Новобрахманское искусство Передней Индии

Семинар № 4

Вопрос № 1. Генезис индуистского храма.

С.721-732

Новобрахманское искусство Передней Индии

Новобрахманское искусство - наследственный преемник буд­дийского искусства Индии, которое оно стало постепенно вытес­нять с VIII столетия н. э. Все, что создано им собственной силой при дальнейшем развитии, было великолепно в области зодчества, но непривлекательно в ваянии и ничтожно в живописи. Новобрах­манское искусство - искусство, породившее те громадные храмы с колоссальными конусообразными или пирамидальными башнями, которые мы называем пагодами, и скульптурные изображения бес­численных, снова сошедших с небес богов и богинь, которые сво­им многоголовием и многоручием производят на нас впечатление чего-то чудовищного. По части живописи тем меньше можно при­знать в этом искусстве самостоятельного проявления жизни, что принадлежащие ему часто упоминаемые миниатюры обязаны сво­им происхождением лишь эпохе вторжения в брахманский мир му­сульманства с его влиянием.

Составная часть новобрахманского искусства - также искусст­во секты Джаина, достигшее высшего процветания после вытесне­ния буддизма, благодаря тому что эта секта сумела примирить основные буддийские воззрения с признанием всего брахманского Олимпа богов и полубогов. Однако попытка выделить из средне­векового североиндийского искусства особое искусство Джаины до сих пор не имела успеха равно как и старание распознавать различные архитектурные стили в храмах различных брахманских богов, из которых Вишну и Шиве воздвигались храму чаще, чем Брахме.

Прежде всего брахманские художники переняла от буддийских пещерные сооружения, причем пере­стали закруглять их заднюю сторону для того, чтобы заменять куполообразные дагобы четырехугольными свя­тилищами. Они наделяла свои устроенные в скалах храмы всякого рода архитектурными и пластичес­кими украшениями гораздо обильнее и роскошнее, чем делали это буддийские художники; подпоры потолка получили у них большую массивность и более тяжелые формы, причем четырегранные стержни столбов иногда уже на половине своей высоты переходили в широкую подушку. Этим архитекторы­ сильно и фантастично выражали, что столбы несут на себе тяжесть целой горы.

Знаменитейшие из брахманских пещерных храмов находятся на острове Элефанта, близ Бомбея, в Эллоре и Бадами, в западном хребте Индийских гор, и в Магавеллипуре, к югу от Мадраса. Здесь; брахманская пещерная архитектура сделала очень смелый шаг, начав не только выдалбливать в глубину скалы, но и обрабатывать их с внешней стороны так, что получалось подобие зданий, стоящих под открытым небом. Монолитные храмы, иссеченные из целой скалы, таким образом можно считать настоящими произведениями ландшафтной архитектуры. Важнейшие сооружения это го рода - пять знаменитых монолитных храмов на морском берегу в Магавеллипуре и еще более знаменитая Каиласа в Эллоре (рис. 565). Упомянутые пять храмов высечены из свободно лежащих утесов; внутреннее убранство их никогда не было закончено; Каиласа же, отделанная и внутри, вырублена из склона горы таким образом, что стоит совершенно отдельно, как бы в громадном ящике без крышки, отделяясь от его стенок коридорами высотой 30 метров. Соседние скалы изрыты гротами и галереями, к ним ведут мосты, коридоры местами расширяются и образуют дворы. Все наружные и внутренние стены четырехугольных частей этого замечательного сооружения, имеющих плоские, но ступенчатые крыши, разделены на компартименты пилястрами и нишами и украшены фигурами богов и животных различной величины и в разнообразной группировке. Всюду выражается культ Шивы и Вишну, которым было посвящено это чудо света, большие части которого появились в VIII в. н. э.

Каким образом от простых буддийских пещерных храмов, замыкавшихся полукружием, произошли свободно стоящие храмы, о том лучше и нагляднее всего дают понятие планы небольших храмов в Аивулли и Питтадкуле в Западной Индии (рис. 566 и 567). Первый из них, который может быть отнесен к VII столетию н. э., несмотря на свою внешнюю колоннаду и на целлу внутри вместо дагобы, еще довольно близко напоминает в отношении плана под­земный храм в Карли, а второй, сооруженный, быть может, веком или двумя позже, представляет уже четырехугольный план, квад­ратную целлу и колоннаду позднейших больших брахманских хра­мов. Здесь над целлой, как бывало потом везде, уже возвышается на четырехугольном основании огромная башня, которая на юге полуострова принимает вообще форму высокой много­уступчатой пирамиды по образцу североиндийской древне-.буддийской башни в Будда-Гайе, на севере же имеет слегка Сриволинейный, клинообразный или конический свод, а сна­ружи суживается к закругленной верхушке, образуя также легкую кривизну. О форме этих конусообразных башен мо­жет дать понятие разрез так называемой черной пагоды в Конараке в Ориссе (рис. 568). На этом рисунке видна одна из особенностей всех чисто индийских арок, сводов и купо­лов, а именно сооружение их из горизонтальных рядов камня, выдвигающихся внутрь один над другим. Индийцы почти Совершенно пренебрегали кладкой арок и сводов из концентрически расположенных клиновидно отесанных камней даже после того, как магометане принесли с собой в Индию этот способ постройки своих куполов. Но естественным последствием горизонтальности кровель и кладки сводов было преобладание горизонтальных линий в расчленении внешности индийских башен и куполов: быть может, даже расширение капителей колонн консолевидными приставками находится в связи с этим строительным приемом.

При дальнейшем развитии индийской архитектуры простая пагода с целлой и нефом подвергается разнообразным видоизменениям. Различные святилища или капеллы соединяются в одно целое, количество башен и куполов увеличивается, помещения для пилигримов (чулътри) становятся неотъемлемой принадлежностью больших храмов; появляются громадные залы с колоннами, священные пруды, и дворы окружаются колоннадами. Четырехугольник, образуемый стенами святилища, становится слишком тесен: вокруг него сооружается второй четырехугольник, более значительного размера, вокруг второго - третий, а иногда и четвертый вокруг третьего. Но входы во всех этих стенах делаются постоянно в виде роскошно орнаментированных ворот, причем над каждыми воротами - особенно в Южной Индии - высится одна из огромных, уступчато-пирамидальных башен, придающих всему сооружению своеобразное великолепие.

Индийская архитектура не терпит голых, ничем не занятых по­верхностей стен. Они разбиваются на части выступами и впадина­ми как снаружи, так и внутри зданий, заслоняются пилястрами, оживляются нишами или же покрываются сплошь орнаментами, то заимствуемыми у ювелирного искусства и напоминающими фи­лигранную работу, то состоящими из частей растений, которые переходят в игру линий, то представляющими в изобилии пласти­ческие изображения людей и животных. В колоннах и пилястрах наблюдается также бесконечное разнообразие фантастических форм. Но и здесь все имеет известное значение. Чем глубже всмат­риваются исследователи в архитектурные памятники Индии, тем больше света вносится в ее первобытные художественные дебри. В настоящее время уже едва ли кто-либо из серьезных исследова­телей повторит сказанное Риттером в «Землеведении», изданном в 50-х гг. XIX в.: «Природа и искусство, меры людей, рвотных, богов и растений, являются здесь в состо­янии еще зачаточного хаоса».

Храмы в местности Орисса на северо-востоке по­луострова, простые по плану, приземистые и массив­ные, сложены из искусно отесанного песчаника без цементной смазки, причем, однако, отдельные их час­ти связаны железными скрепами. Над святилищем и входными галереями высятся конусообразные башни, кверху суживающиеся, но с выпуклым очертанием и плоской надставкой на вершине. Формы пластичес­кой орнаментации этих сооружений крайне разнооб­разны. Трудно представить себе что-либо более ха­рактерное для манерной, мягкой, чересчур свободной обработки форм в индийской скульптуре, чем жен­ская статуя, происходящая из храма в Бхубанешваре и находившаяся у Ле-Бона, в Париже (рис. 569). Зна­менитейшие из храмов Ориссы находятся, кроме Бхубанешвара (VI, VII и Х вв.), в Конараке (X в.) и Джаггернауте (XII в.).

На северо-западе Индии храмы нередко имеют кро­ме таких же конусообразных башен еще плоские купола, сложенные из горизонтальных рядов камня по способу, о котором мы говорили; но главное их отличие от храмов северо­восточной части полуострова состоит в изобилии колонн и пилястр. В храмах в Кхаджурахо и Гвалиоре Х и XII столетий стены даже прорезаны колоннадами, дающими обильный доступ свету и воз­духу. Особенно оживлены колоннами в своих внутренних поме­щениях и на дворах беломраморные джаинские храмы на горе Абу, относящиеся к XI и XII столетиям. Пластические украшения их стен, потолков, пилястр и колонн поражают такой декоративной роскошью, с которой едва ли может сравниться роскошь велико­лепнейших готических произведений этого рода: получается впе­чатление окаменевшей ювелирной работы, наложенной на окаме­невшую столярную.

Особый характер приняла индийская архитектура в сердце Де­кана, в области древних князей Чалукья. В этом чалукийском стиле, как его называл Фергюссон, над центральной целлой хра­ма, имеющей звездообразную форму в плане, возвышается только одна, также звездообразная уступчатая пирамида, обычно увенчанная стилизованным цветком или вазой. Роскошные пластические украшения покрывают собой храм. Среди них особенно резко выделяются полосы фриза, украшенные рядами животных и окружающиеся горизонтальными рядами весь храм начиная с цоколя. Нижний фриз всегда представляет слонов, второй - львов, третий - коней и т. д.; иногда выше всех этих горизонтальных рядов животных, как, например, в знаменитом храме в Халебиде, идет более широкая полоса, разделенная на части в вертикальном на правлении нишами, из которых в каждой помещено по статуе бога. Роскошнейшие из храмов этого рода, к которым надо причислить и Халебидский храм (рис. 570), находятся в провинции Май­сура (Мисора) и сооружены между 1000 и 1300 гг. н. э.

Архитектура индийских пагод в некотором отношении всего великолепнее развилась на собственно дравидийском, или туранском, юге полуострова. Дравидийский стиль играет главную роль в новобрахманском искусстве Индии: в нем распространены высо­кие четырехгранные пирамидальные башни, состоящие из многих постепенно уменьшающихся ярусов; они встречаются здесь в боль­шем числе над порталами, чем над целлами храмов. Именно этому стилю принадлежат знаменитые большие храмы, состоящие из ряда четырехугольных оград, снаружи все более и более увеличиваю­щихся, что свидетельствует о постепенном разрастании святилищ; именно здесь залы для пилигримов (чультри) превращаются в громадные открытые помещения - в так называемые тысячеколонные галереи, которые иногда находятся в связи с прудами и явлены целым лесом колонн крайне фантастических форм особенность богатой пластической орнаментации этих храмов представляют стоящие на задних лапах и поддерживающие карнизы наподобие кариатид фигуры слонов, львов и коней, которые иногда, например, в Веллорском храме, служат каждая фустом колонны, иногда же, как, например, в большой Мадурайской паго­де поставлены понескольку одна над другой у одной и той же пилястры в тех искаженных обликах, которые они получили в древнеиндийском животном эпосе. Чаще всего встречаются го­товые прыгнуть львы, но нередко и всадники на конях, подняв­шихся на дыбы; наконец, промежутки между пилястрами занимают целые охотничьи сцены, как это мы видим в большой Сирингамской пагоде (рис. 571).

С Х до XV столетия строился храм в Чидамбараме, с XIV по XV в. - большая пагода в Танджавуре (рис. 572, а), с XIV по XVIII в. - большая пагода в Мадураи. Самый обширный из этих храмов, вышеупомянутая большая пагода в Сирингаме, на кото­рой высится 14-15 массивных надворотных башен, относится к XVII и XVIII столетиям.

Индийская архитектура дворцов в новобрахманском тысяче­летии выступает вперед несколько заметнее, чем раньше. Самая роскошная из северных царс­ких резиденций, принадлежа­щая XVI столетию, сохрани­лась в Гвалиоре. Гладкие стены этого дворца, облицованные глазурованным кафелем пер­сидского происхождения, рас­членены стоящими в равном расстоянии друг от друга высо­кими круглыми башнями с не­большими куполами. Напротив того, дворцы Южной Индии, каковы, например, Мадурайский и Танджавурский, принад­лежащие позднейшим столети­ям, при всей своей роскоши, выстроены уже не в индийском каменно-балочном стиле, а в магометанском сводчатом.

С новобрахманской скульптурой в ее связи с индийской архитектурой той же эпохи мы уже знакомы. Даже идолов нельзя пред­ставить себе отдельно от окружающей их обстановки. Изображения брахманских богов с четырьмя, с шестью и даже с восемью руками, как, например, в одном горельефе из Эллоры (б), вслед­ствие своей чудовищности уже в рельефе производят тяжелое впе­чатление, а в круглой пластике и совсем невыносимы. Свободная индийская пластика ограничивается главным образом производ­ством мелких изваянии, причем повторяет одни и те же примитивные типы, как это доказывают, между прочим, нередко встречаю­щиеся статуэтки древней богини красоты Шри, являющейся снова в брахманском Пантеоне в лице Лакшми и которая, получая раз­ный вид и различные имена, отличается всегда одними и теми же признаками - преувеличенностью особенностей форм женского те­лосложения, одинаковым жеманством позы и избытком золотых ювелирных украшений.

По всему складу жизни индийцев можно заключить, что они издревле были искусны в художественно-ремесленных производ­ствах. Указания на это встречаются еще в их древних поэмах. Но потом во многих отраслях прикладного искусства персидское и арабское влияние исказили чисто индийские формы до неузнавае­мости. Почти только одни металлические работы могут быть пред­метом рассмотрения в истории национального индийского искус­ства.

Железная колонна древнего персидско-индийского стиля, стоящая на дворе мечети Кутаб в Старом Дели, приписывается IV в. н. э. Одно ее существование доказывает, что индийцы умели раньше европейцев ковать куски железа значительных размеров. В Лон­донском индийском музее хранится медная ваза, на шарообразной поверхности которой тянется выгравированное вокруг него изоб­ражение торжественного шествия принца Гаутамы, прежде неже­ли он сделался Буддой (см. рис. 564, г); и по месту своего нахожде­ния, и по стилю этот сосуд должен быть отнесен к более позднему времени, чем III в. н. э. Данный рисунок представляет собой одно из важнейших произведений древнебуддийского искусства, какими мы только обладаем. Золотая рака из Кабула, украшенная статуя­ми святых между нишами с приподнятыми циркульными арками, находящаяся в Соут-Кенсингтонском индийском музее, принадле­жит, может быть, более ранней поре; но она характерный памят­ник римско-буддийского искусства Гандхары.

К позднейшему времени относятся индийские металлические изделия, доныне пользующиеся славой в пределах своей родины. Известные сосуды для воды с длинными горлышками из Кашмира и Лакнау (Лукнова), покрытые золочеными орнаментами на серебряном фоне, приписываются монгольской технике. Серебряные изделия Южной Индии, украшенные выбивными рельефными изображениями богов и чудовищ,- по-видимому туземного происхождения. Но гораздо более распространено было в Индии искусство украшать стальные и железные изделия золотой и серебря­ной инкрустацией, или «дамаскировать» их, то есть вставлять в железо золото или серебро в виде пластинок или проволоки. Эта техника, так назы­ваемая бидри, была доведена в Пятиречье (Пенд­жабе) до высшей степени совершенства, как о том можно судить по сосуду с серебряной проволоч­ной выкладкой (рис. 573); но великолепные образ­цы работ этого рода встречались кое-где и на юге. Эмалированно, покрытие металла цветной глазу­рью, практиковалось в Индии также сотни лет тому назад. Лагор, Лукнов, Бенарес производят знаменитые эмалированные чаши, но уже в мусульманско-индийском вкусе.

С производством в Индии ювелирных украшений знакомят нас многочисленные их образцы, встречаемые еще в древнейшей ин­дийской пластике. Уже в ней находим мы украшения для ушей и носа, браслеты для рук и ног и нарядные, составленные из цепочек и щита с гримасничающей физиономией шейные и нагрудные под­вески для женщин. О постоянстве индийской традиции свидетель­ствует то обстоятельство, что украшения этого рода, исполненные в старинном вкусе, до сего времени выделываются в некоторыхместностях Индии, мало затронутых европейской цивилизацией. Филигранное производство в Индии, одна из наиболее распростра­ненных в ней отраслей прикладного искусства, появилось несколь­ко позже. Мастера, изготовляющие серебряные филигранные вещи» не только служащие собственно для украшения, но и такие, как, например, табакерки, чашки и разная утварь, существуют доныне почти в каждой индийской деревне.

Определить общий характер индийской орнаментики не совсем легко. Вначале мы находим в ней мотивы, очевидно заимствован­ные от деревянных построек и плетневых оград; к этим мотивам присоединяются потом мотивы, свойственные золотых дел масте­рам. Одновременно с этим завоевывают себе место занесенные извне стилизованные линейные и растительные орнаменты великих западных искусств. Вместе с тем как самостоятельное явление арийского севера Индии возникает целый ряд полных жизни форм, взятых из местной флоры, но только приведенных в плоскость с тонким чувством природы и большим чувством стиля. И здесь ря­дом со священным цветком лотоса являются цветы и листья дру­гих растений; с ними переплетаются фигуры животных - тигров, слонов и антилоп, павлинов и других птиц, - реже человеческие фигуры. Орнаментика дравидийского юга трактует цветы несколь­ко схематичнее и местных животных чаще заменяет стилизован­ными сказочными чудовищами. В развитом индийском монументаль­ном декоративном искусстве архитектурные мотивы и фигурная пластика преобладают до такой степени, что настоящие орнаменты при первом взгляде почти исчезают под их тяжестью. Но при бли­жайшем рассмотрении мы находим, что и здесь главную роль иг­рают животные и растительные мотивы, приспособленные к деко­ративной цели. Даже ряды слонов, львов, лошадей, быков и птиц, наполняющие собой целые фризы, производят, каково бы ни было их символическое значение, впечатление прежде всего животной орнаментики; и растительная орнаментика соединяется здесь, как и в западном искусстве, которое, вероятно, и влияло на нее, с вол­нистыми лентами, образуя вьющиеся арабески, полные стильной красоты. В отношении украшений на произведениях позднейшей художественной промышленности Индии надо остерегаться, что­бы не принимать арабско-персидские формы за индийские. Но в конце концов известное тропически пылкое и все-таки закономер­ное чувство стиля связало между собой на почве индийской орна­ментики самые разнообразные элементы, составив таким образом целое, которое производит впечатление единства.

Если мы будем и после этого считать, что индийское искусство с самого начала заимствовало из соседних с ним художественных миров массу декоративных частностей, то при ретроспективном взгляде на него мы не впадем в заблуждение относительно нацио­нального содержания буддийского и брахманского искусства Ин­дии. Не только никто не станет искать чужеземные образцы для индийской ступы, индийского пещерного или монолитного храма, для какой-либо индийской пагоды во всей ее совокупности, во и почти всякая взятая наугад отдельная индийская статуя, по всему характеру своей пластики, окажется индийской с головы до пят - даже индийские орнаменты, рассматриваемые в своей совокупности, преисполнены чисто индийской оригинальности. И что бы мы ни говорили об этом искусстве Передней Индии, нельзя не при­знать, что в раннюю пору средних веков были столетия, когда в Индостане процветало искусство более зрелое и более натуралистическое, чем в какой-либо другой стране.

Поиск по сайту: