Влияние Отечественной войны на декабристов. «Дети 1812 года».
Кодекс чести и мораль революционера.
Одним из принципов дворянской идеологии было убеждение, что высокое положение дворянина в обществе обязывает его быть образцом высоких нравственных качеств: «Кому много дано, с того много и спросится». Дворянского ребенка ориентировали не на успех, а на идеал: быть храбрым, честным, образованным ему следовало не для того, чтобы достичь чего бы то ни было (славы, богатства, высокого чина), а потому что он дворянин, потому что ему много дано, потому что он должен быть именно таким.
Правило «служить верно» входило в кодекс дворянской чести и было нравственным законом. Чувство собственного достоинства четко проводило грань между государевой службой и лакейским прислуживанием. Показателен в этом отношении эпизод из «Капитанской дочки» А.С. Пушкина, когда Андрей Петрович Гринев дает наставление сыну: «Прощай, Петр. Служи верно, кому присягнешь; слушайся начальников; за их ласкою не гоняйся; на службу не напрашивайся; от службы не отговаривайся; и помни пословицу: береги платье снову, а честь смолоду».
Дворянская честь считалась едва ли не главной сословной добродетелью. В идеале честь являлась основным законом поведения дворянина, она была безусловно и безоговорочно важнее, чем выгода, успех, безопасность и просто рассудительность. Нарушить данное слово – значило раз и навсегда погубить свою репутацию, потому поручительство под честное слово было абсолютно надежным. В этой обстановке повышенной требовательности и – одновременно – подчеркнутого доверия воспитывались дворянские дети.
Дворянская этика требовала уважения прав личности независимо от служебной иерархии. С малых лет воспитанное убеждение «не смеете оскорблять!» постоянно присутствовало в сознании дворянина, определяя его реакции и поступки.
Щепетильно оберегая свою честь, дворянин, конечно, учитывал чисто условные, этикетные нормы поведения. Но главное все-таки в том, что он защищал свое человеческое достоинство. Обостренное чувство собственного достоинства воспитывалось и вырабатывалось в ребенке целой системой разных, внешне порой никак между собой не связанных требований.
На первый взгляд воспитание, построенное на таких принципах, кажется совершенно безрассудным. Оно не только не вооружает человека качествами, необходимыми для преуспевания, но объявляет эти качества постыдными.
Все дело, однако, состоит в том, как понимать жизненный успех. Если в это понятие входит не только внешнее благополучие, но и внутреннее состояние человека – чистая совесть, высокая самооценка и проч., то дворянское воспитание предстает не таким непрактичным, как кажется.
Готовясь к жизни в свете, дворянский ребенок должен был приучаться выражать любые чувства в сдержанной и корректной форме. Этические нормы тесно соприкасались с этикетными: умение скрывать от посторонних глаз «мелкие досады и огорчения» считалось обязательной чертой воспитанного человека. Поэтому дворянского ребенка с раннего детства приучали превозмогать по мере сил страх, отчаянье и боль и стараться не показывать, как это трудно.
Влияние Отечественной войны на декабристов. «Дети 1812 года».
Из дневника генерала H. H. Муравьева-Карского мы узнаем о бытовых условиях жизни молодого офицера в начале войны: братья Муравьевы сразу же оказались в прожженных, рваных шинелях; один из них заболел. При отступлении хаты были забиты ранеными, которых просто бросали на произвол судьбы; начался тиф, появились вши... Все это оказалось совсем новым. Но они увидели в первую очередь не свои невзгоды — они увидели Россию, народные страдания.
Кроме того, офицерская молодежь оказалась гораздо ближе к простым солдатам.
Между офицером и солдатом уже в период отступления сложились совершенно новые отношения. Их не следует идеализировать: отношения эти во многом вырастали на почве крепостного быта. Но помещик и крестьянин были не только врагами. Основной массе крестьян привилегированное положение барина казалось естественным — ненависть направлялась против «плохого» барина. Офицеры для солдат по-прежнему оставались господами, но теперь (а не во время парада!) существование их было осмысленно, мотивированно: воевать без них невозможно. Одновременно и офицеры увидели в солдатах соучастников в историческом событии.
Следует отметить и еще одно обстоятельство. Молодые офицеры с первых дней войны были «выброшены» в совершенно новое пространство. Фактически вся офицерская молодежь России была собрана в дни войны на Смоленской дороге: съездить в соседний полк к приятелю, к брату, к соседу по поместью стало вдруг очень просто. Офицеров сближали и материальные трудности, о которых говорилось выше, и общий патриотический подъем, и общие мысли о судьбах страны. Шли нескончаемые беседы и споры. В них рождался новый человек — человек декабристской эпохи. (Семеновский офицер Чичерин живет в одной палатке с князем Сергеем Трубецким, Иваном Якушкиным — будущими декабристами, сюда заезжает и Михаил Орлов, тоже будущий декабрист. Да и сам Чичерин, если бы через год его не сразила пуля француза, наверное, тоже попал бы в Сибирь).
В дневниках фронтовых мы встречаем здесь напряженные размышления о России, о народе, а рядом с ними — мысли о литературе, рисунки и т. д. Мы с удивлением замечаем, что молодые офицеры в краткие часы ночного отдыха находят время спорить об искусстве, о человеческих нравах и привычках.
Рассмотрение общих политических вопросов и вопросов революционной тактики в мировоззрении декабристов было тесно сплетено с моралью и поставлено в непосредственную зависимость от моральной приемлемости предполагаемых политических действий. Если революционное действие не могло получить моральное оправдание и о чем было, стыдно открыто заявлять вслух, то его осуществление оказывалось невозможным для большинства членов тайного общества. Поступки, которые грозили «замарать», а не украсить страницы истории, безоговорочно отвергались декабристами. Политика, по их мнению, должна была постоянно, в большом и малом, сообразовываться с моралью и не противоречить кодексу дворянской чести. Возникло неразрешимое противоречие: политические действия тайных обществ, объективно направленные против феодализма, требовалось теоретически обосновать с позициями сословной дворянской морали и дворянского кодекса чести. Трудности такого обоснования или его недостаточная убедительность способны были поставить под сомнение допустимость любого намечаемого революционного действия и, в конечном итоге, препятствовали его осуществлению.
Ю. М. Лотман сделал вывод о том что: «Декабристы были в первую очередь людьми действия». Деятельность декабристов была направлена не только на революционное низвержение самодержавия, но и на создание «совершенно нового для России типа человека» призванного теоретически и практически решить в России проблемы, поставленные всемирной историей перед всем человечеством.» По его словам, каждый декабрист искренне верил «в то, что он—великий человек». Поражает даже некоторая наивность, с которой Завалишин писал о тех своих однокурсниках, которые, стремясь к чинам, бросили серьезные теоретические занятия, «а потому почти без исключения обратились в простых людей». Каждый жил для истории и сознавал свою ответственность перед ней. С позиций декабристской этики все поступки истинных и верных сынов отечества должны были отличаться единством и не зависеть от обстоятельств. Подразумевалось, что для любой значимой жизненной ситуации существует лишь единственная норма правильных действий, претендующих на то, чтобы войти в историю. «Это заставляло каждый поступок рассматривать как имеющий значение, достойный памяти потомков, внимания историков, имеющий высший смысл». Подобного типа человека не знала не только русская, но и, в принципе, мировая история. Чтобы внести в свое поведение единство, декабристы «просто отменили то, что не подлежало занесению на скрижали истории».
Один из первых программных документов декабристов устав Союза благоденствия (1818 год), намечая целью Союза достижение общего блага, определяет личные качества, необходимые для вступающих в тайное общество, их обязанности по отношению к отечеству, к людям добродетельным и достойным, к злым и порочным. Он передает нравственные принципы, которых должен придерживаться дворянин-революционер. Устав Союза благоденствия предписывает членам общества «распространением между соотечественниками истинных правил нравственности и просвещения способствовать правительству к возведению России на степень величия и благоденствия, к коей она самим творцом предназначена». Такое внимание дворянских революционеров к морали объясняется тем, что благоденствие государства они ставят в прямую зависимость от нравов народа: «не станет добродетели, и никакое правительство, никакие благие законы не удержат его от падения».
Декабристы высоко оценивают гражданские качества личности, считая первым естественным законом соблюдение блага общего: никакая частная цель не может быть справедлива, если противоречит общественному благу. Естественно, что строгое и ревностное исполнение возложенных служебных или государственных дел есть обязанность члена Союза. Член Союза должен делом доказывать свою приверженность всему отечественному. Уважения достоин тот, кто полезен государству, кто является истинным сыном его. Отступающий же от своих обязанностей, предпочитающий порок добродетели заслуживает презрения.
Член Союза, радеющий за благо отечества, не может мириться с жестоким угнетением крепостных крестьян, поэтому в уставе курсивом выделены слова, взывающие склонять помещиков к гуманности.
По мнению дворянских революционеров, борьба за благо отечества накладывает на человека большие нравственные обязанности. Участвовать в этой борьбе могут люди, которые своей честной жизнью удостоились в обществе доброго имени, которые, понимая величие целей Союза, готовы перенести все трудности, неизменно связанные с этой борьбой. На этом основании люди бесчестные, порочные, развращенные, с низкими чувствами в Союз не принимаются. Они первыми в русском освободительном движении заявляют, что благие намерения социального переустройства могут осуществляться только чистыми руками.
Членам Союза вменяется в обязанность распространять личным примером, словом и письмом принятые Союзом правила. Причастность к тайному обществу побуждает его «как в помышлениях, так в важных и даже незначащих делах возвышаться над толпой беспечных, безумствующих и порочных людей» Подобное добродетельное поведение члена Союза послужит другим хорошим образцом для подражания.
Поведению члена Союза соответствует слово, с которым он обращается к согражданам. Должно уметь убеждать их жить в соответствии с теми гуманными принципами, которые выработал Союз. Кроме того, участвуя в работе одобренных правительством обществ, цель которых – забота о нравственности, нужно способствовать изданию, распространению книг нравственного содержания.
Особое место в уставе Союза благоденствия занимают вопросы гуманизма. Ставя своей целью благо отечества, они не отрывают его от интересов конкретного человека. По мнению декабристов, социальное переустройство общества предполагает заботу о воспитании юношества, о людях немощных, не способных кормиться трудом своим (особого внимания заслуживают воины, пострадавшие за отечество).
Служа отечеству, член Союза благоденствия «должен стараться воздвигнуть ту нравственную стену, которая как нынешние, так и будущие поколения оградила бы от всех бедствий порока, и чрез то на вечных и незыблемых основаниях утвердить величие и благоденствие российского народа». Любовью к Родине пронизаны все сферы человеческого отношения к миру: отношение к ближним, к единомышленникам и к «ничтожным» людям, к страждущим, к нуждающимся в сострадании, к службе, к семье. Цели достижения благоденствия России подчиняют себе все нравственные принципы, которые предъявляет Союз к представителю тайного общества.
Коллизия политического и морального проявлялась и в большом и в малом. Попытки собирать двадцать пятую часть доходов членов Союза благоденствия дали ничтожно мало. Тайное общество нуждалось в деньгах. Большинство членов Союза не имело собственных средств. Для того чтобы доставить тайному обществу необходимые средства и одновременно подорвать государственный кредит генерал- майор М. Ф. Орлов предложил на Московском съезде 1821 г. создать «в лесах» типографию или литографию для печатания фальшивых ассигнаций. Предложение Михаила Орлова было отвергнуто большинством участников съезда как морально неоправданное. Среди участников съезда, отвергнувших предложения Орлова, был отставной капитан Д. Якушкин, который за три года до этого события вызвался убить императора. Намереваясь убить Александра, он хотел взять с собой два пистолета: одним — поразить императора, а другим — застрелиться. Такой подход позволял ему представить покушение на жизнь Александра I не как убийство безоружного человека, а как поединок со смертельным исходом для его участников. Поединок не противоречил принципам дворянской (феодальной) морали и являлся важным элементом морального кодекса декабризма. Товарищи отговорили Якушкина от его намерения заявив, что oбщество не готово к выступлению, и смерть императора принесет только вред. Что интересно: моральность предложения Якушкина, однако, не была поставлена под сомнение ни одним из присутствующих. Поступок Якушкина: вписывался в дворянские представления о чести, а предложения Орлова — нет.
Другой пример. В августе 1825 г. в лагере при Лещине полковник В. К. Тизенгаузен (член Южного общества,) спросил Михаила Бестужева-Рюмина, предлагавшего немедленно начать вооруженное выступление и двинуть войска на столицу: «...откуда возьмем деньги на покупку провианта, винной и мясной порции?» Бестужев-Рюмин предложил взять необходимые средства из полковых денежных ящиков. Ответ привел Тизенгаузена в негодование, он гневно воскликнул: «...Так вы намерены начать дело грабежом и разбоем! Хорош будет конец!.. Я чужой собственности никогда не прикасался и не коснусь!». Для составления кассы было решено употребить личные средства членов тайного общества. Тизенгаузен заявил, что для возвышенной цели он готов продать последнее платье своей жены. В этом была своя логика: щедрость - один из краеугольных камней феодальной морали. Но члены тайного общества не имели в своем распоряжении достаточных личных средств для его нужд. Безупречное, с моральной точки зрения, предложение Тизенгаузена не имело практического значения.
Декабристы придерживались исключительно строгих моральных принципов. Вступить в ряды тайного общества - означало облагородить свою жизнь в настоящем и поставить перед собой высокую цель в будщем. Цель была не только в том, чтобы свергнуть самодержавие. Декабристы хотели стать «героями века» — историческими личностями, которым было суждено избежать забвения в будущем.
Воспользоваться же аморальными средствами для реализации своих целей означало обречь себя в лучшем случае на забвение, в худшем — на вечный позор. Один капитан предложил в день восстания «разбить кабак», чтобы напоить солдат, ибо русскому солдату «нужны сильные средства для возбуждения к действию». Рылеев возмущенно ответил: «Мы подвизаемся к поступку великому, не должны употреблять низкие средства».
Прямодушный и честный генерал М. А. Фонвизин часто повторял: «Никакая цель не оправдает средств». Большинство членов Союза благоденствия с ним соглашались, полагая, что «для хорошей цели гнусных средств употреблять не должно». Пестель яростно спорил с Фонвизиным. «Мы не рассчитываем шествовать по розам, и кто ничем не рискует, тот ничего не выигрывает», — таково было убеждение Пестеля.
Два ревностных члена Тульчинской управы Союза благоденствия так и не смогли выработать компромиссное решение проблемы соотношения морали и политики. Поэтому П. И. Пестель и М. А. Фонвизин, «во многом не сходились и часто оканчивали споры личностями». Проблемы соотношения морали и политики породили неустранимое в рамках дворянской революционности противоречие: практические пути свержения самодержавия должны были быть такими, чтобы средства достижения этой цели не противоречили кодексу дворянской чести.
Подавляющее большинство членов Союза Благоденствия побывало в гуще важных исторических событий — Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов, — всемирно-историческое значение которых отлично осознавалось их участниками. Однако в это время будущие декабристы занимали лишь самые низовые командные и штабные офицерские должности. Степень их воздействия на происходящие события была крайне мала, а сведения о закулисной стороне и скрытых политических механизмах происходящего у них либо полностью отсутствовали, либо были очень незначительны. О скрытых пружинах принимаемых решений им приходилось судить на основе непроверенных слухов.
Но М. Ф. Орлов и П. И. Пестель — представляли собой несомненное исключение из общего правила. У них был личный жизненный опыт практического воздействия на скрытые механизмы важнейших военно-политических событий этого времени. Кроме того, они еще до начала Отечественной войны успели хорошо познакомиться с основами политических наук, большинство же декабристов начнет изучение этих наук уже после окончания наполеоновских войн.
П.И.Пестель и М.Ф.Орлов сознательно отвергали применимость моральных критериев при рассмотрении политических вопросов. Настойчивые попытки Орлова и Пестеля — признанных лидеров движения декабристов — убедить товарищей по тайному обществу в правомерности автономного от морали рассмотрения политических проблем не имели успеха. Более того, некоторые рядовые участники движения декабристов видели в этих попытках убедительное свидетельство в пользу наличия у лидеров «личных видов»: честолюбивых замыслов и диктаторских замашек.
М. Ф. Орлов прекрасно понимал полную несовместимость предложенных им на Московском съезде Союза благоденствия «неистовых, мер» с кодексом дворянской чести. Но это его не смущало. «...В деле политики чувствительность никогда не бывает уместна, — утверждал М. Ф. Орлов, и свою убежденность в справедливость этих слов сохранил до последних дней жизни.
М. Ф. Орлов и П. И. Пестель были последователями Макиавелли и ряда других выдающихся политических мыслителей эпохи Возрождения и Нового времени. П. И. Пестель не только внимательно изучал труды Н. Макиавелли, но и настойчиво их пропагандировал, советуя другим членам тайного общества познакомиться с ними.
Подобный подход к политике не мог вызвать ни сочувствия, ни правильного понимания у подавляющего большинства членов тайного общества, потому что он противоречил не только системе этических ценностей, но и стилю мышления людей эпохи декабристов. Откровенно говорить о политике, называть вещи своими именами не полагалось.
Поведение декабриста было отмечено печатью романтизма: поступки и поведенческие тексты определялись сюжетами литературных произведений, типовыми литературными ситуациями. В этом смысле восклицание Пушкина: «Вот Кесарь — где же Брут?» — легко расшифровывалось как программа будущего поступка.
Вместе с тем декабристы решительно порвали с рядом норм поведения, демонстративно сорвали покров таинственности с ряда «запретных тем». Современники подчеркивали резкость и прямоту суждений декабристов, безапелляционность приговоров, «неприличную», с точки зрения светских норм, тенденцию называть вещи своими именами, избегая условностей светских формулировок. Декабристов характеризовало постоянное стремление не признавать утвержденного ритуала и правил светского речевого поведения. (Такой резкостью и нарочитым игнорированием «речевого приличия» прославился Николай Тургенев). (Подчеркнутая несветскость и «бестактность» речевого поведения определялась в близких к декабристам кругах как «спартанское» или «римское» поведение. Оно противопоставлялось отрицательно оцениваемому «французскому»). Члены Союза благоденствия стали гласно обсуждать, множество животрепещущих политических проблем, перед лицом крепостников и представителей власти клеймя «главные язвы» своего отечества: «закоснелость народа, крепостное состояние, жестокое обращение с солдатами; повсеместное лихоимство, грабительство и, наконец, явное неуважение к человеку вообще». Гласно обсуждая отдельные политические вопросы, декабристы в массе своей так и не смогли подняться до уровня идеологического осмысления самой политической сферы общества. Проблема соотношения политики и морали оказалась для них неразрешимой. Декабристы хотели не только сохранить добродетель в настоящем, но и выглядеть добродетельными в будущем перед лицом потомков. Часто употребляемые слова о дворянской ограниченности декабристов в данном случае являются вполне уместной характеристикой их неспособности принять «постулат самостоятельной трактовки политики». Теоретическое рассмотрение политики декабристами было заключено в рамки дворянской морали, содержавшей в себе и ряд фундаментальных принципов общечеловеческой нравственности. Средства и приемы политической борьбы против самодержавия, т. е. революционная тактика тайных обществ, должны были отличаться моральной безупречностью.
Декабристы постоянно помнили о предстоящем им в будущем суде истории и сообразовывали с ним свои действия в настоящему. Мысль о том, что после захвата власти можно будет легко изъять или даже задним числом переписать некоторые не очень лестные страницы, не могла прийти им в голову. История отождествлялась с судом, произносимым потомством. На этом суде исторических лиц ждет очная ставка с их виной, грехом, прошлым.
Историческому суду предстоит взвесить все соображения «за» и «против» и лишь после этого произвести свой окончательный приговор. Будущее нельзя обмануть. Право на историческую память потомков нельзя было получить даром: лишь человеческая деятельность могла помочь «обрести земное (историческое) бессмертие. Подобный подход к историческому времени, к истории роднит эпоху декабристов с эпохой Возрождения. Уважать и бояться суда потомков приучил своих современников Н. М. Карамзин. Подошедшим до нас воспоминаниям он «полагал, что потомство есть своего рода кассационный суд, который разбирает инстинктивно дела прошедших времен... и что есть великая историческая правда, которая восстанавливает честь и невинность тех деятелей, которых имена пострадали только от страстей и злобы или от предрассудков современников». Карамзин пользовался у современников огромным нравственным авторитетом, с которым не мог не считаться сам император Александр I.
Карамзин приучил современников к мысли о том, что история «питает нравственное чувство, и праведным судом своим располагает душу к справедливости, которая утверждает наше благо и согласие общества».
Поскольку участники движения декабристов каждый свой поступок рассматривали как принадлежащий истории и имеющий историческое значение, то свои действия в настоящем они соотносили с возможностью их оценки и переоценки в будущем. Вступая в члены тайного общества, они думали не столько о ближайших, сколько об отдаленных последствиях этого поступка, даже если эти последствия могли непосредственно отразиться на их жизни и в корне изменить судьбу.
Страх перед властью, возможными наказаниями, даже страх гибели был подавлен и вытеснен ответственностью перед потомками и нежеланием испытать (пусть даже после смерти!) стыд за свои совершенные и несовершенные поступки на предстоящем в будущем суде истории. Именно в этом следует видеть важнейший регулятор поведения декабристов и причину существования противоречий внутри движения.