ЛУКОВ ВАЛ. А. МОЛОДЕЖНЫЕ СУБКУЛЬТУРЫ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

Исследования молодежных субкультур. Изучение молодежных субкультур издавна составляет важное направление социологии молодежи. С 60-х годов ХХ века к этой проблематике обратились ведущие социологи разных стран мира, в отечественной же социологии анализ молодежных субкультурных феноменов до конца 1980-х годов велся в очень узких рамках и не был сколько-нибудь значимой областью молодежных исследований. Частью это происходило из-за того, что такие феномены в силу утвердившихся научных парадигм воспринимались как социальная патология, а подобного рода тематика в основном носила закрытый характер и ее разработка не могла вестись по свободному выбору того или иного исследователя или исследовательского коллектива. Частью важно и то, что субкультуры, свойственные Западу, были мало представлены (по крайней мере на поверхности) в формах социальной и культурной активности молодого поколения.

С конца 1980-х годов внимание исследователей к молодежным субкультурам России стало более заметным — как у нас[1], так и за рубежом[2]. В 2000-е годы исследовательская активность в этом направлении усилилась. Некоторые авторы стремятся прояснить субкультурные характеристики молодежи в рамках отдельных территорий (например, к такому пути по мотивам вполне практическим склонны исследователи НИЦ «Регион» Ульяновского госуниверситета, руководимого проф. Е. Л. Омельченко[3]; внимание к субкультурам молодежи на региональном уровне проявляют исследователи Санкт-Петербурга[4]). Другие идут по пути описания большого и разнородного материала, который сгруппирован на основе определенной теоретической ориентации[5].

Разделы по молодежной субкультуре выделяются в изданиях учебного характера. Специально этому вопросу посвящено объемное учебное пособие С. И. Левиковой[6], опубликовавшей в последние годы немало работ по данной проблематике. В учебнике под редакцией В. Т. Лисовского параграф «Молодежная субкультура в современной России» написан З. В. Сикевич. Обращает на себя внимание то, что здесь под молодежной субкультурой понимается «культура определенного молодого поколения, обладающего общностью стиля жизни, поведения, групповых норм, ценностей и стереотипов»[7]. Автор настаивает на том, что молодежная субкультура — характеристика именно целого поколения, что «существует некое субкультурное "ядро", которое присуще в той или иной мере всему молодому поколению»[8]. Надо думать, эта точка зрения имеет немало сторонников, о чем свидетельствует, например, воспроизведение цитированных положений З. В. Сикевич в учебном пособии Ю. Г. Волкова, В. И. Добренькова и др. «Социология молодежи»[9].

С нашей точки зрения, трактовать субкультурные феномены как присущие (хотя бы в смысле их «ядра») всем молодым россиянам — значит стать на путь абстрактных схем. В действительности более плодотворна и реалистична позиция М. Фуко, который настаивал: во имя методологической строгости мы должны уяснить, что можем иметь дело только собщностью рассеянных событий[10]. В применении к конкретным обстоятельствам современной России это тем вернее, что привычный для общества западного типа образ молодежной субкультуры здесь довольно слабо представлен — по большей части именно как рассеянные события, общность которых устанавливается исследовательским конструированием реальности. Если исходить из ожидания, что в России молодежные группы формируются как стремление к смене установок (своих и общества) и в поведении отражают эту тягу к общественному обновлению на основе философского осмысления социальных ценностей и особого образа жизни, то материалы исследований последних лет покажутся обескураживающими: субкультурные феномены в западном смысле едва заметны. Их известность в обществе во многом результат «эффекта CNN»: представления как особо значимых событий и явлений в средствах массовой информации.

Молодежные субкультуры: российская специфика. Что же предопределяет российскую специфику субкультурных образований в молодежной среде, а точнее — их слабую развитость в традиционном для Запада понимании? Три фактора, как нам представляется, здесь играют основную роль.

Первый — социальная и экономическая неустойчивость российского общества на протяжении последних полутора десятилетий и обнищание основной части населения. В 2000 г., согласно данным Госкомстата России молодежь (16–30 лет) составляла в численности населения с денежными доходами ниже величины прожиточного минимума 21,2%, а в своей возрастной группе доля бедных была 27,9%[11]. Среди безработных молодежь в возрасте до 29 лет тогда же составила 37,7%[12]. Хотя в последующие два года отмечался некоторый экономический подъем, принципиально картина не изменилась. Для значительной части молодежи проблема физического выживания отодвигает на задний план потребности, реализуемые в формах молодежных субкультур.

Второй фактор — особенности социальной мобильности в российском обществе. Каналы восходящей социальной мобильности в 1990-е годы претерпели коренные изменения, и молодежь получила возможность достигать престижное социальное положение в очень короткие сроки. Первоначально (в начале десятилетия) это привело к оттоку молодежи из системы образования, особенно высшего и послевузовского: для быстрого успеха (понимаемого как обогащение и достигаемого в основном в сфере торговли и услуг) высокий уровень образования был скорее помехой, чем помощью. Но позже вновь усилилась тяга к получению образования как гаранта личного жизненного успеха. Кроме того, действует фактор укрывания юношей от службы в армии.

Возможность быстро достичь успеха, стать богатым, в действительности слишком часто основанная на криминале, является, тем не менее, основой для социальных установок и ожиданий значительной части российской молодежи. Этим во многом вытесняется идентификация с субкультурными ценностями в западном смысле, поскольку такая идентификация в российских социокультурных условиях противоречит реализации установок на материальное благополучие.

Третий фактор — аномия в российском обществе в Дюркгеймовом смысле, т. е. утеря тех нормативно-ценностных оснований, которые необходимы для поддержания социальной солидарности и обеспечения приемлемой социальной идентичности. В молодежной среде аномия ведет к парадоксальному сочетанию актуальных оценок и глубинных ценностных предпочтений.

В плане актуальных оценок особенно значимо отношение молодежи к органам государственной власти, к высшим должностным лицам. В середине 1990-х годов негативные оценки повсеместно преобладали, но и исследования последнего времени фиксируют относительно низкие показатели доверия молодежи к государственным структурам. Позитивный сдвиг наметился с начала 2000-х годов в отношении к Президенту России (по мониторингу ВЦИОМ, в ноябре 2001 г. В. В. Путин вызывал доверие у 39,1% респондентов в возрасте до 29 лет[13]). Но та или иная оценка Президента не ведет автоматически к повышению доверия к власти в целом или ее отдельным институтам. Важным итогом недоверия к власти является распространение уверенности молодых россиян в том, что можно полагаться только на собственные силы.

На фоне социальной аномии широчайшее распространение приобретает преступность среди российской молодежи. С 1990 по 2000 г. состав лиц, совершивших преступления, численно увеличился почти в два раза (с 897,3 тыс. до 1741,4 тыс. человек), а в возрастной группе 18–24-летних в 2,5 раз (с 189,5 тыс. до 465,4 тыс. человек). В 2000 г. к лицам, совершившим преступления, были отнесены 932,8 тыс. молодых россиян (14–29 лет), т. е. более половины (53,6%) всех преступников[14]. Что это означает для современного состояния молодежной среды в России? Расчет на базе официальной государственной статистики показывает, что число молодых россиян, хотя бы раз совершивших преступление (по установленным фактам), в данное время составляет примерно 6 млн. человек, или одну пятую часть молодежи в возрасте 14–30 лет.

Эти драматические обстоятельства имеют непосредственное отношение к специфике молодежных субкультур в России. Если попытаться выявить черты, свойственные различным субкультурным образованиям в молодежной среде, то (1) связь с субкультурами криминала окажется одной из наиболее часто представленных — наряду с (2) влиянием западной молодежной моды, (3) феноменом романтической компенсации повседневной рутины, а также (4) воспроизводством некоторых черт советского прошлого. Эти четыре характеристики могут выступать как основа типологизации молодежных субкультур в России, и в отборе субкультурных феноменов для описания и анализа мы в основном ориентировались на них.

Криминализация молодежных субкультур. Истоки этого процесса носят общесоциальный характер. Большое число молодых людей осуждены за преступления и отбывают наказание в местах лишения свободы. Общее число осужденных в возрасте до 30 лет в период между 1990 и 2000 г. составило 5576,3 тыс. человек[15]. При суммировании мы не учитывали рецидивы, но все же ясны масштабы явления. Часть вернувшихся из мест заключения активно участвуют в формировании молодежных групп криминального характера. В середине 1990-х годов в России по официальным данным насчитывалось более 5 тыс. таких групп[16]. Такого рода группировки, а в еще большей мере носители тюремного опыта — важные каналы проникновения делинквентных субкультур в молодежную среду, но все же проблема этим не исчерпывается. Масштабы организованной преступности в России таковы, что значительная часть молодежи оказывается прямо или косвенно связанной с криминальными структурами, имеет контакты с ними в сферах бизнеса, политики, развлечений и т. д. Организованная преступность фактически составляет параллельную реальность, и принятые в ее среде социокультурные ориентиры приобретают ценностное значение в молодежной среде.

Из этих ориентиров особое значение имеет культ физической силы, ориентация на здоровый образ жизни как одну из высших жизненных ценностей. В наших исследованиях зафиксированы случаи, когда молодые люди добровольно лечатся от наркомании, мотивированные тем, что это обязательное условие их возвращения в преступную группировку.

Криминализированы многие молодежные сообщества, сформировавшиеся вокруг спортивных комплексов и тренажерных залов, любительских объединений каратэ, кикбоксинга, других видов единоборства, которые в определенных случаях используются криминалом как боевые отряды при «разборках», резерв охраны и телохранителей. В своем большинстве такие объединения имеют легальный фасад спортивной организации, связь с криминалом может быть не известна многим участникам. Субкультурными признаками такого рода групп становятся конкуренция накаченных мышц (искаженная форма бодибилдинга), тренировочный костюм как наиболее приемлемая в любых ситуациях одежда, довольно часто — золотые перстни и другие знаки принадлежности к иерархии преступного мира.

Нередко солидарность криминальной молодежной группы укрепляется совместными действиями по «оздоровлению» общества.

В 1980-е годы в этом плане опасения вызывали различные локальные группировки, название одной из которых было в общественном сознании стало знаком всего этого явления. Речь идет о люберах.Люберы — одна из молодежных групп криминального характера, получившая широкую известность (в основном через публикации в СМИ) как своего рода модель агрессивного поведения молодежи в условиях социальной аномии. В городе Люберцы близ Москвы эта группа сформировалась как спонтанное объединение молодежи младших возрастных групп, отсюда и название. Особенностью социальной практики, выражавшейся люберами, является то, что в ней произошло соединение своеобразно понятой установки на здоровый образ жизни и агрессивного ответа на жизненную неустроенность и повсеместное нарушение социальной нормы в период «перестройки». Последнее обстоятельство реализовалось у люберов в т. н. практике «ремонта» — совместных действиях по «оздоровлению» общества, а на деле целенаправленном преследовании тех, кто, по мнению любералов, портит общество (группа подростков вылавливает и избивает бомжей, проституток, алкоголиков и т. д. в качестве «меры перевоспитания»). «Успешные» рейды укрепляли солидарность криминальной молодежной группы на ценностях насилия. В самом внешнем виде люберов, их одежде (например, многие носили штаны с вшитыми железными чашечками) выражалась готовность к немедленному физическому столкновению. Группы люберов появлялись в Москве, других городах, искали «врагов», устраивали побоища. Для их усмирения часто использовались специальные контингенты милиции.

Хотя крупных скандалов вокруг люберов, вроде их целенаправленного выезда в 1987 г. в Ленинград для очистки города от металлистов, панков, хиппи, уже с середины 1990-х годов не отмечалось, ряд молодежных групп сохраняет соответствующую идентичность, и слово «люберы» осталось общеизвестным обозначением агрессивных молодежных банд, вошло в песни (например, песня российского рок-музыканта Ю. Шевчука «Мама, я любера люблю», песня группы «Гражданская оборона» «Эй, брат любер» и др.). Первые спонтанные практики «ремонта» позже преимущественно стали характеризовать некоторые экстремистские праворадикальные группы с более высоким уровнем организации и субкультурной определенности (скинхеды, баркашевцы). «Ремонт» проявляется и сегодня. Особенно большую тревогу общества вызвали в начале 2000-х годов погромы в Москве торговцев с Кавказа, где практика «ремонта» явно носила организованный характер и где ударной силой стали подростки (возможно, футбольные фанаты, но источник событий находится в правоэкстремистской части политического спектра и в уголовном мире). Середина 2000-х годов стала временем расовых преступлений, совершаемых некоторыми молодежными группами и отдельными лицами совершенно сознательно.

В настоящее время все больше криминализация молодежных сообществ осуществляется структурами организованной преступности на планомерной основе — как подготовка своего кадрового резерва. Летом, например, действуют десятки палаточных лагерей для подростков, созданные преступными группировками в разных регионах России под видом легальных форм юношеского отдыха. Известны факты, когда преступные группировки с той же целью берут шефство над детскими домами.

Влияние западных молодежных субкультурных феноменов. По этому признаку охарактеризовать российские молодежные субкультуры очень сложно не столько из-за изобилия быстро возникающих и исчезающих форм, сколько из-за того, что в российской среде некоторые из них являются простым заимствованием, в то время как другие могут отражать скорее сходство мотивов действий. В самом деле, российские скинхеды, возникшие как оформленное движение в начале 90-х годов ХХ века (всплеск численности скинхедов относят к периоду после событий сентября-октября 1993 г.), хоть и по форме близки к западным аналогам, но порождены прежде всего внутренними проблемами страны. (Рассмотрение скинхедов в рамках субкультурной проблематики упростило бы задачу анализа. Они должны изучаться в более широком социальном контексте как одна из угроз безопасности России, но объем и сложность этой темы не позволяет ее здесь осветить удовлетворительно.) В общем, имеются разные дистанции российских субкультурных феноменов от западных образцов. Рассматриваемые ниже субкультурные формы показывают эту разницу: от фактически «наших» футбольных болельщиков, где западное влияние не осознается большинством участников, до рейверов и хип-хоп культуры, где «нашего» (российского) довольно мало.

Футбольные болельщики. Близкую к криминальным субкультурам группу составляют фанаты (фаны) футбольных команд. Сообщества футбольных фанатов — одна из наиболее распространенных форм субкультурной молодежной активности в современной России, имеющая давнее происхождение. Многие формы поддержки команд своими болельщиками сложились еще в 1930-е годы, когда футбол был любительским в полном смысле слова и футболисты работали в трудовых коллективах (иначе говоря, в среде своих болельщиков). Позже, по мере профессионализации футбола в России, возникла современная практика организованных выездов фанатов для поддержки команды на играх в других городах (например, фаны московской футбольной команды «Динамо» относят первый такой выезд на игру в другом городе к 1976 г.). В этих формах любительской активности сообщество фанов автономно от поддерживаемой команды.

Специфика этой субкультурной формы состоит в ситуативности идентификации, что требует от участников минимума усилий и не затрагивает глубоко образ жизни. Опрошенные нами в мае 2000 г. фанаты футбольных команд (37 юношей-москвичей) не знали истории этих спортивных коллективов, им достаточно было актуальных знаний о недавних и предстоящих матчах. Разумеется, сама игра на футбольном поле их вдохновляет, но более значимы (как можно судить из интервью) моменты общей эмоциональной разрядки, возможности «оторваться», проявлять свои чувства в полной мере (орать, буянить).

Компенсаторное назначение буйства на стадионе и вандализма после матча очевидно. Но субкультурный смысл футбольных фан-сообществ этим, разумеется, не исчерпывается. Молодые болельщики получают возможность в кругу своих сверстников моделировать свое поведение как групповое и в то же время не испытывающее давления основных социально-контрольных инстанций (родители, школа и т. п.). В этом существенное отличие футбольных фан-сообществ от, например, сообществ поддержки, группирующихся вокруг театров (в театральном сленге «сыры» — нечто вроде клакеров, но обычно без меркантильного интереса; здесь слабо выражена возрастная дифференциация и возрастные конфликты).

Футбольные фанаты — сложное по организации сообщество. В среде фанатов московского «Спартака» (в котором насчитывается по крайней мере 85 тыс. человек: такое число организованных болельщиков отмечалось на некоторых наиболее важных матчах) выделяются, в частности, такие группы, как «Ред-уайт хулиганс», «Гладиаторы», «Восточный фронт», «Северный фронт» и др. Группировка, удерживающая контроль над всем сообществом, — «Правые». В нее входят в основном молодые люди, отслужившие в армии. «Правые» выезжают на все матчи команды, их основная функция — заводить стадион, организовывать реакцию болельщиков («волну» и т. д.), но также и командовать «военными действиями» — битвами с болельщиками враждебных команд и милицией. Выезды в другие города очень часто связаны с драками — нередко уже на вокзальной площади. Группы, приезжающие на матч в другой город, координируют свои действия по сотовой связи, быстро обеспечивают поддержку тем, кто отражает нападение местных футбольных хулиганов. В целом хулиганствующая масса молодых людей хорошо управляема вожаками (предводителями) из «Правых».

В обозначениях «своих» также прослеживается иерархическая организационная структура. Основное средство отличия — шарф («розетка», «роза»). Обычный шарф выдержан в цветах футбольной команды (у спартаковских фанов — сочетание белого и красного) и может иметь различные надписи (у спартаковских болельщиков, например: «Let’s go Spartak Moscow»). Варианты «хулиганского» шарфа содержат оскорбление противнику и вызов (например, спартаковский ромб, перекрещенный шпагами, внизу надпись: «Смерть врагам!» и изображение непристойного жеста). Те, кто участвовал в более чем 10 выездах на матчи команды в другие города, вправе носить особый — с индивидуальным номером — шарф, который изготовляется по заказу в Великобритании. Иметь такой шарф — значит, относиться к элите (группе «Правых»). Потеря номерного шарфа (обычно в драке, стычке с милицией) влечет за собой потерю права принадлежать к элитной группировке, вернуться в которую возможно после получения выполненного на заказ нового шарфа.

В рамках фановского движения сочетаются разные установки и стили жизни. Группа спартаковских болельщиков «Гладиаторы» руководствуются философией «чистого образа жизни». Физически хорошо развитые (ценности и практика бодибилдинга), ее участники избегают драк, но защищают «маленьких» — самую юную часть фанатов, новичков. В то же время среди фанатов выделяется группа, которую «свои» презрительно называют «Колдырь бой-фронт», — 17–18-летние и старше болельщики-алкоголики («колдырь» на сленге — пьяница, пьет что попало).

В известном смысле сообщества футбольных фанатов восполняют недостатки социального опыта межгруппового взаимодействия, включая и опыт масштабного противостояния. В последнее время такие сообщества при разных командах все активнее заключают договоры о «ненападении» и совместных действиях против других сообществ (у спартаковских, например, — договор с болельщиками за «коней» — ЦСКА, дружба с малочисленными сообществами «торпедонов» — болельщиков команды «Торпедо», «паровозиками» — болельщиками команды «Локомотив», но враждебные отношения с болельщиками команды «мусоров» — московского «Динамо»). Некоторые стороны общественного движения институционализируются, и, в частности, в официальных фан-клубах при спортивных обществах фаны могут получать именные карточки для покупки билетов на матчи своей команды со скидкой.

Экологисты. В целом экологическое сознание российской молодежи — в стране Чернобыля — не настолько развито, чтобы реализовываться в особых жизненных стилях на оригинальной философской основе. Даже среди студенческой молодежи (наиболее культурной и информированной в молодежной среде), по данным наших исследований, испытывают опасение относительно загрязнения окружающей среды, экологической катастрофы менее четверти опрошенных (19,7%; исследование МосГУ «Молодежь-2002», N=718). Экологически ориентированные группы немногочисленны и в известной мере являются подражанием формам молодежной активности Запада. Акции российского «Гринписа», например, в большей мере демонстративны, чем эффективны.

Некоторые молодежные объединения в своих официальных материалах демонстрируют четкую ориентацию на экологическую проблематику, но в действительности не она составляет основу группообразования. В подобных случаях очевидно использование популярных субкультурных образов для имиджа организованных структур. Но здесь есть и другая сторона: стихийным группам, основанным на каком-либо общем интересе, не слишком принимаемом в обществе, удобнее организовываться при официальных структурах и поддерживать их в той мере, в какой это не мешает реализовывать особое видение мира и соответствующие им социальные практики. В ином случае существование некоторых из таких любительских объединений было бы почти невозможным из-за материальных трудностей и правовых препятствий.

Байкеры versus мотоциклисты. Иногда спонтанные формы субкультурной активности соотносят с некоторыми привычными западными стилями по ошибке, в одно целое соединяются разные по природе явления. Такова ситуация в отношении байкерства. В России есть некоторое число байкерских группировок в привычном для Запада смысле. По своему происхождению они — слепок с западных байкеров, но социальная подоплека здесь иная. В России подражать западным байкерам могут преимущественно состоятельные люди. Имея особые мотоциклы (в России — недоступные по цене даже для «среднего класса») и другие культовые знаки байкерства, российские байкеры чаще всего лишь потребители определенного культурного ассортимента. По экспертным оценкам, большинство из них не способны исправить даже простые поломки в мотоцикле, по любому поводу обращаются на станции технического обслуживания.

Иной характер носит связанный с мотоциклом стиль жизни, который начинает распространяться в России. Молодые люди, придерживающиеся его, не имеют какой-либо идейной платформы, идентификация происходит в рамках небольших сообществ, у которых нет знаковой системы и даже самоназвания (пример из наших интервью с 19-летним участником одного из сообществ мотоциклистов: «Как вы сами себя называете?» — «Никак. Мотоциклистами — как еще?» — «Не байкерами?» — «Нет! Только не байкерами!»). Характерно, что одна из черт самоидентификации участников движения — подчеркивание своего отличия от байкеров («они — тупые, пьянь»). На основе интервью с рядом юношей, участвовавших в июне 2000 г. в ежегодном мотофестивале в Малоярославце (город в Калужской области, в 120 км от Москвы), мы можем констатировать, что организованные для байкеров формы соревнований («сосиска»: задача девушки, сидящей сзади байкера, откусить на ходу подвешенную сосиску; соревнование на звание «мисс мокрая майка» и др.) не привлекают ни мотоциклистов-спортсменов (для которых также организованы собственно спортивные конкурсы), ни той части мотоциклистов, о которых мы говорим. Ежегодный съезд (в прямом смысле — на мотоциклах) нескольких тысяч юношей и девушек (девушки чаще — как сопровождение) из многих российских городов и сел (даже с Дальнего Востока) в Малоярославце показывает, что определенная часть участников мотофестиваля придерживаются особого стиля жизни: эти мотоциклисты сами создают свой мотоцикл: покупают очень дешево старый мотоцикл (обычно в деревне), который дополняют деталями выброшенных на свалку мотоциклов, автомобилей, разного рода промышленных отходов. Такой обновленный, с оригинальным дизайном мотоцикл, не способный развивать слишком большой скорости, стоит примерно в 10 раз меньше, чем мотоцикл в магазине. Мы наблюдали работу по переделке мотоциклов в нескольких московских гаражах: юноши на протяжении трех-четырех месяцев собирали мотоциклы, фактически переселились в гаражи. Некоторые переоборудовали под мастерские свои комнаты в квартирах, и мотоцикл занимает основное место в таких комнатах. Атмосфера в период сборки — рабочая и спокойная, работу не завершают попойки. Образец дизайна, а частью и технической конструкции мотоцикла берется из западных журналов. Когда работа закончена, небольшие группы (дружеские компании) едут достаточно спокойно (не нарушая правил) на мотоциклах по дорогам. Они не ставят никаких особых целей путешествия — «просто едут».

Это не определившееся еще движение формируется в среде молодых людей из семей с небольшим достатком. Возможность свободно ехать на технике, сделанной своими руками, создает почву для самоутверждения и творческого отношения к жизни. Следует также учитывать, что в России при ее дорогах мотоцикл давно стал одним из основных (наряду с велосипедом) средств передвижения в небольших городах и селах, гораздо более важным и нередко более престижным, чем автомобиль. В этом отношении практика означенного движения мотоциклистов очень давняя, совершенно не байкерская, пока слабо фиксирующая свое символическое пространство, но, несомненно, связанная с особой субъективной конструкцией социальной реальности. (Здесь много параллелей с сообществом владельцев автомобилей-олдтаймеров, как показывает выполненное под нашим руководством исследование[17]).

Рейверы. Среди заимствований с Запада в Европейской части России достаточно заметны, в основном благодаря средствам массовой информации, рейверы. «Рейв» (от англ. rave — бредить, бред, бессвязная речь, также: неистовствовать, реветь, выть, бушевать, говорить с энтузиазмом) трактуется в «Сло­варе современного сленга» Т. Торна как «дикая вечеринка (awild party), танцы или ситуация отчаянного поведения»[18].

Источником жизненных ориентиров рейверов стал музыкальный стиль, а если точнее — образцы жизненного стиля наиболее популярных, выступающих в харизматической роли кумиров музыкантов — носителей (создателей) соответствующих социокультурных образцов. Оторвавшись от источника, рейв приобрел интернациональные черты, свойственные и российским последователям из среды молодежи. Российские рейверы в основном заимствуют модель поведения завсегдатаев ночных клубов. Соответственно этой модели образ жизни российского рейвера — ночной. В облике рейверов и стилистике поведения реализуется идея отхода человека от природы. Индустриальные ритмы, характерные для музыкального стиля рейверов, — своего рода альтернатива рок-музыке.

В России рейв-культура развивается примерно с 5-летним запаздыванием по отношению к мировой практике. Такую оценку дают участники действующих в крупных городах рейв-клубов. В Москве входная плата в клуб 20 долларов, напитки продаются по ресторанным ценам, следовательно, в российском варианте это никак не субкультура молодежи рабочих кварталов, каковой она была в Великобритании в период зарождения.

Хип-хоп культура. Хип-хоперы укоренились в российской молодежной среде уже достаточно давно, и на характеристике черт этой субкультуры мы остановимся подробнее.

Хип-хоп — «уличная культура», получившая широкое распространение с середины 1970-х годов в США, а затем во многих странах мира как одна из субкультурных форм освоения молодежью социальной субъектности через создание, освоение, распространение, развитие четырех основных направлений: брейк-данс, рэп, граффити и ди-джеинг. В составе элементов хип-хоп культуры рассматриваются также стритбол (уличный футбол), роллинг (определенная техника катания на роликах) и др.

По своему происхождению хип-хоп культура связана с бедными «цветными» кварталами крупных городов США и отразила черты культурных паттернов ряда этнических групп. Так, за основу брейк-данса взяты афро-американский ритм и черты народного «танца в кругу», элементы акробатики, афро-бразильской борьбы капоэйро, приемы китайского кунг-фу. На становление хип-хоп культуры оказало влияние массовое распространение технических новинок в области музыкального оборудования, прежде всего появление виниловых пластинок и техники, позволявшей их проигрывать на уличных «тусовках». На этой базе сформировались первые подходы к ди-джеингу (от DJ — disk jokej — ведущий программу, составленную из звукозаписей). П. Шэффер, в частности, рассматривается как один из первыхDJ, который в 1930-е годы стал трансформировать записанную на пластинках музыку путем проигрывания сразу двух пластинок, изменения скорости вращения дисков и т. д., что позже вошло в практику ди-джеинга, сформированную пионерами хип-хопа DJ Kool Herc, Africa Bambaataа, Grandmaster Flash, DJ Hollywood и Grandwizard Theodore: они изобретали новое звучание музыкальных записей (хип-хоп звучание)[19].

Хип-хоп культура — сложное культурное образование. В формировании граффити как направления хип-хоп культуры проявился контркультурный характер этой социокультурной практики. Напротив, рэп (ритмическая скороговорка; англ. rap — легкий удар, стук) тесно связан с культурной традицией, восходящей к искусству африканских поэтов-пропо­вед­ников (Griots), а также к принятым формам быстрого, ритмичного проговаривания текстов молитв и проповедей, что является характерной чертой черных протестантских общин в США. Скороговорка применялась на черных радиостанциях ди-джеями в 1950–1960-е гг. (jive-talking). Некоторые исследователи относят к истокам рэпа ритмичные хвастливо-угрожающие тексты, произносимые боксерами на ринге перед матчем для устрашения противника, как это делал, в частности, Мухаммед Али. Рэп как типичный образец городской, уличной культуры многое взял из эстетики «дворовой» жизни, быта музыкантов-лабухов и пр. Одной из черт раннего рэпа является хвастовство как способ самоутверждения. В скороговорке присутствует не только жесткая ритмическая основа, но и рифмы, что сделало рэп разновидностью современной поэзии. Происхождение рэпа исследователи связывают с инновациями DJ KoolHerc, который в 1975 г. начал на вечеринках во время танца подключать микрофон и говорить с танцующей толпой. Поначалу это были односложные покрики или скандирование какой-нибудь подбадривающей фразы, позже рэп породил развернутые поэтические монологи.

К середине 1970-х годов в Бронксе и Гарлеме действовало множество (несколько сотен) брейкерских команд, деливших территорию города и танцевавших каждая на своем перекрестке. Такие команды, как «Rock Steady Crew» и « New-York City Breakers», вели так называемые ритуальные «битвы», которые, будучи засняты на видео, получили широкое распространение в мире и породили волну подражаний среди подростков. По мере роста популярности хип-хоп культуры она приобретает черты молодежной моды, становится частью шоу-бизнеса: брейкеры и рэперы появляются в коммерческих проектах (телешоу, реклама, клипы, демонстрация одежды и т. д.). С середины 1980-х годов популярность хип-хопа стала падать, хотя и сегодня он сохраняется как одна из молодежных субкультур. Крупные мероприятия, акции и программы в рамках хип-хоп культуры поддерживают такие корпорации и компании, как «Puma», «McDonalds», «Coca-Cola», «Philips», «Adidas» и др.

В СССР первая волна хип-хоп культуры прокатилась в середине 1980-х годов. Источником информации о хип-хопе были фильмы, которые привозились из-за границы частными лицами. Джазовый ансамбль «Арсенал» (рук. А. Козлов) одним из первых стал строить танцевальную часть концертов на основе брейк-данса. Появившиеся первые команды, ориентированные на хип-хоп, не встречают сопротивления власти в условиях социальной аномии и поддерживаются демократической общественностью. Проводятся фестивали брейк-данса, образцы брейка появляется в фильмах («Диск-жокей», «Женский клуб», «Танцы на крыше», «Гремучая дюжина», «С роботами не шутят» и др.). В настоящее время хип-хоп культура в России не воспринимается как контркультурное образование. Первоначально оно рассматривалось как прямое свидетельство американизации общественного сознания российской молодежи, но теперь более ясна адаптивность хип-хопа в отношении различных социокультурных систем, в частности менталитета россиян. Часто молодежные хип-хоп коллективы приглашают на различные крупные презентации, праздники, форумы, фестивали. В ряде мест группам хип-хопа оказывается поддержка органами государственной власти, общественными объединениями (в частности, Российский союз молодежи разработал программу «Хип-хоп старт»). В Чебоксарах на протяжении ряда лет проводятся международные фестивали хип-хоп культуры «Кофемолка» (V фестиваль — 2004) при организационной и финансовой поддержке федеральных и региональных структур, ответственных за осуществление мер в области государственной молодежной политики. В Якутии проходят фестивали «Hip-hop live». На регулярной основе проводятся Московский открытый фестиваль по брейк-дансу «OPEN», международный рэп-фестиваль «RAP-music», официальный отборочный тур чемпионата мира по брейк-дансу для команд из России и стран СНГ «BOTY — Russia» и др.

При поддержке мероприятий в области хип-хоп культуры учитывается, что по происхождению хип-хоп связан с бескорыстным интересом городской молодежи к самовыражению и освоению окружающего мира в своеобразных субкультурных формах. Поскольку особенности хип-хоп культуры связаны с действиями на открытых территориях, в парках, на спортивных площадках, она стала своего рода альтернативой молодежным бандам преступного характера. «Сражения» между ди-джеями, соревнования между мастерами брейк-данса и рэпа, по данным исследований, привели к ощутимым положительным последствиям: снизилась общая агрессивность разборок между уличными бандами, отрицательная энергия противостояния реализовалась в другой форме, молодежь, увлеченная хип-хопом, была отвлечена от наркотиков и алкоголя, поскольку занятие брейком требует спортивной подготовки. Хип-хоп заметно оздоровил обстановку в криминальных, неблагополучных кварталах крупных городов Америки и Европы, других регионов мира. В своих некоммерческих формах хип-хоп культура не требует от молодежи больших финансовых вложений, дает возможность организовать активный досуг определенной части молодежи, ориентированной на ценности этой субкультурной конструкции.

Брейк-данс (англ. Breakdance — «ломаный танец») — вид «танца в кругу», связанный с хип-хоп культурой. Для его обозначения также используются слова (некоторые вошли в молодежный сленг) «брейкинг», «рокинг» (первоначальное название брейк-данса), «би-боинг» (от b-boy — парень, исполняющий брейк, но, возможно, и от африканского словаboioing — танец, состоящий из прыжков). Возник в конце 1950-х годов в Нью-Йорке как явление молодежной «культуры улиц» в кварталах иммигрантов. По данным исследователей хип-хоп культуры, в конце 1960-х годов брейк-данс существовал еще в виде двух самостоятельных танцев — лос-анджелесской пантомимы («верхний брейк», boogie), шедшей от негритянской традиции, и нью-йоркского акробатического стиля («нижний брейк» латиноамериканского происхождения, собственно breaking).

Популярность брейк-данс приобрел после того, как в 1969 г. певец Джеймс Браун сопроводил хит «Get on the Good Foot» исполнением на сцене новых танцевальных элементов. Это дало импульс для появления в начале 1970-х годов молодежных групп, исполнявших танец «Good Foot» (от названия хита Дж. Брауна). Танец соединял воедино различные по происхождению элементы брейк-данса: «тикинг» (tiсking — «тиканье») — прерывистое танцевальное движение, когда тело фиксируется в разных положениях; «вэйвинг» (wave — «волна»), при котором тело изгибается волнообразно; «локинг» (locking — «торможение») — трансформация буги-фортелей и т. д. В брейк-дансе, исполняемом на дискотеках, утвердился стиль «робот», имевший своим источником лос-анджелесский буги. Распространение нового танцевального стиля непосредственно было связано с активностью молодежных групп и с упомянутым уже разделением территории больших городов на зоны, контролировавшиеся командами брейкеров. Конкуренция групп порождала усложнение брейка как танца и его растущее значение как ценности в молодежной среде. В этой части брейк-данс стал компенсаторным средством агрессивности подростков («танцевальные битвы»: один из лидеров хип-хопа Afrika Bambaataa предложил уличным молодежным группам «разбираться не стволами, а танцами: кто станцевал хуже, тот проиграл»).

В 1980-е годы в брейке усиливается инновация в области движения (увеличение в нем акробатических элементов и движений из восточных единоборств) — во многом под воздействием латинос. Би-бой по кличке Крэйзи Легз ввел в брейк вращательные элементы: windmill, headspin, turtle, backspins и др. Этот технически сложный танец привлек внимание СМИ. Появление фильма «Flashdance» (1983) с участием команды RSC, видеоклипов и фильмов с этой и другими командами имело решающее значение для превращения брейка в мировую молодежную моду и масштабный коммерческий проект. С 1987 г. волна популярности брейка в коммерческих проектах пошла на спад. Однако в молодежной среде он продолжает занимать определенное место.

В СССР/России брейк-данс стал известен в середине 1980-х годов. В 1985 г. возникли первые команды брейкеров «Меркурий» и «Магический круг». Началось проведение фестивалей брейк-данса (Таллин, 1985; Москва, 1986; Рига, 1987 и др.). Вновь интерес к танцу в молодежной среде распространяется в 1990-х годах. Появляются новые команды исполнителей, открываются первые танцевальные школы брейка, этот танцевальный стиль демонстрируется по телевидению (особенно часто — по MTV). С 2001 г. Россия впервые официально участвует в международном чемпионате по брейк-дансу.

Брейк-данс — заметное явление в жизни молодежи современной России, в том числе и не связанной с хип-хоп культурой. Однако в социологии молодежи оно не нашло более или менее серьезного отражения. Отдельные стороны этого явления представлены в работах по молодежным субкультурам.

Граффити (ит. graffito — «нацарапанный») — вид художественного искусства, настенная символическая живопись, придание текстовой информации определенной образной формы. В этом смысле термина граффити являются феноменом хип-хоп культуры. Это своеобразное направление артдизайна, получившее распространение в молодежной среде и ставшее фактом контркультуры, переросшей в устойчивую социально-художественную практику.

История граффити начинается в середине 1960-х годов в Филадельфии (США), где впервые зафиксирован «бомбинг» (to bomb — «бомбить») — практика писания на стенах общественных зданий своих имен как художественно оформленных текстов. Исполнители таких надписей получили название «райтеры» (от англ. write — «писать»). Внимание, которое было уделено в СМИ райтерам появившихся по всему городу надписей «CORNBREAD» и «COOL EARL», возможно, предопределило дальнейшее развитие этой контркультурной социальной практики в Нью-Йорке. Особо важным для истории граффити считается 1970 г., когда 16-летний негр Demetrius стал метить стены нью-йоркского метро своей кличкой «Taki 183». Эта метка называлась «тэгом» и представляла собой типичное прозвище би-боя, состоящее из псевдонима и номера улицы, где проживает райтер. Первоначально «тэги» писались без специальных изобразительных средств и соответствующих инструментов и материалов. В хип-хоп литературе отмечается, что «Taki был маньяком: своим тэгом он изрисовал пол-Нью-Йорка, заслужив всенародную славу и бросив вызов остальным би-боям». Таким образом, изначально увлечение граффити формировалось не только в противопоставлении социальным нормам, общественной пристойности, но и как соревнование со «своими», где значимым было нарисовать свой «тэг» на более видном, на самом неожиданном месте. Развиваясь из культуры улиц, граффити менялись по манере исполнения и применяемой технике исполнения. Если первоначально основным инструментом райтеров были самодельные маркеры, а оттенки придавались красками для обуви и штемпелей, то позже появились аэрозоли для окрашивания автомобилей, и «тэги» повсеместно стали цветными. Особенность художественного образа зависела от твердости руки, поскольку изображение не могло быть подправлено, и от подбора распылителей, нередко украденных из магазинов. Уже в начале 1970-х годов такие социальные практики утеряли индивидуальный характер и граффити стали исполняться целыми молодежными бригадами. Идея би-боя Super Kool 223 надеть на пульверизатор распылитель от крема «Gillett» расширила художественные возможности райтера (широкие ровные полосы), что позволило ему нарисовать первую большую цветную картину. Таким образом, граффити с 1972 г. стали развиваться как монументальное искусство с применением оригинальных шрифтовых стилей. В итоге появились новые черты молодежной субкультурной активности: конкуренция групп, исполнявших «тэги» в разной шрифтовой манере. «Тэги» противников нередко зачеркивались или зарисовывались своими. Соответственно, такие действия становились частью субкультур, ориентированных на экстрим.

К концу 1990-х гг. утвердились другие формы соревнования мастеров граффити (при арбитраже третьей стороны): конкурс двух групп, рисующих на своей части стены, для выяснения кто лучше; выделение кварталов, которые претендующая на первенство группа должна освоить за определенное время (учитывается количество надписей) и т. д. Проигравший обычно расплачивается с победителем красками и материалами для работы.

Граффити нередко представляют собой своеобразные индустриальные пейзажи, в них появились персонажи (близкие по стилистике к комиксам). В 1975 г. би-бой Riff впервые разрисовал полный вагон в Нью-Йоркском метро, в 1976 г. райтерами был разрисован целый состав метро. Такого рода действия рассматривались как факты хулиганства, порчи муниципального имущества, что определило ужесточение санкций за самовольное нанесение надписей и рисунков в общественных местах. Это создало эффект бумеранга, и в 1981 г., когда репрессии против рейтеров достигли наивысшего накала, появилось наибольшее число новых граффити. Попытки властей остановить молодых экстремалов оказались непродуктивными, и в общественном сознании жителей крупных городов граффити утвердились как неизбежное зло. Во многих городах для создателей граффити были отведены специальные места для их творчества.

Стили и техники граффити быстро распространились в Европе, на других континентах. Появился «граффити-туризм» — поездки молодежи в другие города и страны с целью написать там свои имена. Стилистика граффити вместе с ее молодыми почитателями вошла в поп-культуру, преобразовала компьютерный дизайн (особенно компьютерные игры), широко применяется в Интернете, рекламе.

В СССР/России с приходом моды на брейк-данс определенной частью молодежи начали осваиваться и практики граффити. Это увлечение сохраняется, хотя столь массового характера, как в европейских странах, не имеет. Граффити выступает как одна из основ определенных стилей жизни в некоторых из молодежных сообществ (прежде всего воспринявших импульсы от хип-хоп культуры).

В крупных российских городах довольно много молодежи в одежде, стилистически связанной с рэпом. Но фанаты рэпа относятся к «крутым парням в широких штанах (а часто просто в узких с карманами)», изображающих из себя рэперов, с презрением. На то обстоятельство, что рэперская одежда встречается достаточно часто в Москве и в некоторых других российских городах, в большей мере влияет экономический фактор: такая одежда продается на оптовых вещевых рынках и относительно недорога. Но, разумеется, определенная часть молодежи вполне сознательно ориентирована на хип-хоп культуру.

Анализ информации о рейверах, рэперах и других молодежных сообществах, основанных на заимствованных стилях жизни, показывает, что в своей сущности такие сообщества (с их корпоративными правилами и образцами поведения, одежды, музыкальных вкусов) — лишь трамплин в институционализированное общество. Они в этом смысле являются некоторым достраиванием социальной реальности для смягчения напряженности при вхождении в общественные структуры[20].

Романтическая компенсация повседневной рутины. В выделении этого признака ряда молодежных субкультур для нас важна не столько мотивация соответствующих действий, сколько выявление фактора, внешнего по отношению к конкретным субкультурным проявлениям. Как и криминализация общества, и западные влияния, романтическая компенсация может быть рассмотрена в данном аспекте. Она выражает особенности и данного времени, и общего для молодежи (в модели европейской цивилизации) стремления к обновлению, приключению, испытанию себя в необычных условиях, поиску смысла жизни и т. д.

«Тяга к опасному» реализуется в различных формах молодежных сообществ и не обязательно имеет криминальный оттенок. Фактически субкультурными образованиями стали группы, объединяемые интересом к экстремальным видам спорта. Некоторые сообщества сформировали довольно развитую идеологию на перекрестке актуальных общественных проблем и практику испытания волевых качеств личности в экстремальных условиях.

Диггеры. К такого рода субкультурным феноменам относятся диггеры — исследователи подземных коммуникаций. Опасности пребывания в подземных ходах, закрытость сообществ диггеров, таинственность мира подземелий, лишенного обыденности, — эти свойства диггерства определяют внутренние мотивы интереса определенной части молодежи к таким формам активности. Здесь есть параллели с профессиональной деятельностью спелеологов, но в неменьшей степени, как представляется, — с герильей (без политических мотивов, а лишь по самоощущению участников), военной разведкой (нередко военная форма используется как идентификационный знак), приключениями в стиле Индианы Джонса.

Если в начале 1990-х годов активность диггеров отмечалась главным образом в Москве, то к настоящему времени объединения диггеров (обычно — не зарегистрированные официально) существуют во многих городах России (Владивосток, Самара и др.). Они имеют малочисленный состав участников (до нескольких десятков человек) и не ищут возможностей его расширения. Стремления к афишированию своей деятельности у диггеров, как правило, нет. Лишь в некоторые группы допускаются представители средств массовой информации. Во многих случаях диггеры сотрудничают с исполнительной властью, органами местного самоуправления, когда обнаруживают в подземных коммуникациях опасные для жизни людей явления (оседание фундаментов зданий, утечки в системе водоснабжения, различные нарушения экологического характера и т. д.). В этом аспекте диггеры проявляют себя как часть экологически ориентированных движений молодежи.

Толкинисты. Особняком в молодежных субкультурах России стоят толкинисты. Очевидна их связь с иностранным источником — образами книг Джона Рональда Роуэла Толкиена «Хоббит», «Властелин колец» и «Сильмарилион», сюжеты которых были положены в основу ролевых игр, породивших своеобразное общественное движение. В то же время в этом движении многое достаточно оригинально, связано с российскими экзистенциальными и мировоззренческими проблемами, с российским менталитетом.

Критики толкинистов обратили внимание на то, что книги Толкиена изданы в России или как совместные издания, или как российские издания, но осуществленные при поддержке западных фондов, т. е. являются частью планов культурной экспансии Запада, направленной на захват российского социокультурного пространства. Видимо, столь однозначные выводы не имеют достаточных оснований, поскольку не учитывают множество противоречивых обстоятельств, определивших распространение идей и образов Толкиена в России. Мы, во всяком случае, считаем, что эти идеи и образы скорее стали материалом для конструирования реальности толкинистами, чем законченными социокультурными моделями. Это подтверждается и парадоксальным обстоятельством продвижения на российском кинорынке в 2002 г. фильма компании Wignut Films «Властелин колец», а затем последующих серий, что, тем не менее, не повлекло за собой заметных изменений в активности толкиенистов (хотя прокатная судьба фильмов была достаточно удачной).

Основываясь на интервью с рядом участников движения толкинистов, мы можем зафиксировать некоторые его характерные черты. Начало движения относится примерно к 1992 г. Толкинисты появились на физическом факультете Московского университета. Особенностью времяпрепровождения толкинистов стало соединение популярных в то время ролевых игр с художественным миром Толкиена (детальная разработка этого мира дала необходимый материал для социального конструирования и идентификаций). Местами сбора толкинистов в Москве стали «Эгладор» (Нескучный сад) и Царицыно. Заранее известно время встреч: в «Эгладоре», например, в четверг после 6 вечера, общение шло почти до утра. В Царицыно встречи такие были по субботам. Есть и другие места встреч (например, на Арбате в центре Москвы, а также на квартирах).

На встречи в конце 1990-х годов собиралось по несколько сот человек, одетых в экзотические самодельные одежды: «по-эльфийски» (красивые накидки разных цветов поверх доспехов, броши, хайратник и фенечки из бисера или мулине и колокольчики, которые в основном покупали в магазине «Охотник» на Арбате), «по-гномовски» (капюшоны, кожаные доспехи или балахоны с надписями «Монавар», «Скорпионс» и т. д.); «гоблины» и другое черное воинство были одеты в основном в косухи и в козаки. Фенечки, колокольчики не снимались, и толкинисты узнавали друг друга в любой обстановке. Один из лозунгов: «Тусоваться всегда, тусоваться везде, даже на суше, даже в воде».

Участники встреч имели экзотическое самодельное вооружение для ведения боев. Бои — основное занятие, они шли постоянно в течение вечера по всей территории, часто — стенка на стенку (бои на мечах). В ходе встреч дрались на деревянных мечах, сделанных из клюшек или из лыж. Кистени делались из лыжных палок, карнизов от занавесок, каких-то палок и т. д. Были и доспехи — поначалу из картона, дерева, железа (кастрюльки, крышки от сковороды), позже — специально изготовленные.

При встрече все общались и вели себя соответственно героям Толкиена, с которыми себя идентифицировали. Ставили пиво или сигареты на выигрыш в боях. Очень много курили. Наркотики, по всей видимости, принимать было не принято.

Новых приводит кто-нибудь из «ветеранов», он обычно и становится «родственником». Каждый, кто приходит, берет себе имя, заимствованное у Толкиена, сочиняет историю своей жизни. Девушки вначале обычно эльфийки. История увязана с историей «родственника», потом она может измениться, когда появятся «мать», «отец». Этикет общения — ориентированный на «аристократический» («Что вам угодно, милостивый государь?»).

Все объединены в семьи (мамы, братья и сестры), проводятся «свадьбы», где жрец, орудуя мечом как крестом, произносит перед «новобрачными» ритуальную фразу: «Я венчаю вас во имя водки, пива и спиртнаго духа». На венчание испрашивается согласие «родителей», надо пригласить всю «семью». Когда «жених» целует «невесту» — вслух ведется счет, и сколько насчитают, столько бутылок пива надо поставить собравшимся в случае «развода» («Поэтому развод невыгодное дело»).

В последнее время толкинисты с большим стажем («старики») уже не ходят на «Эгладор» («там гниль, новенькие»). Важными организационными формами движения стали «кабинетки» — ролевые игры, проводящиеся небольшим числом участников в квартире одного из них, а также выездные игры, которые проводятся по предварительно разработанному сценарию (обычно по мотивам одной из книг Толкиена) нередко в лесу, с ночевками в палатках. У игр есть рейтинг, на хорошие можно попасть по личному приглашению. Каждый раз для участия в выездных играх шьются новые костюмы.

Организация ролевых игр все более четко регламентируется и планируется. Так, в Нижнем Новгороде действует Клуб Ролевых Игр (КРИНН), в рамках которого проводятся конференции «мастеров» региона для координации их действий на следующий игровой сезон и составления графика игр.

Проблема общения — одна из актуальных для молодежи, и ролевые игры оказываются важным средством технологической подготовки к более эффективному общению в молодежной среде. Проблема идеала накладывается на проблему общения в аномичном обществе, и фантазии Толкиена оказываются большей реальностью, чем мир российской социальной действительности. В одном из интервью (девушка 19 лет, активная участница встреч толкинистов до 1999 г.) есть выразительное представление такого соединения реальности и иллюзии: «Я по телефону обсуждала сюжеты из «Сильмариллион» Толкиена, всю ночь говорили о стихах, рыдали над их трагическим звучанием».

На этом фоне в ролевые игры все более активно внедряются мистические идеи, что связано с увлечением некоторой частью участников ролевых игр книгами Н. Перумова, М. Семеновой, А. Сапковского и других российских пропагандистов оккультизма и неоязычества. Такие увлечения закрепляются сценариями некоторых игр. Например, в одной из них («Древняя Русь-97») от каждого участника требовалось принести жертву идолу языческого бога Перуна. В других играх прослеживались связи с сатанинскими ритуалами: «черная месса» на «животе обнаженной эльфийки» и т. д. В наших интервью с толкинистами такого рода факты также получили отражение: «У нас было и течение диссидентов-перумистов (от фамилии «Перумов»). Произведения Перумова как бы подправляли Толкиена, у него была уже серьезная магия («Кольцо тьмы»). Диссидентство состояло в бесконечных спорах до хрипоты, кто лучше — Толкиен или Перумов».

В целом мифологизация в рамках данного неформального объединения выстроена по конфигурации романтизированного и более яркого мира, чем тот, который окружает молодых россиян. Характерно, что формами общения являются различного рода дискурсы. Обращает на себя внимание и «семейная» организация толкинистского сообщества. Нам известны факты, когда ролевые браки становились позже реальными. Вообще утеря ясной грани между реальностью и вымыслом оказалась способом компенсации аномии и разрушения идеалов советского времени. Вполне серьезно участники толкинистских встреч видят себя спасителями мира (в одной из наших записей буквально: «Дома маме я говорила: как ты не понимаешь, мы же совершаем подвиги, мы же спасаем мир!»).

В конечном счете в толкинистком движении сказалась ментальность россиян, ранее реализовавшаяся в таких формах, как тимуровское движение. Литературные образы писателя Аркадия Гайдара в книге «Тимур и его команда» (1940) определяли лицо общественного движения детей и подростков в СССР на протяжении десятилетий. Тимуровские отряды создавались повсеместно, в их деятельности соединялась общественная польза и романтическое отношение к жизни. На фоне дискредитации образов советской юношеской литературы, дававшей образцы для поведения молодому человеку в определенной нормативно-ценностной системе, в том числе в прямой форме ролевых игр, как это было в книгах Гайдара, мифологизации Толкиена оказались востребованными, поскольку воспроизводили близкую конструкцию: вполне завершенную и идейно освященную конструкцию, легко воспроизводимую в ролевом поведении.

Воспроизводство некоторых черт советского прошлого. Перенос в молодежную среду моделей поведения и организации жизненного пространства из советской эпохи носит субкультурный характер главным образом в крупных городах (сохранение соответствующих черт как свидетельство медленного развития культурных форм в российской провинции вряд ли следует трактовать в субкультурном аспекте). Следы такого переноса обнаруживаются в организациях, сохраняющих связь с пионерией, комсомолом, компартией в их прошлых формах. Такого рода феномены удалось обнаружить в проведенном под нашим руководством исследовании прокоммунистических ориентаций современной российской молодежи. Было установлено, в частности, что среда молодых коммунистов обладает чертами социокультурной общности, близкой по своим показателям к субкультурному феномену[21]. Объединительным мотивом чаще является не политический выбор, а стремление к общению и преодоление обыденной рутины.

Подведем некоторые итоги.

1. Субкультурные феномены легко поддаются описанию, но их классификация и типологизация затруднены многообразием несводимых в систему признаков. Методологически важно видеть, что какой-то стройной классификации субкультур создавать нет смысла. Здесь упорядочение фиксируемых данных скорее всего возможно в рамках каждого из отдельных фрагментов субкультурной мозаики.

2. Молодежные субкультуры в России несут на себе воздействие криминализации общества, западной культурной экспансии, тяги к преодолению рутины повседневности, «родимых пятен» советской эпохи. Эти воздействия переплетаются, в разной мере присущи тем или иных субкультурным феноменам. Главное же состоит в том, что субкультурная специфика не свойственна молодому поколению россиян как таковому, это мозаика социокультурных образований, фрагментарно рассеянная в молодежной среде.

3. Некоторые из молодежных субкультур могут создавать платформу для развития негативных тенденций в молодежной среде (проблемы наркотизма, насилия и т. д.), другие скорее имеют позитивное общественное значение (экология и т. д.). Во всех случаях важно, что через субкультурные формы для определенной части молодежи лежит путь к освоению социальности.

4. Анализ ряда субкультурных феноменов в современной России неожиданным образом приводит нас к пониманию того, что в российской социальной практике укоренились те стороны общинного взаимодействия молодежи, которые в советское время реализовывались в деятельности комсомола. Утеря этого института социализации по соображениям политического характера не была восполнена на уровне обыденности, что вызывает определенную неудовлетворенность и поиск новых форм коллективности. Это обстоятельство следует учитывать при рассмотрении вопроса о молодежных субкультурных феноменах в современной России. С этой точки зрения яснее станет характер организованных структур в российском молодежном движении. Собственно, это и позволяет более широко представить субкультуры молодежи в России в их специфике, генезисе и возможном влиянии на стили жизни в ближайшие десятилетия.

[1] См.: Плаксий С. И. Молодежные группы и объединения: причины возникновения и особенности деятельности. М., 1988; Левичева В. Ф. Молодежный Вавилон. М., 1989; Сикевич З. В. Молодежная культура: за и против. Л., 1990; Щепанская Т. Б. Символика молодежной субкультуры: опыт исследования системы. СПб., 1993; Исламшина Т. Г. Молодежные субкультуры. Казань, 1997; Суртаев В. Я. Молодежная культура. СПб., 1999; Молодежные движения и субкультуры Санкт-Петербурга. СПб., 1999.

[2] См.: Pilkington, H. Russia's Youth and its Culture: A Nation's constructors and Constructed. Routledge, 1994; Pilkington, H. (ed.) Gender, Generation and Identity in Contemporary Russia. Routledge, 1996.

[3] См.: Омельченко Е. Молодежные культуры и субкультуры. М., 2000; ее же. Молодежь: открытый вопрос. Ульяновск, 2004; Нормальная молодежь: Пиво, тусовка, наркотики; Часть 2: Посторонним вход не воспрещен: Нарративы, дневники, артефакты… аутентичные свидетельства за и против «нормализации» /Под ред. Е. Омельченко. Ульяновск, 2005.

[4] См.: Молодежная культура и ценности будущего /Отв. ред. А. Г. Козлова, М. С. Гаврилова. СПб., 2001.

[5] См.: Луков В. А. Особенности молодежных субкультур в России // Социол. исследования. 2002. №10. С. 79–87.

[6] См.: Левикова С. И. Молодежная субкультура: Учеб. пособие. М., 2004.

[7] Социология молодежи: Учебник /Отв. ред. В. Т. Лисовский. СПб., 1996. С. 335.

[8] Там же.

[9] См.: Волков Ю. Г., Добреньков В. И., Кадария Ф. Д. и др. Социология молодежи: Учеб. пособие. Ростов н/Д, 2001. С. 165.

[10] См.: Foucalt, M. L’archéologie u savoir. Paris, Gallimard, 1969.

[11] Российский статистический ежегодник 2001: Стат. сб. /Госкомстат России. М., 2001. С. 189.

[12] Там же. С. 146.

[13] Информация: результаты опросов // Мониторинг общественного мнения: Эконом. и социальн. перемены. 2002. №1. С. 65.

[14] Российский статистический ежегодник 2001. С. 273.

[15] Российский статистический ежегодник 2001. С. 274.

[16] Положение молодежи в Российской Федерации: 1995 год: Доклад Правительству Российской Федерации. М., 1996.

[17] См.: Луков В. А., Русаков М. Ю. Владельцы автомобилей-олдтаймеров: К теории социальных общностей. М., 2002.

[18] Thorne T. Dictionary of Moderne Slang. N. Y., 1996. P. 421.

[19] См.: История и развитие хип-хоп культуры /Авт.-сост. С. Н. Возжаев, А. В. Максимов, Ю. К. Ярушников; Предисл. Вал. А. Лукова. М., 2004, а также нашу статью: Луков Вал. А. Хип-хоп культура // Знание. Понимание. Умение. 2005. №1. С. 147–151.

[20] См.: Ковалева А. И., Луков В. А. Социология молодежи: Теоретические вопросы. Указ. соч.

[21] См.: Михайлов М. А. Прокоммунистические ориентации молодежи современной России: Автореф. дис... канд. социол. наук. М., 1999.

Поиск по сайту: