Http://www.lawmix.ru/commlaw/231

Среди множества субъективных и объективных факторов, влияющих на динамику гражданского процессуального права, особое место занимают постановления Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ). Постепенно возрастающая с момента ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод (ETS № 5) (заключена в г. Риме 4 ноября 1950 г.)2 роль постановлений Европейского суда по правам человека обусловливает необходимость проанализировать возникающие в связи с этим в сфере гражданского судопроизводства теоретические и практические проблемы.

Исследование места и значения данных актов в условиях современной российской действительности является актуальным и значимым, поскольку от верного решения данного вопроса зависит определение того массива нормативного материала, который подлежит применению судами в процессе реализации возложенных на них законом функций. В этом отношении применение постановлений Европейского суда по правам человека является одной из наиболее дискуссионных проблем гражданского процессуального права. Несмотря на особый статус ЕСПЧ, до сих пор открытым остается вопрос о характере выносимых судом постановлений, их значении в правоприменительной практике России, не прописана форма и степень их обязательности, если таковая подразумевается.

В литературе по данному поводу можно встретить различного рода суждения, которые зачастую являются противоположными по своему содержанию.

Так, председатель Конституционного Суда РФ В.Д. Зорькин отмечает, что «значение и место прецедентной практики ЕСПЧ предопределено статусом Конвенции… поэтому правовые позиции ЕСПЧ, излагаемые им в решениях при толковании положений Конвенции, и сами прецеденты Европейского суда признаются Российской Федерацией как имеющие обязательный характер»1.

С.Ф. Афанасьев включает в систему формально-юридических источников отечественного гражданского процессуального права окончательные решения Европейского суда по правам человека по вопросам толкования и применения европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод при выявлении нарушения международного договора со стороны России, которые являются особым комплементарным источником гражданского процессуального права и обладают прецедентной природой. С их помощью формируются не нормы, но важнейшие правовые начала (принципы), обязательные к дальнейшему использованию судами в ходе рассмотрения и разрешения гражданских дел2.

Существуют мнения, что постановления ЕСПЧ по своему содержанию и влиянию на правовую систему стоят в одном ряду с решениями Конституционного Суда РФ3. Однако такая позиция представляется в достаточной степени спорной, поскольку между актами Европейского суда и постановлениями Конституционного Суда РФ имеются существенные различия, состоящие в том, что Европейский суд, обладая статусом международного правозащитного органа, не наделен полномочием «дисквалификации» национальных правовых норм, то есть не имеет права исключить их последующее применение. Его компетенция ограничивается указанием на несоответствие норм отдельного государства положениям Конвенции. Уравнивание по юридической силе решений ЕСПЧ с актами Конституционного Суда проблематично, поскольку по своей природе акты ЕСПЧ носят наднациональный характер и априори отличаются от актов любых высших судебных инстанций государственного (национального) уровня.

Высказана также позиция о том, что «в романо-германской правовой системе мотивировочные позиции ЕСПЧ должны занимать место рядом с законом, в англосаксонской – рядом с прецедентом самой высокой силы, а там, где доктрина является основным источником права, – уподобляться доктрине»4. Не исключено, что, делая подобные выводы, авторы смешивают понятия законодательства, судебной практики и судебного прецедента. Постановления ЕСПЧ выступают актами правосудия, а Европейский суд – судебным органом, поэтому отнесение правоприменительных актов ЕСПЧ к законам, актам органов законодательной власти ошибочно, поскольку противоречит природе данных актов. Сущность постановлений ЕСПЧ определяется статусом принявшего их органа, однако не может быть произвольно изменена и поставлена в зависимость от сложившейся в государстве системы права. В Российской Федерации как государстве – представителе романо-германской правовой системы позиции ЕСПЧ, содержащиеся в вынесенных им постановлениях, не могут отождествляться с законом.

Существуют и другие мнения, отличающиеся своеобразием. Так, председатель Конституционного Суда Азербайджанской Республики Ф. Абдуллаев предлагает рассматривать толкования ЕСПЧ в качестве составной части Конвенции, а следовательно, и обязательств государств, присоединившихся к данному документу1.

Однако такой подход противоречит природе Конвенции как международного акта, который подписывают от имени Высоких Договаривающихся Сторон правительства государств – членов Совета Европы. Данное обстоятельство предполагает стабильность данного акта и соответствующий порядок внесения в него изменений. К тому же объем такого «приложения», состоящего из постановлений ЕСПЧ, будет чрезмерно большим и увеличиваться с каждым годом.

Вполне аргументированной следует признать позицию Н.В. Витрука о том, что решения ЕСПЧ не могут быть поставлены в один ряд с Конвенцией. При этом он подчеркивает, что четко не обозначена их субординация, неясно, что представляет собой степень выражения общепризнанных принципов и норм международного права в решениях ЕСПЧ и кто определяет эту степень. Не определены юридические последствия такой квалификации решений Европейского суда2. Вместе с тем Н.В. Витрук признает роль ЕСПЧ как толкователя смысла и содержания прав и свобод человека и гражданина, закрепленных в Конвенции, не отвергает возможность включения в правовую систему Российской Федерации Конвенции, в том числе в правовой интерпретации Европейским судом.

Обозначенная выше дискуссия предопределила два подхода относительно характера принимаемых Европейским судом постановлений. Одни исследователи указывают на обязательную силу только тех постановлений Европейского суда, которые вынесены с участием Российской Федерации. Другие авторы подчеркивают обязательный характер всех постановлений Европейского суда, как адресованных непосредственно Российской Федерации, так и вынесенных в адрес иных государств3. Пытаясь разрешить дискуссию между сторонниками обозначенных позиций, следует проанализировать положения, содержащиеся в постановлениях высших судебных инстанций России.

Так, в п. 11 постановления Пленума ВС РФ от 10 октября 2003 г. «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации»4 указано, что постановления Европейского суда в отношении Российской Федерации, принятые окончательно, являются обязательными для всех органов государственной власти Российской Федерации, в том числе и для судов. Вместе с тем в п. 10 отмечается, что применение судами Конвенции должно осуществляться с учетом практики Европейского суда по правам человека во избежание любого нарушения Конвенции.

Подход Высшего Арбитражного Суда РФ аналогичного характера отражен в информационном письме от 20 декабря 1999 г. «Об основных положениях, применяемых ЕСПЧ при защите имущественных прав и права на правосудие»1.

С учетом сказанного правомерен следующий вывод: акты, вынесенные в адрес России, обязательны для применения и исполнения. Акты, адресованные иным государствам, обязательны для Российской Федерации лишь в той части, в которой содержат толкование норм Конвенции. Обусловлено это тем, что Европейский суд при принятии постановлений руководствуется своей прецедентной практикой, при этом не связан субъектным составом прецедента, то есть при изложении постановлений по жалобам против Российской Федерации ссылается на свои решения, вынесенные против других государств.

Дополнительно это подтверждается п. 4 постановления Пленума Верховного Суда РФ «О судебном решении»2, где указывается обязанность российских судей учитывать постановления Европейского суда, в которых дано толкование положений Конвенции, подлежащих применению в данном деле, при этом не проводится разграничение актов Европейского суда, вынесенных против России и иных государств. Многочисленные примеры из практики Конституционного Суда РФ, Верховного Суда РФ, Высшего Арбитражного Суда РФ свидетельствуют о том, что высшие судебные инстанции Российской Федерации применяют и ссылаются на постановления ЕСПЧ независимо от страны – участника спора3. Кроме того, данное правомочие активно используется судами иных звеньев судебной системы Российской Федерации в качестве дополнительного обоснования выводов по разрешенному гражданскому делу.

Так, Федеральный арбитражный суд Московского округа, удовлетворяя заявление о признании недействительными решений в части отказа в применении налогового вычета по НДС, в своем постановлении от 20 августа 2009 г. № КА-А40/7280-09-2 по делу № А40-1471/09-76-6 в качестве дополнительного аргумента привел позицию Европейского суда по правам человека, выраженную в решении от 22 января 2009 г. № 3991/03 по делу «Булвес А.Д. против Болгарии», где Суд указал, что налогоплательщик не должен нести неблагоприятные последствия по НДС при неисполнении контрагентом его налоговых обязанностей, если налогоплательщик не знал и не мог знать о таких нарушениях4.

Обязательный характер прецедентной практики Европейского суда следует из официального признания Россией его юрисдикции по вопросам толкования и применения Конвенции и протоколов к ней. Постановления Европейского суда являются толкованиями международного договора – Конвенции, которая в силу ч. 1 ст. 17 Конституции РФ является частью правовой системы России и в силу п. 4 ст. 15 Конституции РФ обладает приоритетом над национальным законодательством. Непринятие их во внимание при применении норм Конвенции может породить нарушение Россией международных обязательств.

Применение невозможно без решения проблемы доступности актов Европейского суда, которая до сих пор в России не получила должного разрешения. Попытки устранить создавшуюся неопределенность в отношении опубликования актов ЕСПЧ в российском законодательстве были. Так, в 2003 г. в Государственную Думу РФ был внесен проект ФЗ «О порядке опубликования в РФ решений ЕСПЧ», предусматривающий порядок ознакомления органов государственной власти и граждан России с решениями ЕСПЧ, а также порядок опубликования данных актов

Однако постановлением от 23 мая 2003 г. № 4099-II Государственной Думой данный законопроект был отклонен.

На сегодняшний день в России отсутствуют официальные переводы на русский язык постановлений ЕСПЧ. Постановления размещаются на сайте Европейского суда на официальных языках Конвенции – французском и английском. Имеющиеся переводы, сборники решений носят разовый, хаотичный характер и не имеют статуса официальных. Ряд решений, адресованных, как правило, Российской Федерации, размещается в справочных системах «Консультант» и «Гарант», однако с пометкой «неофициальный перевод»1. Судьи в некоторых случаях самостоятельно переводят тексты постановлений Европейского суда при помощи компьютерной программы лингвистического перевода.

Следует отметить, что применение судами Российской Федерации постановлений Европейского суда, не опубликованных на русском языке (государственном языке России), противоречит требованиям Конституции РФ. Соответственно применение таких актов ставит под сомнение законность вынесенных российскими судами постановлений и легитимность правовых позиций ЕСПЧ, поскольку «именно официальное опубликование служит гарантией того, что публикуемый текст полностью соответствует оригиналу, то есть тому тексту, который был принят компетентным органом и подписан компетентным должностным лицом»2.

На сегодняшний момент отсутствуют рекомендации о механизме и критериях использования судами в процессе осуществления правосудия актов Европейского суда, не выработаны специальные методики, не сформировалось соответствующее отношение к данным актам. Российской системе права трудно взаимодействовать, а тем более безболезненно «влиться» в систему прецедентов Европейского суда и добиться гармоничного соответствия ей, сломать сформировавшееся правосознание. Опрос адвокатов адвокатской палаты Алтайского края выявил, что значительным препятствием к применению актов ЕСПЧ является сложившаяся судебная практика в регионе: негативное, скептическое отношение, игнорирование судьями данных актов при ссылке на них участниками процесса; прерогатива указаний вышестоящего суда. Как следствие 46% адвокатов никогда не используют в своей деятельности такие акты, а 53% – используют лишь иногда.

С учетом вышесказанного можно сделать вывод, что назрела необходимость создать находящийся в свободном доступе сайт, содержащий официальные переводы постановлений Европейского суда; организовать службу, уполномоченную осуществлять перевод на русский язык и размещение как на сайте, так и в российском печатном издании постановлений Европейского суда по правам человека.

1. Применение аналогии права и аналогии закона в гражданском процессе.

Юридическая аналогия - широко распространенное явление в правоприменительной деятельности судебных органов любого государства. Их необходимость во многом обусловлена неспособностью законодателя в силу объективных причин своевременно отреагировать на появление новых и изменение существующих общественных отношений. Результатом такой законодательной "нерасторопности" является наличие пробелов в праве. Их преодоление возможно посредством применения аналогии закона и аналогии права.
Традиционно под аналогией закона понимается применение к общественным отношениям, не получившим законодательной регламентации, правовых норм, регулирующих сходные отношения. Под аналогией права подразумевается применение к таким отношениям общих начал, смысла и принципов правового регулирования соответствующей отрасли права.
Аналогию закона справедливо считают более простой и соответственно более распространенной формой юридических аналогий. И только если нет возможности ее применить, применяется аналогия права.
Российский законодатель дифференцированно подходит к вопросу возможности применения юридических аналогий в различных отраслях права. В частности, аналогия закона и аналогия права допускаются гражданским (ст. 6 ГК РФ), жилищным (ст. 7 ЖК РФ), семейным (ст. 5 СК РФ), гражданско-процессуальным (ч. 4 ст. 1 ГПК РФ), арбитражно-процессуальным законодательством (ч. 6 ст. 13 АПК РФ). Прямой запрет на применение юридических аналогий содержит Уголовный кодекс РФ (ч. 2 ст. 3). В земельном же, трудовом, налоговом, административном законодательстве об аналогии не упоминается.
Четко выраженная законодательная позиция не вызывает вопросов у правоприменителей, а вот отсутствие в ряде кодексов прямого запрета или дозволения аналогий способно затруднить осуществление правосудия. Допустимо ли применение аналогии права и закона при разрешении земельных, трудовых, налоговых, административных споров? Положения ГПК РФ позволяют ответить на этот вопрос положительно. Согласно ч. 3 ст. 11 ГПК РФ в случае отсутствия норм права, регулирующих спорное отношение, суд применяет нормы права, регулирующие сходные отношения (аналогия закона), а при отсутствии таких норм разрешает дело исходя из общих начал и смысла законодательства (аналогия права). Подобную норму закрепляет и ч. 6 ст. 13 АПК РФ, но только для случаев, не противоречащих существу отношений (между тем до сих пор остается дискуссионным вопрос, к примеру, о применении аналогии закона в налоговом праве).
Возможность принятия решений в рамках гражданского судопроизводства на основе аналогии закона и аналогии права предусмотрена также п. 2 Постановления Пленума ВС РФ от 19.12.2003 № 23 "О судебном решении".
Иначе обстоит дело с применением аналогии права и закона при рассмотрении судами дел об административных правонарушениях. Несмотря на схожесть ситуации (вопрос о применении института аналогии в КоАП РФ не регламентирован), применение юридических аналогий в производстве по делам об административных правонарушениях следует признать недопустимым. Данный вывод основывается на общеправовом принципе, известном еще римскому праву: "nullum crimen, nulla poena sine lege" ("нет преступления, нет наказания без указания на то в законе"). Данное установление является важнейшей гарантией защиты прав личности, не допускающей привлечения лица к ответственности за деяние, не предусмотренное действующим законодательством.
Учитывая положения указанных правовых актов, можно говорить о наделении судебных органов возможностью достаточно активно применять аналогию закона и аналогию права. Тем не менее в российской судебной практике юридические аналогии применяются с осторожностью. При этом, как уже говорилось выше, значительно чаще в процессе отправления правосудия можно встретить применение аналогии закона, нежели права, ведь последняя требует анализа спорного правоотношения с точки зрения духа законодательства, его основных идей, целей, принципов, юридической природы институтов конкретной отрасли права. Она возлагает на правоприменителя большую меру ответственности перед обществом, так как подразумевает больше субъ- ективизма и творчества.
Применение аналогии права в какой-то степени означает создание нового правила поведения субъектов, которое в отличие от правовой нормы подлежит применению не ко всем аналогичным общественным отношениям, а только к одному конкретному рассматриваемому правоотношению. Тонкость и неоднозначность понятий, которыми необходимо оперировать при применении аналогии права, сделали этот институт скорее гипотетическим, нежели живым и активно используемым на практике.
Что касается аналогии закона, то она применяется в основном в тех ситуациях, когда наблюдаются пробелы в гражданском и гражданско-процессуальном законодательстве. Однако представляется вполне допустимым, что судебная практика пойдет по пути расширения сферы применения юридических аналогий, так как это, пожалуй, единственный разумный способ урегулировать новые, едва сформировавшиеся общественные отношения

1. Понятие, система и значение принципов гражданского процесса.

Поиск по сайту: