КИРОВ УЧИЛ РАБОТАТЬ ПО-БОЛЬШЕВИСТСКИ

На протяжении многих лет общения со всеми нами Сергей Миронович кропотливо учил и воспитывал нас, как надо работать по-большевистски.

Вспоминается время, когда на «Красном путиловце» начали поговаривать об освоении массового выпуска тракторов. Многие путиловцы, и среди них даже большевики, смотрели на трактор как на обычную машину. Они не видели за этими путиловскими «фордзонами» политики нашей партии. И тогда в цехах появляется Сергей Миронович. Его большевистский призыв гремит по заводу;

— Товарищи, поймите, что это не просто трактор — это генеральная линия нашей партии, это революция в деревне...

Он воспитывал большевистскую убежденность не только в каждом партийце, но и в каждом рядовом рабочем. Пути- ловцы поняли, что тракторостроение — это важнейший этап социалистической стройки.

Как сегодня, помню торжественное собрание в Доме культуры. В президиуме Киров, Куйбышев и другие.

На трибуне Киров. Он произносит пламенную речь, заканчивая:

— Я не инженер «Красного путиловца» и не знаю, готовы ли вы технически выполнить программу, но коммунистически вы готовы и должны выполнить.

Так говорил подлинный большевик.

Эти слова товарища Кирова были встречены краснопути- ловцами с непередаваемым воодушевлением.

Десять тысяч тракторов или двенадцать тысяч? Какою должна быть новая программа «Красного путиловца»?..

Мы, краснопутиловские большевики, ставили вопрос без всяких «но». И Сергей Миронович прежде всего укреплял в нас уверенность, что мы можем и должны выпустить двенадцать тысяч, и ни одним меньше. Он говорил нам:

— Если в вас есть хоть самый маленький червячок сомнения, ничего из этого не выйдет...

Изо дня в день Киров интересовался выпуском тракторов. Он вникал во все детали производственного процесса.

Мироныч отлично знал многих людей, и даже таких, с которыми лично не встречался. Как-то зашел разговор о кандидатуре секретаря во вновь организуемый партком тракторного завода. Мы говорили о Коле Остахове, молодом, энергичном, растущем большевике^[34].

— Это тот самый, который у вас отлично построил организацию по звеньям? Хороший паренек, подойдет.

И спустя немного времени Киров звонит ко мне и спрашивает:

— Ну, как Остахов? Справляется? Вы ему помогите.

Никогда не забуду своего последнего разговора с Миро-

нычем. 30 ноября 1934 года, в 12 часов дня, у меня дома звонит телефон.

— Алексеев? Здорово! Киров говорит. Ты где вчера был?

— Был в райкоме, был на «Путиловце» — на собрании актива.

— Вот это мне и надо. Какие вопросы задавали? Чем больше интересовался народ?

Меня заинтриговало: что же это он меня проверяет? Но мои опасения быстро рассеялись.

— Видишь ли, завтра у меня доклад, так вот готовлюсь...

Доклада он этого так и не сделал. За два часа до собрания

актива его сразила вражеская пуля...

Наш Мироныч. Воспоминания о
жизни и деятельности С. М. Кирова
в Ленинграде. Л., 1969, с. 84—86.

М. Ф. ЧУМАНДРИН
БЫТЬ КОММУНИСТОМ

Первый раз я видел Кирова на активе комсомола Выборгского района 15 января 1926 года.

Сергей Миронович был встречен бурной овацией, которую ему устроили партийная и комсомольская организации района.

Речь Кирова, наполненная красочными, правдивыми примерами, бесстрашная и прямодушная, произвела на всех нас непередаваемое впечатление.

Киров говорил комсомольцам:

— Не подлежит никакому сомнению, что, как бы ни были разгорячены головы у известной части ленинградского комсомола, он все-таки найдет в себе мужество и спокойствие, чтобы разобраться во всем том, что происходит, и не замедлит последовать за лучшими, испытанными отрядами нашей партии.

Ну и, конечно, концовка речи была потрясающей.

Я тогда впервые понял, как искусство художественного слова может быть использовано автором в политическом выступлении. А художественным словом Киров владел в совершенстве.

Когда Киров закончил свою яркую, замечательную речь, я впервые в жизни услыхал, что участники собрания кричат докладчику «ура». Это было неожиданно и грандиозно.

Как только кончилось собрание и отгремели овации, народ бросился к вешалкам. Поспешно одевались на ходу, толпились у выхода. Комсомольцы хотели увидеть Кирова еще раз, увидеть его не на трибуне, а вблизи, рядом с собой.

Наконец в подъезде показался Киров. Он подошел к ожидавшей его машине, но, видимо, мгновенно поняв настроение комсомольцев, решил часть пути пройти пешком. В те времена у комсомольцев существовал обычай петь песни, расхо-

дясь с собраний. Они не изменили своему обычаю и на этот раз. Киров шел посреди улицы, окруженный молодежью, которая пела боевую песню гражданской войны. Пели все. Пел и Сергей Миронович. Потом он попрощался с нами и уехал.

Эта первая моя встреча с Кировым захватила меня, и я стал ловить всяческую возможность услышать Кирова еще раз.

Как-то я узнал, что Киров будет выступать с докладом об итогах XIV съезда в клубе на Васильевском острове. Билета у меня не было, но я, при помощи знакомого рабочего, пробрался на собрание. Там я встретил человек пятнадцать своих товарищей, которые, как и я, старались где только можно слушать Кирова.

Во время перерыва я пошел в буфет. Киров тоже вышел в буфет, взял стакан чая и вступил в разговор с каким-то рабочим. Я застал их разговор в самом разгаре.

— Ну нет,— говорил Киров,— так не бывает даже с пустяками. Например, вот ты — табачник. Делаешь папиросы «Сафо», а не знаешь, что у тебя выйдет: «Сафо» или «Трезвон». Так работать нельзя. А тем более в политике. Рабочий класс строит социализм, а оппозиционеры говорят: «Что- то строим, а вот что — не знаем». Разве так можно работать?! Нет, папаша, ты не слушай оппозиционеров! Таких «социалистов» погуще бы сеять — пореже бы им взойти. (Это выражение мне крепко запомнилось.)

Прошло два года после этой встречи. Я начал писать. Когда я получил сигнальный экземпляр второй моей книги, то надписал ее и повез Сергею Мироновичу в Смольный. Передать передал, а спросить, понравилась ли она Кирову, не решился.

В 1930 году я состоял на партийном учете в тракторном цехе Путиловского завода. У меня появилась мысль написать книжку о Путиловском заводе, сначала очерки, а потом, если хватит силенок, то и роман.

Я начал вести дневник. Проводил на заводе очень много времени, сидел на партийных и профсоюзных собраниях, наблюдал за людьми, за работой.

К весне 1930 года у меня накопилось много интересного материала, и вскоре уже была готова первая книжка очерков. Книгу я назвал «Мои путиловские дневники». Я послал «Дневники» в журнал «Новый мир», но потом подумал, что было бы хорошо, если бы Сергей Миронович прочитал их до появления в печати: кое-какие места в книге меня смущали.

Я решил встретиться с Сергеем Мироновичем — позвонил по телефону в Смольный и попал к Н. Ф. Свешникову. Справившись, кто говорит, Свешников перевел телефон в кабинет Кирова, и я услышал голос Сергея Мироновича. Волнуясь и боясь отказа (я отлично понимал, как занят Киров), я изложил просьбу принять меня. Киров ответил просто:

— Приходи завтра к двенадцати часам.

На другой день ровно в двенадцать часов я уже сидел в приемной Сергея Мироновича. Вошел в кабинет. Передал свою рукопись, попросил Кирова ее прочитать.

— Что,— говорит,— тебя смущает в рукописи?

Меня смущали два человека: начальник цеха и еще один товарищ, болгарин-политэмигрант, местопребывание которого полиции его страны было, очевидно, неизвестно.

Кроме того, мне не совсем было ясно, правильно ли были обрисованы мною, в сущности, симпатичные парни — председатель цехкома и его заместитель. Оба они с утра носились по заводу, заседали, висели на телефонах, но мало что успевали сделать за день.

Все эти сомнения я выложил Сергею Мироновичу и просил его помочь мне. Киров взял рукопись и положил в стол.

— Только не торопи меня и не обижайся, если я немного задержу, — предупредил он.

Но буквально через день мне позвонил Свешников:

— Товарищ Чумандрин? Можете завтра зайти к Сергею Мироновичу?

Само собой разумеется, что назавтра я был в Смольном в назначенный час.

Сергей Миронович в фуражке.

— Нужно ехать, давай поговорим по дороге.

Мы сели в машину и поехали куда-то за город, за завод «Электросила».

Киров сидел рядом с шофером. Повернувшись и облокотись на спинку сиденья, он сказал мне:

— Чем тебя люди смущают? С политэмигрантом дело простое. Ты фамилию перемени. Пойми: он наш гость, учится у нас, набирается сил и завтра, может, уедет в свою страну. Зачем делать книжку уликой против нашего товарища? Теперь о начальнике цеха. Ты пишешь: «Возможно, он и не враг». Так нельзя! Я вот выйду на трибуну и скажу: «Возможно, Чумандрин и не враг». Так не годится. Все тогда заговорят: «Враг». Это страшное слово, с ним надо обращаться осторожно.

О работниках цехового комитета Киров сказал:

— Они не просто болтают. Они болтают от чистого сердца, не как-нибудь, а во имя коммунизма... Как штурмовщина, аврал — они как рыба в воде — кто тут разберет, где работа, где болтовня. А для систематической работы изо дня в день у них кишка тонка.

— Что вы вообще скажете о книжке? — спросил я.

Сергей Миронович помолчал, потом сказал:

— Это же не газета! Чего ты торопишься? Пусть полежит, отлежится. Наверное, уже отдал печатать?

— Отдал, Сергей Миронович.

— Возьми, пусть полежит в столе.

Это указание Кирова явилось поразительным контрастом с широко распространенными в то время в литературных кругах требованиями «Литфронта»: побоку качество произведения, валяй, катай быстрее, как-нибудь, лишь бы оказаться «мобильными», «поспеть за жизнью»...

Я послушался Сергея Мироновича, взял рукопись и положил в стол. Начал работать над второй частью, книжка получалась лучше, в ней я учел все замечания Сергея Мироновича и показал ему ее уже готовой, когда напечатал.

В феврале 1932 года, после возвращения из-за границы, я был в Смольном у Кирова. В этот день должен был состояться мой доклад для писателей. Я взял с собой разные фотографии, газеты, документы и расчетную книжку одного гамбургского портового рабочего. Этот рабочий был занят неполную неделю, но, несмотря на это, различные вычеты доходили у него до 35 процентов заработка.

Сергей Миронович спросил:

— Как нашел распрекрасную заграницу?

— Видел много интересных вещей.

— Какие квартиры занимают семьи рабочих?

Я рассказал, что плата даже за плохую квартиру составляет 34—40 процентов месячного заработка и т. д.

Как Берлин, город аккуратный?

— Грязный, запущенный город. В центре по два дня совершенно не подметаются улицы.

В то время, когда я был в Берлине, городской бюджет имел многомиллионный дефицит — увольнялись дворники, уборщицы, сторожа. Я туда приехал после Риги, контраст был резкий...

— В Дрезденской галерее,— сказал я,— пусто, шесть- семь человек ходят по залу, скучают.

— Сикстинскую мадонну видел?

— Видел. Там тоже пусто.

— Вот бы к нам ее перевезти, с ночи бы очереди становились, — сказал Сергей Миронович.

— А там два-три человека сидят, едят бутерброды и между прочим смотрят картину.

дать «рабкоров-пессимистов», которые ищут только плохое. У кого зоркий советский глаз, тот обязательно увидит и хорошее. Хорошего везде много — и в людях, и в делах. Необходимо пропагандировать хорошее с такой же страстностью, с какой порицается все плохое, не только бороться с недостатками, но и всячески распространять и умножать каждую крупицу хорошего и светлого.

В тот день состоялась первая, и очень краткая, моя беседа с Сергеем Мироновичем, которая запомнилась на всю жизнь. Первый его вопрос мне, начинающему комсомольскому работнику, был: «Чем помочь?» И в дальнейшем Сергей Миронович неоднократно задавал этот вопрос. И всякий раз помогал мне больше, чем я у него просил, но зато и требовал много.

В 1928 году, вскоре после назначения М. Н. Тухачевского командующим войсками Ленинградского военного округа, Сергей Миронович пригласил к себе группу комсомольских работников, для того чтобы вместе с военными товарищами обсудить некоторые вопросы военной работы среди молодежи. В числе приглашенных был и я, в то время второй секретарь обкома ВЛКСМ.

Сразу же после того, как мы устроились в кабинете, Киров начал разговор о военно-патриотическом воспитании молодежи.

Вспоминаю, что Сергей Миронович говорил о том, какую большую роль в военно-патриотическом воспитании молодежи должна играть школа. Нельзя забывать, отмечал он, что из года в год большие группы выпускников школ идут в военные училища. Необходимо поддерживать постоянную связь с бывшими школьниками, бойцами Красной Армии. Большую помощь в военно-патриотическом воспитании молодежи должны оказывать части Ленинградского гарнизона и Балтийского флота. Дни открытых дверей в военных училищах и частях, присутствие допризывников на тактических учениях и строевых смотрах, выставки современной боевой техники должны дополнить и улучшить военную работу среди молодежи, сделать ее более конкретной. Киров обратил внимание на необходимость усиления пропаганды военно-технических знаний, развития военно-прикладных видов спорта, проведения военизированных походов и игр молодежи.

После Кирова выступил Тухачевский, а в конце совещания взволнованную речь произнес первый секретарь обкома ВЛКСМ Георгий Иванов. Он говорил, что молодое комсомольское поколение ясно сознает ответственность за бережное сохранение и развитие революционных, боевых и трудовых традиций народа, что молодежь по первому зову партии готова на защиту Родины.

После совещания комсомольцы еще долго не расходились. У всех было приподнятое настроение, слышались шутки, смех. Сергея Мироновича окружила боевая молодежь, радостная и веселая.

Киров часто беседовал с нами, работниками обкома ВЛКСМ, по различным вопросам жизни комсомола. Он постоянно напоминал нам, что успешное выполнение производственных планов и других задач, поставленных партией перед Ленинградом, во многом зависит от творческой активности ленинградского комсомола.

Однажды Сергей Миронович в беседе с нами обратил внимание на то, что на «Красном путиловце» не выполняется план выпуска тракторов. Обращаясь ко мне (я уже в то время сменил Г. Иванова, перешедшего на партийную работу, на посту первого секретаря обкома ВЛКСМ), Киров сказал:

— Роман, надо мобилизовать на заводе комсомолию. План выпуска тракторов должен выполняться.

Через несколько дней после этого разговора члены бюро обкома ВЛКСМ в полном составе отправились на «Красный путиловец», чтобы на месте помочь заводским комсомольцам.

В это время из Москвы на «Красный путиловец» приехала выездная редакция газеты «Правда».

В тот день, когда на завод прибыли правдисты и члены бюро обкома ВЛКСМ, приехал сюда и Сергей Миронович. Он выступил с яркой речью на заводском партийном собрании.

Вскоре «Красный путиловец» стал медленно, но верно выходить из прорыва. Методы и опыт массовой работы выездной редакции совместно с бюро обкома ВЛКСМ, одобренные Сергеем Мироновичем, нашли впоследствии широкое распространение и на других заводах.

Киров умел ценить способности, инициативу и энергию молодежи, внимательно относился к ее нуждам. В Сергее Мироновиче комсомольские работники всегда видели авторитетнейшего партийного руководителя, которому во всем хотелось подражать.

Любознательный и чуткий, он внимательно всматривался в окружающий мир, изучал поведение людей, по его собственным словам, «впитывал жизнь». Киров не уставал утверждать, что партийному и комсомольскому работнику следует идти от жизни, которую постоянно, везде, всюду надо изучать. Он, как никто другой, умел передать молодежи душевный порыв своего сердца. И сам постоянно тянулся к ней. Как радостно было смотреть на него в редкие часы досуга, когда он на каком-нибудь молодежном празднике или после утомительного собрания присоединялся к молодежи, пел комсомольские песни.

Мне часто приходилось присутствовать при задушевных беседах Кирова с комсомольскими работниками. Он говорил, что комсомольским руководителям даны большие права, предоставлены огромные возможности для проявления собственной инициативы, поэтому крайне важно, чтобы они обладали широтой взглядов, душевной щедростью и всем тем комплексом качеств, которые составляют внутреннюю куль- туру человека. Сам Киров обладал всеми этими качествами. И при этом отличался поистине удивительной работоспособностью, успевал за день сделать больше, чем иные за целую неделю.

В один из весенних дней 1930 года Сергей Миронович предложил вместе с ним проехать по городу, посмотреть, как ведутся работы по благоустройству в районах.

Мы побывали в центре города, на заводских окраинах. Везде Сергей Миронович с радостью подмечал ростки нового, перемены в жизни ленинградцев. Я видел, что ему доставляет истинное удовольствие новый жилой дом, школа, благоустроенная, озелененная улица.

Усталые, мы вернулись в Смольный. Пригласив меня к себе в кабинет, Киров, взволнованный и довольный впечатлениями дня, рассказывал о дальнейших планах реконструкции города.

Сергей Миронович горячо любил Ленинград и воспитывал в нас эту любовь.

Довелось мне встречаться с Сергеем Мироновичем и после того, как я с комсомольской работы был направлен на партийную.

В марте 1931 года, после окончания очередного заседания бюро обкома партии, которое закончилось поздно вечером, Сергей Миронович, обращаясь ко мне, сказал:

— Секретариат обкома партии решил послать тебя на крупный завод и на большую партийную работу. Будем рекомендовать тебя секретарем парткома Пролетарского завода.

Понимая, что вопрос уже обсуждался членами секретариата, я молча слушал Сергея Мироновича. Киров продолжал:

— Потребность в паровозах и вагонах сейчас безгранична. Партком и директор считают, что завод достиг предела, дальше которого шагнуть не может. А Центральный Комитет ставит задачу в ближайшее время увеличить количество ремонтируемых паровозов и вагонов более чем вдвое. Это большая и почетная работа — руководить многотысячным коллективом завода. Думаю, что тебе легче будет преодолеть трудности на заводе еще и потому, что ты член ЦКК¹.

Через некоторое время я был избран секретарем парткома Пролетарского завода. Нелегко приходилось мне первое время. Нужно было разобраться в сложном производстве, вникнуть в жизнь огромного заводского коллектива, оперативно решать самые разнообразные вопросы.

Шло время, а количество выпускаемых после ремонта паровозов и вагонов по-прежнему было недостаточно. Через несколько месяцев, разговаривая со мной о положении дел на заводе, Киров заметил:

— Учти, твой директор Аристов — знающий, но властный хозяйственник, все привык решать сам. Поэтому проявляй собственную инициативу. Смелей поднимай коллектив на творческое решение задач, помоги директору и специалистам понять необходимость этого.

С директором и главным инженером у меня установились хорошие взаимоотношения.

В то время на заводах железнодорожного транспорта широко практиковалось привлечение иностранных консультантов, так как наших советских специалистов по ремонту паровозов и вагонов было еще очень мало.

На одном из технических совещаний, на котором присутствовали начальники цехов и отделов, а также партийный и хозяйственный актив, я задал вопрос японскому консультанту Кито:

— Скажите, что все же требуется, по вашему мнению, для ускоренного ремонта паровозов и вагонов?

Немного подумав, Кито на ломаном русском языке ответил:

— Я могу повторить все то же, что неоднократно говорил и раньше: ускорить ремонт нельзя. Это значит нарушить технологию, ухудшить качество. Есть технические нормы, выработанные долголетней практикой японских фирм, они одобрены НКПС ^[35] и, как вам известно, обязательны для нас всех.

Такой ответ не удовлетворил присутствующих, но возразить японскому техническому консультанту никто не решился.

Однако коммунисты не успокоились на этом и продолжали искать пути ускорения ремонта.

Вскоре в беседе с Сергеем Мироновичем, происходившей в его кабинете при участии некоторых других членов бюро обкома партии, я рассказал, что, по мнению заводских коммунистов, выполнить задание правительства об увеличении выпуска отремонтированных паровозов и вагонов можно лишь при специализации цехов и разделении предприятия на паровозоремонтный и вагоноремонтный заводы. Говорил я, что пора также освободиться от японской технической консультации, которая мешает росту производительности труда, развитию социалистического соревнования.

Киров внимательно слушал и после небольшого раздумья спросил:

— А вы убеждены, что этот путь разделения завода правильный? Не ошибаетесь?

Потом добавил:

— Что требуется для проведения предлагаемых мероприятий?

Вызвал референта:

— Проводите товарища Владимирова к себе, дайте ему стенографистку, и пусть он обстоятельно изложит соображения партийной организации о реорганизации завода.

— А пока,— обратился он ко мне,— передай мое личное мнение Аристову, что неплохо было бы на заводе в порядке эксперимента перевести какие-нибудь цехи на работу без японских консультантов. Посмотрим, что получится. Назначьте руководителями этих цехов коммунистов, вот вы и докажете, что ваше предложение верное.

Через три месяца после нашей беседы с Кировым НКПС издал приказ о разделении Пролетарского паровозовагоноремонтного завода на два самостоятельных предприятия: паровозоремонтный и вагоноремонтный заводы. А когда в цехах, где отказались от японской технологии, увеличили выпуск отремонтированных паровозов и вагонов более чем в два раза, все убедились, что нет никакой нужды в японских технических консультантах.

Наш Мироныч. Воспоминания о жизни и деятельности С. М. Кирова в Ленинграде. Л., 1969, с. 117—124.

И. Н. ПЕНКИН
«АГИТИРОВАТЬ ДЕЛОМ»

Когда в 1926 году во главе Ленинградской партийной организации встал С. М. Киров, мы, хозяйственники, сразу почувствовали большие изменения в стиле партийной работы... Сергей Миронович широко привлек не только заводских партийных работников, но и хозяйственников, широкие слои актива к участию в обсуждении и решении задач Ленинградской партийной организации. На собраниях партийного актива общеполитические вопросы тесно связывались с жизнью первичных партийных организаций. В своих докладах и выступлениях Сергей Миронович глубоко анализировал работу предприятий. Иногда нам крепко попадало от него за промахи в хозяйственной и политической работе. Его критика была хотя и резкой, но доброжелательной, она не оставляла горького осадка, а, наоборот, вызывала стремление работать лучше, устранять недостатки.

Киров воодушевлял нас на борьбу за преодоление технической отсталости предприятий, за освоение выпуска новой, более совершенной продукции. Мне памятны дни, когда завод имени Карла Маркса, на котором я тогда был директором, стал выпускать первые партии чесальных машин... Ткацкие полуавтоматы «Нортроп» мы уже выпускали сотнями. Завод, который раньше изготовлял запасные части к текстильным машинам или простейшие машины, переходил на более сложное производство. Но текстильные фабрики очень недоверчиво относились к нашим машинам. Там тон задавали еще старые инженеры, которые привыкли работать на импортном оборудовании. Между тем некоторые наши машины были не хуже заграничных. Нам хотелось укрепить связь с потребителями наших изделий, показать им, что завод делает, на что способен, продемонстрировать наши машины в действии.

Тогда и родилась идея провести на заводе имени Карла Маркса производственную конференцию с широким участием потребителей. Это было в 1927 году. Сергей Миронович увлекся этой идеей. Он советовал нам шире привлечь на конференцию представителей текстильных фабрик и провести ее так, чтобы рассказ о делах завода был как можно более наглядным.

— Меньше рассказывайте, а больше показывайте,—говорил он.— Поставьте рядом ваши машины и английские, пусть люди увидят их в действии. Это и будет самая убедительная агитация.

Мы так и сделали. На ленинградской фабрике «Красный маяк» проводились испытания нашей чесальной машины. Рядом стояла машина знаменитой английской фирмы «Говард Булла». Все делегаты производственной конференции пришли на эти испытания. А участвовали в конференции не только специалисты ленинградских текстильных предприятий, но и делегаты из Москвы, Иваново-Вознесенска, других городов, где была сосредоточена текстильная промышленность.

Что же показали испытания? Оказалось, что наша чесальная машина, хотя и уступает английской по внешней отделке, в работе ничуть не хуже машины «Говард Булла».

Так мы продемонстрировали качества и других машин. Помню, когда начиналась производственная конференция, ее участники были сдержанны, сомневаясь в том, что завод имени Карла Маркса способен выпускать машины, равные по качеству английским. После испытаний отношение к нашим машинам сразу изменилось. Особенно горячо поддерживала нас инженерная молодежь. У нас установились хорошие отношения с фабриками Ленинграда и других текстильных центров.

Сергей Миронович с живейшим интересом слушал мой рассказ о проведенной конференции.

— Так всегда и надо поступать,— советовал он.— Агитировать делом. Многие привыкли молиться на все иностранное. Надо доказать им, что мы сами, если возьмемся, можем давать продукцию, не уступающую заграничной.

Конечно, дело шло не всегда гладко. Были не только успехи, но и неудачи. Находились люди, которые при каждой неудаче твердили: «А мы что говорили? Нет, нашей технике не сравниться с иностранной». Сергея Мироновича трудности не останавливали. Он был непреклонным борцом за освобождение нашей страны от иностранной зависимости, за развитие отечественного машиностроения.

В 1929 году я был назначен директором Металлического завода. Коллектив завода решал трудную задачу — осваивал производство мощных турбин, каких раньше в нашей стране не производили. Успех этого дела во многом зависел от подготовки квалифицированных кадров инженеров, способных самостоятельно проектировать высокоэкономичные и надежные энергетические машины, организовать их производство. Когда Центральный Комитет партии принял решение о заводах-втузах, эта новая система подготовки технических кадров была впервые осуществлена на нашем заводе. Горячую поддержку это нашло у Кирова. Он считал, что именно наш, почти единственный в то время в СССР завод энергомашиностроения, призванный сыграть огромную роль в индустриализации страны, должен стать заводом-втузом. Теперь не нужно доказывать, как прав был Сергей Миронович. Сколько замечательных инженеров, организаторов производства и конструкторов, работающих ныне на многих энергомашиностроительных предприятиях страны, дал втуз, созданный на базе Металлического завода!

Советский народ выполнял свою первую пятилетку. Строились металлургические и машиностроительные заводы, рудники и шахты. Все это требовало резкого увеличения производства электроэнергии. Маломощные турбины, которые выпускались ранее Металлическим заводом, не могли обеспечить возросших потребностей народного хозяйства. Покупка машин за границей требовала больших затрат золота. Наша заводская партийная организация, выражая мнение всего коллектива, поставила вопрос о том, чтобы специализировать Металлический завод на производстве турбин большой мощности.

Предложение вызвало горячие споры. Кое-кто доказывал, что нам это не по плечу. Но Сергей Миронович Киров и Серго Орджоникидзе решительно поддержали инициативу коммунистов завода. Так родился знаменитый встречный план: выпустить в 1931 году турбины общей мощностью 800 тысяч киловатт вместо 200 тысяч по плану.

С этого года Металлический завод стал строить крупные турбины. Дело было новое и трудное. Сергей Миронович оказывал нам постоянную помощь. Мы часто видели его в цехах предприятия. Приезжал он к нам в разное время, иногда поздно вечером, без сопровождающих, и часто, не заходя в дирекцию, шел прямо в цехи, расположение которых хорошо знал. Работники охраны, зная Сергея Мироновича, пропускали его, а потом звонили мне:

— Сергей Миронович на заводе, он пошел в турбинную мастерскую.

Я, конечно, направлялся туда. Как правило, Киров шел прежде всего на те участки, где обрабатывались детали для турбин. Он был хорошо знаком со многими рабочими, заводил с ними непринужденный разговор, расспрашивал, как идут дела, что мешает успешной работе.

Часто бывал Сергей Миронович на участке сборки роторов, которым руководил Петр Емельянович Хинейко, высококвалифицированный слесарь, очень добросовестный, безотказный работник. Петр Емельянович обещал Кирову не задержать сборку, просил воздействовать на кооперированные предприятия, которые несвоевременно поставляли диски для роторов.

Оживленный разговор завязывался обычно на участке сборки турбин, которым руководил ветеран завода Сергей Николаевич Тимофеев. Сборщики предъявляли претензии к тем, кто задерживал обработку деталей, к заводам-поставщикам. Сергей Миронович внимательно слушал рабочих. И все знали, что за разговором последуют конкретные дела.

Беседуя о Кировым, рабочие рассказывали ему обо всем, что их волнует, спрашивали, почему медленно строятся новые жилые дома на Кондратьевском проспекте, жаловались на нехватку продуктов в магазинах. Сергей Миронович никогда не обходил острых вопросов. Он объяснял, почему дома строятся медленней, чем хотелось бы, просил рабочих помочь строителям. Откликаясь на просьбу Кирова, металлисты устраивали субботники, трудились на строительных площадках.

Для нас, руководителей завода, эти беседы Кирова с рабочими были прекрасной школой, мы видели, как Сергей Миронович быстро находит с людьми общий язык, как он умеет по-партийному разъяснять самые сложные вопросы и, главное, пробудить у человека чувство хозяина завода, хозяина страны.

Однажды Киров подошел к вывешенной в цехе доске показателей. На доске были указаны: номер заказа, мощность турбины, находящейся в производстве, сроки ее изготовления.

— Куда пойдет эта турбина? — спросил у меня Сергей Миронович.

— На Кемеровскую станцию.

— А эта?

— На Магнитку.

— Вот об этом и надо написать на доске показателей,— сказал Сергей Миронович.— Рабочий должен знать, что он строит турбину для новых шахт или для нового металлургического завода-гиганта. А вы ограничиваетесь тем, что указываете номер заказа. Номер ни о чем не говорит.

Сергей Миронович критиковал нас за упущения, но он умел в трудную минуту и поднять дух коллектива, вселить в людей уверенность в победе.

Вспоминаю 7 ноября 1931 года. Мы тогда отставали с выполнением встречного плана. Заводу крепко попадало, и на демонстрацию мы вышли с тяжелым сердцем. Проходим мимо Гостиного двора и видим на стенах портреты лучших людей нашего завода с надписью: «Страна должна знать своих героев». Настроение наше сразу улучшилось. Позже мы уз- налы, что эти плакаты были вывешены по указанию Сергея Мироновича. Киров как бы говорил нам: «Партия верит в ваш коллектив, в то, что вы преодолеете трудности!» И турбостроители все сделали для того, чтобы быть достойными доверия партии.

Однажды — это было в 1932 году — мне позвонили из Смольного и сообщили, что меня хочет видеть Сергей Миронович. Когда я приехал, Киров спросил, как мы выполняем заказы Свирской ГЭС. Я ответил, что одна гидротурбина с поворотными лопастями мощностью в 27 600 киловатт находится в производстве, а две вспомогательные, небольшие турбины уже монтируются на станции.

— А как идет монтаж? — спросил Сергей Миронович.— Со Свири поступают жалобы, с турбинами что-то не ладится.

Я сказал, что в ходе монтажа действительно обнаружились неточности, допущенные конструкторами.

— Знаете ли вы, в чем именно заключаются неточности?

— Знаем, принимаем меры для исправления и уверены в том, что все будет в порядке.

— Возьми-ка ты с собой хороших инженеров, поезжайте на станцию и постарайтесь на месте все исправить.

И добавил:

— Надо прекратить все эти разговоры.

Я понял, что имел в виду Киров. На Свири стали поговаривать о том, что вот, мол, напрасно поручили изготовление турбин Металлическому заводу, лучше бы их заказали иностранным фирмам. Сергей Миронович хотел быстрее выбить козыри из рук маловеров, сомневавшихся в возможностях отечественного энергомашиностроения.

Киров вызвал меня не для того, чтобы выругать за ошибки. Он понимал, что в новом деле ошибки возможны, ободрил и посоветовал быстрее все исправить.

В тот же вечер мы выехали на станцию и в течение нескольких дней устранили все недоделки. Наши турбины с успехом выдержали испытание.

Беседуя с нами, руководителями предприятий, Сергей Миронович интересовался не только производственными делами, выполнением плана. Он требовал, чтобы мы заботились о людях, об удовлетворении их культурных, бытовых запросов. Однажды Киров спросил у директора:

— Бываете вы в пионерских лагерях?

— Бываем.

— А что вы там делаете?

— Проверяем, стараемся устранить недостатки.

Сергей Миронович усмехнулся:

— Иной директор приедет в пионерский лагерь, ходит, как чинуша, обследует. Ребята и подойти близко боятся к такому важному дяде. А вы ведь едете к детям. Надо расположить их к себе. Не грешно, если и подарки с собой привезете, обрадуете детей.

Через несколько дней мы большой группой выехали в Толмачево, где находились пионерские лагеря ряда предприятий Выборгского района, в том числе и нашего Металлического завода. Выехал с нами и секретарь райкома партии Петр Смородин. Мы захватили с собой сладости и другие подарки. Ребята были очень довольны, и нам самим поездка доставила много радости.

Мне хочется рассказать об одной своей встрече с Сергеем Мироновичем в вагоне поезда, шедшего из Москвы в Ленинград. Я возвращался из служебной командировки и оказался в одном вагоне с Кировым. Сергей Миронович пригласил меня к себе в купе, познакомил со своей женой Марией Львовной, стал угощать чаем, а затем засыпал вопросами, касающимися работы завода. Он спросил, зачем я ездил в Москву, интересовался, как идет строительство новых турбин, как монтируются наши турбины на Дубровской ГЭС. Пришлось сделать ему обстоятельный доклад о положении дел на заводе. Киров всегда думал о работе и случайную встречу в вагоне также использовал для дела.

Наш Мироныч. Воспоминания о жизни и деятельности С. М. Кирова в Ленинграде. Л., 1969, с. 157—165.

Л. К. ШАПОШНИКОВА

«ПРИСЛУШИВАЙСЯ К ГОЛОСУ РАБОТНИЦ»

Киров! Это имя всегда произносилось с любовью. Называя или слыша его, вы сразу представляете себе нашего Мироныча, его открытое и ясное лицо и такие родные — умные и ласковые глаза. В его улыбке и взгляде чувствовалась та особая сила, которая помогает познать человека. Этой силой Киров покорял людей...

Одна из многочисленных ленинградских строек. Киров беседует с каменщиком:

— Как дела, как кормят?

Рабочий рассказывает, что кормят неплохо, да больно малы порции.

— И все какие-то французские котлеты дают. А что нам от этих «французских» котлет, дали бы побольше гречневой каши и прибавили бы хлеба...

И через несколько дней на бюро горкома, где обсуждались вопросы общественного питания, Мироныч выдвигает целую программу дифференцированного обслуживания рабочих. Все мы почувствовали в этой частности дело государственной важности.

Другой случай. Группа работниц написала Кирову заявление. В яслях, которые обслуживают их детей, не хватает клеенок. Он не ограничился проверкой этой конкретной жалобы. Она послужила основанием к глубокому обследованию всей ленинградской ясельной сети. Внимательнейшим образом он ознакомился с результатами этой проверки, сам связался с работниками торговых организаций. Ясли получили, конечно, и клеенки и белье — и не только те ясли, про которые работницы писали в своем письме. Но и этим не был еще исчерпан разбор жалобы. Знакомясь с материалами обследования, Сергей Миронович поставил вопрос о серьезном улучшении работы ясельной сети в целом — медицинского и педагогического обслуживания ребят, питания, работы с родителями и пр. Так деталь, частность превратилась в вопрос большой социальной важности.

Заботу Кирова о женщине хочется подчеркнуть особо. Как глубоко он понимал громадное значение вовлечения женщин в социалистическое строительство, с каким вниманием, с какой чуткостью он относился ко всякому заявлению, которое исходило от работницы или крестьянки!

Помню, несколько раз он говорил мне:

— Больше прислушивайся к голосу самих работниц: ты одна можешь ошибиться, но тысячи никогда не ошибаются. Живи и работай в массе, изучай ее жизнь, быт — легче и шире пойдет работа! Если же что у тебя самой не выйдет,— ласково заключал он беседу,— приходи, сделаем вместе.

А когда решали вопрос вместе, когда он помогал, всегда почему-то оставалось такое чувство, будто сделала ты все сама. Как это получалось — трудно объяснить, только и до сих пор еще помню, что после всякой работы вместе с Миронычем у меня всегда появлялось чувство еще большей уверенности в своих силах. Целый ряд женщин — активисток и низовых работниц — еще и до сих пор не знают, что многое из того, что им блестяще удавалось, удавалось так потому, что об этом думал и за этим следил лично Киров. Такие успехи укрепляли их веру в себя, делали их сильней и ценней на работе.

Наш Мироныч. Воспоминания о
жизни и деятельности С. М. Кирова
в Ленинграде. Л., 1969, с. 71—73

КИРОВ ВОСПИТЫВАЛ НАС,
ХОЗЯЙСТВЕННИКОВ

Помню, когда я только пришел на «Красную зарю», Сергей Миронович через несколько дней позвонил и спросил, не нужна ли помощь. Потом он не раз интересовался: что мы делаем для того, чтобы поправить завод, вывести его из прорыва.

Всегда приходилось удивляться его разносторонности. Из любого вопроса он умел брать самое необходимое, самое ценное и заострял наше внимание на этом самом важном. После каждой беседы я всегда получал зарядку на много месяцев вперед. Да и не только я. Многие хозяйственники воспитывались на этих деловых беседах у товарища Кирова. Мы ощущали, что работаем под руководством одного из замечательнейших деятелей нашей партии. Он учил нас крепко увязывать хозяйственную работу с партийной. Чем сильнее партийная и комсомольская организации, тем успешнее идут хозяйственные дела...

Как только мы на «Красной заре» после 13-месячного прорыва выполнили план, у меня в кабинете собралась большая группа наших работников. И все в один голос заявили: надо с Миронычем поделиться нашей радостью.

Я позвонил в Смольный и говорю:

— Сергей Миронович, поздравьте нас: «Красная заря» выполнила производственную программу.

Он очень сердечно нас поздравил. И буквально через несколько минут весь завод уже об этом знал.

— Каковы перспективы в следующем квартале, каково положение на заводе, чем нужно помочь?

Когда я приехал из-за границы, сразу пришел к Кирову. Беседа наша продолжалась около часу. Сергей Миронович подробно интересовался техническими достижениями Америки, расспрашивал, в чем мы отстали. Спросит о том, как там живут рабочие, какова там культура, и сразу сравнивает с тем, что делается у нас. Так сама собой намечалась программа дальнейших работ завода.

— Скоро догоним мы их? Здорово отстали? — спросил он меня.

— Здорово,— признался я.

— Руки опустил? — снова спрашивает он и усмехается. ^[36].

— Не только не опустил, но хочу в будущем году все реализовать, что видел за границей.

— Вот это здорово!

Я рассказал, что для этого нужно.

Сергей Миронович пообещал:

— Приедет Орджоникидзе из отпуска, поговорю с ним. Все будет. Догоняйте Америку.

Я ушел от Кирова воодушевленный. Я знал, что его руководство и помощь обеспечат на «Красной заре» освоение уже в 1935 году передовых технических достижений телефонной техники.

Наш Мироныч. Воспоминания о жизни и деятельности С. М. Кирова в Ленинграде. Л., 1969, с. 146—148.

О. Ф. ЮХАЧЕВА
ПЕРВОЕ ДЕЛО БОЛЬШЕВИКА

Первый раз я встретила товарища Кирова в самый разгар борьбы с зиновьевской оппозицией —в марте 1926 года, на совещании работников среди женщин.

Он очень остро поставил перед нами тогда вопрос о том, что оппозиционеры легче всего могут найти себе поддержку среди политически слабо подготовленных людей, в том числе и среди работниц. Четко наметил политические задачи, которые стояли в то время перед нами в борьбе с оппозицией.

Встречалась я с Сергеем Мироновичем и в 1928 году. Я тогда работала секретарем партколлектива на фабрике «Рабочий». В тот год, осенью, на Неве были сильные зажоры \ и нашу фабрику частично затопило.

Киров приехал к нам, обошел всю фабрику, проверил сохранность станков и сырья. После обхода фабрики в товарищеской беседе он расспросил меня о работе, поинтересовался, привыкла ли я к условиям на фабрике, достаточно ли крепкий у нас партийный актив. Киров задал еще целый ряд вопросов, связанных непосредственно с партийной жизнью. Спрашивая меня, Сергей Миронович сразу же давал указания, учил, как надо работать.

В 1933 году на бюро областного комитета партии был поставлен мой доклад, как председателя Володарского районного Совета, о жилищно-коммунальном строительстве в нашем районе. Мы уже приступили тогда к сооружению Володарского моста, начали строить Южную водопроводную станцию и жилмассивы на Троицком поле и на Щемиловке. В докладе я как раз и должна была говорить об этом. ^[37]

Киров сказал, что, хотя, в общем, с работой мы справляемся неплохо, все же можно было сделать значительно больше, в особенности по строительству моста который объединит территориально разбросанный район и даст возможность рабочим, живущим на правом берегу Невы, свободнее и лучше пользоваться бытовыми и культурными удобствами большого города.

Киров интересовался не только крупными объектами, но и такими, как, например, тепличное хозяйство, которое использовало бы отходы горячей воды 5-й ГЭС.

Особенно чуток он был к бытовым запросам трудящихся. В 1934 году у нас в районе сооружалась набережная правого берега Невы. По заданию Сергея Мироновича там был устроен показательный участок — проложены рельсы, сделаны дороги, разбиты газоны и посажены деревья. Когда Киров осматривал этот участок, его окружили жители нашего района. Они приветствовали создание такой прекрасной набережной и вместе с тем поставили перед Сергеем Мироновичем вопрос о проводке электричества в деревянные домишки, которыми был богат правый берег Невы.

Вскоре Киров позвонил мне и предложил подготовить расчет с указанием количества материалов, необходимых для проведения электрического освещения в дома правого берега. При этом он сказал:

— Почему до сих пор вы об этом не позаботились? Неужели так трудно было сделать, чтобы жители правого берега Невы были полностью обеспечены электроосвещением?

Киров проверял лично, что сделано по его указаниям. Нередко бывали случаи, когда из секретариата обкома передавали:

— Товарищ Юхачева, позвоните Сергею Мироновичу.

Я в таких случаях сразу же спохватывалась, сразу же контролировала себя: все ли я сделала из того, что было подсказано товарищем Кировым. Я по опыту знала: раз Сергей Миронович будет говорить со мной — значит, будет проверять, как я выполняю те или иные решения партии.

Сергей Миронович был по-ленински чуток к нуждам трудящихся и нас учил, как надо работать. Не раз при встрече он спрашивал меня:

— Как ты помогла такому-то? Он писал нам в обком, жалуется на вас, что вы ничего не делаете.

И всегда при этом добавлял:

Помни, что забота о рабочих — это первое дело большевика.

Наш Мироныч. Воспоминания о жизни и деятельности С. М. Кирова в Ленинграде. Л., 1969, с. 252—254.

А. М. СМЫШЛЯЕВ
ПРАВДИВОСТЬ - ПРЕЖДЕ ВСЕГО

В начале тридцатых годов Ленинград испытывал недостаток в питьевой воде. В некоторых районах вода в пятые этажи подавалась только ночью, а в шестые этажи не поступала совсем. Было решено соорудить в деревне Мурзинка, за Невской заставой, Южную водопроводную станцию. Строительство, которое началось в 1931 году, очень затянулось.

Меня направили на эту стройку в апреле 1933 года. Первое знакомство с положением дел произвело на меня удручающее впечатление: строительство слабо оснащено техникой, организация труда — никудышная. Нужно было навести на стройке порядок, укрепить трудовую дисциплину. Работник я был тогда молодой — и по возрасту и по стажу, не все у меня получалось так, как надо. Но и я, и мои помощники работали не жалея сил, старались закончить строительство в срок.

В один из июльских дней 1933 года меня срочно вызвали в район фильтроочистных сооружений. Прихожу туда и вижу Сергея Мироновича. Киров тепло поздоровался со мной, спросил, где и с кем я работал до прихода на строительство водопроводной станции, какое у меня техническое образование.

Осматривая здания и строительную площадку, он вникал во все детали. Все интересовало его, и на все вопросы он требовал ясных и четких ответов. Он спрашивал, как обеспечена стройка технической документацией, своевременно яи поступают строительные материалы, какого они качества, кто их поставляет, откуда и какими путями они транспортируются. Киров просил обстоятельно сообщить ему, сколько и каких материалов и оборудования потребуется для того, чтобы закончить строительство первой очереди.

Особенно допытывался он о механизации работ, расспрашивал, какими механизмами мы располагаем и какая техника нужна дополнительно, чтобы станция была пущена к намеченному сроку. Вспоминая этот разговор, я думаю о том, как бедны мы были тогда техникой. Отвечая на вопросы Кирова, я сказал ему, что было бы хорошо, если бы нам дали хотя бы во временное пользование экскаватор, мотовоз, десять или пятнадцать опрокидывающихся вагонеток.

Сергей Миронович все записал, сказал, что постарается помочь, но предупредил, что твердых обещаний дать не может. Вскоре к нам на строительство поступил экскаватор.

Получили мы и другое оборудование. Но не все наши просьбы могли быть удовлетворены.

Будучи на строительстве, Сергей Миронович интересовался не только техникой.

— Много ли у вас было в прошлый месяц прогулов? — спросил он.

Я назвал весьма неутешительную цифру.

Сергей Миронович нахмурился.

— Плохо, видно, вы воспитываете людей,— сказал он.

Киров беседовал с рабочими, спрашивал, знают ли они,

в какой срок должно быть окончено строительство.

К нашему стыду, некоторые не знали.

— Вот видите,— говорил Сергей Миронович,— проводим собрания, беседы, а рабочие даже не знают основного: в какие сроки нужно уложиться. Разве это настоящая мобилиза ция людей?

Я уже думал, что разговор окончен, когда Киров предложил показать, как живут в общежитиях рабочие.

— У нас несколько общежитий,— сказал я.— Какое бы вы хотели посмотреть, Сергей Миронович?

— А то, которое менее благоустроено,— ответил Киров, усмехаясь.

Мы направились в один из рубленых деревянных бараков. Здесь мы застали много отдыхавших рабочих, которым нужно было выходить в ночную смену.

Работали на стройке люди, совсем недавно приехавшие в Ленинград, в лицо они Кирова не знали и встретили его как одного из многочисленных «обследователей».

Сергей Миронович подошел к пожилому рабочему, спросил, сколько тот зарабатывает. Старик почему-то вскипел.

— Не знаю, кто вы такой будете,— сказал он.— Но если спрашиваете, скажу вам так: кто по-настоящему работает, тот по-настоящему и получает. А кто дурака валяет, тот ни хрена не получает.

Сергей Миронович весело, заразительно рассмеялся. И лицо его озарилось такой лучистой улыбкой, что от несколько официального характера разговора не осталось и следа. Люди еще не знали, кто с ними беседует, но почувствовали, что хороший, доброжелательный человек.

А Киров уже разговорился с другим рабочим, спросил, как кормят в столовой.

— Неплохо,— ответил рабочий.— Даже свежей свининкой подкармливают. Она у нас и пасется рядом.

Мы организовали приличное по тому времени подсобное хозяйство и начали давать в свою столовую свинину в дополнение к тем продуктам, которые нам отпускали по соответствующим нормам. Дополнительное питание выдавалось по Специальным талонам тем, кто заслужил его своей безупречной работой. Узнав об этом, Сергей Миронович одобрительно

отнесся к этому начинанию.

Разговор продолжался. Я уже успокоился. Особых недостатков Киров вроде в общежитии и не заметил. Правда, с улицы оно выглядело неприглядно, но внутри все было как будто в порядке: потолки побелены, стены окрашены. Стояли простые, но аккуратные железные кровати.

И вдруг идиллия рухнула. Сергей Миронович уже прощался, когда один из рабочих сказал ему:

— Все было бы хорошо, товарищ представитель. И побелено, и покрашено. А клопам на это наплевать. Не дают житья, проклятые.

Киров одарил меня не очень ласковым взглядом, вернулся на середину барака и спросил, почему не выведены клопы. И предложил немедленно использовать соответствующие химические средства, чтобы очистить общежитие от насекомых.

Сергей Миронович, занятый множеством самых разнообразных и чрезвычайно важных дел, помнил о нашем общежитии, проверял, созданы ли для рабочих нормальные условия, помогал нам.

Вскоре после того, как Киров посетил нашу стройку, меня вызвали в Смольный. Ехал я туда с тревожным чувством. Мне нужно было доложить на заседании секретариата горкома партии, окончим ли мы строительство в намеченный срок.

Между тем все расчеты показывали, что срок окончания стройки придется отложить по крайней мере на полтора месяца. Как быть?

Готовясь к своему сообщению, я советовался с одним из заместителей председателя исполкома Ленсовета, осуществлявшим контроль над нашим строительством. Он предупредил меня, чтобы я не заикался об оттяжке срока пуска станции. Такая позиция меня удивляла. Этот товарищ не хуже меня знал, что в намеченный срок мы никак не уложимся. Но он, наверно, рассуждал так: надо заверить, что все в порядке, а там видно будет.

Я, однако, твердо решил, что ничего приукрашивать не буду. Все доложу как есть.

И вот я на заседании секретариата. Ведет его Киров. Он просит меня сжато доложить о ходе работ. Я рассказываю. Выслушав меня, Сергей Миронович говорите

— Вам еще предстоит выполнить очень большой объем работ. А срок приближается.

Я отвечаю, что, по нашим расчетам, срок пуска станции необходимо отодвинуть на полтора месяца. Говорю это и думаю: сейчас мне всыплют по первое число.

Сергей Миронович задумался и спросил!

— Все ли вы взвесили, учли ли все возможности, прежде чем говорить об изменении срока?

Я ответил, что у нас составлен подробный технический график работ.

— Значит, вам требуется еще полтора месяца? — переспросил Киров. И добавил: — Имейте в виду, вы сами указали, сколько времени вам нужно для окончания стройки. Никто вам нового срока не навязывал. И за его нарушение будете нести партийную ответственность.

В этот день я, молодой руководитель, прошел очень серьезную школу. Кое-кто толкал меня на пустые, невыполнимые заверения и обещания. Но я не послушал этих людей, и Киров поддержал меня. Он не терпел пустых обещаний, сам глубоко вникал в дело и этого же требовал от других. А прежде всего требовал честности и правдивости в большом и в малом.

Свое обязательство наш коллектив выполнил. Вскоре Южная водопроводная станция вступила в строй.

Наш Мироныч. Воспоминания о жизни и деятельности С. М. Кирова в Ленинграде. Л., 1969, с. 295—300.

А. А. ЧЕРНЫШЕВ
ЯСНОСТЬ УМА