У всех детей Божьих есть башмаки.

НОЧЬ И ТУМАН

пьеса

Действующие лица:

Екатерина Медичи

еёдети:

Маргарита де Валуа, aka Королева Марго

Шарль-Максимильен де Валуа, aka Карл IX

прочие:

Анри «Меченый» Лотарингский, герцог де Гиз, первая любовь Королевы Марго, католик.

Генрих Наваррский, муж Королевы Марго, протестант.

Гаспар де Колиньи, aka «Адмирал», военный лидер протестантов.

а также:

Фенриз, астролог Екатерины Медичи, ученик Нострадамуса.

Самот, парижский палач.

Туман и кровь.

Кабинет астролога в Лувре. Абсолютная пустота и аскетичность. На полу и на стенах — нарисованные фосфором Соломоновы печати и пантакли для вызова духов. В центре очерченного мелом круга — небольшой столик и алтарь, на столике — кадильницы и курильни, из которых поднимается ароматный дым. В кресле у стола сидит Екатерина Медичи. Фенриз, её астролог, держит над алтарём курицу. Отрезает курице голову. Кровь окропляет алтарь. Фенриз бросает куриную голову в одну из кадильниц. Дым меняет свой цвет и свойства.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. (Кашляет). А по-другому никак?

ФЕНРИЗ. Никак, ваше величество.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. У Мишеля было попроще. И не так вонюче.

ФЕНРИЗ. Мне, увы, далеко до великого Нострадамуса. Я всего лишь скромный лучший из учеников его.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Ладно... что ты видишь?

ФЕНРИЗ. Пока ничего. Нужно время, ваше величество.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Ну давай уже, давай. Я не могу торчать тут всю ночь.

ФЕНРИЗ. Сейчас, ваше величество.

Фенриз принимает снадобье, вырывает из курицы внутренности и заедает снадобье. Потом втягивает в себя дым и падает замертво. Выпускает дым. Долгая пауза.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Ты живой?

Нет ответа.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Фенриз? Ты как там? Все в порядке? Что ты видишь?

Нет ответа.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Чтоб тебя черти взяли... и этот с копыт долой. А у Мишеля больше не осталось учеников. Кто же мне расскажет, кого поддержать и что вообще делать с этой чертовой страной, где насмерть грызётся брат с братом, а сын с матерью, дочь с мужем, и муж с надоевшей женой... Чёрт, чёрт, чёрт! (Ворошит лежащего на полу астролога). Эх, как некстати-то...

Фенриз внезапно вскакивает. Его голова запрокинута и вывернута под неестественным углом. Он совершает странные круговые движения руками. Время от времени он делает несколько ломаных шагов — как будто в его теле находится нечто, имеющее самые приблизительные представления о том, что такое человек и как устроен его опорно-двигательный аппарат.

ФЕНРИЗ. Велиал здесь.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. (Крестится). Спаси Господь меня!

ФЕНРИЗ. (Грозно рычит). Отрежу руку! Асмодей здесь!

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Кошмар какой!

ФЕНРИЗ. Бегемот здесь! Астарот, Форказ, Мулцибер, Тартагот, Сеерà, Бурзум и Шакс здесь!

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Эк вас набилось в несчастного...

ФЕНРИЗ. Пади ниц и ужаснись!

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Вот уж нет, дорогие мои демоны! Мне ли падать ниц перед вами? Посудите сами — я видела чуму, пережила осаду и плен, мои дети умирали у меня на руках, я видела, как людей резали и пытали так, что даже вам в аду до такого далеко, в конце концов — я была замужем больше пятнадцати лет. После всего этого должна ли я бояться девяти демонов? Да я сама вас сожру и выплюну, коли на то пошло!

ФЕНРИЗ. (Озадаченно). Тогда - спрашивай!

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Ну наконец-то...

ФЕНРИЗ. (Рычит так, что с потолка падает штукатурка и птичьи гнёзда). СПРАШИВАЙ!!!

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Не кипятись так, а то лопнет то, что у вас там вместо селезёнки. Вы там в курсе вообще наших дел тут, во Франции?

ФЕНРИЗ. Франция? Нет, не слышал.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Франция — это в центре просвещённого мира, дурачьё. Вот только центр этот вместе со всем просвещённым миром катится чёрт-те куда. Добрые католики как с ума взбесились — им подавай протестансткую кровь, да ведрами. А протестанты — не отстают, причём военная удача явно на их стороне. Оно и ясно — Англия и богопротивные германцы благоволят им, а на моей стороне только сумасшедший испанский король Филипп, который ловок лишь на словах, а в реале получает люлей со всех сторон...

ФЕНРИЗ. Женщина! Выражай свои мысли яснее! Кто все эти люди и что тебе надо?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Мне надо знать, что делать со всей этой кашей.

ФЕНРИЗ. Примирись с собой и ступай в монастырь!

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Странный совет от девяти демонов. А других вариантов нет?

ФЕНРИЗ. Есть. Но все они ведут в туман и кровь.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Туман?

ФЕНРИЗ. И кровь.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Прекрасно! А конкретнее?

ФЕНРИЗ. Лучший способ победить врага — породниться с ним.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Ага. Но у меня всего одна дочь, и я хотела отдать её за Филиппа Испанского, потому, что... а что, милые демоны — между прочим, это идея!

ФЕНРИЗ. Уахахахаха. Сатанус.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. А вот Сатанус нам тут совершенно ни к чему.

ФЕНРИЗ. Счастлив тот, кто в чёрные времена сумеет сохранить чистоту сердца. Туман и кровь, женщина. Помни — туман и кровь ждут тебя.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Даже если я женю свою дочь на предводителе этих чертовых бессеребренников?

ФЕНРИЗ. Туман и кровь.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Заело. Жаль, а так всё хорошо начиналось...

ФЕНРИЗ. Les deux malins de Scorpion conioncts,

Le grand seigneur meurtry dedans sa salle:

Peste a l’eglise par le nouueau roy ioinct,

L’Europe basse & Septentrionale. †

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Что-то смутно знакомое... ага, ну, я всё поняла. Эту замуж, а того — на погост. Да и не только его... съедутся же самые сливки... ну да, а мы эти сливки снимем. Да так, что мало не покажется...

ФЕНРИЗ. Туман и кровь. Помни.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Помню, помню. Но я знаю ещё и то, что неисповедимы пути господни, и многое ещё может поменяться. И человек сам куёт свою судьбу. Слышите, демоны? Сам!

ФЕНРИЗ. А всё-таки лучше было бы тебе в монастыре. Прощай, гордая, и по-своему несчастная баба...

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Повезло вам, демоны, что вы — демоны. Не знаю, как у вас во преисподней, а тут, на грешной земле, за такие слова и на костёр подняться можно. Изыдите и да будет мир с вами.

Фенриз снова падает навзничь. Екатерина Медичи, немного подождав, обливает его водой из кубка, стоящего на столе. Фенриз приходит в себя.

ФЕНРИЗ. Вот это вставило... что было-то?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Всё было. Большое спасибо.

ФЕНРИЗ. За что?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. За то, что мастеру внимал, и уроки его не прогуливал.

ФЕНРИЗ. То есть... всё получилось?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Более чем.

ФЕНРИЗ. А могу я узнать, что...

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Не можешь. Государственная тайна. Бывай, магикус. Прибери тут всё. И держи рот на замке, слышишь? Не то реально замок повешу. У нас в Лувре это быстро. Видел людей с замками на устах?

ФЕНРИЗ. Нет ещё.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Правильно. Будешь первым. Всё. До новых встреч.

Красавица и чудовище.

Покои Маргариты де Валуа. Большая постель, на которой сидит Маргарита. Напротив неё сидит Анри де Гиз, наигрывая на ситаре что-то, отдалённо похожее на «Simpathy For The Devil» Rolling Stones.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Такая интересная штукенция. Да?

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Вполне себе. Где взял?

АНРИ ДЕ ГИЗ. У турка какого-то. Но это не турецкая... блин, я и не вспомню сейчас название... короче, у турка. Какая-то древняя очень ритуальная штуковина. Мне понравилось.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Ничего так себе. А что ты там делал?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Да там недолго совсем. Я зато недавно на штурме Пуатье был.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Опять? Прямо им неймётся.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Не говори. Уже на моей даже памяти этот Пуатье грабят в четвёртый раз.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. И всё не ограбят... а мелодию ты сочинил?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Я сочинил.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Когда обо мне думал?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Когда о тебе думал.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. И когда ты обо мне думал?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Да всегда я о тебе думал.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Прям всегда?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Абсолютно всегда.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. А вот у нас недавно были в гостях певцы, они рассказывали, что при штурме Пуатье три дня насиловали женщин. Это правда?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Возможно. Это всегда присутствует, когда имеешь дело с простым народом. У них ненависти на три поколения накоплено. Зависти, ненависти...

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. А внутри?

АНРИ ДЕ ГИЗ. А внутри у них — кровь, Марго. Просто кровь и ничего больше. Но они умирают, и даже не понимают этого.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Того, что завидовать нечему? Ты это хотел сказать?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Вроде того. Завидовать можно тому, у кого есть любовь в голове и сердце.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Тебе, да?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Мне. Мне совершенно можно завидовать.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. А вы что делали после штурма пуатье?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Честно? Бухал. Два дня. Я там ещё до штурма присмотрелся к кабачку одному, и сразу со стены — прыг в улицу, и пошёл по улице, и свернул, и туда. Выгнал этих... пуатьенцев на улицу, заперся изнутри, открыл пиво, достал из подвала окорок, сходил, привёл пуатьенцев обратно...

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Всё, уже скучно. Сейчас вы начнёте рассказывать, как их заперли, а сами уселись кушать и пиво пить.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Точно.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Вот и я о том. Проводите время как-то... однообразно.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Это, может, со стороны так кажется. Это не значит, что так и есть.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Просто вы про турок то же самое вчера рассказывали. Одно вот отличается — вы сантару эту принесли показать.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Ситару... ситар, точно! Марго, это ситар, и я вспомнил — он великий инструемнт для всех влюблённых, потому, что звуки струн его в своё время выручили Кришну, когда он изнемог с схватке с безымянным демоном, или как-то так...

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Анри?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Да?

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. А вы видели, как они танцуют под эту музыку?

АНРИ ДЕ ГИЗ. А, турковские женщины? Видел. Прикольные.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. НЕ можешь показать?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Показать?

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Показать. Не сможешь, да?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Не. Не смогу. Это выше моих сил и наверняка смертный грех.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Как что, так смертный грех.

АНРИ ДЕ ГИЗ. У прОтестов ещё хуже.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. У прОтестов?

АНРИ ДЕ ГИЗ. У протестантов. Ну, прОтесты.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Это чьё словечко?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Это я придумал. Ввожу постепенно в обиход. Мой астролог говорит, что таким образом я низвожу в сознании подданных образ врага до ничтожного чего-то там — что-то, что даже имени не имеет, а имеет только кличку... не помню, короче, так надо, чтобы управлять мотивациями.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Ты хочешь управлять мотивациями?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Все хотят.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Тогда тебе тем более надо научиться танцевать. Так что там у прОтестов?

АНРИ ДЕ ГИЗ. У прОтестов? Да то же самое. Возвращение к апостольскому христианству. Зеркала разбивают.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Вот, кстати. Всегда хотела спросить — зачем?

АНРИ ДЕ ГИЗ. У них запрещено прихорашиваться и смущаться красотой.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Вот теперь я понимаю, почему ты против них так рьяно борешься!

АНРИ ДЕ ГИЗ. А вот тут ты ошиблась. Тебя я люблю, потому, что ты мне нравишься. И потому, что с тобой проще всего.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Ошизел?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Приношу глубочайшие. Конечно же, ошизел. Да вы бы себя воспринимали так, как я вас, вы бы давно ошизели бы тоже.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Смотри-ка, мы по-эльфьему затрещали!

АНРИ ДЕ ГИЗ. Вам грубость не идёт, прелестная Марго. Да, протестанты не позволили бы нам наслаждаться таким вот даже образом, не говоря уже обо всём другом...

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. А ну цыц! Я ещё не уверена, что все слуховые трубки моей матушки тут заткнула.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Реально? А сколько заткнула?

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Четыре.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Покажи, или врунья!

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Смотри!

Маргарита показывает. Анри силится рассмотреть и Марго целует его. И Анри её тоже целует. Они некоторое время лежат друг на друге. Потом аккуратно и смело начинают лезть руками. Стук в дверь.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Закон Святого Мерфи...

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Что?

АНРИ ДЕ ГИЗ. У англичан прикол такой теперь. Потом расскажу.

Стук.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Кто?

ГОЛОС КАРЛА IX ЗА ДВЕРЬЮ. Восьмой герцог Орлеанский, сестра, и двадцать седьмой король французский, на сей день крайний, но только что-то мне подсказывает, что, может статься если не последний, то предпоследний в династии Валуа уж точно.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Умеет представиться братец у тебя...

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Да уж. (За дверь). Макси, а позже никак?

ГОЛОС КАРЛА IX ЗА ДВЕРЬЮ. Никак. Я утешения жажду, видишь ли.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Утешения?

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Цыц! Это дело семейное. Давай, дуй в шкаф.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Отлично...

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Хочешь подраться с королем?

АНРИ ДЕ ГИЗ. А можно?

ГОЛОС КАРЛА IX ЗА ДВЕРЬЮ. Сестра возлюбленная! Ты там с кем?

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Всё, давай, быстро!

АНРИ ДЕ ГИЗ. А поцеловать?

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Вот кот, а?

Маргарита быстро целует Анри и прячет его в шкаф. Впускает Карла IX. Тот, войдя, шлёпает Маргариту по заднице. Маргарита вздыхает и треплет Карла IX по голове.

МАРГАРИТА. Ну-ка! Здесь тебе не тогда!

КАРЛ IX. А жаль, что не тогда. Если ты помнишь?

МАРГАРИТА. Как вы с Александром-Эдуардом лапали меня за портьерами в Сен-Жермен-ан-Лэ? Прикольно было, не спорю. Интересный экспириенс.

КАРЛ IX. Сейчас интереснее?

МАРГАРИТА. Нежнее уж точно.

КАРЛ IX. И кто это у нас такой нежный?

МАРГАРИТА. Шарль-Максимилиан!

КАРЛ IX. Сказал же не называть меня так?

МАРТГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Да чихать я хотела. В своих покоях будешь говорить, понял? А тут — слушать. Ты за дверью говорил, что утешения жаждешь. Однако я не вижу перед собой нуждающегося в утешении. Я вижу похотливого шпиона и наушника мамочки, который пришёл разузнать, с кем я делю своё ложе?

КАРЛ IX. Не заводись, Марго. Мы плохо начали. Давай заново?

МАРГАРИТА. Легко. Что стряслось, Максим?

КАРЛ IX. Всё стряслось, Марго. Всё и даже больше.

МАРГАРИТА. В смысле?

КАРЛ IX. У тебя точно никого нет?

МАРГАРИТА. Да никого, точно.

КАРЛ IX. Не возражаешь, если я посмотрю?

МАРГАРИТА. Ты опять?

КАРЛ IX. Шучу. Я тебе верю, Марго. Ты прикольная и веселая девчонка, и даже если у тебя кто-то и есть — это какой-нибудь негоциантский сынок или герольдик, или ещё какая-нибудь взъерошенная богемная чушь...

МАРГАРИТА. Сейчас опять назову тебя Шарлем. И на этот раз выгоню.

КАРЛ IX. Извини. У меня нынче нестабильная душа.

МАРГАРИТА. Астролог сказал?

КАРЛ IX. Марго, ты бы что сделала, если бы знала одну вещь... которая обязательно произойдёт, которая не может не произойти... потому, что история... и бабло... и власть... и политика... и всего так вот намешано. И все хотят всего и много, и ни на что не согласны...

МАРГАРИТА. Интересно.

КАРЛ IX. И вот ты знаешь, что твоя мать хочет... нет, что существует способ, которым можно разрешить ситуацию, но способ этот под стать самой ситуации и тоже дурацкий, кривой и кровавый... самое главное — кровавый, как... как целый дворец крови.

МАРГАРИТА. Дворец крови?

КАРЛ IX. Ага. Я сразу об этом почему-то подумал. Там, наверху, на совещании. Она говорила, а я закрыл глаза и увидел — такой цветущий холм... и пеночки поют... и мухи у самого лица. Я смахнул их и увидел — большой, на самой вершине большого холма. Не окружённый ни рвом, ни оградой. Стоит дворец крови. У него стены из крови, такого кровяного студня. Они подрагивают, когда ветер касается их. По ним расходятся волны и круги. Подрагивает. Двоец крови. И поёт. Среди трав и цветов, на высоком холме, под летним солнцем в сонном июльском полудне стоит дворец крови и поёт. Как пила. Слышала, как играют на пиле?

МАРГАРИТА. Ни разу.

КАРЛ IX. Я в поход на Пуатье ходил, мне двенадцать, по-моему, было — там слышал. У нас был русский, разведчик-наёмник... Mishka... он умел играть на пиле. Умел, как он выражался, znatno...

МАРГАРИТА. Что задумала мать, Максим?

КАРЛ IX. Ты всегда хватала всё на лету.

МАРГАРИТА. Угу. Даже за портьерами.

КАРЛ IX. Марго, ну кончай уже, в самом деле? Это детские шалости, все так живут...

МАРГАРИТА. Насчёт детских шалостей — да я не в обиде, Макс. Вы были такие прикольные и так боялись мамочку, что не решались на жестокости и даже, по-своему, старались перещеголять друг друга в нежности. Но я не кончила. Ни разу, Макс. А вот это уже, сам понимаешь, простить трудно. Но — проехали, Макс. Не куксись. Так что там нас ждёт? Массовый мор? Мать научилась вызывать чуму?

КАРЛ IX. Нет, Марго. Я тебе не скажу. Это реально тайна, причём государственная. Ты её знаешь — хорошо, если нас с тобой просто по монастырям рассуют. А меня она запросто травануть может. У неё Александр-Эдуард любимый, а не я.

МАРГАРИТА. Прям даже так всё серьёзно?

КАРЛ IX. Именно, что так. Так я вот и спрашиваю — что бы ты сделала, Марго? Потому, что я не хочу делать так, как говорит мать. До этого у неё всё получалось вроде, но сейчас она явно пилит сук, на которых сидит.

МАРГАРИТА. Смешно. Иногда мне кажется, что она чем-то серьёзно больна внутри. Что она летит в бездну, и знает об этом. И совершенно сознательно тянет всех нас туда за собой. Интересно, чем её так достал этот мир, что она хочет оставить после себя такую дыру в нём?

КАРЛ IX. Это метафизика, Марго. Причём риторическая насквозь.

МАРГАРИТА. Ну да. Ну да. Ты спрашивал — что тебе делать?

КАРЛ IX. Именно, что спрашивал.

МАРГАРИТА. Рискну. Может, я и все слуховые трубки заткнула.

КАРЛ IX. Мою заткнула точно.

МАРГАРИТА. Радует. Ну, так слушай, Макси. По-человечески ты должен сказать матери, что не станешь принимать участия в её афере, приказать советникам в течении недели накидать тебе десяток решений проблемы и поехать на охоту. Но этого ты никогда не сделаешь.

КАРЛ IX. Естественно, нет! Я что — идиот?

МАРГАРИТА. К сожалению — да.

КАРЛ IX. Ну, хорош!

МАРГАРИТА. Ладно, ладно. Тогда второй вариант — если не пользуешься инфой сам, продай её тому, кому она нужнее.

КАРЛ IX. Англикам, что ли?

МАРГАРИТА. Соображаешь.

КАРЛ IX. Исключено. Во-первых, мать узнает. А во-вторых — мать узнает...

МАРГАРИТА. Тогда точи свой меч и готовь побольше бальзама для ран, Макс. Потому, что третий путь — это дворец крови.

КАРЛ IX. Но я реально не могу рассказать англикам!

МАРГАРИТА. Почему? Они и так всё узнают. Через неделю.

КАРЛ IX. Это будет уже другое...

МАРГАРИТА. Макс?

КАРЛ IX. Что?

МАРГАРИТА. А какая моя роль во всём этом?

КАРЛ IX. А с чего ты взяла, что у тебя во всём этом есть роль?

МАРГАРИТА. А я знаю мою маменьку. Когда она начинает колдовать, трясёт весь дом, до последнего камешка.

КАРЛ IX. Марго, роль у тебя есть. И далеко не последняя. Но рассказать тебе о ней я смогу только через неделю.

МАРГАРИТА. В день гнева?

КАРЛ IX. Вечером того дня, когда всё стартанёт.

МАРГАРИТА. Чтобы я уже ничего не смогла сделать?

КАРЛ IX. Именно чтобы не смогла.

МАРГАРИТА. Круто. Ну что? Получил свой совет?

КАРЛ IX. Даже два. И я говорю тебе спасибо...

МАРГАРИТА. Пожалуйста. А теперь сделай милость — изыди и дай мне сосредоточиться.

КАРЛ IX. Сосредоточиться?

МАРГАРИТА. Сосредоточиться на герольдике, пажике, негоциантском сынке, илм другой взъерошеной богемной чуши. Я ведь весёлая девчонка.

КАРЛ IX. Обиделась?

МАРГАРИТА. Нет. Просто правда — уже поздно, а мне хочется трахаться. А ему потом на другой конец Парижа чесать, без пароля.

КАРЛ IX. Муки любви... ладно, не смел мешать. И спасибо за совет.

МАРГАРИТА. Тебе спасибо. Как раз думала, над чем бы поломать голову с недельку.

КАРЛ IX. Ну, тогда - Noctem tibi placidam precor↓, Марго.

МАРГАРИТА. Спокойной ночи. Макс?

КАРЛ IX. А?

МАРГАРИТА. Не бойся её. Не ты. Только не ты.

Карл IX неуверенно кивает и закрывает дверь. Некоторое время тихо, а потом медленно отворяется дверь шкафа. Оттуда появляется Анри в сорочке Марго. Он наливает себе бокал вина и выпивает единым духом, не разбавляя водой.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Супер!

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Вот, так и живём, Анри. От катаклизма до гекатомбы, и обратно.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Да уж... ну что?

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Что?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Что — что?

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Да что?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Кто там говорил что-то про герольдика...

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Анри...

АНРИ ДЕ ГИЗ. Про негоциантского сынка?

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Ой, я тебя умоляю...

АНРИ ДЕ ГИЗ. Про богемную чушь?

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. А ты думал, что я запрусь со страху в башне и раз в год стану опускать тебе косы? Имей в виду — мы не в сказке. В косы ты сможешь только порыдать и высморкаться.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Фу, Марго...

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Ччтобы спрятать от матери роман с тобой, я тут завела три. Мать думает, что я от тоски по тебе пустилась во все тяжкие, и успокаивается.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Клёво придумано, младшая Медичи!

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Вот именно, что клёво. А теперь рассказывай, как и кого ты там изнасиловал, в Пуатье, гадёныш. Во всех самых грязных подробностях...

Маргарита де Валуа садится сверху на Анри. Дверь в её комнату распахивается и входит Екатерина Медичи.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Меченый, освободил помещение, быстро!

Анри смущённо встаёт и идёт к выходу.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. (Одновременно с Маргаритой). Не туда, дурак!

Мать и дочь переглядываются.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. (Снова одновременно с Маргаритой). В окно, как пришёл! (Екатерина сурово смотрит на Маргариту. Та пожимает плечами). Пароль есть?

МАРГАРИТА. Есть.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Он сменился два часа назад.

МАРГАРИТА. У него есть пароль, мама. Анри, ступай, душа моя. Договорим позже.

Анри в это время, стоя на подоконнике, спокойно обвязывается верёвкой на альпинистский манер. Потом посылает Маргарите воздушный поцелуй, а Екатерине — поклон. После изящно, молча, Анри делает сальто и исчезает за окном.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Стильненький.

МАРГАРИТА. Весь в отца.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Слава Богу, ему далеко до своего отца. Второго такого чудовища Франции не пережить.

МАРГАРИТА. Мам...

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Молчи, Марго. Я зашла пожелать тебе спокойной ночи, убедиться, что она будет действительно спокойной, и...

МАРГАРИТА. Мам, кто он?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Кто — он?

МАРГАРИТА. Ну, он. Мой жених. Кто он?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. С чего ты взяла?

МАРГАРИТА. Мам, тебе было чихать на то, чем и с кем я занимаюсь. Тебе вообще было всегда чихать. Моя комната в твоей башне всегда была угловой, хоть башня и круглая.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Неплохая метафора.

МАРГАРИТА. Ты принималась приглядывать за мной только трижды. Сказать, когда?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Умираю, узнать желаю.

МАРГАРИТА. Первый раз — когда ты сватала меня к этому... и не помню уже... мне едва 10 лет было... из Бурбонов какой-то... Зато второй помню отлично. Второй раз тебе стало небезразлично, кто занимает в твоей башне угловую комнату, когда ты хотела всучить меня дону Карлосу, сыну Филиппа второго. Ты знаешь, что он хранит в тайнике голову лошади отца, которую он же и убил, когда папа не назначил его королём?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Его отец поступал ещё звонче. Филиппу на десять лет герцог Альба подарил обезьянку. Как думаешь, что он с ней сделал?

МАРГАРИТА. Мам, ты уверена, что мне это надо? Тем более на ночь... Третий раз, когда ты вломилась ко мне в комнату...

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. ...откуда, кстати, впервые упорхнул тогда в окно наш недавний гость...

МАРГАРИТА. Мой гость, верно. А ты вошла, чтобы тоже пожелать мне спокойной ночи и сказать, что я поеду выходить замуж за короля Себастьяна.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Прекрасный романтический юноша.

МАРГАРИТА. Ботан, повёрнутый на рыцарях. Он реально думал, что детей приносят ангелы. Он вечно таскался с лютней ко мне под балкон, с самого утра, как на работу. Играть на лютне, он кстати, умел, мягко скажем, не очень. А сейчас он, кажется, собирается куда-то там, кромсать арабов, потому, что к нему во сне пришёл Король Артур.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Ну уж хоть не дон Карлос.

МАРГАРИТА. Если уж на то пошло — почему не Анри, мам? Прекрасный род, отличный список кораблей...

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Кораблей?

МАРГАРИТА. Классику забываем? «Илиада», мам. Список предков.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Как вы только сами себя понимаете? Сегодня режу сыр, намазываю паштет сверху, тут лает Исида, я дёргаюсь, сыр падает, естественно, паштетом вниз. А моя паркмахерша - «закон Святого Мерфи». Ты знаешь, что это за закон?

МАРГАРИТА. Не знаю. Но выражение слышала.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Вот и понимай, как хочешь. Спрашивала у кардиналов — говорят, что есть какой-то Мерфи, и вроде святой, но в Англии, а это значит, что еретик.

МАРГАРИТА. Ты на сыр со Святым Мерфи-то не съезжай, мам.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Фу, Медичи. Что за манеры?

МАРГАРИТА. Кто?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. А вот как раз тот. Из Бурбонов. Которого не помнишь.

МАРГАРИТА. По второму кругу. Я что, уценена?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Наоборот.

МАРГАРИТА. О.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. О да. И ещё есть кое-что.

МАРГАРИТА. Что?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Самое главное.

МАРГАРИТА. С ума сойти.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Ты пойдёшь за него не потому, что у тебя нет выбора. А как раз наоборот.

МАРГАРИТА. То есть?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Хочешь замуж за Анри?

МАРГАРИТА. Честно? Хочу. Мне кажется, у него полно перспектив.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Верно. Полно. И знаешь что? Я тебе не запрещу.

МАРГАРИТА. Мама?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Я тебе не запрещу. Я не отниму на этот раз у тебя права выбора, девочка.

МАРГАРИТА. Всё чудеснее и чудеснее...

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. А зачем запрещать? Маргарита, я понимаю, что не очень тебе нравлюсь, да и вообще у нас с тобой не сложилось. Но сейчас послушай меня, потому, что я тебе расскажу правду, потому, что ты совсем большая уже и должна её знать, и знать, почему я заставляю тебя поступать так или иначе.

МАРГАРИТА. Валяй. Интересно.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Анри де Гиз — прекрасный парень. Скорее всего, он не удовлетворится герцогством, дождётся удобного случая, например, когда будет царствовать Генрих, и осадит его замок. К тому же он хороший солдат и пользуется уважением в войсках. И крестьяне его боятся. Так что он вполне способен будет вызвать в стране восстание... ну не в стране, так в Париже... и возможно, захватит твоего брата в плен... ну да. И кончится всё, как обычно — парой наёмных убийц, которые пристрелят его и его любовницу прямо в кровати из арбалетов. А потом тебя. И твоих детей от него.

МАРГАРИТА. Почему ты так думаешь?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Потому, что так и будет. И ты это знаешь. Потому, что на троне должны сидеть мы. Медичи. А не де Гизы.

МАРГАРИТА. Что-то такое я и предполагала.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. А теперь я расскажу тебе ещё одну правду. О Генрихе Наваррском. У него тоже куча перспектив. И несомненно главной из них является то, что мы с Бурбонами не в ссоре.

МАРГАРИТА. Мама, ты температуру мерила сегодня? Они же прОтесты!

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Они кто?

МАРГАРИТА. ПрОтесты. Протестанты.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Ещё один закон Святого Мерфи? ПрОтесты... ну, прОтесты? И что?

МАРГАРИТА. Как - «и что?» Мы с ними немножко воюем, сколько я себя помню!

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Вот именно. И ваш брак — идеальный способ эту войну прекратить.

МАРГАРИТА. Обалдеть.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Маргарита, на самом деле твой выбор — либо в башку из арбалета, прости Господи, либо долгое и прекрасное царствование в успокоившейся стране. Народ тебя любит. Ты...

МАРГАРИТА. Я знаю. Я — прикольная и весёлая девчонка, не гнушающаяся герольдиками.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Вот-вот. Кстати, прими поклон. Лично от меня. Прекрасно продуманный образ.

МАРГАРИТА. Я просто была сама собой, может, в этом прикол?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Может. Тут главное, что тебя любят католики. А его точно так же любят гугеноты. Он на всех фронтах навалял нам по первое число. Он — единственное, что отделяет нас от Испании, которой костью в горле станет объединение католиков и... прОтестов.

МАРГАРИТА. И кто в чью веру будет переходить?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Никто ни в чью. Это основная фишка замысла, малышка.

МАРГАРИТА. Не поняла.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Я договорилась с кардиналом Шарлем де Бурбоном. Он обвенчает вас католическим обрядом, после чего будет проведён их, протестантский обряд.

МАРГАРИТА. Оп-па...

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Сечёшь, девочка моя? Так мы покажем, что для нас главное — любовь и почитание стремление к счастью основой бытия.

МАРГАРИТА. Сама придумала?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Отчасти. Я анализировала «95 тезисов».

МАРГАРИТА. Аплодисменты. Стоя.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Что выберешь, девочка?

МАРГАРИТА. (Подумав, вздыхает). Портретик есть хоть?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Конечно. (Роется в складках платья и многочисленных кошелях).

МАРГАРИТА. Надо мне тебе одну штуку подарить... клатч называется. Очень удобно. Придумал один мой знакомый.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Подари... лишний не будет... так. Вот. Вот. И вот.

Маргарита рассматривает портретики. Екатерина Медичи идёт к двери. Останавливается.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Ты же хотела выбора, дочка? Я же всё правильно поняла?

МАРГАРИТА. По-своему, но в целом — да.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Ну, я рада, что получилось тебе угодить. Всё, пошла. Спокойной ночи. Завтра утром жду с ответом.

МАРГАРИТА. Устным или письменным?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. С ума сошла?

МАРГАРИТА. Поняла. Спокойной ночи, мам.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Сладких снов, дочь.

Екатерина Медичи покидает покои Маргариты. Анри перелезает через подоконник.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Я думал, она никогда не уйдёт.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Анри, а ты замечаешь, что становишься носителем уже неприлично большого количества совершенно секретной информации?

АНРИ ДЕ ГИЗ. И что ты по этому поводу намерена делать?

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Ну, ты же слышал. Размышлять.

АНРИ ДЕ ГИЗ. (Развязывая тесёмки на её сорочке). Помогу? Одна голова — одно, а две - надёжнее...

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. (Отстраняясь). Нет, Анри. Вот теперь уж точно — не сейчас.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Марго, ну чё ты — развалишься, что ли?

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Нет, не развалюсь. Просто хочется побыть одной.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Так-то ты меня ждала и по мне скучала?

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Анри, светел сокол мой, я и ждала, и скучала, но, в свете всего мной (и тобой, кстати) сегодня услышанным, я ощущаю зело огромную потребность переварить услышанное в одиночестве, под треск поленьев в камине и муркание любимой моей кошечки. Возможно, бокал шабли. Возможно, мороженка, хоть и вредно на ночь. Но — одна. Без никого.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Ладно. Я понимаю.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Вот и супер, любимый. Да и тебе же есть над чем пораскинуть мозгами. Ты слышал, что мама моя о тебе говорила?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Фигня. Я ей нужен. И я единственный, кто может навалять Наваррскому. Что на дуэли, что в чистом поле с армией.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Пока — да. А когда наваляешь, слышал, что будет?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Ладно. Секса сегодня точно не будет — слишком философско вокруг.

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Уж именно, что философско! Иди сюда, несчастный.

Маргарита целует Анри. Анри снова принимается надевать сбрую. Маргарита уделяет внимание его паху.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Вау!

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА. Ну что ж тебя, совсем без подарка отпускать?..

Маргарита де Валуа умолкает. Анри с закрытыми глазами вяжет узлы на системе верёвок.

Два зайца.

В зале совещаний за столом — Гаспар де Колиньи, Карл IX, Анри де Гиз, Генрих Наваррский. Все молчат. Анри де Гиз напевает какую-то модную английскую песенку — что-то типа припева «Should Have Known» No Fan At All.

ГАСПАР ДЕ КОЛИНЬИ. Ну, что скажешь, король?

КАРЛ IX. Надо с братом посоветоваться.

ГАСПАР ДЕ КОЛИНЬИ. Ну брось, Карл. Мы здесь все свои и все в курсе. Твоему брату пока чихать на Францию — он спит и видит, как будет вставлять славянским блондинкам.

КАРЛ IX. Гаспар, я понимаю, что все свои и все в курсе... но тем не менее...

ГАСПАР ДЕ КОЛИНЬИ. Я всё-таки напомню — пока ты размышляешь и советуешься, я, твой смиренный подданный, теряю по тринадцать тысяч в день. Не смею представить себе, сколько теряешь ты, мой король.

КАРЛ IX. Ты теряешь, я теряю... кто-то же зарабатывает? Ребята, не вы?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Точно не я, мой король. Может, испанцы?

ГАСПАР ДЕ КОЛИНЬИ. Испанцы — в первую очередь.

КАРЛ IX. А во вторую — Англия с кучей германских неумытых принцев и принцесс, которых там больше, чем всего остального во всём мире! И знаешь, почему они зарабатывают, обожаемый командир мой? Потому, что кое-кто уже три бюджета страны засандалил на покупку оружия и наёмников!

АНРИ ДЕ ГИЗ. Не будем тыкать пальцами, ибо неприлично. Но все и так знают, что это — слонёнок.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Ты меня слонёнком назвал? Или его?

ГАСПАР ДЕ КОЛИНЬИ. Генрих, осади. Парни, мне кажется, вы всё ещё не прочувствовали важность момента. Мы неплохо веселились все эти годы, но, мне кажется, пришло время показать, что мы можем не только отрывать друг другу бошки.

КАРЛ IX. Это когда вы стали такими мудрыми?

ГАСПАР ДЕ КОЛИНЬИ. Не скрою, недавно. Ещё месяц назад я при упоминании твоего имени мял оловянные кубки и прокусывал щёки от злости.

КАРЛ IX. Ты ж моя зая...

ГАСПАР ДЕ КОЛИНЬИ. От злости, что ты глуп, как король Себастьян, мой король. Ну тот — ладно, пятнадцатилетний дурак, начитавшийся папирусов, к тому же — португалец, но тебе-то, мил человек, двадцать два года! Ты-то неужели не видишь, как богатейшие провинции вместо продуктов поставляют трупы, а налог оттуда идёт в основном в гробах. И всё из-за того, что вы с папой и с королём Филиппом-Мать-Ему-В-Горло-Вторым упёрлись, как бараны, в латынь, которую ты лично даже не доучил!

КАРЛ IX. Гаспар. Ну не заставляй меня по-новой зачитывать тебе все эти контраргументы на аргументарий, комментарии к сноскам и приложения к дополнениям! Ты прекрасно понимаешь, что дело в традициях, которые...

АНРИ ДЕ ГИЗ. Святых традициях, которые.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. А у нас в Наварре никто не имеет права перебивать своего короля.

Пауза.

АНРИ ДЕ ГИЗ. И что ты хочешь по этому поводу произнести, Генри? Или, может, ты собираешься по этому поводу что-то сделать?

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. А это зависит от того, какими будут твои следующие слова, Анри. Или действия.

Пауза.

ГАСПАР ДЕ КОЛИНЬИ. Так вот, Карл. Традиции — это святое. Но ты и я, да и вообще все, у кого в голове не сопли земляных червяков, понимают, что традиции в нашем деле — дело десятое. Всё дело в налоге.

КАРЛ IX. Верно.

ГАСПАР ДЕ КОЛИНЬИ. В десятине.

КАРЛ IX. Правильно.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. И в свободе для сотен тысяч людей.

КАРЛ IX. В свободе называть королями вас, а не нас? А вы уверены, что им не всё равно, кому платить?

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Уверен. Потому, что под нами они платят единожды.

ГАСПАР ДЕ КОЛИНЬИ. Птенец выпорхнул впереди старого дрозда, но в его песне нет фальшивых нот.

КАРЛ IX. Гаспар, ненавижу, когда ты начинаешь так говорить. Обычно такой тон означает, что ты припёр меня к стене и у меня нет выбора.

АНРИ ДЕ ГИЗ. А ведь выбор у нас есть. О да, он есть.

КАРЛ IX. Анри, вякнешь вперёд меня ещё раз, отрежу средний палец на ноге. Понял? (Поворачивается к Колиньи). Гаспар, так вот. То, что сейчас берёт ваша с Монтгомери сторона, ещё далеко не всё. Вы контролируете три крупных города, контролируете прочно, но дальше не продвинулись. Как думаешь, что будет, если я таки уломаю Филиппа-второго дать мне бабла на шесть корпусов швейцарских гвардейцев? Тех самых, которых пару месяцев назад ты пробовал нанять, но у тебя не хватило бабла?

Пауза.

КАРЛ IX. А что будет, если я обещаю Филиппу помочь ему с Генеральными Штатами, а он мне — quid pro quo↓ - с вашей Наваррой, уважаемый Генрих? Ну, и главное — а что, если я тоже договорюсь с Англией? Пообещаю ей разобраться с Испанией, если они помогут мне разобраться с вами? А если я пообещаю Англии разобраться с вами, а Испании — разобраться с Генеральными Штатами, и возьму у обоих деньги, и куплю гвардейцев... видишь, сколько вариантов, Гаспар.

ГАСПАР ДЕ КОЛИНЬИ. Вижу. Но во всех них один финал, Карл, мой король. И ты его знаешь. Будет война.

КАРЛ IX. Да, будет война.

ГАСПАР ДЕ КОЛИНЬИ. Но разве тебе нужна война, мой король? Разве не благополучие и покой своих подданных призван ты обеспечивать?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Мой король, можно съязвить?

КАРЛ IX. Разрешаю.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Ой, ну прям Agnus Dei→!

КАРЛ IX. Он прав, Гаспар. Не надо корчить из себя феечку. Ты тоже тут бьёшься не за своих подданных, а за свой процент. За то, что они под тобой платят один раз — и не папе, а тебе.

ГАСПАР ДЕ КОЛИНЬИ. Так чем плохо-то?

КАРЛ IX. Тем, что у меня три четверти страны готовы твоим глаза выцарапать! И недаром, Адмирал! Потому, что ты не объединения хочешь, а своей собственной страны на базе Наварры! И Францию вы с вашими товарищами-олигархами растащите по кускам и продадите Англии, Германии, Испании, России — кому угодно! Кто согласится купить. А потом вы все уедете в Гоа и станете там жить! На вырученные деньги! А здесь воцарится хаос и тьма!

Генрих Наваррский безмолвно изображает аплодисменты.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Блестяще, правда. Гаспар, можно я резюмирую?

ГАСПАР ДЕ КОЛИНЬИ. Попробуй.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Хаос и тьма — это ты и твоя политика, Карл! И твоя церковь! Это не Жан Кальвин жжёт людей на кострах. Это не Мартин Лютер дерёт с крестьян три шкуры и каждый год загибает цены на крещение и венчание. Это не от нас недавно к вам улетел голый чувак, который сшил из своей одежды мешок и наполнил его тёплым дымом от своего сгоревшего дома, а от вас к нам. Поэтому не надо нас учить, как стремиться к счастью. Вы своим личным примером ясно показываете, чего не стоит делать, если ты хочешь его достичь. Мы пришли к тебе, король Франции Карл, чтобы предложить условия мира. Нам ведь, по сути, даже ничего и не нужно, кроме налоговых скидок лет на десять, да свободы отправления культа не за городскими стенами, как по Сен-Жермену, а в доме и с детьми. Но даже этого вы дать не можете, потому, что это заставит ваш мир расползтись по швам, как поеденная молью дедовская рукавица.

КАРЛ IX. Что плохого в том, что мы хотим удержать мир в целости?

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Вы не хотите удержать его в целости. Вы хотите загнать взрослого мужика обратно в детские сандалики. Мы — эволюционировали, Карл. Мы поняли, что Бог понимает не только латынь. И мы поняли, что начальники нам не нужны. Мы сами достаточно взрослые и ответственные люди. И мы будем жить так, как сами хотим. Сегодня мы пришли к вам и предлагали вам решить дело миром. Но вы хотите драться. Воля твоя, король Карл, но только это глупая воля. Мой мир победит. Не потому, что мы удачнее вас заняли денег у немцев и англиков. Мой мир победит потому, что он — более комфортный.

ГАСПАР ДЕ КОЛИНЬИ. Хорошо сказал, Генрих Наваррский.

КАРЛ IX. Действительно, неплохо. Ладно, джентльмены. Поздно. Я обсужу ваши предложения на совете, и вообще — с кем найду и посчитаю нужным. До встречи. Будет нужно — пришлю повестку.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. До встречи, король Карл.

ГАСПАР ДЕ КОЛИНЬИ. До встречи, мой король.

Генрих и Гаспар выходят.

КАРЛ IX. Жопа какая-то, да, Анри?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Согласен, мой король. А понтов заметили сколько?

КАРЛ IX. Им вольно понтами швырять. После Тулузы-то. А?

АНРИ ДЕ ГИЗ. Ну, мы им — Тулузу, они нам — Пуатье...

КАРЛ IX. Но вообще в его словах что-то есть, конечно. Было бы круто заиметь свою собственную церковь, как у англичан.

АНРИ ДЕ ГИЗ. Согласен. Англичанам прям сам Бог помогает.

КАРЛ IX. Нам так не поможет. Ладно, иди к себе, Анри. Сегодня приказов нет. И к девкам в вине плавать не поедем. Голова, как булыжник...

АНРИ ДЕ ГИЗ. Спокойной ночи, мой король.

Анри уходит. Карл IX идёт отлить в камин. Из стены появляется Екатерина Медичи.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Канализацию для прОтестов проложили?

КАРЛ IX. Ох... мама, вы как всегда. И где там дверь? Как включается?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Как надо, так и включается. Что делаешь, венценосный сын мой?

КАРЛ IX. Размышляю. Адмирал нарисовал мне удивительную картину. Ты подслушивала, или пересказать?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Я не подслушивала, но мне доложили. И что думается?

КАРЛ IX. Пока думается, что в основном Гаспар прав. Войной народ сыт по горло, и уж если воевать, то не внутри страны, а за её пределами.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. И с какими силами он собирается это сделать? Регулярная армия — у нас, а его парикмахеры и сапожники, призванные на время конфликта, живо побросают аркебузы, как только в воздухе мелькнёт перемирие.

КАРЛ IX. И я останусь с Нидерландами один на один.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Именно, что один на один. А он подождёт, пока они растреплют тебя, как растрепали Филиппа до тебя, а потом заберёт у тебя Францию.

КАРЛ IX. Или я завоюю Нидерланды.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Что опять-таки ослабит тебя, и тогда они заберут и Францию, и Нидерланды.

КАРЛ IX. Куда ни кинь — всюду клин?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Нет. Всё просто. Еitgenôzϯ являют раскол. Даже если это прогресс — они являют раскол. Потому, что не служат нашей цели. Ты помнишь цель?

КАРЛ IX. Мама, ну пожалуйста! Все эти речёвки семейные...

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Повтори эти речёвки.

КАРЛ IX. Мам...

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Повтори эти речёвки, сын. Докажи, что помнишь, для чего ты родился на этот свет.

КАРЛ IX. Semper.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Вот именно. Постоянство. И не надо гизарму путать с глевией. Правильно?

КАРЛ IX. Скорее всего да, раз ты так говоришь. Ты на моей памяти никогда не бываешь неправа. Даже если все складывается из рук вон плохо, у тебя всегда есть вариант, как сделать всё ещё хуже. Шучу, мама.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Смеюсь, сынок. Итак, говоришь, Гаспар хочет воевать с Испанией? А почему бы тебе не отослать его на эту самую войну?

КАРЛ IX. Его? Объявить войну Испании?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Его. Но не в Испанию, а в Нидерланды.

КАРЛ IX. Ага...

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Именно, что ага. В Нидерланды, вместе с этим его богомерзким Монтгомери. А здесь пусть остаётся Наваррский. Ему найдётся дело.

КАРЛ IX. Не нравится мне оно, кстати. Дело это.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Дела, Шарли, не кусок золота с конскую голову, чтобы всем нравиться. И дела эти не твои, так что выбрось их из головы. Наваррский останется здесь. В твоём дворце, где ты в любой момент сможешь отправить его в небо по трубе.

КАРЛ IX. Постоянство всегда такое?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Сколько себя помню — всегда. И мой отец говорил мне то же самое. Постоянство — это не мир и не прогресс, Шарли. Постоянство, стабильность — это семья. Потому, что всё начинается в семье и в ней же заканчивается. Потому, что это главное деление человечества. Люди делятся не на страны и не на национальности. Они из разных семей. Поэтому нет и не будет никогда полноценного единства, поэтому так сложно сохранить единое целое — страну, когда каждый норовит отрезать ломтик в единоличное пользование. Каждый тащит к себе в семью, Шарли. И в этом — постояноств. Нам повезло утащить эту страну. Мы сделали тут профессиональную армию, ввели жандармерию, мы погнали англиков ссаными тряпками, мы сожрали и выплюнули Жанну д'Арк...

КАРЛ IX. Мам, Жанну сожрали и выплюнули бургундцы с предками моего отца. Ты тут ни при чём.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Это неважно. Я просто хочу, чтобы ты понял масштаб. Семья важнее всего, потому, что именно в семью ты придёшь потом умирать.

КАРЛ IX. И всё равно мне это не нравится.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Тем не менее, это почти уже произошло. И нечего кукситься. Иди подыши с этим твоим тайно вывезенным из Канады гуроном, который учит тебя махать топором.

КАРЛ IX. Томагавком. И об этом никто не знает.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Никто. Я слежу, чтобы так и было.

КАРЛ IX. Мама, а вот скажи — если мы всё равно собираемся воевать, и так или иначе — с Испанией, почему нельзя честно об этом сказать? Почему мне не выйти на балкон, как это делали наши предки, не собрать народ и не объявить — так, мол, и так — пойдёмте, ребята, наваляем испанцу балды и всё у него отнимем, да ещё и платить заставим! И что? Не пойдут?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Не пойдут. Потому, что люди не любят умирать, Шарли. У древних королей получалось, потому, что время было другое. Тогда по ночам саблезубые тигры гуляли. Видел, какую кость Жак Картье привозил недавно, показывал? Вот такие были тигры.

КАРЛ IX. Мне бы такие проблемы...

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Вот именно. Сейчас люди поумнели. Они прекрасно понимают, что могут вполне себе нормально и спокойно жить без нас. Не все, но до многих, как видишь, дошло. Протестанство — фигня, это просто предлог отколоться. Аргумент для дураков.

КАРЛ IX. Это я как раз понимаю. Так, может, и нам с ними?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Нам с ними нельзя.

КАРЛ IX. Но почему?!

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Потому, что тогда тебе придётся руководить цехом по производству фарфора. А я закажу у венецианцев очки с диоптриями, усядусь дома на расписной диван и стану вести бухгалтерский учёт. А твоя сестра будет нашим торговым представителем — станет разъезжать по свету, рискуя быть изнасилованной целым фрегатом пиратов, и предлагать нашу продукцию арабским шейхам.

КАРЛ IX. Слушай, ну, в принципе-то ничего страшного...

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Ничего. Кроме того, что это — не наше будущее. Мы — не торговцы. Мы — цезари. Понимаешь? Господь поставил нас блюсти стадо, а не слюнявить мелочь на сдачу. Если исчезнут такие, как мы, в мире останутся только продавцы и покупатели.

КАРЛ IX. А такие, как мы — какие, мама?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Такие, как мы. Твёрдые, властные, целеустремлённые.

КАРЛ IX. А цель — постоянство, да, мама?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Да.

КАРЛ IX. След потерялся. Знаешь, иногда кажется, что у тебя есть какой-то заковыристый план, но в такие вот моменты мне становится ясно, что никакого плана у тебя нет.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Есть. Просто, как все гениальные планы, он выглядит полным безумием. Но не опасайся ничего, мой милый сын. Просто подумай над тем, что я сказала, и ты поймёшь, что существуют способы всё уладить, не влезая в долги к врагу и не заливая страну кровью по колено, а всего лишь по щиколотку. Всё будет ОК.

КАРЛ IX. ОК?

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Это из Бретани. Означает, что всё будет пучком.

КАРЛ IX. Ну, раз по щиколотку ОК, то и ладушки. Париж стоит окровавленной щиколотки. Всё, пойду спать, голова трескается.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Рановато. Самый треск ещё впереди.

КАРЛ IX. И тебе спокойной ночи, матушка.

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ. Сладких снов.

Медичи проходит сквозь стену. Карл IX ощупывает стену вокруг и около в поисках рубильника или педали. Ничего.

КАРЛ IX. Олд скул...

4. Suum Cuique↓

Генрих Наваррский ходит по покоям Маргариты, рассматривает вещи. Маргарита лежит в кровати, читает книгу, делая вид, что не следит за Генрихом.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. А что слышно от Картье?

МАРГАРИТА. Канаду осваивает. Недавно туда первые поселенцы уехали, от них в прошлом месяце первый корабль пришёл. Табака привезли, кстати, отличного. Хочешь?

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Круто. Давай!

Маргарита и Генрих Наваррский закуривают трубки.

МАРГАРИТА. Говорят, какие-то шошоны выращивают, в Калифорнии.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Калифорния? Нет, не слышал.

МАРГАРИТА. А у вас как? Отстроились?

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Вашими молитвами. У нас теперь тоже государственный займ.

МАРГАРИТА. Поздравляю. Но вы, кстати, смотрите там — у нас теперь из-за этих займов инфляция и кризис производства.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Не, наши финансисты ваши ошибки учли, и теперь у нас там как-то по хитрому.

МАРГАРИТА. А что пишут нового?

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. О, у нас недавно пираты Монтеня новые записки выпустили. Парень к нему ночью в дом пролез, сейф вскрыл и переписал у него новую часть «Опытов».

МАРГАРИТА. Это, которые только в 1580 году планируют выпустить только?

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Абсолютно точно. И у меня есть список с этого списка.

МАРГАРИТА. И вы, конечно же, дадите мне его переписать.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Конечно же, дам.

МАРГАРИТА. Тогда — здравствуй и я рада тебя видеть.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. И я.

Маргарита встаёт на кровати, Генрих Наваррский подходит к ней и аккуратно пожимает кончики её пальцев.

МАРГАРИТА. Наваррский, ты вообще как к этой ситуации с замужеством относишься?

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Честно, Медичи? Не особенно.

МАРГАРИТА. Спасибо за честность.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Да ты тоже не то, чтоб прямо рвёшься.

МАРГАРИТА. Твоя правда.

Пауза.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Ты только не злись и не обижайся. ОК? У меня страна в руинах, внешний долг с Римскую империю размером, Испанцы на границе и католики по лесам с арбалетами. Это уже не говоря о драконах, вампирах, эпидемиях чумы и дизентерии, отравителях, оборотнях, серийных убийцах и финансовых пирамидах. Ты всё равно меня не будешь видеть. Я целыми днями по стране мотаюсь. Ладно ещё, Наварра не очень большая.

МАРГАРИТА. Наваррский, я понимаю. Ты тоже ничего особенного не жди. У меня утончённые интересы и большие запросы. Больше всего на свете я ценю музыку, потом живопись, особенно японскую акварель. И только потом — интересных мужчин. Политика и дизентерия мне совершенно безынтересны. Поэтому ты, скорее всего, будешь меня видеть тоже не часто. Зато, судя по нашей обоюдной и плотной занятости, видеться мы будем, скорее всего, только в постели, что не может тебя не радовать, а, Наваррский?

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Смеёшься, Медичи? Мне пришлось разобрать на дрова ту постель, в которой мы с тобой познакомились.

МАРГАРИТА. Ну и ладненько. Тогда продолжаем разговор. С братцем моим как у тебя дела?

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. А можно мне вопрос?

МАРГАРИТА. Можно.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. С Меченым у тебя всё, или...

МАРГАРИТА. Наваррский! Мы, кажется, ещё в первый мой приезд договорились, что нравимся друг другу, как друзья. И соответственно станем проводить время. Как друзья. А друзья не спрашивают друг у друга о личной жизни.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Ясно.

МАРГАРИТА. Не «ясно», а «извини-меня-Медичи-я-сожалею-о-своём-бестактном-вопросе»

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Ясно. Извини меня, Медичи. Я сожалею о своём бестактном вопросе, тем более, что по твоей реакции я узнал ответ на него.

МАРГАРИТА. Но от этого это не стало твоим делом. Наваррский, ну в самом деле. Я ж не лезу к тебе в постель.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Просто скоро она станет у нас в некоторой степени общей...

МАРГАРИТА. Наваррский, занимайся политикой, а? А сексуальные дела в нашей семье буду решать я. Всё. Сошли, как говорит мой френолог. Вернёмся к действительно важным вещам. Как у тебя дела с моим братцем?

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Да никак. Сегодня опять приходил Колиньи, говорил с ним. Я присутствовал. Твой брат упрям, как гасконец.

МАРГАРИТА. Это от того, что у него в голове нет своих мыслей, а только мамины. Если он откажется от них, он повиснет в воздухе. А мой брат боится висеть в воздухе.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Я тоже боюсь повиснуть в воздухе.

МАРГАРИТА. Наваррский, хочешь честно? Я тоже боюсь. Именно поэтому я за тебя и выйду. Потому, что я понимаю, что если я выйду за Анри, то проживу с ним лет пять, а потом он увлечётся какой-нибудь очередной юной проституткой, а я останусь вечно сидеть у окна в каком-нибудь засранном замке на периферии. Это ведь и есть — висеть в воздухе.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. И это тоже.

МАРГАРИТА. А с тобой будет движуха, Наваррский. Я это чувствую. И у тебя есть ещё одно достоинство — ты не нравишься моей матери. Оня прямо зубами скорипит, когда произносит твою фамилию. Знаешь, что это значит?

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Что?

МАРГАРИТА. То, что ты хороший человек. А прОтест ты при этом, или мусульманин — мне чихать. Но, кстати, имей в виду — бить зеркала в своём доме и жечь бестселлеры я не позволю.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Да не жгу я бестселлеры. Это Кальвин жжёт, да и то в одном городе всего. Оттуда, кстати, разбежались почти все.

МАРГАРИТА. Вот и молодец, Наваррский. Чтение — лучшее учение, сам знаешь.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Да уж. Я от родаков постиг только искусство вязать сучек — от отца, и основы управления людьми с помощью взятия их детей в заложники — от матери.

МАРГАРИТА. Стори оф май лайф. Только отца я помню плохо. Когда мне было шесть лет, он по пьяни настоял на продолжении поединка, который закончился у него в глазу восьмидюймовой щепкой. Мой папа просрал этот турнир, как и всё, на что подписывался в жизни. Поэтому моей маме пришлось нанять няньку и заниматься этой страной вместо него. И мы больше не видели нашу маму, понимаешь, Наваррский?

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Конечно, понимаю. У меня было то же самое. К счастью, твоя мама вовремя отравила мою, а то бы страной сейчас правила бы она, а я только подписывал бы документы, как твой братец.

МАРГАРИТА. Зато у тебя было бы время сосредоточиться на душе и поисках гармонии, Наваррский. Вот как у меня.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Медичи, ты в этом вопросе недосягаемый лидер!

МАРГАРИТА. Вот выйду за тебя замуж — буду проводить тебе мастер-классы.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Мне всё равно не верится в эту затею. Особенно с таким двойным венчанием. Католики не примут человека, не принявшего их веру. Они тупые, как полипы.

МАРГАРИТА. Так, Наваррский! От полипа слышу! Все великие литераторы — католики, и все великие художники — тоже. Ваши ещё не развились. Монтень, кстати, тоже наш, так что нечего. У вас куча недооценённых талантов, но из-за войны шансы их малы до неприличия.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Я знаю. Но я не об этом. Мои, как вы тут изволите выражаться, прОтесты, тоже не с восторгом отнесутся, что вместо достаточного количества принцесс...

МАРГАРИТА. Принцесс? Откуда в Наварре принцессы? Вы приняли мавританских беженцев?

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Там принцессы нового образца, Медичи. Принцессы королей, основавших империи нового мира — стальных, соляных, финансовых, каменных, угольных и текстильных. Хотим мы того, или не хотим, но грядёт новое дворянство, с которым уже сегодня нельзя не считаться.

МАРГАРИТА. Я это понимаю, наваррский. Но попробуй объясни это моей маме. Им бы спокойно жить себе за городом, всем вместе, проводить старость в приятных воспоминаниях, в разоблачениях... нет, им подавай кровавую баню напоследок.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Ты так говоришь, как будто среди нашего поколения все готовы договариваться. Анри, не тем будь помянут? Он сегодня, кстати, нарывался, как в последний раз.

МАРГАРИТА. Не смей.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Да ясное дело, супруга и госпожа моя, не смею, спите спокойно. Я для примера — таких ведь большинство.

МАРГАРИТА. У вас не меньше.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Не меньше. Но мы с вами будем стараться, чтобы было меньше.

МАРГАРИТА. Супер. Давайте за это выпьем.

Маргарита вынимает книгу с нижней полки и нажимает ногой в пустоте какую-то педаль. С одной из верхних полок выдвигается книга. Маргарита открывает её — в книге бутылка.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Сильно. Это кто такие делает?

МАРГАРИТА. Это наш краснодеревщик. Причём смотри. (Открывает бутылку, нюхает). Это — самбука. Пил такое?

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Ни разу в жизни.

Маргарита ставит бутылку на стол.

МАРГАРИТА. Тогда оставим, потому, что это прикольная штука. Смотри.

Маргарита ставит книгу на место, снова нажимает на педаль внизу. Выдвигается другая книга с другой полки.

МАРГАРИТА. Каждый раз новая. И никогда не знаешь, какая.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Здорово. Чья идея?

МАРГАРИТА. Моя, конечно.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Снимаю шляпу. А в Наварре сможешь такую же устроить?

МАРГАРИТА. Легко.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Отлично. У меня как раз в библиотеке три стены из четырёх свободны.

МАРГАРИТА. Не сомневалась, Наваррский! А на четвёртой две книги, да? Библия и Маккиавелли!

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. И пиратский Монтень.

Маргарита тем временем наливает самбуку. Поджигает в бокале.

МАРГАРИТА. За то, чтобы таких дураков, как Анри, становилось меньше. И за то, чтобы таких красавцев, как Анри, становилось больше.

Выпивает, втягивает через соломинку горячий воздух. Генрих Наваррский осторожно проделывает то же самое.

МАРГАРИТА. Странно, что ты не юзаешь эту штуку. Это национальный итальянский ликёрчик. Сейчас уже у нас из моды выходит, текила вытесняет.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Вот с текилой я знаком. Благодарю покорно.

МАРГАРИТА. О да, я тебя понимаю. Уже двадцать раз жалела, что на свет родилась.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Вот бы все женщины были бы такими как ты, Медичи!

МАРГАРИТА. И не говори, Наваррский! Самой тошно. Но слушай, мой нелюбимый муж и любимый друг. Ты будешь смеяться, но моя мать недавно опять что-то задумала.

Смеются.

МАРГАРИТА. И даже провела по этому поводу брифинг.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. А мне-то это с какой стороны может грозить?

МАРГАРИТА. Не знаю. Пока, как видишь, даже у членов семьи нет допуска. А потому я думаю, что там что-то особенно чудовищное.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Интересно.

МАРГАРИТА. Ужасно интересно. Причём в буквальном смысле. Береги себя, Наваррский. Твоё имя упоминалось на брифинге.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. В каком контексте, не знаешь?

МАРГАРИТА. К сожалению, герцог. Но вряд ли в хорошем. Вообще я нелюбимый ребёнок в семье, я не говорила? Моя семья отбросит меня, как хвост ящерицу, едва ты попробуешь на них давить.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Я не пытался на них давить. Я взывал к их здравому смыслу. Я хочу прекратить войну и начать торговать с Испанией и с Францией.

МАРГАРИТА. Вот на это-то они и не пойдут, Наваррский.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. На что?

МАРГАРИТА. На это. Чтобы ты торговал с Францией. Они видят Наварру частью Франции, как и Бретань, и Нормандию, и всё остальное. С независимостью на севере покончено, теперь очередь Юга.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Я думал об этом. Но на мой век независимости хватит, да и потом я всё-таки надеюсь на бархатную революцию. Всё-таки просвещённая оппозиция...

МАРГАРИТА. Я тебя умоляю. Это песню не задушишь, не убьёшь, а вот певца — запросто. Тем более, что ты имеешь дело с моей мамой.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Мне кажется...

МАРГАРИТА. Тебе кажется, Наваррский. Поверь мне. Я с ней девятнадцать лет прожила. И выгляжу, скорее всего, на все двадцать пять после этого. Я тут такого навидалась... ты знаешь что-нибудь о контактных ядах, корпускулы которых способны консервироваться в волосах человека на срок до полугода и срабатывать при определённой температуре? Поясняю — отравить человека можно летом, а умрёт он в конце февраля. Ясно? Так вот этим моя мать занималась десять лет назад. Представляешь, чем она занимается сейчас?

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. В конце февраля, говоришь?

МАРГАРИТА. Не это главное, Наваррский. Главное — береги себя. И ешь только то, что я пошлю. А лучше вообще питайся с моей кухни. Я завтра передам.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Значит, ты считаешь, что они хотят нас зохавать...

МАРГАРИТА. Девиз нашего рода — Semper, что, в каком-то смысле означает «в роду Медичи стоИт даже у покойников». Даже мёртвый Медичи способен на по крайней мере одно осмысленное действие, и действие это, как правило — присвоение чужого имущества. Или отравление того, кто мешает тебе его присвоить. Поэтому каждый раз, здороваясь с моей мамочкой, пересчитывай пальцы.

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Если бы она хотела меня убить, то прислала бы отравленные трусы. Но приглашать меня сюда, женить на тебе, а потом убить в собственном дворце — это мог бы придумать Шарль, но не она. Больно идиотски.

МАРГАРИТА. Будем надеяться. У тебя в городе сколько человек, на которых ты можешь рассчитывать?

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. О, наших полно в городе. Если что, мы устроим тут вторую Жакерию.

МАРГАРИТА. Ясно. Пусть возле тебя постоянно будет человек пять. Можешь так сделать?

ГЕНРИХ НАВАРРСКИЙ. Попробую. Н

Поиск по сайту: