Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Ребенок Венера. 2 года



 

Вчера я долго сидела перед зеркалом. Я делала гримасы, но даже когда я гримасничаю, я себе нравлюсь.

Родители надели на меня мягкие розовые памперсы. Они говорят, что это для того, чтобы я делала в них «пипи» и «кака». Не знаю, о чем они говорят. Я спрашиваю «что пипи?», и мама мне показывает. Я рассматриваю желтую жидкость. Я ее нюхаю. Мне противно. Как из такого красивого тела, как у меня, может вытекать жидкость, которая так плохо пахнет? Я злюсь. Это так несправедливо. И потом, как унизительно носить эти памперсы!

Кажется, все люди без исключения делают «пипи» и «кака». По крайней мере, так говорят папа с мамой, но я им не верю. Наверняка есть такие, кто избавлен от этого бедствия.

У меня болит голова.

У меня часто бывают головные боли.

Произошло что-то очень важное, но я забыла, что именно. Я знаю, что пока это не вспомню, у меня будет болеть голова.

 

Ребенок Игорь. 2 года

 

Мать хочет меня убить.

Вчера она закрыла меня одного в комнате с распахнутым окном. Ледяной ветер пробирал меня до костей, но я выработал способность сопротивляться холоду. Я выдержал. В любом случае выбора у меня нет. Я знаю, что, если заболею, она меня лечить не станет.

«Я издеваюсь над тобой, мамаша. Я все еще живой. И если только ты не наберешься смелости воткнуть мне нож в живот, извини, но я буду жить».

Она меня не слушает. Валяется на кровати, водки нажралась.

 

Изумрудная дверь

 

Мы с Раулем ищем другой путь в мир «седьмых». Летим на восток, поднимаемся к вершине горы и пытаемся взлететь выше, но невидимая преграда нас останавливает.

– Я же тебе говорил, мир ангелов – это тюрьма, – мрачно бормочет Рауль.

Как бы случайно, перед нами возникает Эдмонд Уэллс.

– Хо-хо! Что это вы тут замышляете?

– Хватит с нас этой работы. Эта задача невыполнима, – резко говорит Рауль, демонстративно уперев кулаки в бока.

Эдмонд Уэллс понимает, что дело серьезное.

– А ты что думаешь, Мишель?

Рауль отвечает за меня:

– Его яйца еще не успели проклюнуться, а уже протухли. «Они» подсунули ему какого-то неумелого и угрюмого Жака, какую-то самовлюбленную Венеру и какого-то Игоря, которого мать прикончить хочет. Хороши подарочки!

Эдмонд Уэллс не удостаивает моего друга даже взглядом.

– Я обращаюсь к Мишелю. Что ты думаешь, Мишель?

Я не знаю, что ответить. Мой инструктор настаивает:

– Ты не испытываешь ностальгии по жизни смертного? Вспоминаешь о своей жизни во плоти?

Я чувствую, что оказался меж двух огней. Широким жестом Эдмонд Уэллс очерчивает горизонт:

– Ты страдал. Ты боялся. Ты болел. Теперь ты чистый дух. Свободный от материи.

Сказав так, он пролетает сквозь меня.

Рауль с отвращением пожимает плечами.

– Но мы потеряли все чувства. Мы даже сесть нормально не можем.

Он изображает жестом, как будто упал, сев на несуществующий стул.

– Мы больше не стареем, – говорит Эдмонд Уэллс.

– Но мы не ощущаем проходящего времени, – возражает Рауль. – Нет больше секунд, минут, часов, нет ночей и дней. Нет времен года.

– Мы вечны.

– Но у нас больше нет дня рождения!

Аргументы множатся.

– Мы не страдаем…

– Но мы больше ничего не чувствуем.

– Мы общаемся с помощью духа.

– Но мы больше не слушаем музыку.

Эдмонд Уэллс не дает привести себя в замешательство.

– Мы летаем с невероятной скоростью.

– Но мы не чувствуем даже дуновения ветра на своем лице.

– Мы постоянно бодрствуем.

– Но нам больше не снятся сны!

Мой наставник пытается заработать еще очки, но Рауль не сдается:

– Нет больше удовольствий. Нет секса.

– Но и боли больше нет! И мы имеем доступ ко всем знаниям, – парирует Эдмонд Уэллс.

– Нет даже больше… книг. В Раю даже библиотеки нет…

Моего инструктора задевает этот аргумент.

– Действительно, у нас нет книг… но… но…

Он ищет и находит ответ:

– Но… они нам и не нужны. Жизнь любого смертного несет в себе потрясающую интригу. Лучше всех романов, лучше всех фильмов: посмотрите на простую жизнь человека, с ее неожиданностями, удивлениями, болями, страстями, любовными переживаниями, удачами и падениями. И это НАСТОЯЩИЕ истории, лучше не придумаешь.

Тут Рауль Разорбак не знает, что ответить. Эдмонд Уэллс, однако, не спешит изображать триумфатора.

– Раньше я тоже, как и вы, был бунтовщиком.

Он поднимает голову, как будто хочет посмотреть на сгущающиеся облака. Наконец изрекает:

– Хм… Пошли. Я постараюсь немного удовлетворить ваше любопытство, открыв вам один секрет. Следуйте за мной.

 

Энциклопедия

 

Радость. «Долг каждого человека – взращивать свою внутреннюю радость». Но многие религии забыли это правило. Большинство храмов темны и холодны. Литургическая музыка помпезна и грустна. Священники одеваются в черное. Ритуалы прославляют пытки мучеников и соперничают в изображении жестокостей. Как если бы мучения, которые претерпели их пророки, были свидетельствами их истинности.

Не является ли радость жизни лучшим способом отблагодарить Бога за его существование, если он существует? А если Бог существует, почему он должен быть мрачным существом?

Единственными заметными исключениями являются: Тао то-кинг, религиозно-философская книга, в которой предлагается смеяться над всем, включая самого себя, и госпелы – гимны, которые радостно скандируют североамериканские негры на мессах и похоронах.

 

Эдмонд Уэллс.

«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том 4

 

 

Игорь. 5 лет

 

После многочисленных попыток мать, кажется, отказалась от решения меня убить. Она пьет, пьет и смотрит на меня злыми глазами. Вдруг она бросает в меня стакан. Я уворачиваюсь, и, как обычно, он разбивается вдребезги о стену.

– Мне, может, и не удастся тебя прикончить, но долго мне жизнь ты отравлять не будешь, – заявляет она.

Она надевает куртку, тащит меня на улицу за руку, как будто идет за покупками, но я сомневаюсь, что она решила пройтись по магазинам. Я убеждаюсь в этом, когда она оставляет или скорее бросает меня одного на церковной паперти.

– Мама!

Она уходит быстрым шагом, потом вдруг возвращается и бросает мне позолоченный медальон. Внутри фотография какого-то типа с густыми усами.

– Это твой отец. Можешь найти его. Вот ему радость будет с тобой возиться. Прощай!

Я сижу под мокрым снегом. Я должен продолжать жить. Снег становится гуще и начинает меня засыпать.

– Что ты здесь делаешь, малыш?

Я поднимаю замерзшее лицо и вижу человека в военной форме.

 

Венера. 5 лет

 

Днем я рисую, а ночью у меня беспокойный сон. Мне часто снятся сны. Мне снится, что у меня в голове сидит животное и оно хочет оттуда вырваться. Это крольчонок, и он мне грызет череп изнутри. Продолжая хрустеть, он все время повторяет одну и ту же фразу: «Надо, чтобы ты обо мне вспомнила». Иногда я просыпаюсь с ужасной головной болью. Сегодня ночью боль была еще сильнее, чем обычно. Я встаю и иду к папе с мамой. Они спят. Какое они имеют право спать, когда у меня так болит голова? Я думаю, они меня не любят по-настоящему.

Я рисую свою боль и существо, которое сидит внутри меня и меня гложет.

 

Жак. 5 лет

 

Мне страшно. Я не знаю, почему мне страшно. Вчера по телевизору показывали то, что они называют вестерн. Я просто окаменел от ужаса. Все тело тряслось. Семья была удивлена.

Сегодня утром появились сестры, изображающие ковбоев, чтобы меня напугать. Я бегу в другой конец квартиры. Они ловят меня в столовой. Я бегу на кухню. Они ловят меня на кухне. Я бегу в ванную. Они ловят меня в ванной.

– Сейчас мы с тебя скальп снимем, – заявляет самая маленькая, Матильда.

Ну почему она говорит такие злые вещи?

Сестры гонятся за мной до комнаты родителей. Потом хотят схватить меня в темной комнате, но я ускользаю у них между ног. Я в ужасе. Где спрятаться? Мне в голову приходит идея. Я бегу в туалет. Для большей безопасности закрываюсь на задвижку. Они стучат в дверь, но я ничего не боюсь, она прочная. В туалете я чувствую себя как в крепости, а они продолжают стучать. Вдруг удары прекращаются. Слышны голоса.

– Что здесь происходит? – спрашивает папа.

– А Жак в туалете закрылся, – пищат сестры.

– В туалете? И что он там делает? – удивляется папа.

И тут меня осеняет. Я произношу фразу, которую всегда говорит папа, когда он хочет побыть спокойно в туалете и которая раздражает маму:

– Я читаю книгу.

За дверью повисает тишина. Я знаю, что в доме слово «книга» немедленно вызывает уважение.

– Что же теперь, дверь взрывать? – любезно предлагает Матильда.

Напряженное ожидание.

Затем я слышу, как папа ворчит:

– Если он сидит в туалете, чтобы читать книгу, нужно оставить его в покое.

Этот урок отпечатывается у меня в голове. Если все не так, как надо, ты закрываешься в туалете и читаешь книгу.

Я сажусь на стульчак и осматриваюсь. Справа лежит кипа журналов, а над ней находится папина этажерка – его библиотека. Я беру книгу. Страницы заполнены буковками, которые лепятся одна к другой и которые я не могу расшифровать. Я любуюсь на обложки книг. К счастью, здесь есть детский альбом с картинками. Я его знаю. Папа мне его уже читал на ночь. Там говорится про гигантского человека у лилипутов и про лилипута у гигантов. По-моему, этого человека зовут Гулливер. Я рассматриваю картинки и пытаюсь понять буквы, чтобы они складывались в слова. Это слишком сложно. Я задерживаюсь на рисунке гиганта, связанного толпой маленьких человечков.

Однажды я научусь читать и закроюсь в туалете надолго, очень надолго, и буду читать так много, что забуду все, что происходит за дверью.

 

Четыре сферы судеб

 

Эдмонд Уэллс ведет нас к скалистым горам на северо-востоке. Он указывает на узкий проход, и мы устремляемся в лабиринт туннелей. Наконец мы попадаем в огромный грот, освещенный четырьмя сферами примерно по пятьдесят метров в высоту, которые висят в двух метрах над землей.

Ангелы-инструкторы летают вокруг них, как мухи вокруг светящихся висячих арбузов.

– Это место предназначено лишь для ангелов-инструкторов, – сообщает наш наставник. – Но, учитывая ваше желание увидеть то, что другие ангелы не видят и даже не стремятся увидеть, я хочу немного удовлетворить ваше любопытство.

Мы приближаемся.

Все шары одинакового размера, но содержание у них разное.

В первом находится душа минерального мира.

Во втором – растительного.

В третьем – мира животных.

В четвертом – душа мира людей.

Я подхожу к первой сфере. Внутри нее подрагивает светящееся ядро. Неужели это душа Земли, знаменитая Гайа, Alma mater, о которой говорили древние?

– Значит, у Земли есть душа?

– Да. Все живет, а все, что живет, имеет душу, – отвечает Эдмонд Уэллс.

И небрежно добавляет:

– А все, что имеет душу, стремится развиваться.

Потрясенный, я любуюсь шарами.

– Все живет, правда? Даже камни?

– Даже горы, и ручьи, и булыжники. Но их душа находится на низком уровне. Чтобы его измерить, достаточно посмотреть на мерцание ядра и интуитивно определить состояние души.

– Таким образом, – говорю я, усвоив эту космогонию, – минерал, будучи на уровне 1, должен иметь 100 пунктов, растение – 200, животное – 300, а человек – 400…

– Именно!

Я вглядываюсь в душу Земли, но у нее не 100 пунктов ровно, а намного больше… 163! Второй шар, скрывающий душу лесов, полей и цветов, тоже имеет не 200, а 236 пунктов. Сфера животных имеет 302 пункта. Что до человечества, то у него только 333 пункта.

– Как, – удивляюсь я, – у человечества нет 400 пунктов?

Эдмонд Уэллс утвердительно кивает:

– Как я уже говорил, в этом и состоит весь смысл нашей работы. Помогать людям стать настоящими людьми. Подлинными «четвертыми». Но, как ты видишь, люди не занимают отведенное им место. Они даже не на полпути между третьим уровнем животных и пятым мудрецов. «Недостающее звено» – это они. Меня смех разбирает от слов Ницше о сверхчеловеке. Прежде чем стать сверхчеловеками, пусть они сперва станут просто людьми!

Я наклоняюсь над шаром человечества и внимательнее приглядываюсь к шести миллиардам крошечных пузырьков, каждый со своим светящимся ядром.

Рауль Разорбак молчит, но я догадываюсь, что он находится под сильным впечатлением от вида всех человеческих душ.

Эдмонд Уэллс склоняется над сферой.

– Вот все наши клиенты. Здесь разыгрывается основная партия. По-моему, если человечество не поставит перед собой такой цели, как самоуничтожение, то через несколько веков смертные станут настоящими людьми, настоящими «четвертыми». Но нам, ангелам, предстоит сделать огромную работу, чтобы поднять их до этого уровня.

Уэллс рисует в нашем сознании кривую. Он оптимист. Человечество развивается все более ускоряющимися темпами. Благодаря современным транспортным средствам и росту количества путешествий, глобальным связям, распространению культуры в планетарном масштабе, все более многочисленным и доступным средствам массовой информации, мудрецы (или «пятые») могут отныне быстрее распространять свое влияние.

– Посмотрите, как люди жили раньше и как они живут сейчас. Раньше все боялись хищных зверей. Сегодня за ними наблюдают в зоопарках. Люди боялись голода, они были вынуждены заниматься тяжелым и неблагодарным трудом. Сегодня эти задачи выполняют роботы и компьютеры. У человека появляется все больше и больше свободного времени, чтобы думать. А когда человек думает, он задает себе вопросы.

В начале третьего тысячелетия шансы повысить сознание человечества велики, как никогда. Раньше, например в Древней Греции, в расчет принимались лишь «граждане», то есть свободные люди. Рабы и иностранцы были не в счет. Позднее мало-помалу все эти «маргиналы» получили равные права.

 

Энциклопедия

 

Терпимость. Каждый раз, когда люди расширяют свое понимание «себе подобных», чтобы включить в него новые категории, они начинают рассматривать существа, ранее считавшиеся низшими, как достаточно похожие, чтобы быть достойными уважения. С данного момента не только эти существа переходят на другой уровень, но и человечество в целом проходит новый этап развития.

 

Эдмонд Уэллс.

«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том 4

 

 

Добрые и злые

 

Шар человечества… Я понимаю, что именно сюда возвращаются наши яйца каждый раз, когда они отправляются на северо-восток. Я понимаю также, что души, собранные таким образом вместе, разряжаются одна о другую и гармонизируются между собой. Отсюда и знаменитая фраза, которой Уэллс прожужжал мне все уши: «Достаточно подняться уровню одной души, и повысится уровень всего человечества». Может быть, именно здесь находится знаменитая «ноосфера» Тейяра де Шардена, в которой смешаны сознания всех людей?

– Но если мы, ангелы, ничего не будем делать, будут ли они развиваться сами по себе? – вдруг спрашивает Рауль.

– Мы пастухи, которые направляют стадо в правильном направлении. Но, действительно, благодаря проделанной ангелами в прошлом работе, люди уже на верном пути.

– Стало быть, в таком случае их можно было бы оставить…

Эдмонд Уэллс даже не обращает внимания на это замечание.

Рауль настаивает:

– А для нас, ангелов, каков следующий уровень развития? Мир богов?

Эдмонд Уэллс поднимает брови.

– Смеюсь я, глядя на вас, молодых ангелов. Вы все хотите узнать сразу. Не можете отказаться от старых привычек людей. Но посмотрите внимательно на ваши сферы, и вы поймете, где заключаются все привычки смертных, которые вас по-прежнему тревожат и отягчают. Вместо того чтобы снова и снова задавать себе человеческие вопросы, ведите себя как ангелы!

С этими словами, раздосадованный, наш наставник поворачивается к нам спиной и быстро удаляется. Он направляется к матери Терезе, чтобы дать ей наставления. Из того немногого, что мне слышно, я понимаю, что одним из ее клиентов является глава государства, которому она постоянно предлагает увеличить налоги на крупные состояния. Эдмонд Уэллс отчеканивает, что притеснения богатых не сделают бедных счастливее.

Я приближаюсь, чтобы лучше их слышать.

– Дорогая мать Тереза, иногда вы рассуждаете слишком упрощенно. Как говорил один мой знакомый, «недостаточно преуспеть самому, нужно еще получать удовольствие от неудач других». Он шутил, но вы действительно разделяете эту точку зрения. Вы убеждены, что человек может легче переносить свою нищету, если все человечество тоже страдает. Цель же, напротив, состоит в том, чтобы сделать всех людей счастливыми!

Мать Тереза делает гримасу обиженного ученика, уверенного, несмотря ни на что, в своей правоте.

Со своей стороны, я считаю, что она пытается, прожив всю жизнь среди бедняков, воспроизвести знакомое ей окружение. Нищих она знала всегда. С богатыми все гораздо сложнее. Святая женщина вынуждена теперь интересоваться биржевыми курсами, новостями моды, благотворительными обедами, модными ресторанами, нервными депрессиями, светским алкоголизмом, адюльтерами, талассотерапией, в общем, всеми проблемами богатых.

Мать Тереза выслушивает наставления Уэллса, нахмуриваясь, и заявляет:

– Наверное, мне следует подтолкнуть президента к тому, чтобы начать кампанию по регулированию рождаемости в бедных кварталах. Не делайте детей, о которых вы не способны позаботиться, иначе они станут преступниками и наркоманами. Вы это имели в виду?

– Продолжайте в том же духе, – вздыхает Эдмонд Уэллс. – Это уже лучше.

По-моему, наш инструктор все-таки очень терпеливый педагог. В своем роде, он уважает… свободный выбор ангелов.

Рауль вытягивает руки к горизонту и взлетает. Я следую за ним.

– Эдмонд Уэллс знает, кто такие «седьмые». Он точно знает, что находится над нами.

– Он нам ничего не скажет, ты уже видел его реакцию, – говорю я.

– Он-то будет молчать. Но есть его книга…

– Какая книга?

– Его «Энциклопедия относительного и абсолютного знания». Он начал ее, будучи смертным, и продолжает в своей небесной жизни. Ты же прекрасно знаешь, он нам постоянно цитирует отрывки из нее. Он собрал в ней все свои знания, все, что он открыл и все, что его интересует во вселенной. Три первых тома он написал на Земле, где смертные могут их прочитать. Но четвертый он пишет здесь.

– Ты к чему ведешь?

Мой друг делает петлю, затем возвращается и продолжает парить рядом со мной.

– Уэллсу так хочется распространить свою науку, что он наверняка искал способ материализовать четвертый том вслед за тремя первыми.

– У него нет больше ни карандаша, ни ручки, ни пишущей машинки, ни компьютера. Он может собрать все сведения, какие захочет, но они всегда будут бесплотными.

Эти аргументы Рауля не убеждают.

– Не считаешь же ты его настолько сумасшедшим, чтобы записать все великие секреты Рая в каком-нибудь манускрипте, спрятанном на Земле?

Рауль невозмутим.

– А помнишь отрывок из «Энциклопедии», озаглавленный «Конец эзотерик»? Там ясно сказано: «Отныне все секреты могут быть представлены широкой публике. Поскольку мы должны признать очевидное: понимают лишь те, кто хочет понять».

Мы кружимся над Раем.

– Все секреты, КРОМЕ секрета «седьмых»! Нельзя же представить, что Эдмонд Уэллс доверил человеку-медиуму на Земле тайны Рая, чтобы тот записал их в книгу…

Мой друг восхищен, как будто он ждал, что я произнесу эти слова.

– Кто знает?

 

Энциклопедия

 

Конец эзотерик. В прежние времена те, кто имел доступ к фундаментальным знаниям о человеческой природе, не могли их раскрыть вдруг. Пророки изъяснялись параболами, метафорами, символами, намеками, недоговоренностями. Они опасались, что знание распространится слишком быстро. Они боялись быть неправильно понятыми. Они создавали инициации для того, чтобы тщательно отбирать тех, кто достоин иметь доступ к важной информации.

Эти времени прошли. Отныне все секреты могут быть представлены широкой публике. Поскольку мы должны признать очевидное: понимают лишь те, кто хочет понять. «Желание знать» является самым мощным человеческим двигателем.

 

Эдмонд Уэллс.

«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том 4

 

 

Игорь. 7 лет

 

Человек в форме был милиционером. Он был красивым, большим, сильным. От него пахло чистотой. Он взял меня на руки.

Он отряхнул с меня снег и отвел в детдом. Наконец-то подальше от опасности. От мамаши. Я здесь уже два года.

В детдоме живут другие дети, брошенные родителями. Мы – отбросы общества, нелюбимые, нежеланные, кто не должен был родиться.

Плевать. Я жив.

Здесь все похоже на питомник для бездомных собак, только ветеринар заходит реже, а жратва хуже.

Другие ребята нервные. К счастью, я сильный. Когда есть проблема, я не думаю, я сразу бью. Лучше всего в живот. Меня считают зверем. Но лучше так, по крайней мере, меня боятся. Сперва тебя боятся, потом с тобой дружат. Я быстро понял, что люди думают: раз ты хороший, значит, ты слабый. Я не хороший. Я не слабый.

В комнате нас четверо. Вместе со мной здесь три «В».

Ваня – маленький украинец, которого отец-алкоголик слишком «укачивал» о стену.

Володя в нашей банде толстяк. Не знаю, почему он толстеет от того, чем нас тут кормят.

Вася молчун. Когда он говорит, то рассказывает интересные вещи, но он чаще молчит. Он научил нас играть в покер.

 

Покер – это клево. В один вечер можно достичь верха счастья или несчастья, все очень быстро. Когда Вася играет, лицо у него каменное. Он говорит: «Важны не плохие или хорошие карты, важно уметь играть плохими». Еще он говорит: «Важно не то, какие у тебя карты на самом деле, а то, какие они по мнению противника». Вася постоянно жует веточку.

Он учит нас подавать ложные сигналы радости или разочарования, чтобы сбить других с толку. Благодаря ему я в школе покера, и она меня многому учит, у меня развивается талант наблюдателя. Мне это нравится. Мир полон маленьких деталей, которые дают нам всю необходимую информацию.

Вася говорит:

– Некоторые профессиональные игроки даже в карты никогда не смотрят. Так они увереннее, что лицо их не выдаст.

– А как же они узнают, кто выиграл?

– В последний момент. Когда ставки сделаны, они открывают карты и узнают, счастливая у них рука или нет.

Васю родители не бросили. Его не били. Он сам убежал из дома, когда ему было шесть лет. Милиция его поймала, но он никому не признался, кто он и откуда. Тогда его отправили в детдом, ментам ведь неохота тратить время на поиски родителей какого-то беспризорника.

Вася никогда не говорит про свое прошлое. Может, у него были богатые родители, но он их больше не хочет видеть. Он ушел от них просто так, в голову что-то пришло, ради приключения. Вася – это класс.

Иногда ребята из детдома уходят, их усыновляют люди, которые хотят иметь детей. Сперва я об этом мечтал. Вдруг появляются родители, которые хотят нас спасти… Но я быстро понял, что все это надувательство. Разные слухи ходят. Говорят, что часто приемышей используют для детской проституции или заставляют в подпольных мастерских шить футбольные мячи или собирать игрушки для детей на Западе.

Ненавижу западных детей. На них весь мир работает. В подвале детдома есть мастерские, где нас заставляют собирать игрушки и электронные детали. Нас эксплуатируют задаром, да!

Когда кто-нибудь, кого усыновили, собирает вещи, над ним смеются и кричат в спину: «Ну что, проституция или подпольная мастерская?»

На самом деле мы ревнуем, потому что они, может быть, нашли родителей, а мы нет.

Вчера Ваню схватили ребята из банды Петра. Он пришел в слезах. Петр заставил его показать наш тайник, и они забрали все сигареты. Мы так этого не оставим.

Мы идем в комнату Петра. Дверь не закрыта, но внутри никого нет. Странная тишина. Где-то здесь ловушка, это точно.

Паук, поднимающийся по паутине к потолку, кажется мне знаком. Плохим знаком. Паук означает ловушку.

Поздно. Петр и его дружки спрятались под кроватями. Они внезапно выскакивают и угрожают нам ножом с выкидным лезвием.

Паук был прав.

Против ножа мои кулаки бессильны. Мы стоим, опустив руки, а Петр приказывает своим дружкам раздеть нас и поджечь одежду. Он говорит, что с этого момента половину сигарет, которые мы украдем, мы будем отдавать ему, а то получим по шее.

– Хотите мира, салаги, так делитесь.

Потом он поворачивается ко мне и, играя лезвием у пупка, говорит:

– А тебе я скоро портрет перекрою.

Я не могу ничего сделать против его ножа. Мы проходим голые мимо других ребят. Об этом уже знает весь детдом, и мы понимаем, что облажались.

На улице идет снег, приближаются праздники, но здесь никто не верит в Деда Мороза. Если бы он был, он дал бы нам родителей, которые могли нас защитить. Правда, на Новый год каждый имеет право на апельсин и кусок жесткой баранины. Я чищу апельсин и загадываю желание. Если Дед Мороз меня слышит: «Пусть Петр получит ножом в брюхо».

 

Венера. 7 лет

 

Прошлой ночью мне приснился странный сон. Мне снилось, что дети дерутся и один из них поворачивается ко мне и бросает: «А тебе я скоро портрет перекрою».

Вчера вечером я смотрела по телевизору передачу про пластическую хирургию. Наверняка она и вызвала этот кошмар. Там как раз объясняли, каким образом перекраивают лицо. Мама просто приклеилась к экрану. Обычно, когда по телевизору показывают кровь, родители велят мне идти спать, но тут они были так захвачены зрелищем, что забыли про это.

Мама сказала, что она тоже хотела бы пойти к хирургу и переделать лицо. Она говорит, что не надо долго ждать. Чем ты моложе, тем лучше результат.

Папа возразил, что операция стоит слишком дорого, но мама сказала, что красота не имеет цены, особенно если это профессиональный капитал. Папа сказал, что его внешность тоже профессиональный капитал, но он предпочитает поддерживать свою форму с помощью спорта, а не скальпеля.

Папа упрекал маму, что она не следит за собой и тратит слишком много денег. Потом он хотел ее поцеловать, но она его оттолкнула. Она сказала, что он больше на нее не смотрит, а то бы увидел ее морщины и сам предложил их убрать. Она сказала, что женщина никогда не идеальна и что с определенного возраста она ответственна за свое лицо.

Неужели это правда? Значит, красота не дается раз и навсегда?

Они поссорились. Мама упрекала папу, что он посещает молоденькую курочку. Я, правда, никогда не видела никакой птицы в квартире. Папа сказал, что у него нет курочки, что с него хватит ее подозрений. Мама сказала, что в любом случае женщина имеет право ухаживать за своей внешностью и что, если он не хочет заплатить за ее операцию, она оплатит ее с их общего счета.

Папа сказал: «Не в твоих интересах делать это». Они произнесли ритуальную фразу: «Не перед малышкой», а затем ушли к себе в комнату. Они продолжали кричать. Били вещи об пол и стены. Потом стало тихо.

Есть много такого в поведении взрослых, что мне кажется странным. Я еще посидела немного перед телевизором, чтобы посмотреть продолжение передачи.

Потом, у себя в комнате, как часто по вечерам, я села перед зеркалом и задумалась. Если маме нужна пластическая операция, чтобы стать еще красивее, значит, мне тоже.

Что изменить, чтобы стать еще красивее? Я исследую свое лицо и прихожу к выводу: нос.

У меня слишком длинный нос. Санта-Клаус, если ты меня слышишь, вот мое желание: пластическая операция, чтобы укоротить нос.

 

Жак. 7 лет

 

– Прекратите задавать вопросы, Немро.

– Но…

– Вы меня раздражаете, Немро. Учите урок, и все. Постоянно в облаках витает, а потом задает вопросы. А меня интересуют ответы.

Смех в классе. Я наклоняю голову. В школе я несчастлив. Училка заставляет нас зубрить наизусть всякие вещи, а у меня память плохая. В этом году я потратил кучу усилий на таблицы сложения и вычитания. В первом классе я с трудом выучил алфавит и научился писать свою фамилию и адрес. Не могу запомнить спряжения глаголов. Я не могу даже запомнить входного кода в собственный дом. Сколько раз я тщетно пытался набрать правильные цифры на улице, на холоде!

С другими учениками у меня тоже сложные отношения. Потому что я рыжий и ношу очки. Они обзывают меня «морковкой со стеклышками» или «ржавым гвоздем». По-моему, я ошибся планетой.

Лучше всего мне с Моной Лизой. Она всегда дает хороший совет. Вчера я решал задачу по математике с тремя возможными ответами. Так вот, Мона Лиза положила лапу на правильный!

Если я не с этой планеты, может, я с планеты кошек?

На прошлой неделе я проходил мимо магазина игрушек и увидел замечательный космический аппарат с мигающими лампочками. Может, на таком аппарате можно путешествовать в космосе и найти свою планету? Я уверен, что на моей большинство существ имеют рыжие волосы, а блондинов и брюнетов обзывают «кочерыжками» и «коровьими лепешками».

На моей планете никого не заставляют учить наизусть стихи, потому что все знают, что это бессмысленное занятие. И кодов на входной двери там нет. Скоро Рождество. Я попрошу Деда Мороза принести мне этот космический аппарат.

Я рассказал об этом Моне Лизе. Она согласна с моим выбором.

 

Желания

 

Я сижу по-турецки, паря в пространстве под бирюзовым деревом. Справа плещется озеро Зачатий. Три сферы трепещут у меня над ладонями. Каждый раз, когда я подключаюсь к клиентам, я чувствую небольшую боль. Как если бы соединение со смертными существами позволяло мне снова обрести ощущения плоти.

Подходит Эдмонд Уэллс. Он касается кончиком пальца сферы Игоря, кладет ладонь на сферу Венеры.

– Теперь ты, по крайней мере, знаешь рычаги каждого. Знаки для Игоря. Сны для Венеры. Кошка для Жака. Но будь внимателен. Иногда нужно много рычагов, иногда их нужно поменять. Не впадай в рутину. Ну, что они хотят на Рождество и Новый год?

– Игорь хочет… чтобы один его знакомый получил ножом в живот. Венера хочет пластическую операцию, чтобы укоротить нос, а Жак требует пластмассовую игрушку в виде космического корабля пришельцев. Я действительно должен выполнить все их желания?

Наставник теряет терпение.

– Решив стать ангелом, ты обязался не обсуждать это правило. Ты не должен судить о качестве их желаний, твоя роль состоит в том, чтобы их удовлетворять.

– Кто придумал такие правила? Кто заинтересован в том, чтобы их желания исполнились? Бог?

Эдмонд Уэллс делает вид, что не расслышал вопроса. Он склоняется над яйцами с обеспокоенным видом. Меняет углы наблюдения, задумывается и говорит:

– Теперь, когда ты знаешь пять рычагов, я научу тебя трем тактикам. От самой простой до самой сложной. Во-первых, тактика «кнута и пряника». Речь идет о том, чтобы подталкивать клиента обещанием вознаграждения или угрозой наказания. Во-вторых, тактика «горячего и холодного». Быстро менять плохие и хорошие сюрпризы для того, чтобы клиент стал более податливым. В-третьих, тактика «бильярдного шара». Воздействовать на того, кто воздействует на клиента.

Удовлетворенный преподнесенной порцией мудрости, наставник уходит. Не успевает он удалиться, как появляется мой искуситель Рауль Разорбак.

– Пошли за ним.

Мы незаметно продвигаемся среди деревьев до ложбины, в которой Эдмонд Уэллс, сидя по-турецки, пристально разглядывает единственную парящую над ладонями сферу. Так, значит, инструкторы имеют на своем попечении какие-то специально отобранные души?

Яйцо поблескивает.

Уэллс шевелит губами. Он говорит сфере:

– Улисс Пападопулос, ты готов? Вот еще одна статья для «Энциклопедии относительного и абсолютного знания».

И он начинает диктовать отрывок, посвященный влиянию языков на мышление. Я не верю своим ушам. Эдмонд Уэллс диктует тексты смертному. Но не первому попавшемуся, понимаю я тут же. Рауль был прав. Наставник использует медиума для того, чтобы передать свои знания, потому что больше всего он опасается, как бы его мысли, не зафиксированные материально, не исчезли.

– Этот смертный, этот Улисс Пападопулос, значит, знает больше, чем ангелы, об их территории, – шепчет мой друг. – Давай-ка спустимся и поглядим на него. Это, должно быть, интересно.

 

Энциклопедия

 

Вопрос о языке. Язык, которым мы пользуемся, влияет на наше мышление. Например, французский, увеличивая количество синонимов и слов с двойным смыслом, вводит нюансы, очень полезные в дипломатии. Японский, в котором смысл слова определяется интонацией, требует постоянного внимания к настроению говорящего. Поскольку в японском, кроме того, существует множество уровней вежливости, то это заставляет собеседников с самого начала определить свое место в социальной иерархии.

Язык является не только формой образования и культуры, он содержит в себе составляющие элементы общества: управление эмоциями, коды вежливости. Количество в том или ином языке синонимов слов «любить», «ты», «счастье», «война», «враг», «долг», «природа» свидетельствует о ценностях, преобладающих у народа – носителя этого языка.

Также необходимо знать, что невозможно сделать революцию, не изменив старый язык и словарь. Поскольку именно они готовят или не готовят изменения сознания.

 

Эдмонд Уэллс.

«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том 4

 

 

Жак. 7 лет

 

На Рождество я получил свой космический аппарат. Я нашел его в коробке под елкой. Как я был рад! Я расцеловал родителей, и мы ели разные жирные вещи, чтобы «праздновать». Гусиную печень, устриц, копченую лососину с укропным соусом, индейку с каштанами, рождественский торт.

Не понимаю, что им так нравится в этих праздничных блюдах. Моя старшая сестра Сюзон говорит, что паштет из гусиной печени делают из гуся, которого насильно пичкают до тех пор, пока его печень не раздуется до огромных размеров, Матильда утверждает, что омаров бросают живьем в кипяток, а мама говорит, чтобы мы проверили, живые ли устрицы, капнув на них лимонным соком. Если они шевелятся, их можно есть.

После ужина мы рассказываем анекдоты. Папа рассказал один очень смешной.

– Одного человека сбил грузовик. Только он встал, его сбил мотоцикл. Он встал, и его сбила лошадь. Не успел он встать, как его сбил самолет. Тут кто-то как закричит: «Остановите карусель, человек ранен!»

Я не сразу понял, а когда понял, то целый час смеялся. Шутки, которые я не сразу понимаю, потом оказываются самыми смешными.

Анекдоты вроде коротких сказок. Для хорошего анекдота нужны декорации, персонаж, кризисная ситуация или напряженное ожидание, и все это нужно обрисовать очень быстро, без единого лишнего слова. Необходим еще удивительный конец, а его не так просто придумать. Нужно научиться придумывать анекдоты, мне кажется, что это хорошее упражнение.

Анекдоты хороши тем, что их можно сразу проверить. Рассказываешь его и тут же видишь, смеются люди или нет. Обмануть невозможно. Если люди не понимают или не находят это смешным, они не смеются. Я попробовал.

– Знаете, как собирают папайю?

Все сказали, что нет.

– Куку-косой!

Все усмехнулись. Никто не засмеялся. Провал.

– Какой он хороший, – сказала мама, потеребив меня по волосам.

Раздосадованный, я убежал в туалет и закрылся на задвижку. Это было моей местью. Я запретил всем входить. Меня долго уговаривали, а потом дядя предложил сломать дверь. «Ну нет», – сказал папа. Я победил. Туалет, действительно, неприступное убежище.

В течение следующих дней я очень веселился, играя с космическим аппаратом. Чтобы он приземлялся на планету, я сделал из туалетной бумаги, клея и пластиковых бутылок другой мир и пять маленьких человечков. Моя планета красного цвета, с красным небом и красной водой. Я все покрасил маминым лаком для ногтей, но она этого еще не заметила.

Затем я попробовал описать приключения своих героев. Это история про четырех астронавтов, которые высаживаются на красную планету, где живут очень сильные воины, которые ничего не боятся. Астронавты подружились с ними и выучили их кодекс чести и боевые искусства, которые очень сильно отличаются от существующих на Земле.

Мона Лиза раздавила одного астронавта. Так я решил добавить к своей истории монстра, гигантскую Ангору, от которой нужно удирать со всех ног. Теперь я хочу найти кого-нибудь, кому прочитать свою историю. Если это только для меня, то зачем писать?

 

Венера. 7 лет

 

Все произошло очень быстро.

Я была с мамой в дорогом детском магазине на Беверли Хиллз и мерила платья, когда к нам подошел какой-то мужчина и погладил меня по голове. Мама всегда говорит: «Не разрешай к себе прикасаться, не бери у незнакомых людей конфеты, никогда не ходи с незнакомыми людьми». Но в этот раз она была со мной, и она не прогнала этого господина.

– Я хочу ее фотографировать. Я фотографирую для крупнейшего каталога детской одежды, – сказал он.

Мама ответила, что она сама модель, что она знает эту работу и не хочет, чтобы ее дочь попала в этот ад.

Затем, не знаю почему, они стали называть числа. Каждый раз, когда этот тип называл число, мама называла большее. Это было вроде игры. Последнее слово осталось за мамой, и мы вернулись домой.

Через неделю мама привела меня в очень сильно освещенное место. Все начали суетиться вокруг меня. Меня накрасили, причесали, одели. Все говорили, что я красивая. Но я это и так давно знаю. Одна дама сказала, что я «более чем красивая». Прекрасно.

Что ж, если они сами не заметили моего слабого места, моего слишком длинного носа, я им этого не скажу. Сперва меня посадили на стул и снимали под самыми разными углами. Обожаю звук вспышки. Это как рычание зверя перед прыжком, потом вспышка, и все начинается снова.

Потом я делала вид, что играю с куклой на фоне облаков. Мама смотрела на меня с гордостью. Господин был там, и они снова играли в числа, и мама снова выиграла. Мама сказала, что я сделала нечто потрясающее и в награду я могу загадать какое угодно желание.

Я сказала, что хочу быть безупречно красивой.

– Ты и так безупречна, – сказала мама.

Я всхлипнула.

– Нет. У меня слишком длинный нос. Мне нужна пластическая операция.

– Ты шутишь? – засмеялась мама.

Я продолжала настаивать:

– Ты-то сделала себе операцию. Твои «морщины», твой «жир на ляжках».

Повисла тишина. Наконец мама сказала:

– Очень хорошо. Ты войдешь в историю как самая маленькая девочка, прибегнувшая к пластической хирургии. Пойдем.

Я оказалась в специализированной клинике доктора Амброзио ди Ринальди, бывшего скульптора, ставшего хирургом. Его называют «Микеланджело скальпеля». Кажется, большинство актрис получили известность именно благодаря ему, а не своим пресс-атташе и агентам. Хирурги – это настоящие открыватели талантов. Но тсс, это секрет, публика об этом не знает. Амброзио настолько талантлив, что может сделать операцию, учитывая мой будущий рост.

Меня усыпили на столе, а когда я проснулась, все лицо было в повязках. Мне не терпелось увидеть свой нос, но нужно было подождать несколько дней, чтобы заросли швы.

Пока я ждала, когда исчезнут следы после операции, то сидела в своей комнате. Я смотрела свой любимый фильм, «Клеопатра», с Лиз Тэйлор. Лиз Тэйлор самая красивая женщина в мире. Когда я вырасту, я стану Лиз Тэйлор. У настоящей Клеопатры, кажется, тоже был слишком длинный нос. Может, это и есть проклятие самых красивых людей? Но у меня перед ней есть преимущество. Во времена Клеопатры еще не изобрели пластическую хирургию, хотя бинтовать уже умели.

Операция на носу – этой только первый шаг в завоевании публики.

Теперь я хочу стать звездой.

 

Игорь. 7 лет

 

Требования Петра после его победы над нами возросли. Он распространил рэкет на все комнаты. Его нож с выкидным лезвием позволяет устанавливать свои законы.

Недавно в мастерской мы начали упаковывать сигареты. Поэтому Петр приказал нам регулярно красть по пачке и отдавать ему. Он развил такую торговлю, что теперь может подкупать большинство наших взрослых охранников.

Он окружил себя целой бандой телохранителей, которые сеют среди нас ужас еще и потому, что пользуются покровительством охранников. Когда они хотят что-то получить от нас, то обращаются к Петру, который знает, как заставить нас подчиниться. Он придумал целый набор пыток для строптивых или тех, кто не хочет платить его «петровский налог». Здесь и прижигания сигаретой, и порезы ножом, и просто избиения.

Мне осточертело это место. Даже мои друзья, три В, Вася, Ваня и Володя, в конце концов смирились с властью Петра, который требует, чтобы его называли «царевич».

Я бессилен перед его командой и его властью. Стоит мне ударить кого-нибудь из них, как на меня набрасываются все.

Петр сделал Ваню козлом отпущения. По любому поводу или без повода его колотят и пинают. Мы как-то попробовали его защитить, и тогда избили нас, а охранники просто закрыли на это глаза.

Вася отреагировал так. «Надо валить из этого чертового детдома», – сказал он. Для побега мы решили вырыть подземный ход. Наша комната недалеко от внешней стены. Если повезет, мы вчетвером улетим в другой мир, где нет ни Петра, ни его банды, ни наших охранников.

Утром меня вызвали к директору. Я пошел туда нехотя и застал его в компании с большим мужчиной в военной форме. Учитывая количество медалей на его мундире, это важный человек. Директор сказал тихим голосом:

– Игорь, мне очень жаль.

– Я ничего не делал, это не я, – сказал я автоматически, думая, что они обнаружили туннель.

Директор сделал вид, что не расслышал.

– Игорь, мне очень жаль, что ты должен покинуть наше учреждение, которое стало для тебя, я это знаю, родной семьей. Перед тобой открывается новый этап в жизни…

– Тюрьма?

– Да нет же! – воскликнул он. – Тебя усыновляют.

Мое сердце учащенно забилось. Директор уточняет:

– Присутствующий здесь господин Афанасьев захотел встретиться с тобой, чтобы впоследствии усыновить. Конечно, твое мнение тоже будет учтено.

Усыновить меня?

Я смотрю на типа. Он мне добро улыбается. Он выглядит приятно. У него мягкие голубые глаза. И все эти медали… Мужчины в униформе со множеством медалей производят на меня впечатление.

Я подхожу поближе. Он приятно пахнет. Наверняка его жена не может иметь детей, и поэтому они хотят меня усыновить. Мой будущий папа проводит пальцем у меня под подбородком.

– Вот увидишь, тебе у нас понравится. Моя жена печет отличные торты, особенно шоколадные.

Торты! Рот у меня наполняется слюной. Здесь их дают только по случаю дня рождения президента, и к тому же их делают на свином сале с сахарином, так что вкус у них довольно противный. У этих замечательных людей я буду есть их каждый день, и к тому же с шоколадом. Ух, шоколад… Я уже представляю себе будущую маму. Смешливая блондинка. С добрыми пухлыми белыми руками, чтобы месить тесто.

– Я думал, что уже слишком взрослый, чтобы меня усыновлять.

– Господин Афанасьев – полковник ВВС. Он имеет право на исключения. Он не хотел малыша, но уже взрослого ребенка с хорошим здоровьем.

В комнате никто не хочет верить в мою историю. Владимир резко говорит:

– Печальная правда в том, что они вытаскивают нас из этой тюрьмы лишь для того, чтобы отправить в еще худшее место.

– Да уж, – поддакивает Ваня. – К тому же они сами признались, что выбрали тебя только из-за твоего здоровья.

Владимир добавляет:

– Полковник ВВС… Да там торгуют молодыми новобранцами. Это все знают.

Я начинаю беспокоиться:

– Вася, а ты что думаешь?

Василий пожимает плечами и предлагает сыграть в карты. Первую партию я проигрываю. Вася забирает мою ставку и говорит с видом мудреца:

– По-моему, тебе лучше остаться здесь и копать вместе с нами туннель.

Сперва его безразличие меня обезоруживает, потому что Вася всегда дает хорошие советы, но на этот раз я считаю, что он говорит так из эгоизма.

– Вам всем завидно, потому что у меня будут папа и мама, а вы останетесь здесь взаперти.

У меня появляется желание встать и уйти, но я продолжаю играть. Владимир выигрывает двадцать сигарет, а потом говорит, не глядя на меня:

– Ты нам нужен, чтобы копать туннель.

Я взрываюсь.

– Туннель, туннель, никогда мы его не выкопаем! Вы и через год здесь будете!

Скоро я больше не буду сиротой. Скоро у меня будет настоящая семья. Мои друзья уже в прошлом. Наше расставание будет болезненным, но чем быстрее я порву все связи с тремя В, тем лучше для меня.

Теперь, когда у меня есть настоящий папа, я хочу только одного: выйти отсюда.

 

Энциклопедия

 

Выйти отсюда. Задача: как соединить эти девять точек четырьмя прямыми, не отрывая руки?

 

 

Решение:

 

 

Часто мы затрудняемся найти решение, поскольку подсознательно ограничиваемся территорией рисунка. Однако нигде не сказано, что нельзя выходить за его пределы.

Вывод: чтобы понять систему, необходимо… выйти из нее.

 

Эдмонд Уэллс.

«Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том 4

 

 

Пападопулос

 

Эдмонд Уэллс объявляет о конце эзотерики. И действительно, все его секреты плохо замаскированы.

Его Улисс Пападопулос – это монах-отшельник. Он построил дом, притащил туда запасы провизии, которых хватит до конца жизни, и замуровался в нем.

Свое убежище он построил не где-нибудь. Оно находится на одном из самых высоких и удаленных хребтов Кордильер в Андах, в районе местечка Куско в Перу.

Там Пападопулос медитирует и пишет. Это человек небольшого роста, с черной кудрявой бородой, непропорционально большими ногтями и чистый весьма условно. Когда десять лет живешь в комнате площадью двадцать квадратных метров, начинаешь забывать про такие привычки, как одежда или личная гигиена. К тому же затворника посещают лишь пауки.

Монах занят тем, что записывает последний афоризм Эдмонда Уэллса, когда мы заявляемся к нему. Текст гласит, что, для того, чтобы понять систему, необходимо выйти из нее. Это утверждение восхищает моего друга Рауля. Ведь мы этим самым и занимаемся, не правда ли? Когда мы приближаемся, чтобы получше разглядеть текст, Пападопулос резко прекращает писать.

– Кто здесь?

Это как холодный душ. Смертный, чувствующий наше присутствие! Скорее за шкаф.

Он нюхает воздух.

– Я чувствую ваш запах. Вы здесь, не так ли?

Этот маленький человек, несомненно, выдающийся медиум. Он вертится во все стороны, как кошка, учуявшая мышь.

– Я чувствую, что вы здесь, святой Эдмонд.

Мы стараемся подавить излучение наших аур.

– Вы здесь, святой Эдмонд. Я это знаю, я чувствую.

Мог ли я представить, что когда-нибудь стану ангелом, который боится людей…

– Я вас уже давно жду, – шепчет писарь. – Абсолютное знание – это одно, но одиночество – это другое.

Мы с Раулем не движемся.

– Я устал быть мистиком, все имеет свои границы. Вы сказали, что будете диктовать во сне все, что я должен записать. С тех пор, конечно, каждое утро у меня в голове есть готовый текст, но вот что касается того, чтобы видеть вас…

Мы съеживаемся изо всех сил. Он восклицает:

– Ну вот, я вас заметил, святой Эдмонд!

Он подходит к шкафу и собирается его отодвинуть. Потом передумывает и возвращается на середину комнаты.

– Ну что ж, если вы так, то я увольняюсь! – в гневе бросает он. – Очень жаль, но я не переношу грубости.

В крайнем возбуждении греческий монах хватает огромный молот и начинает бить им по кирпичам, которыми замурована входная дверь.

Из-за нас он решил покинуть свой скит! Я толкаю Рауля локтем.

Нельзя позволить ему сделать это. Эдмонд Уэллс нам этого никогда не простит.

– Ко мне, внешний мир! Ко мне, красивые девушки! – орет он во всю глотку, как помешанный. – Я отказываюсь от своего обета целомудрия! Я отказываюсь от всех своих обетов! От обета молчания! От обета молитвы! Ко мне, рестораны и дворцы, ко мне, настоящая жизнь!

Каждую фразу он сопровождает ударом молота.

– Потерять десять лет на переписывание философских афоризмов, премного благодарен! А потом, когда это приходит ко мне, оно не говорит ни здрасьте, ни до свидания. Да! Больше меня не заманишь. Религия – опиум для народа. А я – дурень, поспешил сделаться монахом-отшельником в горах, как только мне явилось световое существо и попросило об этом…

– Нужно, чтобы кто-нибудь из нас показался, – говорю я.

– Ты, – отвечает Рауль.

– Нет. Ты.

Продолжая размахивать молотом, грек затягивает мелодию группы «Пинк Флойд» «Стена».

–…We don’t need your education…

Куски кирпича летят во все стороны, поднимая пыль. Я решительно выталкиваю Рауля из нашего убежища за шкафом. Священник замирает как вкопанный. Он его увидел. Это настоящий медиум с многочисленными способностями. Он отупело застывает и встает на колени, сложив руки.

– Явление наконец-то! – в восхищении произносит он.

– Э-э-э… – говорит Рауль, который решил увеличить сияние ауры для лучшего эффекта.

Ну и кривляка! Но удовольствие быть увиденным людьми из плоти и крови выше всего. Улисс Пападопулос не перестает креститься. Мы, наверное, действительно производим сильное впечатление на тех смертных, которые нас видят. У меня появляется желание тоже показаться, чтобы удвоить эффект. Но отшельника и так уже чуть удар не хватил. Он начинает креститься все быстрее и быстрее и простирается у ног Рауля.

– Э-э… Ну-у… – изрекает мой друг, чтобы потянуть время. – Да-а… конечно… вот… действительно… вот и я.

– Ах, какое счастье! Я вас вижу, я вас вижу, святой Эдмонд. Я вас вижу своими собственными глазами.

Видимо, в порыве угрызения совести Рауль произносит:

– Э-э… Я не Эдмонд, я Рауль, коллега Эдмонда, того самого, который тебе диктует «Энциклопедию». Он не смог прийти, он приносит извинения. Но он уполномочил меня его представлять.

Монах его плохо слышит, и Раулю приходится повторять каждую фразу по несколько раз, даже диктуя по буквам, чтобы он понял. Он вытягивает руки в направлении этой тарабарщины.

– После святого Эдмонда святой Рауль! Святой Рауль! Святой Рауль! Я благословлен. Ко мне обращаются все святые! – заявляет Пападопулос.

– Очень хорошо, – обрывает Разорбак. – А скажи-ка, в «Энциклопедии» упоминается цифра 7?

– Цифра 7? – удивляется монах. – Э-э… Конечно, святой Рауль, конечно. Она много раз упоминается.

– Покажи мне, – приказывает ангел.

Монах бросается к столу, благоговейно слюнявит палец и начинает быстро перелистывать страницы. Сперва он извлекает текст о символике цифры 7 в картах Таро. Затем другой, подлиннее, о важности этой цифры в мифах и легендах. Третий посвящен семи ступеням в лестнице Якова…

Проблема с этой «Энциклопедией относительного и абсолютного знания» в том, что в ней чего только нет. Мысли нашего учителя направлены одновременно в самые разные стороны. «Энциклопедия» излагает философские рассуждения, но в ней есть и кулинарные рецепты, научные анекдоты, загадки, социологические исследования, словесные портреты, новые взгляды на известные факты земной истории. Что за хаос! Чтобы прочитать все, нам потребуется много путешествий!

Рауль предлагает писарю снабдить манускрипт указателем или хотя бы оглавлением с пронумерованными страницами. Он перелистывает страницы. Пропускает психологические тесты. Интервью со звездами. Наконец что-то интересное. В одном вступлении говорится о том, что географически мир «седьмых» не находится рядом с миром «шестых». Вследствие этого искать его нужно «там, где меньше всего ожидаешь его найти».

Внезапно мы, не чувствующие больше ни холода, ни жары, ощущаем ледяное дуновение.

– Неприкаянные души! – с беспокойством говорит Рауль.

Действительно, перед нами возникает с десяток фантомов. Они похожи на нас, только вместо того, чтобы сиять, они поглощают свет.

Рауль, который в Раю старше меня, объясняет, что эти эктоплазмы – самоубийцы, ушедшие до срока, или убитые, души которых так мучаются, что предпочитают остаться здесь и решить проблемы своего прошлого, вместо того чтобы вознестись на небо и очиститься в другой жизни.

– Это люди, которые даже после смерти отказываются отдать концы?

– Или не могут. Некоторые реваншисты, жаждущие мести, хотят оставаться призраками, чтобы преследовать своих мучителей.

– А нам они могут причинить вред?

– Нам не могут. А Пападопулосу могут.

Я протестую:

– Но мы же ангелы, а они просто неприкаянные души.

– Они остались ближе к людям, чем мы.

Рауль опасается, что именно мы навели их на след греческого монаха. Неприкаянные души постоянно ищут тело для преследования, а мы, высадившись на Земле, указали им медиума.

Призраки постоянно прибывают. Их уже больше тридцати. Они выглядят так же, как в момент своей смерти. Перед нами воины древних инков с ранами от аркебузов конкистадоров. Мы как будто видим роман Лавкрафта! Тот, кто, судя по всему, является их начальником, еще более ужасен. У него нет головы. Я придвигаюсь к Раулю и спрашиваю:

– Как можно их победить?

 

Венера. 7 лет

 

Зеркало. С новым носом я нахожу себя еще красивее. Я хожу в школу для детей звезд, в которой обучение строится по методу доктора Хаткинса. Нам разрешают делать, что угодно и когда угодно, чтобы не подавлять наши желания. Чаще всего я рисую маленького человечка – заключенного.

– Кто это? – спрашивает учительница. – Твой папа? Твоя мама?

– Нет. Это Другой.

– Кто другой? Прекрасный принц?

Я уточняю:

– Нет, это Другой, он мне иногда снится.

– Ну хорошо, у этого Другого есть имя, это прекрасный принц, – сообщает мне учительница. – Я тоже его искала, а потом нашла, когда встретила своего мужа.

Ничто так меня не раздражает, как эти взрослые, которые не слушают детей и воображают, что все знают. Я кричу:

– Нет, Другой это никакой не прекрасный принц! Это узник. Он в заточении и хочет выйти. Только я могу ему помочь, но для этого я должна вспомнить.

– Что вспомнить?

Я не могу терять время. Я отворачиваюсь.

На прошлой неделе меня пригласили на фотосеанс в один журнал. Благодаря маме, которая меня рекламирует везде, куда ходит по своим делам. Я позировала два или три часа, сидя на табурете с букетом цветов. По-моему, это было для календаря. Мама была в соседней комнате и играла в эту игру, когда нужно называть все большие и большие числа и заканчивать словом «доллар».

Мама сказала, что я становлюсь кем-то очень важным. Она сказала, что я новая Ширли Темпл. Не знаю, кто эта девушка. Наверняка одна из этих стареющих актрис, которых всегда упоминает мать. Во всяком случае, мне они все, кроме Элизабет Тейлор, кажутся страшными.

 

Жак. 7 лет

 

Уже несколько недель, как в школе появилась новенькая. Когда появляются новички, я всегда хочу помочь им.

Эта новенькая не совсем обычная. Она старше нас. Ей восемь лет. Наверняка она оставалась на второй год, хотя на тупицу и не похожа. Она живет в цирке. Она все время переезжает с места на место, и поэтому ей сложно следовать за программой.

Девочку зовут Мартин. Она благодарна за мое отношение, слушает мои советы и спрашивает, умею ли я играть в шахматы. Я говорю нет, и она достает из ранца маленькую шахматную доску, чтобы научить меня. Мне нравится в шахматах то, что доска похожа на театр, в котором фигуры танцуют и борются. Она учит, что у каждой фигуры есть свой мини-код поведения в жизни. Одни продвигаются маленькими шагами: это пешки. Другие далеко перескакивают, как бешеные. А третьи могут перепрыгивать через остальные фигуры, это кони.

У Мартин способности к шахматам. В своем возрасте она уже играет на соревнованиях с несколькими взрослыми одновременно.

– Это просто. Взрослые не ожидают, что маленькая девочка будет на них нападать, и я жму изо всех сил. Тогда они переходят в оборону. Когда они защищаются, то становятся предсказуемыми и опаздывают на один ход.

Мартин утверждает, что для победы нужно следовать трем принципам. В начале партии как можно скорее вывести свои фигуры из-за линии обороны, чтобы они могли вступить в действие. Затем занять центр. Наконец, стараться вначале укрепить свои сильные стороны, а потом уже улучшать слабые.

Шахматы становятся страстью. Мы с Мартин играем на время, когда нужно думать не на один, а на шесть ходов вперед, которые логически следуют друг за другом.

Мартин говорит, что я хорошо атакую, но не очень хорошо защищаюсь. Тогда я прошу ее научить меня лучше защищаться.

– Нет, вспомни. Лучше укреплять свои сильные стороны, чем исправлять слабые. Я буду учить тебя еще лучше атаковать, и тогда тебе не придется учиться защищаться.

Так она и делает. Я думаю все быстрее. Когда я играю, мне кажется, что пространство и время ограничиваются этой доской, на которой завязывается драма. С каждым ходом мне кажется, что в голове мечется мышь, исследующая все возможные ходы в лабиринте, чтобы скорее найти правильный.

Мартин рассказала случай, описанный Эдгаром По в «Шахматисте из Малзеля». Это история про машину, которая обыгрывает всех людей в шахматы. В конце концов выясняется, что на самом деле в ней сидит карлик. Какая отличная находка! У меня даже мурашки от удовольствия! К тому же, кажется, это настоящая история.

Мартин, Эдгар Алан По и шахматы придают новый смысл жизни. Теперь я ввожу много напряженного ожидания в свои рассказы, большинство из которых связаны с шахматами. Часто их персонажи попадают в игру, правил которой не знают, потому что ею управляют невидимые законы, которых они даже не в состоянии себе представить.

Я предлагаю Мартин прочитать мой последний рассказ. Она соглашается. Неужели я наконец нашел читателя? Я шепчу ей на ухо историю про двух лейкоцитов, ищущих в человеческом теле микроба. Когда они его ловят, то понимают, что его единственным желанием было присоединиться к обществу клеток человеческого тела. В конце концов микроба принимают в тело, но только туда, где он может быть полезен.

– То есть?

– В пищеварительную систему, чтобы он помогал переваривать пищу.

Она смеется:

– Остроумно. Как это тебе пришло в голову?

– Я посмотрел передачу про микробов по телевизору.

– Нет, я спрашиваю, как у тебя появилось желание найти лучший мир, ведь твой микроб на самом деле ищет идеальное общество.

– Мне кажется, что наш организм уже идеальное общество. Там внутри нет соревнований, нет начальников, там все разные и в то же время дополняют друг друга, и все действуют в общих интересах.

Мартин говорит, что мой рассказ очень хороший. Она целует меня в щеку, я хочу тоже поцеловать ее, но она меня отталкивает.

– Когда напишешь еще рассказы. Я хочу, чтобы ты их мне почитал, – выдыхает она.

 

Игорь. 7 лет

 

Сегодня вечером за мной должны прийти мои новые родители. Я надел черный синтетический костюм, который нам выдали по случаю праздника. Начистил ботинки топленым салом. Собрал чемодан. Я ни с кем не говорю. Днем я не ем. Я боюсь поставить пятно на костюм. В библиотеке я пролистал книгу о правилах хорошего тона. Теперь я знаю, что вилку кладут слева от тарелки, а нож справа. Я знаю, что к мясу подают белое вино, а к рыбе красное. Или наоборот. Я знаю, что нужно давать свою визитную карточку другим богатым, которых встречаешь, чтобы иметь потом возможность встретиться с ними, не сталкиваясь с бедными.

Я также изучил награды. Медали моего будущего папы говорят о том, что он не только принадлежит к элите военно-воздушных сил, но и что он сбивал вражеские самолеты. ВВС… Я уже чувствую, что готов презирать пехоту, артиллерию и флот. Да здравствует авиация! Летишь над врагами и убиваешь их издалека, не видя и не касаясь. Да здравствует армия! Да здравствует война! Смерть врагам! Смерть Западу!

Когда я официально стану «сыном полковника», я буду знать все передвижения наших войск, я узнаю обо всех секретных операциях, о которых в прессе ни слова. Я уверен, что от нас скрывают все действительно интересное: бойни, внезапные нападения и все такое. Три В из нашей комнаты мне осточертели. Скорей бы стать богатым, бедные начинают действовать мне на нервы.

Полдень, час дня, пять вечера. Я говорю «до свидания» охранникам, усаживаюсь и жду девятнадцати часов в своем красивом праздничном костюме, который немного потрескивает по швам. Ваня проходит мимо, смотрит злобно и бросает:

– Твой полковник наверняка педофил.

– Ты так говоришь от зависти. Ты даже не знаешь, что такое шоколадный торт.

– А ты изменник!

Я понимаю, что Ваня рассчитывал на мою помощь и защиту, но я не могу постоянно быть в распоряжении всех. Я успокаиваюсь.

– Тебе когда-нибудь тоже повезет, и тогда ты будешь вести себя точно так же.

Мой новый папа должен прийти за мной ровно в девятнадцать часов. В девятнадцать тридцать я наверняка буду дома, буду есть торт с настоящим маслом и шоколадом.

Восемнадцать тридцать. Передо мной появляется Василий, вид у него странный. Он велит мне идти за ним в душевую. Там возбужденная толпа. Все смотрят вверх, а под потолком висит Володя с табличкой на шее: «Спрятал сигареты, чтобы не платить налог». Моего толстого друга, наверное, было трудно подтянуть так высоко. Он весь синий, а язык неестественно высунут, что делает всю сцену еще ужасней.

– Это Петр… Петр… его убил! – с трудом выговаривает Ваня.

Василий молчит, но взгляд у него жесткий. Он подходит ко мне, берет меня за плечо и ведет к тайнику, про который я не знал. Из куска материи он достает что-то длинное и блестящее. Нож.

Я разглядываю его. Он его не купил, он его сделал. Выковал тайком в мастерской. Похож на настоящий кинжал.

– Ты из нас самый сильный. Ты должен отомстить за Володю.

Я остолбенел. Я думаю о новом папе, полковнике ВВС. Однажды он посадит меня в свой самолет… Научит летать… Я снова вижу этого жиртреста Володю, всегда жрущего, всегда с пальцем в носу, свинья. Я снова вижу, как он ест, пускает слюни и рыгает. Володя.

– Очень жаль, – говорю я Василию. – Поищи кого-нибудь другого. Через полчаса придут мои новые родители. Меня теперь ваши разборки не касаются.

Я уже поворачиваюсь, чтобы уйти, когда слышу за спиной шепот:

– А Игорь… Игорь-то тоже налог не заплатил…

Это Петр.

– А Игорь-то как на праздник разоделся. Настоящий богатый сынок. Костюмчик ка

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.