Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Доминик Пурре, акушерка



Более десяти лет толу назад меня привел в Питивьер скорее инстинкт, чем осознанный выбор. Но я сознательно решила ос­таться здесь. То, что я узнала здесь о женщинах, мужчинах, вра­чах, акушерках и о себе самой, сделало невозможной для меня вся­кую работу, выполняя которую, я должна была бы пренебречь полученными знаниями, которая заключается только в обуче­нии, работе в интернатуре и сдаче экзаменов. Последние десять лет моей жизни дали мне очень важное знание: женщина, рожая детей, ни в коем случае не должна полностью отдавать себя в руки врачей и акушерок. Нас как профессионалов учили быть хладнокровными, держать дис­танцию, использовать определенные приемы - и нам таким женщины доверяют. Как лее мы можем сами пребывать в уверен­ности и убеждать других в том, что роженицы лишены творческого начала, что им недостает мотива­ции, что они ждут от нас готовых решений ? Мы действуем за них, мы учим их, мы органи­зуем всю их жизнь, да­же их эмоции в этот решающий момент. Де­сять лет в Питивьере стали для меня посто­янным и триумфаль­ным вызовом всей сис­теме акушерского обу­чения, такому отно­шению к женщине, по­стоянному подчеркива­нию авторитета вра­ча и традиционной иерархии.

Основная идея, которую Мишель Оден внушал женщинам, была следующей: "Не следуйте ничьим советам. Никто лучше вас самих не знает, что лучше для вашего ребенка". Сама бере­менная женщина была теперь ответственна за то событие, ко­торое могло стать для нее радостным. Вместо того, чтобы позволить кому-то другому родить за нее ребенка, приласкать его, искупать после рождения, теперь она могла сама сделать все это, сама принять участие в этом событии.

Я тогда сама только что родила сына, и поэтому с особен­ной готовностью восприняла эти идеи. Вскоре я поняла, что, не­смотря на традиционные привилегии моей роли акушерки, я не смогу больше первой дотрагиваться до ребенка. Я не смогу больше никогда унести новорожденного в другую комнату. Почему я так решила, я теперь уже и не помню. Я перестала надевать резиновые перчатки, чтобы новорожденный ребенок прикасался к человеческой коже, рождаясь на свет. Все это было нелегко, но я старалась. И я давала матери приласкать малыша. Да, я говорю "давала", потому что мы, профессионалы, все еще держались у власти; мы давали зеленую улицу освобождению и выражению эмоций, но чаще все же, как традиция и практика учили нас, за­жигали перед ними красный свет.

Женщинам пришлось самим брать инициативу в свои руки.

Они больше не боялись прикоснуться к своему хрупкому, скольз­кому ребеночку. Нам приходилось говорить им: "Ты можешь сама принять у себя ребенка. Протяни руку - и возьми эти ручонки, которые тянутся к тебе. Не бойся. Ты можешь это сделать са­ма. Это твой малыш". Не наш, не врачей, не какой-то незнако­мый продукт медицинской науки, технологии или другой силы. Но сделать это было гораздо труднее, чем сказать.

Невозможно отрешиться от профессионально отработан­ной роли "ловца детей" без того, чтобы в огромной степени не отречься от самой себя. Когда я была профессиональным "лов­цом", я чувствовала облегчение, когда видела ребенка. Я думала: "Ну вот, мальчик, вот он, живой! Я могу держать его, я имею на это право. О, я так боялась, что его не будет. Да, точно так же, как ты, его мать. Я чувствовала то же, что и ты, я так же вол­новалась. А теперь я сделаю тебе подарок: я подарю тебе твое­го ребенка. Но сначала я должна его осмотреть, искупать, взве­сить, одеть". Казалось, права, которые другой человек, не мать, имеет на ребенка, безграничны. И мы, "ловцы детей", одетые в белую одежду, эти загадочные личности, которые громко гово­рят и принимают решения, - что скрывали мы под марлевыми повязками, закрывавшими наши лица? Страх перед смертью, страх перед женщиной? Нет ли у нас другого пути? Действи­тельно ли мы внушаем доверие? Как же могут женщины верить, что мы знаем об этом больше, чем они сами?

Так давайте же снимем маски! Давайте поменяемся ролями.

Я здесь, я слушаю тебя. Что ты чувствуешь? Я могу тебе помочь, если ты скажешь, чего ты хочешь. Поговори со мной. На­учи меня. Я не хочу больше стоять перед тобой, властная и ре­шительная.

Сегодня в Питивьере я могу сесть, расслабившись, прислу­шиваться к тому, что происходит, быть частью интимного со­бытия. Она стоит. Она рассказывает мне, что с ней происхо­дит: какие она чувствует изменения в своем теле, что ей хочет­ся тужиться, что ей надо еще немного открыться, что она чув­ствует под пальцами вздувающийся околоплодный пузырь. Она говорит мне, что ей хочется: тепла, горячей воды, ласки мужа, или, может быть, моей. Она говорит о своих чувствах: как ей

больно; она хочет, чтобы студентки-акушерки с широко рас­крытыми глазами ушли, потому что они останавливают что-то внутри нее; она говорит, что я не так мягка и нежна с ней, как ей бы хотелось; она хочет, чтобы это скорее кончилось; она хочет кричать и сейчас закричит. Я слушаю, как она кричит, я теперь не стараюсь ее успокоить. Она становится моим учите­лем, я беру у нее уроки. Я сама тоже беременна, беременна ее сло­вами, ее болью, ее странными криками, которые даже она сама не воспринимает как свои собственные.

Я побеждена. Мне нечему учить ее. Она самостоятельно ту­жится, выталкивая из себя ребенка. Я не смею притрагиваться к ней. Она кричит на меня: "Отойди! Я рожаю. Оставь меня од­ну!". Она устраивается поудобнее, и я должна приспосабливать­ся к ее положению. Она ходит по комнате. Она полна творчест­ва, она изобретает, она полна жизни. Ищет то, что ей нужно. Она в изнеможении и все же полна сил. Она бросается ко мне, я вся мокрая от ее пота. Я должна делать то, что она хочет. Она прекрасна, она сама жизнь, которую она вот-вот даст своему ребенку. Она не спрашивает меня ни о времени, ни о поле ребен­ка, ни о его весе. Вместо этого она вскрикивает от радости. Я выхожу из комнаты, уставшая, наполненная ее эмоциями, ее ра­достью.

За десять лет в Питивъере меня научили: когда женщины будут свободны, мы узнаем, как им лучше рожать. Они сами по­кажут нам. Они будут доверять нам. Смотрите на них. Слу­шайте внимательно...

Возрожденные роды

Однажды во время конкурса, проводимого французским радио, был задан вопрос: "Что особенного в том, как принимают роды в Питивьере?". Это был непростой вопрос. Даже мне было бы труд­но коротко ответить на него. Как выяснилось, правильным был та­кой ответ: "Женщины в Питивьере рожают, сидя на корточках". Со­вершенно справедливо, но ответов на этот вопрос могло быть множество: огромная роль отводится акушеркам; длительное об­щение матери и ребенка; купание новорожденных; хоровое пение; приглушенный свет; музыка; бассейны с теплой водой для рас­слабления.

Но Питивьер - это больше, чем просто сумма этих слагаемых. Питивьер - это отношение, вера в инстинктивный потенциал чело­века и во внутреннее знание, которое женщины привносят в про­цесс родов. В Питивьере мы утверждаем, что роды - это сексуаль­ный опыт, мы провозглашаем естественность и свободу как главное условие. Во время беременности женщина вольна приходить в наше отделение так часто (или так редко), как считает нужным. Она вольна отказаться от любой формы подготовки к родам, которая покажется ей слишком "обучающей". Она может двигаться, как ей хочется, во время родов. Супружеские пары могут вести себя со­вершенно свободно, уединившись в родильной комнате.

Ввести свободу как явление в больничную практику было не­простой и необычной задачей. Действительно, сама идея свободы по определению кажется несовместимой с идеей медицинского учреждения. И все же наш опыт показал, что на практике может быть сделано гораздо больше, чем обычно пытаются сделать. В идеальном случае в учреждении действительно можно создать ат­мосферу коллективизма.

Пытаясь внести ощущение свободы, организуя пространство родильной комнаты и атмосферу вокруг родов, мы постоянно за­даем себе вопрос: "Какова наша роль как профессионалов?" Про­фессионалы - медики, сторонники официальной концепции родов, часто своими действиями задерживают формирование у своих па­циентов поведения, свойственного будущим родителям. Общение же с обыкновенными жителями не оказывает такого влияния. Мы стараемся быть как можно более тактичными, держаться в сторо­не, на заднем плане, присутствовать ровно столько, сколько нуж­но, чтобы убедиться, что ничего опасного не происходит. Хотя на­ши методы и философия противоречат постулатам акушерства и общепринятой практике, мы считаем, что даже по меркам тради­ционных акушерских стандартов, таким, как процент смертельных случаев и заболеваемости, родильное отделение в Питивьере яв­ляется благополучным. Например, с 15 января 1982 года до 30 ию­ня 1983 из 1402 родов в 93 случаях произведено кесарево сечение (6,6%), в 73 - вакуумная экстракция (5,2%), в 84 - эпизиотомия (6%), в 13 - ручное отделение плаценты (0,9%), в 10 случаях дети родились мертвыми (7,1 на тысячу), 22 новорожденных были раз­лучены с матерями и переведены в отделение интенсивного ухода или в педиатрическое отделение.

За последние 10 лет Питивьер превратился из традиционного провинциального родильного отделения в подобие международ­ного родильного центра, где концентрируются идеи, связанные с новым сознанием, с пониманием того, как важно изменить усло­вия родов. Идея гуманизации родов формировалась не только в Питивьере, но и во многих других местах по всему земному шару. Часто эти маленькие, изолированные друг от друга центры новой

мысли уделяли основное внимание личностным, а не техническим или медицинским аспектам родов. Они привлекали внимание лю­дей, выпавших из русла западной медицины, тех, кто чувствовал потребность в более духовном подходе к проблеме благополучия, тех, кого интересовал терапевтический эффект прикосновения, звука, музыки, света, цвета и воды. Антропологи, физиотерапев­ты, социологи, экологи и работники просвещения в области дето­рождения присоединились к нам. В то же время акушерки и педи­атры во всем мире требовали проявления повышенного внимания к действительным нуждам матерей и новорожденных и пытались привлечь внимание к тому, как эти нужды игнорируются официаль­ной концепцией здравоохранения. Люди, не принадлежащие к кругу профессионалов, защитники прав потребителей и сторонни­ки новых идей, подвергали сомнению традиционную медицинскую практику и само отношение традиционной медицины к родам и пытались изменить их.

Сегодня эти различные группы все активнее общаются между собой. Несмотря на географическую отдаленность друг от друга, они создали мощную сеть, связывающую пионеров акушерства в ЕврЧше, Северной Америке, Латинской Америке, Новой Зелан­дии, Австралии и Японии. Питивьер сыграл важную роль в разви­тии этих международных связей и продолжает быть координирую­щим центром. Последние пятнадцать лет в Питивьере собираются для обмена опытом и идеями родители, акушерки, специалисты -медики и сторонники альтернативной медицины со всех концов мира. Сюда приезжали съемочные группы и журналисты из Фран­ции, Германии, Великобритании, Австралии и Японии. Они снима­ли сюжеты и брали интервью у персонала отделения и у женщин, рожающих здесь. Одну из главных целей нашего отделения можно сформулировать так: быть катализатором процесса возникнове­ния нового понимания. Непрекращающийся поток приезжающих к нам друзей и заинтересованных людей помогает нам в распрост­ранении наших идей по всему миру.

Наша концепция нового мышления, однако, не дает готовых ответов на многие вопросы. Например, как относиться к такому парадоксу: мы полагаемся на данные науки и на медиков - про­фессионалов, пытаясь заново открыть и поддержать возможности женского организма и психики, а также установить особенности формирования естественной связи между новорожденным и ма­терью? Какова роль мужчины в движении за возвращение женщи­не возможности пережить опыт родов? Это проблемы, которые

волнуют меня. В настоящее время я серьезно думаю о том, чтобы уйти из акушерства; настало время мужчинам уйти из этой облас­ти и вернуть женщинам главенство во всем, что касается деторож­дения.

Хронический кризис акушерства, зревший на протяжении не­скольких столетий, сейчас достиг своего пика. Революцию, кото­рую мы ждем, сделают не профессионалы-акушеры, это вообще будут не профессионалы-медики. Но это не значит, что науке и ме­дицине уже не удастся сделать никакого вклада в эту революцию. В будущем, вероятно, технический прогресс сделает возможным применение беспроволочных мониторов для плода, которые поз­волили бы получать важную информацию о его состоянии, не на­рушая естественного хода родов. Достижения таких наук, как ней­рофизиология, несмотря на кажущуюся отдаленность от акушер­ства, тоже могли бы способствовать этой революции. Я думаю, что к родам все чаще будут относиться как к бессознательному про­цессу, который с успехом могли бы изучать науки, занимающиеся физиологическими изменениями сознания, такими, как сон и ор­газм. Однако самыми активными участниками этой революции будут сами женщины.

То, как женщины рожают, как рождаются дети, в большой сте­пени зависит от понимания обществом природы, науки, здоровья, медицины, свободы и человеческих взаимоотношений, особенно отношений между мужчиной и женщиной. Наш честолюбивый про­ект, цель которого - гуманизация и феминизация родов, предпола­гает очень простые средства его реализации. Дело в том, что ме­стные жительницы, которые рожали в нашем отделении, воспри­нимают все, что здесь происходит, как совершенно обычные вещи. Для них наше отношение столь естественно, что они не понимают, что все эти многочисленные посетители и съемочные группы здесь делают. Их удивление стоит того, чтобы о нем поразмыс­лить.

 

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.