Статус в настоящее время. Общая оценка. Четыре представленные в этой главе теории сведены вместе

Четыре представленные в этой главе теории сведены вместе, поскольку все они подчеркивают влияние социальных переменных на формирование личности. Все они так или иначе представляют реакцию на инстинктивистский позитивизм психоанализа Фрейда, хотя каждый из этих теоретиков признает, что многим обязан плодотворной мысли Фрейда. Все они стояли на плечах Фрейда и добавили сантиметры к его неимоверной высоте. Они придали личности социальное измерение, равное – если не более важное – измерению биологическому, предложенному Фрейдом и Юнгом. Кроме того, эти теории помогли психологии войти в сферу социальных наук.

Несмотря на общее "пространство обитания", каждая теория по-своему подходит к сочетанию социальных переменных. Эрих Фромм наибольшее внимание уделяет тому, как структура и динамика конкретного общества формируют социальный характер человека в соответствии с общими потребностями и ценностями этого общества. Карен Хорни, признавая влияние социального контекста, в котором обитает человек, больше обращается к формирующим личность семейным факторам. В этом отношении межличностная теория Салливана больше походит на взгляды Хорни, а не Фромма. Для Салливана первостепенное значение имеют взаимоотношения в младенчестве, детстве, отрочестве, и более всего он красноречив и убедителен, когда описывает связь между матерью и ребенком. Адлер же в поисках релевантных факторов странствует по всему общественному пространству – и везде их находит.

Хотя все четыре теории энергично протестуют против фрейдовой доктрины инстинктов и идеи неизменности человеческой натуры, ни одна из четырех не занимает радикальной позиции обусловленности средой, заключающейся в том, что личность порождается исключительно условиями общества, в котором рожден человек. Каждая теория по-своему согласна с тем, что есть такая вещь, как человеческая природа, приходящая в мир вместе с ребенком в основном в форме общих задатков и возможностей, а не в форме специфических потребностей и черт. Эти общие возможности, примером которых является социальный интерес по Адлеру или потребность в трансцендировании по Фромму, актуализируются и конкретизируются под воздействием формальных и неформальных воспитательных сил общества. В идеальных условиях – и в этом согласны данные теории – индивид и общество взаимозависимы: человек работает, служа обществу; общество, в свою очередь, помогает человеку достичь своих целей. Короче говоря, эти четыре теории не являются ни чисто социальными или социоцентристскими, ни исключительно психологическими или психоцентристскими: они действительно социально-психологические.

Далее, каждая теория не только допускает пластичность и гибкость человеческой природы, но допускает и такую же пластичность и гибкость общества. Если конкретное общество не соответствует человеческой природе, люди могут изменить его. Иначе говоря, люди создают тот тип общества, который, по их мнению, является наилучшим. Очевидно, что на пути развития общества возникают ошибки и, закрепившись в форме социальных институтов и обычаев, они с трудом поддаются исправлениям. Тем не менее, каждый теоретик оптимистически смотрит на возможности изменений, и каждый по-своему пытается осуществить изменения в структуре общества. Адлер поддерживал социал-демократическое движение, настаивал на необходимости совершенствования школ, основал детские воспитательные центры, требовал реформ в обращении с преступниками, выступал с лекциями по социальным проблемам. Фромм и Хорни в своих трудах и устных выступлениях указывали дорогу к лучшему обществу. Фромм, в частности, высказывался по поводу главных реформ, которые необходимо осуществить для оздоровления общества. Салливан до своей кончины пытался улучшить общество через международное сотрудничество. Все четверо как профессиональные терапевты часто сталкивались с тяжелыми последствиями несовершенства общественного устройства; как критики и реформаторы они выступали с позиций профессиональных знаний и практического опыта.

Другое общее для четырех теорий допущение заключается в том, что тревога – социально порождаемое явление. Люди от природы не являются "тревожными животными". Тревожными их делают условия жизни – призрак безработицы, нетерпимость и несправедливость, угроза войны, враждебность родителей. Измените эти условия, говорят наши теоретики и иссякнут источники тревоги. Люди по породе и не деструктивны – вопреки мнению Фрейда. Они могут стать деструктивными при фрустрации базовых потребностей, но и в этой ситуации фрустрации можно пойти другим путем – путем смирения или ухода.

Во всех теориях – за исключением теории Салливана – развиваются представления об уникальной индивидуальности и творческом Я. Несмотря на попытки общества вести людей строем, каждый человек до некоторой степени ухитряется сохранить творческую индивидуальность. Именно благодаря врожденным творческим силам человек может вносить изменения в общество. Отчасти в силу того, что люди различны, они создали общества различного типа – на разных этапах истории и в разных частях земного шара. Люди обладают не только творчеством, но и самосознанием. Они знают, чего хотят, и сознательно движутся к своим целям. Идея бессознательной мотивации не пользуется значительным вниманием теоретиков социально-психологической ориентации.

В целом, теории, разработанные Адлером, Фроммом, Хорни и Салливаном, существенно раздвинули горизонт фрейдистской психологии, открыв пространство социальных детерминант личности. Тем не менее, ряд критиков принижают оригинальность этих социально-психологических теорий. Они утверждают, что в теориях этих попросту разрабатывается один из аспектов клинического психоанализа, а именно, проблема Я и его защит. Фрейд ясно видел, что личностные черты часто представляют привычные защиты человека или стратегии противостояния внутренним и внешним угрозам в отношении Я. Потребности, склонности, стили, ориентации, персонификации, динамизмы и пр., обсуждаемые в представленных в этой главе теориях, включены в теорию Фрейда под названием "защит Я". Таким образом, заключают критики, ничего нового к Фрейду не добавлено – зато многое утеряно. Ограничив личность только системой Я, теоретики социально-психологической ориентации отрывают личность от витальных родников человеческого поведения, эволюции человека как вида. Преувеличив социальность человеческой личности, они лишили человека его великого биологического наследства.

Критика, иногда звучащая в адрес концепций человека, созданных Адлером, Фроммом и Карен Хорни (это не относится к Салливану), обвиняют их в "розовости" и идеалистичности. В мире, потрясенном двумя мировыми войнами и над которым нависла угроза третьей, не считая других многочисленных форм насилия и иррациональности людей, – образ разумного, сознательного, социализированного индивида удивляет странным несоответствием и недостоверностью. В этом плачевном положении вещей можно, конечно, обвинить не людей, а общество – именно так и поступают эти теоретики. Но ведь они утверждают или хотя бы подразумевают, что именно разумные человеческие существа создали тот тип социальной организации, который ответственен за то, что человек неразумен и несчастен. Таков великий парадокс этих теорий. Если люди столь сознательны, столь разумны, столь социальны, то почему они создали столько несовершенных социальных систем?

Философ Исаак Франк (Franck, I., 1966) отметил, что концепция человека, представленная Фроммом и другими гуманистическими и социальными психологами, в меньшей степени проистекают из исследований, а в большей выступают следствием их нормативных представлений. Они – не ученые, а моралисты. Франк утверждает, что человеческие склонности и черты этически нейтральны, и потому этические предписания нельзя выводить из того, что касается человеческой реальности. Однако трудно найти теоретика личности – от Фрейда до Фромма – кто не высказывал бы – явно или скрыто – моральных суждений относительно вредного влияния на человека со стороны социального окружения. Многие из них выписывают рецепты. Соучаствующие наблюдатели, сколь бы учены они ни были, вряд ли останутся нейтральными.

Иная, не столь резкая критика, имеющая, однако, больший вес среди психоаналитиков, связана с тем, что эти теории не могут точно определить средства, при помощи которых общество влияет на человека. Как человек обретает социальный характер? Как человек учится быть членом общества? Очевидное пренебрежение процессом научения в теориях, столь серьезно зависящих от представлений о научении в плане описания путей формирования личности, считается главным упущением. Достаточно ли просто быть причастным состоянию общества, чтобы это состояние влияло на личность? Механически ли штампуются социально одобряемые формы поведения и подавляются социально отвергаемые? Или же человек реагирует на социальные взаимодействия посредством инсайта и предвидения, "отбирая" те черты, которые, как он полагает, создадут лучшую организацию личности, и отвергая те, что представляются бессмысленными в плане самоорганизации? По большей части эти теории хранят молчание по поводу процессов научения, несмотря на то, что научение долгие годы было центральной проблемой американской психологии.

Хотя по сравнению с другими теориями эти социально-психологические теории не стимулировали многочисленных исследований, они благоприятно повлияли на интеллектуальный климат, в котором могли расцвести социально-психологические исследования – что и произошло. Социальная психология более не падчерица психологии. Она большая и чрезвычайно активная часть психологической науки. Адлер, Фромм, Карен Хорни и Салливан не единственные в ответе за взлет социальной психологии, но влияние их было значительно. Каждый из них внес немалый вклад в развитие представлений о человеке как социальном существе. Этим определяется их огромное значение для современности.

5.

ПЕРСОНОЛОГИЯ МЮРРЕЯ

Генри Мюррей, искушенный в биологии, клинической практике и академической психологии, – уникальное явление среди теоретиков личности. Могучей силой, интегрирующей эти разнообразные таланты, явился блестящий стиль Мюррея как писателя, связанный с его постоянным глубоким интересом к литературе и гуманитарным дисциплинам. Возникшая на базе этих трех источников теория демонстрирует глубокое уважение к биологическим факторам, полное понимание индивидуальной сложности человека и озабоченность тем, чтобы поведение было представлено таким образом, чтобы из теоретических положений естественно вытекала бы возможность контролируемого исследования.

В фокусе его теории – индивиды во всей их сложности, и это нашло отражение в термине "персонология", введенном Мюрреем (1938) применительно к собственным и чужим попыткам понять во всей глубине каждый индивидуальный случай. Он постоянно подчеркивал целостность поведения, указывая, что отдельные его фрагменты не могут быть поняты в отрыве от всей функционирующей личности. В отличие от многих разделявших это убеждение теоретиков, Мюррей старается создать абстракции, необходимые для построения различных специализированных исследований, всегда настаивая на том, что реконструкция возможна лишь после завершения анализа. Еще одним отличием от многих холистических теорий является его "полевая" ориентация: он придерживался идеи о том, что для адекватной оценки поведения необходим предварительный анализ и точное представление о том контексте среды, в котором осуществляется поведение. Мюррей не только подчеркивал важность детерминант среды, но и создал систему отражающих их понятий.

Прошлое индивида – или его история – важны для Мюррея так же, как настоящее индивида и его окружение. Его теория согласна с допущениями психоанализа относительно решающего значения младенчества и детства для взрослой жизни. Еще одно сходство с психоаналитическими представлениями заключается в том значении, которое придается бессознательной мотивации, и глубоком интересе к субъективным свободным вербальным отчетам индивида, включая продукты воображения.

Самой яркой отличительной чертой его теории является высоко дифференцированное и скрупулезное описание мотивации. Предложенная Мюрреем система понятий для описания мотивации нашла широкое применение и очень влиятельна. Еще одна необычная характеристика его теории – постоянный акцент на сосуществующих и функционально связанных физиологических процессах, сопровождающих процессы психические. Введенное им понятие "регнантность", которое мы обсудим позже, служит для того, чтобы теоретик постоянно имел в виду, что мозг – это локус личности и ее составляющих. Часто Мюррей подчеркивал важность подробного описания как необходимой прелюдии к сложным теоретическим построениям и исследованиям. С этим связан его глубокий интерес к таксономии и исчерпывающей классификации, что проявилось в подходе ко многим аспектам поведения.

Мюррей предпринял серьезные шаги к компромиссу между часто конфликтующими требованиями сложности клинического подхода и экономичности исследовательского. Он создал средства описания – по крайней мере, частичного – огромного разнообразия человеческого поведения; в то же время он решал задачу создания способов оценки переменных, играющих главную роль в его теоретических построениях. Эта двойная направленность естественно вела к уменьшению разрыва между клинической практикой и лабораторным исследованием.

Мы обозначим некоторые основные линии персонологии Мюррея; каков же сам создатель теории? Генри Мюррей родился 13 мая 1893 года В Нью-Йорке, получил образование в Гротонской школе в Гарвардском колледже, в 1915 году став бакалавром истории. Закончив Гарвард, он поступил в Колумбийский медико-хирургический колледж, который закончил в 1919 году первым в классе учеником. В 1920 году в Колумбии он получил степень магистра биологии и некоторое время преподавал в Гарвардском университете физиологию, вслед за чем прошел двухгодичную интернатуру по хирургии в Пресвитерианском госпитале в Нью-Йорке. Затем он вошел в штат Рокфеллеровского института медицинских исследований в Нью-Йорке, где в течение двух лет участвовал в качестве ассистента в эмбриологических исследованиях. Вслед за тем настал период учебы в Кембриджском университете, где в 1927 году он получил степень доктора биохимии за исследования в этой области. Именно во время обучения в Европе он заинтересовался психологией, и интерес этот укрепился во время визита в Цюрих к Карлу Юнгу, о котором он писал: "Первый совершенный, планетарный ум из всех, кого я встречал".

"Мы часами беседовали, странствуя по озеру или покуривая у камина в его фаустовском убежище. Отомкнулись великие врата мира чудес, я узрел то, что моей философии не снилось. За месяц было разрешено множество двусмысленных проблем, и я убыл, плененный глубинной психологией. Я смог прожить бессознательное, а это нечто, что невозможно почерпнуть из книг" (1940, с. 153).

Итак, глубоко заинтересовавшись психологией, Мюррей вернулся в свою страну, в Рокфеллеровский институт, где работал еще год, пока в 1927 году не принял приглашение на пост преподавателя психологии Гарвардского университета. Этот неконвенциональный выбор в качестве преподавателя необычного человека, не имеющего психологического образования, со стороны именитого академического департамента был организован Мортоном Принсом (Prince, М.), только что основавшим Гарвардскую психологическую клинику. Права этой клиники были предоставлены с условием, что работа ее будет связана с исследованиями и обучением в области патопсихологии и динамической психологии, и Принс, в поисках молодого перспективного ученого, которому можно было бы доверить будущее клиники, обратился к Мюррею. В 1928 году Мюррей стал ассистент-профессором и директором Психологической клиники, в 1937 году – адъюнкт-профессором. Он был одним из членов-учредителей Бостонского психоаналитического общества, и к 1935 году завершил психоаналитическую подготовку под руководством Франца Александера и Ганса Сакса. Прекрасное описание обучения психоанализу содержится в сборнике, посвященном психологам и психоанализу (Murrey, 1940).

В течение примерно пятнадцати лет, пока это не было прервано войной, Гарвардская психологическая клиника, интеллектуальным и духовным лидером которой был Мюррей, представляла арену в высшей степени творческой теоретической и эмпирической деятельности. Мюррей собрал вокруг себя группу талантливых молодых учеников, чьи объединенные усилия описать и исследовать человеческую личность были замечательно плодотворны. Книга "Explorations in personality" (1938) отчасти отражает продуктивность той эпохи, наиболее же важные результаты – в форме ценностей, концепций, намерений – связаны с такими именами, как Дональд У. Мак-Киннон (MacKinnon, D.W.), Саул Розенцвейг (Rosenzweig, S.), P. Невитт Сэнфорд (Sanford, R.N.), Сильван С. Томкинс (Tornkins, S.S.) и Роберт У. Уайт (White, R.W.). Именно здесь, в этой клинике, впервые серьезную академическую аудиторию получил психоанализ, были предприняты серьезные попытки перевести блестящие клинические инсайты Фрейда в экспериментальные процедуры, которые могли бы до некоторой степени их подтвердить или опровергнуть. И не только в собственных учениках пробуждал Мюррей чувство научного волнения, предощущения близкого открытия; двери клиники были открыты и для зрелых ученых – специалистов в различных областях (Эрик X. Эриксон (Erikson, Е.Н.), Кора Дюбуа (DuBois, С.), Уолтер Дик (Dyk, W.), X. Скаддер Мак-Кил (McKeel, Н.S.)), так что работа протекала в замечательной междисциплинарной атмосфере.

Эта эра подошла к концу в 1943 г., когда Мюррей оставил Гарвард, с тем, чтобы вступить в армейский медицинский корпус, где в звании майора, а затем подполковника организовал и руководил службой экспертизы для Управления стратегических служб. Его служба получила трудное задание подбора кандидатов для выполнения сложных, секретных и опасных миссий. Итоги деятельности этой группы нашли отражение в книге "Assessment of Men" (1948). В 1946 году за свою работу в вооруженных силах он был награжден орденом "За заслуги". В 1947 году он вернулся в Гарвард на временную работу в качестве преподавателя клинической психологии в только что сформированном департаменте социальных отношений и в 1950 году стал профессором клинической психологии. В 1949 году он организовал отделение клинической психологии при Гарвардском университете и там вместе с несколькими коллегами и студентами – выпускниками осуществлял исследования личности, включая анализ 88 подробных историй болезни. В 1962 году Мюррей стал почетным профессором. Он был отмечен наградой Американской психологической ассоциации "За выдающиеся научные достижения", Золотой медалью Американского психологического фонда за вклад в психологию.

Помимо пересмотра и развития собственных теоретических воззрений, Мюррей обращался к более широким проблемам современности, включая отмену войн и создание единого всемирного государства (1960а, 1961, 1962b). Мюррей считал – и был убежденным сторонником этой идеи – что творчество и разум способны разрешить любые проблемы, стоящие на пути человека. Он резко критиковал психологию за создание негативного образа человека и за ее "злокачественный нарциссизм".

Медицинское и биологическое образование Мюррея, его исследования в этих областях глубоко повлияли – как он постоянно показывает – на его представления о важности физических и биологических факторов поведения. Опыт медика – диагноста очевидным образом воплотился в убеждении относительно того, что личность должна в идеале оцениваться командой специалистов и что при этой оценке должны серьезно выслушиваться высказывания субъекта о самом себе. Интерес к таксономии или классификации поведения, равно как и убежденность в важности тщательного изучения индивидуальных случаев для будущего прогресса психологии, также в значительной мере связаны с его медицинским "базисом". Замечательное знание мифологии (1960b), произведений великой литературы прошлого и настоящего, особенно творчества Мелвилла (Melvill, Н.), обеспечили ему неисчерпаемый источник идей относительно людей, их способности на доброе и злое. Утонченное мышление Альфреда Норта Уайтхеда (Whithead, A.N.) явилось моделью логического и синтетического мышления, в то время как резкий, но блестящий Лоуренс Дж. Хендерсон (Henderson, L. J.) послужил моделью жесткости и критичности. Его признательность этим людям и многим другим, включая несколько поколений студентов, высказано в четырех очень личных документах (1940, 1959, 1967, 1968а). Принимая во внимание столь сложную родословную, не приходится удивляться, что результат столь сложен и многогранен.

Для каждого, кто знал Генри Мюррея, очевидно, что талант его и преданность делу изучения человеческой личности лишь отчасти воплощены в опубликованных работах. Его случайные замечания и свободные размышления по бесконечно разнообразным вопросам – а это было обязательной частью ленчей в Психологической клинике – одарили плодотворными исследовательскими идеями десятки учеников и коллег. К сожалению, не все эти "послания" пали на плодотворную почву, и можно лишь сожалеть, что изустное слово не может храниться и обогащать письменное. Эту тенденцию Мюррея – являть лишь некоторые плоды своего интеллекта – можно продемонстрировать на примере публикаций, связанных с двадцатипятилетним изучением творчества Германа Мелвилла. Годы увлеченной научной работы создали ему беспрецедентную репутацию среди исследователей Мелвилла – и тем не менее он опубликовал лишь две работы об этом писателе – властителе дум. Одна представляет блестящий анализ психологического смысла романа "Моби Дик" (1951с), другая – введение к одному из самых загадочных и необычных романов Мелвилла "Пьер" и проницательный его анализ (1949а).

Имея в виду относительную неадекватность письменных работ, мы обнаруживаем, что теория и результаты исследований Мюррея лучше всего отражены в книге "Explorations in personality" (1938), подводящей итог размышлениям и исследованиям персонала психологической клиники в конце первого десятилетия ее существования. Некоторые последующие исследования частично отражены в книге "A clinical study of sentiments" (1945), написанной в соавторстве с многолетней его сотрудницей Кристианой Морган (Morgan, С.D.) и в книге "Studies of stressful interpersonal disputations" (1963). Основные изменения в теоретических представлениях за последующие годы лучше всего отражены в совместной с Клайдом Клакхоном (Kluckhohn, С.) главе книги "Toward a general theory of action" (1951a), статье, опубликованной в "Dialectica" (1951b), в беседе, проведенной в Сиракузском университете (1958), главе, написанной для книги "Psychology: a study of a science" (1959) и в статье, написанной для Международной энциклопедии социальных наук (1968b). "Manual of Thematic Apperception Test" (1943) служит лучшим введением к работе с этим инструментом исследования личности, разработанным совместно с Кристианой Морган (1935), который стал одним из важнейших и широко применяющихся эмпирических средств при клиническом исследовании и исследовании личности. Искусство оценки и анализа способностей и главных тенденций человека воплощены в книге "Assessment of Men" (1948).

Структура личности

Значительное внимание Мюррея привлекает сущность личности, ее приобретения и достижения. На его взгляды относительно структуры личности серьезно повлияла психоаналитическая теория, хотя во многих отношениях они решительно отличаются от ортодоксального психоанализа. По отношению к слову "структура" Мюррей проявляет осторожность, так как оно предполагает постоянство, регулярность, закономерность. Он же считает, что личность постоянно изменяется. Здесь мы обсудим предложенное Мюрреем определение личности и понятия, разработанные им для репрезентации структуры личности.

Определение личности

Хотя Мюррей предложил много определений личности, в основе своей они могут быть сведены к следующему.

1. Личность индивида – абстракция, сформулированная теоретиком, а не просто описание поведения индивида.
2. Личность индивида соотносится с серией событий, охватывающих всю его жизнь. "История личности есть личность".
3. В определении личности должны отражаться стабильные и повторяющиеся элементы поведения, равно как новые и уникальные.
4. Личность – организующая и управляющая сила индивида. Ее функции – интегрировать конфликты и понуждения, которым подвержена личность, удовлетворять потребности индивида и строить планы на будущее.
5. Личность локализована в мозге. "Нет мозга – нет личности".

Таким образом, ясно, что в его подходе одинаковое значение придается истории организма, организующей функции личности, стабильным и новым чертам индивидуального поведения, абстрактной или концептуальной природе личности и физиологическим процессам, составляющим основу психических.

События и сериалы

Основные данные для психолога представляют события, – субъект-объектные или субъект-субъектные интеракции, достаточно продолжительные для включения важных элементов любой данной поведенческой последовательности. По словам Мюррея,

"события – это то, что мы наблюдаем, пытаемся представить при помощи моделей, объяснить то, что мы пытаемся предсказать; факты, на основании которых мы проверяем наши формулировки" (1951b, сс. 269-270).

Хотя иногда событие можно определить достаточно точно – например, вербальный ответ, – как правило, возможно лишь очень общее определение. Учитывая это, Мюррей предлагает считать, что "в целом продолжительность события определяется 1) началом и 2) завершением динамически существенного стереотипа поведения..." (1951b, сс. 269).

Представление о том, что основная психологическая единица состоит из событий, отражает убеждение Мерея в том, что поведение во временном отношении очень трудно уловимо. Событие – это компромисс между практическими ограничениями, заданными интеллектом и приемами исследователя, и эмпирической данностью поведения в том же измерении. Мюррей считает, что события можно классифицировать в зависимости от того, являются они внутренними (мечты, решение задач, планирование наедине с собой) или внешними (взаимодействие с людьми или объектами среды). Внешние события двуаспектны: есть субъективный аспект переживаний и объективный поведенческий аспект.

Для большинства целей репрезентация поведения с точки зрения событий является вполне адекватной. Однако во многих случаях оказывается необходимым введение единицы, соответствующей большему периоду времени. Эта функциональная единица поведения называется сериалом.

"...направленная последовательность событий может быть названа сериалом. Таким образом, сериал (например, дружба, любовь, брак, деловая карьера) представляет относительно продолжительную функциональную единицу, которую можно описать лишь приблизительно. Возможно записывать важнейшие события по ходу сериала, отмечать важнейшие показатели развития – изменение диспозиций, прирост знаний, повышение способностей, улучшение качества работы и т.д. Ни одно событие сериала не может быть понято без соотнесения с тем, что к нему привело, без соотнесения с целями и задачами субъекта, его видением будущего" (1951b, с. 272).

Таким образом, представление поведения в терминах сериалов вынуждено, так как некоторые события настолько тесно между собой связаны, что их нельзя изучать изолировано без разрушения смысла.

Сериальные программы и планы

Очень важную для индивида роль играют сериальные программы, представляющие. организованные по порядку субцели, простирающиеся в будущее на месяцы и годы и ведущие – если все хорошо – к желаемому. Так, индивид стремится стать врачом, но между настоящим и целью стоят годы учебы и специальной подготовки. Если человек вырабатывает ряд субцелей, каждая из которых участвует в продвижении к медицинской степени, это может рассматриваться как сериальная программа.

Столь же важны планы – проекты снижения напряжения между конкурирующими потребностями и целями посредством организации разновременного проявления тенденций. Посредством плана индивид может добиться максимального проявления своих целей. Искусное планирование может существенно уменьшить интенсивность конфликта.

Недавно Мюррей объединил сериальные программы и планы под общим названием "упорядочивание", включающее и процесс планирования, и его результат – программу или план. Согласно нынешним представлениям Мюррея, упорядочивание – высший психический процесс того же уровня, что и познание. Цель познания – полное концептуальное понимание окружения, но, когда внешняя ситуация в достаточной мере понята, утверждается процесс упорядочивания – для определения линии поведения, стратегии и тактики.

Поиск по сайту: