Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Раздел I.Россия в XVII веке. Начало нового периода русской истории

I.1.Россия в конце XVI в. Назревание «Смуты».

По определению русского историка, академика Ю.В.Готье, Смутное время – это «промежуток в пятнадцать лет между смертью последнего царя Рюриковича в 1598 г. и избранием на престол первого царя из дома Романовых – Михаила Федоровича, в 1613 г. Это было время глубоких потрясений Русской земли, время, когда Московское государство опустошалось гражданской войной, было почти покорено иноземцами, в корень разорялось и своими и чужими. За эти пятнадцать лет Россия видела несколько политических переворотов, попытки поднять одни части населения на другие, борьбу партий со свойственным такой борьбе ожесточением, примеры ужасающей жестокости, беспощадной мести и в то же время проявления высоких доблестей гражданских и военных».

Итак, уже в начале XX столетия (книга Ю.В. Готье «Смутное время: очерк истории революционных движений начала XVII столетия», откуда взята эта цитата, вышла в свет в 1921 г.) российские историки определяли Смуту (Смутное время), как первую в России гражданскую войну.

Позже, в советской историографии, определение «гражданская война» для Смутного времени было вытеснено определением «крестьянская война», но на исходе советского периода в российской истории оно вновь вернулось в исторические труды: «В начале XVII в. в России произошла первая гражданская война, которую современники метко назвали «Смутой» (Р.Г.Скрынников).

Но всякая гражданская война есть следствие революции – такого социального потрясения, результатом которого является смена общественных ориентиров и установок. Иными словами – смена социально-экономического и политического устройства данного общества. Являлась ли русская Смута начала XVII в. революцией? Если исходить из социально-исторического определения понятия «революция» и итогов Смуты – едва ли. Ведь что такое революция? «Революция (от лат. revolutio - поворот, изменение) - способ перехода от одного общественно-политического строя к другому, более прогрессивному, посредством активных действий самих граждан. Главный вопрос революции - вопрос о государственной власти, хотя чаще всего революция - это социальный сдвиг и качественный переворот во всей социально-экономичекой структуре общества». Или: «Революция - - процесс социально-политических, экономических и идеологических изменений, в котором задействованы массовые социальные движения и партии, связанный с использованием насилия для свержения существующего политического режима с последующим формированием нового правительства. Революция отличается от заговора тем, что она носит массовый характер и приводит к значительным переменам в политической системе».

С точки зрения «переворота во всей социально-экономической структуре общества» или «значительных перемен в политической системе» Смута закончилась ничем. Хотя в течение 15-ти «смутных» лет определенные «революционные» тенденции проследить можно. Это введение ограниченной монархии (правление Василия Шуйского), коллегиальное (олигархическое) правление (Семибоярщина).

Но революции не вспыхивают сами по себе, «на пустом месте». Они зреют исподволь, готовятся всем ходом предшествующего общественного развития. Соответственно и корни русской смуты начала XVII в. уходят в XVI век, в эпоху царствования Ивана IV Грозного, первого российского царя.

Кто бы из отечественных историков ни касался вопроса о причинах и предпосылках Смутного времени, все единодушны в одном: главная и основная причина Смуты – всеобщая «неустроенность» российского общества, прежде всего, в вопросе землевладения.

Образование Русского централизованного государства выдвинуло на повестку дня перед московскими государями проблему №1 –сохранение и упрочение собственной самодержавной власти. Проблему, которую именно Иван IV и попытался решить (и решил) путем организации военно-служилого сословия – дворянства. Причем, создание этого сословия диктовалось не столько заботой царя об окружении себя прочным заслоном из лично преданных ему людей, не составляющих ему конкуренции во власти – это было бы слишком прямолинейно и грубо – сколько необходимостью обороны от внешних врагов границ государства, неимоверно расширившихся во второй половине XVI века. Для их защиты, в первую очередь от татар и литовцев, требовалось многократное увеличение боевых сил государства. За счет воинских контингентов бояр-вотчинников эту проблему решить было невозможно, хотя бы уже потому, что, по мере расширения границ Московского государства на юг и восток, крупные вотчины бояр – потомков удельных князей – оставались далеко в тылу, и оборонять внешние рубежи бояре-вотчинники отнюдь не спешили.

И не потому, что бояре все поголовно были изменниками (хотя нежелание выставлять свои дружины на защиту границ явилось для Ивана IV прекрасным поводом для обвинения бояр в измене и репрессий против них), а в силу устойчивых традиций именно удельного мышления. Потомки удельных князей, в той или иной степени родственники царю Ивану IV, бояре резонно (опять-таки с точки зрения удельных князей) считали, что вновь обретенные территории – царский удел – царь и должен охранять сам.

Для обороны страны нужны были деньги и люди. В казне денег было очень мало. Ю.В.Готье приводит взятую из иностранных источников сумму совокупного денежного дохода Московского государства при царе Федоре Иоанновиче. Она равнялась 1 430 000 рублей, что в переводе на номинальную стоимость российского рубля начала XX в. соответствовало 3-4 миллиардам руб. Поступали эти деньги из карманов налогоплательщиков – податных или «тягловых» людей – размеры обложения которых в течение XVI в. неуклонно росли.

Вдоль новых границ строились крепости: в 1558 г. недалеко от руин золотоордынского города Хаджи-Тархан строится новая русская крепость Астрахань, в 1574 г. воевода Иван Нагой строит Уфимский острог, в 1586 г. – Самара, в 1589 – Царицын, в 1590 г. – Саратов. В 1558 г. русский промышленник Аникей Строганов получает право на владение Пермскими вотчинами и на добычу соли в Прикамье с условием организации защиты своих владений. Крепости укомплектовывались гарнизонами из стрельцов, детей боярских, пушкарей, городовых (находящихся на государевой службе) казаков. Первоначально это были добровольцы – «охочие люди» - среди которых хватало и всякого рода маргиналов: беглых холопов, «разбойных» или вольных казаков, татар, отбившихся от своих родов. Всех их принимали на государеву службу и наделяли землей (поместьем), поскольку иной формы оплаты воинской службы у казны просто не было.

Получив землю, новые поместные владельцы всеми правдами и неправдами старались переманить к себе крестьян, без которых само поместье превращалось в мертвый груз. Дело в том, что служилый человек, получая участок земли («поместье»), должен был содержать себя сам именно за счет того продукта, который он с этой земли получал. Но для обработки земли своими руками у служилого человека-«помещика» просто-напросто не было времени: он должен был служить не только сам, но и дети его, начиная с 15 лет. И служить до полного «износа», увечья или гибели. В противном случае его поместье отбиралось и передавалось другому лицу. То есть, фактически помещик – это тот же крепостной у государства, только крепостной военный.

Поэтому давая служилому человеку землю, государство давало ему и право на использование крестьянского труда. Если на данной земле уже «сидели» крестьяне, они автоматически переходили во владение нового помещика. Если земля была пустой, служилый человек получал право призывать крестьян в свое поместье.

Знаменитый русский ученый историк, академик М.К.Любавский так характеризовал эту ситуацию: «Поместная система создавала удобные условия для экономического и юридического закрепощения крестьян: деваться им после татарского погрома было некуда, на пустых землях нельзя было осаживаться без хозяйственного инвентаря; зато можно было садиться на земли, заселенные помещиками и вотчинниками, которые, получив поместья, всякими льготами, ссудами на хозяйственное обзаведение старались заманить к себе крестьян-земледельцев. Им самим были необходимы рабочие руки, так как с пустых земель они не могли содержать себя и своих вооруженных слуг. Крестьяне шли на земли помещиков, должали им, заживались подолгу и превращались в старинных засидевшихся крестьян, которые, по общему правилу, не могли уходить от своих владельцев».

Отток крестьян с «черных» (государственных) и дворцовых (государевых) земель наносил ущерб казне, поскольку все крестьяне являлись «тяглецами», т.е. платили подати. Осознав эту угрозу, правительство устанавливает общим правилом прикрепление всех крестьян черных и дворцовых волостей к своему тяглу.

Но этого же, т.е. прикрепления к тяглу, стали требовать и для своих крестьян бояре-вотчинники и монастыри и правительство, коль скоро оно «держалось того же правила в отношении своих черных волостей, оно не могло не признать его и за землями монастырей и частных владельцев» (М.К.Любавский).

Реакцией крестьян на личное закрепощение явилось массовое переселение, а затем и бегство. Бежали, главным образом, на юг и восток, где земли были потучнее. На первых порах правительство поощряло такую миграцию, поскольку объективно это способствовало закреплению новых земель. Но в итоге это привело к запустению центральных уездов, что вызвало и снижение боеспособности государства. Обратимся опять к цифрам. Ю.В.Готье приводит данные, взятые им из донесения английского посланника при дворе царя Федора Иоанновича Джайльса Флетчера королеве Елизавете: на сравнительно небольшом расстоянии по дороге из Москвы на Ярославль и Волгоду Флетчер увидел 50 покинутых жителями деревень. В Звенигородском уезде под Москвой из 56 деревень, принадлежавших Троице_сергиеву монастырю, заселенными осталось только 12. В 1578 г. в городе Коломне 95,5% всех городских дворов стояли пустыми; в городе Можайске из 557 дворов жилыми оставались только 83; в Вышнем Волочке из 230 дворов населенными было 87 и т.д.

Дело осложнялось ещё и тем, что с уходом крестьян мелкий служилый человек оказывался полностью «на бобах» и терял возможность к службе. По этой же причине обострились отношения между служилым людом и боярами-вотчинниками, которые имели возможность переманивать к себе или принимать у себя крестьян-сходцев. Со «сходцами» боролись двумя мерами: 1-крестьян не выпускали без окончательной расплаты с владельцем; 2-вводились т.н. «поручныя записи», выдаваемые несколькими поручителями по крестьянине, чтобы ему жить в определенном месте, пахать землю, строить двор и никуда не бегать. В случае побега поручители отвечали условленной суммой (до 1100 рублей). Подобная мера, удобная для властей и достаточно эффективная, больно ударяла по нравственному миру внутри крестьянской общины, порождая взаимное недоверие и фискальство.

Раздача земель служилому люду производилась с таким соображением, чтобы поместить их поближе к наиболее вероятному театру военных действий, то есть на юге и на западе. Скученность на южных и западных «украинах» Московского государства многочисленного служилого сословия приводила к тому, что резерв «черных» (государственных) и «государевых» (дворцовых) земель быстро иссякал. Откуда его пополнять? За счет вотчинных и церковных владений, которые государь специально берет на себя. Наглядный и наиболее яркий пример ­ опричнина, в ходе которой, как известно, подвергшиеся опале боярские роды уничтожались едва ли не поголовно, а их имение-вотчины «отписывались» на государя, а затем шли в раздачу мелким служилым людям.

В самом конце XVI в. крестьяне-сходцы прочно попадают в экономическую кабалу, оформленную теперь уже и юридически. Судебник 1550 г. разрешал крестьянам продаваться в холопы. Этим правом широко пользовались также бобыли и крестьянские дети, не имевшие перспектив на ведение собственного хозяйства. Давая им приют на своем подворье, землевладельцы вымогали у них кабалу (кабальную запись), по которой крестьянин превращался в кабального холопа – по сути раба.

Причем было абсолютно не обязательно, что кабального холопа сразу же сажали на землю. Их использовали в качестве дворовых слуг, батраков, а знакомых с военным делом – в качестве боевых холопов, т.е. комплектовали из них собственные воинские контингенты. Причем зачастую холопство в крупной боярской вотчине для безземельного крестьянина, мелкого ремесленника или бежавшего с государевой службы служилого человека оказывалось более предпочтительным, чем вольная, но зачастую голодная и хлопотная жизнь. За спиной (как тогда говорили, «за хребтом») боярина-вотчинника или монастыря холопы были накормлены, освобождены от тягла (их никто не учитывал, а потому никто и не знал, где они и что они) и обеспечены, по крайней мере, крышей над головой. С.Ф.Платонов: «… службу «во дворе» могли предпочитать крестьянству и сами работники: маломочному бобылю и бродячему мастеровому человеку, портному или сапожнику в чужом дворе могло быть лучше, чем на своем нищем хозяйстве и бедном бродячем ремесле». Естественно, что в случае экстремальных ситуаций крестьяне служилого помещика, экономически маломощного, при первой же возможности уходило в «холопи» к боярину-вотчиннику. Что, естественно, не прибавляло симпатии поместного служилого люда к старому родовитому боярству.

Но сама по себе служба у нового хозяина могла и не быть кабальной. При отсутствии жесткого контроля за количеством холопов (большинство из которых составляли дворню) владельцы держали у себя людей вовсе без каких-либо записей. Государство это не одобряло, поскольку, во-первых, такие «вольные или добровольные холопы» своим господам были не крепки и могли свободно их покинуть, во-вторых, для государства они были бесполезны, поскольку не несли никакого тягла, а в-третьих, среди таких «вольных холопов» скрывалось немало людей, ушедших с государевой службы и тягла и «заложившихся» за частное лицо. Тем более, что среди них хватало людей, знакомых с военным делом (боевые холопы), которые составляли личные дружины крупных бояр-вотчинников и монастырей.

С целью ограничения «вольного холопства» в 1597 г. принимается указ о «вольных холопях», предписывавший всем владельцам брать на своих холопов крепости даже без их воли. То есть, «добровольное» рабство закрепляется юридически, «вольное холопство» ликвидируется как социальное явление, а государство получает возможность контролировать количество холопов в каждой вотчине и, соответственно, облагать её владельца дополнительными податями за каждую учтенную холопскую душу. Вряд ли стоит сомневаться в том, что вотчинное боярство было отнюдь не в восторге от подобного указа. Равно как и сами холопы, окончательно потерявшие свою волю.

Борьба с соседями на окраинах и защита рубежей требовали, как уже было сказано выше, увеличения боевых сил государства. На границах строились крепости, гарнизоны которых комплектовались из низших слоев населения, главным образом, из мелкого люда, извлеченного из внутренних уездов и поверстанного в государеву службу. Таким образом, значительная часть трудоспособного населения изымалась из внутренних районов страны. Но правительство не могло (и не хотело) оставить внутренние уезды государства без воинского контингента. И вот здесь как раз и уместно вспомнить противостояние Ивана Грозного – самодержца и бояр – приверженцев старых удельных традиций. На место убывших служилых людей в города водворялись новые служилые люди, которые ничего не производили, никакого тягла не несли, но должны были нести военную службу. Численность их в течение XVI в. неуклонно росла, а вместе с ней росла и площадь служилого землевладения. Расселяясь в городах («слободах») служилый люд получал лучшие места под усадьбы, вытесняя коренных горожан с их усадеб, огородов и рынков. С.Ф.Платонов: «Следует отметить те последствия, какими сопровождалось для коренного городского населения водворение в города и посады служилого люда. Военные слободы и осадные дворы губительно действовали на посадские миры. Служилый люд отнимал у горожан их усадьбы и огороды, их рынок и промыслы. Он выживал посадских людей из их посада и посад пустел и падал. Из центра народнохозяйственной жизни город превращался в центр административно-военный, а старое городское население разбредалось или же, оставаясь на месте, разными способами выходило из государева тягла».

Так к концу 16 в. в стране складывается социальная ситуация всеобщего недовольства, когда все были недовольны всеми. Появившиеся на южных и западных «украинах» привилегированные служилые землевладельцы пользовались покровительством правительства и льготами в ущерб тягловым классам. В городах слободки служилых людей уничтожали посады, а в уездах поместья и вотчины служилого сословия растаскивали на куски русский крестьянский мир.

Недовольное крестьянство уходило на юг, но там оно сталкивалось с подобной же ситуацией, а потому шло еще дальше на юг, за рубеж, в казачьи городки и становища. Там, на Дону и его притоках, скапливается элемент, не довольный той властью, которая лишала крестьян земли и отдавала предпочтение служилому человеку за счет интересов человека тяглового.

Взаимная ненависть разделяла русских бояр-вотчинников и служилое дворянство. Боярство, прежде всего – московское, более всех пострадавшее от опричнины, переживало тяжелый моральный и материальный кризис. Над ним висела гроза опалы, страх за свои семейства, страх за свои хозяйства, раздражение к главному сопернику по землевладению – монастырю и ненависть к среднему и мелкому служилому дворянству – главной движущей силе опричнине – все это объективно вело боярство к выступлению против самодержавной власти.

Мелкое служилое дворянство, сидевшее в опустевших поместьях, откуда бежали крестьяне, вообще впадало в нищету. Военные повинности не давали им ни малейшей передышки, а последние средства для отбытия этих повинностей иссякали, благодаря крестьянским выходам, перевозам да и постоянному передвижению с места на место самих служилых людей.

Тягловое население государства также натерпелось за годы правления Грозного, но его судьба была различной: если в центральных и южных уездах Московского государства городские посады и крестьянские общины разорялись и разваливались, то на севере они продолжали сохраняться в своей самостоятельности и экономической силе.

Завершить данную тему лучше всего ещё одной цитатой из М.К.Любавского, в которой в емкой форме обобщается все сказанное выше: «Вот к каким результатам привело построение громадного государства в северо-восточной Руси: создано было огромное государство (комм.: только за время правления Ивана IV Грозного площадь Русского государства увеличилась в … раза и продолжала расти за счет захвата и освоения сибирских территорий), но с разбросанным, неорганизованным помещичьим землевладельческим классом, неспособным к организованной политической самодеятельности в большом масштабе уже потому, что само земледелие носило подвижный, неустойчивый характер (комм.: поместья давались сословию служилых людей, как правило, вдоль российского пограничья, вокруг вновь построенных крепостей, образуя своеобразные «гнёзда» с обширными пустыми пространствами между ними, зачастую занятыми инородческим населением, как, например, в Башкирии или Казанском крае. Что касается «подвижного земледелия», то здесь М.К.Любавский имеет в виду как самоё условность поместного землевладения – владеет, пока служит – так и текучесть собственно крестьянского контингента). Прежняя крупная политическая организация была разрушена, а новая еще не народилась, общество переживало еще удельную рознь и могло держаться в порядке лишь силой центральной власти». Здесь следует дать более пространный комментарий. В период собирания русских земель вокруг Москвы московские князья представляли собой притягательную силу для удельного боярства, охотно переходившего на службу в Москву к более сильному владыке. Так вокруг московских князей складывается круг родовитых бояр, многие из которых сами были потомками удельных князей. В старых традициях удельного княжения вплоть до царствования Ивана IV Грозного и московские («старые»), и пришлые бояре принимали самое активное участие в обсуждении важных государственных дел и принятии соответствующих решений (Боярская Дума). Но уже при Иване III – первом «государе всея Руси» - в системе государственной власти начинают появляться люди, не обличенные знатностью, но отличающиеся умом и деловитостью. А главное – лично преданные государю и готовые беспрекословно исполнять его волю. В этом своем качестве они неизмеримо больше устраивали стремящегося к самодержавной власти московского государя, нежели родовитые, но своенравные «старые» бояре, никак не могущие расстаться с памятью о своей удельной значимости. Итак, старая удельная система власти (князь + боярская дума) была сломана стараниями Ивана Грозного и руками его опричников, а новая (царь-самодержец + ведомства-приказы) ещё только создавалась. Но пока был жив царь Иван Грозный бояре в страхе молчали. Но вот его не стало…

М.К.Любавский: «Вследствие этих ненормальных условий в Московском государстве накопилось много недовольных элементов из среды тех, которые подверглись юридическому и экономическому закрепощению. Все благополучие государства зависело только от силы центральной власти, а она была неспособна для этой роли, хотя и достигла тогда удивительных размеров. Поэтому в начале XVII века и начинается в Московском государстве «великая разруха» или «смута».

 

I.2. Историография Смутного времени. Причины гражданской войны начала XVII в.

 

Историография Смутного времени – тема грандиозная и в рамках одной учебной лекции детально рассмотреть ее невозможно. Поэтому мы ограничимся только изложением ответов, которые давали отечественные историки на вопрос: что явилось причиной Смуты в Русском государстве? Подчеркну, что речь пойдет именно о том, какие обстоятельства, по мнению российских историков, послужили непосредственным толчком к началу Смуты, вылившейся в грандиозную и многолетнюю гражданскую войну.

Подобный подход вполне правомочен. Еще Ю.В.Готье писал о том, что следует различать причины Смуты (о них речь шла в предыдущей лекции) и те события, которые явились непосредственным толчком для нее: «… все эти явления (системный кризис Московского государства) могли бы продолжаться и нарастать еще долгое время; народный и государственный организм мог бы еще очень долго, подготовляясь к вспышке болезни, оставаться в наружно спокойном состоянии, если бы не произошли события, которые вывели его из внешнего состояния равновесия и, подобно каплям, переполняющим края чаши, послужили сигналом великого наводнения и потопа. Вот эти-то именно события и следует считать исходными событиями, с которых началось Смутное время».

Правда, если подходить объективно, то следует отметить, что классики отечественной истории – ученые XIX – начала XX вв. – аналитикой причин первой гражданской войны в России специально не занимались. Каждый из них видел эти причины в тех или иных социально-экономических или политических факторах, которые казались ему основополагающими в силу собственных методологических установок и пристрастий исследователя.

Начнем с Н.М.Карамзина, в своей «Истории государства Российского» самым подробным образом осветившего ход российской истории в первые годы после смерти Ивана Грозного. Обращаясь к его классическому многотомному труду (история Смуты излагается в томах X и XI «Истории государства Российского»), необходимо не забывать о том, что Н.М.Карамзин все-таки в большей степени был литератором, нежели ученым-историком. Поэтому в его представлении основным источником бедствий смутного времени были коварство и злодейства Бориса Годунова. Автор откровенно не любит этого персонажа смутного времени и характеризует его соответственно: «Сей муж знаменитый находился тогда (в начале царствования Федора Иоанновича) в полном цвете жизни, в полной силе телесной и душевной, имея 32 года от рождения. Величественною красотою, повелительным видом, смыслом быстрым и глубоким, сладкоречием обольстительным превосходя всех Вельмож (как говорит Летописец), Борис не имел только … добродетели; хотел, умел благотворить, но единственно из любви ко славе и власти; видел в добродетели не цель, а средство к достижению цели; если бы родился на престоле, то заслужил бы имя одного из лучших Венценосцев в мире; но рожденный подданным, с необузданною страстию к господству, не мог одолеть искушений там, где зло казалось для него выгодою – и проклятие веков заглушает в истории добрую славу Борисову».

И дальнейшее изложение событий правления (при Федоре Иоанновиче) и царствования Бориса Годунова Н.М.Карамзин проводит в обозначенном контексте. Именно с его «лёгкой руки» в отечественной историографии до сих пор муссируется легенда о злодейском убиении малолетнего царевича Дмитрия: «Борис не страшился случая беспримерного в нашем отечестве от времен Рюриковых до Федоровых: трона упраздненного, конца племени державного, мятежа страстей в выборе новой династии, и твердо уверенный, что скипетр, выпав из руки последнего Венценосца Мономаховой крови, будет вручен тому, кто уже давно и славно Царствовал без имени Царского, сей алчный властолюбец видел между собою и престолом одного младенца безоружного, как алчный лев видит агнца!... Гибель Дмитриева была неизбежна!»

Далее Н.М.Карамзин подробно и эмоционально излагает все интриги и хитросплетения воцарения Бориса Годунова, завершая свое изложение опять-таки характерным «антигодуновским» заключением: «…власть державная оставалась в руках того, кто уже давно имел оную и властвовал счастливо для целости Государства, для внутреннего устройства, для внешней чести и безопасности в России. Так казалось; но сей человеческою мудростию наделенный Правитель достиг престола злодейством… Казнь Небесная угрожала Царю-преступнику и Царству несчастному».

С.М.Соловьев считал первой причиной Смуты «дурное состояние народной нравственности», явившееся результатом столкновения новых государственных начал со старыми дружинными. Выразилось это в борьбе московских государей с боярами за укрепление самодержавной власти. Другой причиной, по мнению историка, было «чрезмерное развитие казачества с его противогосударственными стремлениями». То есть, с одной стороны, верхи борются друг с другом за характер власти – самодержавная или ограниченная – с другой, на окраинах государства концентрируется социальный элемент, не признающий ни ту, ни другую форму власти.

Взгляды С.М.Соловьева на борьбу правящих верхов за власть, как на основную причину Смуты, разделяли К.С.Аксаков и И.Е.Забелин.

В.О.Ключевский – также проводник концепции системного кризиса, как предпосылки Смуты – основную ее причину видел в угасании династии Ивана Калиты: «Калитино племя, построившее Московское государство, всегда отличалось удивительным умением обрабатывать свои житейские дела, страдало фамильным избытком заботливости о земном, и это самое племя, погасая, блеснуло полным отрешением от всего земного, вымерло царем Федором Ивановичем, который, по выражению современников, всю жизнь избывал мирской суеты и докуки, помышляя только о небесном»). Немощный во всех отношениях царь Федор Иоаннович был органично не способен править и этой своей неспособностью объективно готовил династийный кризис, вылившийся в Смуту: «… На престоле он искал человека, который стал бы хозяином его воли: умный шурин Годунов осторожно встал на место бешеного отца».

Эту мысль поддерживали С.Ф.Платонов, который считал, что «начальным фактом и ближайшей причиной смуты послужило прекращение царской династии», и М.К.Любавский, полагавший, что системный кризис конца XVI в. явился причиной, «которая обусловила нравственное разложение общества, вызвала те чувства социальной ненависти и вражды, ту жестокость и лживость, которые играли такую видную роль в Смутное время. Наблюдалось падение здорового национального чувства: миру люди предпочитали измену стране и предавались врагам. … При такой общей разрухе благополучие государства было непрочно: оно держалось только по инерции, опиралось пока на целость традиционной царской власти, которая скрепляла государство. Как только она распалась, заколебалось и чуть было не распалось само государство, если бы не было поддержки снизу, со стороны общественных классов».

На этом фоне оригинально (и даже экстравагантно) звучат взгляды Н.И.Костомарова и Д.И.Иловайского на причины Смуты. По мнению Костомарова, «в смуте виноваты все классы русского общества, но причины этого бурного переворота следует искать не внутри, а вне России. Внутри для смуты были лишь благоприятные условия. Причина же лежит в папской власти, в работе иезуитов и видах польского правительства», направленных на подчинение себе православной церкви и на политическое ослабление России. Появление самозванца, по выражению Д.И.Иловайского, это и был первый шаг к осуществлению «адского замысла против Московского государства… который возник и осуществлялся в среде враждебной польской и ополяченной западнорусской аристократии».

Наконец, Р.Г.Скрынников, профессор Санкт-петербургского университета – основной современный знаток и исследователь Смутного времени – также считает, что, хотя предпосылки и причины Смуты имели комплексный характер, но непосредственный толчок ей придало пресечение царской династии Рюриковичей.

Итак, своего апогея династийный кризис, который, как мы могли убедиться, единодушно признается различными поколениями российских историков, как непосредственная причина Смуты, достиг в конце 80-х годов XVI в., когда после смерти Ивана Грозного в ночь с 18 на 19 марта 1584 г. на престол взошел царевич Федор Иоаннович – средний сын почившего царя. Что бы ни писали и ни говорили о личных человеческих качествах историки и писатели (главным образом, отталкивающиеся от классической трагедии А.К.Толстого «Царь Федор Иоаннович»), но царь он был «никакой». И это прекрасно понимал его собственный отец, незадолго до смерти назначивший своему 27-летнему и уже женатому отпрыску опекунов. В опекунский совет входили бояре кн. Б.Я.Бельский – один из ближайших сподвижников Ивана Грозного по опричнине, кн. Иван Мстиславский, кн. Иван Шуйский и Никита Романович Юрьев ­ родной дядя царя Федора по его матери царице Анастасии Романовны Захарьиной-Юрьевой – первой и, по свидетельству современников, самой любимой жены царя Ивана Грозного. И совершенно естественно, что в совет вошел боярин Борис Федорович Годунов – лицо проверенное (зять Малюты Скуратова) и близкое царской семье (женой царя Федора была Ирина Федоровна Годунова – родная сестра боярина Бориса Годунова).

Сторону семилетнего царевича Дмитрия держали родственники его матери Марии Нагой ­ бояре Нагие. С точки зрения православной церкви, царевич Дмитрий не являлся законным царевичем, поскольку М.Нагая ­ седьмая жена царя Ивана Грозного, а церковь признавала только три первых брака. Но, поскольку род Нагих был достаточно влиятельным, чтобы они не мутили воду, их выслали из Москвы ­ царевича с матерью в Углич, а родственников – по разным городам.

Среди членов опекунского совета наиболее влиятельными были князья Шуйский и Юрьев (последний ­ родственник бояр Романовых). За каждым из них ­ многочисленные родственники и каждый стремился распространить на слабого царя именно свое влияние. На этой почве между Иваном Шуйским и Никитой Юрьевым начались трения, в которых Мстиславский склонялся на сторону Шуйского. Именно в этот момент и начинается сближение престарелого Юрьева с царским шурином Борисом Годуновым. В этом Юрьева поддерживают думные дьяки братья Щелкаловы, игравшие в Думе первую скрипку.

Род Годуновых хотя и не был столь знатным и влиятельным, но многие из него, в том числе и сам Борис Годунов, прошли хорошую школу опричнины. Поэтому уже к лету 1584 г. Б.Годунов сколачивает в Думе свою команду, состоявшую из его ближайших родственников и родственников Юрьева: Григорий Годунов, Степан Годунов – двоюродные братья; князь Троекуров – сват кн.Юрьева; Иван Сицкий – зять Юрьева; Федор Шестунов – женат на племяннице Юрьева и др.

С этой командой Годунов начинает «отстрел» сторонников Шуйских. Первый удар был нанесен по государственному казначею Петру Головину, которого обвинили в растрате государственной казны и приговорили к смерти (в последний момент казнь заменили ссылкой в Казань). Затем последовал черед второго казначея Владимира Головина, которого лишили всех чинов и имущества и тоже сослали. Третий Головин, Михаил, не стал дожидаться суда и сбежал в Польшу.

Следующим стал князь Иван Мстиславский. По Москве был пущен слух, что Мстиславские задумали отравить царского шурина, и в качестве доказательства был представлен мешочек с какими-то корешками, якобы найденными в доме Мстиславского. После приватной беседы с Годуновым престарелый Иван Мстиславский «добровольно» уходит в отставку и принимает монашество. Т.о. вокруг Шуйских в Думе образуется пустота.

Чтобы совсем оградить царя Федора от влияния Шуйских, Годунов создает некое подобие малой или ближней Думы, в которую вводит Федора Романова (двоюродный брат царя по линии матери) и Федора Мстиславского (троюродный племянник царя). Т.е. на время как бы нейтрализует и Романовых и Мстиславских.

Шуйские, не имевшие столь тесных родственных связей с царским семейством, пытаются интриговать и совершают грубейшую политическую ошибку. Они обвиняют царицу Ирину в бесплодии и пытаются настроить царя на развод. Однако не учли, что царь Федор настолько искренне и страстно любил свою жену, что даже осмелился воспротивиться своему грозному отцу, когда тот в свое время также настаивал на разводе. И на сей раз он проявил характер и осенью 1586 г. возложил на Шуйских свою опалу ­ их почти всех выслали из Москвы.

Победа в политической борьбе сделала Бориса Годунова вторым, после царя, лицом в государстве. В 1591 г. он получает титул «царева слуги», а затем и звание конюшего боярина – хранителя Большой государственной печати. Это давало ему право от своего имени писать грамоты иноземным государям, принимать иностранных послов, при царских приемах он стоял у трона и держал в руках символ царской власти – державу («царского чину яблоко золотое»). А если учесть, что немощный физически и, по свидетельствам современников, принятым затем многими поколениями российских историков, не совсем адекватный психически царь Федор Иоаннович тяготился царским венцом в прямом и переносном смыслах, то вполне естественно, что Годунов становится и фактическим правителем государства.

Следует подчеркнуть, что правление Бориса Годунова – Федора Иоанновича было временем, когда, по определению М.К.Любавского, «общество отдохнуло от ужасов террора». В стране разворачивается грандиозное строительство. В Кремле был сооружен водопровод, по которому вода поднималась мощными насосами из Москвы-реки по подземелью на Конюшенный двор. Под руководством талантливого зодчего Федора Коня, которому покровительствовал Борис Годунов, строители опоясали Белый город в Москве мощными каменными стенами с 27 башнями (1585-1593гг). Федор Конь руководил возведением грандиозных крепостных сооружений в Смоленске (1595-1602гг). Борис сам участвовал в закладке смоленской крепости. В 1600г. по его приказу надстроили столп колокольни Ивана Великого и "подписали" на нем имя Бориса. Искусные мастера отлили для колокольни огромный колокол. Из-за неслыханной тяжести его так и не смогли поднять наверх и сложили для него особую деревянную "колокольницу". Подле Архангельского собора были выстроены обширные палаты для военных приказных ведомств. С размахом осуществлялось и церковное строительство.

Внутренняя политика правителя Годунова была направлена на улучшение экономического положения среднего класса, служилого дворянства – в первую очередь. В 1597 г. был издан указ об «урочных летах», по которому помещики получали право в течение пяти лет сыскивать крестьян, ушедших с их земли без расчета, а потому объявленных беглыми. Годунов стремился облегчить положение посадских людей. Прежде крупные служилые люди держали торговых людей и ремесленников в своих "белых слободах", освобожденных от уплаты государственных налогов. Теперь же все, кто занимался торговлей и промыслами, должны были войти в состав посадских общин и участвовать в платеже повинностей в казну — "тянуть тягло". Таким образом, численность тяглых людей возросла, и тяжесть сборов с каждого плательщика уменьшилась, поскольку общая сумма осталась неизменной.

Во внешней политике Годунов прилагал немало усилий для укрепления международного престижа и авторитета Московского государства. Благодаря его стараниям в 1588г. был избран первый русский патриарх, которым стал митрополит Иов. Учреждение патриаршества свидетельствовало о возросшем престиже России.

В 1590 г. по его инициативе была начата война со Швецией за возвращение территорий, завоеванных Иваном Грозным во время Ливонской войны и отданных им же по мирному договору 1582 г. В течение зимы 1590 г. русские войска под командованием князей Милославского и Хворостинина разгромили шведов и вновь заняли г.Ямы (при Петре I – Ямбург). 25 февраля 1590 г. шведы заключили перемирие с уступкой Ивангорода и Копорья. А 18 мая 1595 г. в г.Тявзине близ Ивангорода был заключен мирный договор, по условиям которого Москва вернула себе г.Орешек в истоках Невы и Корелу на северном берегу Ладожского озера.

На южных и юго-восточных рубежах Московского государства Борис Годунов проводил достаточно жесткую политику в отношении «вольных казаков» - потенциальных противников всякой государственной власти. Воеводам приграничных крепостей было настрого предписано с «вольными или разбойными казаками» не торговать, провиантам и вооружением их не снабжать и вообще под страхом смертной казни в города их не пускать. Делалось это с целью подчинить казаков и заставить их принять государеву службу по охране государственных рубежей, но любви казаков к власти московского царя эти строгости отнюдь не прибавили.

И тем не менее, время Годуновского правления современниками оценивалось положительно. Голландский предприниматель и путешественник Исаак Масса: «Состояние всего Московского государства улучшилось, и народонаселение увеличилось; Московия, совершенно опустошенная и разоренная вследствие страшной тирании покойного великого князя Ивана и его чиновников, теперь, благодаря преимущественно доброте и кротости князя Федора, а также благодаря способностям необыкновенным Годунова, снова стала оправляться и богатеть».

Авраамий Палицын (отнюдь не симпатизировавший Борису Годунову): «Бог благополучное время подавал, всеми благами цвела Русь и московские люди начинали от скорбей прежних утешаться и тихо и безмятежно жить, хваля всещедрого Бога за его благодеяния».

Казалось бы, все обстоятельства складывались так, что вероятность восхождения Годунова на трон приобретала все более реальные формы: и современникам было ясно, что болезненный и бездетный царь Федор долго не процарствует; боярская оппозиция была разгромлена (по крайней мере так казалось на первый взгляд); в народе популярность Годунова, как правителя, неуклонно росла. В этой связи весьма кстати пришлась и гибель малолетнего царевича Дмитрия (12 лет) в Угличе 12 мая 1591 г. Обстоятельства ее до сих пор – загадка (впрочем, большинство историков как прошлых, так и настоящих, считают, что имел место несчастный случай с больным ребенком-эпилептиком), но с легкой руки историка Н.М.Карамзина пошла гулять версия о том, что он был убит агентами Годунова.

Болезненный царь Федор Иоаннович пробыл на престоле менее 14 лет и скончался 6 января 1598 г., оставив своей преемницей царицу Ирину – сестру Годунова. Но она постриглась в монахини и под именем инокини Александры ушла в Новодевичий монастырь. Перед Боярской Думой встал вопрос о новом царе.

В Думе ситуация была не простой: из 20 думных бояр половина – сторонники Годунова, половина – Романовых. Кому был нужен Годунов, как царь, и кому он не был нужен? Естественно, что за Годунова – его братья – Дмитрий, Иван и Семен, трое братьев Трубецких, Андрей Иванович Клешнин, князь Иван Михайлович Глинский (свояк Годунова).

Против Годунова – его генеалогический статус (по легенде Годуновы происходили от татарского князя Чета, приехавшего на Русь во времена Ивана Калиты, эта легенда занесена в летописи начала XVII в.), в сравнении с которым шансы на престол у Рюриковичей Богдана Бельского, Федора Мстиславского и Федора Романова были несравненно выше. Из них наибольшие шансы имел боярин Федор Романов – двоюродный брат царя Федора по материнской линии и, следовательно, племянник Ивану Грозному.

Поскольку в рядах антигодуновской партии не было единодушия, в Думе шла бесконечная «пря», в ходе которой выдвигались и такие экстравагантные кандидатуры на трон, как полуслепой старик Симеон Бекбулатович, женатый на сестре кн. Ф.Мстиславского, и даже была предпринята попытка привести народ к присяге Боярской Думе, отвергнутая самим народом.

Ситуацию пытался переломить патриарх Иов – самый ревностный сторонник Годунова. 17 февраля 1598 г. он созывает Освященный собор, избравший Годунова на царство и сразу же присягнувший ему. Это еще более осложнило обстановку, поскольку Церковь фактически избрала нового царя, а Боярская Дума тянула время. Народ находился в полнейшем недоумении.

Весной 1598 г. пошли слухи о готовящемся набеге крымского хана на Москву, что, естественно, отодвигало проблему избрания нового царя. Начинается сбор ополчения, во главе которого встает сам Годунов (факт примечательный). Войско дошло до Серпухова, где Годунов встретился с крымским послом – мурзой Алеем, от которого узнал, что набега крымцев не будет. В любом случае, авторитет Годунова, как спасителя Отечества, еще более возвысился.

В июле он возвращается вместе с войском в Москву, а уже 3 сентября 1598 г. венчается на царство в Успенском соборе.

Годунов получил трон вопреки воле боярских верхов, и потому поводов к раздору и взаимным подозрениям было более чем достаточно. Многие аристократические семьи, открыто боровшиеся за власть, либо тайно помышлявшие о короне, не считали свое дело окончательно проигранным.

Наибольшую угрозу для неокрепшей годуновской династии таили в себе Романовы с их потенциальными притязаниями на власть. Царю Борису приходилось учитывать, что Романовы располагали сильными позициями в Боярской думе. Возглавляли романовскую партию бояре Федор и Александр Никитичи, окольничий Михаил Никитич Романовы. Их ближайшей родней и сторонниками были бояре князь Борис Камбулатович Черкасский, князь Иван Васильевич Сицкий, князь Федор Шестунов, князь Александр Репнин, Карповы и др.

Нужен был надежный повод для устранения как Романовых, так и прочих конкурентов, каковым могло стать только обвинение в государственной измене. Первым «подставился» князь Богдан Бельский. В 1599 г. он был послан с большим военным отрядом на Северский Донец с целью построить новую пограничную крепость Царев-Борисов. Благодаря энергии и распорядительности Бельского крепость Царев-Борисов была воздвигнута очень быстро. Но воевода вел себя крайне неосторожно. Щедро угощая ратных людей, Бельский заявлял, что теперь он царь в Цареве-Борисове, как Борис Федорович царь в Москве. Служилые немцы, находившиеся в отряде, тотчас послали донос в Москву. Бельского обвинили в том, что он желал себе царства. После осуждения и позорной казни (ему публично вырвали бороду) Бельский был сослан, по одним сведениям, в Сибирь, по другим — «на Низ (в понизовные волжские города) в тюрьму».

Романовы пали жертвами навета. В ночь на 26 октября 1600 г. братья Романовы (Никитичи) были арестованы и предстали перед судом Боярской Думы. В вину им вменялся замысел отравить царя Бориса (дворовый человек Александра Никитича Романова некто Бартенев донес Семену Годунову о том, что его господин тайно собирает какое-то зелье и хранит его у себя). Большинство членов Думы были настроены враждебно к Романовым, поэтому и приговор был суровым. Федора Никитича Романова постригли в монахи под именем Филарета. Его жену Ксению Ивановну тоже постригли в монахини под именем Марфы. Ее мать сослали в монастырь под Чебоксарами. Александра Никитича Романова сослали на Белое море, Василия Никитича – в Яренск, Ивана Никитича – в Пелым на Нижней Оби, Михаила Никитича – в с.Ныроб под Чердынь. Там его год продержали в земляной тюрьме в 2-пудовых кандалах, а потом он умер.

Уцелел на своем месте лишь Федор Мстиславский. Борис Годунов не позволял ему жениться, опасаясь появления конкурирующей династии. Мстиславский сам не желал царствовать и предпочёл сыграть в русской Смуте роль «делателя королей», хотя его имя как возможного монарха звучало ещё дважды (в 1606 и 1611 годах).

Таким образом, политический кризис 1600 года (как определял это время С.Ф.Платонов) был преодолен. Но в ход дальнейшего царствования царя Бориса вмешались Высшие Силы, круто изменившие судьбу новой династии.

В начале XVII века на Россию обрушились неслыханные стихийные бедствия, вызвавшие массовое разорение деревни. В аграрной России сельскохозяйственное производство целиком зависело от погодных условий. Изучение климатических изменений привело ученых к выводу, что на протяжении последнего тысячелетия самое значительное похолодание произошло во второй половине XVI—начале XVII века. В различных уголках Европы, от Франции до России, земледельцы сталкивались с одними и теми же явлениями: сокращением продолжительности теплых летних сезонов, необычайными морозами и обильными снегопадами. Климатические перемены не были столь значительными, чтобы вызвать общее снижение сельскохозяйственного производства. Но некоторые области Европы на рубеже веков пережили аграрную катастрофу. Ухудшение климатических условий совпало в ряде случаев с нарушением погодных циклов. На каждое десятилетие приходились обычно два-три неблагоприятных в климатическом отношении лета. Как правило, плохие годы чередовались с хорошими, и крестьяне компенсировали потери из следующего урожая. Но когда бедствия губили урожай на протяжении двух лет подряд, мелкое крестьянское производство терпело крушение. В начале XVII века сельское хозяйство России испытало последствия общего похолодания в Европе и нарушения погодного цикла. Длительные дожди помешали созреванию хлебов во время холодного лета 1601 года. Ранние морозы довершили беду. Крестьяне использовали незрелые, «зяблые», семена, чтобы засеять озимь. В итоге на озимых полях хлеб либо вовсе не пророс, либо дал плохие всходы. Посевы, на которые земледельцы возлагали все свои надежды, были погублены морозами в 1602 году. В 1603 году крестьянам нечем было засевать поля. Наступил страшный голод. По обыкновению цены поднимались, к весне, поэтому уже весною 1601 года «хлеб был дорог». Через год рожь стали продавать в 6 раз дороже. Затем эта цена возросла еще втрое. Не только малоимущие, но и средние слои населения не могли покупать такой хлеб. Исчерпав запасы продовольствия, голодающие принялись за кошек и собак, а затем стали есть траву, липовую кору. Голодная смерть косила население по всей стране. Трупы валялись по дорогам, в городах их едва успевали вывозить в поле, где закапывали в большие ямы. Только в Москве власти за время голода погребли в трех больших «скудельницах»" (на братских кладбищах) сто двадцать тысяч мертвых. Эту цифру приводят в своих записках и иноземцы (Я. Маржарет) и русские (А. Палицын). Правительство Бориса Годунова не жалело средств на борьбу с голодом. В Москве голодающим были розданы огромные суммы денег. Но деньги теряли цену день ото дня. На казенную копейку не могла более прокормиться не только семья, но даже один человек. По всему государству были разосланы чиновники для выявления хлебных запасов. Годунов приказал продавать народу зерно по умеренным ценам. Но запасы в царских житницах истощились довольно быстро. Не мало хлеба, проданного по твердым цепам, попало в руки хлебных скупщиков. Чтобы пресечь хлебную спекуляцию, царь велел казнить нескольких столичных пекарей, мошенничавших на выпечке хлеба. Но это не привело к желаемой цели. Меры правительства, может быть, и имели бы успех при кратковременном голоде. Повторный неурожай свел на нет все усилия. Городское население было малочисленным. Но государственных запасов не хватило даже для горожан. Благотворительность не распространялась на деревню. Крестьянское население было предоставлено своей судьбе. Чтобы как-то предотвратить голодный мятеж, 28 ноября 1601 г. Борис Годунов восстанавливает Юрьев день, правда, сроком на один год. В значительной степени это была популистская мера. Но, боясь вызвать гнев знати, Борис сопроводил закон о восстановлении Юрьева дня множеством оговорок. Действие закона не распространялось на владения бояр, столичных дворян, князей церкви. Жившие на этих землях крестьяне оставались крепостными. Право выхода получили лишь жители мелких провинциальных имений. Речь шла не столько о выходе крестьян, сколько о свозе их уездными дворянами. Можно было ожидать, что с восстановлением Юрьева дня крестьяне хлынут на земли привилегированных землевладельцев, имевших возможность предоставлять новоприходцам большие ссуды и льготы. Правительство отвело эту угрозу, запретив богатым землевладельцам звать к себе крестьян. Что касается провинциальных дворян, то они получили право вывозить разом не более одного-двух крестьян из одного поместья. Такое распоряжение заключало в себе определенный экономический смысл. При Борисе Годунове Россия впервые пережила общий голод в условиях закрепощения крестьян, что создало особые трудности для мелкого крестьянского производства, На протяжении века Юрьев день играл роль своего рода экономического регулятора. При неурожае крестьяне немедленно покидали помещиков, отказывавшихся помочь им, и уходили к землевладельцам, готовым ссудить их семенами и продовольствием. В условиях закрепощения небогатые поместья превращались в своего рода западню: крестьянин ни подмоги не получал, ни разрешения уйти прочь. Законы Годунова открыли двери ловушки. В то же время они мешали предприимчивым дворянам переманить к себе от соседей многих крестьян, на подмогу которым у них не было средств. Дворяне противились любым уступкам в пользу крепостных. Поэтому при повторном издании указа о Юрьевом дне в 1602 г. Годунов даже был вынужден пригрозить суровыми карами тем дворянам, которые посмеют силой удерживать «сходцев» у себя. В 1603 году закон о Юрьеве дне не был подтвержден. Борис Годунов признал неудачу своей крестьянской политики. Знать оценила меры царя, всецело отвечавшие ее интересам. Зато в среде мелкого дворянства популярность династии Годуновых стала быстро падать. Борису не удалось завоевать народные симпатии. Голод ожесточил население городов и деревень. К 1602—1603 годам во многих уездах России появились отряды повстанцев-. Самый крупный из них — отряд Хлопка — действовал в окрестностях Москвы. В 1602—1603 годах московское население переживало неслыханный голод. Надеясь на, помощь казны, множество голодающих крестьян из Подмосковья и десятка других уездов хлынули в столицу, но там их ждала голодная смерть. Власти предпринимали отча­янные попытки наладить снабжение города, но их усилия не дали результатов. Запасы хлеба в стране были почти полностью исчерпаны, а то немногое, что удавалось заготовить в уездах, невозможно было доставить в Москву. На дорогах появились многочисленные шайки «разбоев», которые отбивали и грабили обозы с продовольствием, направлявшиеся в столицу. Действия «разбоев» усугубляли народные бедствия, .обрекали на гибель тысячи крестьян-беженцев. Критическая ситуация определила характер правительственных мер. Чтобы обеспечить беспрепятственную доставку грузов в Москву, власти направили дворян на главнейшие дороги — владимирскую, смоленскую, рязанскую - связывавшие город с различными уездами.

«Разбои» действовали не только в провинции, но и в столице. 14 мая 1603 года Борис Годунов поручил охранять порядок в Москве виднейшим членам Боярской думы. Москва была разделена на одиннадцать округов. Кремль стал центральным округом, два округа были образованы в Китай-городе, восемь — в Белом и Деревянном «городах». Округа возглавили бояре князь Н. Р. Трубецкой, князь В. В. Голицын, М. Г. Салтыков, окольничие П. Н. Шереметев, В. П. Морозов, М. М. Салтыков, И. Ф. Басманов и трое Годуновых. Бояре вместе со своими помощниками — дворянскими головами — регулярно совершали объезды отведенных им кварталов.

Но все эти меры носили характер чрезвычайных и изменить ситуацию к лучшему не могли: казна опустела и раздача денег бедноте была полностью прекращена. В наихудшем положении оказались беженцы, которых было едва ли не больше коренных жителей Москвы. Беженцы заполнили площади и пустыри, пожарища, овраги и лужки. Они жили либо под открытым небом, либо в наспех сколоченных будках и шалашах. Лишенные помощи, беженцы были обречены на мучительную смерть. Каждое утро по московским улицам проезжали повозки, в которых увозили трупы умерших за ночь людей. Угроза голодной смерти толкала отчаявшихся людей на разбой и грабеж. Беднота громила хоромы богачей, поджигала дома, чтобы легче было грабить, набрасывалась на обозы, едва те появлялись на столичных улицах. Перестали функционировать рынки. Стоило торговцу показаться на улице, как его мгновенно окружала толпа, и ему приходилось думать лишь об одном: как спастись и не быть раздавленным. Голодающие отбирали хлеб и тут же поедали его. Грабежи и разбои в Москве по своим масштабам, по-видимому, превосходили все, что творилось в уездных городах и. на дорогах. Именно это и побудило Бориса возложить ответственность за поддержание порядка, в столице на высший государственный орган—Боярскую думу. Бояре получили наказ использовать любые военные и полицейские меры. Пока в окрестностях столицы действовали малочисленные шайки «разбоев», правительство гораздо больше опасалось восстания в городе, нежели нападения шаек извне.

Но положение переменилось, когда «разбои» объединились в крупный отряд. Его предводителем был Хлопко. По словам современников, среди «разбоев» преобладали беглые боярские холопы. Прозвище атамана указывает на то, что он также был холопом, В сентябре 1603 года Хлопко действовал, на смоленской и тверской дорогах. В то время в Москве порядок в западных кварталах «по Тверскую улицу» охранял воевода Иван Басманов. Понадеявшись на свои силы, он вышел из городских ворот и попытался захватить Хлопка. Пятьсот повстанцев приняли бой. Басманов был убит. Лишь получив подкрепление из Москвы, правительственные войска разгромили восставших. Хлопка и других пленных привезли в столицу и там повесили. После разгрома Хлопка многие повстанцы бежали на окраины — в Северскую землю, в Нижнее Поволжье, на Дон. Территория донских казаков постепенно начала превращаться в пороховую бочку, способную взорвать все Русское государство. Дело усугублялось еще и политикой Годунова по отношению к казакам. Стремясь привести их к полному повиновению, он установил полную блокаду Войска Донского, что лишало казаков возможности получать жалование огнестрельными припасами и хлебом. А постройка новых городков по южным рубежам государства ставила казаков между молотом и наковальней. Все это только подогревало враждебное отношение казаков к правительству Годунова. Тем более, что ни для кого не было секретом «нецарское» («татарское») происхождение нового царя. Поэтому вполне понятно то обстоятельство, что когда по стране поползли слухи о якобы спасшемся от убийц царевиче Дмитрии, самый горячий отклик они нашли именно в казачьей среде. Источники повествуют о том, что в 1604 г. донские казаки захватили на Волге Семена Годунова, ехавшего с поручением в Астрахань, и отпустили его в Москву с наказом: «Объяви Борису, что мы скоро будем к нему с царевичем Дмитрием».

 

I.3. Первый этап Смуты Лжедмитрий I: причины и условия его воцарения и падения.

 

Избрание Бориса Годунова на царство не положило конец боярским интригам. Сначала знать пыталась противопоставить ему полузабытого царевича Симеона Бекбулатовича, но вскоре по Москве поползли упорные слухи о том, что царевич Дмитрий Иванович жив и скрывается в Литве. Почему народная молва остановила свой выбор именно на нем? Причина тому одна - он был сыном Ивана Грозного. Последний в глазах простого народа уже обрел ореол гонителя бояр и радетеля крестьянским интересам: при нем крестьяне имели «волю» - Юрьев день.

Смерть Дмитрия вызвала многочисленные толки в народе. Но тогда в Москве еще правил законный царь - Федор Иоаннович - и династический вопрос никого не трогал. О царевиче очень скоро забыли. Однако едва Федор умер, как в народе вновь заговорили о Дмитрии. Причем, по времени начало слухов поразительно совпадает с болезнью Годунова в 1600 г. и гонениями на бояр Романовых. Не из их ли окружения шли эти слухи? Тяжелая болезнь Годунова усилила эти слухи: кончины царя ждали со дня на день, а это вело к новому династическому кризису.

Самозванец объявился в пределах Речи Посполитой в 1602-1603 гг. Им сразу же заинтересовался Посольский приказ. Было проведено следствие, в ходе которого установили следующее. Под именем царевича Дмитрия скрывается беглый монах Чудова монастыря Юрий (Григорий) Богданов сын Отрепьев. В его происхождении и биографии до сих пор много «тумана». И хотя отечественная историография традиционно придерживается версии о первом Самозванце, как о беглом монахе Григории Отрепьеве, но время от времени в литературе звучит мысль и о том, что он действительно мог быть царевичем Дмитрием. Но мы все-таки будем придерживаться версии, которой следовали и следуют большинство российских историков.

Родился будущий Самозванец в небогатой дворянской семье. Предки его - выходцы из Литвы. Отец Юрия - Богдан Отрепьев -дослужился до чина стрелецкого сотника. Умер он рано (якобы был зарезан в пьяной уличной драке). Молодой Юрий Отрепьев, благодаря протекции влиятельных на Москве родственников - деда, дяди и свояка - поступил на службу в один из московских приказов писцом. Но карьера приказного не привлекала честолюбивого юношу и вскоре он перешел на службу к боярину Михаилу Никитичу Романову. Это его чуть и не погубило. 26.октября 1600 г. Романовы были арестованы и брошены в тюрьму, а всех слуг, по обычаю, заведенному еще Иваном Грозным, ожидала петля. Юрий успел бежать из Москвы и укрылся в одном из захолустных монастырей, приняв монашество под именем Григорий. Но через год с помощью деда по матери Елизария Замятии перебрался в кремлевский Чудов монастырь под надзор деда. Там он привлек к себе внимание монастырского начальства своим красивым почерком и был взят ко двору патриарха Иова переписчиком священных книг. Патриарх любил пышные выходы и на заседания Думы являлся в сопровождении целого штата писцов и дьяконов. Среди них часто находился и чернец Григорий. Не исключено, что, взглянув на власть «изнутри» он и проникся идеей захвата трона путем самозванства. А может быть, эту идею ему кто-то и подсказал.

Как бы то ни было, но в начале 1602 г. он в компании двух монашествующих бродяг Варлаама Ятцкого и Мисаила Повадьина бежит в Литву. Там он в течение нескольких месяцев скитался по разным монастырям (три недели жил в Печерском монастыре в Киеве), где твердил о своем царском происхождении, но отовсюду был изгоняем, пока не прибился ко двору польского магната Адама Вишневецкого.

У Вишневецкого были свои счеты с царем Борисом. Еще в XVI в. его отец, князь Александр Вишневецкий завладел обширными землями по р.Суле в Заднепровье. Земли эти издавна тяготели к Чернигову, что привело к пограничным столкновениям. Вишневецкие построили в своих владениях городок Лубны и Прилуцкую слободу, которые Борис приказал сжечь. Люди Вишневецких оказали сопротивление. С обеих сторон были убитые и раненые.

Встреча Отрепьева с Вишневецким была выгодна обоим: магнат получал возможность, в случае признания Отрепьева законным царём, претендовать на окончательное закрепление за собой спорных земель; Отрепьеву же признание его Вишневецким (который, кстати, приходился дальним родственником Ивану Грозному) сулило привлечение к его авантюре реальных военных сил — запорожских казаков и татар. Уже в начале 1604 г. Вишневецкий стал собирать армию для самозванца в пределах своей вотчины. Собранных сил было слишком мало, чтобы думать о серьезном вторжении в Россию. Но Лжедмитрий и его покровитель рассчитывали найти союзников - на Украине и за её пределами. Особые надежды возлагались на крымского хана, который весной 1604 г. разорвал мир с царем Борисом и готовился к походу на Русь. Вишневецкий отправил в Крым сообщение о том, что к нему прибыл «царевич», но втянуть хана в войну с Россией не удалось.

Другая сила, на которую рассчитывали заговорщики — запорожские казаки. Самозванец не жалел обещаний, чтобы привлечь их на свою сторону, но вольные казаки не проявили особого энтузиазма. Они предпочитали иметь дело с подлинным царем в Москве, откуда временами приходило государево жалование. Правда, они помогли Отрепьеву связаться с донскими казаками, которые имели к царю Борису свои счёты: царь стремился ограничить казачью вольность, на Дон посылались воеводы, на казачьих землях строились царские крепости, особое недовольство царя вызывали набеги донских казаков на крымские и турецкие владения, что для Москвы было чревато серьезными международными осложнениями. Казаки понимали, что их вольностям приходит конец. На этой почве обещания Лжедмитрием вольностей произвели на казаков магическое действие и собравшийся в донской казачьей столице Раздорах круг высказался за поддержку «прирожденного государя» и поручил атаманам Кореле и Межакову доставить ему приговорную грамоту.

Когда послы донских казаков появились в пределах Украины, они были арестованы князем Янушем Острожским и доставлены к коронному гетману (канцлеру) Яну Замойскому. Замойский был сторонником соблюдения подписанного в 1600 г. 20-летнего русско-польского перемирия, в чем он настоятельно убеждал и польского короля Сигизмунда III Августа. Поэтому содержание казачьего послания было скрыто и от Лжедмитрия, и от Вишневецкого.

Разочаровавшись в своем первом покровителе, Лжедмитрий решил искать поддержки в тех кругах католической польской шляхты, которые были настроены враждебно к России. Из имения Вишневецкого он перебирается в г.Самбор к сенатору Юрию Мнишеку. Мнишек — фигура достаточно одиозная. Будучи управляющим королевскими имениями в Червонной Руси, он так запутал дела, что против него чуть было не возбудили уголовное дело. Король Сигизмунд был воспитанником иезуитов, а потому — ярым католиком, мечтавшим ввести в лоно католической церкви и Московское государство. Зная его настроения, Мнишек пообещал, что московский «царевич» готов принять католичество. В ответ король пообещал дать аудиенцию Лжедмитрию в Кракове.

Воодушевленный Мнишек устроил в Самборе царские почести и даже решил породниться с ним. Поощряемый Мнишком самозванец сделал предложение его дочери Марине. В марте 1604 г. Отрепьева привезли в Краков и представили королю Сигизмунду. Большинство польских сенаторов были против этого альянса, но король с помощью папского нунция (представителя при королевском дворе) иезуита Рангони вёл свою игру. Сигизмунд III согласился предоставить самозванцу помощь на определенных условиях, зафиксированных в письменных «кондициях" подписанных тайно 2 июня 1604 г. Основные пункты «кондиций»:

1 - польской короне уступалась Чернигово-Северская земля и половина Смоленской земли;

2 - военная помощь Москвы Сигизмунду III в овладении шведской короной, в случае необходимости «царевич» должен был лично вести русские войска на Стокгольм;

3 - брак самозванца с Мариной Мнишек.

В свою очередь брачный контракт, составленный в мае 1604 г., предполагал выплату Мнишеку из московской казны 1 млн. польских злотых; передачу Марине в качестве свадебного подарка право вечного управления Новгородской и Псковской землями; в течение года привести к католичеству все Московское царство.

К началу сентября 1604 г. Мнишеку удалось собрать армию численностью в 2500 человек. В неё входили 580 польских гусар, 500 пехотинцев и 1420 казаков. Несколько позже присоединились ещё 1500 казаков и 200 бежавших в Литву московитов. Артиллерии не было совсем. Главнокомандующим Мнишек назначил себя.

С военной точки зрения такая армия не имела никаких шансов на победу, поэтому в Москве, зная о военных приготовлениях самозванца, значения им не придавали. Но и Отрепьев с Мнишком не переоценивали военной мощи своей армии. Понимая, что кратчайший путь на Москву выведет их к мощной Смоленской крепости, они повели свои войска кружным путем через Чернигов. Во-первых, здесь не было мощных крепостей, а главное — расчет делался на социальный фактор. Здесь, на юго-западных «украинах» Московского царства скопилось большое количество мелких дворян-однодворцев, экономически маломощных, ссыльных поселенцев и беглых хол

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.