ОТМЕТКИ HA ДВЕРНОМ КОСЯКЕ

Дети — растут. Эту нехитрую правду знает каждый родитель. Ребенок растет — значит, меняется. Значит, с каждым его прожитым днем в нем появляется что-то новое, а что-то уходит. Эти изменения не так легко заметить, еще труднее принять. Ведь если ребенок меняется, значит, и нам, взрослым, предстоит измениться и приспособиться к тому человеку, что живет и растет рядом.

Во времена моего детства во многих семьях дверной косяк был хранителем детских «годовых колец». Наши родители оставляли на нем отметины, по которым можно было видеть, как мы растем. Я до сих пор помню ощущение деревяшки на моем затылке и пятках, придвинутых к ней как можно плотнее, и предвкушение всеобщего удивления оттого, что я снова выросла. Прошло немало лет, прежде чем, глядя на этот косяк, я испытала странное чувство: неужели я когда- то была такой маленькой?! Я присела на корточки и представила себя девочкой, которой, согласно отметине, только что исполнилось пять лет. Каким большим сразу стал окружающий мир! И я вспомнила, как он пугал меня своей величиной и непредсказуемостью. Как многое в нем могло случиться, как много в нем и вправду происходило! Каким длинным был день, и каким загадочным казался старый шкаф. «Я совсем другой человек теперь», — пришла мысль, крепко замешенная на печали о чем-то безвозвратно ушедшем. В тот день мне шел шестнадцатый год...

Я была уверена, что родители делают эти отметки для нас, чтобы мы видели, как растем. Теперь я уверена, что делали они это и для себя тоже, даже, наверное, в большей степени для себя. И наверное, тоже радовались тому, что отметки становятся все выше. И возможно, тоже, спустя много лет, с особой грустью смотрели на те, что почти у самого пола.

Младенец

Только что родившихся детей, конечно, не прислоняли к косяку, чтобы замерить их рост. Рост младенцев измеряли в детской поликлинике. Никогда после взрослым так не хочется, чтобы ребенок быстрее подрос, как во времена его младенчества. Никогда после с таким вниманием и умилением не отмечаются малейшие его новые умения: «Стал держать головку... улыбнулся... перевернулся... загулил... сел... пополз... пошел... сказал!» Маме, замученной бессонными ночами, привязанной к кормлению, гулянию, бдению, мечтается, чтобы он быстрее вырос и хоть что-нибудь смог делать сам.

А пока он не может. Круг его возможностей и интересов очень ограничен: сосать молоко, наполнять памперсы, громко кричать, когда не хватает чего-то важного — мамы, еды, тепла, комфорта, внимания... А главное — внимать, воспринимать, чувствовать, смотреть, слышать. Потому что его мир — это все, что происходит вокруг. Мир грудного ребенка — это сплошное восприятие. На слух, на ощупь, на язык. Может быть, поэтому вырасти и научиться делать что-то новое — его самая сильная мотивация.

Научился переворачиваться — мир можно обозревать не только снизу вверх, но и в разных других направлениях, к тому же можно менять положение своего тела не только тогда, когда взрослые догадаются перевернуть, а когда самому захочется. А как приятно за что-нибудь уцепиться! Ощущение власти над собственным телом необыкновенно радостно, ведь всеми остальными так владеть пока не очень получается, все время приходится прикладывать усилия: покричать или по- улыбаться.

Сел! Какие возможности! Можно увидеть собственные ноги, к тому же весь мир открывается совсем с другой точки! Но все это совершенно не может сравниться с тем ощущением, когда мама рядом. Быть у мамы на руках — это лучшее, что можно придумать! С ней хорошо, потому что спокойно и можно быть уверенным, что будешь спасен, что бы ни случилось, к тому же видно все вокруг совсем по- другому!

Если хочешь до чего-то дотянуться, то можно доползти! Удивительное открытие. Опять столько возможностей! Ведь вокруг столько интересного. Но это интересное часто прячут или убирают куда-то, где не достать. Это обидно! Ведь хочется попробовать абсолютно все — вдруг то, что они убрали, и есть самое удивительное? А на этого резинового зайца, которого они все подсовывают, смотреть даже не хочется. Он уже изучен вдоль и поперек. Все хочется испытать, особенно когда знаешь, что мама рядом. Если ее нет, то все время о ней думаешь — а вдруг она не придет ? Это очень отвлекает, а иногда сильно расстраивает, и временами страшно до ужаса! Если она не придет, что будет со мной?! Пришла. Все в порядке. Опять хочется все пощупать и «погрызть», грызть пока особенно нечем, а это непорядок! Хотя когда эти зубы начинают лезть, жизнь становится не мила. Если б они знали, как это неприятно, когда лезут зубы! Тогда не отнимали бы все, что хочется погрызть...

Когда встаешь на ноги — это удивительно! Видеть начинаешь гораздо больше, а не только чьи-то взрослые ноги и ножки от кроватки. Стоять на собственных ногах — это так по-взрослому! Можно вставать и садиться, переступать ногами, падать. Сколько возможностей! Замечено, что взрослые сильно радуются, когда я пытаюсь что-то сказать. Пробуют меня понять. Неужели это возможно, чтобы они стали меня понимать? Это же так прекрасно! Тогда им можно будет просто сказать, что хочешь, и они выполнят. Не надо будет только реветь или только улыбаться. Какие возможности!

Я начал ходить! Взрослые плачут от умиления. Они подставляют мне руки, чтобы я прошел от мамы до папы. А мне, если честно, довольно страшновато, ведь до этого я ходил только за ручку. Приятно, знаете ли, чувствовать, что тебя кто-то держит. А вот ходить самому — это так необычно! К тому же я часто падаю... Но если привыкнуть, такие возможности! Ведь это такая независимость, куда захотел, туда и пошел. Если они, конечно, не бегают вокруг и не «кудахчут». Они все время меня расстраивают, когда не дают куда-нибудь залезть, а как обидно, когда они отнимают что-то интересное, с таким трудом найденное! «Нельзя» — это то, что я теперь от них только и слышу. Хотя, конечно, грех жаловаться, приятных моментов масса: особенно когда мама улыбается и соглашается со мной поиграть, когда новое что-нибудь найдешь и у тебя это не отнимут, пока ты не испробуешь, как это звучит, хрустит и сминается, а также падает, и потом тебе это снова дают. Столько интересного!..

Действительно, жизнь младенца — сплошные открытия, которые по большей части совершаются при условии, что все хорошо. При условии, что мир безопасен, мама — самый «необходимый» и чудесный человек — рядом и от всего защитит. Поэтому важно хорошо понимать, что если ребенка в этом возрасте ограничить в его возможности воспринимать, если не обеспечить ему безопасность и не давать эмоционального тепла, то в результате, есть риск вмешаться в его развитие не самым положительным образом, и последствия этого будут достаточно серьезными. Младенцы, лишенные телесного контакта и эмоционального тепла, плохо приспосабливаются к жизни или и вовсе не выживают — этот факт обошел все учебники психологии и научно-популярные издания.

Чтобы эта замечательная пора младенчества не «откликалась» потом у матерей воспоминаниями о череде нервных срывов и усталости, переходящей в полное истощение, а у детей — чередой ранних душевных травм, неплохо бы, чтобы в этом непростом и прекрасном периоде у мамы было как можно больше помощников. Ведь так важно, чтобы у совсем маленького человека в памяти осталось мамино лицо, светящееся от счастья, а не изможденное и раздраженное от бесчисленных забот.

Постоянно уставшая мама — озлоблена и несчастна. Она «срывается» и кричит, а потом чувствует себя виноватой, стыдится, начинает считать себя плохой матерью. В это время активно зарабатывающий и приходящий поздно вечером отец считает себя вполне хорошим, потому что все делает для своей семьи: он же столько работает! Он же так устает! И не надо к нему со всем этим... Жена же весь день дома, вот пусть ребенком и занимается. Она и правда не работает. У нее просто естественный материнский подвиг. Подвиг каждый день. Но для всех — молодой матери, ребенка и его отца — будет лучше, если этот подвиг будет сопровождаться ощущением счастья, удовольствия и радости просто потому, что в этой, с рождением ребенка новой, семье у каждого будет свой островок спокойствия, удовлетворения и понимания.

Малыш

Здоровый малыш — существо подвижное, шумное, любопытное. Он ходит, ползает, прыгает, бегает. И все это — с радостной активностью, если ему не мешать, и с бурным протестом, если мешать. Малыш уже отпраздновал свой первый год, и ему помогли задуть его первую свечку на красивом торте. Он активно общается с миром, теперь уже осваивая не только пространство, но и речь, по-прежнему быстро растет и меняется, особенно для тех, кто видит его не каждый день. Для мамы изменения могут быть не так заметны, она, как и раньше, вся в заботах: покормить, поменять, уследить, погулять, поиграть, подлечить, уложить. Так много всего, что не всегда успеешь записать все его смешные словечки и фразочки, поговорить с ним о чем-то важном — о котенке с белым хвостом или птичке на ветке, поиграть с ним в самые скучные для многих взрослых игры: кубики, пупсики и машинки. У мамы продолжается каждодневный подвиг. А у него...

Жизнь становится интереснее с каждым днем. Хочется всего и желательно сразу. И если бы, конечно, не эти зубы, все было бы еще лучше. Да к тому же эта кормежка: все время впихивают что-то новое, иногда — странное, чаще — невкусное. Мама сердится, если не ем. А есть все равно невозможно, лучше размазать

Где-нибудь, получается по крайней мере интересно. Очень плохо, когда нечем заняться. Это еще хуже, чем кормежка, все-таки занятие какое-никакое. А когда делать нечего, то просто беда. Старые игрушки надоели, с мамой не наговоришься, квартиру знаю как облупленную, каждую щелочку. Иногда, конечно, удается добраться до чего-нибудь новенького, так это еще надо найти и успеть исследовать, пока взрослые не отобрали.

На улице столько всего интересного, особенно в песочнице! Там есть такие же люди, как я,— дети! С ними так здорово придумывать что-нибудь интересное, особенно если мама не видит. Если бы вы знали, как приятно видеть глаза, а не только ноги! Дети, правда, бывают и странные. Некоторые так и норовят все мое забрать себе, а это обидно, но не всегда знаешь, чего делать-то. А бывает, что кто-то из ребят что-нибудь придумает — так увлекательно! Самое скучное — ходить с мамой в магазин, еще хуже — в сберкассу. Там душно и негде бегать, а если от нечего делать подвигать стулом или попинать ногой дверь, начинают кричать. А чего кричать, скучно же очень. В магазине интереснее, там много всего. Но стоит только чего-то захотеть, мама говорит: «Тебе это нельзя» или «Нет денег», ну и чего тогда на все это смотреть, если ничего нельзя, только время терять и расстраиваться!

Мне нравится, когда со мной папа играет, потому что тогда даже со старыми игрушками получается интересно, или хотя бы просто разговаривает, или, к примеру, держит на коленях. Ощущение — незабываемое! Начинает казаться, что я защищен навсегда чем- то большим, сильным и нежным. Это очень надежно, а значит, со мной все в порядке.

Очень часто хочется много всего сказать, но взрослые почему-то смеются, иногда весело, а иногда обидно. Хотя мне кажется, что я так правильно и интересно говорю. Люблю, когда мама мне читает маленькие книжки с картинками. Я их уже все давно знаю, но мне так приятно слышать мамин голос и чувствовать ее тепло. Правда, это бывает редко, так жаль... Взрослые часто смотрят телевизор. Я пока не очень разобрался, что это. Но кое-что там, видимо, очень интересно, мама их называет «мультики». Хотя я больше люблю ходить в гости, особенно к маленьким детям, таким же, как я. У них есть свои игрушки, а все новое мне нравится, потому что тогда не скучно. А вот старшие ребята не любят делиться своими игрушками и часто нас выгоняют или подстраивают нам всякие пакости. Обидно, когда интересно, а не дают даже рассмотреть хорошенько.

Не люблю, когда мама меня ругает за то, что я запачкался. А я не знаю, как не запачкаться, земля-то близко, то упадешь, то поковыряться хочется, то камушек найдешь побольше, и как его отнести, чтобы не запачкаться ? Я все время забываю про эту одежду и не очень ее люблю, особенно когда наступает зима. Ни руки не поднять, ни ноги. Стоишь иногда кпк чучело и к снегу-то даже не подобраться. А как я одеваться не люблю! Если б не гулянье, сроду бы не стал одеваться, очень это все скучно и неудобно.

А еще мне не нравится, как ходят взрослые. Берут за руку и тащат. А я не люблю так. Я люблю то побежать, то присесть, то на листик засмотрюсь, то на трамвай. А они: «Давай быстрее, поторапливайся, передвигай ногами». Просто передвигать ногами — страшная скука. И как они так могут? И почему все время надо торопиться? Идут все толпой, передвигают ногами, по сторонам не смотрят, а я виси с задранной рукой. Гулять куда захочется — другое дело. Но не всегда получается.

Когда мне исполняется три года, я чувствую себя уже практически взрослым. Я знаю, чего хочу, и мне важно этого добиваться. Я многое уже умею и намерен делать это сам. Но взрослые так любят во все вмешиваться! Им все хочется сделать по-своему, прямо как дети! Я злюсь на них за это, потому что не хочу оставаться вечно маленьким. А они все путают. Когда я плачу от обиды или расстройства, они мне говорят: «Ну что ты расплакался, как маленький!» Хотя я не маленький, а просто расстроен. А когда я хочу что-то сделать сам, они говорят: «У тебя не получится, ты еще маленький». Хотя я просто хочу сделать это сам. Ну и как тут не злиться, столько у них путаницы в голове. За все приходится бороться!

Знаменитый кризис трех лет завершает эпоху сладостного слияния матери и ребенка и впервые подводит малыша к осознанию собственной отдельности, более того, приводит его к необходимости бороться за свою отдельность. То, что заложено природой в малыше, не всегда находит немедленный отклик в душе матери, особенно если она привыкла опираться на свое беспокойство и тревогу. Рождение в ребенке собственной воли может вызывать в ней раздражение и тревогу, а в отце — страх потери авторитета, страх не справиться с чьей-то волей (такие отцы часто говорят: «Я отец! А он должен знать свое место!»). Эти труднопереносимые чувства часто заставляют родителей усилить попытки подавления детской воли. И если им это удается осуществить (что происходит, к счастью, не всегда и не со всеми), то ребенок имеет в своем арсенале только противо-волю (сделаю все поперек), или волю-послушание (все, что сказал кто-то авторитетный, надо выполнить). Творческую волю — возможность воплощать свои замыслы, получать опыт и нести за него ответственность — малыш при подавлении детской воли может так и не приобрести.

«Идеальный» родитель будет стремиться воспитывать ребенка, это значит — делать его послушным (такими и правда легче управлять). Ребенок привыкает слушать авторитеты, становится послушным и управляемым, но ему трудно разобраться, кто «положительный» авторитет, а кто «отрицательный». И при всех благих намерениях «идеального» родителя его ребенок может оказаться в криминальной дворовой компании, партии фашиствующего толка, религиозной секте. Там будут его волю-послушание использовать в собственных целях.

«Неидеальный» родитель, мучающийся стыдом от ярких проявлений ребенка на людях, от вины за выраженное раздражение на его «выкрутасы», позволяющий себе рискнуть отпустить его в одних колготках в холодный осенний день только потому, что ему «приспичило», будет иметь дело с ребенком, который не испугается иметь дело с собственным опытом. А значит, с ребенком, который будет опираться прежде всего на собственные возможности, на свою волю, на свои силы и интересы.

К трем годам малышу не то чтобы надоедает его мама, но только мамы ему становится недостаточно. Ему хочется общаться. Причем общаться желательно с такими же, как он. Познавать мир через ощущения уже недостаточно, ему важно понять, как устроен мир не только на ощупь. Его начинает интересовать, говоря пафосно, миропорядок. Ему нужны контакты, посредством которых он исследует правила, ограничения и возможности жизни. И если благодаря кризису трех лет он смог почувствовать и обозначить свои психологические границы, то теперь ему хочется почувствовать границы других людей. Наступает первая пора социализации. Пора в детский сад!

Дошкольник

Детский сад. Как много в этом звуке... для каждого чего-то своего. Много чудесных воспоминаний, удивительных открытий, негативных чувств, психологических травм и много всего прочего связано с каждой услышанной детской историей. Для кого-то детский сад был раем, где было увлекательно, интересно, много друзей, игрушек и приключений. Для кого-то — череда унижений, почти концлагерных приемов воспитателей, болезней, стыда и тоски по маме. Для большинства детский сад — место, куда не очень хотелось идти, было непросто, случались как разные инциденты и трудности, так и радостные открытия и вполне веселые мероприятия. У меня нет ни резко отрицательного отношения к детскому саду, ни радужно-положительного. Я знаю одно: по достижении трех лет (плюс-минус полгода) детский сад ребенку нужен. Но вы правы: хороший детский сад.

Будучи в Америке, я видела тамошние детские сады, в которые ходила моя племянница. В них не было ничего чудесного: игрушки, матрасики на полу для сна, детские площадки, ленч, который каждый ребенок приносит с собой, и тем самым решается проблема унифицированного кормления. Но чего там точно не наблюдалось, так это подавления личности ребенка, ущемления его прав, унижения его достоинства. Если ребенок не хочет есть, он не ест. Не хочет спать, может не спать, но сидеть, лежать или играть так тихо, чтобы никому не мешать. Тем самым признается в ребенке живое существо, которое может иметь свои желания, чувства, вкусы.

Наше горячее трехразовое питание, насильно запиханное если не в рот маленькому ребенку, то за шиворот (чтоб неповадно было капризничать), очевидно, наносило ему больше вреда, чем пользы. Потому что это было насилием над организмом и личностью. Насильственное питание — такое же насилие, как физическое или сексуальное, но в нашей культуре (а особенно в культуре детского сада) такая практика насилием не считается, признается нормальной и широко применяется. А угрозы, ограничения и наказания, которыми полна жизнь детей, посещающих некоторые детские сады, наносят им труднопоправимые психологические травмы, мешают их здоровому развитию. Я знаю детский сад, где детям разрешено говорить только (!) шепотом и совсем не разрешено бегать. Я не буду вам рассказывать множество детских травмирующих историй об унижениях в детском саду, услышанных мной от моих клиентов, чтобы не сгореть от стыда: как мы, взрослые, могли допустить работу такой системы — концлагерного детского сада.

Но я видела детские сады, в которые дети хотят идти, в которых, когда надо, весело и шумно, а в другое время — тихо или сосредоточенно. Значит, хороший и полезный детский сад — это возможно! Правда, для этого надо любить детей и любить свою работу, а не идти в воспитательницы только потому, что больше никуда не взяли. Для этого всем нам важно понимать, что мы воспитываем не солдат, призванных выполнять приказы, не думая, и убивать, не жалея, мы воспитываем людей, которые тогда будут беречь чужое человеческое достоинство, когда кто-то будет уважительно и бережно относиться к ним самим, какими бы маленькими они ни были.

Поэтому когда родители задают мне вопрос «Отдавать ребенка в садик или не отдавать?», я отвечаю: «Решать вам. К тому же все в большой мере зависит от садика. От того, как там все устроено и каково отношение к детям». И это, конечно, не про серебряные игрушки, собственный бассейн и икру на обед, это об уважительном отношении к ребенку.

Моя жизнь так сильно изменилась, когда я пошел в детский сад. Я сначала не знал, что это такое, и потому слегка тревожился, с другой стороны, мне было очень любопытно. Сначала мне понравилось, потому что там было много ребяток и много игрушек. А я люблю, когда много, ведь это значит — не скучно. Все было хорошо до того момента, пока я не понял, что мама ушла. Это меня поразило и расстроило. Во-первых, мама никогда не оставляла меня в чужом месте одного и без предупреждения. Во-вторых, совсем не ясно, когда она придет и заберет меня отсюда и придет ли вообще. В-третьих, не известно, справлюсь ли я без мамы, здесь все совершенно по-другому, не так как дома. Поэтому я окончательно расстроился и заревел. Много пореветь мне не дали, стали утешать и уговаривать не плакать, а поплакать так хотелось! Через некоторое время реветь я устал и решил посмотреть, что же есть в этом самом садике, все-таки долго реветь — это скучно.

Там все было маленькое, как раз для нас, для детей. Мне это понравилось. Игрушки стояли повсюду, и многие ребятки были заняты какой-то интересной игрой. Какой-то мальчик сидел отдельно и ни с кем не играл, вид у него был скучающий, но он все равно не играл ни с кем. Какая-то девочка с большим розовым бантом подошла ко мне и спросила: «Как тебя зовут?» Мне понравилось, что она спросила это, потому что потом, когда я назвал свое имя, она позвала меня играть в игру, и жизнь стала гораздо интереснее.

Вскоре я понял, что люди — разные. Одни, как Мишка, всегда сидят в углу и не хотят играть, другие, как Степка, ни с того ни с сего могут подойти сзади и ударить прямо в спину, третьи, как Ксюша с розовым бантом, всегда будут заговаривать со всеми первыми. Я понял, что и взрослые тоже очень разные: при Марии Сергеевне

Жить интереснее, потому что она придумывает разные игры, а сердится, если только кто-то ни с того ни с сего обижает других. А при Елене Викторовне главное — ходить парами и поменьше кричать. Поменьше кричать у нас, видимо, не получается, поэтому кричит она не меньше, чем мы. И тогда я больше устаю к вечеру, и мама говорит, что я много капризничаю.

Еще я понял, что если многому научиться, то не будет скучно. Если научиться играть в спасателей, как в мультике, то становится так весело! А если чего-то еще придумать, то будет еще интереснее. Была бы компания! Если научиться рисовать или лепить из пластилина, то можно что-нибудь изобразить и придумать об этом настоящую историю. Правда, я не очень люблю рисовать только то, что нам говорят. Я люблю рисовать то, что рисуется. Еще я люблю, когда мне читают сказки Мария Сергеевна или мама. В сказках все так необычно, я так и представляю, как здорово, если б у меня была такая волшебная сила! Ух, я и натворил бы всяких дел!

Поиск по сайту: