Аще кто из причта, или мирянин, из святыя церкви похитит воск, или елей: да будет отлучен от общения церковного, и пятерицею да приложит к тому, что взял.
О духовных лицах, присваивающих себе то, что составляет собственность другого лица, и о наказании за подобную кражу говорилось в толковании 25-го Ап. правила. В этом правиле речь идет о краже другого рода, а именно о краже того, что составляет собственность церкви и, следовательно, является священною вещью, почему и кража подобного рода называется святотатством (ίεροσυλία, sacrilegium), и совершивший ее, будь то мирянин или лицо, принадлежащее к клиру, строго наказывается отлучением от церковного общения, причем обязан вернуть присвоенное в количестве, в пять раз большем. В этом правиле упоминается особо о присвоенном кем-либо из церкви воске и елее. Об употреблении еще во времена Апостолов воска и елея для освещения мест, в которых совершалось богослужение, свидетельствуют нам сами Апостолы, остававшиеся до полуночи в своих священных собраниях (Деян. 20:7, 8); об этом свидетельствуют нам и Апостольские постановления (V, 19; VIII, 5)[309]. Воск и елей приносились обыкновенно верными из усердия, как их дар церкви, и становились ее собственностью, считаясь, помимо своего назначения, священным предметом уже потому, что были принесены в церковь (ή γάρ πρός τον τού θεού ναόν προσαγωγή τούτων άγιάζει αύτά), как говорит Зонара в толковании этого правила[310]. о краже священных предметов из церкви говорят нам отцы церкви древнейшего периода[311]. В IX веке, так называемый, Двукратный Константинопольский Собор был вынужден 10-м своим правилом усилить наказание за святотатство.
Правило 73
Сосуд златый, или сребряный освященный, или завесу, никто же да не присвоит на свое употребление. Беззаконно бо есть. Аще же кто в сем усмотрен будет: да накажется отлучением.
Это правило находится в связи с 72-м Ап. правилом и предписывает отлучать от церковного общения каждого, взявшего что-либо из церкви для своего домашнего употребления, называя такой поступок беззаконным делом (παράνομον). Упоминаемые в этом правиле предметы предназначались для евхаристийной жертвы, были освящены и хранились всегда в самой церкви, в особо назначенном для них месте, названном впоследствии σκευοφυλακεΐον[312]. Таким образом брать эти священные предметы из церкви и употреблять их для домашнего обихода значило осквернять святыню и совершать святотатство (ίεροσυλία). Этим и объясняется строгость наказания, которому подвергается совершивший такое святотатство. Впрочем, бывали примеры в самые древние времена, что некоторые епископы брали из церкви все, что в ней было самого драгоценного, даже священные сосуды, и обращали их в деньги, когда являлась потребность накормить голодных или выкупить пленных[313]. Это были дела милосердия, заповеданные Самим Богом, и к ним не может быть применимо ни это Ап. правило, ни другие подобные ему.
Правило 74
Епископ, от людей вероятия достойных обвиняемый в чем либо, необходимо сам должен быть призван епископами; и аще предстанет и признается, или обличен будет: да определится епитимия. Аще же зван быв, не послушает: да позовется вторично чрез посылаемых к нему двух епископов. Аще же и тако не послушает: да позовется и в третий раз чрез двух посылаемых к нему епископов. Аще же и сего не уважая, не предстанет: собор, по благоусмотрению своему, да произнесет о нем решение, да не мнится выгоду имети, бегая от суда.
Церковный суд по своему существу является выражением полномочия власти, данной Иисусом Христом Своей церкви (Мф. 18:15-17). На основании этого полномочия церковная власть расследует и обсуждает в границах церковного ведения поступки всех членов церковного общества. Непосредственными орудиями и всегдашними представителями церковного суда должны быть в силу этого те, которые являются носителями этого полномочия церковной власти, а именно предстоятели и управители церквей. Их право суда в церковных вопросах само собою проистекает из священнопастырской их власти, принадлежащей им в церкви по божественному установлению. Что власть эта, имеющая право суда, всегда действовала в церкви Христовой в смысле полномочия, данного Иисусом Христом церкви, — свидетельствуют о том, прежде всего послания ап. Павла к Тимофею и к Титу. Из этих посланий ясно видно, что Тимофею и Титу, как верховным представителям и управителям подведомственных им церквей, т.е. как епископам, первому – ефесскому, и второму — критскому, принадлежало с самого начала, вместе с верховной начальственной властью, право надзора и суда над всеми, вверенными их пастырскому попечению, особенно над подчиненным клиром, причем это наблюдение и суд они производили по правилам, уже установленным божественным правом. Таким образом, епископы являются главными исполнителями судебной власти в церкви. Передавая своим Апостолам власть судить "братьев", Основатель церкви показал тем самым, что власть суда должна принадлежать в церкви только тем лицам, которые являются преемниками Апостолов, а именно епископам. В силу этого правила и говорят только о епископах, как о судьях в каждом спорном деле, возникающем среди членов церкви (I Всел. 5). Признавая за епископами эту власть во всей полноте и исключительности, правила угрожают строгим наказанием всякому, обращающемуся, помимо надлежащего епископа, к другому суду (II Всел. 6; Карф. 15, 104), который, из кого бы он в церкви ни состоял, называется в правилах беззаконным и недействительным, раз действует независимо от епископа (Двукр. 13; Карф. 10, 11). Эту свою власть епископы исполняют или лично в своих епархиях, когда дело касается подведомственного им клира или паствы (IV Всел. 8; Карф. 15), или же соборно, судом епископов, когда дело идет о вопросе, выходящем за границы епархиальной юрисдикции (Ап. 37). Об особенной власти суда, принадлежащего епископам, говорится в толкованиях правил Карфагенского Собора. В данном (74) правиле речь идет о суде над самими епископами.
Церковно-судебный процесс вообще был упорядочен вполне только впоследствии, когда церковь вступила в союз с государством[314]. В этом правиле представлен самый древний и простой судебный процесс, в котором мы находим, тем не менее, в главном, как существовавшие элементы судебного процесса по римскому гражданскому праву, так и те элементы, которые находятся во вполне выработанном церковно-судебном процессе позднейшего времени. Прежде всего, речь идет об обвинении, причем, по этому правилу, представить обвинение против епископа имеет юридическое право человек, вполне заслуживающий доверия (παρά αξίоπίστων άνθρώπων), и конечно, православный (II Всел. 6). По Апостольским постановлениям (II, 37, 46, 49) обвинителем также может быть только человек, достойный доверия, а последнее лежит в самом основании законного и правильного суда. Далее говорится о вызове в суд, причем предписывается совсем другое, нежели то, что имело свою силу в этом отношении. В позднейших правилах упоминается о том, что епископ призывался на собор грамотой подлежащего областного митрополита, и притом только один раз (Антиох. 20; Лаодик. 40); в этом же правиле говорится, что обвиняемый епископ должен призываться до трех раз, если не явится после первого и второго приглашения, и то не посредством грамоты, а через двух епископов, лично отправляемых собором для его приглашения. Подобный способ приглашения обвиняемого епископа в суд употреблялся, по всей вероятности, с целью сохранения достоинства и свободы епископа. Такой же способ вызова на суд мы видим на вселенских соборах — Ефесском и Халкидонском, когда подверглись осуждению Несторий и Диоскор[315]. После всего этого в правиле говорится о решении, которое суд, т.е. епископский собор, произносит независимо от того, что обвиняемый епископ и после третьего приглашения не явился в суд. К подобному решению, произносимому только в присутствии стороны, представившей обвинение, суд побуждается упорством обвиняемого, который, как говорит правило, не должен думать, что уклонение от суда может послужить ему в пользу. Такое решение, по тексту этого правила, является окончательным и в нем не упоминается о каком бы то ни было праве обращаться в другую высшую судебную инстанцию, которой осужденный мог бы представить свое дело и искать иного решения. Из всего сказанного следует заключить, что данное правило предписывает общую норму для всех случаев, а не только на случай так называемого контумационного приговора (за упорство), как это можно было бы предполагать на основании троекратного призывания обвиняемого. Высшие судебные инстанции упоминаются только позднее, на соборах Антиохийском (14 пр.), втором Вселенском (6 пр.) и других, о чем говорится в толкованиях соответствующих правил[316].
Правило 75
Во свидетельство против епископа не приимати еретика: но и верного единаго не довольно. "На устах бо двоих, или триех свидетелей твердо станет всяк глагол"(Мф. 18:16).
(I Всел. 2; II Всел. 6; Карф. 59, 131, 132; Феофила Алекс. 9).
Это правило является дополнением к 74-му Ап. правилу. Как в том говорилось об обвинителе епископа, о вызове последнего на суд и о судебном приговоре, так в этом правиле речь идет о свидетелях в судебном следствии по делу обвиняемого епископа. При этом правило воспрещает еретикам свидетельствовать против епископа по той причине, что еретики, как явные враги православной церкви, и противники веры и церковного учения, не могли бы беспристрастно свидетельствовать о православных служителях церкви. Впрочем, обвинение, при котором исключались свидетельства еретиков, должно было касаться только церковных дел, так как в делах нецерковных, относящихся к области гражданского права, допускалось свидетельствовать на суде против епископов даже и еретикам (II Всел. 6). Помимо еретиков, не имеющих права свидетельствовать против епископа в делах церковных, правило исключает также и свидетельство одного человека. Забота церковной власти достигнуть справедливого и беспристрастного судебного приговора требовала, чтобы суд не основывался на свидетельстве только одного человека, хотя бы он держался самого строгого православия и был достоин наибольшего доверия. Не принималось даже и свидетельство только одного какого-либо епископа, если оно не подтверждалось со стороны другого лица, достойного доверия (Карф. 132). Согласно с новозаветной заповедью (Мф. 18:16; 1 Тим. 5:19), применявшейся уже и в ветхозаветной церкви (Втор. 19:15), церковная власть всегда требовала, чтобы три или, по крайней мере, два свидетеля, делающие одинаковое заявление, присутствовали при произнесении судебного приговора[317]. Об остальных качествах свидетелей, которые могут правильно допускаться на суд, говорится в толковании 131-го Карфагенского правила и в других параллельных правилах.
Правило 76
Яко не подобает епископу, из угождения брату, или сыну, или иному сроднику, поставляти в достоинство епископа, кого хощет. Ибо несть праведно творити наследников епископства, и собственность Божию даяти в дар человеческому пристрастию. Не должно бо церковь Божию под власть наследников поставляти. Аще же кто сие сотворит: поставление да будет недействительно, сам же отлучением наказан да будет.
(Ап. 1, 30; I Всел. 4; VII Всел. 3; Антиох. 19, 23; Карф. 22, 49).
Это правило воспрещает епископу, оставляющему свою епископскую кафедру, поставлять наследником своего достоинства кого-либо из своей родни, и из угодливости людям самовластно дарить своим то, что может дать только Сам Бог. Поступившего таким образом епископа правило подвергает отлучению, т.е. лишению епископской кафедры и воспрещению священнодействия, а самый чин (поставления) объявляет недействительным. Это воспрещение, так же как и причины его, основывается на Св. Писании. Имея перед взором своим высшую цель, Иисус Христос не избирал провозвестников евангелия среди Своих родных, но среди совершенно посторонних людей, ибо Дух Святой поставляет епископов, чтобы они пасли церковь Господа и Бога (Деян. 20:28), и Господь поставляет в церкви на разные служения (1 Кор. 12:5, 28); потому и служения эти не могут быть предметом наследования, переходящего от отца к сыну или к другой какой-либо родне. Правило это считалось в первобытной церкви основной истиной, соблюдавшейся самым строгим образом, и потому в древней истории церкви нет ни одного примера, чтобы сын унаследовал от отца его епископскую кафедру. Так, напр., Григорий Назианзин, помогавший, как пресвитер, своему престарелому отцу-епископу, после его смерти, чтобы отклонить всякую мысль о возможности наследственного служения, соглашался охотнее принять епископство в маленьком городке Сасиме, чем унаследовать кафедру своего отца; впоследствии он принужден был, впрочем, принять епископстве в Назианзе[318]. Так было в IV веке. Но нужно предположить, что уже во время издания этих Апостольских правил испорченность стала проникать в среду епископов, и некоторым из них удавалось передавать родным свои епископские кафедры, т.е. уже в то время существовали зачатки того непотизма, который впоследствии так широко распространился, преимущественно на западе, что и послужило поводом к изданию этого Ап. правила. Строгость наказания, налагаемого правилом на неисполнителей его предписаний, объясняется тем, что таковыми поступками нарушались предписания Св. Писания и нарушалась общая церковная норма, в силу которой епископ поставляется только после избрания его собором епископов (I Всел. 4; Антиох. 19; Карф. 49). Вследствие указанных причин, правило называет такой чин недействительным (άκυρος); но подобный чин должен считаться недействительным и вследствие того, что дело идет о поставлении наследника епископского достоинства в смысле рукоположения (χειροτονία), т.е. призвания на поставляемое лицо благодати Духа Святаго; другими словами, поставить в епископа или, употребляя термин правила, рукоположить (χειροτονεΐν) кого-нибудь в епископа, могут только три или, по крайней мере, два (Ап. 1), но отнюдь не один епископ. В этом правиле епископу воспрещается передавать родственникам в наследство свое епископское достоинство; но епископу воспрещается вообще поставлять (καθιστάν) кого бы то ни было наследником своей кафедры, — что видно из толкования 23-го правила Антиохийского Собора.