Механизмы психотерапии

Прежние ограничения, новые возможности

Общеизвестно, что ребенок нуждается в родительском отношении, которое поддерживает (вос)питывающее, экологическое равновесие между его организмом и окружающей средой. Например, матери важно следить за удовлетворением потребностей и способствовать развитию потенциальных возможностей ребенка. Ему жизненно необходима заботливая, питающая рефлексия его потребностей. И в то же время ему важно предоставить пространство для борьбы, в котором он мог быть фрустрирован или пережить неудачу. Он также нуждается в установлении пределов, в которых мог бы переживать и осваивать последствия своих поступков. Если родители не удовлетворяют эти потребности в силу необходимости иметь чрезмерно зависимого ребенка или недостатка собственных внутренних ресурсов, то у него возникают нарушения границы контакта и осознавания и появляется сниженная самооценка.

К сожалению, дети часто растут в обстановке, когда удовлетворение потребностей требует обязательного получения одобрения родителей. В результате, как правило, спонтанная личность замещается искусственной структурой. У других формируется убеждение, что все их потребности без исключения должны удовлетворяться извне, и они отказывают значимым людям в праве на автономию. Вместо спонтанности это приводит к развитию импульсивности.

Пациентам в контакте необходимы здоровые и непосредственные терапевтические отношения, которые для терапевта не будут таить угрозы утраты себя как личности в силу потворствования пациентам, а состоять в исследовании и проработке их проблем, и которые не породят у пациентов чрезмерной тревоги, стыда или фрустрации по поводу терапевтической позиции, исключающей проявления уважения, заботы, принятия, прямоты и честности.

У пациентов, приступающих к психотерапии, обычно выявляется низкая способность к осознанию своих потребностей и сильных сторон личности, они испытывают страдание (pain), тратя больше сил на сопротивление, чем поддерживая свою организмическую целостность (self). Они прилагают усилия заставить терапевта сделать за них то, что, по их мнению, не способны совершить сами. И если в этом им идут на встречу, то у пациентов исчезает возможность возвратить себе и интегрировать утраченный или не развившийся потенциал. Они не могут, по-прежнему, обращаться к организмическому уровню саморегулирования и быть ответственными за себя. Они не в состоянии обнаружить в себе силы, необходимые для автономного существования, ибо терапевт лишь удовлетворяет их потребности, не развивая осознавания и не способствуя упрочению эго-границ (см. Resnick, 1970).

По мере того, как гештальт-терапия продолжается, и пациенты осваивают, что значит быть осознанными, ответственными и непосредственными в контакте, состояние их эго-функции улучшается. В результате, у них появляются инструменты для более глубокого изучения своей личности. С их помощью детские переживания, оказавшие влияние на развитие пациентов, могут быть исследованы без состояний регрессии и сверхзависимости, столь необходимых регрессивным способам терапии, а также без временной утраты компетентости, которую влечет за собой трансферентный невроз. Травматические детские переживания помещаются в контекст текущего осознавания без установки, что поведение человека целиком и полностью определяется прошлым опытом. Пациенты активно проецируют трансферентный материал на гештальт-терапевта, получая в ответ новые возможности более глубокого исследования своей личности.

Два следующих примера представляют пациентов с непохожими типами защиты и нуждающихся в различных терапевтических подходах, но имеющих близкие глубинные проблемы.

Том был 45-летним мужчиной, гордившимся своим умом, самодостаточностью и независимостью. Он не осознавал неудовлетворенной потребности в зависимости, скрытого негодования и обиды. Они вносили дискомфорт в его супружескую жизнь, ибо жена чувствовала свою невостребованность и неполноценность, осознавала свои потребности и заявляла о них. Самодостаточность этого человека нуждалась в уважении - это удовлетворило бы потребность, стало чем-то конструктивным и явилось основой для повышения самооценки.

П: [с гордостью] Когда я был маленьким мальчиком, моя мать все время была так занята, что мне приходилось полагаться только на самого себя.

Т: Я высоко ценю вашу силу, и, когда я думаю о таком надежном во всех отношениях ребенке, мне хочется погладить вас и дать немного родительского тепла.

П: [начиная плакать] Никто так и не смог дать мне этого.

Т: Вы выглядите опечаленным.

П: Я вспоминаю, когда я был ребенком.... [дальнейшее исследование приводит к осознанию чувства стыда перед недостижимыми родителями и компенсаторно развившейся опоры на свои силы]

Боб был 45-летним мужчиной, чувствовавшим стыд и стремившимся изолировать себя от любого взаимодействия, которое не казалось ему целиком и полностью позитивным. Он выказывал постоянное сопротивление экспериментам, связанным с необходимостью самоподдержки.

П: [скуляще-хныкающим голосом] Я не знаю, что делать сегодня.

T: [смотрит на него и не произносит ни слова]

П: Я мог бы рассказать, как прошла неделя. [глядит вопросительно на терапевта]

Т: Сейчас я чувствую, что вы принуждаете меня к чему-то. Мне кажется, вы хотите, чтобы я направлял вас.

П: Да. И что в этом плохого?

Т: Ничего. Но мне не хотелось бы сейчас вести вас куда-либо.

П: Почему?

Т: Вы можете вести себя сами. Я полагаю, что вы сейчас уводите нас от вашей внутренней сущности. И мне не хочется помогать вам в этом. [молчание]

П: Я чувствую потерянность.

Т: [смотрит на него и продолжает молчать]

П: Вы, что, не собираетесь меня никуда вести?

Т: Нет.

П: Хорошо, тогда давайте поработаем с моим убеждением, что я не в состоянии заботиться о себе. [пациенту удается плодотворно завершить фрагмент работы, приводящий к осознаванию тревоги заброшенности и чувства стыда по отношению к недостижимым родителям]

Фрустрация и поддержка

Гештальт-терапия поддерживает равновесие между фрустрацией и поддержкой пациента. Терапевт скорее исследует, чем вознаграждает его желания - это и фрустрирует собеседника. Контакт, предлагаемый терапевтом, несомненно, является поддерживающим, но его честность фрустрирующим образом действует на манипуляции. Проявляя себя в контакте, гештальт-терапевт сосредотачивает внимание на исследовании побуждений, крушений планов и надежд, потворства своим желаниям и слабостям. На манипуляции пациента терапевт отвечает их не-подкреплением, неосуждением, не стремясь намеренно фрустрировать за подобное поведение. Поддержание баланса между заботой и твердостью постоянно остается важной терапевтической задачей.

Парадоксальная теория изменений

Парадокс состоит в том, что, чем сильнее человек пытается стать тем, кем он не является на самом деле, тем он больше остается прежним (Beisser, 1970). Множество пациентов, будучи сосредоточенными на том, какими они "должны быть", в то же время упорно противятся этим долженствованиям.

Гештальт-терапевт работает в направлении интеграции личности, задавая клиенту вопросы, связанные с необходимостью идентификации с каждой из конфликтующих ролей, и интересуясь переживаниями в каждый конкретный момент отождествления. Когда клиент начинает осознавать полярность обеих ролей, то для преодоления дихотомии могут быть использованы интегрирующие техники.

В гештальт-терапии существуют две аксиомы: "Есть то, что есть" и "Одно событие влечет за собой другое" (Polster and Polster, 1973). Агентом изменений являются отношения с терапевтом, который таким образом организует контакт, что показывает клиенту, кем он или она являются на самом деле, в то же время проявляя понимание и принятие.

Осознавание того, "что есть" ведет к спонтанным изменениям. Если манипулирующая поддержкой личность находит принимающего и непосредственного, но не идущего на поводу у манипуляций терапевта, то в контакте с ним клиент может начать осознавать то, что он делает. Появляющееся восклицание "Ага!" является новым гештальтом, новым взглядом, вкусом новой возможности: "Я могу быть с другим, не манипулируя и не являясь обьектом манипуляции". И если впоследствие такой пациент столкнется с "терапевтическим" сговором, высмеиванием, досужими играми ума, кутежом, прикрывающим банкротство, или другими подобными формами отношения терапевта, то это лишь усилит возможности его осознавания.

Новое "Ага!" может возникнуть в любой момент времени и в каждой точке терапевтического пути. Пока терапевт или пациент склонны видеть новые возможности, и у последнего сохраняется желание узнать их, новое "Ага!" является возможным, а вместе с ним и новый личностный рост. Работа по осознаванию может начаться в любой момент, когда этого пожелает пациент, и если терапевт способен осознанно интегрировать ее в некую целостность. Дальнейший процесс гештальт-терапии ведет к повсеместным изменениям в поле, более тщательному исследованию и его интенсивной реорганизации. Поэтому некоторые изменения могут стать заметными и быть оценены лишь годы спустя.

Пациенты, проходящие гештальт-терапию, несут ответственность за свою жизнь. Терапевт способствует сосредоточению их внимания на расширении суженного осознавания и областях с нарушенной границей контакта; он содействует укреплению и прояснению пределов зон, отличающихся слабыми границами. По мере того, как в ходе терапии чувства и ощущения приобретают ясность и живость, дыхание становится более полным и расслабленным, и пациенты оказываются способными улучшать свой контакт, они начинают переносить в жизнь навыки, полученные в ходе терапии. Иногда семейная близость или благоприятные изменения на работе наступают вслед за гештальт-терапией подобно акту милосердия, и пациенты не всегда видят их непосредственную связь с работой, проделанной в терапии. Но, как бы там ни было, несомненно одно: рост организма возможен лишь при осознавании и в контакте. И одно событие влечет за собой другое.

Поиск по сайту: