую мантру в течении шести месяцев, станешь богатым, если будешь стоять на горячих камнях в течении шести месяцев, преодолеешь сексуальное влечение, и если будешь жить в одиночестве на открытом воздухе в течении шести месяцев, станешь просветлённым. Я подумал, а интересно, если делать всё одновременно, я что, стану тогда богатым просветлённым евнухом к рождеству, но в статье об этом не говорилось. Не рискуя бездарно потратить шесть месяцев, я распрощался с тем временем, когда заинтересованно следил за человеческой духовностью, и больше никогда не возвращался к этому.

***

То, что я сейчас заметил в Говинде, кипело в моём сознании целую неделю, и теперь всплывало на поверхность. Джулия говорила об этом в некоторых письмах, которые я недавно читал. Это заставило меня пристальнее наблюдать за Мэри и Кертисом, как они действуют. Теперь вот Говинда, и я действительно начинаю видеть, что самая основная и самая важная вещь распознаётся меньше всего. И самая важная не только в смысле пробуждения, но и в смысле сладких снов тоже. Причиной того, что я так медленно осознавал это, было то, что качество, на которое я ссылаюсь, настолько полностью во мне интегрировалось уже очень давно, что я полагал, что все разделяют его, либо я забыл, что это не так. Поэтому, или благодаря моей отстранённой от эго жизни в последнее время, я просто забыл и думать об этом.

Возможно, это и послужило причиной для всей той любопытной череды событий, начавшейся с того, что я не выспался как следует перед поездкой город, потом Меган переиначила "будь здесь и сейчас", потом встреча в Квинсе, разговор с Кертсом, Говинда отыскал меня и явился лично, и кто знает, что будет дальше. Глупо делать вид, что знаешь, где что-то начинается и кончается, конечно, но это полезно, чтобы отсечь более мелкие тенденции, оставляя для рассмотрения более крупные. Смыслом этой череды событий, конечно, не может являться что-то одно, например, моё осознание своего слепого пятна относительно людской способности к высшей навигации, или того, что многие люди живут свои жизни как безучастные наблюдатели. Смысл может быть, и конечно, он есть, в прогрессе Говинды, и я уверен, что ещё множество других нитей вплетены в эту небольшую часть полотна. Ведь бесконечный разум так же безгранично и непостижимо сложен, какими нам могут показаться его действия; не существует большого или маленького, простого или сложного, много или мало для совершенного разума, который всем управляет и всем является, и думаю, я совершенно упустил из виду то, что не каждый знает об этом и живёт в соответствии с этим. Я совсем забыл, что большинство людей, включая многих из моего окружения, действуют из уровня конечного мозга, а не бесконечного разума.

Вот ещё одна частичка этой всё время развивающейся головоломки. Каким-то образом моего внимания избежало, что большинство людей действуют неизмеримо более худшим способом, чем тот, который принадлежит им по праву – нищие с выигрышным лотерейным билетом, забытым в кармане. И это касается не столько просветления, сколько человеческого развития. Это обсуждалось в первой книге, и не будет лишним ещё раз сказать: "не для меня, но для Тебя"; "на всё воля Аллаха"; "Брама главный возничий". Если ты этого не понял, ты не понял ничего. Если это не является твоей живой реальностью, значит ты, как большинство людей, застрял в уютном, закутанном в эго состоянии. Если так, то вот мой совет: Наблюдай это состояние. Изучи, как оно появляется в тебе и в других. Разверни свет своего ума на него. Замечай его везде. Научись распознавать действия и рассуждения эго. Вскрывай мысли, слова и поступки, чтобы обнаружить ядро страха внутри. Знать ложь это ненавидеть её, видеть её это убить её. В духовной нищете нет благородства. Если ты желаешь освобождения от этого состояния, ты должен молить об этом. Если ты не желаешь освобождения, ты должен молить о желании. Гнездо это не жизнь, как подтвердит любой, у кого есть крылья.

Просветление – чуднόе слово для пробуждения – это конечный пункт достижения для каждого человека, тогда как тот высший, несвязанный образ бытия "в здесь и сейчас" доступен для любого, кто действительно этого хочет. Если составить список всего того, что вы хотели бы получить от духовного поиска и практик, его всецело заменит, или предоставит средства его достижения, Человеческая Зрелость. Да, большинство людей безнадёжно замкнуты в своей жизни, и поэтому такое естественное и всеми желанное качество так редко. Большинство людей перестают расти в возрасте десяти-двенадцати лет и умирают в гнезде, в котором родились. Нетрудно поверить, что многие, если не большинство, врагов человечества, как на индивидуальном, так и на общественном уровне, происходят из этого состояния задержки развития. Это верно как для общества в целом, так и для индивидуумов, составляющих это общество. Взгляните сами. Взгляните на себя. Взгляните на новости, политику, религию. Взгляните на образование, здравоохранение, бизнес, развлечения. Взгляните на причины, и на причины причин. И всё, что вы увидите, это жадность и суета – отпрыски страха, который в конечном итоге, является страхом не-я. Полистайте любой журнал, пощёлкайте каналы ТВ, прогуляйтесь в толпе, и вы не увидите ничего, кроме патологически незрелых, остановившихся в росте карликов, над которым властвует Майа – величайшая и непогрешимая.

Не то, чтобы лучший путь был доступен, а большинство людей не могут воспользоваться этим, но лучший путь всегда присутствует в полной силе и действии, а функционировать из уровня маленького отдельного я – значит противостоять ему. Другими словами, он работает в нашей жизни не в той степени, в которой мы используем его или владеем им, но в той степени, в которой мы не мешаем ему. И это не что иное, как взросление – полное раскрытие своего потенциала. Могло бы показаться, что это должно быть главной темой дома и в школе, но большинство взрослых это просто дети, которые не знают, что они дети, невольно увековечивая нескончаемый круг самоуверенной посредственности. Будучи убеждёнными в своём полном и нормальном развитии, они выращивают из своих детей взрослых, которые не знают, что они дети, передавая факел духовного дварфизма* следующему поколению, которое передаст его следующему. Мы надеемся, что наши дети вырастут и станут президентами, или богатыми докторами, или влиятельными адвокатами, как будто в этом и состоит успех. Лучше бы мы надеялись, чтобы они выросли и стали взрослыми человеческими существами, и соответственно переопределили наши взгляды на успех.

Тюремная дверь эго никогда не заперта, но очень немногие желают пройти через неё. Цепи, сковывающие нас в пещере Платона не замкнуты, но очень немногие знают об их статусе. Те, кто скинул цепи, возможно, стали ещё более скованы, думая, что свободны только потому, что их клетка стала больше, а другие остались менее свободными. Думая, что они свободны, они не ищут свободы. Они удовлетворены в своём пленении.

----------
*дварфизм – карликовость, неизлечимое заболевание, связанное с задержкой роста
------------

Я думаю о людях, которых я знаю и знал, и вынужден признать, что полное развитие, о котором я говорю, не имеет такого значения, как то, что правильно, когда оно правильно. Это должно беспокоить людей тогда, когда они столкнутся с этим, и не раньше. Юношеская буйность предоставляет драматический элемент жизни – в конце концов, какой интерес в игре, полной благонравных взрослых? Гордость. Зависть. Обжорство. Страсть. Злость. Жадность. Лень. Семь смертных грехов, нравится вам это или нет, придают остроту жизни. Может быть, мы можем выбирать, а может и нет, но мы действуем, как будто можем, так что почему бы не выбрать не выбирать? Ограниченность эго может быть раем на земле, и нет смысла искать выхода из рая. Когда рай, как и всегда, становится адом, эта открытая дверь начинает выглядеть весьма привлекательной. Но до тех пор нам в любом случае не хватит мотивации, необходимой для того, чтобы пройти через неё. Смысл того совета, который я дал выше – молись – в том, чтобы приблизить это время.

Хороший ли это совет? Я не знаю. Я думаю о Генри с его друзьями и их Особой Духовностью, о том, как события повернулись так, что я посетил их в их клетках, и произнёс речь, будто знал, что им нужно, но что им было нужно, они уже получили. Смысл сна в самом сне, а не в пробуждении. Их образ жизни удушил бы меня в минуту, но они живут в нём довольно комфортно и счастливо, так зачем морочить голову? Поэтому я счёл обязательным для себя не посещать людей в их клетках. Если они хотят выйти, они смогут. Когда они захотят, они выйдут. Если у них есть вопросы, и они знают, как их задать, ответы придут.

И вы, с другой стороны, читая эту книгу, могли бы призадуматься о том, как ваша нить вплетается в эту часть полотна. Это наша маленькая самонадеянность, что мы обладаем свободой воли, и вы можете немного напрячь её. Вы либо уже покинули свою клетку, либо принюхиваетесь к открытой двери, поэтому это может быть хорошим моментом, чтобы остановиться и спросить себя, чего вы хотите, и что намерены отдать за это. Не все огни зажигаются осознанным намерением в соответствии с удобным расписанием. Иногда они загораются там, где вы даже не заметили потепления, и тогда вы быстро научитесь двум вещам: огонь не вступает в обсуждения, и "ничто" не горит. Чего вы в реальности хотите? Если у вас есть дети, дом, машины, карьера, любая жизнь, которая вам нравится, и вы рассматриваете обсуждаемые здесь предметы как способ духовно повысить свой настоящий образ жизни, тогда должен вам напомнить, что сны ­это очень легковоспламеняющиеся вещества, и предлагаю вам спросить себя, реально спросить себя, зачем вы читаете книги о том, как поджечь свой мир.

Сражаясь с демоном, будь осторожен,
чтоб самому тем демоном не стать,
ведь если очень долго смотришь в бездну,
то бездна тоже смотрит на тебя.

– Фридрих Ницше –

Первый Шаг.

Обломки трёх его лодок плавали вокруг, вёсла, люди всё кружилось в водоворотах, но капитан, схватив из разбитой лодки нож для линя, ринулся на кита, как арканзасский дуэлянт на своего противника, пытаясь шестидюймовым лезвием достать полутораметровой глубины, где покоилась жизнь кита.
Этим капитаном был Ахаб.

– Герман Мелвилл, "Моби Дик" –

Первый Шаг, каким бы путём человек ни подошёл к нему, отмечает конец одного и начало другого. До тех пор, пока не сделан Первый Шаг, пробуждение из состояния сна невозможно. Когда мы впервые встречаемся с Ахабом, он уже прошёл дальше, но Измаил подробно рассказывает нам о ранних последствиях Первого Шага:

Невозможно было, чтобы его мономания возникла в нём мгновенно в тот самый момент, когда он был изувечен. Тогда, кидаясь на чудовище с ножом в руке, он отдался внезапной, страстной, всепоглощающей инстинктивной злобе, и когда его настиг удар, превративший его в калеку, он, вероятно, испытывал лишь сильные телесные мучения, и ничего больше. И когда из-за этого столкновения он был вынужден повернуть домой, и в течении долгих месяцев, состоящих из дней и недель, Ахаб и боль лежали вместе вытянувшись в одной койке, когда в середине зимы корабль огибал тот ужасный, стонущий мыс Патагонии, вот тогда его растерзанное тело и глубоко раненая душа, истекая кровью, перемешались друг с другом и свели его с ума. То, что мономания овладела им лишь на обратном пути после той роковой встречи, почти наверняка следует из того факта, что иногда во время путешествия, его охватывало буйное помешательство, и, хоть и без ноги, в его азиатской груди скрывалась такая сила, ещё более увеличенная горячкой, что его товарищам пришлось крепко привязать его к койке, где он лежал в бреду. Так, в смирительной рубашке он раскачивался в такт неистовствующему шторму.

Чем бы то ни было, что заставило Ахаба схватить нож и совершить тот прыжок в безнадёжной, тщетной попытке убить кита, оно не появилось в нём сразу. Мелвилл намекает на недобрые предзнаменования, но в этом действии Ахаб выразил своё намерение. Он сообщил вселенной на единственном понятном ей языке, чего он хочет. Он загадал желание и теперь получает то, чего хотел. Так всё началось.

Интересный вопрос – выбрал ли Ахаб свою судьбу, или она выбрала его. Из отрывка с ножом может показаться, что он был простым капитаном китобойного судна, занимающимся своим обычным промыслом, когда Первый Шаг свалился на него как гром среди ясного неба, сбил его подобно автобусу. Однако, мы видим, что в Ахабе присутствовало нечто до этого поворотного момента, что делает неясным, где была проведена граница между волеизъявлением и судьбой, когда пришло время Первого Шага. Это не снизошло на него в то время, когда он лежал привязанный, раскачиваясь в койке "длинными месяцами из дней и недель" после того, как потерял ногу. Могло бы выглядеть слишком чёрно-белым, когда здравомыслящий, достойный человек вдруг бросается в жестокую схватку, но Мелвилл намекает на ряд оттенков серого, ведущих к этому – что-то связанное с огнём, таинствами, загадочными парси и Федаллой. В терминах аллегории платоновой пещеры, к тому времени, когда Ахаб совершил свой прыжок на кита, он уже давно отбросил один слой реальности, и теперь объявлял войну другому. Он уже скинул цепи и потихоньку исследовал пещеру. Теперь же, с Первым Шагом, он отбрасывал саму пещеру и стремился к выходу.

И вот, Первый Шаг сделан, и отсекание эго начинается с первого удара такой чудовищной силы, что Ахаб абсолютно и навсегда меняется. После Первого Шага Ахаб, как и должно было случиться, теряет часть себя, часть, которая никогда не заживёт, никогда не отрастет снова.

И тогда одним взмахом своей серпообразной челюсти Моби Дик срезал ногу Ахаба, как лезвие косы былинку в поле.

Сначала Ахаб подвергается огромной и неизменной перестройке. Затем он испытывает продолжительное состояние ослепительной ясности, которое не даст ему покоя. Он будет неспособен снова погрузиться в сон, который он прежде называл своей жизнью. Это может выглядеть как ревущее безумие и визжащая боль, но это только энтомологическое описание стадии развития куколки – человек в тёмном чулане, связанный, словно кокон, в раскачивающейся койке, умирает и рождается снова. Капитан Ахаб из Нантакета умирает, а Безумный Ахаб рождается:

Вряд ли можно сомневаться, что с момента той почти фатальной встречи Ахаб стал лелеять дикое желание отомстить киту, тем более, что в своём исступлении он в конце концов стал отождествлять с ним не только причину всех своих телесных страданий, но и умственных и душевных расстройств. Белый Кит проплывал перед ним, как совокупное воплощение всех тех злых сил, которые разъедают внутренности некоторых глубоко чувствующих людей, покуда не оставляют их жить в пол-сердца и в пол-лёгких. Это изначальная непостижимая пагубная сила, чьей власти даже современные христиане приписывают половину мира, и которую древние офиты востока почитали в образе дьявола. Ахаб не пал ниц и не стал поклоняться ей как они – в исступлении придав ей образ ненавистного кита, он, весь искалеченный, вёл с ней тяжкую борьбу. Всё, что сводило с ума и мучило, всё, что поднимало муть со дна, всю правду с её злобой, всё, что рвёт сухожилия и выжигает мозги, вся незримая бесовщина в жизни и в мыслях, всё злое для Ахаба обрело визуальное воплощение и стало практически уязвимым для нападения в образе Моби Дика. Он вывалил на белый горб кита совокупность всего гнева и ненависти, испытываемую всем человечеством от Адама и по сей день, и потом, словно его грудь была мортирой, он выстрелил в него снарядом своего горячего сердца.

Что уцелело после первого удара? Появился Безумный Ахаб. Но это не просто другое существо, это другой образ бытия. Он функционирует по-другому. Он думает по-другому. Так как изменился воспринимающий, изменилось и восприятие, и Ахаб вступает совсем в другой мир, чем тот, который он оставил.

Одно он знает о своём новом состоянии: о нём надо помалкивать, и он выходит из куколки, приняв вид и действуя не как Безумный Ахаб, но как уважаемый Капитан Ахаб из Нантакета. Он лицемерит. Он создаёт ложную личину, не потому, что его заботит, что подумают другие, но потому, что у него есть цель, и больше ничто не имеет значения.

Зайдя, наконец, в более мягкие широты, корабль, раскинув лиселя*, плыл по мирным тропикам, где, судя по всему, горячка оставила старика после обострения у мыса Горн, и он стал выходить из своего тёмного логова на благословенный свет и воздух. Но даже тогда, когда он с непроницаемым и хладнокровным, хотя и бледным, лицом снова стал спокойно отдавать приказы, и когда его товарищи благодарили Бога, что наконец-то прошло его ужасное безумие, даже тогда Ахаб, в глубине души своей, неистовствовал. Человеческое безумие часто оказывается хитрой и очень коварной штукой. Когда ты думаешь, что оно прошло, оно могло лишь трансформироваться в какую-то более тонкую форму. Совершенная помешанность Ахаба не ушла, но сжалась где-то в глубине, как неукротимый Гудзон, когда этот благородный нормандец течёт по узким, но бездонным горным ущельям. И так же, как в узконаправленной мономании Ахаба не утерялось ни грамма его безграничного безумства, так и в этом безграничном безумстве не погибло ни грамма его прекрасного природного ума. То, что раньше было движущей силой жизни, теперь стало её инструментом. Если дать волю буйной фантазии, можно сказать, что его особое безумие взяло приступом его обычный здравый ум и, управляя им, обернуло всю сконцентрированную ударную мощь его пушек на собственную безумную мишень. Поэтому Ахаб далеко не утерял своей силы, но в этом смысле теперь обладал в тысячу раз большей мощью, чем он мог бы в здравом уме направить на любой разумный объект.

---------
*лисель – дополнительный парус
---------

Ахаб обладает чистотой намерения. Он мономаньяк. Это означает быть одержимо сфокусированным на одной вещи. Всё подчинено этой одной вещи. В случае Ахаба это уничтожение белого кита, и для этого ему потребуется корабль и команда. Капитан из Нантакета может заполучить корабль и команду, а Безумный Ахаб нет, так что один носит другого как маску.

Догадывайся кто-нибудь из его старых знакомых на берегу хотя бы о половине скрытого в нём, с каким праведным гневом они немедленно вырвали бы судно из рук этого дьявольского человека! Но их целью было выгодное плавание, доход от которого исчислялся бы в звонких долларах. А в намерения Ахаба входила лишь дерзкая, неумолимая и сверхъестественная месть.

Ахаб является учебным пособием трансформационного процесса. Он начинает как нормальный, добропорядочный член общества во всех отношениях, в чей ум медленно закрадывалась неудовлетворённость. Он был прям, как стрела, но потом потихоньку стал гнуться. Мы не знаем, чем Ахаб занимался во время своих экзотических поклонений и таинств, кроме указывающего на то уродливого шрама, но его неудовлетворённость превзошла и это. Он продолжал гнуться, пока однажды без предупреждения, хрясь! исломался. Ахаб хватает нож и бросается на кита. Первый Шаг. Один человек закончился, другой начался. Назад пути нет. Потом наступает инкубационный период: "…долгие месяцы из дней и недель Ахаб и боль лежали вытянувшись в одной койке… а потом его растерзанное тело и глубоко раненая душа, истекая кровью, перемешались друг с другом и свели его с ума… В смирительной рубашке он раскачивался в такт неистовствующей штормовой качке." После "ужасного безумия" мы видим появление нового существа – существа, которое скрывается под маской старого, существа "в тысячу раз более мощного", существа, в котором безумие это добродетель, для которого его "болезнь стала самым желанным здоровьем". Бесчисленные соображения, определявшие старое существо, бессмысленны для нового, у которого имеется лишь одно. Вся жизнь уменьшилась до одной вещи. Нелепая невозможность этой единственной вещи – дерзкой, неумолимой и сверхъестественной – не важна. Успех или неудача не важны. Смерть не важна. Установлены курс и направление. Новый человек вступает в новую жизнь, где всё известно, всё определено. Старый человек, человеческое существо, уже начинает стираться из памяти.

Вот так это выглядит, когда кто-то начинает процесс пробуждения. В этом реальность процесса, его интенсивность, буйность и коварство. Что-то кипело в течении многих лет или жизней, а потом, однажды, без предупреждения, оно прорывается, и начинается дикая гонка. Смерть, трансформация, рождение заново как стремление к одной единственной цели, без оглядки на цену и без страха перед гибелью, скрывая свою истинную природу и цель, и уже оставляя за собой след опустошения.

Таков Первый Шаг.

22. Кто-нибудь говорил правду?
Высказывания Ю.Дж.Кришнамурти: часть 2.

В том, что я говорю, нет ни религиозного содержания, ни мистического подтекста. Человека надо спасать от спасителей человечества! Религиозные люди надули сами себя и одурачили целый мир. Выбросьте их вон!

– Ю.Дж.Кришнамурти –

Дальнейшие наблюдения от Ю.Дж.Кришнамурти, анти-гуру.

Это сознание, которое функционирует во мне, в вас, в слизне и дождевом черве там в саду, одно и то же. Во мне оно не имеет границ, в вас они есть – вы заключены в них. Вероятно, это безграничное сознание толкает вас, я не знаю. Но не меня, я не имею с ним ничего общего. Как вода находит свой уровень, вот и всё – это её природа. Вот что происходит в вас: жизнь пытается уничтожить ограничения, эту мёртвую структуру мыслей и опыта, которые не свойственны её природе. Она пытается выйти, вырваться наружу. Вы этого не хотите. Как только вы замечаете трещину, вы берёте штукатурку и замазываете её, снова блокируя. Не обязательно должны быть какие-то так называемые реализованные, или духовные, или реализовавшие Бога люди, чтобы толкать вас, всё – этот листок вон там – научит вас тому же, если только вы позволите ему сделать то, что оно может.

***

Есть только одна мысль: "Как?". Только один вопрос, который интересует этот организм: "Как сбросить это порабощающее, удушающее воздействие культуры?" Этот вопрос – единственное, что есть в этом организме – не в виде мысли или слова – весь человеческий организм и есть этот вопрос. Не знаю, понятно ли я говорю. Это единственный вопрос, понимаете, который бьётся, пульсирует в каждой клетке, в каждой косточке, пытаясь освободиться из этого рабства. Это единственный вопрос, единственная мысль. Это и есть спаситель. Этот вопрос обнаруживает, что невозможно найти ответ, что невозможно ничего сделать с этим вопросом, и он взрывается. Когда ему некуда двигаться, нет места, происходит "взрыв". Это похоже на ядерный взрыв. Он разрывает непрерывность мысли.

***

Для меня окончены сомнения в своих действиях как до, так и после. Вопросы морали – "Я должен был так поступить", "Я не должен был так поступать", "Я не должен был так говорить" – ничего этого для меня нет. У меня нет сожалений, нет оправданий; всё, что я делаю, происходит автоматически. В данной ситуации я не могу действовать иначе. Мне не нужно рационализировать, думать логически – ничего – в каждой конкретной ситуации существует только одно действие.

***

Консервируя сексуальную энергию, вы не сможете никак себя улучшить. Это слишком глупо и абсурдно. Зачем столько стресса из-за этого? Воздержание, целибат не помогут вам достичь этого состояния, этого положения.

***

У нас очень странные идеи в области религии – мучить тело, спать на гвоздях, всё отвергать – столько нелепостей. Зачем? Зачем что-то отвергать? Я не знаю. Какая разница между человеком, пьющим пиво в баре, и человеком, повторяющим имя Рамы в храме? Не вижу никакой существенной разницы… Я не против бегства, но убежите вы по этому пути, или по другому, бегство это бегство. Вы бежите от самого себя… Что вы делаете или не делаете не имеет вообще никакого значения. Вы практикуете святость, добродетель – это ценно для общества, но это не имеет ничего общего с тем.

***

Ну, иногда я ограничиваюсь тем, что говорю, что это возможно для насильника, убийцы, вора, каторжника, мошенника – это может случиться! … Моральные законы поведения не имеют к этому абсолютно никакого отношения.

***

Вы не знаете, что такое хорошо, вы знаете только, что хорошо для вас. Вот всё, в чём вы заинтересованы, это факт. Всё вращается вокруг этого. Все ваши мастерство и благоразумие вращается вокруг этого. Я не стараюсь быть циничным. Это факт. Ничего плохого в этом нет. Я не говорю ничего против этого. Ситуации меняются, но это то, что ведёт вас через все ситуации. Я не говорю, что вы видите не правильно. Если бы было не так, значит должно быть что-то не так с вами. Коль скоро вы оперируете в области, что называется, "пары противоположностей", плохого и хорошего, вы всегда будете выбирать, в каждой ситуации, вот и всё, вы не сможете этого не делать.

***

"Моральный человек" это трус. "Моральный человек" боится, это человек с сердцем цыплёнка – вот почему он практикует мораль и сидит на суждениях о других. А его праведный гнев! Моральный человек (если таковой существует) никогда, никогда не говорит о морали и не сидит на суждениях о морали других. Никогда!

***

Вы надеетесь, что сможете разрешить проблему желания через размышление, опираясь на модель того святого, который, как вы думаете, контролировал или ликвидировал желание. Если у него, как вы думаете, нет желаний, он труп. Не верьте ему! Такие люди создают организации и живут в роскоши, за которую вы платите. Вы содержите его. Он делает это ради собственного благосостояния. Всегда найдутся дураки в мире, которые пойдут за ним.

***

Вы спрашиваете меня: "Есть ли в чём-нибудь какая-то цель?". Смотрите, вам дали множество смыслов и целей. Зачем же вы до сих пор ищете цель, смысл жизни? Все теперь говорят о смысле жизни и о цели жизни – все. Ответы дают спасители, святые и мудрецы человечества – в Индии их тысячи – и сегодня вы всё ещё задаёте тот же вопрос: "Есть ли в жизни какой-либо смысл или цель?". Либо вас не удовлетворяют ответы, либо вы не так уж заинтересованы, чтобы действительно их найти. Я заключаю, что вы не заинтересованы, потому что это пугает. Это очень пугает. Существует ли вообще такая вещь как истина? Вы когда-нибудь себе задавали этот вопрос? Кто-нибудь говорил истину?

Все они лжецы, фигляры и мошенники в мире, кто заявляет, что искал и нашёл истину! Хорошо, вы хотите сами выяснить, что это за истина. Сможете? Сможете ли вы ухватить её, удержать и сказать: "Это истина?" Принимаете ли вы, или отвергаете, всё равно – это зависит от ваших личных предубеждений и пристрастий. И если вы хотите отыскать истину сами, чем бы она ни являлась, вы не должны стоять ни на позиции принятия, ни на позиции отвергания. Вы предполагаете, что есть такая вещь, как истина, вы предполагаете, что есть такая вещь, как реальность (первичная, либо какая-то ещё) – именно это предположение и создаёт проблему, страдания, для вас.

Смотрите, я хочу переживать Бога, истину, реальность или что угодно, значит, сначала я должен понять природу переживающей структуры внутри меня. Я должен изучить инструмент, которым я пользуюсь. Вы пытаетесь ухватить нечто, что нельзя ухватить в терминах вашей переживающей структуры, поэтому эта структура должна быть устранена, чтобы что-то другое могло войти. Что это, вы никогда не узнаете. Вы никогда не узнаете истину, потому что это движение. Это движение! Вы не можете ухватить её, удержать её, выразить её. Нас не интересует логически выведенная посылка. Это должно быть вашим открытием. Что хорошего в моём опыте? У нас записано тысячи и тысячи переживаний – они не помогли вам. Вами двигает надежда: "Если я буду заниматься этим ещё десять лет, пятнадцать лет, может быть однажды я…", потому что надежда это структура.

***

Вопрошающий: И он всю жизнь искал, и в конце обнаружил, что ничего не нашёл.

Ничего. Вот и всё открытие. Так называемая само реализация это когда вы сами для себя обнаруживаете, что нет "я", которое можно обнаружить. Это сильно шокирует – "На что, чёрт возьми, я потратил всю жизнь?" Это чрезвычайно шокирующее открытие, оно убивает каждый нерв, каждую клетку, даже клетки костного мозга. Говорю вам, это будет нелегко, вам не принесут это на блюдечке с голубой каёмочкой. Вы должны стать абсолютно свободным от иллюзии, тогда истина сама начнёт выражать себя. Я понял, что бесполезно искать истину. Поиск истины, обнаружил я, абсурден, потому что это то, что вы не можете ухватить, удержать или выразить.

***

То, что отделяет вас, что изолирует вас, это ваши мысли – они создают границы, рамки. А там, где нет границ, там безграничность, беспредельность.

***

В некотором роде, вся жизнь похожа на один большой пребольшой сон. Я гляжу на вас, но совершенно ничего о вас не знаю – это сон, мир сновидений – в этом нет ничего реального. Когда переживающая структура не манипулирует сознанием (или назовите как хотите), тогда вся жизнь это большой пребольшой сон, исходя из переживания – не из чьего-то мнения, но из вашего мнения. Понимаете, вы наделяете вещи реальностью – не только объекты, но также чувства и переживания – и думаете, что они реальны. Когда вы не переводите их в термины накопленного своего знания, это не вещи; на самом деле, вы не знаете, что это такое.

***

Смотрите, у "вашей" структуры нет настоящего – всё, что есть, это прошлое, пытающееся спроецировать себя в будущее. Вы можете думать о прошлом, настоящем и будущем, но будущего нет, нет настоящего, есть только прошлое. Ваше будущее это лишь проекция прошлого. Если есть настоящее, то оно не может переживаться вами, потому что вы можете переживать только своё знание о настоящем, а это знание есть прошлое. Так какой смысл в попытках переживать тот миг, который вы называете "сейчас"? Сейчас не может быть пережито вами, всё, что вы переживаете, это не сейчас. Поэтому сейчас это то, что никогда не сможет стать частью вашего сознательного опыта, и чему вы никогда не найдёте выражения. Сейчас не существует, когда дело касается вас, за исключением концепции о сейчас. Я не говорю о сейчас.

***

Смелость это способность отмести всё, что люди переживали и чувствовали до вас. Вы единственный, вы больше, чем всё это. Всё окончено, все традиции окончены, какими бы священными они ни были – тогда только вы можете быть собой – это и есть индивидуальность. Впервые вы стали индивидуумом. Пока вы полагаетесь на кого-то, на чей-то авторитет, вы не индивидуальность. Уникальность индивидуальности не может выразить себя, пока есть зависимость.

***

Я всегда отрицаю то, что говорю. Я делаю заявление, но это утверждение не выражает всё, что необходимо сказать, поэтому я отрицаю его. Вы говорите, что я противоречу самому себе. Я совсем не противоречив. Я отрицаю первое утверждение, второе, и все остальные – вот почему это звучит иногда противоречиво. Я всё время отрицаю, не ради того, чтобы достичь какого-то результата, просто отрицаю. В моих речах нет никакой цели.

И да будь что будет.

Вот так – бόльшая, более тёмная,
более глубокая часть Ахаба оставалась скрытой.

– Герман Мелвилл, "Моби Дик" –

Кертис, Говинда и я сидели вокруг обеденного стола на верхней палубе, который стал моим desko al fresco*. Они читали письма Джулии, помогая мне определить, какие из них попадут в полуфинал. Кертис провёл уже много времени за их перечитыванием, и из того, что он распечатал, можно было бы составить отдельную книгу, но об этом предоставим беспокоиться самой Джулии. Сегодня я попросил Говинду поработать вместе с Кертисом, чтобы урезать эту кипу хотя бы до сотни страниц с нужным мне содержанием – там, где Джулия описывает процесс, а не сам процесс – чтобы я смог потом просмотреть их и отобрать то, что нужно для книги.

-----------
*стол на открытом воздухе (ит.)
-----------

– То, что делает Джулия… – произнёс Говинда, держа в руках листок.

– Да? – сказал я, не поднимая глаз.

– Она…

Я продолжал читать, пока он собирался с мыслями.

– Она как Капитан Ахаб, так ведь? Дело в этом, да?

Я посмотрел на него поверх бабушкиных очков.

– Она и есть Капитан Ахаб, да. Здесь вы видите, как это выглядит в реальности.

Он медленно кивнул.

– Охотится на своего белого кита?

– Конечно, или пишет своего "Моби Дика".

Он немного подумал.

– Вы имеете в виду, что Герман Мелвилл писал "Моби Дик" как, э, свой вариант "духовного автолизиса"?

– Когда ты честно пишешь о чём-то, это неизменно является процессом само-жертвоприношения ­– автолизисом – поэтому, да, конечно.

Я читал "Моби Дик" с той же целью, с какой они читали письма Джулии – пытаясь решить, что лучше подойдёт для второй книги, а что придётся пропустить. Пропустить придётся многое, но некоторые вещи стоят на самой грани. В данный момент я пытался решить, как много нужно включать отношений Ахаба с Пипом. Пип определённо должен попасть в книгу, потому что он предвещает нераскрытую судьбу Ахаба, что мы рассмотрим позднее. Но что насчёт той мощной связи, которая образовалась почти сразу же между травмированным Пипом и Ахабом? Так ли это важно, чтобы включать в книгу? Непросто будет отказаться от этого материала, особенно потому, что он помогает проиллюстрировать более широкие вопросы о здравомыслии и гуманности Ахаба. Я решил обсудить это с Кертисом и Говиндой, чтобы получше прояснить для себя его значение. Первое, что я заметил, это что в данном случае материал о Пипе имеет такое же значение, как материал о Капитане Гардинере, поэтому я начал с него.

– Мне необходима ваша помощь кое в чём, – сказал я.

Они оба отложили чтение и отдали мне всё внимание.

– Ближе к концу книги корабль Ахаба, "Пекод", встречает в море другой корабль, "Рэчел". Всё, что заботит Ахаба при встрече с любым судном, это видели ли они Моби Дика. "Вы видели белого кита?" – так он приветствует каждый корабль. В случае с "Рэчел" ответом было "да".

– Хорошая новость для Ахаба, верно? – спросил Кертис.

– Да, только ради этого он здесь. Наконец-то, он близок к своей неуловимой жертве. Он знает, где Моби Дик.

– Круто.

– Но прежде чем они расстаются с "Рэчел", её капитан, Капитан Гардинер, просит Ахаба о помощи. Капитан Гардинер из Нантакета, как и Ахаб. Он знает Ахаба. У него есть сын, как и у Ахаба. Он поднялся на борт "Пекода", чтобы поговорить лично с Ахабом, и сообщает ему, что потерял своего сына во время охоты на кита. Мальчик где-то остался в лодке. Он слёзно умоляет Ахаба присоединиться к поиску. Лишь на два дня.

– Чтобы найти сына? – спросил Говинда.

– Да, сына Капитана Гардинера. Двенадцати лет.

Я зачитал слова Капитана Гардинера Ахабу.

"Мой сын, мой собственный сын среди них. Ради Бога – я прошу, я заклинаю вас, – так восклицал неизвестный капитан Ахабу, который довольно холодно встретил эту мольбу, – позвольте мне зафрахтовать ваше судно на сорок восемь часов – я с радостью заплачу вам за это, заплачу щедро, если нужно – только на сорок восемь часов – всего лишь – вы должны, о, вы должны, и вы сделаете, как я прошу".

– Он хочет вернуть сына, – сказал Кертис.

Я продолжил чтение сердечной мольбы Капитана Гардинера.

"Я не уйду, – сказал незнакомец, – пока вы не скажете мне да. Сделайте для меня то, что я бы сделал для вас в подобном случае. Ведь у вас тоже есть сын, Капитан Ахаб – хоть совсем ещё ребёнок – он сейчас дома в безопасности – и он тоже дитя вашей старости. Да, да, вы смягчаетесь, я вижу – бегите, бегите все и приготовьтесь брасопить* реи."

-----------
*Брасопить – поворачивать реи с помощью брасов (канатов) в горизонтальной плоскости.
-----------

– Значит, Ахаб согласился? – спросил Кертис. – Он поможет найти мальчика?

Я читал дальше.

Ахаб всё стоял, подобно наковальне, принимая каждый удар, не шелохнувшись.

Говинда ничего не сказал.

– После повторных уговоров капитана "Рэчел", – продолжал я, – вот что сказал Ахаб:

"Стойте, – прокричал Ахаб, – не трогать брасы! – и затем, неторопливо, как бы отливая в форму каждое слово, продолжал. – Я не собираюсь этого делать, Капитан Гардинер. Даже сейчас я теряю время. Прощайте, прощайте. Благослови вас Бог, и да прощу я сам себе, но я должен плыть дальше".

Говинда медленно качал головой.

– Чёрт, – сказал Кертис, – у него нет сердца.

Я кивнул и улыбнулся.

– Но именно это Мелвилл и хочет показать – у Ахаба есть сердце. Если бы он был бессердечным, это не имело бы смысла. Если бы он был просто машиной, ради чего это всё было бы нужно? У Ахаба есть сердце. Можно рассматривать сына Капитана Гардинера, как сына самого Ахаба. Именно в этом всё дело.

Кертис потряс головой.

– Какое-то безумие.

Говинда молчал, но я заметил, что он внимательно слушал.

– Здесь нечто большее, – сказал я. – Это кажущееся бессердечие очень важно. Мелвилл хочет, чтобы мы это поняли. Он хочет, чтобы мы увидели, что это не порок, что Ахаб не просто бессердечный псих.

– Не понимаю, как это может быть, – сказал Кертис, качая головой. – Этот человек совсем свихнулся.

Я рассмеялся. Говинда промолчал. Я заметил, что этот разговор больше задевает Говинду, чем Кертиса. Говинда хочет знать, что значит встать на курс, ведущий за пределы всяких карт. Для Кертиса это просто открытка из места, о котором он что-то слышал. Для Говинды это мимолетный взгляд туда, что он считает своим возможным будущим. Говинда, как и Ахаб, муж и отец.

– Итак, – продолжал я, – почти вся толстенная книга прочитана, мы на последних главах, а охота всё продолжается. Ахаб знает, что белый кит уже близко. На выходе из каюты на палубу, его останавливает чёрный юнга Пип, который ранее чуть было не утонул и в буквальном смысле потерял себя от страха. Впервые увидев парня в невменяемом состоянии, Ахаб говорит ему:

"Где, говоришь, ты был, мальчик?"
"Вон там, на корме, сэр! Вон там!"
"А кто ты, парень? Я не вижу своего отражения в твоих пустых зрачках. О, Боже! Ты, должно быть, служишь ситом для отсеивания бессмертных душ! Кто ты, парень?"

– Ахаб тронут положением парня и берёт его под свою опеку, – сказал я. – У них родственные души. Вот что Ахаб говорит Пипу.

"Ты затронул меня в самую душу, парень, теперь ты привязан ко мне нитями, сплетёнными с глубочайшими струнами моего сердца."

– Капитан Ахаб заводит дружбу с маленьким негритёнком? – спросил Кертис.

– Да, у них сложилась глубокая и непосредственная связь. Пипа тоже можно рассматривать как собственного сына Ахаба. Когда придёт время охоты, Пип захочет спуститься в лодке вместе с Ахабом, но Ахаб не позволит ему этого.

"Эх, мальчик мой, говорю тебе, нельзя тебе сейчас идти с Ахабом. Наступает час, когда Ахаб не будет отпугивать тебя, но и рядом видеть тоже не захочет. В тебе есть что-то, бедное дитя, что слишком хорошо исцеляет мою болезнь. Подобное излечивается подобным, но в этой охоте моя болезнь будет мне самым желанным здоровьем".

– Ахаб не хочет излечиться, – произнёс Говинда задумчиво.

– Он пробуждается, – сказал я. – Он не хочет, чтобы его затянуло обратно в сон. Его безумие необходимо. Пип грозит потушить пламя Ахаба. Как говорил Ахаб? Парень привязан к нему нитями, из самой глубины его души. Что это значит?

Я многозначительно посмотрел на Говинду. Он долго не заставил ждать.

– Привязанность, – сказал он.

Во время нашей второй встречи он сказал мне, что практикует осознанную непривязанность, как предписано его духовным учителем. Из чего я мог заключить, что он воспринимает это как вид нематериализма. Он читал мою первую книгу, а значит, знал, что я не считаю непривязанность качеством, которое следует культивировать, но тогда мы больше это не обсуждали, и теперь он потихоньку начинает понимать, чем на самом деле является привязанность, думая, вероятно, о своей жене и детях.

– Что увидел Арджуна, что заставило его упасть?

Он медленно кивнул головой.

– Смотрели "Апокалипсис сегодня"? – спросил я его.

– Да, – сказал он.

– Привитые детские руки? Алмазная пуля? Ужас?

– Да.

– Окей, – сказал я, и оставил его на этом.

Я стал читать дальше, описывая действие.

– Пип отчаянно умаляет Ахаба, взывая к его гуманности, как и Капитан Гардинер, чтобы тот позволил ему, Пипу, быть рядом с ним во время охоты. Наконец, Ахаб не выдержал.

"Если ты будешь продолжать так говорить, весь мой замысел пойдёт ко дну. Говорю тебе нет, это невозможно."
"О, мой добрый господин, господин, господин!"
"А будешь плакать, я убью тебя! Берегись, ибо Ахаб тоже безумен".

– Ахаб говорит, что убьёт Пипа? – спросил Кертис, ошеломлённый. – Я думал, они теперь как отец и сын.

– Так и есть. Но ты слышал, что сказал Ахаб. Это невозможно.

– Он ещё сказал, что его замысел пойдёт ко дну, – не унимался Кертис. – Это может означать, что это возможно, да?

– Хорошее замечание. Да, так может показаться. Но нельзя узнать наперёд. Я бы подумал так: в такой ситуации, когда кто-то, как сын, трогает твоё сердце, противостоящие силы довольно равны, и перевесить может любая из них. Может быть, поэтому он отвечает так напористо. Вот прощальные слова Ахаба:

" Верный ты друг, парень, как окружность верна своему центру. Так благослови тебя Бог вовеки; а если дойдёт до того – храни тебя Бог вовеки, и да будь, что будет."

– Он сказал, что…? – спросил Говинда тихим голосом.

– Что? – спросил Кертис. – Это значит, Пип умрёт? После всего Ахаб позволит мальчику умереть?

– Двум мальчикам, – ответил я. – И да будь, что будет.

Кертис выглядел печальным; Говинда – ещё печальнее.

24. Питательная негативность.

О, Боже! Какие мучения испытывает тот, кто поглощён лишь одним недостижимым желанием мести. Он спит со сжатыми кулаками, и просыпается с окровавленными ногтями в ладонях.

– Генри Мелвилл, "Моби Дик" –

Процесс "духовного автолизиса" состоит из трёх основных частей: увидеть объект уничтожения, уничтожить его и навести порядок. Увидеть это в действительности первая стадия уничтожения, но третья часть также важна, как и первые две – вы должны убрать за собой. Вы должны возместить ущерб. И это не правило типа не есть сладкого перед сном, это как закон гравитации. Так это работает.

Каждый шаг процесса пробуждения содержит в себе все эти три составляющие. Шаг начинается с распознания и понимания, и именно за счёт этого и уничтожается то, что было распознано и понято. Но на этом всё не заканчивается. Простое уничтожение чего-то вовсе не означает исчезновение привязанности к этому. Распознание это начало уничтожения, а уничтожение это начало непривязанности. Третий шаг не является терапевтическим, это важно.

Отлично! Мой чёртов чердак обитаем! Мой ум обитаем, мои мысли обитаемы, я обитаема, одержима, зачумлена демонами! Здесь моя мать! Здесь мои нерождённые дети. Здесь моё будущее, мои мечты. Все, кто имел какое-то значение для меня, плохое или хорошее, приятное или неприятное, здесь. Как они все сюда поместились? Как я их сразу не заметила? Конечно, они здесь, здесь их место. Мой чердак это я, больше им негде быть. Имеют ли они физических двойников в реальном мире, не имеет для меня значения, как и для них не имеет значения, являюсь ли я реальным человеком в реальном мире. Восприятие это реальность. Я одержима своими собственными ощущениями – не вещами или людьми, будущим или прошлым, но своим восприятием их. Это мои связи, мои привязанности. Возможно, всё, чем я являюсь, это сумма всех этих связей, этих пугающе страстных желаний и обладаний. А вообще, что такое привязанность? Это вера, вот и всё. Быть может, довольно сильная, но лишь вера. И да, Джед, я знаю. Нет истиной веры.

Перо могущественней, чем меч, правда, Джед? Вы писали о мече, но то была просто метафора. Это перо. "Духовный автолизис" это сила пера, что есть сила ума – сила видеть, видеть ясно. Да, я убью тех людей, населяющих мой ум. Я убью их, ясно увидев связи, которые удерживают их здесь. Теперь я вижу эти связи. Я вижу эмоции в работе и начинаю видеть, чем они на самом деле являются. Я начинаю понимать, из какого материала сделана эта тюрьма эго.

Вы говорили об этом в самой первой главе. Я никогда не обращала достаточно внимания на эту главу. Теперь это кажется фундаментом, на котором основана вся книга. Страх. Конечно! Есть только страх. Страх, замаскированный под любовь. Страх, замаскированный под мораль. Страх, замаскированный под сострадание. Страх заставляет нереальное казаться реальным. Мы животные, верно? Сотворённые, чтобы выживать, защищать своё потомство и продолжать свой род. Всем этим движет страх. Люди как призмы, которые расщепляют единственный луч света на целый спектр эмоций. Мы рефракторы страха.

Вы спрашивали, "Кто захочет идти туда, куда в действительности ведёт этот путь?". Я знаю, что ответ никто. Никто не может выбрать это осознанно. Это совершенно невозможно. Вы правы, это как если тебя сбил автобус. Физическое самоубийство по сравнению с этим обычная неприятность. Никакая смелость не позволит кому-то, кто понимает, это выбрать. Но никто не выбирает это. Это не духовность. Это эмоциональная бойня. Здесь нет ничего духовного.

***

Пару дней назад я ездила в город и зашла в книжный магазин, чтобы купить книгу Бернадетт Робертс. Я прошлась по рядам нью-эйдж и восточной религии, где потратила столько времени и денег за все эти годы, но в этот раз меня охватили печаль и отвращение. Теперь, когда я здесь, когда я знаю то, что знаю, во мне кипит невыразимое презрение ко всему, что выдаёт себя за духовность. Закрыть глаза и повторять мантры? Что за трогательная шутка? Присутствуй в моменте? Какого чёрта? Не питай негативных чувств? Они смеются? Я превратилась в огнедышащего дракона негативности. Мне кажется, я недостаточно питаю негативность! Я рождаюсь вновь как дитя негативности. Я ем, дышу и сплю в ней. Она проступает сквозь поры моей кожи. Я излучаю злобу и недоброжелательность. Я яростный уничтожитель, и то, что они называют негативностью, я называю очищающим пламенем. Отрицание это суть процесса. Различные формы духовности и религии не ведут к истине, но являются её противоядием.

Я не закончила это путешествие, и, возможно, никогда не закончу, но я прекрасно вижу, кто никогда не проходил через него, кто даже не знает о нём. Я расту с каждым днём, и редко позволяю себе оглядываться назад, но визит в книжный магазин заставил меня оглянуться – предоставил мне некоторую перспективу на то, как далеко я зашла, и что осталось позади. Так много книг, так много учителей, так много путей. Неужели никто не замечает, что это не работает? Наверное, я просто наивна. Кого заботит истина, коль скоро она продаётся?

Мне хочется засунуть два пальца в горло и выблевать всю эту слащавую духовную тошнотворность, которую я столько лет глотала. Этим, полагаю, я теперь и занимаюсь. Вот зачем я должна писать: чтобы очиститься от этого ядовитого презрения. Учителя? Чему они учат? Чему можно научить? Нет никаких учений, есть только дела. Ты либо делаешь это, либо нет. Все учения существуют для единственной цели – чтобы не делать. Я совершенно ясно это вижу. Всё это теперь кажется гротеском. Есть только одна книга, Джед, и её написали вы. Я покупала также издание Бхагавад-Гиты, но я знаю, что вся она содержится в вашем эпилоге: Лжи не существует, реальность никогда не прекращала быть. Что ещё можно сказать?

***

Происходит что-то странное. (Самое невнятное высказывание вѐка!). Трудно это описать, ещё очень неясно. Вообще-то, это само по сути является неясностью. Оно растворяет ясность. Словно стираются линии, всегда отделявшие одну вещь от другой, или отделяющие один тип вещей от другого. Будто смотришь на Землю из космоса и видишь единый мир – без искусственных границ. Словно я всю жизнь видела только эти несуществующие разделения, но теперь их нет, и я вижу разницу. Это странно? Кажется, да. Но уже трудно определить, что странно.

Например, люди. Я больше не могу различать их типы и характеры. Скорее я вижу общие для всех черты в слегка изменённых пропорциях. Я пока ещё не понимаю этого, но это определённо знаменует новый способ видения и понимания мира вокруг меня. Как если бы было много песен, но все они были лишь вариациями на одни и те же несколько нот. Люди, однако, это как вариации только на одну ноту. Когда я была в городе, мне показалось, что я видела не много разных людей, как обычно, а одного человека много раз, во многих обличьях. Слои личности, одежда, внешний вид и пол уже практически не существуют для меня. Человек есть человек. Знать одного, значит знать их всех, как листья на дереве.

Утилизация отходов и охрана природы это один из примеров, как некоторые части моего старого "я" просто исчезают. Когда я приехала в домик, я сразу стала думать о мерах утилизации отходов, в чём я всегда была очень добросовестна. Но теперь всякая мысль об отходах – сама идея, что что-то может быть отходом – кажется абсурдной, лишённой смысла. Так мне это увиделось. В отличие от большей части процесса некоторые вещи, похоже, меняются без моего осознанного вмешательства. Что-то изменяется, а я даже не подозреваю, пока не замечу, что чего-то не хватает, что-то не так, как было. И тогда происходит ещё один сюрприз: никакой реакции. Ни чувства потери, ни эмоционального отклика. Это случается постоянно – раз или два в день я замечаю, что та часть меня, которую я считала важной, просто исчезла, как будто её и не было. Веры, предпочтения, мнения, тихо лопаются как мыльные пузыри, не оставляя и следа. Не то, чтобы я переоценивала свои взгляды или видела вещи в ином свете, но я исчезаю по кусочкам. Это не шокирует и не расстраивает. Каждый раз кажется, что должно случиться что-то важное, но в реальности как будто ничего не происходит. Это даже забавно. Всю свою жизнь я считала своим наипервейшим долгом соответствовать, быть частью, быть вместе со всеми, но теперь это больше не моё дело, и одно это изменение совершенно преобразило то, о чём я думала, как о себе.

То, что я пишу сейчас больше похоже на дневник, чем на автолизис. Я скорее исследую происходящие изменения, чем использую процесс записывания для того, чтобы они происходили. Я всецело поглощена этим. Однако, я думаю, стоит уделять внимание и изучать ту часть процесса, которая происходит за кулисами. Я так сфокусирована на работе над изменениями, что могу не заметить, что человек, которым я была, изменяется, или может быть, распадается, растворяется, сгорает, а в некоторых случаях просто пропадает.

***

Я провожу многие часы в написании писем людям, которых я знаю – отцу и матери, сёстрам и друзьям, бывшим начальникам и учителям. Обычно тем, кто имеет надо мной некую власть, которую я неосознанно допускала, и которую теперь я должна осознанно аннулировать – люди, влияющие на мои мысли, обитающие в моём уме. Что это, как не форма одержимости, если я почти постоянно веду диалог с людьми, которых здесь нет? Как часто это происходит и на скольких уровнях? Насколько глубоко это заходит? Что есть дьявол, как не это влияние изнутри? Присутствие этих чужаков в моём ментальном пространстве подобно злокачественным опухолям, и я использую перо как скальпель, чт

Поиск по сайту: