ПУНКТЫ ОТКРОЮТСЯ ТОЛЬКО ПОСЛЕ МОЕЙ ПОБЕДЫ НА ВЫБОРАХ.

ПИРАМИДА - 2.

«... вышел небольшой рог, который чрезвычайно

разросся... и вознесся до воинства небесного, и низринул на землю часть сего воинства и звёзд, и попрал их, и даже вознёсся на Вождя воинства сего, и отнята была у Него ежедневная жертва, и поругано было место святыни Его... И он, повергая истину на землю, действовал и успевал».

Книга пророка Даниила.

I.1

Это просто пиз-з-здец!! − Паутов, мотая головой и кривясь, как от зубной боли, слушал неторопливо и монотонно льющиеся из висящего под самым потолком динамика заунывные звуки. − Это аут! Пытки это голимые! Они же у нас, вроде, законом запрещены?

Радио на Петровке включали строго на час − с 21.00 до 22.00. Естественно, официоз,

«Маяк». И, естественно, по закону подлости, именно в это время по «Маяку» ежедневно транслировали пение лидера «Аум Синрикё» Сёко Асахары. Точнее, не пение даже, собственно, в обычном понимании этого слова, а нечто среднее между завыванием ветра в трубе, визгом мучаемой кошки и скрипом несмазанной двери. А выключить нельзя. Хочешь, не хочешь, слушай. Наслаждайся. Жопа, в общем! Полная.

− Внимание! (Паутов изумлённо поднял голову.) Экстренный выпуск новостей. Сегодня в ходе совместной операции, проведённой органами МВД и налоговой полицией, из офиса крупнейшей в истории современной России финансовой пирамиды Сергея Паутова вывезены все наличные средства. Денег оказалось так много, что они еле уместились на семнадцати КАМАЗах.

Огромная многотысячная толпа собравшихся перед офисом вкладчиков безуспешно пыталась помешать вывозу денег и скандировала хором: «Прекратить грабёж народа! Свободу Сергею Паутову!»

Напомним, что Сергей Паутов, арестованный по подозрению в неуплате налогов, находится в настоящее время в изоляторе временного содержания на Петровке 38. Мы будем держать вас в курсе событий. Следите за новостями на «Маяке»!

И из динамика снова понеслось «пение» этого проклятого Асахары.

…………………………………………………………………….

− На вызов, с документами!

− Что? − Паутов с трудом разлепил глаза, словно выдравшись еле-еле из какой-то мрачной, ледяной пропасти. Что именно ему снилось, он не помнил, помнил только, что ужас какой-то. Кошмар, блядь, наикошмарнейший! Разумеется, а что же ещё может здесь присниться? На этой ёбаной Петровке! После того к тому же, как наши доблестные органы все деньги спиздили. «В ходе совместной операции». На семнадцати КАМАЗах аж вывезли. Т-твари!

− На вызов, с документами собирайтесь! − снова проорал через дверь дневальный или дежурный, или как они тут правильно называются? Черти бы их всех взяли!! Дневальных-дежурных этих!

− Да, сейчас! − хриплым ещё со сна голосом крикнул в ответ Паутов, садясь на кровати. «Кровати»! Какая это, на хуй, «кровать»?! Это!!.. стиральная доска какая-то! Специально, что ль, у них здесь матрасы такие тонкие? И подушки?

− Через сколько готовы будете?

− Через пять минут, − Паутов нехотя встал и побрёл умываться.

Тело всё с непривычки ломило. И было какое-то странное чувство. Точно он что-то забыл. И никак не может вспомнить. Что-то очень-очень важное. А вспомнить надо. Обязательно! Во что бы то ни стало! Надо!! Причём, быстро. Немедленно! Прямо сейчас.

…………………………………………………………………….

Уже у самой двери комнаты для встреч с адвокатами Паутов наконец вспомнил. Сашенька! Он договорился с кем-то во сне, в этом своём кошмаре ночном, что если он откажется от референдума, Сашенька останется жива. Что-то там, с кровью связанное. Кровь за кровь, вроде бы?.. Подробности все исчезли из памяти совершенно (с кем договаривался? зачем? почему? какая, там, ещё «кровь за кровь»? что за бред?!), но вот этот момент неожиданно выплыл сейчас из глубины сознания предельно чётко. Да − нет! Надо решить! Так да или нет?

Ну, предположим, да, − криво усмехнулся сам себе, точнее, этому невидимому грозному вопрошателю внутри себя Паутов, заходя в предупредительно распахнутый охранником кабинет. Адвокаты были уже там. Все. В полном составе. Весь синклит. − И дальше что?

…………………………………………………………………….

− Всё, извините, − Паутов с вымученной улыбкой повернулся к смущённо прячущим глаза адвокатам. Известие о том, что Сашеньку ночью вернули, подействовало на него оглушающе.

Нервы не в пизду! − Паутову было мучительно стыдно за свою слабость. При адвокатах!.. Бл-л-лядь!!.. А хотя, да пошли они! Я им плачу в конце концов.

− Так какие ещё новости? − дрожащим всё ещё слегка голосом поинтересовался он. − Есть? По делам?.. Про деньги я уже знаю… И что это? − он недоумённо покосился на огромную сумку или баул. Ну, в общем, нечто чудовищное по размерам. − Это кому? Мне?

− Вам, Сергей Кондратьевич, Вам! − отечески-ласково пропел самый главный адвокат, сам по своим габаритам напоминавший забитую до отказа гигантскую сумку или даже скорее средних размеров гиппопотамчика. − Берите-берите! − тут же твёрдо возразил он, заметив протестующее движение Паутова. − В тюрьме всё пригодится. Там магазинов нет. Сокамерникам ненужное отдадите. И вот ещё что, − адвокат понизил голос и быстро оглянулся на дверь. − Зотик и его зам написали заявление об уходе. Зотик звонил мне сегодня, просил передать, что они больше не появятся.

− Зотик? − Паутов наморщил лоб. Зотик, Зотик… Что-то скользнуло солнечным зайчиком по самому краешку сознания и тут же исчезло. − Да пусть катится! − медленно вслух произнёс он. − Вместе со своим замом. Крысы бегут с корабля. Скатертью дорога! Гутов, кстати, не написал ещё? Заявления?

− Гутов? − адвокат удивлённо посмотрел на Паутова. − Нет. Наоборот, весёлый такой. Тоже мне звонил утром сегодня, привет Вам передавал.

− Да? Ну, Вы ему тогда и от меня привет передайте, − мрачно усмехнулся Паутов.

− Обязательно передам, Сергей Кондратьевич!

− И скажите, чтоб тоже заявление писал. Как и Зотик. И другое место работы себе искал. Мне он больше не нужен. Балласт!

____________________________________________________

− Где хоть я? − хмуро поинтересовался Паутов, небрежно собирая выброшенные из баула при шмоне вещи и рассовывая их кое-как обратно. Вещей было много. Стол был всё ещё завален ими почти полностью. Половина, естественно, не влезало. М-мать твою!! Говорил же!..

− Специальный следственный изолятор № 1 Главного управления исполнения наказаний Российской Федерации! − торжественно провозгласил первый охранник, внимательно наблюдавший за тщетными потугами клиента затихнуть в баул третьи или четвёртые уже по счёту кроссовки. Второй продолжал что-то молча записывать.

Фьиу!.. − присвистнул про себя Паутов. − Спецуха! Это я, по ходу, плотно присел.

− Понятно, − он с сомнением посмотрел на переполненный уже полностью, раздувшийся до невероятных размеров баул, затем на груду оставшихся ещё на столе вещей: «Н-да!.. Сколько всё-таки эти адвокаты успели мне барахла натащить! Вот на хуя мне, спрашивается, в тюрьме десять рубашек?», решительно сгрёб все их в кучу и аккуратно опустил в стоявшее тут же рядом мусорное ведро.

Второй охранник перестал писать и медленно поднял голову. Вертухаи переглянулись.

− В таком случае мы будем вынуждены заново переписать все Ваши личные вещи, − металлическим голосом произнёс первый охранник, глядя в упор на Паутова.

− Да на здоровье! − равнодушно пожал тот плечами, вновь вытряхивая содержимое баула на расчистившуюся было, тускло поблескивающую металлическую поверхность необъятного шмонального стола. − Переписывайте.

…………………………………………………………………….

− Отвернитесь!

− Что? − не понял даже поначалу тяжело дышавший Паутов (шестой этаж, как-никак! с матрасом подмышкой и баулищем этим, пиздец!), настолько удивительной была эта команда. Дико и легкомысленно-игриво как-то прозвучавшая в сугубо казённой, мрачной и не располагающей ни к каким к шуткам и фривольностям атмосфере федеральной спецтюрьмы.

− Отвернитесь, отвернитесь! − нетерпеливо повторил охранник. Он явно не был склонен шутить.

− Куда отвернуться? Зачем? − Паутов по-прежнему ничего не понимал. Что за цирк?

− Голову в сторону отверните. Код мне надо набрать!

− А, код… − Паутов нехотя отвернул голову в сторону. Происходящее злило его всё больше и больше.

Всё вокруг! Охранники спокойно-самоуверенные, обстановка вся эта тюремная, видеокамеры и огромные красные кнопки, понатыканные повсюду, буквально на каждом шагу. Но больше всего раздражало собственное поведение. Что вот он уже безропотно подчиняется каким-то там охранникам, выполняет послушно все их команды. Он, который собирался мир завоёвывать! Наполеон хренов! Зэка Гай Юльевич Цезарев.

А что делать-то остаётся? Драться с ними? Говорить: «Не отвернусь!»? Глупо. А подчиняться − умно?.. О-очень умно! Таких умников здесь полная тюрьма, небось. «Так держать, колесо в колесе! И доеду туда, куда все». А-а, чёрт! Вот если бы леопард на моём месте сейчас был или тигр? Он бы что, рассуждал, что глупо и что умно? Нет, он просто бросался бы на всех, не колеблясь ни секунды и ни о чём не думая. Ни о каких там «последствиях». Рвал бы их зубами и когтями! Сражался бы за свою свободу! И будь, что будет!! Пусть хоть убивают!!!.. Да что леопард! Крыса, вон, бросается, когда её в угол загоняют. На человека, который в сто раз её больше и сильнее. Вот каким он должен ей казаться? Чудовищем ведь самым настоящим! Монстром! И всё равно. Бросается! Без раздумий!! А я?.. Б-б-л-л-лядь! Сволочи!!.. А чего «сволочи»? Бросайся! Кто мешает?.. С леопардом бы они так и не обходились. Боялись бы его. Знали, что кинется. А со мной…

− Проходите!

Дверь была уже приглашающе распахнута. Паутов вытер тыльной стороной ладони вспотевший лоб, перехватил поудобнее всё время норовивший выскользнуть из подмышки матрас и с трудом приподнял с бетонного пола свой всё ещё чудовищный и неподъёмный совершенно баул. Мало, м-мать твою, выбросил!

Суки, могли бы хоть помочь, − он покосился на стоявших вокруг с безучастным видом троих здоровенных охранников в чёрном, с аккуратненькими жёлтенькими прямоугольничками на спинах: «Учреждение ИЗ 99/1». Это, не считая четвёртого, придерживающего сейчас дверь. − Да-а, хуй помогут. Т-твари!

− Сюда!

Просторный, светлый, больничный какой-то, а не тюремный вовсе коридор с ворсистой и мягкой дорожкой на полу. Шагов не слышно. Вообще! Ещё один охранник, с неестественно-длинным и узким стальным ключом в руке, припал к глазку одной из камер. Секундное ожидание,.. металлический лязг поворачиваемого в замке ключа…

− Заходите!

Паутов, со своим матрасом и баулом, с трудом протиснулся в узкую щель. Дверь за спиной с грохотом захлопнулась. Снова резко и протяжно проскрежетал ключ. Тишина.

− Здравствуйте!

Сидевшие за столом два бритых под ноль и голых по пояс амбала с бугрящимися мышцами рук и густо татуированными телами окинули Паутова холодным, неприязненным взглядом, тут же молча отвернулись и снова принялись за свой чай. Или что они там пили? Чифир? А что ещё в тюрьме можно пить?.. А может, кофе. (Какаву!)

В камере было почему-то полутемно. (На Петровке свет горел круглосуточно.) Только тусклая лампочка над дверью. И всё.

− Проходи в хату, чё у тормозов застрял, как неродной, − не поворачивая головы, через пару секунд негромко пооцедил сквозь зубы один из бугаёв, отхлёбывая осторожно из алюминиевой кружки с оплетённой чем-то светло-серым ручкой (нитью, вроде, какой-то?), видя, что Паутов в нерешительности замер у двери. − Мусор щас долбиться начнёт, что ты ему глазок загораживаешь.

Паутов прошёл в середину камеры и снова остановился, неуверенно оглядываясь. Все три шконки (он уже знал по Петровке, как называются эти металлические тюремные кровати − «шконки», или «шконари», но «шконари» ему почему-то слух резало; с непривычки, наверное) − одна слева и две справа, одна над другой, в два яруса − были заняты. На двух нижних лежали застеленные матрасы, третья, верхняя, была завалена какими-то непонятными пакетами.

− Ща чай допьём, разберём. Кури пока, − это уже второй. Тоже сквозь зубы и тоже не поворачивая головы.

Происходящее нравилось Паутову всё меньше и меньше. И причём с каждой минутой, с каждым мгновением буквально! Что-то было не так. Точнее, всё было не так! Абсолютно!! Это явно агрессивное поведение будущих его сокамерников как-то плохо вязалось с тем, что он ожидал увидеть в тюремной камере. По рассказам адвокатов всё должно было несколько иначе происходить. Да совсем иначе! К столу должны были сразу же пригласить…

Или нет, к «дубку»! − механически припомнил Паутов название очередного предмета нехитрого тюремного обихода. Благо, адвокаты ему целый список на Петровку притаскивали и настоятельно рекомендовали выучить. Хотя бы основное самое. «Пригодится, мол, Сергей Кондратьевич!» Выучил! Пригодилось! «Пригласили»!

Да, к дубку должны были пригласить, чаем угостить, о беде начать расспрашивать…

Н-да… «О беде»… Чего-то я, по-моему, переучился, − кисло усмехнулся он про себя, продолжая машинально оглядываться. − Уже и мыслю даже, как зэк самый настоящий. В натуре.

Короче, мирно всё должно было быть. Доброжелательно предельно… С новичком. По крайней мере, пока не порасспросят, что и как… Если демонюга какой-то окажется, другое дело, понятно. Но не так же вот, с бухты-барахты! Ничего даже и не выяснив. А вдруг я?.. Короче!.. Смотрящий, кстати, в камере… ну, в хате, в смысле, будем уж привыкать! да, так вот, смотрящий в хате обязательно иметься должен. Опять-таки, по дружным увереньям адвокатов. Чувствуется, они мне тут наговорили, блядь, науверяли!.. Кто из этих двух синяков смотрящий-то, интересно?

Паутов оценивающе посмотрел на уткнувшихся в свои кружки… громил. Другого подходящего слова при взгляде на них ему просто в голову не приходило.

Хуй их знает! Двое из ларца, одинаковых с лица. Не различишь!.. Может, сказать, кто я?.. − заколебался вдруг он. − Нет, подождём пока, − что-то внутри подсказало ему, что торопиться не стоит. − Успеется. По ходу пьесы. Чё-то мне всё это как-то… Ну, и рожи!

Он снова взглянул на испещрённые бесчисленными наколками, накачанные и мускулистые торсы двух сидящих за столом своих новых соседей по камере, на их мрачные, насупленные и явно не предвещающие ничего хорошего физиономии и невольно поёжился. Н-н-да!.. Однако. Начало, что надо!

− Слышь, вась! − громко сказал тот, что сидел к Паутову поближе. − Комерс, по ходу, − он насмешливо покосился на гигантский паутовский баул. − Вон сумка-то какая! Нахапал на воле.

− Однозначно! − тотчас же подхватил тот, кто сидел подальше. − Это мы с тобой, бля, сироты, терпигорцы, без родины, без флага, всю жизнь по тюрьмам сидим, а тут такие гуси. Одного трусняка, небось, штук сто. Чистоплотный! − он отхлебнул из кружки. − Сидел я тут в хате с зам.министра одним, − после паузы сообщил он в пространство. − Чёрт чёртом. Под шконкой у меня жил. Забьётся там и сидит, как мышь. На дольняк только прошмыгнёт и − назад. А поначалу: «Как Вы смеете! Я зам.министра!..» Тоже такой чистоплотный был, прикинь?

− А пидоры, они все чистоплотные! − хохотнул его собеседник. − Вот у нас в лагере!..

Это было уже чересчур. Это был перебор. В голове у Паутова что-то словно щёлкнуло внезапно, и он явственно ощутил, как перед глазами возникает какая-то багровая огненная пелена, которая всё густеет, густеет... Тоненькая паутинка страха, опутывавшая потихоньку исподволь всё это время его душу, вспыхнула и исчезла бесследно. Уснувшие было демоны вновь зашипели и зашевелились.

− Это ты меня пидором назвал? − нарочито-ровным голосом, тихо осведомился он. Сдерживаться удавалось ему уже с огромным трудом. Руки дрожали. В висках стучало.

− Мы между собой пока базарим, а ты чего, в натуре, лезешь? − первый уголовник угрожающе прищурился. − Берега попутал? Или, может, чувствуешь за собой что?

Паутов молчал. Он просто не мог говорить. Не мог произнести ни слова. Пелена всё густела. Все силы уходили уже только на то, чтобы не сорваться, не провалиться немедленно! прямо сейчас!! в бездну какой-то безумной и нерассуждающей ярости. Вероятно, нервное напряжение всех этих дней сказалось и вылилось сейчас в эту неадекватную, по сути, реакцию. Подумаешь, казалось бы, сказали что-то. Да и кто сказал-то? Угол какой-то. Но нет! Не «подумаешь»!!! Не «подумаешь»!!!!!!

Он и сам не знал ещё, как именно он сейчас поступит, что сделает и как вообще поведёт себя дальше. Не мог себе просто этого пока ещё представить и лишь с каким-то холодным и отстранённым любопытством, словно со стороны, наблюдал за поведением этих двух, спокойно и безмятежно попивающих чаёк и неторопливо беседующих между собой людей, ничего пока ещё даже и не подозревающих. Полностью уверенных в своих силах. Принимающих молчание его за несомненную (и вполне естественную в его положении!) слабость. За трусость! И не догадывающихся даже, что перед ними уже не человек в обычном понимании этого слова. Безумец! Психопат!! Существо. Нацеленное лишь на безудержную и слепую агрессию существо. И они с ним, с этим существом, находятся сейчас в одной камере. В одной клетке.

− Да он сам определился, вась, − второй уголовник отодвинул свою кружку и встал. Стоя он оказался даже ещё крупнее, чем казался поначалу. Буквально под два метра. Подтянутая хищная спортивная фигура, ни капли жира, чётко очерченные кубики пресса на плоском животе. Но вообще весь он был не столько даже мускулистый, сколько какой-то жилистый. Словно свитый-перевитый весь из стальных канатов.

Впрочем, всё это не имело уже никакого значения. Ровным счётом! Если бы на его месте возник сейчас сам Кинг Конг собственной персоной, или, скажем, Годзилла, это бы тоже не имело значения. Ничего вообще уже не имело значения!! Броситься и рвать! рвать!! рвать!!! Зубами, ногтями! рвать!! Грызть!!!

− Слышь, ты, чмо! − второй уголовник подошёл к Паутову вплотную. − Ты за стол с нами не садись. Ты вообще к столу не подходи. В сторонке, там, где-нибудь хавай.

− У дольничка! − захохотал первый уголовник.

− В натуре! − второй уголовник, радостно осклабившись, повернул голову к своему приятелю.

Это была ошибка. Ибо в тот же момент Паутов его ударил. Не раздумывая! В нём словно рефлекс какой-то сработал. Инстинкт. Атака!! Как у хищника на беззащитность жертвы. Коротко и без замаха практически, с разворота, снизу вверх, прямо в открытый подбородок. А в следующий момент он уже прыгнул к столу и, схватив стоящий на углу горячий чайник с водой, с силой швырнул его во второго, сидящего за столом и всё ещё по инерции продолжающего улыбаться ему, синего всего от бесчисленных наколок, мускулистого полуголого человека.

…………………………………………………………………….

− Пишите объяснительную, − сидящий напротив Паутова довольно пожилой капитан с седыми усами, по всей видимости, местный опер, придвинул ему ручку и чистый бланк.

− Ничего я писать не буду, − Паутов машинально покосился на бумагу и ручку и снова поднял глаза. − И где мои адвокаты? Почему их нет до сих пор?

− Сергей Кондратьевич! − капитан укоризненно покачал головой. − Вы же только вчера вечером к нам прибыли. Наверное, не успели просто пока все бумаги оформить Ваши адвокаты. У нас же здесь спецСИЗО, формальностей много, строго с этим. За полдня-то уж точно всё не сделаешь.

− А за сколько сделаешь? − медленно спросил Паутов. Он уже чувствовал подвох.

− По-разному бывает, − неопределённо пожал плечами капитан. − У кого как.

− Ну, а всё-таки? В среднем?

− В среднем? Неделя. Иногда две, − капитан снова равнодушно пожал плечами. Похоже, он не играл и не притворялся, и ему действительно было всё до лампы. Есть такой тип старых служак. «Капитанов, которые никогда уже не будут майором» и которые потому просто тупо дослуживают до пенсии. Кажется, этот капитан был как раз именно из таких.

− Так-так!.. «Неделя, иногда две»… − задумчиво повторил Паутов. − А дайте-ка мне чистый лист бумаги.

− Зачем, бланк же есть? − по лицу собеседника скользнуло нечто, похожее на удивление.

− Я хочу сделать заявление.

− Все заявления передаются с утра на утренней проверке.

− Я объявляю бессрочную сухую голодовку.

− Хорошо, передайте с утра рапорт.

Капитан с некоторым любопытством посмотрел на Паутова, забрал свои бланк и ручку, поднялся со стула и, не говоря ни слова, вышел из кабинета.

Паутов тоже встал и прошёлся, разминаясь, по кабинету, машинально его оглядывая.

Прямо над дверью – глазок телекамеры. Привинченные к полу столы-стулья повёрнуты так, чтобы камера всё видела. Да и вообще мёртвых зон в помещении, похоже, нет. Объектив значительно выступает из стены и слегка наклонен вниз, так что оператору наверняка отлично видно даже то, что делается непосредственно под ним. Наверху на потолке два каких-то непонятных устройства. Этакие серо-белые цилиндры с дырочками. Явно микрофоны. И судя по их размерам и толщине кабеля – очень чувствительные. (Один, кстати, прямо над столом!) И это не считая жучков, которые наверняка здесь повсюду понатыканы. Стены как будто прям специально для этого сделаны – облицованы плитами из пористого пенопласта, неплотно прилегающими к самой стене. Так что между стеной и плитой остаётся зазор сантиметра два-три. Чтобы было куда жучки засовывать. В общем, даже и не особо стесняются. Хотя бы внешние приличия для виду соблюли! Законом как-никак прослушивание комнат для адвокатов всё-таки запрещено. Если, конечно, это именно комната для встреч с адвокатами… А что это ещё может быть?.. Хотя… И о каком ещё рапорте этот капитанишка поганый там вякал? Это он должен рапорт начальству сделать. Впрочем, неважно. Пусть делают, что хотят.

В голове у Паутова была какая-то ватная каша. Пустота. Мыслей никаких. За прошедшие сутки он не спал ни минуты, да и вообще порядком подустал и вымотался. Сначала прибытие в эту тюрьму чёртову!.. пардон, или как она там?.. правильно называется-то?..

«Специальный следственный изолятор № 1 Главного управления исполнения наказаний Российской Федерации!» − напыщенно продекламировал он про себя с интонациями вертухая, ему торжественно это вчера вечером объявлявшего. − Так, кажется?..

Да, так вот, сначала прибытие, шмон-сборка, потом ночные события все эти… Тьфу! Короче, какой уж тут сон! Нервяк сплошной...

Ну, и заведеньице! − он снова пошарил взглядом по потолку, неторопливо обвёл глазами комнату и мысленно покачал головой. − Чудеса, да и только. Санаторий просто для VIP-персон. Я другого ожидал, признаться. В нашей-то тюрьме!.. По сто человек в камере, грязь и вонь. Спят по очереди, в четыре смены… А тут… Всё чистенько, аккуратненько, культурно-вежливо. «Проходите!.. Заходите!..» – прямо приглашение на казнь какое-то. «Воротничок, пожалуйста, отстегните… Вот так. Спасибо. И голову вот сюда, будьте добры»… Персонал вышколен, как в лучшем отеле. В лучших домах, блядь! Лондона и Парижа.

«Чем вежливей персонал, тем ближе к смерти!» − некстати покаркалось ему в голове мрачное предостережение какого-то бедолаги-диссидента сталинских времён, и он невесело хмыкнул. − Ну-ну, сейчас всё же не сталинские времена! − неуверенно напомнил он себе. − Разберёмся! «Поглядим ещё, какой это Сухов!»

Паутов походил ещё немного, сел на свой привинченный стул и длинно зевнул. Всё-таки чувствовал он себя препаршиво. Он вообще всегда плохо переносил недосыпание.

Дверь снова открылась, и вошёл новый опер. На вид совсем молодой парень в гражданке. В серых брюках и чёрной рубашке. И с папкой в руке.

− Здравствуйте.

− Здравствуйте, − нехотя ответил Паутов. Раут, блядь. Светский. Приём! «Здравствуйте! − Здравствуйте!» В игры мы тут играем. В вежливость.

− Напрасно Вы, Сергей Кондратьевич, с самого начала так себя повели, − опер лучезарно улыбнулся и уселся напротив Паутова. На место капитана. − Только к нам заехали и сразу сами себе проблемы создаёте.

− Дайте мне, пожалуйста, ручку и бумагу.

− Зачем?

− Я хочу написать заявление.

− Какое?

− Это имеет значение?

Опер поколебался мгновение, затем раскрыл свою папку, извлёк оттуда ручку и чистый лист и придвинул их через стол Паутову:

− Пожалуйста.

Бумага была дрянная. Серая, шершавая и тонюсенькая совсем. Наша, по всей видимости.

То-то же! − злорадно ухмыльнулся про себя Паутов. − А то такие мы крутые! Все из себя. «Специальный следственный изолятор №1!» Фу-ты, ну-ты! Понтов-то!.. А бумага туалетная… Ладно, чего писать-то?.. − он опять зевнул. − Блядь, голова совсем не варит. Думать в таком состоянии совершенно невозможно… А хотя!.. Чего тут думать? Трясти надо! «В связи с нарушением моих конституционных прав на защиту объявляю бессрочную сухую голодовку. Требую немедленной встречи с моими адвокатами». Вот и всё. Нормально? − Паутов быстро пробежал глазами текст. − Сойдёт! − он небрежно толкнул заявление с ручкой в сторону опера.

Тот взял его в руки и стал внимательно читать.

− Меня теперь, наверное, в одиночку посадят? − подождав немного, поинтересовался Паутов. (Чего там читать-то? Чукча не писатель, чукча читатель.)

− Почему? − удивлённо поднял глаза опер. Удивление было разыграно им совершенно правдоподобно. Мастерски просто!

Паутов опять мысленно покачал головой. Актёр, на хуй! Больших и малых оперных театров. А не опер. «Алло, мы ищем таланты!»

− Ну, если человек объявил голодовку, его же по закону должны в одиночку на время голодовки перевести? − это Паутов ещё на Петровке заблаговременно у адвокатов выяснил.

− Ну, Вы понимаете,.. − опер замялся. Такая осведомлённость собеседника его явно не обрадовала. − Тюрьма переполнена… Свободных камер нет…

(Что за бред?! Впрочем, неважно. Пусть делают, что хотят.)

− Ну, нет, так нет, − пожал плечами Паутов.

− Но зачем Вы всё-таки это делаете?

− Там всё написано.

− Но почему Вы говорите, что у Вас конституционные права нарушены?

− Послушайте, к чему все эти разговоры? Я Вам уже всё сказал. Просто делайте теперь, что положено, − Паутов почувствовал нарастающее раздражение. Что за хуйня, блядь! Цирк какой-то. Девочка я ему, что ли? Уговаривать меня?

Опер посмотрел на Паутова,.. на заявление,.. опять на Паутова… встал и молча вышел из кабинета. Так же точно, как и капитан перед этим. Паутов снова остался один.

На сей раз, однако, совсем ненадолго. Не прошло и пары минут, как дверь снова открылась.

Та-ак, это у нас кто?.. Ого! Ставки растут. Целый полковник к нам в гости пожаловал. Только какой-то совсем уж он моложавый. До неприличия. Ну-с? Тоже уговаривать?

− Здравствуйте, Сергей Кондратьевич, я начальник следственного изолятора…

(О! Сам хозяин!)

…Так какие у Вас проблемы?

− В заявлении всё написано, − угрюмо пробурчал Паутов. Все эти вопросы, одни и те же, лишь повторяющиеся в разных вариациях, начали его уже потихоньку заводить. К тому же и спать хотелось просто зверски.

− Но зачем Вы это делаете?

− Послушайте, всё Вы прекрасно понимаете!! − Паутов почувствовал, что ещё немного, и он опять сорвётся. Как в камере. И натворит тут дел!!.. Б-б-блядь! Нервы!.. − И Вы, и я, − закончил он уже спокойно, тоном ниже.

− Да, я всё понимаю, − господин полковник внимательно, изучающе разглядывал своего собеседника. Как какого-то редкостного жука-мотылька, случайно к нему в изолятор залетевшего. Голос его, впрочем, был предельно корректен.

Ещё бы ты не понимал! − Паутов чуть было не усмехнулся сардонически прямо в лицо своему высокому собеседнику. − Приказали тебе сверху. Прессануть сначала по полной, к демонам каким-нибудь подселить, жути понагнать,.. адвокатов пока не допускать… до особого распоряжения… Ясно же всё. Вот звони теперь своему начальству, думайте, чего делать. Ведь если со мной чего случится, это не мной случится, это с надеждами миллионов моих вкладчиков случится. И все это знают… За это и тебя во все дыры выебут и высушат, и всё твоё начальство. До министра вашего включительно… А сухая голодовка это не шутки. Тут чего хочешь может быть… В любой момент… Чёрт, спать-то как хочется! − он с трудом удержал зевоту. − Быстрей бы уж в хату… Хотя, если опять к этим двум мутантам, и спать-то ведь не дадут.

− Вот и действуйте по закону, − Паутов всё-таки зевнул, прикрывая деликатно ладонью рот.

− Хорошо. Мы Вас сейчас на время голодовки поместим в одноместную камеру…

(О-о! Прекрасно!)

… Но имейте в виду. Если у Вас начнутся проблемы со здоровьем, мы будем вынуждены проводить принудительное кормление. Ну, Вы знаете, наверное, как это делается. Вводится специальная кишка. Через рот или через нос. Умереть мы Вам всё равно не дадим.

− Посмотрим.

− И зря Вы всё-таки это делаете, Сергей Кондратьевич. Здоровье только гробите. Ничего Вы этим не добьётесь.

− Посмотрим.

…………………………………………………………………….

Я что, тут и буду жить? В этом шконка-туалет-умывальнике? Это же сборка ихняя, по-моему? Я же через неё сюда и заезжал? − Паутов окинул взглядом своё новое жилище.

Н-да… Места вообще нет. Да чего там места, окна даже нет. Хорошо хоть, что вещи почти все отобрали предварительно. Всю эту кучу барахла. Оставили только самое необходимое. С баулом бы с этим он бы сюда точно не влез. Ладно, не важно. Так, значит, так. По хую! Ну, что? Спать?.. Или всё-таки это временно? − вдруг засомневался он. − А вдруг сборка всё-таки? Разложишься щас!..

Он кинул небрежно на шконку свёрнутый матрас и пакет с вещами и постучал кулаком в металлическую дверь.

− Командир! Мне вещи раскладывать? Я здесь останусь?

− Подождите, сейчас узнаю… Да, раскладывайте!

Очень мило! − Паутов бросил пакет в угол, аккуратно расправил на шконке матрас, застелил его и с наслажденьем растянулся на одеяле. − Фу-у-у!.. Наконец-то!.. Интересно, долго мне здесь торчать придётся? − успел только подумать он и тут же провалился в какую-то чёрную бездонную пропасть.

…………………………………………………………………….

− Здравствуйте!

Паутов сел на своей шконке, тараща глаза спросонья и ничего ещё не понимая.

Дверь камеры была широко распахнута, на пороге стоял какой-то офицер, а за спиной его толпились почему-то охранники, целая куча, с явным любопытством, откровенно совершенно разглядывающие Паутова.

− Встаньте! − это офицер, его-то голос, судя по всему, Паутова и разбудил.

Паутов машинально встал.

− Всё нормально?

− Что?.. Да, нормально… − Паутов так до конца ещё и не проснулся. Чего происходит-то?

− Хорошо. Отдыхайте, − офицер величественно кивнул, повернулся и вышел из камеры. Дверь с грохотом захлопнулась.

Паутов тут же снова упал на шконку и опять заснул как убитый.

…………………………………………………………………….

Среди ночи он проснулся от холода (в камере, как выяснилось, было к тому же и довольно-таки прохладно), кое-как забрался под одеяло − не раздеваясь! прямо так! − и тут же заснул опять.

…………………………………………………………………….

Громкий стук ключа в дверь.

− Подъём!

Паутов открыл глаза и мутными со сна глазами недоумённо уставился на дверь. Чего там опять? Нет от них, демонов, покоя! Ни днём, ни ночью. Заебали!

− Чего?

− Подъём! Вылезьте из-под одеяла и заправьте постель. Лежать днём под одеялом запрещено.

Паутов, поёживаясь, вылез из-под одеяла и начал, зевая, медленно застилать постель. Простыню расправлять и прочее.

Я что, мудак? − неожиданно сообразил вдруг он и замер. − Что я делаю? У меня сухая голодовка, а я тут кроватку, как в детском садике, застилаю? Потому что воспитатель приказал? А то заругает?

Он решительно улёгся на шконку и укрылся одеялом. Пусть орут. Пусть делают, чего хотят. По хую!

Новый стук в дверь. Вероятно, охранник так и не отходил от глазка.

− Уберите постель!

Паутов демонстративно улёгся на спину и сцепил руки на затылке, с безучастным видом разглядывая потолок.

Снова стук. Ещё громче.

− Уберите постель!!

(Да пошёл ты!)

− Вы что, не слышите?! Немедленно вылезьте из-под одеяла и уберите постель!!!

Возмущённый охранник принялся изо всех сил колотить ключом в дверь. Происходящее, по всей видимости, просто-напросто не укладывалось у него голове, и ему требовалось время, чтобы осознать эту немыслимую совершенно ситуацию и принять какое-то решение. Наконец стук прекратился, послышались чьи-то приглушённые голоса, неразборчивые проклятия, затем быстро удаляющиеся по коридору шаги, и всё затихло.

За начальством побежал, − сообразил Паутов. − Сейчас приведёт кого-нибудь.

Он прислушался к своим ощущениям. Ничего! Ни волнения, ни страха, ничего. Он был абсолютно спокоен. Как удав.

Ну, и славненько! А что они мне сделают-то? − он пошевелился, устраиваясь поудобнее. Матрас всё-таки был действительно тонковат. − Да ни хуя! Что вообще можно сделать человеку, у которого сухая голодовка? Тем более, мне. Бармалею всея Руси. Ни хуя! Так что отсосёте. Со своим специзолятором…

Э-хе-хе!.. − саркастически усмехнулся он через мгновенье и снова пошевелился. Устроиться «удобно» на этой блядской шконке никак не удавалось. Прутья сквозь тощий тюремный матрасик резали спину немилосердно. − «На какие только геройства ни способен русский человек, зная, что ему не грозит за это телесное наказание!» Щедрин ещё писал. Будь я простой смертный, так бы я себя вёл? − он честно подумал и ничего в итоге не решил. − Хрен его знает. Может, и так. А может, и нет. «Восток дело тонкое». Если бы да кабы!.. Что есть, то есть. Будь я простой смертный, я бы сюда вообще никогда не попал! Не сподобился бы. А в обычных тюрьмах, насколько я знаю, шконки убирать не заставляют. Там спят на них в четыре смены. Так что!..

Кормушка с грохотом распахнулась.

− Почему Вы не соблюдаете режим?

Паутов молча покосился на дверь. Действительно, какой-то мелкий начальничек. Как он и предполагал.

− Почему Вы не соблюдаете режим? − повторил свой вопрос вертухай.

− Я отказываюсь соблюдать режим, − после паузы нехотя выдавил из себя Паутов. Молчать, когда человек тебя вежливо спрашивает, было всё же выше его сил. Воспитаньице-с, тудыть его в качель! В генах уже. Даже в такой, не располагающей вроде бы к политесам обстановочке. Во бред-то!

− И что нам делать?

− Делайте, что положено в таких случаях по инструкции, − удивлённо посмотрел на кормушку Паутов. − Сажайте меня в карцер или что там у вас положено?

− Вы что, нас провоцируете?

− Да ничего я не провоцирую!

− Нет, Вы провоцируете!

− В общем, я отказываюсь соблюдать режим. Делайте, что хотите!

Кормушка с лязгом захлопнулась.

Паутов раздражённо заворочался на шконке.

Ну, что за пидорасы! У человека сухая голодовка, сидит он в каком-то, блядь, шкафу без окон, где даже шагу ступить негде, и ему еще и одеялом укрываться запрещают! Вот мелочь, вроде, а на самом деле весьма существенное неудобство. Спать, например, решительно невозможно. Холодно тут, да и вообще… И что же я, скажите на милость, должен целыми днями делать? В потолок плевать? Ворон считать? Тогда хоть окно сделайте! В общем, пошли вы в пизду с вашими режимами! Демоны.

Тоска, дикая, отчаянная, смертная! подкатила вдруг под горло. И так внезапно, что захватила врасплох. Коршуном чёрным вцепилась в сердце. Он обвёл глазами камеру. Металл да бетон. Решётки да глазки. Всё серое, унылое, казённое… Охранники чужие и равнодушные за дверью… Что-то там сейчас дома у него делается? Есть же ведь он ещё, этот дом? Увидит ли он его когда-нибудь? Или это всё уже где-то там, в другой жизни осталось? За горизонтом?.. Улететь бы туда сейчас! Умчаться!.. Хоть бы один ещё только раз его увидеть, дом свой! Один разочек!! Один-единственный!!!

Паутов схватил свой пакет, достал оттуда, торопясь, бумагу и ручку и быстро стал писать.

Ангел грешный, ангел мой!

Захвати меня с собой,

Унеси меня домой,

Там сокрой.

Над широкою рекой,

Над текучею водой

Ты мне песенку пропой,

Успокой.

Что, мол, горе не беда,

Что надежда есть всегда,

И от кривды нет вреда

Иногда.

Что, мол, скоро, скоро, брат!

Мы прибудем в дивный град,

Где нам всякий будет рад −

Прямо в ад!

− Охуеть!.. − пробормотал он, перечитав стихотворение. − В жизни никогда стихов не писал. Даже в юности, когда все пишут… Охуеть!

Снова какой-то лязг в двери. Кормушка опять распахнулась. Блядь! И чего не отъебутся?! И не лень ведь!.. Неймётся прямо!..

Паутов не спеша перевернул листок, положил его на шконку, встал и подошёл к кормушке. Ну, точно! Ещё один начальник. О-о, подполковник!.. Их тут, по ходу, как собак нерезаных. Тоже, что ль, уговаривать меня пришёл? Под одеялом не лежать?

− Здравствуйте, Сергей Кондратьевич. Я заместитель начальника изолятора по режиму…

(А-а, режимник… − вяло усмехнулся про себя Паутов. − Ясно, почему пришёл. Тебе положено.)

…Так почему Вы режим-то нарушаете?

− Я уже всё объяснил. Я его не нарушаю. Я его вообще отказываюсь соблюдать.

− Но почему?

(Ну, заеба-ал!..)

− Послушайте! − Паутов старался говорить предельно вежливо. − Я ещё не осужденный, а всего лишь подследственный. И по закону мне могут лишь ограничивать свободу, и не более того. Что уже и сделали, посадив меня в этот блядский шкаф!! − не удержался и сорвался всё же на мгновенье он. − Что же до всего остального – то, извините! Я такой же гражданин, как и все! (И шли бы вы на хуй со своими режимами!!) Здесь вам не детский сад. Может, я здесь пять лет просижу, а потом суд в итоге меня оправдает и невиновным признает?! Это что, окажется, что я зря здесь пять лет кровать убирал?!
Подполковник скупо улыбнулся, показывая, что он оценил юмор собеседника.

− Но ведь когда Вы приезжаете, например, в гостиницу, Вы же соблюдаете режим? − вкрадчиво поинтересовался он.

− Простите, но в гостиницу-то я приезжаю добровольно! − ухмыльнулся Паутов. − И добровольно соглашаюсь соблюдать её режим! А если он мне не понравится, я могу оттуда в любой момент уехать! Заставить что-то делать меня никто не может. А здесь-то меня именно заставляют!

− Когда Вы сюда приехали, Вы подписывали бумагу, что ознакомлены с правилами внутреннего распорядка.

− (Ну, какой ты душный!.. А чего, я действительно такое подписывал?.. Пёс его знает, может, и подписывал!) Ну, ознакомлен. Но с чего Вы взяли, что я согласен их соблюдать?! Ознакомлен это одно, а согласен другое. Да и вообще! Тогда был согласен, а сейчас передумал. И хочу отсюда съехать. Сменить гостиницу. Спец этот ваш на обычную тюрьму. На Матроску или Бутырку!

− Нет, Сергей Кондратьевич, Вы не правы! − убеждённо сказал режимник.

Мать твою, да ведь он действительно так считает! − поразился Паутов. − Что мир рухнет, если я буду под одеялом лежать.

− Я Вам дам сейчас для ознакомления «Правила внутреннего распорядка следственных изоляторов», вот Вы почитайте их внимательно, и сами увидите. Что режим Вы соблюдать всё-таки обязаны.

− Да не надо мне ничего давать! − замахал руками Паутов. − Незачем мне их читать! Есть Конституция, где чётко прописаны мои конституционные права. Права эти мне гарантированы. И ограничить их никакие ваши правила не могут! Это всего лишь подзаконные акты. Если же они их всё-таки ограничивают, то это по сути своей незаконно!

− Нет, Сергей Кондратьевич, Вы всё-таки почитайте! − режимник был неумолим. Отступать так просто он явно не собирался.

А чего я упираюсь-то? − сообразил вдруг Паутов. − Действительно почитаю. Может, полезное что-то для себя прочту.

− Хорошо, давайте.

Обрадованный режимник, словно боясь, как бы строптивый и несговорчивый клиент опять не передумал, тут же молча вручил ему какую-то невзрачную серую книжонку. Кормушка захлопнулась.

…………………………………………………………………….

Та-ак!.. − Паутов, вытянувшись на шконке, вертел в руках книжонку. − «Правила внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы МЮ РФ». Ого! − бросился ему в глаза синий штампик вверху: «Для служебного пользования». − Хуй бы мне их выдали, если бы я сам, к примеру, вздумал вдруг попросить почитать «для ознакомления». Любопытно… По логике вещей они бы в мои руки здесь попасть никогда не должны были, эти «Правила», получается. И тем не менее – попали! Очередное маленькое чудо. Очередная случайность. Хм…

Ладно, открываем, читаем. Так… Так… Это неинтересно… Это тоже неинтересно… «Обязаны»… «Обязаны»… Опять, блядь, «обязаны»!.. А это что такое?!.. Ага! А вот это, кажется, стоит почитать повнимательней, − он пошевелился, устраиваясь поудобнее.

Раздел IX, п. 98. «Жалобы, адресованные Уполномоченному по правам человека в РФ, просмотру не подлежат (ст. 19 Федерального конституционного закона “Об Уполномоченном по правам человека в РФ”)».

О-очень интересно! Ну, просто очень! Просмотру, значит, не подлежат? Что ж, примем к сведению. «Имей в виду, я это всё запомню», – как говорил Мефистофель Фаусту. А зря ты мне, пожалуй, книжечку-то эту дал! − мысленно со злорадством обратился он к ничего плохого не подозревающему пока простодушному подполковнику. Твёрдо уверенному, по всей видимости, что клиент читает и проникается. − Это, мой дорогой, была серьё-ёзная ошибочка. Дорого же она тебе обойдётся. Ах, как дорого! Ну, к этому мы ещё вернёмся. В своё время, − Паутов невольно покосился на листок со стихами. Он как раз думал уже, что же с ним делать? С листком с этим? Первые стихи! Можно, конечно, наизусть выучить и порвать, но жалко почему-то. А чтобы пидоры эти лапали и читали, тоже не хочется. Порвать уж тогда лучше! Но вот, кажется… Ладно!

Так, дальше там что? Есть ещё что-нибудь интересное? Так… Так… Не, дальше какая-то лабуда. Сплошные «обязан». Ну, ничего. И этого хватит.

Паутов снова полез в свой пакет и достал из него конверт. (Конверты, слава богу, у него не отняли. Равно как и ручку с бумагой. Ну, естественно! Заключённый же у нас имеет право жаловаться. Во все инстанции. Хоть в Спортлото! Так что… Нельзя-с. Отнимать.)

Ну-с?.. Какой там пунктик-то?.. Блядь, опять забыл! Надо наизусть зазубрить. Как таблицу умножения. Даже твёрже. Чтобы от зубов отскакивало. Хуй ли мне здесь таблица умножения? А это!..

Он с удовольствием полюбовался на сделанную им надпись:

«Жалоба, адресованная Уполномоченному по правам человека в РФ г-ну Маркину О.О. Просмотру не подлежит!!! “Правила внутреннего распорядка СИЗО”. Раздел IX, п.98. (Приказ № 148 от 12.05.1993 г.)»

Подумал немного и подчеркнул жирной чертой надпись о запрещении просмотра. После чего вложил в конверт все свои записи и тщательно его запечатал.

Во-от так! Попробуйте теперь вскройте. «Просмотрите»!.. Отчество господина Маркина, кстати, – Орестович. Почти Арестович. От слова «арест». Это так, значит, отца его звали. Блядь, что это за отец у него такой был? Начальник ГУИНа у нас – Злыднев, Уполномоченный по правам человека – Арестович. Пиздец, короче. Специально их там, что ли, подбирают?

…………………………………………………………………….

Стук ключом в дверь.

− Вылезьте из-под одеяла!

…………………………………………………………………….

− Вылезьте из-под одеяла!

………………..

− Вылезьте из-под одеяла!

………………..

− Немедленно вылезьте из-под одеяла!!

…………………………………………………………………….

Так прошло три дня. Ожесточение Паутова росло. Он даже не думал теперь уже, чем это всё для него может закончиться. И зачем он это делает. Начиналось всё, вроде, на эмоциях на голых, «где мои адвокаты?!» и пр., но теперь всё зашло уже слишком далеко. Трое суток сухой голодовки это вам не шутки. Это, по сути, уже на уровне выживания. Тут всё исключительно от организма зависит. От степени его выносливости. Кони можно в любой момент двинуть. Причём внезапно совершенно. В любой момент! Чик!.. И ты уже на небесах. При сухой всё именно так происходит. Сразу!

А чего, собственно, ради-то? Ради каких-то адвокатов? Да какая по большому счёту разница, когда именно они придут? Сегодня или через неделю?..

Плевать!! Причина не важна. Не ради адвокатов, ради себя! Чтобы себя сохранить! Не потерять!! Если он сейчас отступит, он об этом никогда не забудет и никогда себе этого не простит. Он − сломается. Проверка. На прочность. Как тогда когда-то, когда он с похитителями о Сашеньке разговаривал. Точно такая же, в сущности, ситуация. Деталями только отличается. Декорациями. «Зачем умирать так нелепо и глупо? − искушающе шепчет судьба. − Кому ты чего здесь этим докажешь? Дрогни? Уступи?» Ну, нет!!! Этого не будет!! Что администрация не уступит тоже, Паутов был почему-то абсолютно уверен. Дело пошло на принцип. Что ж, тем лучше!! Значит, так тому и быть! По хую! Поиграем!! На принцип, значит, на принцип! Так, значит, так!!

…………………………………………………………………….

− Вылезьте из-под одеяла!.. Вылезьте из-под одеяла!.. Вылезьте из-под одеяла!..

…………………………………………………………………….

На четвёртый день в гости к Паутову пожаловал сам хозяин. Начальник изолятора. Совершенно неожиданно причём, уже после вечерней проверки, прямо перед отбоем, когда Паутов этого меньше всего ждал. (Он, впрочем, уже ничего не ждал.)

− Здравствуйте!

− Здравствуйте.

− Вы голодаете?

− Голодаю.

− А зачем?

− Ну, так надо.

− Зря Вы это. Я хотел бы Вам кое-что пояснить…

(Паутову вдруг припомнился Шекспир. Когда-то он его очень любил и знал практически наизусть. Давно это было. В той, другой жизни. «Я предчувствовал, что дело не обойдётся без пояснений». «Гамлет». Реплика Гамлета в диалоге с Озриком. Акт V, сцена вторая.)

…От того, что Вы голодаете, ничего не изменится…

(«Ну, мы ещё посмотрим, чья возьмёт!» «Гамлет». Акт Ш, сцена четвёртая. Реплика Гамлета в диалоге с Королевой.)

…И вообще, кончайте Вы всё это! Прекращайте Вы свою голодовку… Пойдёте сейчас в камеру, там хорошо, люди кругом…

(«Вот так бы до утра стоять да слушать. Вот она, учёность!» «Ромео и Джульетта». Акт Ш, сцена третья. Реплика Кормилицы.)

…Я же Вам искренно, Сергей Кондратьевич, добра желаю…

(«Оставьте. У меня несчастный нрав. / Повсюду в жизни чудятся мне козни». «Отелло». Акт Ш, сцена третья. Реплика Яго в диалоге с Отелло.)

­ …Просто от чистого сердца!..

(«Но в том и соль: нет в мире ничего / Невиннее на вид, чем козни ада». «Отелло». Акт II, сцена третья. Монолог Яго.

Да и вообще: «Нельзя ль узнать, в чём дела существо, / К которому так громко предисловье?» «Гамлет». Акт Ш, сцена четвёртая. Реплика Королевы в диалоге с Гамлетом.)

…Да и нам Вы только лишние беспокойства доставляете.

(А-а!.. Понятно. «Об этом бросьте даже помышлять. Что я стану действовать в ваших интересах, а не в своих собственных». «Гамлет». Акт IV, сцена вторая. Гамлет, Розенкранц и Гильденстерн.)

− Ну, что ж поделаешь, − Паутов криво усмехнулся. − У каждого свои проблемы.

− Ну, дело Ваше. Зря только здоровье губите, − начальник с видимым сожалением посмотрел на Паутова. − До свидания.

− До свидания.

Дверь захлопнулась. Паутов в раздумьях опустился на шконку.

Чего, собственно, он приходил? Сам, после проверки, собственной персоной! Что ему было надо? Чего это он меня уговаривал? Может, и правда, искренне?.. А если нет? «На уговоры дьявола поддаться?» Ну ладно, хватит! У тебя свои-то мысли в голове есть? Или только шекспировские? Ну так, «на уговоры дьявола…» Тьфу ты, чёрт! Точнее, дьявол. Точнее, о чем я думал?.. «На уговоры…» Нет, ну это просто неописуемо!! Похоже, неосторожно потревоженный мной дух Шекспира твёрдо вознамерился теперь здесь обосноваться… Ну, всё понятно! «Вознамерился!.. обосноваться!..» В общем, перед вами, дорогие товарищи, готовый пациент Кащенко. Клиент Серпов. Этот проклятый дух свёл меня с ума! Всё понятно.

За всеми этими внутренними монологами Паутов вдруг поймал себя на мысли, что с психикой у него, похоже, что-то происходит. Всё-таки четвёртые сутки сухой голодовки заканчиваются, да и обстановка вся эта… А хотя, какая разница!

Короче, дух, если ты здесь, скажи, что мне делать? − снова легкомысленно обратился он к неугомонному духу сэра Уильяма. − А? А?.. Молчишь, естественно, пидор. Ну, так и отстань тогда от меня. Толку от тебя всё равно никакого. Как от козла молока. Во! Опять завыл.

– На уговоры дьявола подда-аться?

– Коль уговоры дьявола к добру.

− Забы-ыть себя? Забыть, кто я така-а-ая?

То есть, кто я такой. Я же всё-таки не королева Елизавета. И вообще, хватит завывать! Да и начальник тюрьмы всё-таки не Глостер. Калибр не тот. Хотя, конечно, «жалость» и уговоры ментов…

− Мавр простодушен и открыт душой.

Он примет всё за чистую монету.

Водить такого за нос – сущий вздор.

Ладно-ладно! Всё понятно. Уймись. Без тебя знаю. Да и хуй они меня за нос поводят! (Хотя, впрочем, что я и простодушен, и открыт душой, это базара нет… Гм…) И вообще, хватит себя накручивать. Нехорошо о человеке плохо думать. Наверняка он просто так приходил. Всё-таки четвёртые сутки у меня уже почти… заканчиваются… «Четвёртые сутки! Пылают станицы!..» Да что мне в голову за чепуха сегодня лезет?! Крышу, что ль, рвёт, в натуре? А хуй ли, сахара-то нет!..

Да, так, может, просто посочувствовать пришёл человек, вот и всё. Нельзя во всём только плохое видеть. Это дух на меня, наверное, так действует. У него ж там везде одни интриги. Во всех произведениях. Так и я − сам напридумывал, да и во всё это и поверил!

− Я сам уверовал, что Дездемона

И Кассио друг в друга влюблены.

Ты опять? Заебал уже своими дездемонами. В общем, поживём − увидим. Подождём ещё пару дней. Может, адвокаты всё-таки придут. Прорвутся! Надеюсь, пару дней я ещё проживу. Сейчас не жарко, обезвоживание не так быстро наступает. Летом бы уже давно пиздец был. Летом бы я столько вообще не протянул, наверное. В жару-то… Кстати, всё забываю спросить. Если уж ты здесь – а чем там кончается? «На уговоры дьявола поддаться…» А дальше-то что? А, ну, естественно:

− Сдалась пустая, глупая бабёнка!

Понятно. Это я, значит, «пустая, глупая бабёнка»? Понятно. А чего, собственно, иного можно было ждать от Глостера?

Всё, короче. Спать пора. Запутался я уже во всех этих глостерах. Давай, спой колыбельную. Всё равно ведь не отвяжешься.

− Дай только срок. Дела идут на лад.

Ты что, охуел?! На какой ещё «лад»?! Тоже, что ль, рехнулся? Как и я? Хотя насчёт «срока», это правильно. Дадут без базара! По-любому. Если, конечно, до этого вообще дело дойдёт.

− Как жалки те, кто ждать не научился.

Ну, спасибо. Я, по-моему, последнее время только и делаю, что жду, когда, наконец, «дела пойдут на лад». Чего-то только, всё никак не дождусь. То одно, блядь, то другое! То понос, то золотуха!

Ладно. Подождём ещё пару дней. Да, сэр, но с другой-то стороны «покамест травка подрастёт, лошадка с голоду умрёт». Хочешь сказать, а вдруг адвокаты так и не придут? А, и хуй с ним! К тебе тогда присоединюсь и будем вместе по ночам завывать. Дуэтом.

− На уговоры дьявола подда-а-а-а-аться?

Всё, пиздец! Сплю. Точнее, пытаюсь. Брысь!

…………………………………………………………………….

Прошло ещё трое суток. Адвокатов так и не было. Паутов постепенно впадал в какое-то отупение.

− Вылезьте из-под одеяла!

………………..

− Вылезьте из-под одеяла!

………………..

− Немедленно вылезьте из-под одеяла!!

…………………………………………………………………….

− Обедать будете?

Паутов удивлённо привстал на шконке. Это ещё что? В открытую кормушку заглядывала, приветливо улыбаясь, чистенькая и аккуратненькая женщина в голубеньком халатике.

− Нет, спасибо!

Женщина протянула через кормушку полную, дымящуюся миску чего-то аппетитного. Супа какого-то. Кажется, там даже мясо плавало. Вот ей-богу! (О-о-о!..)

− Кушайте, пожалуйста!

− Нет, спасибо, я не буду!

Миска исчезла, кормушка захлопнулась. Слышно было, как разносчица негромко говорит стоящему рядом охраннику:

– Видел? Я предлагала!

Ага! − понял Паутов. − Значит, по прямому указанию сверху! Самой-то разносчице, естественно, на всё наплевать. Прикажут – предложит, не прикажут… Хочешь – ешь, не хочешь – не ешь! У нас демократия. Я-ясненько!..

Ну-у!.. это вы зря! Всё-таки за миску чечевичной похлёбки меня не купишь. Я вам не Иов. Это вы чего-то совсем меня задёшево цените!

Чего-то я, блядь, уже мыслить начал, как какая-то блядь! Как проститутка, − с неудовольствием поморщился Паутов. − О цене торгуюсь. Голодание всё-таки определённо сказывается. Мозг не питается ни хуя. Поглупел?.. Да и вообще там, в Библии, по-моему, не Иов, а кто-то другой – Исав, что ли?.. Хм… Может, и Исав… Да-а… «Что-то и с памятью моей стало». Сахар! Срочно нужен сахар! А где его взять! Может, кружку съесть?

Стук в дверь.

− На вызов собирайтесь!

− На какой ещё вызов? − не понял в первый момент даже Паутов, садясь на шконке. Неужели всё-таки адвокаты? Он боялся поверить. Господи! Неужели??!!

− Пошли, я готов! − стараясь сдержать рвущуюся изнутри радость, крикнул он охраннику.

− Готовы?

− Готов, готов! Пошли.

Ключ в двери заскрежетал.

А что с конвертом? − сообразил вдруг Паутов, вспомнив про стихотворение. − Брать, не брать?.. Возьму! − в последний момент решился он.

…………………………………………………………………….

− А это что такое?

− Жалоба, адресованная Уполномоченному по правам человека в РФ. Просмотру не подлежит.

Разводящий в недоумении повертел в руках конверт.

− Запечатанные конверты выносить не положено. Я обязан его просмотреть.

− Жалобы, адресованные Уполномоченному по правам человека, просмотру не подлежат. Посмотрите Раздел IX пункт 98 «Правил внутреннего распорядка следственных изоляторов».

Разводящий со всё возрастающим удивлением разглядывал конверт и явно не знал, что делать. С одной стороны, да, вроде бы, оно всё и так – вот ссылка на соответствующий пункт правил и статью закона. (Было очевидно, что сам он впервые обо всех этих статьях и пунктах слышит, но ни секунды не сомневается однако, что раз Паутов их написал, то так оно и есть; значит, все они действительно существуют.) Да, вроде бы, всё правильно. Но, с другой-то стороны – как это, заключённый выносит из камеры запечатанный конверт без досмотра? А вдруг там у него бомба?

Остальные охранники молча столпились вокруг и с видимым интересом наблюдали за происходящим. (Развлечение, как-никак!)

Бедный разводящий еще некоторое время поколебался, пока наконец не принял совершенно очевидного и давно уже напрашивающегося решение. (Паутов, собственно, с самого начала был уверен, что так оно и будет.) До него дошло-таки, что не его ума это дело! Надо просто доложить по начальству, а оно уж само пусть разбирается. Его же дело маленькое. Телячье. Ему-то что? Разрешат выносить – да бога ради! Выноси, что хочешь, хоть всю камеру; не разрешат – извините! У меня приказ!

Сообразив всё это, разводящий оставил Паутова на попечение охранников, а сам куда-то умчался. За старшим смены, по всей видимости.

…………………………………………………………………….

Старший смены (тот самый, кстати, который обвинял Паутова, что он их «провоцирует») прибежал буквально через пару минут. После чего весь предыдущий диалог Паутова с разводящим повторился практически слово в слово. («Не положено…» – «Посмотрите пункты “Правил внутреннего распорядка”…» и пр.)

Паутов с интересом наблюдал за старшим смены и с любопытством ждал, что же будет дальше? Честно говоря, он ему даже немного сочувствовал.

А действительно, поставьте себя на его место. Вот что делать? Отнять конверт и вскрыть его? Но, во-первых, похоже, это действительно незаконно, а самое главное, совершенно неизвестно, как клиент себя в этом случае поведёт? Человек он знаменитый, да и характерец у него, судя по всему, не сахар. (Э-эх!.. Сахар…) Что он за птица, он уже наглядно продемонстрировал. Чуть что – сразу голодовка, режим соблюдать отказывается и пр., и пр. Сам начальник его, вон даже, уговаривать лично приходит. Непростой, в общем, человек! Вот что он сейчас выкинет, если конверт у него отнять? А?.. А вдруг на вызов идти откажется?.. Или вообще вскроется?! В знак протеста против нарушения его конституционных прав! Перегрызёт себе на хрен вены в камере! В приступе ярости. И кто виноват будет? Тяпкин-Ляпкин? А подать сюда Тяпкина-Ляпкина!

Вот то-то и оно! Начальству бежать докладывать?

− А сам-то ты кто? – резонно возразят тебе. − Начальник смены или хуй с горы? Что это ты сам решения принять не можешь и советоваться прибежал? Думаешь, ты самый умный тут? Стрелки на нас перевести хочешь? Ответственность переложить? Этот же вопрос в твоей компетенции! Вот и действуй строго по закону. Как положено. И то, кстати, как ты, пидор, пытался на нас сейчас всю ответственность свалить, а сам в стороне остаться – это мы тебе еще припомним!

Не вызывало никаких сомнений, что начальник смены всё это прекрасно понимал и потому колебался… Но какое-то решение принимать надо было, причём немедленно.

− Я не разрешаю Вам брать с собой запечатанный конверт! Или вскрывайте его сейчас на наших глазах, или оставляйте в камере.

− И что будет, если я его вскрою? – полюбопытствовал Паутов. – Вы его просмотрите?

− Естественно!

− Ничего естественного тут нет! Просматривать жалобы, адресованные Уполномоченному по правам человека в РФ, запрещено законом.

− Или оставляйте конверт в камере, или вскрывайте! Запечатанный конверт я Вам брать с собой не разрешаю!

Понятно, − хмыкнул про себя Паутов. − Мой ход, короче. Ну, и что делать?.. Отказаться идти на вызов? Ну, и хуй ли?.. Даже с адвокатами не повидаюсь?.. Ладно, не будем форсировать событий, − решил всё же он после секундного колебания. − Вскрывать они теперь вряд ли решатся, а именно этого-то я, собственно, и добивался. Так что…

− Хорошо, – спокойно кивнул он начальнику смены, – в таком случае я его оставляю.

Он неторопливо вернулся назад в камеру, бросил конверт на шконку и снова вышел в коридор.

− Проходим! – скомандовал ему разводящий. – Руки за спину!

…………………………………………………………………….

− Сюда!

Ёб твою мать!! Так это ни хуя не адвокаты???!!!

…………………………………………………………………….

− Здравствуйте!

− Здравствуйте, − молодой, красивый, весёлый, слегка полноватый майор (типичный «жгучий брюнет»), вальяжно раскинувшийся в кресле под огромным портретом Дзержинского, чуть приподнялся, приветственно указывая Паутову на кресло напротив. − Присаживайтесь, Сергей Кондратьевич.

Паутов сел.

− Чай? Кофе?.. С овсяным печеньем, а?

− (Вот пидорас!) Нет-нет! Что Вы! Никаких печений! У меня диета. Строгая, − с комическим испугом замахал руками Паутов.

Майор понимающе улыбнулся.

− О! Я вижу, у вас тут портрет Феликса Эдмундовича? − Паутов всё же не удержался и с язвительной насмешкой кивнул на портрет. − Он же, вроде, сейчас у нас в стране… э-э… не совсем популярен? Или у вас тут свои порядки?

− Знаете, это творчество самих заключённых, − словно и не замечая явной иронии собеседника, охотно и жизнерадостно пояснил майор. − Нарисовано, между прочим, сажей. Подручными, так сказать, средствами.

Чудны дела Твои, Господи! − мысленно покачал головой Паутов. − Лучше бы он осиновый кол нарисовал, этот заключённый. И надпись написал. Как поп собаке: «На могилу железному Феликсу от благодарных зэков». Портрет, между прочим, мастерский, − он снова взглянул на портрет и опять покачал головой. − Прямо хоть в музей!

− Но вы ему хоть срок-то за это скостили?

Майор весело засмеялся, как будто собеседник сказал что-то очень смешное.

− Понятно! − откровенно хмыкнул Паутов.

− А чего Вам адвокаты-то так срочно понадобились, Сергей Кондратьевич? Днём раньше они придут, днём позже, да не всё ли равно? На Петровке ещё с ними не наговорились?

− Дела, дела!.. − вздохнул Паутов, машинально барабаня пальцами по ручке стула и обводя рассеянным взглядом кабинет. Смотреть, впрочем, было особо не на что. Обычная казённая канцелярщина. − Долг-с. Перед вкладчиками. Вы же понимае

Поиск по сайту: