О рассеянной и внимательной жизни

Сыны мира признают рассеянность невинною, а святые Отцы признают ее началом всех зол[129][129] .

Человек, преданный рассеянности, имеет о всех предметах, и самых важных, очень легкое, самое поверхностное понятие.

Рассеянный обыкновенно непостоянен: его сердечные ощущения лишены глубины и силы, а потому они непрочны и маловременны.

Как мотылек порхает с цветка на цветок: так и рассеянный человек переходит от одного земного удовольствия к другому, от одного суетного попечения к другому.

Рассеянный чужд любви к ближнему: равнодушно смотрит он на бедствие человеков, и легко возлагает на них бремена неудобоносимые.

Скорби сильно действуют на рассеянного, именно потому, что он не ожидает их. Он ожидает одних радостей.

Если скорбь сильна, но скоропреходяща: то рассеянный скоро забывает ее в шуме развлечений. Долговременная скорбь сокрушает его.

Рассеянность сама карает преданного ей: временем все прискучивает ему, – и он, как нестяжавший никаких основательных познаний и впечатлений, предается томительному, бесконечному унынию.

Рассеянность, столько вредная вообще, в особенности вредна в деле Божием, в деле спасения, требующем бдительности и внимания постоянных, напряженных.

Бдите и молитеся, да не внидете в напасть (Мф. 26:41), говорит спаситель ученикам Своим.

Всем глаголю: бдите (Мк. 13:37) , возвестил Он всему христианству: следовательно и современному нам.

Ведущий жизнь рассеянную, прямо противоречит заповедям Господа Иисуса Христа жизнью своею.

Все святые тщательно избегали рассеянности. Непрестанно, или по крайней мере, по возможности часто они сосредоточивались в себе, внимая движениям ума и сердца, и направляя их по завещанию Евангелия.

Навык внимать себе предохраняет от рассеянности и среди окружающего со всех сторон, шумящего развлечения. Внимательный пребывает в уединении, сам с собою, посреди многолюдства.

Изведав опытом пользу внимания и вред рассеянности, некоторый великий Отец сказал: “Без усиленной бдительности над собою невозможно успеть ни в одной добродетели”[130][130].

Безрассудно – провести краткую земную жизнь, данную над для приготовления к вечности, в одних земных занятиях, в удовлетворении мелочным, бесчисленным, неудовлетворимым прихотям и пожеланиям, ветрено перебегая от одного чувственного удовольствия к другому, забывая или воспоминая редко и поверхностно о неминуемой, величественной, и вместе грозной, вечности.

Дела Божии – это очевидно – должны быть изучаемы и рассматриваемы с величайшим благоговением и вниманием; иначе ни рассмотреть, ни познать их человек не может.

Великое дело Божие – сотворение человека, и потом, по падении его, обновление искуплением – должно быть подробно известным каждому христианину; без этого познания он не может знать и исполнять обязанностей христианина. Познание великого дела Божия не может быть приобретено при рассеянности!

Заповеди Христовы даны не только внешнему человеку, но, наиболее, внутреннему: они объемлют все помышления и чувствования человека, все тончайшие движения его. Соблюдать эти заповеди невозможно без постоянной бдительности и глубокого внимания. Бдительность и внимание невозможны при жизни рассеянной.

Грех и орудующий грехом диавол тонко вкрадываются в ум и сердце. Человек должен быть непрестанно на страже против невидимых врагов своих. Как он будет на этой страже, когда он предан рассеянности?

Рассеянный подобен дому без дверей и затворов: никакое сокровище не может быть сохранено в таком доме; он отверст для татей, разбойников и блудниц.

Рассеянная жизнь, наполненная житейскими попечениями, доставляет человеку дебелость, наравне с многоядением и многопитанием(Лк. 21:34). Такой человек прилеплен к земле, занят одним временным и суетным; служение Богу делается для рассеянного предметом посторонним; самая мысль об этом служении для него дика, полна мрака, невыносимо тягостна.

Внимательная жизнь ослабляет действие на человека телесных чувств, – изощряет, укрепляет, образует действие чувств душевных. Рассеянность, напротив того, усыпляет действие душевных чувств: она питается непрерывным действием чувств телесных.

Тщетно рассеянные приписывают невинность жизни рассеянной! Этим они обличают злокачественность недуга, их объемлющего. Их недуг так велик, так притупляет чувства души, что душа, болезнующая им, даже не ощущает своего бедственного состояния.

Желающие научиться вниманию, должны воспретить себе все пустые занятая.

Исполнение обязанностей частных и общественных не входит в состав рассеянности: рассеянность всегда соединена с праздностью, или с такими пустыми занятиями, которые безошибочно могут быть причислены к праздности.

3анятие полезное, в особенности занятие служебное, сопряженное с ответственностью, не препятствует к сохранению внимания к себе, – оно руководствует к такому вниманию. Тем более руководствуют ко вниманию монастырская послушания, когда они исполняются должным образом. Деятельность – необходимый путь к бдительности над собою, и этот путь предписывается святыми Отцами для всех, которые хотят научиться вниманию себе.

Внимание себе в глубоком уединении приносит драгоценные духовные плоды; но к нему способны только мужи зрелого духовного возраста, преуспевшие в подвиге благочестии, сперва научившиеся вниманию к деятельной жизни.

При деятельной жизни люди помогают человеку стяжать внимание, напоминая ему нарушения внимания. Подчиненность есть лучшее средство приучиться ко внимание: никто столько не научит человека внимать себе, как его строгий и благоразумный начальник.

При служебных твоих занятиях, посреди людей, не позволяй себе убивать время в пустословии и глупых шутках; при кабинетных занятиях, воспрети себе мечтательность: скоро изострится твоя совесть, начнет указывать тебе на всякое уклонение в рассеянность, как на нарушение евангельского Закона, даже как на нарушение благоразумия. Аминь.

О навыках

Навыки имеют силу, подобную естественным качествам: надо последователю Господа Иисуса Христа стяжать хорошие навыки, и уклониться от навыков дурных.

Юноша! будь благоразумен и предусмотрителен: в годы юности твоей обрати особенное внимание на приобретение хороших привычек: в летах зрелых и старости твоей возрадуешься о богатстве, приобретенном беструдно в лета юности.

Не сочти маловажным исполнение твоего пожелания, по-видимому самого ничтожного: каждое исполнение пожелания непременно полагает свое впечатление на душу. Впечатление может быть иногда очень сильным, и служит началом пагубного навыка.

Знал ли карточный игрок, прикасаясь в первый раз к картам, что игра будет его страстью? Знал ли подверженный недугу пьянства, выпивая первую рюмку, что он начинает самоубийство? Так называю этот несчастный навык, погубляющий и душу и тело.

Один неосторожный взгляд нередко наносит язву сердцу; несколько повторенных взглядов так углубляли эту язву, что она едва излечивалась многолетними молитвами, многолетним подвигом и плачем.

Воспитатели и наставники! Доставляйте юношеству хорошие навыки, отвлекайте его, как от великого бедствия, от привычек порочных.

Порочные навыки – как оковы на человеке: они лишают его нравственной свободы, насильно держать в смрадном болоте страстей.

Для погибели человека достаточно одного порочного навыка: он будет постоянно открывать вход в душу всем грехах и всем страстям.

Приучись быть скромным: не дозволяй себе никакой дерзости, даже не позволяй себе прикасаться к ближнему без крайней нужды, – и навык скромности сделает для тебя удобною великую добродетель целомудрия. Ближние твои, ощутив живущий в тебе залог скромности, будут пред тобою бездерзновенны, как бы благоговея пред благоуханием святыни.

Ничто так не потрясает целомудрия, как навык к дерзости, к свободному обращению, отвергшему уставы скромности.

Приучись быть воздержным в пище: воздержанием доставишь здравие и крепость телу, а уму особенную бодрость, столько нужную в деле спасения, очень полезную и при земных упражнениях.

Обжорливость – не что иное, как дурной навык, безрассудное, неудовлетворимое удовлетворение поврежденного злоупотреблением естественного желания.

Приучись к самой простой пище. Она, для привыкшего к ней, вкуснее самых изысканных снедей, – не говорю уже о том, сколько она их здоровее.

Какую свободу и нравственную силу доставляет человеку навык к простой пищи, навык невидимому столько ничтожный, материальный! При нем человек нуждается в самых малых издержках для стола, в самом малом времени и малых заботах для приготовления его. Если привыкший к простой пище – беден: то он не тяготится бедностью своею.

Тяжек переход от пышного и утонченного стола к простым яствам! Многих принудили обстоятельства к этому переходу, и многие, совершая его, утратили здоровье, даже поколебались нравственно. От этого бедствия охранил бы их благоразумный и благовременный навык к простой пище.

В особенности для желающего посвятить себя на служение Христу, навык к простой пище, можно сказать, бесценен по своим последствиям: он дозволяет избрать для жительства самое уединенное место, делает ненужными частые сношения с людьми, – таким образом, устраняя от всех причин к развлечению, доставляет возможность всецело предаться богомыслию и молитве.

Все святые очень заботились не только о навыке к умеренному употреблению пищи, но и о навыке к простой пище. Ежедневная пища Апостола Петра стоила несколько медных монет.

Ужасный порок – пьянство! Это – страсть, недуг, входящий в телосложение послаблением пожеланию, принимающий от навыка силу естественного качества.

Служителю Христову надо охраняться не только от пьянства, но и от привычки к многому употреблению вина, разгорячающего плоть и возбуждающего в ней скотские пожелания. Не упивайтейся вином, в немже есть блуд (Еф. 5:18), сказал Апостол. Дозволительно употребление вина в весьма малом количестве; кто ж не может ограничить себя умеренным употреблением, тот лучше сделает, если совершенно откажется от него.

Сказал Пимен Великий: “подвижнику всего нужнее трезвенный ум”(Достопамятные Сказания, о авве Пимене, гл. 135). Вино лишает человека способности сохранить ум в трезвении. Когда подвижник подвергнется действию вина, тогда приступают к ослабевшему и омрачившемуся уму его супостаты, и ум уже не в силах бороться с ними. Связанный действием вина, он увлекается в пропасть греховную! В одно мгновение погибают плоды долговременного подвига: потому что Дух Святой отступает от оскверненного грехом.. Вот почему сказал преподобный Исаия, египетский отшельник, что любящие вино никогда не сподобятся духовных дарований(Слово 17, главы 2 и 8): эти дарования, чтоб пребыть в человеке, требуют постоянной чистоты, возможной только при постоянной трезвенности.

Сребролюбие, вспыльчивость, надменность, наглость – злокачественные недуги души, образующиеся от пособления порочным влечениям падшего естества. Они усиливаются, созревают, порабощают себе человека при посредстве навыка.

Этому закону последует и плотское вожделение, не смотря на то, что оно естественно падшему человеку. Блажен тот юноша, который поймет при первом появлении в нем действий вожделения, что вожделению не должно предаваться, что должно обуздывать его законом Божиим и благоразумием. Вожделение, будучи обуздано при первых требованиях его, удобно покоряется уму, и проявляет требования уже слабее, действует как невольник, скованный цепями. Вожделение удовлетворяемое усиливает требования. Вожделение, которому разум передаст власть над человеком удовлетворением долговременным и постоянным, уже господствует, как тиран, и над телом и над душою, губит и тело и душу.

Вообще все страсти развиваются в человеке от послабления им; учащающееся послабление обращает наклонность в навык а навык делает страсть насильственным властелином над человеком. “Убойся злых навыков, сказал преподобный Исаак Сирский, более нежели бесов”(Слово 89).

Когда подействует в нас греховное пожелание, или влечение, надо отказать ему. В другой раз оно подействует уже слабее, а наконец и совсем утихнет. Но при удовлетворении его оно действует каждый раз с новою силою, как приобретающее более и более власти над произволением, наконец рождает навык.

Согрешения, которые мы привыкли совершать, нам кажутся легкими, как бы они ни были тяжки. Согрешение для души новое ужасает ее, и не скоро она решится совершить его.

Страсти – злые навыки; добродетели – навыки благие. Здесь говорится о страстях и добродетелях, приобретенных и усвоенных себе человеком при посредстве его деятельности, при посредстве его жительства. Иногда в писаниях Отеческих называются страстями различные свойства недуга, произведенного в нас падением, различные виды греховности, общей всем человекам; с этими страстями мы родимся; добродетелями называются естественные, природные, благие свойства человека. Такие страсти и такие добродетели не налагают никакой решительной печати на человека; налагает ее наклонность, усваиваемая произвольно, усваиваемая постоянным или частым удовлетворением ее, постоянным исполнением требований ее.

Слуга Христов должен быть как можно свободнее от худых навыков, чтоб они не возбранили ему шествие ко Христу. Он должен удаляться от навыков, не только прямо-греховных, но и от всех, приводящих ко греху, как-то от навыков к роскоши, к изнеженности, к рассеянности.

Иногда ничтожнейший навык связывает наши ноги, и оставляет нас на земле, между тем как мы должны бы быть на небе.

Юноша! повторяю тебе совет спасительный: доколе ты находишься в нравственной свободе, избегай злых навыков, как оков и темницы; приобретай навыки добрые, которыми хранится, утверждается, запечатлевается нравственная свобода.

Если ж кто в зрелом возрасте расположился служить Христу, и, но несчастью, стяжал уже много порочных навыков, или навыков к роскоши и изнеженности, которые обыкновенно содержать душу в состоянии расслабления: тот не должен предаваться унынию и двоедушию; он должен мужественно вступить в борьбу с злыми навыками. Победа над ними не невозможна, при Божией помощи.

Решительное произволение, осеняемое и укрепляемое благодатью Христовою, может победить самые закоснелые навыки.

Навык сначала жестоко противится тому, кто захочет свергнуть иго его, сначала представляется неодолимым; но, по времени, при постоянной борьбе с ним, при каждом неповиновении ему, становится слабееи слабее.

Если в продолжении борьбы случится тебе, по какому-нибудь неожиданному обстоятельству, быть побежденным, не смутись, не впади в безнадежие: снова начинай борьбу.

Насильственная борьба против порочных навыков вменяется Богом человеку в мученичество, и одержавши в этой борьбе победу венчается венцом исповедников, как подвизающийся ради Закона Христова.

Милосердый и всемогущий Господь принимает всякого приходящего к Нему, простирает десницу для поддержания немощи нашей. И потому хотя бы ты был весь в злых навыках, как в тяжких цепях, не отчаивайся в получении свободы. Вступи в невидимую брань, сражайся мужественно и постоянно, с великодушием переноси свои побеждения. По временам предоставляет Бог нас самим себе, чтоб мы познали опытом, как мы слабы в нашем одиночестве, и по причине этого познания неотступно держались Бога, Который Един может быть победителем греха в истинно произволяющих узреть в себе грех побежденным. Аминь.

Размышление о смерти

Удел всех человеков на земле, удел неизбежный ни для кого – смерть. Мы страшимся ее, как лютейшего врага, мы горько оплакиваем похищаемых ею, а проводим жизнь так, как бы смерти вовсе не было, как бы мы были вечны на земле.

Гроб мой! отчего я забываю тебя? Ты ждешь меня, ждешь, – и я наверно буду твоим жителем: отчего ж я тебя забываю, и веду себя так, как бы гроб был жребием только других человеков, отнюдь не моим?

Грех отнял и отнимает у меня познание и ощущение всякой истины: он похищает у меня, изглаждает из моей мысли воспоминание о смерти, об этом событии, столько для меня важном, осязательно-верном.

Чтоб помнить смерть, надо вести жизнь сообразно заповедям Христовым. Заповеди Христовы очищают ум и сердце, умерщвляют их для мира, оживляют для Христа: ум, отрешенный от земных пристрастия, начинает часто обращать взоры к таинственному переходу своему в вечность – к смерти; очищенное сердце начинает предчувствовать ее.

Отрешенные от мира ум и сердце стремятся в вечность. Возлюбив Христа, они неутолимо, жаждут предстать Ему, хотя и трепещут смертного часа, созерцая величие Божие и свои ничтожество и греховность. Смерть представляется для них вместе и подвигом страшным, и вожделенным избавлением из земного плена.

Если мы не способны желать смерти по хладности нашей к Христу и по любви к тлению: то, по крайней мере, будем употреблять воспоминание о смерти, как горькое врачевство против нашей греховности: потому что смертная память – так святые Отцы называют это воспоминание – усвоившись душе, рассекает дружбу ее с грехом, со всеми наслаждениями греховными.

Только тот, кто сроднился с мыслью о конце своем, сказал некоторый преподобный Отец, может положить конец грехам своим(св. Исаак Сирский, Слово 21)”. Поминай последняя твоя, говорит Писание, и во веки не согрешиши (Сир. 7:39).

Вставай с одра твоего, как воскресающий из мертвых; ложись на одр твой, как бы в гроб: сон есть изображение смерти, а темнота ночи – предвестница темноты могильной, после которой воссияет радостный для рабов Христовых и страшный для врагов Его свет воскресения.

Густым облаком, хотя оно состоит из одних тонких паров, закрывается свет солнца, – и телесными наслаждениями, рассеянностью, ничтожными попечениями земными закрывается от взоров души величественная вечность.

Тщетно сияет солнце с чистого неба для очей, пораженных слепотою, – и вечность как бы не существует для сердца, обладаемого пристрастием к земле, к ее великому, к ее славному, к ее сладостному.

Смерть грешников люта (Пс. 33:22): приходит к ним в то время, как они совсем не ожидают ее; приходит к ним, а они еще не сделали никакого приготовления ни к ней, ни к вечности, даже не стяжали никакого ясного понятия ни о том, ни о другом предмете. И восхищает смерть неготовых грешников с лица земли, на которой они лишь прогневляли Бога, передает их навечно в темницы ада.

Хочешь ли помнить смерть? Сохраняй строгую умеренность в пище, одежде, во всех домашних принадлежностях; наблюдай, чтоб предметы нужды не переходили в предметы роскоши, поучайся в Законе Божием день и ночь, или по возможности часто – и воспомнится тебе смерть. Воспоминание о ней соединится с потоками слез, с раскаянием во грехах, с намерением исправления, с усердными и многими молитвами.

Кто из человеков остался навсегда жить на земле? никто. И я пойду во след отцов, праотцов, братий и всех ближних моих. Тело мое уединится в мрачную могилу, а участь души моей покроется для оставшихся жителей земли непроницаемою таинственностью.

Поплачут о мне сродники и друзья; может быть поплачут горько; и потом – забудут. Так оплаканы и забыты бесчисленные тысячи человеков. Сочтены они, и помнятся одним всесовершенным Богом.

Едва я родился, едва я зачался, как смерть наложила на меня печать свою. “Он мой”, сказала она, и немедленно приготовила на меня косу. С самого начала бытия моего она замахивается этою косою. Ежеминутно я могу сделаться жертвою смерти! Были многие промахи; но верный взмах и удар – неминуемы.

С холодною улыбкою презрения смотрит смерть на земные дела человеческие. Зодчий строит колоссальное здание, живописец не кончил изящной картины своей, гений составил гигантские планы, хочет привести их в исполнение; приходит нежданная и неумолимая смерть, славного земли и все замыслы его повергает в ничтожество.

Пред одним рабом Христовым благоговеет суровая смерть побужденная Христом, она уважает только одну жизнь во Христе. Часто небесный вестник возвещает служителям Истины од скором переселении их в вечность и о блаженстве в ней. Приготовленные к смерти жизнью, утешаемые и свидетельством совести и обетованием Свыше, тихо, с улыбкою на устах, засыпают они продолжительным сном смертным.

Видел ли кто тело праведника, оставленное душою? Нет от него зловония, не страшно приближение к нему; при погребении его печаль растворена какою-то непостижимою радостью. Черты лица, застывшие такими, какими они изобразились в минуты исшествия души, иногда почивают в глубочайшем спокойствии, а иногда светит к них радость усладительных встречи и целования – конечно с Ангелами и с ликами святых, которые посылаются с неба за душами праведников.

Воспомнись мне смерть моя! приди ко мне горькое, но вполне справедливое и полезное воспоминание! отторгни меня от греха! наставь на путь Христов! Пусть от воспоминания о смерти расслабнут руки мои ко всякому пустому, суетному, греховному начинанию.

Воспомнись мне смерть моя! и убегут от меня пленяющие меня тщеславие и сластолюбие. Я устраню с трапезы моей дымящиеся роскошные брашна, сниму с себя одежды пышный, оденусь в одежды плача, заживо оплачу себя – нареченного мертвеца от рождения моего.

“Так! помяни и оплачь сам себя заживо, говорит память смертная: я пришла огорчить тебя благодетельно, и привела с собою сонм мыслей, самых душеполезных. Продай излишества твои, и цену их раздай нищим, предпошли на небо сокровища твои, по завещанию Спасителя: они встретят там своего владельца, усугубясь вторично. Пролей о себе горячие слезы и горячие молитвы. Кто с такою заботливостью и усердием помянет тебя после смерти, как ты сам можешь помянуть себя до смерти? Не вверяй спасения души твоей другим, когда сам можешь совершить это существенно необходимое для тебя дело! Зачем гоняться тебе за тлением, когда смерть непременно отнимет у тебя все тленное? Она – исполнительница велений всесвятого Бога: лишь услышит повеление, – устремляется с быстротою молнии к исполнению. Не устыдится она ни богача, ни вельможи, ни героя, ни гения, не пощадит ни юности, ни красоты, ни земного счастья: преселяет человека в вечность. И вступает смертью раб Божий в блаженство вечности, а враг Божий в вечную муку”.

“Воспоминание о смерти – дар Божий(Лествица, Слово 6)”, сказали Отцы: он дается исполнителю заповедей Христовых, чтоб усовершить его в святом подвиге покаяния и спасения.

Благодатная память смерти предшествуется собственным старанием воспоминать о смерти. Принуждай себя воспоминать часто смерть, уверяй себя в несомненной истине, что ты непременно, неизвестно когда, умрешь – и начнет приходить само собою, являться уму твоему воспоминание о смерти, воспоминание глубокое и сильное: оно будет поражать смертоносными ударами все твои греховные начинания.

Чужд этого духовного дара грехолюбец: он и на самых гробницах не престает предаваться греховным угождениям плоти, нисколько не помня о смерти, предстоящей ему лицом к лицу. Напротив того служитель Христов, и в великолепных чертогах, вспомнит ждущий его гроб, прольет о душе своей спасительнейшие слезы. Аминь.

Слава Богу!

Слава Богу! слава Богу! слава Богу! За все, что вижу в себе, во всех, во всем – слава Богу!

Что же вижу я в себе? – Вижу грех, грех непрестанный: вижу непрестанное нарушение святейших заповедей Бога, Создателя и Искупителя моего. И Бог мой видит грехи мои, видит их все, видит бесчисленность их. Когда я, человек, существо ограниченное, немощью подобное траве и цвету полевому, чище взгляну на грехи мои: то они наводят на меня ужас и количеством и качеством своим. Каковы же они пред очами Бога, всесвятого, всесовершенного?

И доселе долготерпеливо взирает Бог на мои преткновения! доселе не предает меня пагубе, давно заслуженной и призываемой! Не расступается под мною земля, не поглощает преступника, ее тяготящего! небо не низвергает своего пламени, не попаляет им нарушителя велений небесных! не выступают воды из своих хранилищ, не устремляются на грешника, грешащего явно пред всею тварью, не похищают, не погребают его в глубинах темных пропастей! Ад удерживается: не отдается ему жертва, которой он требует справедливо, на которую имеет неоспоримое право!

Благоговейно и со страхом смотрю на Бога, смотрящего на грехи мои, видящего их яснее, нежели как видит их совесть моя. Его чудное долготерпение приводит меня в удивление, в недоумение: благодарю, славословлю эту непостижимую Благость. Теряются во мне мысли; весь объемлюсь благодарением и славословием: благодарение и славословие вполне обладают мною, налагают благоговейное молчание на ум и сердце. Чувствовать, мыслить, произносить языком могу только одно: слава Богу!

Куда еще несешься, мысль моя? Смотри неуклонно на грехи мои, возбуждай во мне рыдание о них: мне нужно очищение горьким плачем, омовение слезами непрерывающимися. Не внемлет, летит – неудержимая – становится на необъятной высоте! Её полет подобен бегу молнии, когда молния касается в одно мгновение двух оконечностей небосклона. И встала мысль на высот духовного созерцания, оттуда смотрит на необычайное, обширнейшее зрелище, на картину живописнейшую, поразительнейшую. Пред нею – весь мир, все времена от сотворения до скончания мира, все события мира, и бывшие и настоящие, и будущие; пред нею судьбы каждого человека в многодробной их частности; над временами, общественными событиями и частными судьбами зрится Бог, Творец всех тварей и беспредельный их Владыка, все видящий, всем управляющий, всему предопределяющий свои цели, дающий свое назначение.

Бог допускает человека быть зрителем Своего управления. Но причины судеб, начала велений Божиих, ведомы единому Богу: кто уразуме ум Господень, или кто советник Ему бысть? (Рим. 11:34) И то, что допускается человек быть зрителем Бога в Его промысле, в Его управлении тварью, в судьбах Его, есть величайшее благо для человека, источающее для человека обильную душевную пользу.

Зрение Творца и Господа всех видимых и невидимых созданий облекает зрителя силою вышеестественною: с этим зрением соединено признание неограниченной власти всемогущего Царя твари над тварью. Власы главы нашей, власы столько ничтожные по немощному мнению человеков, изочтены у этой неограниченной, всеобъемлющей Премудрости и хранятся Ею(Мф. 10:30. Лк. 21:8). Тем более без мановения Ее не может совершиться никакого приключения, никакого переворота в жизни человеческой. Христианин, смотрящий неуклонно на промысл Божий, сохраняет среди лютейших злоключений постоянное мужество и непоколебимую твердость. Он говорит с святым Псалмопевцем и Пророком: Предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся (Пс. 15:8). Господь мне помощник: не убоюся никаких бед, не предамся унынию, не погружусь в глубокое море печали. За все – слава Богу!

Зрением промысла Божия внушается беспредельная покорность Богу. Окружат ли раба Божия отовсюду различные и многосплетенные скорби?–Так утешает он свое уязвленное сердце: “Все это видит Бог. Если б по причинам, Ему, премудрому, известным, скорби были мне не полезны и не нужны, то Он, всемогущий, отвратил бы их. Но Он не отвращает их: есть же Его всесвятая воля на то, чтоб оне угнетали меня. Драгоценна для меня эта воля, драгоценнее жизни! лучше умереть созданию, нежели отвергнуть волю Создателя! в этой воле – истинная жизнь! Кто умирает для исполнения воли Божией, тот вступает в большее развитие жизни. За все – слава Богу!”

От зрения промысла Божия образуются в душе глубокая кротость и неизменная любовь к ближнему, которых никакие ветры взволновать, возмутить не могут. Для такой души нет оскорблений, нет обид, нет злодеяний: вся тварь действует по повелению или попущению Творца; тварь – только слепое орудие. В такой душе раздается голос смирения, обвиняющий ее в бесчисленных согрешениях, оправдывающий ближних, как орудия правосудного промысла. Отрадно раздается этот голос среди страданий, приносит спокойствие, утешение; он тихо вещает: “Я приемлю достойное по делам моим. Лучше мне пострадать в кратковременной жизни, нежели вечно страдать в вечных муках ада. Грехи мои не могут быть ненаказанными: того требует правосудие Божие. В том, что они наказываются в краткой земной жизни, вижу неизреченное Божие милосердие”, Слава Богу!

Зрение промысла Божия хранить, растит веру в Бога. Видящий невидимую всемогущую Руку – правительницу мира, пребывает несмущенным при страшных бурях, мятущих житейское море: он верует, что быт гражданский, кормило Церкви, судьбы каждого человека держатся всемогущею и премудрою десницею Бога. Смотря на свирепые волны, на грозные бури, на мрачные тучи, он удовлетворяет и умиряет себя мыслью, что совершающееся видит Бог. Человеку – слабому созданию – прилична тихая, смиренная покорность, одно благоговейное познание, созерцание судеб Божиих. Да направляется все по предначертанным ему путям, к определенным Свыше целям! За все – слава Богу!

Пред видением Божественного промысла не устаивают не только временные скорби, но и те, который ожидают человека при вступлении его в вечность, за рубежом гроба. Их притупляет, уничтожает благодатное утешение, всегда нисходящее в душу, отрекшуюся от себя для покорности Богу. При самоотвержении, при преданности воле Божией, самая смерть не страшна: верный раб Христов предает свою душу и вечную участь в руки Христа, предает с твердою верою во Христа, с надеждою непоколебимою на Его благость и силу. Когда душа разлучится с телом, и дерзостно, нагло, приступят к ней ангелы отверженные, она своим самоотвержением поразит, обратить в бегство ангелов мрачных и злобных. “Возьмите, возьмите меня, мужественно скажет она им, ввергните в бездну тьмы и пламени, ввергните в бездну ада, если есть на то воля Бога моего, если последовало от Него такое на меня определение: легче лишиться сладостей рая, легче сносить пламень ада, нежели нарушить волю, определение великого Бога. Ему я отдалась, и отдаюсь! Он, а не вы, Судия моих немощей и согрешений! – Вы, и при безумном непокорстве вашем, только исполнители Его определений”. Содрогнутся, придут в недоумение слуги Миродержца, увидев самоотвержение мужественное, кроткую, полную преданность воле Божией! Отвергнув это блаженное повиновенье, они сделались из Ангелов светлых и благих темными и всезлобными демонами. Они отступят со стыдом, а душа невозбранно направит свое шествие туда, где ее сокровище – Боге(преподобный Иоанн Карпафийский. Глав. 25. Добротолюбие, ч. 4). Там будет она зреть лицом к лицу зримого здесь верою в промысле Его, и вечно возглашать слава Богу.

Слава Богу! Могущественные слова! Во время скорбных обстоятельств, когда обступят, окружат сердце помыслы сомнения, малодушия, неудовольствия, ропота, должно принудить себя к частому, неспешному, внимательному повторению слов: слава Богу! Кто с простотою сердца поверит предлагаемому здесь совету, и при встретившейся нужде, испытает его самым делом: тот узрит чудную силу славословия Бога; тот возрадуется о приобретении столь полезного, нового знания, возрадуется о приобретении оружия противу мысленных врагов, так сильного и удобного. От одного шума этих слов, произносимых при скоплении мрачных помыслов печали и уныния, от одного шума этих слов, произносимых с понуждением, как бы одними устами, как бы только на воздух, содрогаются, обращаются в бегство князи воздушные; развиваются, как прах от сильного ветра, все помышления мрачные; отступают тягость и скука от души; к ней приходят и в ней водворяется легкость, спокойствие, мир, утешение, радость. Слава Богу!

Слава Богу! Торжественные слова! слова – провозглашение победы! Слова – веселие для всех верных рабов Бога, страх и поражение для всех врагов Его, сокрушенье оружия их. Это оружие – грех; это оружие – плотский разум, падшая человеческая премудрость. Она возникла из падения, имеет начальною причиною своею грех, отвержена Богом, постоянно враждует на Бога, постоянно отвергается Богом. К уязвленному скорбью напрасно соберутся все премудрые земли; напрасно будут целить его врачевствами красноречия, философии; тщетен труд самого недугующего, если он захочет распутать многоплетенную сеть скорби усилиями собственного разума. Очень часто, почти всегда разум совершенно теряется в этой сети многоплетенной! часто видит он себя опутанным, заключенным со всех сторон! часто избавление, самое утешение кажутся уже невозможными! и гибнут многие под невыносимым гнетом лютой печали, гибнут от смертной язвы, язвы скорбной, не нашедши на земле никакого средства, довольно сильного, чтоб уврачевать эту язву. Земная премудрость представала со всеми средствами своими: все оказались бессильными, ничтожными. Пренебреги, возлюбленнейший брат, отверженною Богом! Отложи к стороне все оружия твоего его разума! Прими оружие, которое подается тебе буйством проповеди Христовой. Премудрость человеческая насмешливо улыбнется, увидя оружие, предлагаемое верою; падший разум, по своему свойству вражды на Бога, не замедлит представить умнейшие возражения, полные образованного скептицизма и иронии. Не обрати на них, на отверженных Богом, на врагов Божиих, никакого внимания. В скорби твоей начни произносить от души, повторять – вне всякого размышления –слова: слава Богу! Увидишь знамение, увидишь чудо: эти слова прогонят скорбь, призовут в сердце утешение, совершат то, чего не могли совершить разум разумных и премудрость премудрых земли. Посрамятся, посрамятся этот разум, эта премудрость, а ты, избавленный, исцеленный, верующий живою верою, доказанною тебе в тебе самом, будешь воссылать славу Богу!

Слава Богу! Многие из угодников Божиих любили часто повторять эти слова: они вкусили сокровенную в них силу. Святой Иоанн Златоуст, когда беседовал с духовными друзьями и братиями о каких-нибудь обстоятельствах, в особенности о скорбных, в основный камень, в основный догмат беседы, всегда полагал слова: за все слава Богу! По привычке своей, сохраненной Церковною историей для позднего потомства, он, ударяя вторым перстом правой руки по распростертой ладони левой[131][131] всегда начинал речь свою со слов: за все слава Богу!

Братия! Приучимся и мы к частому славословию Бога; будем прибегать к этому оружие при скорбях наших; непрестанным славословием Бога отразим, сотрем наших невидимых супостатов, особливо тех из них, которые стараются низложить нас печалью; малодушием, ропотом, отчаянием. Будем очищать себя слезами, молитвою, чтением Священного Писания и писаний Отеческих, чтоб соделаться зрителями промысла Божия, все видящего, всем владеющего, всем управляющего, все направляющего по неизследимым судьбам Своим к целям, известным единому Богу. Соделавшись зрителями Божественного управления, будем в благоговении, нерушимом сердечном мире, в полной покорности и твердой вере, удивляться величию непостижимого Бога, воссылать Ему славу ныне и в век века.

Достойно и праведно – созданию непрестанно славословить Тебя, Бога Создателя, извлекшего нас в бытие из ничтожества, по единой, бесконечной, непостижимой Твоей благости, украсившего нас красотою, славою Твоего образа и подобия, введшего нас в блаженство и наслаждение рая, для которых окончания не было назначено.

Чем воздали мы Благодетелю? Что принесла в благодарность Создателю персть, оживленная Им?

Мы согласились с врагом Твоим, с ангелом, возмутившимся против Бога, с начальником зла. Мы вняли словам хулы на Благодетеля: Создателя нашего, всесовершенную Благость мы решились подозревать в зависти.

Увы, какое омрачение! увы, какое падение ума! С высоты богозрения и богословия, мгновенно род наш, в праотце нашем, ниспадает в пропасть вечной смерти...

Первоначально пал сатана; светлый Ангел соделался темным демоном: не имев тела, он согрешил умом и словом. Вместо того, чтоб в непорочном веселии, с прочими святыми Ангелами, славословить Бога – Благодетеля, он возлюбил богохульство. Едва зачал мысль мрачную, смертоносную, едва осуществил ее пагубным словом, подобным злейшему яду, как потемнел, изменился, низвергся с несказанною быстротою из высокого Эдема на землю. О быстроте его падения свидетельствует предвечное слово: Видех, говорит Оно, сатану яко молнию с небесе спадша (Лк. 10:18).

Столько же быстрым было и падение человека, последовавшего ангелу падшему, начавшего свое падение с принятия мысли темной, богохульной, за которою последовало нарушение заповеди Божией. Это нарушение уже было предварено прикрытым презрением, отвержением Бога.

Увы, какое ослепление! какое страшное согрешение! какое страшное падение! Пред этим согрешением, пред этим падением ничтожны наказания: изгнание из рая, снискание насущного хлеба в поте лица, болезнь чадорождения, возвращение в землю, из которой Творцом взято наше тело.

Но Ты, что творишь, Благость безмерная? Чем Ты воздаешь за воздаяние наше, которым мы воздали Тебе за первые Твои благодеяния? Чем воздаешь за преслушание Тебя, за неверие к Тебе, за принято ужасной хулы на Тебя – на Тебя, Который – Само-Благость, Само-Совершенство?

Ты воздаешь новыми благодеяниями, большими первых. Одним из Божественных Лиц Твоих приемлешь человечество; – приемлешь, кроме греха, все немощи наши, которые прилепились к естеству человеческому после падения его. Ты являешься очам нашим, прикрыв невыносимую славу Божества человеческою плотью; будучи Словом Божиим, вещаешь нам слово Божие в звуках слова человеческого. Сила Твоя – сила Бога. Кротость Твоя – кротость агнца. Имя Твое – имя человека. Это всесвятое Имя вращает небом и землею. Как утешительно и величественно звучит имя Твое! Оно, когда входит в слух, когда выходит из уст, входит и выходит, как бесценное сокровище, бесценное перло! Иисус Христос! Ты – Господь человеков, и человек. Как чудно, изящно соединил Ты Божество с человечеством! как чудно Ты действуешь! Ты – и Бог, и человек! Ты – и Владыка, и раб(Лк. 14:17, объяснение блаженного Феофилакта)! Ты – и Жрец, и Жертва! Ты – и Спаситель, и грядущий нелицеприятный Судия вселенной! И целишь Ты все недуги! И посещаешь, приемлешь грешников! И воскрешаешь мертвых! И повелеваешь водам моря, ветрам неба! И чудно вырастают хлебы в руках Твоих, дают тысячекратный урожай, – посеваются, жнутся, пекутся, преломляются в одно и тоже время, в одно мгновение! И алчешь Ты, чтоб нас избавить от глада! И жаждешь Ты, чтоб удалилась наша жажда! И путешествуешь по стране нашего изгнания с утруждением Себя, чтоб возвратить нам утраченное нами, спокойное, исполненное сладостей, небесное естество! И проливаешь пот Твой в саду Гефсиманском, чтоб мы перестали проливать пот наш в снискании хлеба для чрева, научились проливать его в молитвах для достойного причащения хлеба небесного. Произращенное нам проклятою землею терние, Ты приял на главу Твою; Ты увенчал, изъязвил тернием пресвятую главу Твою! Лишились мы райского Древа жизни и плода его, сообщавшего бессмертие вкушавшим; Ты, распростершись на древе крестном, соделался для нас плодом, дарующим жизнь вечную причастникам Своим. И плод жизни, и древо жизни явились на земле, в стране нашего изгнания. Этот плод и это древо превосходнее райских; те сообщали бессмертие, а эти сообщают бессмертие и Божество. Твоими страданиями Ты излил сладость в наши страдания. Мы отвергаем земные наслаждения, избираем в жребий свой страдания, лишь бы только соделаться причастниками Твоей сладости! Она, как предвкушение жизни вечной, сладостные и драгоценные временной жизни! Ты уснул сном смертным, который не мог удержать Тебя в вечном усыплении. Тебя – Бога! Ты восстал, и даровал нам возбуждение от этого сна, от лютого сна смертного, даровал блаженное и славное воскресение! Ты вознес обновленное естество наше на небо, посадил его одесную предвечного, Тебе совечного, Отца Твоего! Ты соделал Отца Твоего и нашим Отцом! Ты открыл нам путь к небу! Ты уготовал нам на небе обители. Ты руководишь к ним, приемлешь, упокоеваешь, утешаешь в них всех утружденных странников земных, веровавших в Тебя, призывавших святое имя Твое, творивших святые заповеди Твои, православно и благочестно служивших Тебе, несших крест Твой и пивших чашу Твою мужественно, с благодарением Тебе, с славословием Тебя!

Слава Тебе, Создатель несуществовавших! Слава Тебе, Искупитель и Спаситель падших и погибших! Слава Тебе, Бог и Господь наш! Даруй нам и на земле и на небе славословить, благословлять, восхвалять благость Твою! даруй нам откровенным лицом зреть страшную, неприступную, великолепную Славу Твою, вечно зреть Ее, поклоняться Ей, и блаженствовать в Ней. Аминь.

1846 год. Сергиева пустынь.

Сети миродержца

Под знамением святого креста веду вас, братия, на духовное зрелище. Руководителем нашим да будет великий в угодниках Божиих Антоний, пустынножитель египетский.

Он, по действию Божественного откровения, увидел некогда сети диавола, распростертые по всему миру для уловления человеков в погибель. Увидев, что этих сетей бесчисленное множество, с плачем вопросил он Господа: “Господи! кто же может миновать эти сети, и получить спасение(Патерик Скитский. – Преподобный авва Дорофей. Поучение 2)”?

Погружаюсь задумчиво в рассматривание сетей диавола. Они расставлены вне и внутри человека. Одна сеть близко присоединена к другой; в иных местах сети стоят в несколько рядов; в других сделаны широкие отверстия, но которые ведут к самым многочисленным изгибам сетей, избавление из которых кажется уже невозможным. Глядя на многокозненные сети, рыдаю горько! Невольно повторяется во мне вопрос блаженного пустынножителя: “Господи! кто же может избавиться этих сетей”?

Расставлены сети для ума моего в различных книгах именующих себя светом, а содержащих в себе учение тьмы, написанных под явным, или прикрытым влиянием мрачного и всезлобного миродержца, из источника – разума, поврежденного грехопадением, во лжи человечестей, в коварстве козней мщения (Еф. 4:14), по выражение Апостола, писателями, которые без ума дмятся от ума плоти своея (Кол. 2:18). Ближний мой, в любви к которому я должен искать спасения, соделывается для меня сетью, уловляющею меня в погибель, когда ум его уловлен сетями учения, мудрования лживых и льстивых. Мой собственный ум носит на себе печати падения, покрыт покрывалом мрака, заражен ядом лжи: сам он, обольщаемый миродержителем, расставляет для себя сети. Еще в раю стремился он неразборчиво и неосторожно к приобретению знания, для него гибельного, убийственного! По падении он сделался неразборчивее, опрометчивее: с дерзостью упивается чашею знания ядовитого, и тем решительно уничтожает в себе вкус и вожделение к Божественной чаше знания спасительного.

Для сердца моего сколько сетей! Вижу сети грубые и сети тонкие. Который из них назвать более опасными, более страшными? недоумеваю. Ловец искусен, – и кто ускользнет от сетей грубых, того он уловляет в сети тонкие. Конец ловитвы – один: погибель. Сети прикрыты всячески, с отличным искусством. Падение облечено во все виды торжества; человекоугодие, лицемерство, тщеславие – во все виды добродетели. Обман, темная прелесть, носят личину духовного, небесного. Любовь душевная, часто порочная, прикрыта наружность любви святой; сладость ложная, мечтательная, выдается за сладость духовную. Миродержец всеми средствами старается удержать человека в его падшем естестве: и этого довольно, без грубых грехопадений, чтоб соделать человека чуждым Бога. Грехопадения грубые вполне заменятся, по верным расчетам ловца, гордостным мнением о себе христианина, довольствующегося добродетелями падшего естества и вдавшегося в самообольщение, – этим отчуждившегося от Христа.

Для тела сколько сетей! оно само – какая сеть! как пользуется им миродержец! Посредством тела, снисходя его унизительным наклонностям и пожеланиям, мы приближаемся к подобию скотов бессловесных. Какая пропасть! какое удаление, какое ниспадение от Божественного подобия! В эту глубокую, страшно далекую от Бога пропасть мы низвергаемся, когда предаемся грубым плотским наслаждениям, называемым, по их греховной тяжести, падениями. Но и менее грубые плотские наслаждения не менее пагубны. Ради их оставляется попечение о душе, забывается Бог, небо, вечность, назначение человека. Миродержитель старается содержать нас в непрестанном развлечении, омрачении, посредством наслаждений телесных! Чрез чувства, эти двери в душу, которыми она сообщается с видимыми миром, он непрестанно вводит в нее чувственное наслаждение, неразлучные с ним грех и плен. Громит в знаменитых земных концертах музыка, выражающая и возбуждающая различные страсти; эти страсти представлены на земных театрах, взволнованы в земных увеселениях: человек всеми возможными средствами приводится к наслаждению убившим его злом. В упоении им он забывает спасающее его добро Божественное и кровь Богочеловека, которою мы искуплены.

Вот слабое начертание сетей, расставленных миродержцем для уловления христиан. Начертание слабое, но едва ли оно не навело на вас, братия, справедливого ужаса, едва ли в душе вашей не родился вопрос: “Кто же может избежать этих сетей”?

Картина страшная еще не кончена! еще, еще возбуждается кисть моя, водимая Словом Божиим, к живописи.

Что гласит Слово Божие? Оно возвещает предсказание, сбывающееся в глазах наших, предсказание, что во времена последние, по причине умножения беззакония изсякнет любы многих (Мф. 24:12). Неложное Слово Божие, более твердое нежели небо и земля, возвещает нам умножение в последние времена сетей диавольских и умножения числа погибающих в этих сетях.

Точно! гляжу на мир, – вижу: сети диавола умножились, в сравнении с временами первенствующей Церкви Христовой, умножились до бесконечности. Умножились книги, содержания лжеучение; умножились умы, содержащие и сообщающие другим лжеучение; умалились, умалились до крайности последователи святой Истины; усилилось уважение к добродетелям естественным, доступным для иудеев и язычников; явилось уважение к добродетелям прямо языческим, противным самому естеству, взирающему на них, как на зло; умалилось понятие о добродетелях христианских, не говорю уже как умалилось, почти уничтожилось, исполнение их на самом деле; развилась жизнь вещественная; исчезает жизнь духовная; наслаждения и попечения телесные пожирают все время; некогда даже вспомнить о Боге. И это все обращается в обязанность, в закон. От умножения беззакония изсякнет любы многих, и тех, которые удержались бы в любви к Богу, если б зло не было так всеобще, если б сети диавола не умножились до такой бесчисленности.

Справедлива была печаль блаженного Антония. Тем справедливее печаль христианина нынешних времен, при зрении сетей диавольских; основателен плачевный вопрос: “Господи! кто же из человеков может миновать эти сети и получить спасение”?

На вопрос преподобного пустынножителя последовал от Господа ответ: “Смиренномудрие минует эти сети, и они не могут даже прикоснуться к нему”.

Божественный ответ! как он отъемлет от сердца всякое сомнение, изображает в кратких словах верный способ победы над супостатом нашим, способ расторжения, уничтожения многоплетенных его козней, устроенных при помощи многолетней и многозлобной его опытности.

Оградим смирением ум, не позволяя ему стремиться безразборчиво, опрометчиво к приобретению знаний, как бы новость их и важность их заглавий ни приманивали нашей любознательности. Охраним его от испытания лжеучений, прикрытых именем и личиною христианского учения. Смирим его в послушание Церкви, низлагая всякое помышление, взимающееся на разум Христов(2 Кор. 10:5), на разум Церкви. Прискорбен сначала для ума тесный путь послушания Церкви; но он выводит на широту и свободу разума духовного, пред которым исчезают все мнимые несообразности, находимые плотским и душевным разумом в точном повиновении Церкви. Не дозволим ему чтения о духовных предметах другого, кроме как в книгах, написанных писателями истинной Церкви, о которых сама Церковь засвидетельствовала, что они – органы Святого Духа. Читающий святых писателей неприметно приобщается обитающему в них и глаголющему ими Святому Духу; читающий сочинителей еретических, хотя бы они своим еретическим сонмищем и украшены были прозванием святых, приобщается лукавому духу прелести(святой Петр Дамаскин. Добротолюбие, ч. I. О рассуждении): за непослушание Церкви, в котором – гордость, он впадает в сети миродержителя.

Как поступить с сердцем? – Привьем к этой дикой маслине сучец от маслины плодовитой, привьем к нему свойства Христовы, приучим его к смирению евангельскому, будем принуждать насильно к принятию воли Евангелия. Увидев его разногласие с Евангелием, непрестанное противоречие, непокорность Евангелию, увидим в этом противодействии, как в зеркале, наше падение. Увидев падение наше, восплачем о нем пред Господом, Создателем нашим и Искупителем, возболим печалью спасительною; дотоле будем пребывать в этой печали, доколе не узрим исцеления нашего. Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижить (Пс. 50:19), преданием его в ловитву врагу. Бог – Создатель наш и полный Владыка: Он может воссоздать сердце наше, – и претворит Он сердце, неотступно воюющее Ему плачем и молитвою, из сердца грехолюбивого в сердце боголюбивое, святое.

Будем хранить телесные чувства наши, не впуская чрез них грех в клеть душевную. Обуздаем любопытное око и любопытное ухо; возложим жестокую узду на малый член тела, но производящий сильные потрясения, на язык наш; смирим бессловесные стремления тела воздержанием, бдением, трудами, частым воспоминанием о смерти, внимательною, постоянною молитвою. Как непродолжительны телесные наслаждения! каким смрадом они оканчиваются! Напротив того тело, огражденное воздержанием и хранением чувств, омовенное слезами покаяния, освященное частыми молитвами, зиждется таинственно в храм Святого Духа, соделывающего все покушения врага на человека безуспешными.

“Смиренномудрие минует все сети диавольские, и они даже не могут прикоснуться к нему”. Аминь.

1846 год. Сергиева пустынь.

Поиск по сайту: