III. Некоторые Башкирские песни

1) Лучшие из лошадей суть быстроногие; лучшие из платьев, которые делаются из меха черно-бурой лисицы. Сего дня жизнь, завтра смерть: давайте же, повеселимся!

2) Хочешь ли ты притворить райские двери? Хочешь ли рассмотреть цветы, там гордящиеся? так любовью увлеченный, взгляни на беседу красавиц, рассмотри цветущие их груди!

3) На столе свеча горит; вокруг стола красавицы ходят; длинные ресницы моей любезной содержат в себе в каждом глазу по 81 стреле, почти покрывают прелестные ее щеки.

4) Она глядит из окна, убирая свои длинные косы; — не только одним лицем прельщает ее видящих, но она пленяет еще своею резвостию!

5) Она глядит из окна, грудь ею украшена жемчугами; о, если на сем свете создание благороднее ее?

6) На небе сияют яркие звезды Господа; ты покинешь их, когда увидишь мою звезду прелестную; у ней черные брови, черные глаза; у ней ресницы, о что за ресницы! Ты бы не глядел на бобра Камчатского!

7) Когда ты плыла по Волге, зачем ты пила воды, если тебе пить не хотелось? простирая свое объятие, зачем ты меня прижала к груди своей, если ты меня не любила?

8) В саду растут лучшие яблоки; яблоко моего лица пожелтело от моей долговременной любви к ней.

9) По утрам, по дням я питаюсь запахом моего цветка; по ночам же я наслаждаюсь сновидениями о моей любезной.

10)Когда я шатался по улицам, то предметом моего исследования была ты; когда я постился, когда я сделал обещание и молился; то предметом моих молений была ты!

IV. Послание

Образец Татарских Стихотворений, принадлежащего к роду Мюребба, т.е. четырехстишие , в котором все четыре стиха имеют одинаковую рифму. Мера стиха: Мефаилюн, «Мефаилюн из моря» (так называют каждую форму мер (metre) в скандсии) Тезедж.

1) О душа моя, свет моих очей! Свет моих очей исчезает, когда гляжу я на тебя: ибо ты Гурия райская!

2) О душа моя, уголок моего сердца, чернота моих очей! Я не могу сносить твоего взора ; я слабею, - я схожу сума.

3) О душа моя, мое сокровище! Ты единый друг мой на сем свете: если бы тебя дал мне Господь, то пламя моего сердца успокоилось бы.

4) Лице твое - полная луна; брови твои с ресницами - эмблемы лука и стрелы: кто на тебя взглянет, поразится; на кого ты взглянешь, тот пораженный лишится сердца!

5 и 6) Я спросил у Мулл: есть ли средства от болезни внутренней? Они на меня глядели и сказали; что с тобою? ты весь горишь, - у тебя жар; я открылся им: я сказал, что я влюблен !

7) О душа моя, если бы ты постигла мое положение, если бы ты знала, сколь я тебя люблю, то не отказала бы мне в своем внимании; ты полюбила бы меня.

8) Любовью к тебе, душа моя, я весь сжегся, я утомился, я уничтожился! Неужели ты не захочешь знать это!

9) Будь великодушна, будь милостива, не убивай меня, не уничтожай меня!

10) Я оканчиваю свою речь, я оканчиваю свое послание; я утопаюсь в море любви, я тону, я погибаю, смилуйся, о душа моя!

Это послание состоит из 19 куплетов, из коих я выбрал только10.

Из всех семейных праздников роскошнее Татары празднуют свадьбы. Не говоря уже о богатых и зажиточных, даже бедные жертвуют последним рублем для угощения своих товарищей... Я имел случай видеть эти пышные пирушки и участвовал в них, как первый гость. Вот Татарская свадьба, с самого ее начала. Известно, что закон Магометан запрещает видеть женщин и даже жениху свою невесту.

Многие, не имеющие случая взглянуть на девушку, которую задумают сватать, женятся, не видав ее; однако проворные молодцы и любопытные девушки чрез посредство расторопных женщин, называемых свахами, часто находят случай взглянуть на своих суженых, но только взглянуть тайком, а не повидаться. Сваха скажет девушке, в какое время пройдет молодец мимо дома, и та дожидается за косяком окошка, и увидя его, высматривает пристально одним глазом, из-под покрывала. Жениху также скажет сваха, когда невеста бу дет сидеть у окошка, или, когда она будет в гостях у своей подруги, где он знаком в доме; и тогда откроет ему щелочку, где бы он мог взглянуть на свою невесту. Таким образом увидавши свою суженую, молодец отправляет в тот дом с предложением сваху, которая бывает или пожилая небогатая Татарка из родственниц, или посторонняя женщина, занимающаяся этим делом, и слывущая под именем свахи, по-татарски яучи. Согласие или отказ обыкновенно объявляется при первом посещении.

В случае согласия, на другой день между родными бывает договор о калыме, который у богатых Татар в Казани назначается от трех до пяти тысяч рублей, смотря по состоянию жениха и невесты. В деревнях у зажиточных от двух до пяти сот рублей, у бедных от пятидесяти до ста рублей. Половина калыма платится при помолвке; на эти деньги невеста делает себе наряды и блестящие украшения. Другая половина калыма удерживается на случай развода после свадьбы. Закон Магометанский позволяет развод мужа с женою или жены с мужем, когда угодно; мулла тотчас дает разводное письмо, и они опять свободно могут жениться или выходить замуж. При этом случае поступается следующем образом. Если пожелает бросить свою жену Татарин; то он обязан при разводе отдать ей половину оставленного калыма; ежели пожелает развестись жена, тогда она должна возвратить половину калыма, отданного ей при помолвке.

С самого дня помолвки жених ежедневно посылает своей невесте подарки: наряды и разные украшения из золота, серебра, жем­чуга и каменьев, разумеется, каждый по своему состоянию. Но в день свадьбы, всегда жених отправляется к невесте, каково бы состояние того и другой ни было, кадку меда и кадку топленого коровьего масла. Масло и мед составляют какую-то необходимую принадлежность к свадебным обрядам. Этим блюдом начинается свадебный пир, и также обед по случаю новорожденного первенца. На одно блюдо накладывается мед, на другое масло, и оба подаются гостям, которые берут того и другого по большой порции, намазывают вместе на хлеб и кушают с большим аппетитом.

Свадебные пиры у Татар начинаются за неделю или ранее, до совершения брака, и празднуются ежедневно в домах у жениха и у невесты; один день у жениха, другой у невесты; один день пируют мужчины, другой женщины.

Жених до дня свадьбы не ходит на пиры к невесте, которая никогда не участвует в пировании с гостями и всегда сидит в особенной комнате; Татарки навещают ее только на короткое время.

Угощение мужчин на свадебном пиру я мог видеть всегда, когда желал; но видеть женскую пирушку не было ни малейшей возможности; при всем моем старании я оставался без успеха несколько лет. Наконец неожиданный случай удовлетворил мое любопытство. Я вылечил одну богатую Татарку от продолжительной, жестокой болезни, и она из признательности готова была для меня сделать, все что только могла. В продолжении моего пользования сын ее сговорил невесту. В награду за лечение я просил Татарку позволить мне посмотреть на женскую свадебную пирушку. Моя Татарка выслушав меня, вздрогнула от испуга, и едва понимая меня по-русски, всячески объясняла невозможность того; я успел однако уговорить ее, пользуясь над ней медицинскою властью. Согласию ее на это содействовало и то, что она была вдова и старшая в доме. При всем том она заклинала меня хранить ее обещание в тайне; и между тем, вот каким образом устроился наш план. Она пригласила на свадебный пир мою жену и назначила, чтоб я с ней приехал в сумерки, обещая встретить нас на лестнице. Так и было сделано.

Она провела нас в комнату, в которую для удобного помещения гостей были вынесены сундуки из всех других комнат. Все стены были заставлены сундуками, а посредине стоял стол покрытый скатертью, на котором было несколько тарелок с разными Бухарскими фруктами для угощения моей жены. Мне же был поставлен стул между сундуками. Отсюда была дверь в назначенную для торжественного праздника комнату, в которой все перегородки были вынуты и из нескольких небольших комнат составилась большая зала. Дверь в эту залу от нас была занавешена Бухарской шелковой материею. Хозяйка просила жену мою войти в праздничную комнату, а мне только распорола дырочку на занавеске и позволила в нее смотреть. Гостей еще никого не было; кругом стен всей комнаты были устроены широкие нары, вроде диванов, устланные все Персидскими коврами, и на них кое-где разброшены подушки. На полу также были разостланы подержанные ковры, и наставлено с дюжину круглых столов, за которыми могли поместиться человек по десяти. Столы эти были на низеньких, не выше полуаршина, ножках, и все покрыты белыми и цветными скатертями. У диванов стояли столики с такими же лакомствами, какие были приготовлены для моей жены. Освещение было самое плохое: несколько сальных свеч, и с тех не снимали. Мужеского пола не было в комнатах ни души; жених во все время пированья просидел в кухне.

Вот начали съезжаться одна за другой гостьи, разряженные, как я никогда еще их не видал, в богатейших парчовых зиланах, которыми они были покрыты с головы до ног на место покрывал. Вошедши в комнату, зиланы они с себя сбрасывали и оставались в таких же золотых камзолах и в пребогатейших рубашках, без покрывал. На головах одни имели шелковые с золотом и серебром платки, другие бархатные, вроде Венгерских, с бобровой опушкой и с золотою кистью на боку шапочки, третьи были в шелковых колпачках с золотой бахромой и украшены цветами нашего Европейского изделия. Это вовсе не шло к их богатому Азиатскому костюму. Но Татарки с некоторого времени начали вмешивать в свои наряды Европейские украшения: так например, они обшивают свои рубашки широкими лентами вроде оборок, чего в старые годы не бывало; рукава у рубашки иные делают уже, чтобы можно было уместить их под браслеты; выпускают височки. К цветам же получили такую страсть, что заставили учиться делать их некоторых бедных Казанских Татарок из мещан, которые из цветного буфмуслина делают что-то похожее на цветы и продают богатым Татаркам втрое дороже того, чего им стоит плохое их изделье.

Каждая приехавшая гостья должна была привести невесте какой-нибудь подарок. Родственницы привозили в подарок богатые парчи на камзол, матери на рубашки, золотые платки и проч. Посторонние дарили колпачками, лентами на отделку рубашки, позументом для обшивки ворота рубашки бахромой, для колпачка и т.п. Все подарки клали па приготовленный для этого стол. Гостья, вошедши в комнату и поздоровавшись со всеми, шла к столу, где клались подарки. Хозяйка показывала их ей и сказывала, кто что подарил. Осмотревши все на столе, гостья вынимала свой подарок, клала на стол и садилась на диван, а хозяйка брала подарки и показывала всем гостям.

Церемония с приездом гостей и взаимными подарками продолжалась довольно долго. Я заметил, что некоторые Татарки, одетые довольно богато, не приносили подарков. Хозяйка, которая беспрестанно к нам приходила, объяснила мне, что это бедные. Они взяли платья в людях и приглашены для получения денежных подарков. Надобно отдать честь Татарам, что они из бесед своих и из праздничных пиров не исключают бедных и не различают их в угощении от других гостей.

Когда собрались все гости, началось угощение чаем. Сколько было принесено самоваров, сколько раз их подогревали! Хозяйка и ее родственница разносила чашки на нескольких подносах. Гостьи пили так аппетитно, что трудно было сосчитать, по скольку чашек пришлось на каждую. Жену мою попросили ко мне за занавеску, где нас угощали цветочным ханским чаем. Пока мы пили чай, хозяйка стояла у занавески, вероятно опасаясь, чтоб кто-нибудь из любопытных (гостий) не за­глянула к нам в комнату, и при малейшем подозрении я должен был ретироваться в назначенный мне угол между сундуками.

Напившись чаю, Татарки начали лакомиться и очень деликатно не хватали с тарелок с жадностию, но брали понемногу; иные лакомство завязывали в узелок в платки, вероятно для своих малюток. Спустя немного времени начали хлопотать об ужине. Татарки позначительнее поместились на широких нарах, устланных коврами, и поджали ножки так искусно, что их блестящие, шитые золотом ичиги были видны. Заметно, что красавицы щеголяли ими одна перед другой. Большая половина Татарок сели на пол кругом низеньких круглых столов, и, как было заметно, дожидались с нетерпением ужина. Он начался свадебным блюдом: маслом и медом. Подали несколько блюд, из которых на одних было масло, а на других мед и огромные подносы с нарезанным белым хлебом их собственного печения.

Перед каждой гостьей поставили по тарелке и начали подавать торжественное блюдо прежде сидящим на диване, а потом за круглые столики. Каждая Татарка брала по куску масла и меда, намазывая на хлеб, кушала с необыкновенным благоговением, как бы в этом кушанье было что-нибудь религиозное или таинственное. Второе блюдо было что-то вроде лапши с бараниной, третье - пельмени, четвертое -пироги длинные с капустой, пятое - такие же пироги с мясом, шестое - пироги круглые с курицей и яйцами, седьмое - сорочинское пшено с рубленой бараниной, восьмое - говядина вареная с луком и с красным уксусом, девятое - вареная рыба севрюга, десятое - жареная баранина, одиннадцатое - жареные гуси, двенадцатое - жареная утка, тринадцатое - жареные курицы, четырнадцатое - жареные индейки, пятнадцатое - караси, приготовленные с яйцами вроде яичницы, шестнадцатое - жареные большие лещи, семнадцатое плов с изюмом и восьмнадцатое - пирожное, которого было до 8-ми блюд. Последнее было сделано все из муки, чрезвычайно жирно и вырезано разными узорами вроде старинного Русского пирожного.

По окончании продолжительного ужина, хозяйка принесла из другой комнаты дести три бумаги, в которую обыкновенно завертывают чай, и раздала каждой гостье по листу; другая Татарка несла за нею необыкновенной величины, вроде сенного стога пирожное, сделанное из разных ядер и фруктов с медом, маслом и мукой. Такие свадебные пироги присылаются всегда из дома невесты, для угощения жениховых гостей. Пирог был разрезан на несколько кусков, вероятно, по числу гостей. Пирог стали подавать, начиная со старших, всякая гостья брала по куску и, не много отведав, завертывала в лист бумаги, а потом в платок, чтобы принести свадебный гостинец домашним.

Я заметил, что соленые огурцы, очищенные и изрезанные ломтиками, подавались не к жаркому, но отдельно, и гости, скушав до этого до десяти жареных блюд, ели соленые огурцы с жадностью.

Я уже терял терпение от такого утомительного угощения. Несмотря на длинную Октябрьскую ночь, ужин, начавшийся в 9 часов вечера, кончился на рассвете. Нерасторопность Татарок; находившихся в услуге, медленное жевание гостей, большое количество кушаний делали ужин бесконечным. В нашу комнату приносили каждое кушанье, и мы из любопытства, отведывая от некоторых блюд понемногу, сделались сыты донельзя.

Уже было довольно светло, когда Татарки, сидевшие на диванах, зашевелились; одни из них встали, другие, оставаясь на местах кашляли, как бы выказывая этим полноту своих желудков. То же самое делали и сидевшие на полу; но некоторые вовсе не шевелились. Это были бедные. Для них хозяйка принесла на тарелке серебряных денег от целкового до восьмигривенного. При раздаче денег она отдала прежде всего жене муллы красную ассигнацию, потом родственницам ее целковые и, наконец, бедным прочие деньги, помещая их в руки Татарок так искусно, что невозможно было заметить, кому какую монету она давала.

Вот вам увеселительные праздники наших Казанских Татарок. Веселее этого пированья никогда у них не бывает. Они так бывают заняты в то время своим желудком, что мало между собою разговаривают и не пропускают ни одного кушанья.

Этот блистательный пир был накануне свадьбы. Брак же совершается муллою всегда в доме жениха, куда на завтра я был приглашен хозяином дома.

В назначенный час явился я в дом жениха. Гостей было еще немного; несколько пожилых Татар ходили по комнате и об чем-то тихо рассуждали. Гости собирались довольно медленно и, собравшись, вероятно дали знать мулле, потому что он приехал после всех гостей с предлинной палкою в руке. Важно вошел он в комнату; все Татары сделали ему особенный жест учтивости. Подходящим к нему мулла подавал руку, и каждый клал ее между своих обеих рук. Так делается всегда при свидании; старший подает руку, а младший берет ее между обеих рук.

Комната, куда собрались гости, была совершенно пуста; в ней не было ни одного стула, ни сун­дука, но весь пол был устлан коврами. До приезда муллы никто из гостей не садился; когда же усадили муллу в переднем углу, а меня подле него на пол, то и все Татары сели на ковры, по-восточному сложа ноги. Сперва гостям обыкновенно подавали чай, что продолжалось не мало времени; после чаю тотчас начали хлопотать об ужине. Татары поместились попарно, и перед каждой парой поставили по тарелке с двумя деревянными ложками, а вместо салфеток положили по длинному полотенцу.

Первое кушанье было топленое, густое коровье масло и мед, которые подавались отдельно друг от друга на двух блюдах. Каждый Татарин брал одним разом на ложку и мед, и масло, и кушал, как торжественное свадебное блюдо, с большим аппетитом и благоговением. Потом начали подавать и другие кушанья, которые были почти одинаковы с кушаньем на женском пиру и также многочисленны.

По окончании стола, который продолжался очень долго, подали всем гостям по стакану меда. Гости выпили мед до капли, утерли себе бороду, начали прокашливаться и потом издавать горлом отвратительные звуки, все до одного Татарина разными тонами, один басом, другой тенором, третий альтом. Эта желудочная музыка была знаком, что гости сыты и благодарят хозяина за угощение.

После такого необыкновенного концерта, Татары вставали и клали на разостланную на полу скатерть деньги: красные бумажки, синие и целковые. Эти деньги собирались для невесты, которая в день свадьбы и в эту свадебную пирушку находится уже в комнате, назначенной быть спальнею новобрачных. Спальни назначаются почти всегда отдельно, или во флигеле на дворе, или в том же доме, в другой половине. Сбор этих денег называется шербетом, от того, что в старину деньги клали всегда в наполненный шербетом кубок и относили в комнату невесты, которая, взяв­ши их, этим самым высказывала свое согласие на брак с нареченным женихом.

Точно также и тут собранные деньги, хотя не в кубке с шербетом, но просто на тарелке, отец понес к невесте и, возвратясь, сказал мулле, что дочь его деньги приняла. После этого объявления, тотчас призвал жениха, стоявшего в это время у дверей, и спросил, согласен ли также и он? Без сомнения жених сказал: да. После этого мулла говорил с отцом о получении калыма и, кончив все надлежащие расспросы, начал приготовляться к брачной молитве, покряхтел, прокашлял раза три и погладил бороду, что сделали и все Татары. Молитва продолжалась минут десять. Вот она:

Поиск по сайту: