Конец «азиатской модели»

Экономикам азиатских стран были присущи многие структурные недостатки. Большинство фирм находились в семейном владении, а в соответствии с конфуцианской традицией семьи стремились сохранить над ними контроль. Если они и выпускали акции в открытую продажу, то обычно игнорировали права акционеров, находившихся в меньшинстве. Если им не удавалось финансировать рост фирмы за счет доходов, они полагались на кредит, но не рисковали утратой контроля. В то же время правительственные чиновники использовали банковский кредит в качестве инструмента финансовой политики; они использовали его также с целью вознаградить свои семьи и друзей. Существовала порочная связь между бизнесом и органами управления, и отмеченное выше — лишь одно из ее проявлений. Сочетание таких факторов привело к тому, что соотношение задолженности к собственному капиталу оказалось крайне завышенным, а финансовый сектор лишился прозрачности и здоровой основы. Идея о том, что «банковский кредит» будет дисциплинировать акционеров компании, попросту не сработала ^[24].

К примеру, в экономике Южной Кореи доминировали контролируемые семьями конгломераты (chaebof). Они характеризовались высоким уровнем заемных средств в капитале (леве-реджа). Среднее отношение задолженности к акционерному капиталу у тридцати крупнейших конгломератов (а на них косвенно приходилось 35% промышленного производства Кореи) в 1996 г. составляло 388%, а у некоторых конгломератов этот показатель доходил до 600—700%. К концу марта 1998 г. средний показатель вырос до 593%. Владельцы использовали свой контроль для «перекрестного» страхования долгов другим членам групп, нарушив тем самым права сторонних акционеров, не владеющих контрольным пакетом акций. Положение усугублялось тем, что корейские компании имели крайне низкую норму прибыли: по отношению к процентным платежам тридцати крупнейших chaebol она была только в 1,3 выше в 1996 г., а в 1997 г. — только 0,94. Это означает, что процентные платежи не обеспечивались текущей прибылью. Корейские банки предоставляли легкий кредит в рамках промышленной политики. Правительство решило стимулировать некоторые отрасли, и конгломераты - chaebol подхватили призыв, опасаясь остаться в стороне. Это привело к безудержной экспансии — без оглядки на прибыльность. В этом смысле действия Кореи сознательно повторяли действия Японии в прежние годы, но это оказалось слишком грубой копией более изящной модели. Как я указывал ранее, преимущества Японии заключались в демократических институтах, тогда как в Южной Корее на протяжении почти всей послевоенной истории существовала военная диктатура. Традиции поиска согласия, существовавшие в Японии, а также сдерживающие механизмы и противовесы, характерные для демократии, в Корее отсутствовали.

Когда стали накапливаться неоплачиваемые кредиты, корейские банки попытались выйти из трудного положения, ссужая еще больше денег за рубежом и вкладывая их в высокодоходные, высокорисковые инструменты в таких странах, как Индонезия, Россия, Украина и Бразилия. Это стало важным фактором корейского кризиса.

Не намного удачнее действовали в последнее время и японские банки. Неприятности Японии восходят к краху на Уолл-стрит в 1987 г. Японская финансовая система жестко контролировалась Министерством финансов. Его должностные лица составляли интеллектуальную элиту, сравнимую с Inspecteurs de Finance во Франции. Они понимали рефлексивность финансовых рынков лучше любой иной группы специалистов, которую я встречал, и они задумали грандиозный проект, согласно которому индустриальную мощь Японии можно трансформировать в финансовое доминирование путем предоставления миру ликвидных активов. Я припоминаю, как должностное лицо Министерства финансов излагало мне идею этого проекта после краха 1987 г. К сожалению, японцы не учли важного аспекта рефлексивности, а именно — непредусмотренных последствий. Их решение помогло миру преодолеть последствия краха, но оно привело к многочисленным убыткам у японских финансовых институтов за рубежом и финансовому «пузырю» в самой Японии, который окончательно вызрел в 1991 г. Благодаря жесткому контролю над финансовыми учреждениями Министерству финансов удалось «спустить» этот «пузырь» без краха — а это первый подвиг такого рода в истории. Но при этом на балансах финансовых учреждений повисли сомнительные активы. Деньги налогоплательщиков стали использовать для спасения банков тогда, когда уйти от этого было уже невозможно; но и в этом случае японская традиция требовала, чтобы сначала покатились головы руководителей Министерства финансов, что в конечном счете и произошло. Неудивительно, что Министерство финансов сопротивлялось этой идее до конца.

К началу Азиатского кризиса Япония проводила политику сокращения бюджетного дефицита. В тот момент это была неправильная политика, Азиатский кризис разразился как раз в неподходящее для Японии время. Японские банки, имевшие крупные вложения в Таиланде, Индонезии и Южной Корее, приступили к ограничению кредита в условиях оттока ликвидных средств. Потребители, напуганные Азиатским кризисом и рядом банкротств внутри страны, стали отдавать предпочтение сбережениям. Низкие процентные ставки стимулировали вложения капитала за рубежом. Курс иены снизился, а экономика вползла в период спада. В конечном счете правительство решило снизить налоги и использовать государственные средства для пополнения капитала банков, но этого оказалось явно недостаточно, к тому же было уже слишком поздно. Спад в японской экономике — второй по масштабам в мире и стране — важном торговом партнере других азиатских стран — усугубил экономический спад в остальных странах Азии.

«Азиатской модели» экономического развития присущи многочисленные недостатки: структурные изъяны в банковской системе и формах владения предприятиями; порочная связь между бизнесом и политиками; недостаточная прозрачность и отсутствие политической свободы. Хотя перечисленные недостатки были присущи многим охваченным кризисом странам, но не все они характерны для каждой страны. Гонконг был свободен от большинства из этих недостатков. В Японии и на Тайване существует политическая свобода. Крупные японские компании не являются семейной собственностью. В Сингапуре существует прочная банковская система. Кроме того, «азиатская модель» как таковая оказалась исключительно успешной стратегией экономического развития и пользовалась широкой популярностью в деловых кругах. «Азиатская модель» обеспечила резкое повышение уровня жизни, ежегодный прирост среднедушевого дохода в соответствующих странах на протяжении длительного периода составил в среднем 5,5%, что намного превышает аналогичный показатель практически во всех формирующихся рыночных экономиках. Азиатские лидеры — Ли Кван Ю в Сингапуре, Сухарто в Индонезии и Махатира в Малайзии — с гордостью заявляли о своей уверенности в том, что азиатские ценности выше западных, даже когда кризис уже разразился. Они зашли настолько далеко, что поставили под сомнения Декларацию ООН о правах человека. Ли Кван Ю назвал западные демократии упадническими, Махатир осудил традиции колониализма, а Сухарто превозносил достоинства непотизма. Ассоциация стран Юго-Вос-точной Азии (АСЕАН) приняла в свои члены в июне 1997 г. Мьянмар, бросив прямой вызов западным демократиям, которые считают репрессивный режим Мьянмары неприемлемым в политическом и гуманитарном плане.

Почему же столь успешная модель экономического развития так быстро «скисла»? Дать удовлетворительное объяснение этому явлению пока невозможно, если не учитывать изъянов мировой капиталистической системы. Тот факт, что Азиатский кризис не ограничился Азией, а охватил также Россию, Южную Африку и Бразилию и, вероятно, затронет все формирующиеся рынки прежде, чем он ослабит хватку, подтверждает вывод, что главная причина нестабильности кроется в самой международной финансовой системе.

Поиск по сайту: