ДЕЯТЕЛЬНОЕ УЧАСТИЕ НАРОДА В ЖИЗНИ ЦЕРКОВНОЙ

По взглядам св. Иоанна Златоуста и М.А. Новоселова

В настоящее время церковных преобразований весьма полезно познакомиться с взглядами великого отца Церкви Вселенской на значение народа в жизнедеятельности Церкви.

Св. Иоанн Златоуст совершенно чужд католического требования верить в Церковь как во «внешнее учреждение», что было бы полным извращением и разрушением Церкви. При таком понятии о Церкви нет даже веры в Бога, ее заменяет вера в известный социальный церковный строй, в котором активным началом является клир, а пассивным - мiряне. Возникает, таким образом, в своем роде «обожествление» клира: мiряне признают за иерархией полномочия Божественной непогрешимости, а последняя требует от первых совершенного подчинения ей в делах религии. Получается нечто психически невозможное. Клир, захватив права непогрешимости, требует от мiрян пассивной ему подчиненности, между тем последние не могут ни признать клир непогрешимым, ни подчиниться ему без свободной критики, без самостоятельного искания истины. Раз допущена свобода мнений народа, которой так не любят еретики, то ореол клира снисходит с небесной высоты и обе части Церкви - клир и мiряне становятся равноценными.

Святитель, сравнивая клир с головою, а мiрян с ногами, очень картинно изображает их церковное равенство. «Часто, когда в пяту вонзится терн, все тело чувствует боль и тревожится, спина сгибается, желудок и бедра сжимаются, руки, как оруженосцы и слуги, простираются вперед и вынимают занозу, голова наклоняется, и глаза наблюдают с великою заботою. Таким образом, хотя нога и низший [член] и не может подняться выше, однако она наклоняет голову, и чрез то равняется ей и получает одинаковую честь, тем более, что ноги заставляют ее наклоняться не по милости, а по долгу; следовательно она, имея пред ними преимущества, как более важный [член], при всем том, будучи обязана менее важным воздавать честь и попечение и одинаково страдая с ними, выражает великое с ними равенство».

Если мiряне равноценны с клиром в теле церковном, как обусловливающие друг другом жизнь церковного организма, то народ, разумеется, должен быть активным, сознательным началом в Церкви.

Вселенский учитель считает преступлением со стороны клира мешать проявлению активного воздействия народа на Церковь. «В Церкви нет ни высокомерия начальствующих, ни раболепства подчиненных, а есть власть духовная, которая находит для себя более всего приобретения в том, чтобы принимать больше трудов и заботы о вас, а не в том, чтобы искать больших почестей. В Церкви должно жить, как в одном доме; как составляющие одно тело, - все должны быть расположены друг к другу, поскольку и крещение одно, и трапеза одна, и источник один, и творение одно, и Отец один. Итак, для чего же разделяемся, когда столько связей, нас соединяющих? Для чего разрываемся? Вот и опять мы принуждены оплакать то, о чем многократно я плакал. Слез доcтойно настоящее наше состояние! Так далеко мы отторглись друг от друга, между тем как надлежало бы изображать собою союз одного тела. Тогда бы и «меньший» мог приносить пользу большему. В самом деле, если Моисей от тестя своего узнал нечто полезное, чего сам не знал, то тем более было бы так в Церкви. И что была за причина, по которой духовный человек не знал того, что знал неверный? То, чтобы все тогда бывшие вразумились, что [Моисей] человек и имеет нужду в Божием содействии, хотя и море разделил, хотя и камень рассек, и что действия эти совершены не человеческою, но Божиею силою.

И ныне, если один не говорит полезного, пусть другой встанет и говорит... Хотя бы он и был меньший, но если предлагает что-нибудь полезное, - предпочти его мнение, хотя бы он был даже последний - не оставь без внимания... Не будем презирать тех, кто дает нам полезные советы, хотя бы они были из подчиненных, хотя бы из людей низких. Не будем непременно почитать достойным предпочтения то, что предлагаем сами, но то, что окажется полезным, это пусть и одобряется всеми».

Выходя из того принципа, что Церковь основывается на вере, а не вера на самом факте Церкви и что авторитет клира зависит не от него самого, а от церковного народа, Святитель допускает самое широкое участие мiрян в церковной жизни. По мнению святого Отца, мiряне не должны отказываться от помощи клиру в его церковных делах, касаются ли они учительства, управления или богослужения церковного. Простой мiрянин не имеет никакого права замкнуться в себе, жить только своею личною жизнью, заботиться о своем лишь индивидуальном спасении, сваливая все многотрудное дело социального спасения на пастырей Церкви. «Господь хочет, чтобы христианин был для вселенной учителем, закваскою, светом и солию. А что значит свет? Жизнь светлая, не имеющая в себе ничего темного. Свет не себе полезен, равно как и соль и закваска, но приносят пользу другим».

«Что пользы в христианине, если он никому не приносит пользы, никого не руководит к добродетели? [Ведь] соль не себя только поддерживает, но укрепляет и согнивающие тела, не допускает им портиться и погибать. Так точно поддерживай и укрепляй гниющие члены, т. е. безпечных и нерадивых из братий, и избавив их от безпечности, как бы от некоторой гнилости, соедини с прочим телом Церкви. Потому Он назвал тебя и закваскою (Мф. 13, 33): закваска не себя заквашивает, но прочее смешение, великое и безмерное, хотя сама она мала и незначительна. Так точно и вы, хотя вы и малы числом, но будьте велики и сильны верою и усердием по Богу».

«Не говори мне этих слов, исполненных Великой безчувственности: «для чего мне безпокоиться? - я забочусь о своем». Тогда ты особенно и будешь заботиться о своем, когда будешь искать своего в пользе ближнего. Поэтому Павел говорит:

«никто же своего си да ищет, но еже ближняго» (1 Кор. 10, 24). Чтобы тебе, говорит, найти свое, ищи того, что полезно другому».

«Не скажи сам себе: я человек мiрской, имею жену и детей, это дело священников, дело монахов. Ведь самарянин тот не сказал: где теперь священники? где теперь фарисеи? где учители иудейские? Нет, он, как будто нашедши самую великую ловитву, так и схватился за добычу. Что может сравниться с этим? Чего не может сделать ни пост, ни лежание на земле, ни всенощные бдения, ни другое что-либо, то делает спасение брата. Подумай, сколько раз согрешали уста твои, сколько произносили срамных слов, сколько извергали богохульств, сколько ругательств; и все это ты можешь возместить попечением о падшем, потому что одним этим делом сможешь очистить всю эту скверну. И что говорю очистить? Ты сделаешь свои уста устами Божиими», а главное, будешь действительным христианином и спасешься. Искать полезного для общества, - вот правило совершеннейшего христианства, вот точное его назначение, вот верх совершенства! Это выражает и апостол словами: «яко же и аз Христу». Ничем ты не можешь столько подражать Христу, как попечением о ближних; постишься ли ты, спишь ли на земле, изнуряешь ли себя, но если ты не печешься о ближнем, то не делаешь ничего важного, и при всем том еще далеко отстоишь от образца».

«Подлинно никакой подвиг не может быть великим, если он не приносит пользы другим». «Полезное для себя ты найдешь тогда, когда будешь искать (пользы) ближнего. Если ты не имеешь ревности пещись о брате, то помни, что иначе ты спастись не можешь, и позаботься о нем и о делах его по крайней мере для себя... Невозможно спастись иначе; если ты упражняешься даже в высшем любомудрии, но не заботишься о других, погибающих, то не будешь иметь никакого дерзновения пред Богом». Как бы ни было высоко монашество, но без деятельной любви оно, по мнению Вселенского учителя, недостаточно для спасения.

На возражение своего друга Василия, что нельзя спастись без деятельной любви и в монашестве, св. Златоуст отвечает так: «И сам я не верю, чтобы можно было спастись тому, кто ничего не делает для спасения ближнего. Несчастному рабу нисколько не помогло то, что он не уменьшил таланта, но погубило его то, что он не умножил и не принес вдвое больше (Мф. 25, 24-30). Впрочем, я думаю, что мне будет более легкое наказание, когда буду обвиняем за то, почему я не спас других, нежели когда бы погубил и других, и себя, сделавшись худшим по принятии такой почести (епископства). Я уверен, что теперь ожидает меня такое наказание, какого требует тяжесть грехов моих, а по принятии власти - не двойное и не тройное, но многократное за соблазн многих и за оскорбление Бога, удостоившего меня большей чести».

Итак, общественное спасение гораздо выше личного. Но это не значит, что мiрянин или монах должны бросить личное усовершенствование и устремиться на поле общественной деятельности. Последняя невозможна без первого. Личное развитие есть корень, из которого должны вырастать ствол и ветви социального спасения. Чтобы сделать других людей настоящими христианами, нужно самому сначала сделаться действительным христианином. Святитель, очевидно, предостерегает свою паству от увлечения христианством, отрешенным от жизни, граничащим с квиетизмом Гион и Фенелона. «Если и найдется, - говорит Вселенский учитель, - человек, имеющий в себе хотя несколько древнего любомудрия, то он, оставляя город и торжища, не желая обращаться с людьми и исправлять других, удаляется в горы; и если кто спросит его о причине удаления, то он дает ответ неуважительный: я, говорит, удаляюсь для того, чтобы не погубить себя и не сделаться неспособным к добродетели. Но не лучше ли было бы тебе быть не столь добродетельным и доставлять пользу другим, нежели пребывать на высоте и с презрением взирать на погибель братий».

Святитель советует даже жертвовать своим личным высоким развитием в пользу социальной христианственности, отнимая один из важных мотивов к квиетизму. По мнению Святителя, уединение не есть обязательное условие высокого благочестия. Ведь «не пустыня делает уединенным, но любомудрая воля», дающая возможности и в городах проводить жизнь истинно христианскую.

«Так первые христиане, наученные апостолами, жили в городах, а являли благочестие, свойственное пустынножителям».

Чтобы кто-нибудь не сослался на шум города, заботы и волнения городской жизни, как на важный мотив к бегству с арены социальной деятельности из видов христианского самосохранения, Вселенский учитель приводит в пример св. царя Давида. «Если царь, имевший столько забот, окруженный столь многими делами, не успокаивался даже ночью, но постоянно совершал молитвы усерднее монахов, живущих в горах, - то скажи мне, какое прощение получим мы, которые живем в полном спокойствии, ведем частную и недеятельную жизнь, и между тем не только целые ночи проводим во сне, но и во время дня не совершаем установленных молитв с надлежащим бдением».

Не одобряя принципиального удаления людей от общественной деятельности, св. Златоуст снисходит к слабым и немощным. «Кто способен исправлять других, тот пусть обращается с теми, которые расположены принять врачество, и делает их лучшими; а кто слаб, тот пусть избегает людей нечестивых, чтобы не заразиться от них». Однако это уклонение от общества должно быть временным до тех пор, пока субъект не встанет на собственные ноги и будет в состоянии вести других людей к христианской жизни. Горе ему, если он возведет свое уединение в принцип и будет подтверждать его ссылками на то, что учить вовсе не его дело, а священников, или что недостаточно знаком с Писанием и не имеет дара красноречия.

Святитель с особенною настойчивостью опровергает все эти доказательства, приводимые мiрянами в пользу своей пассивности в жизни церковной. «Не предоставляйте всего учителям, не возлагайте всего на предстоятелей; и вы можете назидать друг друга». Пастыри Церкви не взяли в свое исключительное «обладание» верою и разумом церковного стада.

В Церкви, по мысли св. Златоуста, должно господствовать свободное исследование истины. Церковь только проверяет личные мнения христианина, выходя не из логических посылок, а из внутреннего, интуитивного проникновения в смысл Божественных истин. Последнее откровение или озарение идет от Божественного Основателя Церкви и присуще одинаково как ученым, так и невеждам. И если мiрянин живет жизнью Церкви, то он вместе с тем обладает и присущею ей истиною. В силу этого мiрянин имеет такое же право на учительство в Церкви, как и иерархия. Различие лишь в степени, объеме учительства, а не в сущности его.

В клирики избираются самые даровитые учительные люди, получившие в таинстве священства особую благодать учительства. Мiряне же такими дарами обладают в меньшей степени, - каждый в отдельности, - но вместе составляют великую учительную силу Церкви. «Вы можете, если захотите, больше нас сделать друг для друга, говорит Святитель. Ибо вы чаще обращаетесь друг с другом, лучше нас знаете дела свои, видите взаимные недостатки, больше имеете откровенности, любви и общительности; а это немаловажно для научения, но доставляет великие и благодетельные удобства.

Вы лучше нас можете и обличать и убеждать друг друга. При том я - один, а вас много, и все вы, сколько вас есть, можете быть учителями».

«ДЕЯТЕЛЬНОЕ УЧАСТИЕ НАРОДА В ЖИЗНИ ЦЕРКОВНОЙ»

По взглядам св. Иоанна Златоуста и М.А. Новоселова

Поиск по сайту: