О различии между глобализацией

И космополитизацией

Обрисовывая концептуальную топографию космополитической перспективы, следует различать глобализацию (или глобализм) и космополитизацию.

В общественном дискурсе модный политический термин ≪глобализация≫ в основном понимается как экономическая глобализация; в таком понимании он тесно связан с тем, что можно назвать ≪глобализмом≫ (Beck 2005). Глобализм отстаивает идею всемирного рынка, достоинства неолиберального экономического роста, полезность свободного трансграничного движения капитала, товаров и рабочей силы. Именно это подразумевают экономисты и

большая часть обывателей, говоря о ≪глобализации≫. Утверждают, будто в последние двадцать лет глобализация обеспечила экономический рост на всей планете, особенно в развивающихся странах, поскольку содействовала ≪дерегулированию≫ рынков в 1980-е годы. Даже противники глобализации зациклены на этой точке зрения, так как отстаивают и защищают власть автономного национального государства, которое было характерно для Первой, а не для Второй модернити. Космополитизацию, напротив, следует трактовать как процесс, имеющий множество аспектов. Он необратимо изменил историческую природу общественных миров и положение в них государств. Понимаемое таким образом распространение космополитизма включает развитие множества лояльностей, а также нарастание разнообразных транснациональных жизненных форм, появление негосударственных политических акторов (начиная с ≪Международной амнистии≫ и заканчивая Всемирной торговой организацией), оформление всемирных движений протеста против [неолиберального] глобализма и в поддержку космополитической глобализации. Люди проводят кампании, борясь за всемирное признание прав человека, право на труд, глобальную защиту окружающей среды, сокращение бедности и так далее. В этом смысле

наличествуют зачатки (пусть и искаженные) институционализированного космополитизма. Примером могут служить (в парадоксальной форме) и движение антиглобалистов, и Международный [уголовный] суд, и Организация Объединенных наций. Когда Совет Безопасности принимает резолюцию, она воспринимается так, как будто воплощает волю всего человечества. Правда, здесь могут возразить: не служит ли космополитизация всего лишь новым обозначением того, что прежде именовали глобализацией? Вся эта книга призвана дать отрицательный ответ

на данный вопрос. Предвосхищая дальнейшее изложение, укажем: справедливо именно обратное. Ведь в центр всеобщего внимания выходит не подлежащий сомнению факт: люди от Москвы до Парижа, от Рио-де-Жанейро до Токио уже погружены в реально существующие отношения взаимозависимости. Как производители и потребители они столь же способствуют интенсификации этих отношений, как и глобальные риски, являющиеся следствием их деятельности, но вторгающиеся в их повседневную жизнь. Если задаться вопросом об интеллектуальных предтечах космополитизации национальных обществ, вспоминаются Адам Смит, Алексис де Токвиль и Джон Дьюи, а также и такие немецкие мыслители классики, как Кант, Гете, Гердер, Гумбольдт, Ницше, Маркс и Зиммель. Все они оценивали эпоху модернити как период перехода от прежних условий относительно закрытых обществ к ≪универсальным эпохам≫ (≪universellen Epochen≫, по Гете) - перехода, который предполагал нарастание масштабов торговли и распространение принципов республиканизма. С точки зрения Канта и тем более Маркса, а также (в ином ракурсе) Адама Смита и Георга Зиммеля, растворение мелких территориальных общин и рост всемирной социальной и экономической

взаимозависимости (хотя еще не рисков) - это важная примета и даже закон мировой истории. Будучи поглощенными изучением длительных исторических периодов, они скептически относились к мысли будто государство и общество в их национально однородных проявлениях останутся высшей точкой мирового исторического процесса.

Опыт разграничения и взаимозависимости со временем воплотился и укрепился в формах повседневного космополитизма, который напоминает бытовой национализм, характерный для Первой модернити (и находящий выражение, скажем, в размахивании национальными флагами). Небольшой пример, который красноречивее любого многотомника способен прояснить, в чем здесь суть, - современная одиссея ≪аутентичной≫ индийской кухни.

Если кто-то полагает, что торговая марка ≪индийского ресторана≫ подразумевает его происхождение из Индии, он серьезно ошибается; в самой Индии отсутствует традиция устраивать рестораны для публики. Британский социолог Сами Зубейда обратил внимание на то, что ≪индийский ресторан≫, как и ≪экзотические блюда≫, которые ныне превозносят и поглощают по всему миру, усматривая в них посланцев индийских традиций, - это изобретение бенгальцев, проживавших в Лондоне. На путях глобализации индийский ресторан и присущее ему меню в конце концов были экспортированы в Индию, что побудило индийцев и в домашних условиях готовить ≪индийские≫ блюда по лондонским рецептам. В результате случилось так, что сегодня ≪индийской≫ пищи можно отведать

даже в Индии, что подтверждает мифический характер ее

происхождения. Повседневный космополитизм проявляется повсюду и ежеминутно в том, что различия между ≪нами≫ и ≪ними≫ лишаются четкости как на национальном, так и на международном уровнях. Скромная, хорошо знакомая, провинциальная, с обозначенными пределами, наша устойчивая защитная раковина становится площадкой для игры универсальных эмоций; любая точка – будь то Манхэттен или Калининград, Мальме или Мюнхен – становится средоточием неожиданных встреч и переплетений или, в других случаях, анонимного сосуществования и частичного совпадения возможных миров и глобальных угроз. Все это требует, чтобы мы переосмыслили отношение между этими отдельными точками и всем миром.

Поиск по сайту: