Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

ПРИЛОЖЕНИЕ К ГЛАВАМ XV И XVI 7 страница



3 Совр. 1856, XI, смесь, 10; Иллюстр. 1845, 77; Громанн, 16: Schrackagerl — домовой дух, который в виде малого дитяти сидит в яслях (в конюшне); он помогает служанкам, водит скот и птицу, а раздра­женный, путает лошадям гривы и разгоняет коров.

4 D. Myth., 433; Beiträge zur D. Myth., II, 272—3.

 

 

шиш — домовой, бес, шишкó — нечистый дух, шишига (шишиган) — домовой, злой дух и праздношатающийся человек, шатун. При этих речениях имеются и глаголы: шишеть — копаться, возиться, беспрестанно что-нибудь делать, шиш-кать — мешать, суетиться, гомозить1. Что касается второй половины слова, то она равносильна нем. der mar. В Сербии и Черногории мора (пол. morа, mаrа, чеш. mura) признается за демонического духа, который вылетает из ведьмы в виде мо­тылька (= общераспространенное представление души), «притискуе и дави» по но­чам сонных людей «и дихање им зауставл(ь)а»2. В России также известны мары или марухи — старые, маленькие существа женского пола, которые сидят на печи, прядут по ночам пряжу и все шепчут да подпрыгивают, а в людей бросают кирпи­чами; в Олонецкой губ. ни одна баба не покидает своей пряслицы без молитвы, по­тому что в противном случае явится ночью мара, изорвет и спутает кудель. Мары тождественны с кикиморами, о которых рассказывают, что это младенцы, умершие некрещеными или проклятые их родителями и потому попавшие под власть нечи­стой силы; кикиморы представляются малютками-невидимками женского пола, обитающими в домах, за печкою; сидя там, они стучат, свистят, кидают на прохо­жих камни, бьют посуду и почти постоянно занимаются пряжею3. В ночь против Рождества они треплют и жгут кудели, оставленные у прялок без молитвы4. Соглас­но с вышеприведенными преданиями, что всякое жилое строение закладывается на чью-нибудь голову, создалось следующее поверье: если хозяин не доплатит плот­никам за срубку избы, то они напускают в нее злую кикимору5. Чтобы избавиться от кикиморы, знахарь обметает печь и углы избы с таким заклятием: «ах, ты гой еси кикимора домовая! выходи из горюнина дома скорее, а не то задерут тебя кале­ными прутьями, сожгут огнем-полымем, зальют черной смолою»6. Сам домовой, по рассказам сибиряков, садится по ночам прясть, и не раз удавалось слышать, как гудет веретено под его рукою, а поутру замечали, что прядева прибавилось7. Оче­видно, что в марах или кикиморах олицетворены души усопших (мор — смерть, чума, мар — сон, мара — призрак, мары — носилки для мертвых)8, эти незримые эльфические существа, которые, поселяясь в жилищах своих родичей, получали ха­рактер домовых гениев; по связи эльфов и родственных им духов с громовыми ту­чами (марё — туман, мóра — тьма, мóрок — облака, тучи), мары и кикиморы пред­ставляются пряхами. На поэтическом языке ариев облака уподоблялись руну, во­лосам и прядеву, а производимая ими тьма — ночи. Когда небо омрачалось тума­нами и тучами — в этом естественном явлении предки наши видели ночную работу воздушных нимф и грозовых духов, которые пряли облачную кудель и приготовля­ли из нее темные покровы или с помощию бурных ветров расчесывали и спутыва-

 

1 Обл. Сл., 266; Доп. обл. сл., 307. Г. Гильфердинг сближает рус. шиш с санскр. hins — повреждать (Мат. сравн. слов., II, 421).

2 Срп. pjeчник, 367; Путеш. в Черногор. А. Попова, 221; Volkslieder der Wenden, II, 268.

3Сахаров., II, 17; Пузин., 126; Обл. Сл., 266; шишка — пряжа, намотанная на веретено.

4 Новогор. Сборн. 1865, 1, 284.

5 Этн. Сб., VI, 147; Абев., 218—9; Записки Авдеев., 149—150.

6 Библ. для Чт. 1848, IX, 57. К одному разряду с кикиморами принадлежит и так называемый игоша — мертворожденный младенец, который особенно много проказит, если не признают его за домо­вика, не кладут ему за столом ложки и ломтя хлеба и не хотят бросить ему в окно рукавиц и шапки. —Иллюстр. 1845, 198.

7 Этн. Сб., VI, 147.

8 Обл. Сл., 111; Доп. обл. сл., 110.

 

 

ли облачные пряди и волоса, сбивали их колтуном, всклочивали и вили прихотли­выми кудрями: глаголы вить и веять должны быть одного происхождения, рядом с словом вихрь встречается вихóр — завитой клок волос (см. гл. XXIII). Тени умер­ших, как существа, подобные дующим ветрам (душа от глаг. дуть), участвовали и в стремительных поездах, и в работах этих последних. Вот почему домовые мары не только разъезжают на конях (= тучах), замучивают их бешеною скачкою, но и пле­тут им хвосты и гривы. Духи иного, загробного мира, они самым именем своим напоминали смерть и повальные болезни, и фантазия древнего человека, чуткая ко всякому намеку родного слова, приписала их влиянию различные тяжкие недуги (см. гл. XXII). Мары наваливаются на сонных людей, давят и душат их; то же рас­сказывают и о ведьмах, которые, сверх того, могут превращать своего недруга в ко­ня и скакать на нем по долам и по горам — до тех пор, пока он не упадет бездыхан­ный. По сербскому преданию, мора сама превращается и конем1 и длакою (шер­стью, клоком волос), т. е. является одетая облаком: мучила мора человека, не давала ему заснуть спокойно, и вот решился он уйти из дому, взял своего бе­лого коня и поехал по свету; но где ни странствовал — мора всюду за ним следовала. Раз остановился он на ночлег; ночью хозяин дома услыхал, что гость стонет во сне, и, приметив, что его давит белая длака, перерезал ее нож­ницами. Поутру оказалось, что белый конь издох: он-то и был «мора, кoja га je притискивала»2.

Домовой делается злым преимущественно в то время, когда меняет свою шкуру или сердится за неисполнение обычных ему жертвоприношений. По русскому пре­данию, домовой бесится 30-го марта, с ранней утренней зори до полночи, пока за­поют петухи. В это время он никого не узнает из своих домашних, почему ночью боятся подходить к окнам, а скот и птицу запирают с солнечным закатом. Вдруг востоскуется домовой, рассказывают крестьяне, и злится так, что готов бы, кажет­ся, весь дом сокрушить: лошадей забьет под ясли, собак перекусает, коров от еды отобьет, утварь всю разбросает, хозяину под ноги подкатывается, бывает с ним та­кая перемена или потому, что с весною спадает с домового старая шкура, или нахо­дит на него бешенство (чума), или захочется ему жениться на ведьме3. Было указа­но, что домового представляют престарелым карликом, покрытым густою, косма­тою шерстью, и что в этом образе олицетворялось первоначально пламя молнии, окутанной тучею. Бог-громовник, бездействующий в зимнюю пору, с началом вес­ны пробуждается к беспокойной деятельности, переменяет свою старую одежду на новую, т. е. вместо холодных туманов и снежных облаков облекается в грозовые ту­чи, и предается дикому разгулу: в сопровождении вихрей, при блеске молнии и ударах грома носится он по небесным пространствам, гоняясь за облачными коро­вами, лошадьми и псами и с жаром сладострастного любовника преследуя вещих дев; народ до сих пор видит в грозе свадьбу дьявола с ведьмою. В эту тревож­ную пору возрождения природы — и домовой, как тот же владыка небесного огня, низведенный на домашний очаг, ощущает полноту проснувшихся жиз­ненных сил, меняет свою шкуру, становится неистовым, бешеным4 и заявляет желание связаться с ведьмою. Точно так же и водяной, пробуждаясь от зимней

 

1 Гримм сближает др.-верх.-нем. meriha (equa) mahre и mahr. — D. Myth., 1194.

2 Cpп. pjeчник, 367—8.

3 Сахаров., II, 19—20.

4 По поверью, животные и люди бесятся оттого, что ими овладевает злой дух = эльф.

 

 

спячки, ломает ледяные оковы и несется в шумных волнах полноводия голодным, сердитым и всеразрушающим. Озлобление домового начинают замечать с самого поворота солнца на лето, следовательно, с первыми зачатками и признаками при­ближающейся весны. Еще 2-го января предпринимают меры для охранения от него курников: в этом месяце задабривают его жертвою; а в феврале он заез­жает уже лошадей1.

Жертвенные приношения домовому удерживаются в народе до настоящего вре­мени и, как видно из приведенных выше указаний, состоят из хлеба-соли, пирогов, яишницы и всяких других яств. Германцы, во время праздничных пиршеств, прежде, нежели начинали вкушать сами, отделяли часть изготовленных яств и на­питков своим домашним богам2. Следы этого старинного обычая встречаем и у нас. В Томской губ. в сочельник, накануне Крещения, кладут под голубец3 нарочно испеченные для домового маленькие булочки и лепешки4. В других местах вечером 28-го января оставляют ему на загнетке горшок каши; ровно в полночь домовой выходит из-под печи и ужинает. Если хозяйка позабудет это сделать, то из доброго он становится «лихим»: люди начинают заболевать, скот худеть, в полях — неуро­жай, со всех сторон напасть! Точно так же мстят и усопшие предки, если перестают их чтить поминальными приношениями. Раздраженного домового можно унять только кудесами, что совершается таким образом: в полночь режет колдун петуха, выпуская кровь его на голик, и этим голиком выметает все углы в избе и на дворе, с приличными заклятиями5. Как птица, служившая символом огня (см. I, 265), пе­тух был посвящен богу домашнего очага и считался лучшею для него жертвою; по­этому кровью петуха смягчается гнев раздраженного домового, и он по-прежнему становится добрым6. Народная поговорка: «на своем пепелище и петух храбрится»7, употребляемая в смысле, что «хозяину в своем дому и стены помогают», ставит пе­туха в те же отношения к родному очагу (пепелищу), в каких стоял к нему домовладыка. По чешскому поверью: если умрет домовый петух, то вскоре за тем должна последовать и смерть хозяина; а по немецким рассказам, кобольд часто показыва­ется в виде петуха8. Приметы о гостях наблюдаются крестьянами не только по пла­мени очага, но и по крику петуха: если петух поет днем и особенно под окнами, то ожидай гостей9; то же самое если дерутся куры10; запоет ли петух вечером в нео­бычный час, надо бежать к насести и ощупать ему ноги: теплые ноги бывают к гос­тям, а холодные — к покойнику, подобно тому как домовой теплою рукой гладит на счастье, а холодною — к беде: в первом случае семейный круг увеличится прибыти­ем новых лиц (гостей), а в последнем умалится смертию одного из родичей11. До­мовой нисколько не стесняется петушиным криком, которого так боится вся нечи-

 

1 Сахаров., II, 3, 10.

2 D. Myth., 52.

3 Деревянная приделка к печи, с ходом в подполье.

4 Этн. Сб., VI, 147.

5 Сахаров., II, 8.

6 Св. Фейт, в храм которого еще в прошлом столетии приносили петухов, почитается патроном Бо­гемии (Громанн, 74).

7 Вар. «на своем пепелище и курица бьет». — Рус. в св. посл., II, 15.

8 Громанн, 75; Beiträge zur D. Myth., 338.

9 Маяк, VII, 63; Херсон. Г. В. 1852, 12.

10 Этн. Сб., II, 58.

11 Записки Авдеев., 141.

 

 

стая сила1. На Руси он — покровитель кур, и в честь его 1-го ноября совершается особенное празднество, известное под названием куриных именин. В этот день род­ные и знакомые дарят друг друга курами, которые потом содержатся в почете: их никогда не убивают, а снесенные ими яйца считаются целебными. В этот же день родичи собираются в овине, где старший член семейства рубит топором кочету го­лову, ноги кочетиные бросают на верх избы, чтоб водились и неслись куры, а мясо варят и съедают за семейным обедом2. В Орловской губ. режут кур под овином 4-го сентября. Время совершения этих обрядов, совпадающее с обмолоткою сжатого хлеба, заставляет видеть в них обломки древних жертв домовому за дарованный им урожай. Из старинных памятников мы узнаем, что славяне молились огню под овином (см. гл. XXVIII). В некоторых деревнях вешают в курниках круглые камни с небольшим отверстием внутри; такой камень, напоминающий громовый молот Тора, предохраняет птицу от болезней и называется куриным богом3. 2-го августа, на другой день после освящения родников и колодцев, поят лошадей с серебра, т. е. водою, в которую брошена серебряная монета; монету эту прячут в конюшне под яслями, чтобы лошади добрели, не боялись дурного глаза и были в милости у до­мового4.

С целью усмирить гневного домового крестьяне прибегают еще к следующим средствам: окропляют св. водою по всем углам избы и двора, вешают в конюшне медвежью голову, убитого ястреба или сороку, зарывают перед жильем череп козла, окуривают дом и хлева медвежьей или козьей шерстью (см. I, 198, 366), затыкают в щели заборов и стен козью шерсть или траву чертополох (символ молнии — см. главу XVIII). Подобные же средства употребляются и против нечистых духов и ведьм, которым, как олицетворениям грозовых явлений, присвоены некоторые свойства, общие им наравне с домовым. Озлобление и бешенство домового объяс­нены нами из представлений о неистовом громовнике, шествующем в вихрях и молниях; сорока и ястреб, козел и медведь — мифические образы бурных, грозо­вых туч; страшные Перуновы стрелы пожигают облачное руно (шерсть) и пожира­ют насмерть баснословных зверей и птиц, вместе с тем оканчивается и гроза, а с ее окончанием утихают злоба и гнев раздраженного бога. Вот почему и домовой смиряется при виде убитого ястреба или сороки, козлиного черепа и отруб­ленной головы медведя. Чтобы прогнать чужого домового, необходимо помело, обмакнутое в деготь: помело — метафора вихря, деготь — дождя (см. I, 405), пролитием которого завершаются шумные грозы. В Нижегородской губ. веша­ют в курниках и над стрехами хлевов горлышки от разбитых кувшинов, с полною уверенностью, что это помешает домовому щипать кур и мучить ско­тину: поверье, намекающее на те кружки, из которых облачные нимфы проли­вали на землю дождь5.

 

1 Иллюстр. 1845, 77.

2 Сахаров., II, 65; Рус. предан. Макарова, II, 158.

3 Литовцы в честь божества, которое заведовало домашней челядью, бросали в огонь курицу. — Рус. Сл. 1860, V, 19—20.

4 Сахаров., II, 47.

5 С домовым, по мнению крестьян, всегда можно подружиться и поладить. Для этого домо­хозяин должен выйти на двор в глубокую полночь, стать лицом к месяцу и произнести: «хозяин! стань передо мной, как лист перед травой — ни черен, ни зелен, но таков, каков я. Я принес тебе красное яичко». Домовой является в человеческом образе и, получив красное яйцо, делает­ся спокойным. Иные прибавляют, что яйцо это должно быть то самое, которым впервые похри-

 

 

Обожанием очага обусловливались религиозные обряды, совершаемые при за­кладке нового дома и при переходе на новоселье. Всякое жилое здание назначалось быть капищем родовых пенатов, а потому земля, на которой желали его поставить, требовала освящения. Между нашими поселянами еще доныне соблюдаются обря­ды, очевидно принадлежащие глубокой старине: перед постройкою дома, чтобы впоследствии жилось в нем здорово и счастливо, хозяин с хозяйкою приходят на место закладки, отрубают у петуха голову и зарывают ее в том пункте, где следует быть переднему углу. Обряд этот совершается тайно1, и в нем нельзя не признать древнего жертвоприношения домовому. В жертву заколали петуха, самую почет­ную и любимую им птицу; пролитием ее крови освящалось избранное место и призывалось на него благословение домашнего божества2. В других деревнях кре­стьянин — прежденежели начнет класть основные звенья сруба, закапывает в зем­лю у переднего угла несколько мелких монет и ячменных зерен, чтобы в новом до­ме не переводились ни хлеб, ни деньги; к этому прибавляют иногда шерсть — на счастье в лошадях, коровах и овцах, и ладон — для святости. В Волынской губ. по­лешуки, кроме денег, кладут в основание хаты кусок хлеба, щепоть соли и частицу меда. Бывает еще, что на место, избранное под жилье, сыплют несколько горстей ржи на одни или на двое суток: если зерна в продолжение означенного времени ос­танутся нетронутыми — это принимается за верный знак, что место — счастливо, и наоборот; в последнем случае его покидают и приискивают новое3. Судя по этим данным, изба у славян-язычников строилась на петушьей голове, которая, вместе с хлебом-солью и медом, полагалась в переднем углу. Здесь необходимо указать на важное значение этого угла в семейном быту. Углы обозначают собою те четыре главные пункта, в которых сходятся наружные стены дома и таким образом опре­деляют его границы, состоящие под охраною родовых пенатов. Как скоро, при по­стройке избы, решается вопрос, где быть четырем углам, вместе с тем становится известным и все пространство, какое отходит под жилье. В русском языке «теплый

 

стосовался священник после заутрени на Светлое Христово Воскресенье. С таким яйцом и с за­жженною свечкою, оставшеюся от христовской заутрени, крестьянин должен стать ночью, до пе­тухов, перед растворенной дверью хлева и сказать: «дядя дворовой! приходи ко мне ни зелен, как дубравный лист, ни синь, как речной вал; приходи — каков я. Я тебе христовское яичко дам!» Тогда выйдет из хлева домовой точь-в-точь похожий на того, кто его вызвал. О свидании с ним он требует хранить тайну; если же мужик проболтается, то домовой доведет его до само­убийства или сожжет его избу. — О. 3., т. LVII, смесь, 133—4. Или, вместо красного яйца, берут с собой следующие снадобья: к поясу привязывают корень травы-плакуна, на шею привешивают змеиную головку с озимью, взятою от трех полей, в одно ухо вкладывают козьей шерсти, а в другое клочок летнины (шерсть, которую бросает баба, допрявши кудель). Когда все это будет сделано — ступай ночью в хлев, затвори за собою дверь и говори: «суседушко-домоседушко! раб к тебе идет, низко голову несет; не томи его напрасно, а заведи с ним приятство, покажись ему в своем облике, заведи с ним дружбу да служи ему легку службу». Вслед за тем послышится шорох — является домовой и заключает с мужиком договор: сам он обязуется помогать ему во всех делах, а мужик дает обещание держать на дворе козу и давать домовому по восковой свече на каждую ночь. — Совр. 1856, XI, смесь, 10, 13—14; Киев. Г. В. J1845, 13. О плакуне и змеи­ной головке см. в следующих главах.

1 Записки Авдеев., 115.

2 Там, где позабыта старина, языческая жертва перед постройкою дома заменилась христианским освящением первых трех или четырех венцов сруба. — Вест. Евр. 1828, V—VI, 88.

3 О. 3., 1848, V, смесь, 4; Маяк, VIII, 24; Послов. Даля, 1048; Волын. Г. В. 1855, 48; см. любопытные поверья о выборе места под избу у пермяков — в Ж. М. Н. П. 1858, IV, 92—100. Терещ., V, 151: при за­кладке дома хозяин кладет на ночь по 4-м углам основных бревен по куску хлеба; если к утру пропадет хоть один кусок — то место считается несчастливым и должно быть оставлено.

 

 

угол» служит синонимом родного крова, а выражение: «срубить себе угол» употреб­ляется в смысле: построить избу. Сербское кутњик (куђаник, старин. кутянин) — хозяин, домовладыка (= домапин), от кутя, польск. kucza, др.-слав. куща — дом (снкр. kuta, kuti — с тем же значением), стоит в связи с словом кут, которым на Ру­си обозначается передний угол избы и место перед домашней печью, где стряпают; уменьшительное куток — вообще всякой угол1. Точно так же пространство, занима­емое двором, определяется углами, в которых сходятся ограждающие его заборы. Вот почему обряды, связанные с именем домового, охраняющего пределы семей­ных владений, совершаются по углам дома и двора. Так, желая умилостивить до­мового и водворить в доме порядок и спокойствие, окуривают медвежьей шерстью все углы в доме и на дворе или обметают их голиком, обрызганным кровью петуха. Но с особенным уважением относятся крестьяне к переднему углу, против которого стоит печь. Угол этот называется большим и красным; здесь помещается стол, за которым совершается ежедневная трапеза. Домашние пенаты (деды) принимали постоянное участие в этой семейной трапезе, и по всему вероятию, их священные изображения (малые кумиры) стояли в старину где-нибудь вблизи — в нишах оча­га (печурках) или на полках переднего угла, а в обеденную пору были приносимы на стол2. В настоящее время в большом углу ставят семейные иконы, втыкают ос­вященную вербу, вешают пасхальные яйца, хранят святцы и просвиры; тут же на разостланной соломе выставляют на праздник Коляды горшки с кутьею и узваром3; вступая в избу, первый поклон отдают переднему углу или помещенным в нем иконам, как главным хозяевам дома4. Место на лавке в этом углу называется большим и княженецким и есть самое почетное: сюда сажают именитых гостей, старших родственников, священника, знахаря, молодого князя и молодую княги­ню после венца; когда семья садится обедать или ужинать, то «большое место» за­нимает домохозяин (старейший между родичами — дед, отец или набольший брат)5. Ложиться в передний угол ногами считается за грех и нечестие6. Крестьяне до сих пор убеждены, что душа усопшего, пока не будет похоронено покинутое ею тело, сидит в избе за образами, и потому ставят ей приношения (горячие блины) на божнице (см. гл. XXIX). В Литве маленькие плащи, приготовляемые для домо­вых духов, зарываются в землю под углом избы; на то же место кладут литвины и приносимые этим духам яства7. По русской народной примете: если трещит пере­дний угол или матица — то хозяину грозит несчастие или в скором времени будет в семье покойник; если же трещит задний угол — это знак, что кто-нибудь выживает­ся из дому; о червячках, которые точат деревянные стены избы и производят шум, подобный стуку часов, рассказывают, что они появляются перед покойником8. Че­хи называют этого червячка hospodáriček и соединяют с ним то же самое поверье,

 

1 Срп. pjeчник, 318; Обл. Сл., 98, 163; Мысли об ист. рус. яз., 150; Зап. Р. Г. О. по отд. этногр., 1, 583.

2 Beiträge zur D. Myth., II, 346: "am Rhein und Hessen fordert die sitte es noch heute in bauernhäusern, eine kleine nische am heerd anzubringen, wo ehemals vielleicht sein (домового духа) bild stand, oder sein essen hingestellt wurde".

3 Труды Общ. любит. рус. слов., III, словарь, 311.

4 О. 3. 1848, III, смесь, 52.

5Обл. Сл., 13, 93; Ч. О. И. и Д., год 2, VI, слов. Макарова, 14.

6 Этн. Сб., V, обзор губ. ведомост., 7. У черемисов и чувашей самым почетным считается место возле печки. — Записки г-жи Фукс, 6.

7 Черты литов. нар., 89; Москв. 1846, XI—XII, 251.

8 Записки Авдеев., 140; Послов. Даля, 1032; сличи D. Myth., 1090.

 

 

т. е. стук в стенах дома они принимают за таинственные удары дедов, призываю­щих к себе одного из потомков1.

Не менее любопытные поверья относятся к порогу дома, этой пограничной чер­те, отделяющей местопребывание родичей и их пенатов от всего остального мира. У греков порог при входе в дом был посвящен Гестии, у римлян — Весте, и старин­ный обычай требовал, чтобы невеста, вступая впервые под отеческую кровлю жени­ха, не касалась порога ступнею своей ноги2. По немецким преданиям, домовые эль­фы обитают не только возле очага, но и под порогом жилого здания3, где у нас при­нято поселянами хоронить мертворожденных младенцев; чтобы предохранить до­машних от мар, чертят на пороге крест4. В Литве, при закладке новой избы, зака­пывают под ее порогом деревянный крестик или какую-нибудь заветную вещь, до­ставшуюся от предков5; когда, после крещения, приносят младенца из церкви, отец берет его на руки и кладет на несколько минут на порог избы, что называется «освя­тить ребенка через порог», т. е. ввести нового члена семейства под охрану домашних богов6. Входя в дом, переступая через порог, всякий — даже чужеродец — поступал под защиту очага; напротив, за порогом избы охранительная сила очага ослабля­лась и для самых родичей: «ты за порог, а черт поперег!» — выражается народная пословица (Пермск. губ. ). Потому простолюдины через порог не здороваются, не прощаются, не беседуют и ничего не подают друг другу; в противном случае, по их мнению, произойдет ссора и приключится худо, ибо божество, соблюдающее се­мейный мир и счастие, всесильно только в стенах дома7. К тем особенно легко при­стает порча, которые, переступая через порог, не крестятся8. В некоторых деревнях существует поверье, что не должно садиться на пороге избы, а не то накличешь на свою голову беду9. Где затевается свадьба, там не садись на порог, не заграждай пу­ти, или дело разойдется: кто-нибудь да откажется — или жених, или невеста, и как первый не приведет жены под отеческий кров, так последняя не переступит за по­рог жениховой избы10. Сходно с этим, купцу не советуют стоять на пороге лавки, чтобы не отогнать покупщиков = не преградить им дороги в лавку (Архан. губ. ). Больных детей умывают от сглаза на пороге избы, чтобы, с помощию обитающих здесь пенатов, прогнать болезнь за двери11; в Курской губ. страждущую родильницу троекратно переводят через порог или помело (= символ вихря, один из ат­рибутов грозовых духов)12. По мнению белорусов, для того, чтобы водились лошади, должно под порогом новой конюшни закопать полено, как спаситель­ное знамение очага13.

 

1 Громанн, 17.

2 Ф. Куланж, 55—56; Пропилеи, IV, 246. По словам Плано-Карпини (в Собр. путешествий к тата­рам и др. восточн. нар., перевод Д. Языкова, 15), татары всячески остерегались ступать на порог.

3 Архив ист.-юрид. свед., II, ст. Бусл., 25.

4 Beiträge zur D. Myth., II, 274.

5 Ковенская губ., соч. Д. Афанасьева, 570.

6 Черты литов. нар., 95; Вест. Р. Г. О. 1857, IV, 258.

7 Архив ист.-юрид. свед., II, полов. 2, 43; Пузин., 160; Послов. Даля, 1041; Нар. сл. раз., 149; Черты литов. нар., 97: во избежание ссоры не следует давать пить через порог.

8 Арханг. Г. В. 1843, 29.

9 Этн. Сб., V, обзор губерн. ведом., 7.

10 Архив ист.-юрид. свед., I, ст. Кавел., 11.

11 Сравни D. Myth., 1118.

12 Этн. Сб., V, 20.

13 Нар. сл. раз., 157.

 

 

После того как изба построена, вся семья переходит на новоселье и переносит с собою свой священный огонь. Это перенесение совершается с торжественными об­рядами: свекровь или старшая бабка топит печь в старом доме; истопивши, она вы­гребает весь жар в печурку и дожидается полдня. У нее заранее приготовлены чис­тый горшок и белая скатерть. Ровно в полдень по солнцу она кладет в горшок горя­чие уголья и накрывает его скатертью, растворяет двери и, обращаясь к заднему куту (к печке), говорит: «милости просим, дедушка; к нам на новое жилье!» Потом от­правляется с горшком на новый двор, где хозяин и хозяйка встречают дедуш­ку-домового с хлебом-солью у растворенных ворот. Старушка стучится в ве­рею и спрашивает: «рады ль гостям?» — на что хозяева с низкими поклонами отвечают: «милости просим, дедушка, на новое место!» После этого приглаше­ния она идет в избу; впереди ее хозяин несет хлеб-соль, а сзади провожает моло­дая хозяйка. Там старушка ставит горшок на загнетке, снимает скатерть и трясет ею по всем углам, как бы выпуская домового, а покончив с скатертью, высыпает принесенные уголья в печурку. Самый же горшок разбивают на части и ночью за­рывают под передний угол1. Таким образом, при всяком переселенье семья перено­сила с собой и своего охранительного пената; в закрытом горшке несла его старшая в роде женщина, на обязанности которой лежало главное заведование очагом и стряпнёю; благоговейно встречали его родичи с хлебом-солью и поклонами; гор­шок, уже освященный пребыванием в нем божества, должно было изъять из до­машнего обихода, и потому его разбивали, а черепки зарывали в передний угол. Ес­ли, по отдаленности нового жилья, нельзя перенести туда старый огонь, то взамен этого берут с собой кочергу и другие атрибуты очага; так делают переселенцы из Смоленской в иные многоземельные губернии2. И в том случае, когда переносят избу с одного места на другое, совершается подобный же обряд: ночью — в те часы, когда на небе высоко стоят Стожары (Плеяды), старший в семействе берет непоча­тый хлеб, кладет его с поклоном посреди старого двора и просит дедушку-домово­го, чтобы он с хлебом-солью и довольством перешел на новое место3. В Пермской губ. переход на новоселье бывает ночью, как только пропоют первые петухи. Стару­ха-хозяйка покрывает стол скатертью и приносит на него хлеб-соль; домохозяин затепливает свечу перед образами и, когда все помолятся Богу, снимает с божницы икону и кладет себе за пазуху, подходит к голбцу, отворяет дверь в подполье, накло­няется туда и говорит: «суседушко, братанушко! пойдем в новый дом; как жили в старом доме хорошо и благо, так будем жить и в новом; ты люби мой скот и семей­ство!» Потом хозяин берет в руки петуха и курицу, хозяйка хлеб-соль и квашню, прочие члены семьи забирают другие вещи, и все отправляются к новому дому. Прежде всего хозяин пускает в избу петуха с курицей и дожидается, чтобы петух пропел на новоселье; затем уже входит сам, ставит икону на божницу и, открывая голбец, говорит: «проходи-ка, суседушко, братанушко!» Следует общая семейная молитва, которую творят, обращаясь к переднему углу; хозяйка накрывает стол, кладет на него хлеб-соль, затапливает печь и принимается за стряпню4. Те же обыкновения соблюдаются и в других великорусских и белорусских губерниях:

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.