Осознанность и Центрирование

О Людях и Крысах

Пробуждение — это путь к жизни.

Дурак, спит, словно он уже мертв,

Но мастер пробужден, и он живет вечно.

Он наблюдает. Он ясен.

Как он счастлив! Ибо он видит, что пробуждение есть жизнь.

Как он счастлив, следуя пути пробужденных!

С великой настойчивостью он медитирует В поисках свободы и счастья,

Из Дхаммапады Гаутамы Будды

Мы постоянно живем абсолютно невнимательно к тому, что происходит вокруг нас. Да, мы стали очень эффек­тивными в том, чтобы что-то делать. Что бы мы ни делали, мы стали в этом настолько эффективными, что для этого нам больше не требуется никакой осознан­ности. Это стало механическим, автоматическим. Мы функционируем, как роботы. Мы еще не люди; мы ма­шины.

Именно это снова и снова говорил Георгий Гурджиев — что человек существует, как машина. Многих людей это оскорбляло, потому что никому не нравится, когда его называют машиной. Машины хотят, чтобы их называли богами; тогда они очень довольны и раздува­ются от радости. Гурджиев часто называл этих людей машинами, и он был прав. Если ты понаблюдаешь себя, то узнаешь, насколько механически себя ведешь.

Русский психолог Павлов и американский психолог Скиннер на девяносто девять и девять десятых процен­та правы в отношении человека: они верят, что чело-век — это прекрасная машина, ничего больше. В нем нет никакой души. Я говорю, что в девяносто девяти и девяти десятых процента случаев они правы; они упу­скают из виду лишь небольшой сектор. В этом неболь­шом секторе — будды, пробужденные. Но это им про­стительно, потому что Павлов никогда не сталкивался с буддой — он сталкивался только с такими людьми, как вы.

Скиннер изучал людей и крыс и не нашел между ними никаких различий. Крысы — простые существа, вот и все; человек немного сложнее. Человек — это очень сложная машина, крысы — машины попроще. Крыс изучать легче; именно поэтому психологи всегда изучают крыс. Изучая крыс, они выводят заключения о человеке — и их заключения почти правильны. Я гово­рю «почти», заметьте, потому что эта одна десятая про­цента — самое важное из всех когда-либо случивших­ся явлений. Будда, Иисус, Мухаммед — эти немногие пробужденные являются настоящими людьми. Но где найдет будду Б. Ф. Скиннер? Не в Америке, конечно...

Я слышал:

Кто-то спросил раввина:

— Почему Иисус решил не рождаться в двадцатом веке в Америке?

Раввин пожал плечами и ответил:

— В Америке? Это было бы невозможно. Во-первых, сможете ли вы найти непо­рочную деву? И во-вторых, где вы найдете трех мудрецов?

Где Б. Ф. Скиннеру найти будду? И даже если бы он нашел будду, его предубеждения, предрассудки и идеи не дали бы ему его увидеть. Он будет продолжать ви­деть крыс. Он не может понять ничего такого, чего бы не могли делать крысы. Как же, крысы не медитируют, крысы не становятся просветленными. А его концепция человека — увеличенная модель крысы. И все же я го­ворю, что он прав в отношении подавляющего боль­шинства людей; его заключения не ошибочны, и будды согласятся с ним в отношении так называемого нор­мального человечества. Нормальное человечество креп­ко спит. Даже животные так крепко не спят.

Видели ли вы оленя в лесу — каким вниматель­ным он выглядит, как бдительно движется? Видели ли вы птицу на дереве — как разумно она продолжает наблюдать все, что происходит вокруг нее? Подойди к птице — она позволит тебе приблизиться лишь на опре­деленное расстояние. Стоит тебе сделать лишь шаг за его пределы, и она улетит. В ней есть определенная бдительность в отношении своей территории. Если кто-то вторгается на эту территорию, это опасно.

Если вы оглянетесь вокруг, вы удивитесь: человек кажется самым сонным животным на земле.

На аукционе, где распродавалось имущество город­ского борделя, женщина купила себе попугая. Две неде­ли она закрывала его клетку платком в надежде, что это поможет птице забыть ее вульгарный лексикон. Когда же в конце концов клетка была открыта, попугай огля­делся по сторонам и изрек:

— Ар-р! Нов-вый дом. Нов-вая Мадам.

Когда вошли дочери этой женщины, он добавил:

— Ар-р! Нов-вые девочки.

Когда же вечером пришел с работы ее муж, попугай сказал:

— Ар-р! Ар-р! Стар-рые добр-рые клиенты!

Человек пребывает в очень низменном состоянии. Фак­тически, именно в этом смысл христианской притчи о паде­нии Адама и его изгнании. Почему Адам и Ева были изгна­ны из рая? Они были изгнаны за то, что съели плод знания.

Они были изгнаны за то, что ста­ли умами и утратили сознание. Если ты становишься умом, ты теряешь сознание — ум озна­чает сон, ум означает шум, ум означает механичность. Стано­вясь умом, ты теряешь сознание.

Таким образом, вся работа, которая должна быть продела­на, состоит в том, чтобы сно­ва стать сознанием и лишить­ся ума. Ты должен выбросить

из своей системы все, что собралось в ней как знание. Именно это знание удерживает тебя во сне; таким об­разом, чем более человек знающий, тем более он спит.

Таким же было и мое собственное наблюдение. Не­винные деревенские жители гораздо более чутки и бди­тельны, чем профессора в университетах или пандиты в храмах. Пандиты — не кто иной, как попугаи; акаде­мики в университетах — не что иное, как священный коровий навоз, полный бессмысленного шума, — просто умы, никакого сознания.

Люди, которые работают с природой: фермеры, садов­ники, дровосеки, плотники, художники, — гораздо более бдительны, чем люди, которые занимают в университе­тах посты деканов, проректоров и ректоров. Потому что, когда ты работаешь с природой, природа бдительна. Де­ревья бдительны; форма их бдительности, несомненно, отличается от нашей, но они очень бдительны.

Сейчас эта бдительность получила научные доказа­тельства. Если приходит дровосек, с топором в руках и намерением срубить дерево, все деревья, воспринимаю­щие его приближение, начинают дрожать. Сейчас этому есть научные доказательства; я не поэтизирую, я это говорю вполне научно. Сейчас есть инструменты, при помощи которых можно определить, счастливо дерево или несчастно, испугано ли, печально или восторженно. Когда приближается дровосек, при виде его деревья дро­жат. Они осознают, что приближается смерть. А дрово­сек еще не срубил дерева — он только приближается...

И еще одно, что еще более странно: если дровосек просто идет мимо, без намерения срубить дерево, тогда ни одно дерево не пугается. Это тот же самый дровосек с тем же самым топором. Кажется, на деревья воздей­ствует его намерение срубить дерево. Это означает, что деревья воспринимают его намерение; это означает, что деревья считывают саму его вибрацию.

И еще более значительный факт, замеченный наукой:

если ты идешь в лес и убиваешь животное, это потрясает не только окружающее животное царство, но и деревья. Если ты убиваешь оленя, все олени кругом чувствуют виб­рацию убийства, и им становится грустно; их охватывает великая дрожь. Внезапно им становится страшно без вся­кой определенной причины. Может быть, они не видели, как был убит олень, но каким-то образом, тонким образом, на них это повлияло — как повлияло и на деревья, на попугаев, на тигров, на орлов, на травинки. Случилось убий­ство, случилось разрушение, случилась смерть — это влия­ет на все вокруг. Человек кажется самым сонным...

На эти сутры Будды нужно глубоко медитировать, их нужно впитать, понять. Он говорит:

Пробуждение — это путь к жизни.

Ты жив лишь пропорционально тому, насколько ты осознан. Осознанность — это разница между жизнью и смертью. Ты не жив лишь потому, что дышишь, ты не жив лишь потому, что у тебя бьется сердце. Физиологи­чески в тебе можно поддерживать жизнь в больнице, без всякого сознания. Твое сердце будет продолжать биться, и ты сможешь дышать. Тебя можно поддержи­вать механически в таком состоянии, что ты останешь­ся живым много лет — в том смысле, что будет про­должаться твое дыхание, сердце будет продолжать бить­ся, и кровь будет продолжать циркулировать. В развитых странах мира сейчас есть много людей, ведущих овощ­ное существование в больницах, потому что развитие технологии сделало возможным откладывать смерть на неопределенный срок — многие годы в тебе можно поддерживать жизнь. Если это жизнь, тогда в тебе мож­но поддерживать жизнь. Но это совершенно не жизнь. Просто овощное существование; это не жизнь.

У будд определение другое. Их определение состоит в сознании. Они не говорят, что ты жив, потому что можешь дышать, они не говорят, что ты жив, потому что v тебя циркулирует кровь; они говорят, что ты жив, лишь если ты пробужден. Таким образом, кроме пробужден­ных, никто по-настоящему не жив. Вы трупы — ходя­щие', говорящие, что-то делающие, вы роботы.

Пробуждение — это путь к жизни, говорит Будда. Станьте более пробужденными, и вы станете более жи­выми. А жизнь есть Бог — никакого другого Бога нет. Поэтому Будда говорит о жизни и осознанности. Жизнь составляет цель, осознанность — методологию, технику, чтобы ее достичь.

Дурак спит...

Спит каждый, поэтому под дураком подразумевается каждый из вас. Не обижайтесь. Факты нужно констати­ровать, как есть. Вы действуете во сне; именно поэтому вы продолжаете спотыкаться, продолжаете делать вещи, которых не хотите делать. Вы продолжаете делать вещи, которых решили не делать. Вы продолжаете делать вещи, о которых знаете, что они неправильны, и не делаете ве­щей, о которых знаете, что они правильны.

Как это возможно? Почему вы не можете идти пря­мо? Почему продолжаете сбиваться на ответвления и заходить в никуда не ведущие тупики? Почему вы про­должаете заблуждаться?

Студента театрального училища впервые пригласили сыграть небольшую роль в пьесе. В определенном месте он должен был выйти на сцену, вытянув перед собой руки, словно подавая меч, и сказать главному герою:

— Волобуев, вот ваш меч!

Он стал так интенсивно репетировать и готовиться, что друзья стали его дразнить:

— Спорим, что вместо «Волобуев» ты скажешь «Во-лох...ев»!

Было заключено пари, и он стал тренироваться еще интенсивнее. Наконец наступил день премьеры. В на­значенный момент дебютирующий актер вышел на сцену, направив все внимание на то, чтобы не оговориться, и вытянул перед собой руки, словно подавая тяжелый меч.

Воло-бу-ев! — говорит он во всю мощь своего голоса и, бросив торжествующий взгляд на друзей, сидя­щих в зале, объявляет: — Вот ваш х...й! *

* Анекдот, основанный на игре слов, в связи с просьбой Ошо переводить его, а не его слова, даже если это неправильно, перевод­чик позволяет себе заменить аналогичным, интегрированным в русский язык, театральным анекдотом, так как чувствует, что объ­ясненная шутка перестает быть смешной, а в этом месте, по ощу­щению переводчика, переводу подлежат более шок и смех, чем буквальные слова и выражения.

Происходит именно так. Наблюдайте свою жизнь — все что вы продолжаете делать, так несуразно и создает такую сумятицу. У вас нет никакой ясности, у вас нет никакой восприимчивости. Вы не бдительны. Вы не можете видеть, не можете слышать — конечно, у вас есть уши, которые слышат, но нет никого внутри, кто понимал бы услышанное. Конечно, у вас есть глаза, ко­торые видят, но никто не присутствует внутри. И вот ваши глаза продолжают видеть, а уши — слышать, но вы ничего не понимаете. На каждом шагу вы спотыкае­тесь, на каждом шагу делаете какую-то глупость... И все же продолжаете считать себя осознанными.

Отбросьте эту идею совершенно. Отбросить ее — великий скачок, великий шаг, потому что, как только идея «Я осознаю» отброшена, ты начнешь исследовать и ис­кать пути и средства к тому, чтобы действительно на­чать осознавать. Поэтому первое, что должно просочиться в тебя, — это что ты спишь, крепко спишь.

Современная психология обнаружила несколько важ­ных вещей; и, хотя их открыли лишь интеллектуально, все же это хорошее начало. Если они интеллектуально открыты, рано или поздно они будут экзистенциально пережиты.

Фрейд был великим пионером; конечно, не буддой, но все же человеком большой важности, потому что он первым заставил большую часть человечества признать идею того, что в нем скрыто бессознательное. Созна­тельный ум — это только одна десятая часть, а бессоз­нательный ум гораздо больше сознательного.

Его ученик, Юнг, пошел немного дальше, немного глуб­же и обнаружил коллективное бессознательное. Теперь нужен еще кто-то, кто обнаружил бы еще одно, что есть в человеческой природе, — и я надеюсь, что рано или поздно психологические исследования это откроют, — космическое бессознательное. О нем говорят Будды.

Мы можем говорить о сознательном уме... — очень хрупкая вещь, очень небольшая часть твоего существа. Под ним находится подсознательный ум, — ты смутно ощущаешь, что он тебе что-то шепчет, но не можешь понять, что именно. Он всегда стоит позади сознательного и дергает его за веревочки. Третий слой — бессоз­нательный ум, с которым ты сталкиваешься лишь в снах или под воздействием наркотиков. За ним — коллектив­ный бессознательный ум. С ним ты сталкиваешься, лишь глубоко исследуя бессознательный ум; тогда ты нахо­дишь коллективное бессознательное. А если ты пойдешь еще дальше и глубже, то придешь к космическому бессоз­нательному. Космическое бессознательное — это сама природа. Коллективное бессознательное — это все че­ловечество, которое жило до сих пор; это часть тебя. Бессознательное — это твое индивидуальное бессозна­тельное, которое подавило в тебе общество и которому не было позволено выразиться; поэтому оно входит че­рез черный ход, в снах.

А сознательный ум... Я буду называть его так назы­ваемым сознательным умом, потому что он действитель­но только так называемый. Он безмерно мал; но даже если он лишь едва мерцает, все равно он важен, потому что содержит семя; семена всегда очень малы. В нем содержится огромный потенциал. Он открывает совер­шенно другое измерение. Точно так же, как Фрейд от­крыл измерение под сознательным, Шри Ауробиндо от­крыл измерение над сознательным. Фрейд и Шри Ауро­биндо — два самых важных человека этого века. Оба они интеллектуалы, ни один из них не пробужден, но они сослужили человечеству огромную службу. Интел­лектуально они дали нам осознать, что мы не так малы, как кажемся на поверхности, что эта поверхность скры­вает великие глубины и высоты.

Фрейд вошел в глубины, Шри Ауробиндо попытался проникнуть в высоты. Над нашим так называемым со­знательным умом находится настоящий сознательный ум; он достигается только в медитации. Когда к ваше­му обычному сознательному уму добавляется медитация, когда обычный сознательный ум сочетается с медита­цией, он становится настоящим сознательным умом.

За настоящим сознательным умом — сверхсозна­тельный ум. В медитации ты получаешь лишь его про­блески. Медитация — это блуждание в темноте. Да, открываются некоторые окна, но ты снова и снова па­даешь обратно. Сверхсозна­тельный ум означает самадхи — ты достиг кристально чистой восприимчивости, ты достиг интегрированной осо­знанности. Теперь ты не мо­жешь упасть ниже нее; она твоя. Она остается с тобой даже во сне.

За пределами сверхсозна­тельного — коллективное сверхсознательное ; коллек­тивное сверхсознательное — это то, что во всех религиях

известно как «бог». А за пределами коллективного сверх­сознательного — космическое сверхсознательное, выхо­дящее за пределы даже богов. Будда называет его нир­ваной, Махавира называет его кайвальей, индуистские мистики называют его мокшей; вы можете называть его истиной.

Это девять состояний твоего существа. А ты жи­вешь лишь в небольшом уголочке своего существа — в крошечном сознательном уме. Ты подобен человеку, у которого есть дворец и который совершенно забыл о дворце и начал жить у его дверей — думая, что больше ничего нет.

Фрейд и Шри Ауробиндо — великие интеллектуаль­ные гиганты, пионеры, философы, хотя их работы во мно­гом основываются на догадках. Вместо того чтобы учить студентов философии Бертрана Расселла, Альфреда Нор-та Уайтхеда, Мартина Хайдеггера и Жан-Поля Сартра, лучше было бы рассказывать людям больше о Шри Ау­робиндо, потому что он был одним из величайших фило­софов этого века. Но академический мир им пренебре­гает, совершенно его игнорирует. Причина в том, что даже просто почитать Шри Ауробиндо достаточно, что­бы возникло ощущение собственной неосознанности. Он сам еще не будда, но все же он создаст для тебя смущающую ситуацию. Если он прав, что тебе делать? Почему ты не исследуешь высоты своего существа?

Фрейда приняли с большим сопротивлением, но в конце концов приняли. Шри Ауробиндо еще даже не приняли. Фактически, его даже никто не опровергает:

его просто игнорируют. И причина ясна. Фрейд говорит о чем-то низшем, чем ты, — это не смущает; ты мо­жешь хорошо себя чувствовать, зная, что ты сознателен, а под твоим сознанием есть подсознательное, бессозна­тельное и коллективное бессознательное. Но эти состо­яния ниже тебя; ты на вершине, ты можешь чувство­вать себя очень хорошо. Но, изучая Шри Ауробиндо, ты почувствуешь смущение, обиду, потому что есть состоя­ния выше твоего — человеческому это никогда не хо­чется признавать, что что-то может быть выше него. Человеку хочется считать себя величайшей из вершин, кульминацией, Гуришанкаром, Эверестом — и верить, что выше него ничего нет...

И это дает очень хорошее чувство: отрицая свое собст­венное царство, отрицая свои собственные вершины, вы чувствуете себя очень хорошо. Посмотрите, как это глупо.

Будда прав. Он говорит: Дурак спит, словно он уже мертв, но мастер пробужден, и. он живет вечно.

Осознанность вечна, она не знает смерти. Умирает лишь неосознанность. Поэтому, если ты останешься бессозна­тельным, спящим, тебе придется снова умереть. Если ты хочешь избавиться от всего несчастья снова и снова рож­даться и умирать, если хочешь избавиться от колеса жизни и смерти, тебе придется стать абсолютно бдительным. Тебе придется подниматься в сознании выше и выше.

Эти вещи — не для восприятия на интеллектуаль­ной почве; эти вещи должны стать опытом, эти вещи должны стать экзистенциальными. Я говорю не для того, чтобы философски вас убедить, потому что философское убеждение не приносит ничего, никакого урожая. На­стоящий урожай приходит, лишь когда ты совершаешь великое усилие, чтобы проснуться.

Но эти интеллектуальные путеводители могут со­здать в тебе желание, жажду; могут дать тебе осознать потенциал, осознать свои возможности; могут дать тебе осознать, что ты не то, чем кажешься, — ты гораздо большее.

Дурак, спит, словно уже мертв, но мастер про­бужден, и он живет вечно. Он наблюдает. Он ясен.

Простые и красивые слова. Истина всегда проста и всегда красива. Просто увидьте простоту этих двух ут­верждений... но сколько в них содержится! Миры внут­ри слов, бесконечные миры... — Он наблюдает. Он ясен.

Единственное, чему нужно научиться, — это наблю­дение. Наблюдай! Наблюдай каждое действие, которое совершаешь. Наблюдай каждую мысль, проходящую в уме. Наблюдай каждое желание, охватывающее тебя. Наблюдай даже незначительные жесты — как ты хо­дишь, говоришь, ешь, принимаешь ванну. Продолжай на­блюдать, во всем, везде. Пусть все становится возможно­стью наблюдать.

Не ешь механически, не продолжай просто набивать себя пищей — будь очень наблюдательным. Жуй тща­тельно и наблюдательно... и ты удивишься тому, сколько упускал до сих пор, потому что каждый кусок будет приносить огромное удовлетворение. Если ты ешь на­блюдательно, еда станет вкуснее. Даже обычная еда ста­нет самой вкусной, если ты наблюдателен; а если ты не наблюдателен, ты можешь есть самую вкусную еду, но в ней не будет вкуса, потому что нет никого, кто мог бы наблюдать. Ты просто продолжаешь набивать себя пи­щей. Ешь медленно, наблюдательно; каждый кусок нуж­но прожевать, почувствовать.

Вдыхай запах, ощущай прикосновение, чувствуй по­рыв ветра и солнечные лучи. Смотри на луну, и стань просто безмолвным водоемом наблюдательности, и луна будет отражаться в тебе в безмерной красоте.

Двигайся по жизни, оставаясь полностью наблюдатель­ным. Снова и снова ты забудешь. Не становись из-за это­го несчастным; это естественно. Миллионы жизней ты никогда не пытался наблюдать, и это так просто и естест­венно, что ты продолжаешь забывать снова и снова. Но в то же мгновение, как вспоминаешь, наблюдай снова.

Помни одно: когда вспоминаешь, что забыл наблю­дать, не сожалей, не раскаивайся; иначе ты потеряешь время даром. Не чувствуй себя несчастным: «Я снова упустил». Не начинай чувствовать: «Я грешник». Не начинай себя осуждать, потому что это сущая потеря времени. Никогда не раскаивайся в прошлом! Живи в этом мгновении. Если ты забыл, ну и что? Это естествен­но — это стало привычкой, а привычки умирают с тру­дом. И это не просто привычка, усвоенная за одну жизнь;

эти привычки устанавливались миллионы жизней. По­этому, если ты можешь оставаться наблюдательным хотя бы несколько мгновений, будь благодарен. Даже эти несколько мгновений — больше, чем можно ожидать. Он наблюдает. Он ясен.

И когда ты наблюдаешь, возникает ясность. Почему ясность возникает из наблюдения? Потому что, чем бо­лее ты в наблюдении, тем более и более замедляется твоя поспешность. Ты становишься изящнее. По мере того как ты наблюдаешь, болтовни становится меньше и меньше, потому что энергия, становившаяся болтовней, начинает становиться наблюдением — та же самая энер­гия! Теперь больше и больше энергии будет преобразо­вано в наблюдение, и ум не будет получать питания. Мысли будут становиться тоньше и тоньше, они начнут терять в весе. Мало-помалу они начнут отмирать. А ког­да мысли умирают, возникает ясность. Теперь твой ум пре­вращается в зеркало.

Как он счастлив! И ког­да человек ясен, он блажен. Именно замешательство ста­новится коренной причиной несчастья; именно ясность становится основой блажен­ства. Как он счастлив! Ибо он видит, что пробужденность есть жизнь.

И теперь он знает, что смерти нет, потому что пробужденность никогда не мо­жет быть разрушена. Когда приходит смерть, будешь наблюдать и ее. Ты умрешь, наблюдая, — наблюдение не умрет. Твое тело исчезнет, прах вернется во прах, но наблюдение останется; оно станет частью космического целого. Оно станет косми­ческим сознанием.

В эти мгновения пророки Упанишад объявляют:

«Ахам брахмасми — Я космическое сознание». В одно из таких мгновений Аль-Хилладж Мансур объявил:

«.Аналь хак! — Я истина!» Это высоты, принадлежа­щие тебе по праву. Если ты их не достигаешь, за это ответствен ты и никто другой.

Как он счастлив! Ибо он видит, что пробуждение

есть жизнь.

Как он счастлив, следуя пути пробужденных!

С великой настойчивостью он медитирует

В поисках свободы и счастья.

Слушайте эти слова очень внимательно. С великой настойчивостью... Пока ты не приложишь тотального усилия, чтобы проснуться, этого не случится. Частичные усилия бесполезны. Ты не можешь быть наполовину здесь, наполовину там; не можешь быть чуть теплым. Это не поможет. Чуть теплая вода не испарится; чуть теплые попытки быть бдительным обречены на поражение.

Трансформация происходит, лишь если ты вкладыва­ешь в нее тотально всю свою энергию. Когда ты ки­пишь при ста градусах нагрева, ты испаряешься, и про­исходит алхимическая перемена. Тогда ты начинаешь подниматься вверх. Вы не замечали? — вода течет вниз, но пар поднимается вверх. Точно так же происходит и это: бессознательность течет вниз, сознание поднима­ется вверх.

И еще одно: «вверх» синонимично «внутрь», а «вниз» — «наружу». Сознание движется внутрь, бессознательность — наружу. Бессознательность удерживает вас в полной тьме; ваши глаза остаются постоянно сфокусированными на других. Это создает своего рода экстравертность и удер­живает вас снаружи. Сознание создает внутреннее про­странство. Оно делает вас интровертами; оно вводит вас вовнутрь, глубже и глубже.

Глубже и глубже также значит выше и выше; глуби­на и высота растут одновременно, точно как растет де­рево. Ты видишь только, что оно движется вверх, но не видишь, что корни движутся вниз. Но сначала корни должны опуститься вниз, и лишь тогда дерево может расти вверх. Если дерево хочет дотянуться до неба, ему придется пустить корни к самому дну, в самые глуби­ны. Дерево растет одновременно в обоих направлени­ях. Точно таким же образом сознание растет вверх... вниз, пуская корни в глубь твоего существа.

Корни Страдания

Страдание это состояние бессознательности. Мы не­счастны, потому что не осознаем, что делаем, что думаем, что чувствуем, — в каждое мгновение мы постоянно сами себе противоречим. Действие движется в одном направлении, мышление — в другом, чувства — в тре­тьем. Мы постоянно разваливаемся на части, становим­ся более и более раздробленными. Именно это и есть страдание — мы теряем целостность, теряем единство. Мы становимся просто периферией, абсолютно лишен­ной центра. И естественно, жизнь, которая не гармонич­на, будет несчастной, трагиче­ской; будет бременем, которое нужно кое-как тащить в стра­дании. Самое большее — мы можем сделать это страдание менее болезненным. В нашем распоряжении тысяча и одна разновидность обезболиваю­щих средств.

Это не только алкоголь и наркотики — так называемые религии тоже действуют, как опиум. И естественно, все ре­лигии против наркотиков, по­тому что они сами работают на том же рынке; они конку­рируют. Если люди принима­ют опиум, они могут не быть

религиозными; у них может не быть потребности в том, чтобы быть религиозными. Они нашли свой опиум, за­чем беспокоиться о религии? Опиум дешевле, с ним меньше возни. Если люди принимают марихуану, ЛСД и другие более изощренные наркотики, естественно, они не будут религиозными, потому что религия — это очень примитивный наркотик. Поэтому все религии против наркотиков. Причина не в том, что они действительно против наркотиков. Причина в том, что наркотики создают кон­куренцию, и конечно, если людям не позволить прини­мать наркотики, они обречены на то, чтобы попасться в ловушки священников, потому что им больше ничего не остается. Это способ каждой из религий создать моно­полию, чтобы на рынке оставался только ее собствен­ный опиум, а все остальные были запрещены.

Люди живут в страдании. Из него есть лишь два выхо­да: либо стать медитирующи­ми — бдительными, осознан­ными, сознательными... это тяжелое дело. Для этого ну­жен хребет. Более дешевый путь — найти что-то, что сде­лает тебя более бессознатель­ным, чем ты уже есть, чтобы ты смог перестать чувствовать страдание... Найти что-то, что делает тебя совершенно нечув­ствительным, что-то опьяняю­щее, болеутоляющее, что сде­лает тебя бессознательным, чтобы ты мог бежать в бес­сознательность и совершенно забыть о своей тревоге, тоске, бессмысленности.

Второй путь — не истин­ный. Второй путь лишь дела­ет страдание немного более

комфортным, немного более вы­носимым, немного более удоб­ным. Но это не помогает — это не трансформирует тебя. Единственная возможная транс­формация случается в медита­ции, потому что медитация — единственный метод, делаю­щий вас осознанным. Для меня медитация — единственная истинная религия. Все осталь­ное — фальшивка. Есть раз­ные сорта опиума: христианство, индуизм, ислам, джай­низм, буддизм, — но все это лишь разные сорта. Вмести­лища различаются, но содержимое остается прежним:

все они помогают вам так или иначе подстроиться под свое страдание.

Мое усилие здесь в том, чтобы вывести вас за пре­делы страдания. Не стоит подстраиваться под страда­ние; есть возможность быть совершенно свободным от страдания. Но тогда путь будет тяжким; тогда путь бу­дет вызовом.

Тебе придется осознать свое тело и то, что ты с ним делаешь...

Однажды Будда читал лекцию, и послушать его при­шел один король. Он сидел прямо перед Буддой и посто­янно шевелил большим пальцем ноги. Будда перестал говорить и посмотрел на большой палец короля. Когда Будда посмотрел на него, король, естественно, перестал им шевелить. Будда снова заговорил, и снова он начал шевелить большим пальцем ноги. Тогда Будда спросил:

— Почему ты это делаешь? Король сказал:

— Только когда ты перестал говорить и посмотрел на мой палец, я осознал, что делал; все остальное время я этого не осознаю.

— Это твой палец, и ты его не осознаешь... Тогда ты можешь даже убить человека, не осознавая этого!

Точно таким же образом могут совершаться убий­ства, и убийцы могут этого не осознавать. Много раз бывало так, что в суде убий­цы категорически отрицали, что кого-то убили. Сначала считалось, что они обманыва­ют суд, но последние исследо­вания показывают, что они не лгут; они совершили убийст­во в совершенно бессозна­тельном состоянии. Они были так взбешены, так разъярены, что оказывались совершенно одержимыми своим гневом. А когда ты взбешен, тело выде­ляет определенные опьяняю­щие яды, и кровь становится отравленной. Быть в бешен­стве значит быть в состоянии временного безумия. И чело­век забывает об этом все, по­тому что совершенно этого не осознает. И именно так люди влюбляются, убивают друг дру­га, совершают самоубийство, делают всевозможные вещи.

Первый шаг в осознанно­сти — стать очень вниматель­ным к своему телу. Мало-по­малу человек становится бдительным в каждом жесте, в каждом движении. По мере того как ты становишься более осознанным, начинает происходить чудо: многие вещи, которые ты делал раньше, просто исчезают. Твое тело становится более расслабленным, более сонастроенным, глубокий мир воцаряется в твоем теле, тонкая

музыка пульсирует в твоем теле.

Тогда начни осознавать мысли — то же самое нуж­но сделать с мыслями. Они тоньше тела и, конечно, го­раздо опаснее. И когда ты осознаешь мысли, тебя уди вит, что происходит у тебя внутри. Если ты запишешь все, что происходит в тебе в любое мгновение, тебя ждет великая неожиданность. Ты не поверишь: «И это

продолжается у меня внутри?» Просто продолжай писать де­сять минут. Закрой двери, за­при двери и окна, чтобы ни­кто не мог войти, и будь абсо­лютно честным — и разожги огонь, чтобы сжечь написан­ное! — никто не узнает, кро­ме тебя. И тогда будь дейст­вительно честным; продолжай записывать все, что происхо­дит внутри ума. Не истолко­вывай этого, не меняй, не ре­дактируй. Просто перенеси это на бумагу, в голом виде, в точности, как есть.

Через десять минут прочитай — и ты увидишь вну­три безумный ум! Мы не осознаем, что все это безумие продолжается, как подводное течение. Оно влияет на все, что только значительно в твоей жизни. Оно влияет на то, что ты делаешь; оно влияет на все. И полная сумма всего этого и есть твоя жизнь!

Таким образом, этого сумасшедшего нужно изме­нить. И чудо осознанности в том, что не нужно делать ничего, кроме как стать осознанным. Само явление на­блюдения этого меняет все. Мало-помалу сумасшед­ший исчезает. Мало-помалу мысли начинают следо­вать определенному образцу: их хаоса больше нет, они становятся более и более космосом. И тогда воцаряет­ся более глубокий мир.

И когда твое тело и ум в покое, ты увидишь, что и они сонастроены друг с другом, между ними есть мост. Теперь они не бегут в разные стороны, не едут на раз­ных лошадях. Впервые есть гармония, и эта гармония оказывает огромную помощь в том, чтобы работать над третьим шагом — то есть осознавать чувства, эмоции, настроения. Это самый тонкий слой и самый трудный, но если ты можешь осознавать мысли, это всего лишь один шаг дальше. Нужна лишь немного более интен­сивная осознанность, и ты начнешь отражать свои на­строения, эмоции, чувства.

Как только ты осознаешь все эти три слоя, они со­единяются в одно явление. И когда эти три слоя стано­вятся одним, начинают действовать в полной гармонии, вибрировать вместе, ты можешь почувствовать музыку всех трех: они становятся оркестром — и тогда случа­ется четвертое. Этого ты не можешь сделать — это случается само собой, это дар целого. Это награда для

тех, кто сделал эти три шага.

Четвертое — это предельная осознанность, которая

делает человека пробужденным. Человек осознает соб­ственную осознанность — это четвертое. Это делает человека буддой, пробужденным. И только в таком про­буждении человек узнает, что такое блаженство. Бла­женство — это цель, осознанность — путь к нему.

Личные Миры

Гераклит говорит:

В мгновения бодрствования

Люди так же забывчивы и небрежны

К тому, что вокруг них происходит,

Как и когда спят.

Дураки, хотя и слышат,

Все равно что глухие;

К ним применима пословица:

Где бы они ни были, Их там нет.

Человек не должен действовать или говорить,

Словно во сне.

Пробужденные живут в одном общем мире;

Каждый из спящих — в своем собственном.

Что бы мы ни видели, когда бодрствуем, — это смерть,

Когда спим, — это сны.

Гераклит касается глубочайшей проблемы человека, и она заключается в том, что человек крепко спит наяву.

Ты спишь, когда спишь, но спишь и когда бодрству­ешь. Какой в этом смысл? — потому что именно это говорит и Будда, именно это говорит и Иисус, именно это говорит Гераклит. Вы выглядите так, словно совер­шенно проснулись; глубоко внутри продолжается сон.

Даже прямо сейчас глубоко внутри вы видите сны. Продолжается тысяча и одна мысль, и вы не осознаете, что происходит, не осознаете, что делаете, не осознаете, хто вы. Вы движетесь так, как движутся люди во сне.

Наверное, вы знали кого-то, кто ходит и что-то дела­ет во сне, а потом снова засыпает. Есть болезнь, которая называется сомнамбулизм. Многие люди ночью встают с постели; у них открыты глаза, они могут двигаться! Они могут ходить, могут найти дверь. Они идут на кухню, на­чинают что-то есть; потом возвращаются и снова ложат­ся в постель. И если утром их об этом спросить, они ничего не вспомнят. Самое большее, если они попытают­ся вспомнить, то увидят, что прошлой ночью им приснил­ся сон о том, что они проснулись и пошли на кухню. Но это был сон, самое большее; даже его вспомнить трудно.

Многие люди совершили преступления; многие убий­цы, оказавшись в суде, говорили, что ничего не знают, что не помнят, чтобы они когда-нибудь сделали такую вещь. Дело не в том, что они обманывают суд, — нет. Сейчас психоаналитики пришли к выводу, что они не обманывают, не хитрят; они говорят абсолютную прав­ду. Они не совершали убийства — ...они крепко спали, когда его совершили, словно это был сон. Этот сон глуб­же обычного сна. Этот сон подобен опьянению: ты мо­жешь кое-как двигаться, что-то делать, можешь также немного осознавать это — но остаешься пьяным. Ты не знаешь точно, что происходит. Что ты сделал в про­шлом? Можешь ли ты в точности это вспомнить, вспом­нить, почему ты это сделал? Что с тобой случилось? Был ли ты бдителен, когда это случилось? Ты влюбляешься, не зная, почему; ты злишься, не зная, почему. Ты нахо­дишь предлоги, конечно; ты рационализируешь все что делаешь, но рационализация — это не осознанность.

Осознанность означает, что все, что бы ни происхо­дило в это мгновение, происходит с полным сознани­ем; ты в этом присутствуешь. Если ты присутствуешь, когда приходит гнев, гнев не может случиться. Он мо­жет случиться, лишь если ты крепко спишь. Если ты при­сутствуешь, в твоем сущест­ве немедленно начинается трансформация, потому что, когда ты присутствуешь, осо­знанный, многие вещи просто невозможны. Все, что называ­ется грехом, просто невозмож­но, если ты осознаешь. Поэто­му, фактически, есть лишь один грех — и это неосознанность.

Изначально слово грех зна­чило «упустить». Это не зна­чит совершить что-то плохое;

это просто значит «упустить», «быть отсутствующим». Ев­рейский корень слова «грех» значит «упустить».*

Он существует и в не­скольких английских словах: misconduct, misbehavior**.Упустить — значит не быть на месте, сделать что-то, не присутствуя в этом, — и это и есть единственный грех.

А единственная добродетель? Делая что-то, ты полно­стью бдителен — то, что Гурджиев называет «помнить себя», что Будда называет правильным вспоминанием, что Кришнамурти называет осознанностью, что Кабир называет сурати. Быть на месте! — вот все, что нужно, ничего больше.

Тебе не нужно ничего менять, и даже если ты попы­таешься что-то изменить, то не сможешь. Ты пытался изменить в себе многие вещи. Добился ли ты успеха? Сколько раз ты решал больше не приходить в гнев? Что случилось с этим решением? Когда приходит момент, ты снова попадаешь в ту же ловушку: ты приходишь в гнев, и когда гнев проходит, снова раскаиваешься. Это стало порочным кругом: ты совершаешь гнев и раскаи­ваешься, и вот ты готов совершить его снова.

Помни, даже когда ты раскаиваешься, ты не на мес­те; это раскаяние — тоже часть греха. Именно поэтому ничего не происходит. Ты продолжаешь пытаться и пы­таться, и принимаешь многие решения, и даешь много клятв, но ничего не происходит — ты остаешься прежним.

* То miss (англ.) — здесь и далее прим. перев. ** Соответственно, плохое обращение, плохое поведение.

Ты точно такой же, что и когда родился, и с тобой не случилось ни малейшей пере­мены. Не то чтобы ты не пы­тался, не то чтобы пытался недостаточно; ты пытался и старался изо всех сил. Ты по­терпел поражение, потому что дело не в усилии. Никакое усилие не поможет. Дело в том, чтобы быть бдительным, не в усилии.

Если ты бдителен, многие вещи будут просто отбро­шены; тебе не понадобится их отбрасывать. В осознан­ности определенные вещи невозможны. И это мое оп­ределение, нет никакого другого критерия. Если ты не можешь влюбиться*, оставаясь осознанным, значит, влю­биться — это грех. Ты можешь любить, но это не будет падением, это будет скорее восхождением. Почему мы используем выражение «падать в любовь»? Это паде­ние; ты падаешь, ты не поднимаешься. Когда ты осо­знаешь, падение невозможно — даже в любовь. Это невозможно; это просто невозможно. В осознанности это невозможно; ты поднимаешься в любви. И подни­маться в любви — совершенно другое явление, нежели чем падать в любовь. Упасть в любовь — это состоя­ние сновидения. Именно поэтому это можно увидеть в глазах людей, которые влюблены: они спят крепче, чем другие, они более опьянены, погружены в сновидения. Это можно увидеть у них в глазах, потому что в их глазах есть что-то сонное. Люди, которые поднимаются в любви, совершенно другие. Можно увидеть, что они больше не видят снов, они смотрят реальности в лицо и благодаря этому растут.

Падая в любовь, ты остаешься ребенком; поднима­ясь в любви, ты становишься зрелым. И мало-помалу*То fall in love (англ.) — влюбиться, дословно: «упасть в лю­бовь»; английское идиоматическое выражение, не имеющее бук­вального соответствия в русском языке.

любовь становится не отношениями, она становится со­стоянием существа. Не то что ты любишь это и не любишь то, нет — ты просто любишь. Кто бы к тебе ни подошел, ты с ними делишься. Что бы ни происходило, ты даешь этому свою любовь. Ты касаешься камня, и касаешься его так, словно касаешься тела возлюблен­ной. Ты смотришь на дерево, и смотришь так, словно смотришь в лицо возлюбленному. Это становится со­стоянием существа. Ты не «влюблен» — теперь ты есть любовь. Это восхождение, не падение.

Любовь красива, когда ты в ней поднимаешься; лю­бовь становится грязной и уродливой, когда ты в нее падаешь. И рано или поздно ты найдешь, что она оказы­вается ядовитой, она становится оковами. Ты в нее пой­ман, твоя свобода раздавлена. Твои крылья отрезаны; те­перь ты больше не свободен. Влюбившись, ты стано­вишься собственностью: ты владеешь кем-то и позволя­ешь кому-то владеть собой. Ты становишься вещью и пытаешься преобразовать в вещь человека, в которого влюбился.

Посмотрите на мужа и жену: оба они становятся, как вещи; они больше не люди. Оба они пытаются вла­деть друг другом. Владеть можно только вещами, никог­да не людьми. Как можно владеть другим человеком? Как можно подавлять другого человека? Как можно пре­вращать человека в собственность? Невозможно! Но муж пытается владеть женой; жена пытается делать то же самое. Тогда происходит столкновение, и они становят­ся по сути врагами. Тогда они разрушают друг друга.

Это случилось:

Мулла Насреддин приходит к заведующему кладби­щем и жалуется:

— Я точно знаю, что мою жену похоронили здесь, на вашем кладбище, но не могу найти ее могилы.

Управляющий заглядывает в свою книгу и говорит:

— Как ее зовут?

— Миссис Мулла Насреддин. Он смотрит снова и говорит:

— Нет никакой миссис Мулла Насреддин, но есть какой-то Мулла Насреддин. Извините, если в наших записях какая-то ошибка.

— Никакой ошибки нет, — говорит Насреддин. — Где могила Муллы Насреддина? — потому что мы все­гда все оформляли на мое имя.

Даже могилу жены!

Чувство собственности... Каждый пытается владеть своей возлюбленной, своим возлюбленным. Но это больше не любовь. Фактически, если ты владеешь человеком, ты ненавидишь, разрушаешь, убиваешь; ты убийца. Любовь должна давать свободу; любовь есть свобода. Любовь будет делать возлюбленного более и более сво­бодным, любовь даст ему крылья, любовь откроет безгра­ничные небеса. Она не может стать тюрьмой, заключе­нием. Но такой любви вы не знаете, потому что она случается только в осознанности; это качество любви приходит, лишь когда есть осознанность. Вы знаете, что любовь — это грех, потому что она приходит из сна.

И то же самое во всем остальном. Если ты пытаешься сделать что-нибудь хорошее, это причиняет вред. Посмот­рите на благодетельных людей: они всегда вредят, это боль­шие в мире вредители. Социальные реформаторы, так на­зываемые революционеры — самые большие вредители. Но трудно увидеть, в чем заклю­чается их вред, потому что они очень хорошие люди, которые всегда делают добро другим — это их способ создать для дру­гого тюремное заключение. Если ты позволишь им сделать тебе что-нибудь хорошее, то ока­жешься их собственностью. Начнется с того, что они будут массировать тебе ноги, но рано или поздно ты найдешь, что их руки тянутся к твоей шее! Они начинают с ног и заканчивают шеей, потому что они не осознанны; они не знают, что делают. Они научились этому трюку — если ты хочешь кем-то владеть, делай ему добро. Они даже не осознают, что научились этому трюку. Но они принесут вред, потому что любая — любая! — попытка владеть другим челове­ком, в какой бы то ни было форме и под каким бы то ни было именем — грех.

Ваши церкви, ваши храмы, ваши мечети — все они совершили в отношении вас грехи, потому что они ста­ли собственниками, все они стали руководителями. Каж­дая церковь против религии, потому что религия — это свобода! Почему же тогда это происходит? Иисус пыта­ется дать религию, дать вам крылья. Что же тогда про­исходит, как вмешивается эта церковь? Это происходит, потому что Иисус живет на абсолютно другом уровне существа, на другом уровне осознанности; а те, кто его слушает, те, кто ему следует, живут на уровне сна. Что бы они ни услышали, они истолковывают, и истолковы­вают согласно своим собственным снам. И все, что бы они ни создали, будет грехом. Христос дает вам рели­гию, а затем люди, которые крепко спят, превращают ее в церковь.

Говорят, что однажды Сатана, дьявол, сидел под дере­вом очень печальный. Мимо проходил святой; он по­смотрел на Сатану и сказал:

— Мы слышали, что ты никогда не отдыхаешь, что ты всегда совершаешь тот или иной вредный поступок. Как же так, что ты сидишь под этим деревом без дела?

Сатана был очень подавлен. Он сказал:

— Кажется, всю мою ра­боту перехватили священники, и я ничего не могу делать — я совершенно безработный. Иногда я думаю о самоубий­стве, потому что у этих свя­щенников все так хорошо по­лучается.

У священников все так хорошо получается, потому что они превратили свободу в тюремные заключения, они превратили истину в догмы — они перевели все с уровня осознанности на уровень сна.

Попытайтесь понять, что такое в точности сон, по­тому что, если вы сможете почувствовать, что это такое, вы уже начали приходить в осознанность — вы уже на пути к тому, чтобы из него выйти. Что такое этот сон? Как он происходит? Каков его механизм? Каков прин­цип его работы, modus operandum?

Ум всегда либо в прошлом, либо в будущем. Он не может быть в настоящем; абсолютно невозможно, что­бы ум был в настоящем. Когда ты в настоящем, ума больше нет — потому что ум означает мышление. Как ты можешь думать в настоящем? Ты можешь думать о прошлом; оно уже стало частью памяти, ум может над ним работать. Ты можешь думать о будущем; его еще нет, но ум может о нем мечтать. Ум может делать две вещи. Он движется либо в прошлое, — в нем доста­точно места, чтобы двигаться; пространство прошлого безгранично; ты можешь продолжать без конца, — либо в будущее; снова безграничное пространство, бесконеч­ное пространство, в котором ты можешь воображать, фантазировать и видеть сны. Но как может ум действо­вать в настоящем? В настоящем нет никакого места, в котором ум мог бы двигаться.

Настоящее — это разделительная линия, вот и все. В нем нет никакого пространства. Оно разделяет про­шлое и будущее — просто разделительная линия. Ты можешь быть в настоящем, но не можешь думать; для того чтобы думать, нужно место. Для мыслей требуется место, они как вещи. Помни это: мысли — это тонкие вещи, они материальны. Мысли не духовны, потому что измерение духовного начинается, лишь когда мыслей нет. Мысли — материальные вещи, очень тонкие, и каждой материальной вещи требуется пространство.

Ты не можешь думать в настоящем. В то мгнове­ние, когда ты начинаешь думать, ты уже в прошлом. Ты видишь восходящее солнце; ты видишь его и говоришь:

«Какой красивый рассвет!» — это уже прошлое. Когда встает солнце, нет пространства даже для того, чтобы сказать: «Как красиво!», потому что, когда ты произно­сишь эти два слова: «Как красиво!» — этот опыт уже в прошлом, ум уже занес это в память. Но в то мгнове­ние, когда солнце встает, в то самое мгновение, когда солнце восходит, как ты можешь думать? Что ты мо­жешь думать? Ты можешь быть восходящим солнцем, но не можешь думать. Для тебя места достаточно — но не для мыслей.

Ты видишь в саду прекрасный цветок и говоришь:

«Красивая роза» — ты больше не с этой розой в это мгновение; это уже воспоминание. Когда есть цветок и есть ты, и вы оба присутствуете друг для друга, как ты можешь думать? Что ты можешь думать? Как возможно мышление? Для него нет никакого места. Место так узко — фактически, места вообще нет — и вы с цвет­ком не можете существовать как двое, потому что для двоих места недостаточно; существовать может лишь одно.

Именно поэтому в глубоком присутствии ты — цве­ток, а цветок стал тобой. Когда мышления нет, кто цве­ток, и кто тот, кто его наблюдает? Наблюдающий стано­вится наблюдаемым. Внезапно границы теряются. Вне­запно ты проник, проник в цветок, а цветок проник в тебя. Внезапно вы не двое — существует одно.

Если ты начинаешь думать, вы снова стали двумя. Если ты не думаешь, где эта двойственность? Когда ты существуешь с цветком, без мышления, это диалог — не дуалог, но диалог. Когда ты существуешь с возлюблен­ным, это диалог, не дуалог, потому что двоих нет. Сидя рядом с любимым, держа любимого за руку, ты просто существуешь. Ты не думаешь о временах, что прошли и кончились; ты не думаешь о наступающем будущем — ты здесь, сейчас. И так красиво быть здесь и сейчас, и так интенсивно, что в эту интенсивность не может про­никнуть никакая мысль.

Узки ворота; узки ворота настоящего. Даже двое не могут войти в них одновременно, только одно. В насто­ящем мышление невозможно, сновидение невозможно, потому что сновидение — это не что иное, как мышление в картинах. То и другое — вещи, то и другое —материально.Когда ты в настоящем, без мышления, ты впервые

становишься духовным. Открывается новое измерение — измерение осознанности. Поскольку вы не знаете этого измерения, Гераклит говорит, что вы спите, не осознае­те. Осознанность означает: быть в мгновении так то­тально, чтобы не было никакого движения в прошлое, никакого движения в будущее — все движение оста­навливается.

Это не значит, что ты застываешь. Начинается но­вое движение, движение в глубину.

Есть два вида движения, и именно в этом смысл креста Иисуса: он показывает два направления движе­ния, перекресток. Одно движение линейно: ты движешься по линии, от одной вещи к другой, от одной мысли к другой. От одного сна к другому — от А ты движешься к Б, от Б к В, от В к Г. Таким образом, ты движешься линейно, горизонтально. Это движение времени; это дви­жение того, кто крепко спит. Ты можешь двигаться, как лифт, вперед и назад — по линии. Ты можешь прийти из А в Б, или из Б в А — но это движение по линии.

Есть другое движение, и это совершенно другое из­мерение. Это движение не горизонтально, оно верти­кально. Ты не переходишь из А в Б, а из Б в В; ты переходишь из А в более глубокое А: от А, в A1, А2,А3 в глубину — или в высоту.

Когда мышление останав­ливается, начинается новое движение. Теперь ты падаешь в глубину, в подобное бездне явление. Люди, которые меди­тируют глубоко, рано или по­здно приходят к этой точке; тогда они пугаются, потому что чувствуют себя так, словно перед ними раскрылась про­пасть — бездонная пропасть, и у тебя кружится голова, тебе страшно. Тебе хочется цепляться за старое движение, потому что оно знакомо; это похоже на смерть.

Именно в этом смысл креста Иисуса: это смерть. Перейти от горизонтального к вертикальному — это смерть; это настоящая смерть. Но это смерть лишь с одной стороны; с другой стороны — это воскресение. Ты умираешь, чтобы родиться; ты умираешь в одном измерении, чтобы родиться в другом. Горизонтально — ты Иисус. Вертикально — ты становишься Христом.

Если ты движешься от одной мысли к другой, ты остаешься в мире времени. Если ты движешься в мгно­вение — не в мысль — ты движешься в вечность. Ты не статичен; ничто не статично в этом мире, ничто не мо­жет быть статичным — но возникают новые движения, движения без мотивации. Запомните эти слова. По гори­зонтальной линии ты движешься благодаря мотивации. Ты хочешь чего-то достичь — денег, престижа, власти или Бога, но ты должен чего-то достичь. Есть мотивация.

Мотивированное движение означает сон. Немотивиро­ванное движение означает осознанность — ты движешься ради сущей радости двигаться, ты движешься, потому что движение есть жизнь, ты движешься, потому что жизнь — это энергия, а энер­гия — это движение. Ты дви­жешься, потому что энергия — это наслаждение, не ради чего-то другого. В этом нет ника­кой цели, ты не гонишься ни за каким достижением. Фак­тически, ты вообще никуда не идешь, вообще не идешь — ты просто наслаждаешься энерги­ей. Нет цели вне самого дви­жения; движение обладает соб­ственной внутренней ценнос­тью, не внешней ценностью.

Будда тоже живет — Ге­раклит живет; я здесь живу и дышу — но это другого вида Движение, немотивированное.

Кто-то спросил меня несколько дней назад: "Почему ты помогаешь людям медитировать?»

Я ему сказал: «В этом моя радость. Нет никакой причины — я просто наслаждаюсь этим». Просто как человек наслаждается тем, чтобы сажать семена в саду, ожидая цветов, — когда вы цветете, я наслаждаюсь. Это сад; когда кто-то расцветает, это сущая радость. И я делюсь. В этом нет никакой цели. Если ты потерпишь поражение, я не буду разочарован. Если ты не расцве­тешь, это тоже хорошо, потому что цветение нельзя вы­звать силой. Можно силой раскрыть бутон — это воз­можно, но тогда ты его убьешь. Это может показаться цветением; это не цветение.

Весь мир движется, существование движется в веч­ности. Ум движется во времени. Существование дви­жется в глубину и в высоту, а ум движется вперед и назад. Ум движется горизонтально — это сон. Если ты можешь двигаться вертикально — это осознанность.

Будь в мгновении. Привнеси в это мгновение всю свою тотальную осознанность. Не позволяй прошлому вмешиваться, не позволяй входить будущему. Прошлого больше нет, оно умерло. И как говорит Иисус: «Пусть мертвые хоронят мертвых». Прошлого больше нет, зачем тебе о нем беспокоиться? Почему ты продолжаешь снова и снова его пережевывать? Ты что, сумасшедший? Его больше нет; это только твой ум, это только воспоминание. Будущего еще нет — что ты делаешь, думая о будущем? То, чего еще нет, — как ты можешь об этом думать? Как ты можешь его планировать? Что бы ты ни делал, этого не случится, и тогда ты разочаруешься, потому что у целого есть свой собственный план. Почему ты пытаешься стро­ить собственные планы, противоречащие его планам?

У существования свои планы, и оно мудрее тебя — целое всегда мудрее части. Почему ты притворяешься целым? У целого есть собственное предназначение, соб­ственное осуществление; почему ты этим озабочен? И что бы ты ни делал, это будет грехом, потому что ты будешь упускать мгновение — это мгновение. И если это станет привычкой — это становится привычкой;

если ты начинаешь упускать, это становится привычной формой — тогда, когда придет будущее, ты снова его упустишь, потому что, когда будущее придет, оно бу­дет не будущим, оно будет настоящим. Вчера ты думал о сегодня, потому что тогда оно было завтра; теперь это сегодня, и ты думаешь о завтра, а когда придет завтра, оно будет сегодня, — потому что все, что существует, существует здесь и сейчас и не может существовать никак иначе. Если ты действуешь по застывшему об­разцу, и он таков, что твой ум всегда смотрит в завтра, когда же ты будешь жить? Завтра никогда не приходит. Тогда ты будешь продолжать упускать — и это грех. В этом смысл еврейского слова «грех».

В то мгновение, когда входит будущее, входит время. Ты согрешил против существования, ты упустил. И это стало застывшим образцом: как робот, ты продолжаешь упускать.

Люди приезжают ко мне сюда из дальних стран. Когда они там, они думают обо мне и очень волнуются;

они читают, думают, видят сны. Когда они приезжают сюда, они начинают думать о своих домах; не успели они приехать, как уже начинают двигаться обратно! Тог­да они начинают думать о своих детях, о своих женах, работах, об этом и о том, и о тысяче и одной вещи. И я вижу всю эту глупость. Снова они вернутся туда и сно­ва будут думать обо мне. Они упускают, и это грех.

Когда ты здесь со мной, будь здесь со мной — то­тально здесь со мной, чтобы ты мог научиться новому виду движения, чтобы ты мог начать двигаться в веч­ность, не во время. Время — это мир, вечность — это Бог; горизонтальное — это мир, вертикальное — это Бог. Оба они встречаются в одной точке — там, где распят Иисус. Они встречаются, — горизонтальное и вертикальное, — в одной точке, и эта точка здесь и сейчас. И здесь и сейчас ты можешь совершить два путешествия: одно путешествие — в мир, в будущее;

другое путешествие — в Бога, в глубину.

Стань более и более осознанным, стань более и бо­лее бдительным и чувствительным к настоящему.

Что ты будешь делать? Как это может стать воз­можным? — потому что вы так крепко спите, что можете сделать сном и это. Вы можете сделать само это объектом мышления, мыслительного процесса. Вы може­те прийти по этому поводу в такое напряжение, что само оно не даст вам быть в настоящем. Если вы ду­маете слишком много о том, как быть в настоящем, это думание не поможет. Если вы чувствуете слишком мно­го вины... если иногда вы движетесь в прошлое — так и будет; это было такой долгой привычкой, а иногда вы начнете думать и о будущем — немедленно вы испыта­ете чувство вины, почувствуете, что снова совершили грех.

Не чувствуйте себя виноватыми. Поймите грех, но не чувствуйте себя виноватыми, — и это очень, очень тонко. Если ты чувствуешь себя виноватым, ты упустил всю суть. Теперь старый образец начинается в новой форме. Теперь ты чувствуешь себя виноватым, потому что упустил настоящее. Теперь ты думаешь о прошлом, потому что то настоящее — больше не настоящее; оно стало прошлым, и ты чувствуешь себя виноватым из-за него. Ты по-прежнему упускаешь.

Таким образом, помни одно: когда бы ты ни осознал, что ушел в прошлое или в будущее, не создавай из этого проблемы. Просто приди в настоящее, не созда­вая никакой проблемы. Все в порядке! Просто верни осознанность. Ты упустишь миллионы раз; этого не случится прямо сейчас, немедленно. Это может слу­читься, но из-за тебя не случается. Эта модель поведе­ния так укоренилась, что ты не можешь прямо сейчас ее изменить. Но не беспокойся, существование не то­ропится. Вечность может ждать вечно. Не делай из этого напряжения.

Каждый раз, когда ты чувствуешь, что упустил, вер­нись обратно, вот и все. Не чувствуй себя виноватым; это трюк ума, теперь он снова играет в игру. Не раска­ивайся: «Я снова забыл». Когда ты это понимаешь, тот­час же вернись к тому, что ты делаешь. Принимая ван­ну, вернись; принимая пищу, вернись; совершая прогул­ку, вернись в это. В то мгновение, когда ты чувствуешь, что ты не здесь и сейчас, вернись — просто, невинно. Не создавай чувства вины. Если ты испытываешь чув­ство вины, ты упустил суть. Есть грех, но нет никакой вины — но это для вас трудно. Если ты чувствуешь, что что-то неправильно, тотчас же ты чувствуешь себя виноватым. Ум очень, очень коварен. Если ты начинаешь чувствовать себя виноватым, игра началась снова — на новой почве, но игра остается старой. Ко мне приходят люди; они гово­рят: «Мы продолжаем забывать». Они так печальны, когда говорят: «Мы продолжаем забывать. Мы пытаем­ся, но помним лишь несколько секунд. Мы остаемся бдительными, помнящими себя, но потом снова теряем это — что делать?» Ничего не нужно делать! Суть вооб­ще не в том, чтобы что-то делать. Что ты можешь сде­лать? Единственное, что ты можешь сделать, — это не создавать чувства вины. Просто вернись.

Чем более ты возвращаешься... просто вспомни. Не с очень серьезным лицом, не с большим усилием — про­сто, невинно, не создавая из этого проблемы. Потому что у вечности нет проблем — все проблемы существуют на горизонтальном плане; эта проблема тоже существует на горизонтальном плане. Вертикальный план не знает никаких проблем. Это сущая радость, без всякой тревоги, без всякой тоски, без всякого беспокойства, без всякой вины, без ничего подобного. Будь простым и вернись.

Много раз ты упустишь, это нужно принять как долж­ное. Не беспокойся об этом; так и должно быть. Ты упу­стишь много раз, но суть не в этом. Не уделяй слишком много внимания тому факту, что ты много раз упускаешь, удели внимание тому факту, что ты много раз обретаешь заново. Помни это — ударение должно быть не на том, что ты много раз упустил, но на том, что ты много раз заново обрел вспоминание. Пусть это сделает тебя сча­стливым. То, что ты упускаешь, конечно, — так и должно быть. Ты человек, ты жил на горизонтальном плане мно­го, много жизней, и это так естественно. Красота в том, что много раз ты снова возвращался. Ты сделал невоз­можное; пусть это сделает тебя счастливым!

За двадцать четыре часа двадцать четыре тысячи раз ты упустишь, но двадцать четыре тысячи раз обретешь вновь. Начнет действовать новый режим. Столько раз ты снова возвращаешься домой; мало-помалу взрывается новое измерение. Более и бо­лее ты становишься способным оставаться в осознанности, ме­нее и менее ты будешь выпа­дать из нее и снова возвращать­ся. Отрезки выпадения из осо­знанности будут становиться меньше и меньше. Меньше и меньше ты будешь забывать, больше и больше помнить — ты входишь в вертикальное. Од­нажды горизонтальное внезап­но исчезает. Интенсивность приходит в осознанность, и го­ризонтальное исчезает.

Когда Шанкара, Веданта и индуисты называют этот мир иллюзорным, за этим стоит именно это. Потому что, когда осознанность становится совершенной, этот мир — мир, который ты создал из свое­го ума, — просто исчезает; перед тобой открывается другой мир. Майа исчезает, иллюзия исчезает — иллюзия сохра­нялась из-за твоего сна, из-за твоей бессознательности.

Это точно как сон. Ночью ты движешься в сны, и когда сон происходит, он реален. Ты когда-нибудь думал во сне: «Это невозможно»? Невозможное происходит во сне, но ты не можешь в нем усомниться. Во сне ты пребываешь в состоянии полной веры; во сне никто не бывает скептичным, даже Бертран Расселл. Нет, во сне каждый, как ребенок, доверяет всему, что бы ни происхо­дило. Ты видишь во сне, что приходит твоя жена — внезапно она превращается в лошадь. Ни на мгновение ты не говоришь: «Разве это бывает?»

Сон — это доверие, сон — это вера. Во сне ты не можешь сомневаться. Как только ты начинаешь сомне­ваться во сне, правила нарушены. Как только ты начи­наешь сомневаться, сон начинает исчезать. Если даже ты сможешь вспомнить, что сон — это сон, это внезап­ное потрясение разобьет сон, и ты проснешься.

Этот мир, который ты видишь вокруг себя, — не ре­альный мир. Не потому, что он не существует — он существует, но ты видишь его сквозь ширму сна. Между вами стоит бессознательное; ты смотришь на него, ты истолковываешь его по-своему; ты точно как пьяный.

Это случилось:

прибежал Мулла Насреддин. Он был совершенно пьян, и человек, который управлял лифтом, хотел уже закрыть дверь, но каким-то образом он пролез вовнутрь. Лифт был переполнен. Все поняли, что он очень пьян:

от него пахло алкоголем. Он попытался притвориться;

он повернулся к двери, но ничего не смог увидеть — его глаза были тоже пьяны и сонны. Кое-как он пытался стоять прямо, но и это было невозможно. Тогда он очень смутился, потому что все на него смотрели и думали, что он совершенно пьян; он это чувствовал. Не зная, что еще сделать, внезапно он сказал:

— Наверное, вам интересно, зачем я созвал это со­брание.

К утру он придет в норму. Он будет смеяться, как смеетесь вы...

Все будды смеялись, став пробужденными. Их смех подобен львиному рыку. Они смеются не над вами — они смеются над всей этой космической шуткой. Они жили в сновидении, во сне, совершенно опьяненные желанием, и из желания они смотрели на существова­ние. Тогда оно не было реальным существованием; они проецировали на него свой собственный сон.

Ты принимаешь все существование как экран, на который проецируешь свой собственный ум. Ты видишь вещи, которых нет, и не видишь вещей, которые есть. И у ума на все есть объяснение. Если появляется сомнение, ум все объясняет. Он создает теории, философии, сис­темы, просто чтобы успокоить себя тем, что все в по­рядке. Все философии существует лишь для того, чтобы сделать жизнь удобной, чтобы казалось, что все в поряд­ке, что все правильно, — но ничто не в порядке и не правильно, пока ты спишь.

Ко мне пришел один человек. Он был встревожен он отец прекрасной дочери. Он был очень обеспокоен; он сказал:

— Каждое утро она плохо себя чувствует, и я был у всех врачей, но они говорят, что ничего не нашли. Что

мне делать?

И я ему сказал:

— Пойди к Мулле Насреддину — он здесь самый мудрый парень, и он знает все, потому что я никогда не слышал, чтобы он сказал: «Я не знаю». Иди.

Он пошел. Я тоже последовал за ним, чтобы узнать, что скажет Мулла Насреддин. Насреддин закрыл глаза, обдумал проблему, потом открыл глаза и сказал:

— Ты даешь ей молоко, прежде чем уложить спать?

— Да! — сказал этот человек.

Насреддин сказал:

— Я понял, в чем проблема: если ты даешь ребенку молоко перед сном, ребенок во сне ворочается, и из-за этого молоко скисает и превращается в простоквашу. Затем простокваша становится сыром, сыр становится маслом, масло становится сахаром, сахар становится ал­коголем — и конечно, утром у нее похмелье.

Именно в этом и состоят все философии: те или другие объяснения; какие-то объяснения вещам, кото­рые нельзя объяснить, попытка притвориться, что ты зна­ешь что-то, чего не знаешь. Но это делает жизнь удоб­ной. Ты можешь лучше спать; это похоже на транкви­лизатор.

Помните, вот разница между религиозностью и фи­лософией: философия — это транквилизатор, религиоз­ность — это шок; философия помогает тебе хорошо спать, религиозность — выводит из сна. Религиозность — это не философия, это техника, чтобы вывести тебя из твоей бессознательности. А все философии — это техники, чтобы помочь тебе хорошо спать; они дают тебе сны,

утопии.

Религиозность отнимает у тебя все сны и утопии

Религиозность приводит тебя к истин

Поиск по сайту: