Национальные интересы Российской Федерации на Кавказе являются предметом острых дискуссий как в научно-исследовательской литературе, так и в многообразной политической публицистике. Вместе с тем, как правило, дальше самих дискуссий данный предмет не развивается.
В основном тональность всех дискуссий имеет ярко выраженный полярный характер. На одном полюсе концентрируются точки зрения, в соответствии с которыми Российская Федерация ни в коей мере не желает допустить усиления чьего-либо влияния на Кавказе, кроме своего собственного. На другом полюсе оживленно формируются различные системы аргументов, в соответствии с которыми ситуация представляется таким образом, что Россия не в состоянии ни сегодня, ни в ближайшей перспективе играть решающую роль на Кавказе, поэтому обосновывается необходимость участия в «общекавказском процессе» других более влиятельных игроков (в первую очередь США и Западной Европы).
Между отмеченными полярными точками зрения есть и другие позиции. Авторы этих позиций склонны ставить характер решений России по кавказским вопросам в прямую зависимость от готовности России продвигаться по пути демократии. В частности, некоторые «специалисты по России» стараются убедить Президента США Д.Буша в том, что «…именно готовность руководства России уйти с Северного Кавказа, никогда не бывшего ее органичной частью, должна рассматриваться мировым сообществом в качестве главного доказательства его разрыва с порочной имперской традицией»1.
Обвинения в наш адрес относительно приверженности имперской традиции хорошо знакомы. Логика сторонников подобных позиций весьма прозрачна: все должны отказаться от имперской приверженности, потому что в мире сегодня есть лишь одна империя – США. Один из идеологов американского господства в мире З. Бжезинский старается оправдать имперскую приверженность самих США. Он отмечает, что хотя превосходство американцев в масштабе всего мира неумолимо вызывает воспоминание о похожести с ранними «имперскими системами», расхождения оказываются более основательны2. Стремление США к доминированию, по мнению названного автора, выходит за пределы вопроса о территориальных границах. Американская мощь проявляется через глобальную систему явно американского покроя, отражающую внутренний американский опыт. Центральное место в этом внутреннем опыте, как отмечает З. Бжезинский, занимает плюралистический характер как американского общества, так и его политической системы3.
Думается, что в определенном смысле З. Бжезинский прав. Прав он именно в том, что различие американской имперской приверженности с имперскими приверженностями других государств состоит не в сущности, а в форме осуществления империалистической экспансии. Действительно, вопрос о территориальных границах сегодня поднимается редко. Но заслуга в этом принадлежит не американской экспансии. Дело в том, что территориальные границы государств обрели условный, часто весьма формальный характер. У нас не отбирают территорию. Однако нам навязывают «внутренний американский опыт», как бы мы не сопротивлялись этому. А если мы начинаем сопротивляться активно, нас сразу обвиняют в том, что мы по-прежнему склонны к имперской приверженности.
Здесь представляется важным и необходимым отметить то, что если мы не будем управлять своими национальными интересами, то очень скоро нами будут управлять в целях реализации национальных интересов других.
Думается, что сказанное подтверждает позицию тех отечественных исследователей и политиков, которые считают, что Россия не только должна осознать и сформировать свои национальные интересы, но и активно их защищать на всех уровнях взаимоотношений между государствами.
Кавказ имеет для России важнейшее геостратегическое значение, а формирование и защита национальных интересов России, возможность реализации политической стратегии в Кавказском регионе в настоящее время является одной из важнейших проблем, решив которую Россия сможет обеспечить себе национальную безопасность. В этих целях представляется необходимой разработка вопроса о национальных интересах России на Кавказе.
Заключение.
Итак, между Россией и Кавказом установилось тесной двухстороннее сотрудничество, прежде всего в экономической сфере. Ведь власть и экономика всегда тесно связанны, а их взаимосвязь прослеживается в деятельности бизнес-групп, так называемых финансово-промышленных групп (ФПГ).
Именно бизнес может стать флагманом интеграции, так как политическая интеграция через региональные и международные организации, а тем более прямая политическая интеграция мало проблематичны по разным сценариям. Но бизнесу в связи с особенностями отношений между бизнесом и властью в обеих странах нужен импульс, политическая воля, проявленная в рамках двусторонних отношений. Именно на уровне бизнеса после импульса, полученного от проявленной политической воли, начнется восстановление разорванных после распада Советского Союза хозяйственно-экономических связей двух стран. И без экономического воссоединения экономический потенциал двух сторон огромен, но только после запуска процесса экономической интеграции, скрепленной политическим партнерством на высшем уровне, возможна максимальная реализация этих потенциалов. Ведь во взаимодействии двух стран проявится эффект усиления экономических возможностей. При неблагоприятной политической конъюнктуре экономические связи останутся на том же уровне, возможно даже ухудшение, уменьшение присутствия российского бизнеса всех уровней в экономике Украины. Сырьевое сотрудничество в кратко- и среднесрочной перспективе вряд ли прекратится, несмотря на строительство Россией других трубопроводов. Но для обеих сторон по большинству позиций не выгодно оставаться только на уровне сырьевого сотрудничества.