О ПРОИСХОЖДЕНИИ И ЭВОЛЮЦИИ ПОНЯТИЯ «ФЕОДАЛИЗМ»

ИЛЮШЕЧКИН В.П.

(Народы Азии и Африки. – 1987. - № 6. – С. 72-85).

Статья Л. Б. Алаева «Формационные черты феодализма и Восток» (см. Народы Азии и Африки. – 1987. - № 3) основана на определенном наборе различных высказываний К. Маркса, имеющих то или иное отношение к феодализму, наборе, который призван подтвердить точку зрения ав­тора на феодализм как общественную формацию. Однако он, на наш взгляд, под­ходит к этим высказываниям неисторически, без учета того, что они делались в оп­ределенных контекстах, а часть их была сформулирована еще до создания Марксом теории общественных формаций (ТОФ) и, следовательно, не имеет отношения к теме «Феодализм как общественная формация». Более того, автор обошел вниманием тот факт, что в произведениях основоположников научного социализма вообще не употребляется термин «феодальная формация». А последнее, между прочим, не может не навести на мысль, что в их многочисленных высказываниях речь идет о феодализме не как об общественной формации, а лишь как об определенном исто­рическом явлении. Следовательно, вопрос о феодализме как об общественной фор­мации нельзя ставить и решать без обращения к основным методологическим по­ложениям ТОФ об определении и различении общественных формаций.

Однако Л. Б. Алаев игнорирует эти положения. «Феодализм, — начинает он свою статью, — понимается в советской историографии как формация, т. е. как всемирно-исторический этап развития». В другой части статьи развивается тезис о том, что основой феодализма является земельная собственность. Однако эти определения феодальной формации и ее основы явно расходятся с из­вестными методологическими положениями ТОФ.

Общественными формациями в марксистской науке, как известно, принято считать далеко не всякие «всемирно-исторические этапы развития», а лишь та­кие, которые характеризуются и различаются между собой прежде всего по лежащим в их основе и составляющим как бы их интегративное ядро обществен­ным способам производства, каждый из которых представляет собою единство производства и его общественной формы или, точнее, диалектическое единство определенной ступени (системы) развития производительных сил и обусловлен­ного ею исторического типа экономических производственных отношений. Между тем в рассматриваемой статье термин «способ производства» мелькнул всего один раз, да и то не в значении «общественные способы производства», а в значении «технологические способы производства», что далеко не одно и то же.

Согласно методологическим положениям ТОФ, общественные способы произ­водства, в свою очередь, должны определяться и различаться между собой однопорядковыми коренными качественными признаками, на основе единых для всех них критериев (С. 72-73).

Таким единым однопорядковым научным критерием при определении и раз­личении формационных ступеней (систем) производительных сил служат фикси­рующие их исторические типы производственной техники, определяемые и разли­чаемые между собой по последовательной замене (опредмечиванию) трудовых функ­ций работника — двигательной, рабочей, контрольно-логической — соответст­вующими средствами труда. Таким же однопорядковым универсальным критерием при определении и различении исторических типов производственных отношений служат господствующие типы экономической реализации отношений собственности на средства и условия производства в процессе производства и распределения (необходимый продукт, докапиталистическая рента, прибавочная стоимость и непосредственно общественный необходимый продукт), которые при антагони­стических способах производства выступают вместе с тем и в качестве типов (именно типов, а не форм) частнособственнической эксплуатации, т. е. типов отчуждения и присвоения прибавочного труда эксплуатируемых работников собственниками средств и условий производства.

К. Маркс употребил в своих работах понятие «феодальный способ производ­ства» всего лишь один раз, при перечислении «в общих чертах» различных обще­ственных способов производства, и притом при обстоятельствах, о которых будет кратко сообщено ниже. Он не дал определения этого способа ни в аспекте ступени (системы) производительных сил, ни в аспекте исторического типа производствен­ных отношений, что, разумеется, нельзя считать случайностью.

Если же руководствоваться указанными выше критериями определения и различения общественных способов производства (других таких же однопорядковых универсальных критериев в имеющейся литературе нет), то окажется, что не су­ществует какого-то способа производства, свойственного именно феодализму (понимаемому автором рассматриваемой статьи как средневековье), поскольку всем сословно-классовым обществам древности, средневековья и нового времени была свойственна одна и та же формационная ступень (система) производительных сил, которая характеризуется довольно несложными деревянными и металличе­скими орудиями труда, приводимыми в движение не только силой человека, но и мускульной силой домашних животных, а также силой ветра и потоков воды, т. е. натуральным типом техники, которая опредмечивала лишь двигательную (энергетическую) функцию работника. Этой ступенью-системой производительных сил был обусловлен свойственный всем указанным обществам исторический тип производственных отношений, который характеризовался господствующим рент­ным типом частнособственнической эксплуатации и экономической реализации эксплуататорской собственности на средства производства, включающим земель­ную (арендаторскую), земельно-личностную (крепостную) и личностную (рабскую и оброчно-невольническую) разновидности докапиталистической частнособствен­нической ренты.

Отсюда нетрудно заключить, что всем вообще сословно-классовым обществам древности, средневековья и нового времени свойствен один и тот же качественно определенный общественный способ производства, который можно характеризовать как докапиталистический рентный. Следовательно, по этому главному формационно определяющему признаку все указанные общества относятся к одной и той же общественной формации, которую можно характеризовать как сословно-классовую (С. 73).

В рассматриваемой же статье речь идет о каких угодно признаках и критериях, только не о формационно определяющих. Поскольку в ней обойдено то главное, от чего зависит характеристика феодализма как общественной формации, остальные рассуждения Л. Б. Алаева о феодализме как об общественной формации теряют смысл, хотя к некоторым из них мы вернемся ниже.

Но если, как выясняется, феодализм был лишен специфического именно для него общественного способа производства и, следовательно, не может считаться общественной формацией, то, естественно, возникают вопросы: что же он в дей­ствительности представляет собой как историческое явление то почему это понятие получило статус категории «общественная формация»? К выяснению их мы и пере­ходим.

Понятие «феодализм» ведет свое происхождение в науке от понятий «феодаль­ные законы» и «феодальное право», которые были введены в нее в первой половине XVIII в. французским мыслителем III. Монтескье (1689—1755). Они фигурируют в двух заключительных главах («книгах») его основного труда «О духе законов»: «Теория феодальных законов франков в их отношении к установлению монархии» и «Теория феодального права франков в его отношении к изменениям, происшедшим в их монархии». Феодальными Монтескье называл законы и право, регулирующие систему платы землей за исполнение военной службы. Он вел происхождение этой системы от порядков, которые имели место у древних германцев во времена Юлия Цезаря и Корнелия Тацита, когда там «были вассалы, но не было феодов», т. е. когда платой за участие в военных походах была часть общей награбленной добычи. В указанных главах прослеживается, как на территории Галлии после захвата ее франками в V в. узаконивалась плата за военную службу участками земли — феодами, и показано, что пользование последними было сначала времен­ным и предоставлялось королями в централизованном порядке, затем стало по­жизненным и, наконец, наследственным, связанным с иерархией вассально-сюзеренных отношении к повлекшим за собой политическую раздробленность страны.

Как видно, в такой постановке вопроса еще не могла содержаться идея о феодализме как об определенной стадии общественной эволюции, тем более что во время создания книги «О духе законов» в науке еще не высказывались мысли о по­ступательном стадийном развитии общества. Правда, уже в то время стало полу­чать распространение деление западноевропейской истории на эпохи древности, средневековья и нового времени, введенное в науку немецким историком К. Кел­лером (Целлариусом) в последней четверти XVII в. и ставшее впоследствии тра­диционным. Однако указанные эпохи были вычленены им не в качестве посту­пательных стадий развития общества, а (как это видно и из их названий) по приб­лизительной величине удаления во времени от рассматривающего их субъекта.

Различные концепции стадийного развития общества начали возникать в ев­ропейской науке лишь с 50-х годов XVIII в. вместе с возникновением идеи прог­ресса. Основой большинства из них стала идея о трех стадиях общественного раз­вития — охотническо-собирательской, скотоводческой (пастушеской) и земле­дельческой, высказанная еще в IV в. до п. э. греческим философом Декеархом Мессинским, содержащаяся в произведении римского мыслителя I в. до н. э. Лук­реция «О природе вещей» и преданная забвению в период средневековья в связи с господством теологических представлений о природе и обществе.

Во второй половине XVIII в. различные ученые — А. Тюрго и А. Барнав во Франции, У. Робертсои, А. Фергюсон, Д. Миллар и А. Смит в Англии, С. Е. Десницкий в России и некоторые другие — превратили эту концепцию в четырех-стадийную, добавив в качестве заключительной стадию, которую Д. Миллар и С. Е. Десницкий называли «коммерческой», а А. Барнав — более точно — «торгово-промышленной» (С. 74-75). Тогда же были опубликованы книги Далримпла «Очерки общей истории феодальной собственности в Великобритании» (1757), У. Робертсона «История царствования Карла V» (1769), Д. Миллара «Происхождение раз­личий в рангах» (1769) и работа С. Е. Десницкого «Юридические рассуждения о разных понятиях, какие имеют народы о собственности имения в различных состояниях общежительства»(1781), в которых феодализм рассматривался не как одна из стадий развития общества, а как политико-правовая система, возник­шая в ряде европейских стран на земледельческой стадии развития общества и ха­рактеризовавшаяся иерархией вассально-сюзеренных отношений и политической раздробленностью этих стран. Кстати сказать, и в XIX в. едва ли не большая часть ученых продолжала употреблять понятие «феодализм» в этом же смысле, а по­нятие «феодальная раздробленность» получила самое широкое распространение в науке.

Однако в 20-х годах XIX в. понятие «феодализм» было переосмыслено выдаю­щимся французским мыслителем-утопистом А. Сен-Симоном и стало означать в его историко-социологической концепции средневековую стадию развития об­щества. В этой концепции идея стадийного прогресса разума в его религиозной оболочке сочеталась с идеей стадийного же последовательного «смягчения» и «ос­лабления» эксплуатации человека человеком, которое усматривалось в стадийном улучшении правового положения эксплуатируемых работников. Основу указан­ных идей составляли широко распространенные в XVIII—первых десятилетиях XIX в. представления об определяющей роли права, законодательства, морали и разума в жизни и развитии общества. Сконструированная Сен-Симоном схема стадий развития общества целиком определялась этими представлениями. Первой стадией в ней была фетишистская, соответствующая первобытному обществу, в котором пленных убивали и поедали. Вторая стадия — политеистическая - соответствовала античному греко-римскому обществу, в котором убийство плен­ных было заменено обращением их в бесправных рабов, составляющих «полную» собственность рабовладельцев, что, якобы, являлось огромным прогрессом по сравнению с первобытным каннибализмом. При этом французский мыслитель, основываясь на фантастическом преувеличении некоторыми авторами данных о численности рабов в античном мире, полагал, что последние составляли там основную массу населения и почти единственную производительную силу общества. Отсюда последовала характеристика им древних сословно-кдассовых обществ как рабовладельческих. Третью, монотеистическо-феодальную, стадию в его историко-социологической схеме представляли некоторые страны средневековой Западной Европы, где под благодетельным влиянием католической церкви рабство было заменено более «мягкой» и «слабой» формой эксплуатации — крепостничест­вом, при котором крепостной являлся уже «неполной» собственностью помещика (С. 75-76). Таким образом, Сен-Симон, в отличие от своих предшественников по теории ста­дийной общественной эволюции усмотрел коренную сущность феодализма совсем не там, где они ее усматривали, а в господстве монотеизма и крепостничества, что и позволило ему характеризовать феодализм как монотеистическо-крепостническую стадию общественной эволюции. На четвертой, заключительной стадии своего развития общество, по мысли французского ученого, должно быть промыш­ленным и научным, основанным на высоких моральных принципах «нового хри­стианства», на свободном наемном труде и на общности интересов капиталистов и непосредственных производителей. Сен-Симон, как видно, переосмыслил и келлеровское деление западноевропейской истории на эпохи древности, средневековья и нового времени, придав этим эпохам значение стадий развития западноевропей­ского классового общества.

Итак, в качестве самого общего и наиболее существенного признака при опре­делении и различении послепервобытных стадий общественной эволюции Сен-Симон брал господствующие формы частнособственнической эксплуатации. Од­нако этот признак непригоден в отношении доклассовой и послеклассовой стадий развития, поскольку они не связаны с частнособственнической эксплуатацией. Следовательно, он вообще непригоден из-за своей неуниверсальности, поскольку эти стадии нельзя определять по одному основанию в одних случаях и по дру­гому — в других. К тому же, как ныне хорошо известно, господствующих форм частнособственнической эксплуатации в сословно-классовых обществах было не две, как полагал Сен-Симон, а четыре: рабство, крепостничество, докапиталисти­ческая аренда и форма, промежуточная между нею и крепостничеством (колонат), и сменялись они в разных странах (если такая смена происходила) не в определен­ной, а в самой различной последовательности. Поэтому, скажем, рабство нельзя считать стадийно предшествующим крепостничеству. По этой же причине оказы­вается несостоятельным и положенный в основу схемы французского мыслителя признак стадийного «смягчения» и «ослабления» эксплуатации человека человеком. В самом деле, о каком «смягчении» и «ослаблении» частнособственнической экс­плуатации может идти речь, если во многих случаях, особенно в странах Востока, исторически первой (а нередко и единственной господствующей на протяжении всей их сословно-классовой истории) формой частнособственнической эксплуата­ции являлась докапиталистическая аренда, а вовсе не рабство и не крепостни­чество?

Стадийной концепции Сен-Симона присущ еще один крупный изъян: ее методологическую основу составляет так называемый эталонный подход или метод классических образцов . Согласно этому подходу, за эталон древних сословно-классовых обществ были приняты античные Греция и Рим, а за эталон средневе­ковых сословно-классовых обществ — феодальная Франция. Считалось, что об­щества-эталоны воплощают в себе наиболее глубокую сущность соответствующих стадий общественной эволюции и при стадийной характеристике всех остальных, неэталонных обществ последние следует подравнивать под общества-эталоны.

Если бы Сен-Симон при определении и различении стадий развития сословно-классового общества по господствующей форме частнособственнической эксплуа­тации принял за эталон не некоторые страны Западной Европы, а, например, Китай с его иной спецификой исторического развития, то у него получилась бы всего лишь одна сословно-классовая стадия, поскольку для Китая, как, впрочем, и для многих других сословно-классовых обществ, было характерно господство арендной формы эксплуатации на всем протяжении древности и средневековья (С. 76-77). Отсюда нетрудно заключить, что сен-симоновская схема двухстадийного развития сословно-классовых обществ, будучи основана лишь на материале истории неко­торых стран Западной Европы, отображает не общую закономерность истори­ческого процесса, а всего лишь определенную специфику исторического развития стран-эталонов и является в этом смысле европоцентристской.

Методология произвольных «эталонов», которая не может заменить собою науч­ную диалектику отдельного – особенного - общего и является, по-существу, лишь ее суррогатом, имела самое широкое распространение в домарксовых концепциях стадийной общественной эволюции. И это было вполне закономерно, поскольку наука в то время еще не накопила сколько-нибудь достаточных данных для сопо­ставления и сравнительного изучения большинства сословно-классовых обществ в историко-социологическом и особенно в социально-экономическом планах, т. е. для применения указанной диалектики в концепциях стадийной общественной эволюции. Поэтому за эталоны стадийного развития принимались те западноевро­пейские страны, история которых была более или менее известна тогдашней науке, тогда как история огромного большинства стран, народов и цивилизаций пред­ставлялась в то время европейским ученым сплошным белым пятном. Такое же положение сохранялось во многом и в период создания Марксом ТОФ.

Мы задержались на стадийной концепции Сен-Симона и на методологии, лежа­щей в ее основе, лишь потому, что та и другая оставили глубокий след в истори­ческой социологии (философии истории), который дает о себе знать и поныне. Его концепция рабовладельческой и феодально-крепостнической стадий развития сословие-классового общества благодаря работам его учеников и последователей, в том числе его бывшего ученика, родоначальника позитивизма О. Конта, и со­вершенно независимо от работ основоположников научного социализма получила самое широкое распространение в буржуазной науке XIX в. Ее пытались реали­зовать в своих сочинениях О. Тьерри, Ф. Сибом, А. Сэ, Д. Ингрэм, А. Турмань, Ш. Летурно и ряд других ученых позитивистского направления. По справедли­вому замечанию русского историка и социолога Н. И. Кареева, она стала в XIX в. «общим местом в науке».

Марксова теория общественных формаций не была лишь простым продолже­нием предшествующих концепций стадийной общественной эволюции. Создание ее явилось революционным переворотом в науке об основных стадиях развития общества, ибо подлинно научные принципы определения и различения этих ста­дий (общественных формаций) были открыты именно Марксом, а не его предшест­венниками. Одной из ее важнейших методологических основ является диалектика отдельного-особенного-общего, принципиально противоположная эталонному под­ходу, при котором за общее принимается не глубинно-сущностное, познаваемое с помощью создания систем абстракций различного уровня и разной сложности, а лишь лежащая на поверхности явлений специфика конкретно-исторического развития стран-эталонов.

ТОФ отличается от всех предшествующих концепций стадийной общественной эволюции как раз тем, что ее «костяк» составляет разработанная Марксом строй­ная логическая система соподчиненных абстракций, которые при формационном анализе должны развертываться в определенном порядке, воспроизводя последо­вательность выявления основных (прямых) причинно-следственных связей между объектами реальной действительности, отображаемыми данными категориями. Иначе говоря, закономерные связи и отношения между указанными объектами отображаются системой категорий ТОФ как логические отношения иерархии и субординации, при которых определенная категория выступает в качестве исходной, соответственно ей выводится другая категория, соответственно другой — третья и т. д. Такой исходной и формационно образующей в системе категорий ТОФ является, как уже отмечалось, категория «общественный способ производ­ства»; именно с нее и должен начинаться формационный анализ (С. 77-78).

В отличие от предшествующих концепций стадийной общественной эволюции ТОФ имеет последовательно материалистический характер и является прежде всего теорией стадийного развития общества на основе и под воздействием стадий­ного же (ступенчатого) развития его производительных сил и производства. Из всех многообразных общественных отношений она выделяет в качестве определяю­щих отношения, складывающиеся и существующие в процессе общественного производства. Сведение же общественных отношений к производственным, а по­следних — к высоте производительных сил, как подчеркивал В. И. Ленин, «дало твердое основание для представления развития общественных формацпй естест­венно-историческим процессом». Иначе говоря, оно превратило историческую-социологию (философию истории) из сферы догадок и гипотез в подлинную науку. Последовательная реализация мировоззренческого принципа материалисти­ческого понимания и объяснения истории в ТОФ основывается на исследовании экономической анатомии общества, экономических закономерностей его функцио­нирования и развития на каждой из формационных стадий. Не случайно ТОФ называют также теорией общественно-экономических формаций.

ТОФ целиком опирается на обобщенные на соответствующем теоретическом уровне данные, которые дает марксистская политическая экономия. Последняя и ТОФ взаимосвязаны самым тесным образом. С одной стороны, ТОФ формули­рует ряд общих законов и положений (например, закон стадийного развития об­щества на основе и под воздействием ступенчатого развития его производительных сил, закон соответствия производственных отношений производительным силам и др.), которые составляют самую общую методологическую основу политэкономической науки и должны учитываться ею. С другой стороны, марксистская полити­ческая экономия, используя свои специфические методы, должна давать теорети­ческое исследование экономической анатомии общества, экономических закономер­ностей его функционирования и развития на каждой из формационных стадий. Более того, марксистская политическая экономия разрабатывает ряд важных понятий, которые затем входят в готовом виде в систему категорий ТОФ. Без них ТОФ не может обойтись. Речь идет, в частности, о таких понятиях, как «экономи­ческие типы собственности на средства и условия производства» и «исторические типы экономических производственных отношений». Эти важные категории поня­тийного аппарата ТОФ нельзя определить без обращения к понятиям «типы эко­номической реализации отношений собственности на средства и условия произ­водства в процессе производства и распределения» и «основное производственное отношение» ²¹, которые входят в понятийный аппарат именно политэкономической науки, а не ТОФ. А без этих понятий, в свою очередь, нельзя определить и такую важнейшую, интегративную категорию указанной теории, как «общественные спо­собы производства», а также категорию «общественные классы» для антагонистичес­ких формаций.

Весьма показательно, что ТОФ была создана Марксом в самой тесной связи с его углубленными занятиями политической экономией, в ходе исследования им экономической анатомии капиталистического общества и даже впервые изложена в самой общей и краткой форме в одной из его политэкономических работ.

Как известно, создание политэкономической теории капиталистического об­щества, научное обоснование капитализма как исторически определенного спо­соба производства потребовало от Маркса многолетних тщательных изысканий, критической переработки ряда политэкономических концепций его предшествен­ников, систематизации и исследования колоссального фактического материала. В итоге было убедительно доказано, что капитализм представляет собою весьма определенный общественный способ производства, формационную ступень разви­тия общества, резко отличную от того, что было до него, и от того, что должно прийти ему на смену (С. 78).

Однако во времена Маркса еще не существовало ни политэкономических кон­цепций добуржуазных обществ, ни сколько-нибудь достаточного фактического материала для создания таких концепций. Вполне понятно, что при таких обстоя­тельствах Маркс не мог создать политэкономическую теорию сословно-классовых обществ, а, следовательно, и научно обосновать такие важнейшие категории этой еще не существующей теории, как «докапиталистические типы экономических производственных отношений» и «докапиталистические общественные способы производства». Кстати, Энгельс, воздавая должное Марксу за разработку отдель­ных вопросов этой теории и, вместе с тем имея в виду ее недостаточную разработан­ность, отмечал, что экономическая наука «ограничивается почти исключительно генезисом и развитием капиталистического производства» и что политическая эко­номия как теория всех и каждого из общественных способов производства «еще только должна быть создана». Отсутствие же политэкономической теории дока­питалистических обществ означало, что добуржуазные общественные способы производства, исторические типы докапиталистических производственных отно­шений и экономические типы докапиталистической собственности на средства и условия производства остаются научно не определенными.

Видимо, в качестве выхода из создавшегося положения Маркс при создании схемы добуржуазных способов производства был вынужден использовать распро­страненные в тогдашней науке историко-социологические схемы стадийной об­щественной эволюции, разработанные его предшественниками иными методами, на основе иных мировоззренческих и методологических принципов и поэтому отра­жавшие совсем иные представления о том, что следует считать стадиями развития общества, а именно: схему Сен-Симона, в которой фигурировали античная рабо­владельческая и средневековая феодально-крепостническая стадии, и схему Г. Ге­геля, согласно которой первой стадией общественной эволюции была восточная (преимущественно азиатская). Иначе в то время было просто невозможно даже в самых общих чертах дать какую-то схему последовательности общественных способов производства.

Все это было естественно при тогдашнем уровне развития научных знаний, ибо, как совершенно правильно подметил сам Маркс в той самой работе, где кратко формулировалась ТОФ, «в отличие от других архитекторов, наука не только рисует воздушные замки, но и возводит отдельные жилые этажи здания, прежде чем зало­жить его фундамент». Научные теории, особенно очень сложные и охватываю­щие широкий круг самых разнообразных явлений и процессов, нередко создаются так, что их отдельные «этажи» и части последних оказываются фактически отсут­ствующими, например, из-за слабой разработанности соответствующих проблем либо вследствие недостаточности фактического материала для исследования и вполне определенных выводов.

Нечто подобное произошло и с Марксовой ТОФ. Будучи сама по себе колос­сальным научным достижением, далеко опередившим свое время, она вместе с тем ярко отразила в себе тот, еще недостаточный для глубокой разработки всех «ее положений, уровень развития научных знаний социально-экономической исто­рии громадного большинства сословно-классовых обществ, который существовал при ее создании.

Именно так, судя по всему, появились в набросанной Марксом «в общих чер­тах» известной схеме азиатский, античный и феодальный общественные способы производства. Они, как видно, появились там лишь в результате переименования соответствующих стадий общественной эволюции из схем, созданных Сен-Симоном и Гегелем на основе далеких от марксизма мировоззренческих и методологических принципов. Марксу не было никакой необходимости провозглашать и подчерки­вать преемственность его схемы способов производства от схем указанных мысли­телей, поскольку это было вполне очевидным в его время. Ныне же это остается малоизвестным или даже неизвестным для многих, поскольку ТОФ излагается в литературе и изучается в полном отрыве от стадийных концепций предшественников Маркса и от истории ее создания (С. 79-80). Поэтому приходится напоминать, как обстояло дело в действительности.

Перенимая — в очищенном от густых идеалистических наслоений виде — историко-социологическую схему Сен-Симона, Маркс, весьма возможно, полагал, что типы производственных отношений в антагонистических обществах и антаго­нистические стадии общественной эволюции можно определять по господствовав­шим в некоторых странах формам частнособственнической эксплуатации. Однако исследование им капиталистического способа производства в «Капитале» показало, что эти типы во всех случаях должны определяться только по господствовавшим типам экономической реализации отношений собственности на средства и условия производства в процессе производства и распределения, — типам, которые в анта­гонистических формациях являются вместе с тем и типами частнособственнической, эксплуатации. Последние являются понятием более высокого порядка, чем формы, частнособственнической эксплуатации, поскольку характеризуют экономическую сущность всех относящихся к данному типу форм, например докапиталистическую рентную сущность крепостничества и арендной формы. Поэтому, если при анализе отношений частнособственнической эксплуатации ограничиваться рассмотрением, лишь ее форм, не будет раскрыта ее наиболее глубокая экономическая сущность,

К тому же Маркс выделял и отличал капиталистическую формацию вовсе не по господствующей форме частнособственнической эксплуатации и не по право­вой форме собственности, а главным образом по свойственной ей исторически опре­деленной ступени (системе) производительных сил и по обусловленному ею прибавочно-стоимостному типу производственных отношений, т. е. по тому, что в своем, диалектическом единстве составляет капиталистический способ производства. Следовательно, определение и различение рабовладельческого и феодального способов производства по господствовавшей форме частнособственнической эксплу­атации не соответствует самому существу политэкономпческой методологии Маркса и основным положениям ТОФ и является не более чем чужеродным вкрап­лением в последнюю, вызванным лишь обстоятельствами, о которых говорилось, выше.

Нельзя не отметить, что во второй половине XIX—первых десятилетиях XX в. Марксовой схеме общественных способов производства не уделялось сколько-нибудь достаточного внимания в литературе, видимо, потому, что она не отлича­лась внешне от получившей широкую известность благодаря работам сен-симонистов, Конта и его последователей-позитивистов трехстадийной схемы развития классового общества, включавшей рабовладельческую, феодально-крепостни­ческую и капиталистическую стадии. Мало кто обращал внимание на различив между этими двумя схемами, сводившееся к тому, что в одной из них они фигури­ровали в качестве общественных способов производства, а в другой — как стадии¹ общественной эволюции. А в советской науке вплоть до конца 20-х годов господ­ствовало представление, согласно которому все послепервобытные добуржуазные общества, включая античные Грецию и Рим, относились к одной и той же, феодаль­ной стадии общественного развития на том основании, что рабство и крепостни­чество возникли более или менее одновременно. К тому же в то время преподава­ние истории в советских школах и вузах заменялось изучением «фаз обществен­ного развития».

Однако в начале 30-х годов вопрос о членении процесса развития общества, на соответствующие формационные стадии вместе с вопросом о периодизации все­мирной истории приобрел большую актуальность в связи с введением в школах и вузах курса гражданской истории и срочной необходимостью подготовки соот­ветствующих пособий. Он встал в порядок дня в то время, когда молодая совет­ская наука еще не была готова к тому, чтобы решить его на достаточно высоком теоретическом уровне, поскольку ТОФ оставалась сформулированной лишь в са­мых общих чертах и продолжала включать в себя чужеродное вкрапление в виде сен-симоновской схемы двухстадийного развития сословие-классовых обществ (С. 80-81). Отрицательное влияние на творческую разработку различных проблем ТОФ, несомненно, оказывала и обстановка культа личности И. В. Сталина, не вполне удачные популяризаторские работы которого по вопросам указанной теории подавались и воспринимались как «вершины марксистской теории» и «последнее слово в науке».

В таких условиях, естественно, возобладал крайне упрощенный, начетническо-неисторический подход к проблеме формационной характеристики сословно-классовых обществ, не учитывающий ни того уровня знаний о них, который су­ществовал при создании ТОФ, ни преемственности этой характеристики от историко-социологической схемы Сен-Симона. В результате многократных повторений в школьных и вузовских учебниках он стал стойким стереотипом мышления, не­коей «аксиомой», не нуждающейся в доказательствах. Составной частью этого подхода стало распространение дилетантизма в отношении ТОФ, представлений, согласно которым формационную и политэкономическую теории сословно-классовых обществ будто бы можно создать без соответствующих специальных иссле­дований, чисто механически, путем подбора и комментирования соответствующих цитат об этих обществах из произведений классиков марксизма.

В результате утверждения такого подхода в ТОФ и в политической экономии стихийно сложились две разные системы одноименных и почти одноименных кате­горий, которые неосознанно принимаются за одну. Эти две системы различаются между собой по реализуемым в каждой из них мировоззренческим и методологи­ческим принципам, по уровню анализа и обобщений, по способам выведения кате­горий и по вкладываемому в последние содержанию, а также по своей структуре. Первая из них основана на последовательной реализации принципа материали­стического понимания истории, включающего различение исторических типов производственных отношений только средствами политэкономической науки на базе диалектики отдельного-особенного-общего и метода восхождения от аб­страктного к конкретному. Что же касается второй системы, то она, отображая, в сущности. не общественные способы производства, а совсем иные реалии, оказы­вается основанной на эталонно-правовом подходе, характерном для стадийных схем Сен-Симона и Гегеля. При этом существенное смысловое различие между почти одноименными понятиями принимается за очень несущественное, чисто словесное различие в их обозначении, а смысловое различие между одноименными понятиями даже и не улавливается.

Вторая система не имеет иерархической и вообще сколько-нибудь определен­ной структуры. Исходной точкой в ней является даже не какая-либо категория, а обусловленный эталонно-правовым подходом постулат о господстве рабовладель­ческой формы эксплуатации во всех древних и «феодально-крепостнической формы» во всех средневековых сословие-классовых обществах. Видимо, в значи­тельной мере в связи с ее бесструктурным характером в нашей литературе укоре­няется тенденция рассматривать систему категорий ТОФ в качестве некоей сово­купности «равноправных» и равновлияющих одно на другое понятий, которые при формационном анализе можно развертывать в любом произвольном порядке, принимая за исходное любое из них, но в то же время руководствуясь вышеупомя­нутым постулатом. Именно так применяется эта система, например, в книге В. Н. Никифорова «Восток и всемирная история» (М., 1977) и в рассматриваемой статье.

Неосознанное многими наличие в ТОФ и в политической экономии двух разных по своему содержанию систем одноименных и почти одноименных категорий — систем, различающихся между собою мировоззренческими и методологическими принципами, разными подходами к определению и различению формационных стадий развития общества и потому имеющих разную структуру, — приводит к столь же неосознанному смешению этих различных систем и реализуемых в них принципов и подходов, что лишает ТОФ четкости, логической стройности, монистичности и в огромной мере снижает ее научно-познавательное и методологическое значение (С. 81-82).

Однако если феодализм нельзя считать общественной формацией, поскольку он, как было показано выше, не подходит под это определение, то что же он пред­ставляет собою в действительности как историческое явление? Каково же истин­ное содержание понятия «феодализм»? Нам представляется наиболее истинным то значение этого понятия, которое вкладывалось в него до переосмысления его А. Сен-Симоном, а именно: политико-правовая система организации общества и управления им, связанная с иерархией вассально-сюзеренных отношений и с по­литической раздробленностью тех стран, где он господствовал.

В этом своем — на наш взгляд, наиболее истинном — значении оно оказывается несопоставимым с понятием «рабовладельческое общество», которое выде­ляется по иному (тоже неформационному и неоднопорядковому) признаку — по господствующей форме частнособственнической эксплуатации в некоторых древ­них сословно-классовых обществах. Оно, по существу, сопоставимо лишь с однопорядковым понятием «система управления некоторыми добуржуазными общест­вами, характеризующаяся централизованной государственностью и отсутствием вассально-сюзеренных отношений», а также с понятиями, обозначающими другие типы государственной и правовой организации добуржуазных обществ. Короче говоря, феодализм — это отнюдь не стадия социальной эволюции, не «всемирно-исторический этап развития», не общественная формация, а лишь один из типов политико-правовой организации государственно оформленных добуржуазных обществ, существовавший наряду с иными типами этой организации. В этом своем значении понятие «феодализм» вполне применимо к сословным и сословно-классовым обществам древности, характеризовавшимся политической раздроб­ленностью и наличием вассально-сюзеренных отношений в несколько иной, чем в средневековой Франции, форме, например к Китаю VIII—IV вв. до н. э. Однако она неприменима в полной мере к сословно-классовым обществам с ярко выраженной централизованной государственностью.

Чтобы уяснить, почему одни из сословных и сословно-классовых обществ в тот или иной период их истории развивались как централизованные, а другие - как феодально-раздробленные в политико-правовом отношении, необходимо иметь в виду, что им были свойственны две противоположные тенденции, особенно на первых стадиях их развития: интегративно-центростремительная и дезинтегративно - центробежная. Объективной основой первой из них являлись: осозна­ние данным государственно организованным народом своей этнической, этнопсихо­логической, религиозной, духовной и культурной общности, а также общности его материальной культуры, традиций, обычаев, всего строя общественной жизни, появление и консолидация социальных сил, заинтересованных в создании или сохранении единого централизованного государства, олицетворяющего и под­держивающего указанную общность. В целом ряде случаев точно такое же дейст­вие могла оказывать и сильная внешняя угроза существованию данного народа, побуждавшая его объединиться в единое централизованное государство. Приме­ром тому может служить Русь XIV—XVI вв.

Таким образом, централизованная государственность, характерная для целого ряда сословно-классовых обществ, которую некоторые историки именуют «госу­дарственным феодализмом», в действительности являлась антиподом феодализма. Объективной основой второй, дезинтегративно-центробежной, тенденции были: натуральный и полунатуральный характер тогдашнего общественного производ­ства, экономическая рыхлость и слабая хозяйственная связанность каждого из добуржуазных обществ. Именно эти факторы, а не традиция «дара-отдара» ле­жали в основе процесса феодализации того или иного из сословно-классовых обществ. Указанная тенденция, представляемая местными влиятельными силами начинала активно проявлять себя при ослаблении центральной власти по тем или иным причинам и вела к феодализации и политической раздробленности страны (С. 82-83). Таким образом, феодализация и феодализм обусловлены, прежде всего, определенными факторами экономического порядка. В свою очередь, феодализм как политико-правовая надстройка над базисом существующих производственных отношений активно воздействовал на последние, придавая им известное своеобра­зие, перестраивая их внешне по своему образу и подобию, но нимало не изменяя при этом их докапиталистическую рентную природу, характерную вообще для всех сословно-классовых обществ древности, средневековья и нового времени. В этом проявлялись относительная самостоятельность развития надстройки и ее активное обратное воздействие на базисные отношения.

Две перечисленные противоположные тенденции развития политико-правовой надстройки сосуществовали и противостояли одна другой во всех сословно-классовых обществах древности, средневековья и нового времени. Борьба между ними пронизывает всю историю этих обществ и составляет важную часть диалектики их развития. Следует учитывать и то обстоятельство, что существовали различные разновидности как феодальной, так и централизованной систем управления сословно-классовыми обществами, а также промежуточные между ними системы с разными уровнями и вариантами централизации и феодализации.

Таким образом, возвращение понятию «феодализм» его исконного значения, на наш взгляд, позволит более глубоко разобраться в диалектике и закономер­ностях развития сословно-классовых обществ.

Между тем в рассматриваемой статье Л. Б. Алаева под феодализмом подразумевается, по существу, эпоха средневековья вообще, под взглядами Маркса на феодализм — взгляды на западноевропейское средневековье. Иначе говоря, келлеровское членение истории на эпохи древности, средневековья и нового времени рассматривается в качестве равнозначного делению процесса развития классовых обществ на формационные стадии. Видимо, отсюда и проистекает игнорирование автором статьи важнейших методологических положений ТОФ, поскольку, это отождествление, как было показано выше, никак не согласуется с этими поло­жениями.

В рассматриваемой статье содержится также немало других суждений, не укладывающихся в рамки методологии ТОФ. Коснемся кратко лишь некоторых из них. Так, нельзя согласиться с содержащимся в статье тезисом о том, что возникнове­ние новой формационной системы возможно лишь в условиях, когда старая си­стема «имеет некий изъян», в результате которого появляется «слабое звено» в цепи одноформационных обществ. В действительности исторически первое возникнове­ние каждой из послепервобытных формаций в том или ином обществе во всех слу­чаях обусловливается отнюдь не «неким изъяном», а лишь совокупным действием закона стадийного развития общества на основе ступенчатого развития его произ­водительных сил и закона неравномерного развития докоммунистических об­ществ.

Логически неправомерной выглядит в статье и попытка ее автора усмотреть «клеточку» «феодального способа производства» в «феодальной натуральности». О «феодальном способе производства» в данном случае и говорить не приходится, поскольку его, как было показано выше, вообще не существовало. Следовательно, речь может идти лишь о рентном способе производства, характерном вообще для всех сословно-классовых обществ. Далее, в качестве «клеточки» капиталистиче­ского способа производства Маркс, как известно, выделял продукт капиталисти­ческого производства — товар. Вполне понятно, что если встать на путь аналогий, то такой же «клеточкой» производства во всех сословно-классовых обществах будет не «феодальная натуральность», а продукты производства как потребитель­ные стоимости, которые в одних случаях принимали, а в большинстве других не принимали форму меновой стоимости — товара (С.83).

Вопреки утверждению автора статьи, феодализм приводит к отношениям всеобщей зависимости, а не возникает из них. Основой же и источником возникновения феодальных отношений являются в действительности те объектив­ные экономические условия и факторы, о которых говорилось выше.

Ошибочно и следующее утверждение Л. Б. Алаева: «Для феодализма харак­терны большое количество и дробность статусов. . . размытость классовых гра­ниц. . . Этими чертами феодализм должен принципиально отличаться от ра­бовладельческого общества, резко распадающегося на граждан и неграждан» (с. 83). В действительности всем или почти всем сословно-классовым обществам древности («рабовладельческим»), средневековья и нового времени были свойст­венны и дробность статусов, и размытость классовых границ, поскольку, кроме классовой, существовала также сословная стратификация. Так, в Древнем Риме имелись сословия и прослойки сенаторов, всадников, нобилей, куриалов (декурионов), свободного простонародья, колонов, вольноотпущенников и рабов. И для древних и для средневековых сословно-классовых обществ была харак­терна вовсе не «нерасчлененность», а, напротив, большая «расчлененность» со­циальных функций, выражавшаяся в том, что каждое из сословий имело специ­фические именно для него права и обязанности.

Но, пожалуй, особенно путаными формулировками отличаются изложенные в статье тезисы: «Собственность на землю — основа феодализма» и «Земельная рента — экономическое содержание собственности». Собственность на землю в известном смысле является экономической основой вообще всех земледельческих сословно-классовых обществ древности, средневековья и нового времени, а не только феодально-раздробленных. Но дело не только в этом, но и в том, что в любом из земледельческих сословно-классовых обществ различается эксплуататорская (крупная и средняя) и неэксплуататорская (мелкая) частная собственность на средства и условия производства, в том числе на землю. Однако автор не проводит этого различия. Он, например, включает в понятие «земельная собственность» также и собственность на личность эксплуатируемых работников (крепостных), рассматривая последних в качестве «придатка к земле». Но, спрашивается, чем же тогда отличается земельная собственность феодалов от земельной собственности рабовладельцев? Ведь рабы при таком подходе точно так же выступают как «при­даток к земельной собственности» рабовладельцев.

Автор статьи также отождествляет земельную ренту с собственностью на землю вообще либо с экономическим содержанием этой собственности. Между тем дока­питалистическая рента и прибавочная стоимость являются в действительности двумя различными типами частнособственнической эксплуатации и экономической реализации эксплуататорской собственности на средства и условия производства в процессе производства и распределения, характеризующими два разных типа указанной собственности и два соответствующих им типа производственных от­ношений. Докапиталистическая земельная рента, как было показано выше, яв­ляется лишь одной из разновидностей докапиталистической частнособственни­ческой ренты. Ее нельзя ни приравнивать к собственности, ни уподоблять капи­талу, ни сводить к «феодальной земельной ренте», как это делает автор рассматри­ваемой статьи. Кстати, термины «феодальная рента» и «феодальная земельная рента» вообще отсутствуют в работах основоположников научного социализма. Они были придуманы и вошли в отечественную литературу в начале 30-х годов вместе с концепцией двухформационного развития сословно-классовых обществ. И еще: Маркс в своих работах рассматривал лишь земельную разновидность докапиталистической ренты в связи с тем, что интересовался именно ею в плане генезиса капиталистической земельной ренты. В его работах отсутствуют упоми­нания о других разновидностях докапиталистической ренты, поскольку разра­боткой политэкономической теории сословно-классовых обществ он, как уже было сказано, не занимался (С. 84).

Необоснованным выглядит в рассматриваемой статье и определение «экономи­ческого закона феодализма» (речь, судя по всему, идет об основном экономическом законе способа производства): «обеспечение производителя необходимым продук­том» (с. 88). Во-первых, поскольку феодализм лишен специфического именно для него общественного способа производства, он оказывается лишенным и какого-либо, свойственного именно ему, основного экономического закона. Во-вторых, основной экономический закон каждого из антагонистических способов производства самым тесным образом связан со свойственным этому способу типом частнособственнической эксплуатации и экономической реализации эксплуата­торской собственности и формулируется в терминах данного типа. Так, основным экономическим законом капиталистического способа производства Маркс, как известно, считал закон производства, отчуждения и присвоения прибавочного труда наемных рабочих в виде прибавочной стоимости. Подобно этому основным экономическим законом сословно-классовой формации следует считать закон производства, отчуждения и присвоения прибавочного труда эксплуатируемых работников — рабов, крепостных, оброчных невольников и арендаторов в виде потребительной стоимости, точнее, в виде различных разновидностей докапита­листической частнособственнической ренты (С. 85).

ЛИТЕРАТУРА

Илюшечкин В.П. Традиционные эпохи и общественные формации // Философские науки. – 1980. - № 5.

Илюшечкин В.П. О феодализме в древнем Китае и двух тенденциях развития китайского государства / Общество и государство в Китае. – 12-я научн. конференция. Ч. 1. – М., 1981.

Илюшечкин В.П. К вопросу о соотношении закона стадиальности и закона неравномерности общественного развития // Философские науки. – 1987. - № 3.

.

.

Поиск по сайту: