Религия Эстетического типа

Внутренний сад или замечания об Эстетическом типе.

В рамках этой небольшой заметки я не собираюсь давать типу эстетика сколь либо внятное и четкое научное определение. Я не собираюсь синтезировать, только анализировать, делать наблюдения и размышлять над увиденным. На мой взгляд, такой подход наиболее соответствует букве и духу эстетика, а значит, писать о нем стоит именно в таком ключе. «Определить, значит ограничить» – эти слова вложил в уста эстетика лорда Генри служитель культа красоты Оскар Уайльд. Так и следует поступить.

Эстетик как тип.

Тип Эстетика совершенно трагичен. Эстетик – это разочарованный рыцарь средневековых легенд. Эстетик – это мечтатель, чьи грезы были растоптаны миром, это Поэт, в высшем смысле этого слова, чьи хрустальные дворцы оказались погребены под дымом фабрик и заводов Нового Времени.

Эстетик, безусловно, тип модерна. Он возникает в 19 веке, и его высшей точкой (во всяком случае, до некоторых пор, но об этом в другой раз) оказывается Денди. Два главных чувства денди: разочарование и ирония проистекают как раз из принципиальной, онтологической несовместимости между внутренним миром эстетика и внешним миром человеческого общества. Взращенный в почтении к рыцарским идеалам, пылкий поэт оказывается в ситуации тотального непонимания окружающего мира. Он жаждет проявить в реальность свою грезу, но внешний мир и культура эпохи Нового Времени не понимают его. Это непонимание порождает экзистенциальный разрыв, раскол души и личности Эстетика.

С одной стороны, его душа принадлежит старому миру, миру пре-модерна (или, даже крипто-времени, ибо душа эстетика питается легендой, но не историей), а, с другой стороны, – культура и биологизация, материализация человеческой жизни и его собственной в том числе.

Такой дуализм, корни которого можно, впрочем, искать еще в раннехристианских доктринах, приводит к тому, что Эстетик становится максимально динамичным, непостоянным, порывистым. Эстетик – это высшее выражение фаустианского типа, а Фауст, безусловно, одно из наиточнейших описаний типа эстетического.

Религия Эстетического типа

Внутренний разрыв приводит так же к ностальгии по целостности, которая утеряна эстетиком. Он как никто переживает драму грехопадения, и Христос для многих эстетиков становится символом того, что обожествление тела и человеческого бытия возможно. Так рождается языческое христианство, которое заключается, с одной стороны, в подспудном ощущении греховности современного мира, в неудовлетворенности им и собой, а с другой – в богоборчестве, в жажде сбросить Бога на землю, обожествить Бытие, вернуть огонь Прометея обратно на землю. «Бог стал человеком, чтобы человек стал богом» – писал Афанасий Великий. Но этого не произошло, и чувство неудовлетворенности породило тип эстетика, который решил, что огонь следует забрать силой.

Богоборчество, в действительности, служит одним из важных моментов эстетического мировосприятия. Здесь можно вспомнить Ш. Бодлера, который писал «Литании к Сатане» и прекрасный стих «Авель и Каин»:

«Род Авеля! Твой труп пожрут

Земли дымящиеся недра;

Род Каина! за гнет и труд

Твой враг тебе заплатит щедро!

Род Авеля! в последний миг

Что меч, коль вкруг рогатин много?

Род Каина небес достиг

И наземь низвергает Бога!»

Можно с уверенностью считать Шарля Бодлера каинитом. «Проклятость» поэтов того периода заключается как раз в том, что они, оставаясь в рамках христианского мировосприятия, подспудно ощущая вину за первородный грех, осознавали себя не друзьями, не продолжателями дела божественного, но видели себя продолжателями дела дьявольского. Сатана обретает для эстетика черты мученика, пострадавшего так же, как страдает и человек. Сатана в разных его ипостасях начинает восприниматься как брат и соратник.

Так начинается нисхождение Эстетика в бездну, в ад собственной души. Здесь он подобен Орфею и Данте, ибо ищет он, как ни странно, именно Любовь и отдохновение. Он жаждет Прекрасной Дамы рыцарских легенд, потому как в душе все равно остается верен этому прекрасному образу, пусть его доспехи и стали вороными, а на щите уже не крест, а символы Люцифера.

Конечно, эстетик слишком ироничен и к себе и к другим, чтобы совершенно откровенно сознаться в этом, но в поэзии символистов и декадентов, в литературе ужаса ощущается безмерная, ностальгическая, по сути, жажда Света. Тьма, в которую погружена душа Эстетика, – это демоническая жажда Света. Эстетик походит здесь на Демона Лермонтова. Ненавидимый всеми, он не ищет ничего иного, кроме как спасения через женщину, которая его полюбит, несмотря на ад, что царит в его душе. Женщину, которая сможет выдержать то зло, что таится в его душе, которая никогда не отступится и обязательно спасет его. Эстетик жаждет света и спасения, но за неимением оного учится воспринимать свое страдание иначе – он начинает эстетизировать тьму и страдание. Будучи «не упокоенным» он, подобно Агасферу, вынужден скитаться по землям своего внутреннего мира, и от того разочарование делает его циничным. Ибо, как известно, циник – это разочарованный романтик.

Поиск по сайту: