Государственный обвинитель: проблема правового статуса
Н.А. ПОДОЛЬНЫЙ Н.А. Подольный, кандидат юридических наук, заведующий кафедрой правоведения Мордовского государственного университета. Довольно часто приходится сталкиваться с противоречием, порожденным существующей практикой деятельности государственных обвинителей, когда в своей речи, в прениях они крайне категоричны в оценках и выводах относительно виновности конкретных подсудимых, но в откровенной беседе выражают свои сомнения относительно собственных утверждений. Это вызывает довольно странное ощущение, обусловленное раздвоением образа этих людей, так как остается непонятным, - кто они есть на самом деле: бескомпромиссные ревнители того, что, по их мнению, является правосудием, или всепонимающие, способные сомневаться и прощать люди? Такая раздвоенность образа государственного обвинителя, который создается у стороннего человека, - это еще не проблема. Проблема в том, что сам государственный обвинитель начинает чувствовать некоторую раздвоенность своего положения, так как, несмотря на собственные убеждения, ему необходимо поддерживать выводы, содержащиеся в обвинительном заключении (ч. 5 ст. 246 УПК РФ). Причем с выводами этими он может и не соглашаться, но поддерживать их все равно должен - в силу своих обязанностей. Вот и получается, что обвинение не всегда поддерживается на должном уровне, без необходимой убежденности. Именно в этом кроется иногда причина того, что обвинение уступает по качеству защите и не может с нею конкурировать: ведь защитник убежден в своей правоте. Такое положение государственного обвинителя влечет за собой личностные изменения у людей, занимающих данные должности. Первоначально это ощущение дискомфорта, которое является постоянной причиной тревожности, преследующей этих людей. Затем люди постепенно привыкают к необычной ситуации, в которую их поставил законодатель и в которой они вынуждены постоянно пребывать. После этого они черствеют, то есть перестают эмоционально реагировать на большинство социальных раздражителей. Преступление для них становится не самим событием, а лишь описанием данного события в уголовном деле. Словом, в конечном счете происходит деформация личности, проявляющаяся в том, что человек, облеченный властью государственного обвинителя, начинает воспринимать судебный процесс, в котором он участвует, так, как будто смотрит на него со стороны, как бы через окно, позволяющее видеть, что происходит, но защищающее от эмоциональных встрясок, которые сопровождают происходящее. С одной стороны, такая деформация личности - своего рода защита от постоянных неблагоприятных социальных воздействий. Но с другой стороны, она мешает человеку правильно понять суть того обвинения, которое он поддерживает. Ведь для того, чтобы позиция была убедительной, нужно самому быть в ней уверенным. Именно это является причиной сильных адвокатских речей, но может сделать сильной и речь государственного обвинителя. Но можно ли прочувствовать все до каждой детали в том деле, по которому вел расследование, предъявлял обвинение, которое направлял в суд не ты? Все это делал кто-то другой, и именно этот другой вникал во все детали дела, которое в суде стал поддерживать государственный обвинитель. Конечно, вполне понятно, что и следователь, который вел дело и предъявлял обвинение, и прокурор, направивший дело в суд, и государственный обвинитель, отстаивающий в суде позицию обвинения, - все это представители единой государственной власти, от имени которой они выступают. Но это вовсе не значит, что все они едины в своих мнениях, взглядах, социальных позициях, - каждый из них имеет определенные пристрастия, особенности мировоззрения и психологические установки. Поэтому мнение этих людей по поводу одного и того же дела может быть разным. Обвинитель может сомневаться в правильности выводов о виновности конкретного лица, сделанных в ходе предварительного следствия другими должностными лицами. Но в силу того что он, так же как и эти должностные лица, представляет единую волю государства, вынужден высказывать и защищать не свое мнение, а мнение других должностных лиц. Именно это является не только фактором, ухудшающим качество государственного обвинения, но и фактором, способствующим деформации личности тех людей, которые поддерживают государственное обвинение. Кроме того, необходимо учитывать разницу в формировании опыта у следователя (того, кто производит дознание) и государственного обвинителя. Именно разница в формировании опыта порождает разницу во взглядах на судебную перспективу конкретного дела. Следователь, к сожалению, не в полной мере знаком со складывающейся на определенный момент судебной практикой рассмотрения конкретных уголовных дел и потому не всегда полностью осознает весь объем требований, которые предъявляет суд к таким делам. Яркой иллюстрацией этого факта являются результаты исследований, показавшие, что только 0,3% следователей милиции хотя бы один раз присутствовали на судебном заседании (за исключением тех случаев, когда их вызывали в качестве свидетелей). Именно поэтому представляется отнюдь не случайным высказывание, ставшее у следователей поговоркой: "Давай больше - суд разберется". Следователь, чтобы обезопасить себя, стремится предъявить более строгое обвинение, так как полагает, что тем самым предоставляет суду "свободу маневра", поскольку последний может изменить это обвинение на более мягкое без направления дела на дополнительное расследование (по УПК РСФСР 1960 г.) или без вынесения оправдательного приговора (в соответствии с УПК РФ 2001 г.). А как известно, направление дела на дополнительное расследование и оправдание обвиняемого рассматриваются следователем и его начальством не иначе как очевидным недостатком в работе. Такая позиция не соответствует ни действующему законодательству, ни сложившейся практике, но по-прежнему существует (видимо, в силу какой-то инерции сознания). Государственный обвинитель исходит из несколько иных посылок в своей деятельности. Он, не разделяя позицию следователя, понимает, что, ужесточая обвинение, следователь как бы создает иллюзию, в которую начинает верить сам и заставляет поверить других, - а это в некоторых случаях оборачивается оправдательным приговором в суде, что является грубым браком в работе. То есть обвинитель гораздо лучше понимает сложившуюся судебную практику, чем следователь или дознаватель, но, к сожалению, вынужден отстаивать в суде не свои взгляды на дело, а взгляды следователя, выраженные в обвинительном заключении. И в этом усматривается очевидное противоречие. Корректировка позиции, выработанной на предварительном следствии и выраженной в обвинительном заключении со стороны обвинителя до судебного заседания, действующим законодательством не предусмотрена. Прокурор же, как показывает практика, не всегда в состоянии это сделать, поскольку из-за большого объема делопроизводства не всегда имеет возможность детально вникнуть в каждое из уголовных дел, направляемых им в суд. По этой причине в суде появляются дела, с обвинительным заключением которых государственные обвинители не согласны, - и это приводит к парадоксальной ситуации, когда обвинителям приходится идти вопреки собственным убеждениям. В связи с этим становится понятным, что существующий порядок направления уголовного дела в суд не в полной мере соответствует требованиям, предъявляемым в настоящее время к правосудию. В частности, вполне очевидно, что нарушается конституционный принцип состязательности сторон (п. 3 ст. 123 Конституции РФ), поскольку позиция обвинителя является более слабой, чем позиция защитника. Решением данной проблемы могло бы быть изменение уголовно - процессуального законодательства, в соответствии с которым обвинительное заключение должно было бы направляться в суд не прокурором, а государственным обвинителем, то есть необходимо, чтобы направляло дело в суд то лицо, которое в последующем будет поддерживать по нему в суде обвинение. Это позволило бы, во-первых, не направлять в суд уголовные дела, не имеющие судебной перспективы, во-вторых, ужесточить надзор за органами предварительного расследования, приблизив его к требованиям судебной практики, и, в-третьих, существенно улучшить качество поддержания в суде государственного обвинения. Однако такое решение проблемы является слишком радикальным, так как требует пересмотра всей сложившейся системы деятельности прокуратуры. Более того, изменения приведут к обострению вопроса о необходимости выделения государственных обвинителей либо в самостоятельный орган, либо в орган при Генеральном прокуроре РФ. Пока что это вопрос дискуссий и, по-видимому, еще долго будет оставаться таковым. Представляется, что обозначенную проблему целесообразнее решить на уровне приказов Генерального прокурора РФ.
