Славяне и готы на Волыни и в Верхнем Поднестровье. Проблема локализации земли Oium и «племени» (gens) Spali

Максим Жих. Славяне и готы на Волыни и в Верхнем Поднестровье

пт, 09/12/2014 - 02:40 -- Максим Жих

Славяне и готы на Волыни и в Верхнем Поднестровье. Проблема локализации земли Oium и «племени» (gens) Spali

Одним из ключевых событий в истории ранних славян стала их «встреча» с готами. Есть основания полагать, что столкновение с готами стало важнейшим событием и в ранней истории первых славян Волыни. Детально остановиться на этом событии следует также потому, что в связи с ним волынские славяне, как я постараюсь показать, впервые упомянуты в письменных источниках, что позволяет, в свою очередь, уточнить время первого появления славян на Волыни.

Речь идёт о рассказе, повествующем о миграции германского «народа» готов от Балтики к Чёрному морю, который дошёл до нас в составе труда готского историка Иордана «О происхождении и деяниях гетов» (в науке также используется введённое Моммсеном условное сокращённое название «Гетика»), написанном в 550-551 гг., скорее всего в Равенне[1]. Происхождение этого рассказа и время его записи порождает ряд источниковедческих проблем. Во-первых, труд Иордана в значительной мере не имел самостоятельного характера, представляя собой, как сообщает сам автор (Iord., Get. 1), сокращённое переложение не сохранившейся истории готов в двенадцати книгах, написанной на основе разнообразных устных и письменных источников италийским политиком и писателем Кассиодором Сенатором между 526/527-533 гг.

Кассиодор, бывший сподвижником остготского короля Теодориха (470-526), в своей «Истории» проводил идеи о древности и величии готской истории, не уступавшей античной и бывшей её составной частью (в рамках этой концепции он отождествляет германцев-готов и фракийцев-гетов, хорошо известных античным авторам, чтобы таким образом вписать историю готов в историю античного мира), дабы таким образом римляне примирились с правлением готов в Италии. Иордан писал на 20 лет позже и его труд имел задачу как бы подменить собой сочинение Кассиодора, из которого была взята фактура, но подана в соответствии с иной концепцией: готы как часть античного мира должны подчиниться Ромейской империи, слава и мощь которой превосходят их славу и мощь[2].

При этом остаётся открытым следующий вопрос: является ли работа Иордана механическим сокращением труда Кассиодора с простой подменой его идеологического заряда, или же Иордан дополнял Кассиодора какими-то собственными данными, почерпнутыми как у других авторов, так и в готских сказаниях, которые вполне могли быть ему известны, ведь он и сам был готом по его же признанию (Iord., Get. 316) и служил нотарием у византйского полководца Гунтигиса Базы (Iord., Get. 266), принадлежавшего к правящему остготскому роду Амалов, соответственно, должен был знать родовые предания Амалов.

К примеру, в «Гетике» Иордана есть ссылки на труд некоего историка Аблабия, о котором нам неизвестно ничего, написавшего историю готов, видимо, ранее Кассиодора. И встаёт вопрос: ссылки на Аблабия Иордан просто выписал вместе со всем остальным из труда Кассиодора, который, кстати, в одном из своих сохранившихся текстов упоминает Аблабия[3], как полагает, например, А.Н. Анфертьев[4] или же он мог пользоваться работой Аблабия самостоятельно, используя её для дополнения данных Кассиодора, как предполагала Е.Ч. Скржинская[5]? Окончательного ответа на этот вопрос, видимо, дать при нашем состоянии источниковой базы, невозможно, а между тем, для нашей темы он имеет важное значение, ведь в конце рассказа о миграции готов в Причерноморье Иордан даёт прямую отсылку к Аблабию, труд которого характеризуется как «достовернейший» (Iord., Get. 28-29) и соответствующий готской эпической традиции. Последняя, впрочем, в любом случае была исходным источником «Повести о переселении гротов» (так я условно именую рассказ о миграции готов с Балтики в Причерноморье, входящий в состав «Гитики», далее – «Повесть»). Кассиодор, близкий ко двору короля Теодориха, а равно и Иордан, служивший у одного из Амалов, могли быть знакомы с ней независимо от труда Аблабия.

Можно полагать, что оба историка, ознакомившись с трудом Аблабия (независимо от того, знакомился ли с ним Иордан лично или только через Кассиодора) нашли подтверждение сообщаемым им данным в знакомой им живой готской эпической традиции. Это говорит о её распространённости и устойчивости, но не решает вопроса о достоверности.

Применительно к последнему вопросу в историографии наметилось два направления. Одни учёные рассматривают «Повесть», и в особенности сюжет о стране Ойум (Oium, готское Aujom – «страна, изобилующая водой»), как чисто фольклорно-эпическое произведение. В качестве примера приведём суждения А.Н. Анфертьева, который фактически отвергал все сообщаемые «Повестью» фактические данные: «считать готов выходцами со Скандинавского полуострова, по всей видимости, нельзя»[6], «вставка фольклорного сюжета, сопоставимого с рассказом о происхождении гуннов, а может быть, с представлениями о Меотийском болоте вообще. Дальнейший анализ этого сюжета (о приходе готов в землю Ойум – М.Ж.) требует собирания фольклорных мотивов о труднодоступных местностях и обрушивающихся мостах, а не попыток географической локализации рассказанного»[7] и т.д. Проблема, однако, в том, что принципиально данные «Повести» о готской миграции с севера на юг, от Балтики к Черноморью, подтверждаются всей совокупность данных (письменных, археологических и т.д.), которыми располагает наука и никак не могут быть отвергнуты, что, конечно, не исключает наслоения на достоверную фактическую основу тех или иных легендарных фольклорных мотивов.

Противоположная оценка данных «Повести» ярко выражена С.В. Воронятовым и Д.А. Мачинским, которые настаивают на её высокой достоверности: «Несомненно мы имеем дело с первоклассным и недооценённым в отечественной и зарубежной науке историческим источником»[8]; «Несомненно, в готском предании есть некоторые образы и сюжеты, которые напоминают ‘’общие места’’ в сказаниях разных народов о переселении. Но эти сюжеты в нашем случае столь конкретны и столь хорошо подтверждены археологией, что и к ним следует отнестись с достаточным доверием»[9].

Думается, вопрос о соотношении между теми элементами «Повести», которые сохранили для нас память о реально происходивших событиях и фольклорно-легендарными мотивами может быть решён только одним путём: тщательным и кропотливым рассмотрением каждого звена «Повести» и его сопоставлением со всеми остальными видами источников, какие только нам доступны. При этом сразу надо отметить следующее: в устной памяти реальное событие легко могло обрасти шаблонными фольклорными мотивами, что само по себе не свидетельствует о недостоверности самого события. «В легендах могут быть зёрна истинной правды», – писал Б.Д. Греков, – и вычленение этих зёрен и должно составлять основу любого исследования, посвящённого теме «эпос и историческая действительность».

Что касается тех учёных, которые не отрицая наличия в «Повести» фольклорных мотивов, пытались, тем не менее, выявить в ней историческое зерно, то их О.В. Шаров разделил условно на две большие группы: сторонников «западной» концепции (страна Ойум, в которую стремились готы, находилась к западу от Днепра) и сторонников концепции «восточной» (Ойум к востоку от Днепра)[10].

В свою очередь, в рамках каждого из двух означенных «генеральных» подходов также возможна значительная вариация. Рассмотрим кратко основные оригинальные гипотезы относительно локализации «желанной земли» готов – Ойума.

1. «Западная» концепция. В.В. Седов локализовал Ойум в окружённом болотами регионе Мазовии, Подлясья и Волыни, куда «вельбарцы»-готы продвинулись в конце II в. и где вельбарская культура функционировала на протяжении двух столетий, до последних десятилетий IV в. Река, которую пересекли готы на пути в Скифию – это, согласно учёному Висла, которая и отграничивала по мнению греческих и римских учёных, в т.ч. и самого Иордана (Iord., Get. 31), Скифию/Сарматию от Германии. Готы продвигались на юго-запад из левобережных районов Нижнего Повисленья[11].

Ф. Бирбрауэр предположил на основе археологических данных, что страна Ойум – это Волынь, а река, через которую переправлялись готы и на которой во время переправы обрушился мост – это Припять, болотистая местность же, в которой остались не сумевшие переправиться готы – Пинские болота. При этом речь идёт об относительно небольшой группе разведчиков-первопроходцев, основной же массив готов проследовал на Волынь позже[12]. Здесь, впрочем, сразу встаёт вопрос: как рассказ о небольшой группе первопроходцев мог стать рассказом о миграции всего народа?

М.Б. Щукин в одном месте своей книги «Готский путь» по поводу рассказа Иордана о приходе готов в страну Ойум писал, что «этот сюжет безусловно сказочный, хотя, быть может, и не лишенный зерна исторической истины»[13]. В другом же месте указанной книги учёный осторожно попытался выделить это «зерно», обратив внимание на то, что в ходе второй, дытыничской, волны продвижения на юг готов, носителей вельбарской культуры, возобновляются захоронения на заброшенных зарубинецких могильниках в Велемичах и Отвержичах в болотистой местности Полесья к югу ото Припяти, что «очень напоминает описанную Иорданом местность на пути движения готов Филимера (Iord., Get. 26)»[14]. Таким образом, рекой, через которую согласно «Повести» переправились готы в построениях историка оказывается Припять, и в целом позиция М.Б. Щукина напоминает взгляды Ф. Бирбрауэра, хотя он и не ссылает на него.

В этой связи категоричное утверждение О.В. Шарова, согласно которому «М.Б. Щукин во всех своих прижизненных работах предлагал совсем другой вариант локализации страны «Ойум», значительно восточнее»[15], кажется странным. О.В. Шаров ссылается на карту в рассматриваемой книге (С. 149. Рис. 52), где Ойум просто отождествлён со Скифией, но в тексте книги это тождество нигде никак не поясняется, а говорится то, что процитировано выше. В своих более ранних работах М.Б. Щукин ещё более чётко связывал Ойум с Волынью. В статье 1986 г. учёный писал, что «вельбаркцы двумя волнами проникают на Волынь («стрефа Е»), достигают на востоке Посеймья (Пересыпки), а на юге – Молдовы (Козья – Яссы). Это совпадает со свидетельствами о переселении готов и гепидов в страну Oium»[16]. В вышедшей в 1994 г. книге М.Б. Щукина читаем: «через 5 поколений готы Филимера двинулись в страну Ойум, чему соответствует движение носителей вельбаркской культуры в Мазовию и на Волынь»[17].

Особняком в рамках «западной» концепции локализации Ойума стоит гипотеза В.Н. Топорова, согласно которой «желанная земля» находилась в устье Дуная[18].

2. «Восточная» концепция.Ряд учёных, начиная с Л. Шмидта до Г.В. Вернадского помещали Ойум в южнорусских степях, на берегах Днепра, сдвигая его то на юг, к Причерноморью, то на север, к региону будущего Киева[19]. Не называя Ойума, фактически тоже самое пишет Х. Вольфрам: «рекой, которая разделила готов, был, вероятно, Днепр»[20].

Е.Ч. Скржинская выдвинула гипотезу о тождественности готского Ойума древней греческой Гилее, упоминаемой ещё Геродотом, на левом берегу Нижнего Днепра и его лимана[21]. Рекой, которую готы пересекли на своём пути в таком случае оказывается Днепр, который и разделил их на две части: остроготов, занявших левобережье Днепра и везеготов, оставшихся на его правобережье[22].

Т. Левицкий, опираясь на некоторые известия Плиния и Менандра Протектора помещал Ойум на Керческом полуострове[23]. Близкую идею высказал О.Н. Трубачев, согласно которому готский Ойум тождественен синдскому острову Eon, упоминаемому Плинием[24].

В.П. Буданова, обстоятельно изложив историографию Ойума[25], не сформулировала чётко своей позиции относительно его локализации, но сделала следующее небезынтересное замечание: «…вне внимания исследователей осталась противоречивость сообщений Иордана об ‘’Ойум’’. Она упоминается дважды… Сопоставление этих двух фрагментов (в одном Ойумом называются просто ‘’земли Скифии’’, в другом говорится о местности за рекой – М.Ж.) показывает, что в первом случае ‘’Ойум’’, у Иордана, довольно широкое понятие, близкое по смыслу к ‘’земле Скифии’’. Во втором фрагменте топоним ‘’Ойум’’ – это более конкретное географическое определение тех областей в Скифии, куда двигались готы, так как в этой ‘’Ойум’’ готы перешли какую-то, вероятно большую, реку»[26]. Обращает внимание исследовательница и на то, что «тот конкретный географический регион в Скифии, который обозначен историком (Иорданом – М.Ж.) как ‘’Ойум’’, не стал для готов конечным пунктом их передвижения в Скифию, но лишь промежуточным звеном в переходе с севера на юг (курсив В.П. Будановой – М.Ж.)»[27].

Недавно вышли две обстоятельные статьи, посвящённые проблеме локализации Ойума, авторы которых подходят к ней как раз с обозначенных противоположных сторон: статья, написанная в соавторстве С.В. Воронятовым и Д.А. Мачинским[28] и статья О.В. Шарова[29].

Обе статьи весьма эрудированы и интересны, но, к сожалению, впечатление от первой из них сразу портится двумя вещами. Во-первых, Д.А. Мачинский и С.В. Воронятов в качестве третьего автора статьи записали М.Б. Щукина, с которым её замысел Д.А. Мачинский обсуждал незадолго до его смерти[30], но в написании которой он прямого участия уже не принимал. Этот не совсем этичный факт «посмертного соавторства» уже вызвал обоснованное возмущение ряда учеников М.Б. Щукина, которые, однако, перегнули при этом палку, утверждая, что что Мачинский и Воронятов исказили идеи Щукина и напрасно приписали ему тезис о волынской локализации Ойума, который учёный будто бы никогда не озвучивал[31]. Выше уже было показано, что это не так: в ряде работ Щукин действительно локализовал страну Ойум на Волыни, хотя детально на этом и не останавливался, что не отменяет неэтичности факта «посмертного соавторства», так как неизвестно, согласился ли бы М.Б. Щукин со всеми положениями рассматриваемых авторов. К сожалению, разные группы коллег и учеников М.Б. Щукина после его смерти пытаются, так сказать, «приватизировать» его имя и наследие.

Во-вторых, Д.А. Мачинский и С.В. Воронятов, основной пафос статьи которых состоит в отождествлении Ойума с Волынью, нарочито проигнорировали работы своих предшественников В.В. Седова и Ф. Бирбрауэра так, словно их и нет и представили дело таким образом, что они первыми выдвигают означенную идею (ну, разве, ранее её мельком высказывал Щукин, хотя и Седов и Бирбауэр говорили об этом и более развёрнуто, и более чётко). Такое самолюбование авторов выглядит откровенно некрасиво, о чём я уже писал в работе, посвящённой В.В. Седову (представить, что его работы, равно как и работы Бирбрауэра им неизвестны, совершенно нереально)[32].

Остроумной гипотезой, высказанной Воронятовым и Мачинским является предположенная ими связь между наконечником копья, найденным в 1858 г. близ дер. Сушично к югу от Припяти (поскольку неподалёку находится г. Ковель его называют также Ковельским копьём), с рунической надписью, интерпретируемой как «к цели ездок»/«к цели скачущий»/«стремящийся к цели»/«преследующий цель»[33], и переправой готов через реку, о которой идёт речь в «Повести», коей, по мнению этих авторов, и была Припять. По мысли учёных копьё было при переправе воткнуто в землю в магических ритуальных целях, надпись на нём надо интерпретировать таким образом, что оно как бы достигло цели готов – земли Ойум, в которую они переправились[34]. Разумеется, это красивое построение сугубо гипотетично.

Ковельское копьё

В содержательной статье О.В. Шарова большой интерес представляет источниковедческий блок. Автор сопоставляет рассказ Иордана о миграции готов от Балтики к Чёрному морю с другим рассказом древнего автора – о происхождении гуннов и их приходе в Европу, находит в них сходные черты и различия и выделяет некий канон, по которому они оба, так или иначе, построены[35]. Тем не менее, по мнению учёного за фольклорными наслоениями вычленяется реальное историческое ядро, поскольку многие моменты в рассказе о готской миграции находят подтверждение в других источниках[36]. О.В. Шаров приходит к выводу, согласно которому земля Ойум находилась близ Меотиды, вероятнее всего, в степном Крыму. После покорения Ойума готы, согласно О.В. Шарову, продвинулись дальше: на территорию южного берега Крыма, или же в район Приазовья, вплоть до Танаиса и Таманского полуострова, что соответствует движению готов в крайнюю часть Скифии, о котором говорит Иордан[37].

Таким образом, мы видим, что позиция О.В. Шарова более всего соответствует взглядам Т. Левицкого и О.Н. Трубачева. К сожалению, работа последнего Шаровым вообще не упоминается, хотя там можно найти интересные лингвистические соображения в пользу приазовской локализации Ойума.

Очевидной слабостью такой локализации «желанной земли» является следующий факт: согласно повествованию Иордана готы вступили в Ойум сразу по приходу в Скифию, т.е. искать его логично где-то в северо-западной её части, но никак не на юго-востоке. Фактически основой для локализации Ойума, предложенной О.В. Шаровым, является только тезис о приазовско-крымском расположении «племени» спалов (Spali), с которым столкнулись готы, заняв Ойум. Этот момент мы разберём ниже.

Кроме того, сам О.В. Шаров констатирует, что «на сегодняшний день, мы не знаем ни одного памятника вельбаркской культуры в данном обширном регионе (Крым и Приазовье – М.Ж.), которые можно было бы как-то соотнести с миграцией готов Филимера»[38]. Учёный пытается решить эту проблему так: напомнив о том, что по пути готы подчинили ряд других германских племён, он приводит данные о находках в крымско-приазовском регионе германских артефактов интересующего нас времени (вторая половина II – начало III в.) en masse[39]. Однако, едва ли такой подход можно считать решением проблемы, скорее это можно было бы назвать стремлением обойти её, причём едва ли удачным: археологическим эквивалентом миграциям готов является распространение вельбарской культуры, что общепризнано со времён работ Р. Волонгевича[40]. Поэтому находки просто германских артефактов никак не могут служить доказательством присутствия где-либо готов, ибо так можно «доказать» их присутствие где угодно, где найдётся что-либо германское. Если уж предполагается, что даже младшие союзники готов оставили где-то свой археологический след, то археологический след готов там тем более должен обнаруживаться. Да и число германских артефактов, указанных О.В. Шаровым, весьма скромно. Что же касается ранних комплексов могильников типа Ай-Тодор[41], то едва ли они могут маркировать масштабную готскую миграцию, о которой повествует Иордан и доказывать присутствие в регионе значительных масс готского или вообще германского населения, скорее только небольших готских дружин.

Как видим, разброс мнений относительно достоверности и географической локализации данных сохранённой Иорданом «Повести о переселении готов» значителен. Попробуем заново детально проанализировать её, разбив на два условных смысловых блока, сопоставив сообщаемые «Повестью» факты со всеми иными доступными данными источников.

***

Поиск по сайту: