Проспав ночь у потухшего костра, Федор раным рано тронулся в ту сторону, где в кровавом пожаре готовилось взойти солнце

Лес был бесконечен. Усталому княжичу он казался все гуще и все непроходимее. И сколько не всматривался Федор, Взбираясь на высокие сосны, ни одного дымка не видел он, ни разу не сверкнула среди лесов полоса желанной реки. И не попалось на пути ни шалаша лесного, не встретился ни один бортник, хотя меты промысловых людей видел Федор на многих деревьях, к которым густо летели пчелы.

Ночь он провел у малого огонька, вздремывая на минуту и вновь протирая тяжелые веки. В ночном лесу было неспокойно: Все время слышалось потрескивание сухих ветвей, кто то ухал, вскрикивали ночные птицы.

К концу третьих суток скитаний Федора над лесами с грохотом и шумным ливнем пронеслась гроза.

Мокрый и вовсе одичалый княжич всю ночь просидел на дереве. Судорожно вздрагивая, он засыпал коротким сном и видел себя в гридне7 рязанского терема. Перед ним стояли столы, уставленные яствами, на длинных скамьях сидели воины, бояре и сокольничьи; все они пили из ковшей и отламывали руками огромные куски от румяного пирога…

Утром Федор вышел на берег незнакомой реки. Он переправился на другую сторону — там видны были дальние селения — по способу, который перенял от Ополоницы: столкнул в воду ствол поваленного дерева и лег на него животом, оберегая от воды завернутое в узел платье. Направляя руками ход дерева, Федор достиг берега, сошел на песок, но не устоял на ногах, свалился, впав в тяжелое забытье…

Подобрали Федора ловцы, тянувшие неподалеку невода. По одежде они признали в нем юношу не простого званья и привезли его, беспамятного, в Рязань.

Увидев сына, князь попросил у Ополоницы прощения и крепко его обнял.

«ЧЕСТЬ ЮНОГО ВИТЯЗЯ»

Еще помнили старые люди рязанские и рассказывали, как шла Русь по Сейму и верхнему Дону, по Рановой и по Проне на быструю Оку, мечом прокладывая путь себе в темных и нехоженных лесах, где на холмах высились древние идольские рощи здешних жителей — вятичей и мещеры.

Черноволосые, крепкие на руку, рослые вятичи бились с пришельцами долго и непреклонно, потом, сломленные силой и ратным умением Руси, отодвинулись на юг, к Дикому Полю, и там построили себе новые городки и селения.

Скуластые и быстроглазые мещеряки были хитрее. Они поняли, Что не выстоять им против закованных в броню пришельцев, покорились им и обязались платить дань. Покорившись же, мещеряки верно служили русским князьям, зная, что теперь никто не ворвется в их стойбище и не осквернит их идолов.

Были тут и иные племена: мордва, меря, мурома и ерзя. Русь ставила на реках и перепутьях городки, сажала в тех городках воинство, а за воинами шли теми путями торговые люди и дроворубы, углежоги, птичьи и звериные ловчие, рыбные ловцы и чернецы с кадильницами и с тяжелыми свитками священного греческого писания.

Так родились в вятицких и мещерских землях Дубок и Пронск, Елец и Муром. А среди них и узорочье светлое — Рязань.

Федору исполнилось восемнадцать лет, когда пришли по весне из мордовских и муромских земель вести о на бегах на рязанские городки диких язычников. Возбужденные волхвами, язычники жгли храмы, побивали попов и черноризцев, отнимали у русских стада и вытаптывали хлебные посевы.

Рязанский князь Юрий положил в гневе своем напомнить взбунтовавшимся о своей силе и вновь возвысить над теми землями русское оружие.

Рать собралась сильная. В поход уходили молодые княжичи Роман и Ингварь — дети умершего князя Ингваря; в их дружине находились молодой рязанский витязь Евпатий Коловрат и ловчий Кудаш. Воеводой большого полка поставил князь старого сотника Коловрата. Тот взял с собой неизменного своего меченосца — сурового воина Замятню и веселого конюшего Нечайку Проходца.

Ополонице были отданы под начало пешие ратники и лучники мужики, которые должны были идти вниз по Оке на легких слугах.

Когда начали сажать ратников на струги и беляны, Ополоница пришел к Юрию:

— Княжич Федор изготовился в поход, княже. Благослови сына на рать.

Тень испуга пробежала по лицу Юрия. Он надавил на гусиное перо, которым ставил свое княжеское титло8 на грамоте князю Муромскому Глебу, и перо с хрустом переломилось, оставив на пергаменте звездчатое пятно.

— Федор силен, мечом и секирой владеет, как добрый воин.

— Не повременить ли?

— В стойле лучший скакун может потерять ноги, князь.

— Мурома бьется лихо. Обождать бы Федору…

— Чем жарче бой, тем витязю больше чести. Благослови сына!

Поиск по сайту: