Повод для огорчения — неуверенность

На Руси наряду с разделением славянской целостности происходило сближение новых славянских субэтносов с инородцами. Когда они не сливались, то дружили, а это иногда бывало даже выгоднее.

Новгородцы против шведов выступали совместно с «корелой», ижорой, весью (вепсами), а полочане дружили с воинственной водью. Рати суздальских князей умножали меря и мурома; завоеванная Ярославом голядь — балтское племя, жившее около Можайска и Гжатска, — без остатка слилась с русскими.

Итак, с местными племенами, не обязательно славянскими и совсем не православными, древние русичи отлично уживались. Но этнические контакты бывают двух видов: 1. Соседство двух и более этносов, живущих на своих родных землях и «вписавшихся» в ландшафты, их вмещающие, обычно осуществляется с пользой для обеих сторон (симбиоз). 2. Встречи с мигрантами, для которых и страна с ее природой, и народ, сложившийся в этих условиях, только поле деятельности, почти всегда эгоистичной и корыстной. Вот этих последних невзлюбили древние русичи. И отдали свои симпатии Мономашичам в Киеве и Ольговичам в Северской земле.

«Западники» в XII в., потеряв популярность в широких слоях общества, не получили поддержки от католического «христианского мира». От немецкого «натиска на восток» Русь защищал надежный барьер — полабские славяне, пруссы и эсты; от Польши, принявшей в 965 г. латинскую веру, — ятвяги; от Швеции — карелы; а от «востока», столь же чуждого, хотя и менее агрессивного, — половцы. Передовой отряд борцов за ислам — хорезмийцы, захватившие Хазарию в 977—985 гг., — так и не вышел на границу каганата Владимира и Ярослава.

Динамика этнокультурных систем евразия I—XII вв.

Когда нет избытка энергии, наступает равнодушие ко всему, в первую очередь к историческим традициям. Защищать их или даже просто беречь представляется неважным и ненужным. Тогда на месте ярко выраженных этнокультурных типов появляется серая безликость, покорная и однообразная. Так на месте этнической мозаики IX в. к концу XII в. образовался этнический монолит с редкими и несущественными вкраплениями реликтов, политически раздробленный и пассионарно опустошенный. Но жить в нем было легко. Итак, после 1113 г. все внешнеполитические задачи были решены с потрясающей легкостью. За два года нетяжелой войны Владимир Мономах подчинил половецкие коши до Черного моря и Дона, а с задонскими кочевниками заключил почетный мир. Вятичи были покорены, присоединен Полоцк, воинственные ятвяги, досаждавшие и полякам, и русским, побеждены и рассеяны, что обеспечило безопасность границ.

Экономика страны развивалась, культура и грамотность распространялись, дивные соборы и хоромы возносили свои каменные венцы в городах, а деревянные, но не менее роскошные — на берегах рек и озер. Наступила «прекрасная пора, очей очарованье», т. е. золотая осень цивилизации, век блеска и обаяния, заслуженный древнерусским этносом, героически выдержавшим страшные испытания.

И нет ничего удивительного в том, что за золотой осенью идет осень дождливая, а после тихого вечера наступают сумерки этноса. В таких на первый взгляд печальных эпохах есть глубокий смысл, который кроется во всех природных процессах и не заслуживает ни одобрения, ни порицания, ибо нелепо хвалить или осуждать Природу, не ведающую ни добра, ни зла.

Зато понять явление — просто: то, что легко горело, выгорело, а то, что уцелело, превратилось в остывающие угли и пепел. В XIII в. надвинулась обскурация — старческая болезнь каждого этноса. И только новый пассионарный толчок, проявившийся в XIV в., позволил не оборваться культурной традиции, унаследованной от Византии. Но для того чтобы пассионарный взрыв мог вызвать долгоидущее горение, необходимо, чтобы имелся в наличии «горючий материал», т. е. здоровое и разнообразное население. К счастью, оно уцелело.

Это были реликтовые славянские племена, сохранившие самобытность в XII в.[695]

Почему же летописец под 1132 г. написал: «И раздася вся Русская земля…»? После смерти Мстислава Великого все княжества Руси вышли из повиновения Киеву. Казалось бы, сложившееся положение никак нельзя считать прогрессивной эволюцией, однако есть и такое соображение: «Феодальная раздробленность являлась, как это ни парадоксально на первый взгляд, результатом не столько дифференциации, сколько исторической интеграции» — и пояснение к нему: «Киевская Русь была зерном, из которого вырос колос, насчитывавший несколько новых зерен-княжеств»,[696]но никак нельзя считать это раздроблением, распадом, регрессом, движением вспять,[697]хотя Владимир I строго следил за единством Руси.[698]Видимо, он поступал «не прогрессивно», ибо уже «для эпохи Юрия Долгорукого единство Руси — лишь дальняя историческая традиция».[699]

Нет, видимо, более прав летописец XIII в., с болью в сердце констатировавший естественный развал Русской земли как ее упадок, чем академик XX в., желающий видеть во всем только прогресс, хотя факты, им же приведенные, говорят против его концепции. Называть распад «интеграцией» вряд ли целесообразно.

Сумерки

Древняя Русь этнокультурной целостностью была, но зато в ней бурно шли этнические процессы, влияние коих на социально-политическую историю государства Рюриковичей до сих пор не рассматривалось. А жаль, ибо многое оставалось неясным. Стремясь восполнить этот пробел, мы вынуждены отступить от принятой повествовательной манеры изложения, чтобы не писать заново историю России, в чем нет надобности. Проще и легче описать процесс этногенеза в инерционной фазе при постоянном снижении пассионарного напряжения этносоциальной системы Древней Руси, вплоть до нового пассионарного взрыва XIV в. И пусть изложение станет сухим и лаконичным — смысл значительнее изысков формы.

В XI в. Русь преодолела последствия внутреннего надлома, справилась с варяжским проникновением и встала на ноги, выиграв войну с Хазарией. Ослабление восточных соседей Руси и отдаленность западных сводили внешние конфликты к минимуму. Подлинным бичом страны были в XII и особенно в XIII в. междоусобицы, которые мы теперь называем феодальными войнами. Но, к несчастью, они были не только феодальными.

Война всегда дело дорогое, а удельные князья собственных доходов имели мало. Для того чтобы содержать 50-тысячную армию, и в более позднее время требовались ресурсы большой страны.[700]А с таким войском Андрей Боголюбский шел на Киев в 1169 г., и столько же выставил против него Мстислав Волынский. Эта большая война была немыслима без участия населения Суздальской земли и Волыни. И не случайно, что в историографии спор старшей и младшей линий Мономашичей считался началом разделения Руси на Северо-Восточную и Юго-Западную. Однако дело обстояло еще сложнее.

А.И. Насонов описывает Русь XI—XII вв. как систему «полугосударств»,[701]стоящих на порядок ниже, нежели «Русская земля». Это: 1) Новгородская республика с пригородами; 2) Полоцкое княжество; 3) Смоленское княжество; 4) Ростово-Суздальская земля; 5) Рязанское княжество; 6) Турово-Пинская земля; 7) Русская земля, включавшая три княжества: Киевское, Черниговское и Переяславское; 8) Волынь; 9) Червонная Русь, или Галицкое княжество (в начале XIII в. объединившееся с Волынью). К этому списку надо добавить завоеванную Владимиром Мономахом Половецкую степь между Доном и Карпатами. Великий Булгар, задонские кочевья половцев, аланские земли на Северном Кавказе и Хазария лежали за границей Руси.

Если в XI в. князья вели военные действия силами своих небольших дружин,[702]то во второй половине появились грандиозные армии, которым взятые города отдавались на разграбление. Это показывает, что «феодальные» усобицы сменились межгосударственными войнами, а это, в свою очередь, означает, что Русь из моноэтничного государства превратилась в полиэтничное.

Такая дезинтеграция указывает на спад пассионарности этнической системы, начавшийся в середине XII в. и повлекший катастрофу XIII в. Боевой дух упал, и потребовалось восполнять его недостаток, набирая воинов из населения городов.[703]

Но если так, то инициаторами междоусобиц были не князья Рюрикова дома, а их окружающие, кормящие их и требующие с них за это вполне определенной работы, т. е. войны с соседями! А ведь так оно и было! И не только в Новгороде и Галиче, где подчиненное положение князей зафиксировано историей, но и во всех других полугосударствах Древней Руси. Андрея Боголюбского убили бояре, а предали холопы; толпа киевлян растерзала Игоря Ольговича; смоляне не дали Ростиславичей в обиду киевлянам и вместе с черниговцами расправились с «матерью городов русских», отдавшей предпочтение волынянам. Вот как описывает этот факт летописец: Рюрик 2 января 1203 г. в союзе с Ольговичами и «всею Половецкою землею» взял Киев. «И сотворися велико зло в Русстей земли, якого же зла не было от крещенья над Киевом… Подолье взяша и пожгоша; ино Гору взяша и митрополью святую Софью разграбиша и Десятинную (церковь)… разграбиша и монастыри все и иконы одраша… то положиша себе в полон». Далее говорится, что «союзники Рюрика, половцы, изрубили всех старых монахов, попов и монашек, а юных черниц, жен и дочерей киевлян увели в свои становища».

Конечно, это ужасно, но кто виноват? Половцы, которым вместо платы позволяли грабить, князь Рюрик Ростиславич или его вдохновитель Всеволод Большое Гнездо? И ведь, кроме половцев, Киев брали черниговцы, приведенные Ольговичами; так что же, они… не грабили?!

И самое неожиданное тут то, что создание антикиевской коалиции, дипломатическую подготовку войны, наем половцев на службу за обещание разрешить им разграбить «мать городов русских» осуществил сам Игорь Святославич (ставший из новгород-северского князя черниговским), герой «Слова о полку Игореве».[704]Этот факт говорит, что древняя традиция межплеменной вражды полян и северян, переросшая в соперничество Киева и Чернигова, оказалась еще в XIII в. настолько живучей, что в сравнении с ней померкли пограничные счеты русичей и половцев.

И с другой стороны. Роман Мстиславич для защиты Киева привлек торков, которые мужественно отстаивали столицу Руси, сражаясь со своими заклятыми врагами — половцами. Это показывает, что Русь и завоеванная ею Степь составляли единое, хотя и не централизованное государство, находящееся в состоянии глубокого кризиса, выражавшегося в ожесточении междоусобных войн, принявших в конце XII — начале XIII в. характер межгосударственных конфликтов.

Здесь я опираюсь на книгу Б.А. Рыбакова, анализирующего текст «Слова о погибели Рускыя земли по смерти великого князя Ярослава» — «А в ты дни болезнь крестянам…» Эта «болезнь», по мнению Б.А. Рыбакова, «не связана ни с половецкой угрозой, ни с татарским нашествием; болезнь, ведущая к погибели, — внутренний разлад, разъедающий „светло-светлую и украсно украшенную землю Русскую“. Кризис наступил уже в XIII—XIV вв.

Проблема этнических упадков потому сложна, что нынешнее истолкование истории находится на уровне начала XIX в. В то время во всех науках господствовал прямолинейный механистический эволюционизм, ныне отброшенный даже в зоологии и замененный мутагенезом. Поскольку с таких позиций были необъяснимы летальные исходы огромных «цивилизаций», то виноватыми в гибели, например, Римской империи считали то варваров, то христиан, то рабов и рабовладельцев, но никак не самих римлян. А ведь причина гибели Римской империи и ее культуры гнездилась в них, хотя считать их виноватыми тоже неправильно: ведь нельзя же обвинять старика в том, что он не занимается боксом или альпинизмом, ссылаясь на больное сердце.

Римляне в IV в. разучились воевать и даже защищаться. Достаточно вспомнить, что после разорения Рима вандалами в 455 г. римляне обсуждали не как восстановить город, а как устроить цирковое представление; на большее они уже не были способны. А вождю герулов Одоакру они подчинились в 476 г. без сопротивления.

Римский пример — не единственный способ гибели «цивилизации». Византия погибла мужественно и трагично. Следовательно, смерть можно выбирать, хотя сам выбор всегда бывает подсказан ходом событий далекого прошлого. Все системы, возникшие при негэнтропийном взрыве — пассионарном толчке, распадаются, но каждая по-своему. Напомнив это читателю, вернемся к нашей теме и посмотрим, куда девалась «украсно украшенная» Древняя Русь? И каким образом это произошло? И как на ее месте появилась молодая и могучая Россия?

Часть четвертая

Поиск по сайту: