Помнишь, какой курицей я был в наш первый раз? Я шага ступить не мог без тебя. А помнишь дерево? Ты знаешь, как я отношусь к тебе.
Гейб
Черт, вдвойне черт! Если бы мой тренер был сейчас записан на видеомагнитофон, я бы поставил на перемотку. История любви? Это что, какая-то идиотская шутка? Учитывая то, что Игорь не шутит, да он едва знает, как нужно улыбаться.
Я бросаю взгляд на мечтательную Мэд рядом со мной. Значит, я правильно услышал тренера.
Я поворачиваюсь и неотрывно смотрю на Игоря, но внутри у меня все трясется еще сильнее, чем когда я сказал Курту, что покидаю хоккей, прям перед поездкой на командное первенство.
Игорь кивает на наши бутылки с водой, лежащие на трибунах.
- Я оставляю копии музыки здесь. Послушаете сегодня вечером, хорошо? Сегодня мы должны понять с чего начать, - он щелкает суставами пальцев под кожанами перчатками. - Тодес, еще раз. Прежде вы катались для зрителей. Сейчас их нет, только Мэделин и Габриель. Поняли?
- Да, сэр.
Я понял, но это, черт возьми, станет самым неожиданным случаем на катке: потому что я действительно собираюсь сделать то, что он хочет. Я беру инициативу на себя и встаю в циркуль[9], смотря на пустые лавки.
Мы были Мэделин и Габриель дольше, чем я помню. Я позволил ей отрезать мои волосы в детском саду. Я сломал руку для нее. Нет ничего, чего бы я ни сделал для нее… кроме этого. Она мне как сестра, мы знаем друг друга слишком хорошо. Я могу разделить с ней братскую любовь, но на этом все.
На выезде из позиции, я выталкиваю себя так, чтобы оказаться спиной к Игорю и смотреть поверх головы Мэд, но моя миссия по обману тренера сокрушительно проваливается.
- Еще раз,- говорит он. – Ты должен смотреть на нее, Габриель.
Теперь, я смотрю на ноги Мэд, скользящие вокруг меня. Игорь ездит перед нами, пока мы не заканчиваем двигаться. Он кивает Мэд.
- Хорошо, Мэделин. Я передумал, мы послушаем музыку сейчас, включайте.
Мэд уезжает, оставляя меня один на один с КГБшником.
- Я не верю,- говорит Игорь. – Заставь меня поверить.
Я бью носком по льду. Неуважительно, да, я знаю, но уход в штрафную сейчас звучит, как лучшая сегодняшняя идея. Я знал, что этот день придет. Я знал это с тех пор, как в первый раз заставил себя отвернуться от округлой груди Мэд и…
- Я не могу.
Игорь подъезжает ближе, и я останавливаюсь. Я не знаю, что он будет делать, если я случайно ударю его, но я уверен в том, что не хочу это узнавать. Его дыхание обдает теплом мое лицо.
- Не говори мне «Я не могу». «Я не могу» - это не по нашему плану.
Годами, я доверялся планам Игоря, по уважительным причинам: он тренировал меня с Мэд для чемпионата США в классе юниоров и для трех Гран-при, включая четвертое в финале прошлого года. Но…
- Это же Мэд.
Глаза Игоря цвета нержавеющей стали вспыхивают:
– Ты хочешь выиграть?
- Да,- выдыхая я. Мамины медали загораются на задворках моего сознания.
Мне нужно выиграть.
- Значит, ты притворишься. Мне нужно сказать это по буквам?
Мне не надо было, чтобы Игорь разъяснял. Я знаю, как заполучить девушку. Проблема в том, что я не настолько крутой, чтобы сохранить наши с ней отношения.
Мэд возвращается, и я с легкостью повторяю с ней предыдущее движение еще раз, только теперь растянувшееся на безнадежно долгие минуты музыки. Я смотрю на ее лицо.
Сестра, сестра, сестра, мысленно скандирую я. Но появляется мультяшный дьявол на моем плечи и напоминает мне, что я единственный ребенок в семье.
Ладно, тогда: Друзья?
Я пытаюсь осуществить слабую попытку по созданию другого демона, но в итоге они колотят друг друга.
– Еще и с преимуществом! - кричит первый демон.
- Где, черт возьми, мои ангелы? – вопрошаю я.
- Нет! – вслух отвечаю я сам себе.
Я, должно быть, говорю очень громко, потому что Мэд пугается. Она соскальзывает с края и падает с Тодеса.
Она всего лишь в нескольких дюймах[10] ото льда, но все же падает. Наиглупейшее падение в мире. Даже малолетние пары делают это во сне.
- Прости,- я помогаю ей встать.
- Мэделин,- говорит Игорь слабо, как небо перед ураганом,- пожалуйста, сейчас иди, поработай над скобками[11].
Обычно, гнев Игоря направлен на проделки Криса, но сегодня его негодующие глаза смотрят на меня.
- Я вижу тебя. Все те девушки, воздыхающие на трибунах во время игры в хоккей. Здесь, какая проблема? - Он сжимает свои одетые в перчатки пальцы, сейчас похожие на черные лапы.
Я смотрю на Мэд, которая мелькает на льду, выполняя скобки. Она борется с извилистыми поворотами, с жестким решительным выражением лица. Она вкладывает очень много силы в элемент, что приводит в конечном итоге к тому, что она практически ударяется о бортик.
В этом и проблема, я всегда раскладываю свою жизнь по полочкам, Мэд же никогда не боится преград.
Я поворачиваюсь назад на Игоря, смотревшего, как я наблюдаю за Мэд. Его пальцы расслабляются в перчатках.
– Притворись,- говорит он, убеждая меня,- сделай иллюзию, будь более развязным.
Если я позволю себе быть таким, я не вылезу из этого.
- Мэделин,- зовет Игорь. – Попей, мы продолжаем.
Я тоже еду пить.
Нужно сделать что-нибудь, чтобы скрыться от всего этого.
Мэд бросает воду на трибуны. Она держит подбородок высоко и не смотрит на меня:
- Я такая страшная?
- Что?
- Ты даже не смотришь на меня.
- Нет.
Блестящие темно-русые волосы. Глаза такие большие и голубые, как летнее небо. Щеки с множеством крошечных веснушек, которые я хочу притянуть поближе, чтобы рассмотреть.
Барьер, мне нужен барьер.
- Мэд, нет.
- Забудь это, забудь то, что я сказала,- она скользит вперед.
Я следую за ней, и протягиваю свою руку к ее руке. Еще раз мы делаем этот элемент. Я делаю то, что хочет Игорь: я смотрю на белую шею Мэд, как ее голова опускается назад. Позволяю своим глазам дорожкой пройти по ее ключице, поверх ее расцветшей выгнутой груди. Мэд плавно скользит вокруг меня, и мой мир уходит вниз по водостоку.
В конце, мое сердце стучит так громко, что я не слышу музыки. Мы все сделали, руки опущены, ноги свободно стоят на льду. Но я делаю еще один ход по направлению к Мэд, мое лицо прям напротив ее лица, едва покрытым веснушками.
– Ты страшно красива.
Смотря на ее лицо, я не замечаю реакции Игоря. Но мне не нужно видеть его, чтобы понять, что на этот раз я сделал все в точности, что он хотел.
***
- Свободны,- говорит Игорь,- можете потренироваться в прыжках одни.
Я смотрю на табло с часами: целый час пролетел.
Мэд приподнимает бровь, глядя на меня:
– Хочешь, попробуем сделать конкурс по тройным Акселям?
Никто из нас еще не сделал тройной Аксель, и попытки его выполнить заканчивались синяками. Я все еще чувствовал нерешенность нашего урока, правда сжимала меня будто ремень.
Я размышляю о Мэд, долгое время. И сейчас, Игорь предлагает мне дать волю эти мыслям? Это примерно так же, как пытаться остановиться после одного «Doritos».[12]
Может быть, пока постучать по льду, пока здравый смысл не постучится ко мне?
Я жестом показываю на открытое пространство впереди:
– Дамы вперед.
Мэд делает несколько подсечек,[13] выкидывает вперед левую ногу, ставит лезвие конька ребром, и отталкивается, взмывая в воздух. Три оборота и она падает, ударяясь об лед, но, черт возьми, она была так близко.
– Ты не тренировалась?
Она встает, отряхивает снег с бедер, и… я смотрю на ее грудь. Она улыбается.
– Твоя очередь.
Я готов сделать свой собственный взлет. Я не падаю, но я делаю лишь один оборот. Я должен был быть в состоянии сделать этот прыжок.
Но Мэд знает, просто молчит, о том, что мой прыжок всем курам на смех. Она безупречна, и сейчас она насмехается надо мной, потому что она пойдет и сделает это снова. И сделает три и четыре оборота прямо сейчас.
Прикасаясь к ее руке, я знаю, что это случится, сегодня, сейчас.
– Ты сделаешь это, Мэд,- шепчу я ей,- пробуй еще раз.
Она кивает, ее лицо напоминает мне лицо ее отца, которым он смотрит на нас с билбордов: глаза сфокусированы, подбородок поднят. Этот взгляд говорит нам, что ему можно доверять, что он сделает любую работу.
Мэд делает подсечки, отталкивается и прыгает. Один, два, три, еще половина оборота и она приземляется на согнутых коленях так медленно, что чуть ли не делает Пушку[14], но слава всем святым…Она… Встает.
Я официально проиграл «Аксельный конкурс». Я никогда не изменю это, но сейчас я так рад за Мэд, что «даже не обдаю ее ведром слякоти от заливочной машины».
Я кричу, Мэд кричит и даже Крис с Кэтти, забыли, о чем они спорили все это время.
Мэд обхватывает меня руками, и я обнимаю ее. Поверх ее плеч, я вижу, улыбающегося Игоря, и наши товарищи присоединяются к этому огромному объятию.
Мэд сделала свой тройной Аксель. Я не достоин, даже завязывать шнурки на ее коньках, но по какой-то причине она все еще моя партнерша.
Нет, не по какой-то, а по неизвестной причине. В этом большом праздничном объятии, тело Мэд сильнее прижимается к моему, и она зарывает свое лицо в мою шею.
Я знаю причину, почему она все еще моя партнерша. И я так же знаю, что чтобы я ни делал, я не могу ее потерять.
Мэдди
В женской раздевалке, я встаю под такой горячий душ, который только может быть. От брызг воды, облачка пара поднимаются вверх, и я чувствую, что могу взлететь так же как они. Сегодня я выполнила свой тройной Аксель.
Свой. Тройной. Аксель.
Но тут, мой мозг напоминает мне:
... Гейб, он непостоянный. Ты никогда не получишь того, что не переставала хотеть. Гейб не сделает этого…
Слишком поздно. Я уже потеряла свою любимую мечту, где мы с Гейбом стоим на пьедестале на Олимпийских играх, наши руки обнимают друг друга.
Я обхватываю себя руками, поднимаю подбородок и подставляю голову под теплые струи воды. Я вспоминаю остаток сегодняшнего дня – безумно потрясающая тренировка. Ну, возможно на счет первого Гейб так не думает, но эта мысль не должна занять у него много времени, чтоб согреть идею о нас.
- Не обольщайся, - предупреждает меня мой мозг, - Гейб об этом ничего не говорил…
Я останавливаю эту мысль, натирая под душем те места, к которым сегодня прикасался Гейб.
Некоторые вещи не нужно говорить.
Я выхожу из душа, кайфуя, и оборачиваю себя мягким полотенцем. Вижу Кейт, которая ютится на лавочке перед нашей раздевалкой. Я сразу вспоминаю, как началась сегодняшняя тренировка и присаживаюсь рядом с ней.
Кейт моя лучшая подруга и я ее, но мы обе достаточно умны, чтобы понять, как тяжело профессиональным фигуристам оставаться лучшими друзьями будучи на льду. Мы не делимся абсолютно всем. Некоторые вещи, особенно отношения между партнерами, лучше оставить на льду. Но в любом случае, я проверяю.
- Хочешь поговорить об этом?
Кейт смотрит прямо, мимо моих плеч, на все еще идущую полным ходом тренировку наших одноклубниц Реджины и Люси.
- У вас с Гейбом новая программа? Какая музыка?
- «Ромео и Джульетта». Но…
- Подходящая,- Кейт смотрит на меня красными от слез глазами.- Ты ведь читала пьесу? Ну, или смотрела фильм, в конце концов?
- Да, но…
- Мэдди,- говорит она, умоляющим голосом,- не забывай, чем это кончилось.
Что? Я что, собираюсь убить себя? Да мы с Гейбом даже не из враждующих семей. Наши мамы были соседками по комнате в колледже.
Я не стала опровергать ее слова, я отворачиваюсь, думая о словах Гейба, когда он говорил, что их отношения похожи на Аксель.
Ну, угадайте, что? Да, я выполнила тройной Аксель.
***
Я удивляюсь, когда обхожу машину Гейба; думая о душе, я начинаю улыбаться. Может быть, он просто тоже опаздывает, размышляя о том же, о чем и я.
Я прислоняюсь к его «Доджу Вайперу», который должно быть был недавно натерт воском, потому что выглядит он, как леденец цвета спелого яблока, и закрываю глаза.
Писк его сигнализации пугает меня. Он садится на багажник, и я кидаю свою сумку рядом с ним. Мы залазим в машину, Гейб опускает складной верх, но не говорит мне ни слова.
Моя кофта все еще мокрая и летнее солнце не достаточно теплое, чтобы затмить ветерок, когда мы устремляемся в город. Я смотрю на размытые зеленые и золотые краски за окном и дрожу до тех пор, пока тишина не становится невыносимой.
- Сегодня была хорошая тренировка.
- Невероятная,- говорит Гейб, так тихо, что я с трудом могу расслышать его из-за ветра.
А потом он отгораживается от меня глыбой льда. Я впервые сделала тройной Аксель, и он что…
- Сильно завидуешь?
- Черт, Мэд, да мы все завидуем,- Гейб сморит на меня, а потом поворачивается обратно к лобовому стеклу, но я все-таки улавливаю его слабую попытку показать хоть какую-то улыбку. У меня скручивает живот. Это разговор не об Акселе.
- Это не ты,- говорит он.
Я чувствую, будто меня вновь снимают камеры. Но сейчас это не реклама для папы, это видео-клише, сцены расставания.
- Это не я,- эхом отзываюсь я.
У Гейба звонит телефон, слабой пародией на «Let Me Down Easy».
- Возьми трубку, пожалуйста, я за рулем.
Конечно, он за рулем. Его «Вайпер» не Бэтмобиль с автопилотом, да я впрочем, и на такой не смогла бы ездить.
Но я сижу прямо, потому что понимаю, что означает звонок, когда Гейб просит меня ответить. Это значит, что он собирается идти с кем-то гулять. Точнее, собирался пойти, хотя это неважно.
Я все равно ворчу:
- Серьезно? И сколько ты уже был с ней, раз шесть?
- Пожалуйста. Она хочет, чтобы мы надевали одинаковую одежду и все думали, что мы пара. Ты же знаешь, что я не сделаю такого никому, кроме тебя.
Я щурюсь, мы оба знаем, что я отвечу на этот звонок. Я призываю свое лучшее черлидерское хихиканье:
- Привет.
Обычно этого достаточно: кто-то сдавленно всхлипывает на другом конце трубки, а затем наступает тишина.
Первый раз, это случилось, когда мы только перешли в старшую школу, и случился там один казус.
У нас с Гейбом был одинаковый звонок и как-то раз мы все таки их перепутали. Гейб сказал не волноваться по этому поводу, что он позвонит Кристен и все объяснит. Я не думаю, что он потом звонил Кристен, но однажды, каким-то чудесным образом, наши телефоны снова перепутались, и тогда уже попалась Анита.
На этот раз, мой черлидерский смех не сражает ее. Нерешительный девичий голос говорит:
- Извините, должно быть, я перепутала номер. Это ведь телефон не Гейба Нильсена?
Я заставляю себя издать еще один смешок:
- Ооох, Гейб, прекрати.
Звонившая девушка, повесила трубку.
- Спасибо,- шепчет Гейб и снова превращается в немого.
Я снова и снова подкидываю его телефон. У меня начинает болеть бок из-за сегодняшнего падения, полученного во время выполнения Акселя. Но если бы я не упала, я бы никогда не выполнила этот прыжок.
Я делаю вздох и выпускаю наружу то, что скрывает мое сердце:
- Что думаешь по поводу новой программы?
Гейб не смотрит на меня.
- Я думаю, Игорь знает, что делает.
Все те многочисленные медали, которые лежат у меня дома, думают так же.
Я стреляю в него вопросом:
- Тебе некомфортно, да?
- На льду это ничего не меняет.
Но это уже все поменяло.
- Это довольно большая перемена на льду.
- Это не будет мешать нашей программе в плане техники. Элементы, что подобрал Игорь сегодня, музыка… Все это должно только укрепить нашу работу.
- Я не это имел в виду.
Его глаза все еще смотрят на дорогу, когда он говорит:
- Я не могу справиться с этим, - Он заезжает в свой гараж между парком и домом. – Ты можешь?
У меня потеют ладони, как когда заливщик выливает воду. Если это так, то как мы будем кататься? Я собираюсь сделать хоть какое-то движение: я сама отстегиваю ремень, поворачиваюсь и кладу руки на его ноги так близко к его коленям, насколько у меня хватает смелости.
– Я думаю, ты должен позвать меня на танцы, посвященные началу учебного года.
Гейб отталкивается от меня.
- Я не могу сделать этого, Мэд.
У него не было с этим проблем час назад.
– Почему нет? - я никогда не видела, что бы Гейб так быстро выходил из машины, но потом я вижу его...
Папа идет к открытому гаражу, стоящему по соседству от «Вайпера». Он улыбается, и прочищает горло:
– Мэдди, ты ничего не забыла?
Уупс. Значит день расслабляющего, долгого душа не сегодня. Я опаздываю на еще одно публичное мероприятие с Сенатором Спаэром.
***
В нашей кухне, я раскидываю тетрадки на одной стороне кухонного островка. Хоть это и первая неделя школы, но огромное количества домашнего задания неудивительное зрелище для нашего дома. Папа гордится тем, что я получила стипендию в подготовительную академию Ривэвью, но это означает, что некоторое время я не смогу уделять тренировкам, так как должна буду учиться.
Какая редкость! Папа встает на другой стороне стола, помогая маме нарезать овощи для салата. Позади них на плите кипит фасолевый суп. Вокруг нас мечется фотограф, снимая здоровое питание американской семьи.
В конце концов, за всей этой съемочной суетой, папа не заметил небольшой выходки с Гейбом в машине. На этот раз, я рада папиной одержимости показать такую картинку нашей семьи, которая может посоревноваться с годами Джона Кеннеди.
Я открываю учебник по математике и начинаю жевать губу, но я не ломаю голову над интегралами и дифференциалами. Даже если я смогу учиться с постоянными щелчками и миганиями фотоаппарата, боль, сформировавшаяся в голове, скорее из-за поспешного ухода Гейба, чем из-за появления папы, все равно будет напоминать мне о недавних событиях.
- Подними подбородок,- говорит фотограф, и я корректирую свое положение для следующего снимка.
Я перестаю кусать губы, но я все еще не сделала уроки и не выяснила что-то по поводу Гейба.
Фотограф ведет нас к обеденному столу, решив снять еще немного неправдоподобных сцен.
Это все не так, как обычно, когда мы просто едим перед телевизором; семейное время очень важно в моей семье.
Обычно, «семейное время» - это я и мама. Между законодательными сессиями округа Колумбия и партийными съездами штата Канзас, папа не уделяет много внимания семье.
Я не виню его. Когда он первый раз был избран на место сенатора, у нас было огромное семейное обсуждение по поводу того, где мы будем жить, и что нам с мамой придется немного попутешествовать с ним. Но он понял, что я не могу бросить Гейба и Игоря. Многие фигуристы вынуждены переезжать, чтобы найти лучшего тренера или лучшее место для тренировок, но я счастлива, ведь у меня здесь есть Игорь. Я знаю, что если мне понадобится переехать из-за фигурного катания, то мои родители меня поддержат.
Папа не знает тонкостей фигурного катания, так же как и я, не знаю политических тонкостей, но он считает, что они равны по важности.
Отборочные, Национальные, Мировые, а так же номинации, предварительные выборы и наконец, финал. Папино переизбрание не закончится до следующего года, но у него велики шансы остаться на своем месте.
Я поднимаю подбородок, а на другом конце стола, папа накладывает себе еду. Я посылаю ему одну из своих лучших улыбок, потому что я знаю, что нужно показывать на камеру. Он всегда верил в меня и в мою мечту, он заставил меня поверить в Мэделин Спаэр – чемпионку мира по фигурному катанию. Я хочу тоже поддерживать его мечту. Сенатор Спаэр сейчас, а когда-нибудь президент Спаэр.
***
Я уютно устраиваюсь в кровати, когда мама подходит, стуча по дверной коробке. Она подходит и садится рядом со мной на мое гладкое одеяло.
– С этой фотосессией, у меня не было шанса поговорить с тобой. Как у тебя прошел день?
Как иронично, фото - «семейное время», еще приуменьшило наше реальное совместное времяпрепровождение.
Я переворачиваюсь на ее сторону, прижимаясь к ней, а мои руки лежат под подушкой. Я не могу поверить, что забыла рассказать ей. Я чувствую, как улыбка расползается на моем лице, и я вспоминаю, что чувствовала, как каждый мускул в моем теле, говорил мне подниматься.
- Я выполнила тройной Аксель!
Мамины руки взлетают к лицу.
– Нет, ты не сделала.
- Я сделала,- смеясь, я сгребла ее в объятия.
Она сильно сжимает меня. Мама знает, что это огромное событие, хоть и многие парни-фигуристы делают этот прыжок, но в Америке только две девушки выполнили тройной Аксель на соревнованиях.
- Не могу поверить, что пропустила это,- она бормочет в мои волосы.
- Все хорошо. Это так и есть. Я знала, что маме не нравится, что из-за долгих часов в своем магазине одежды, она не может посещать мои тренировки, как это делают другие мамы, но я не хотела отрывать ее от дел. Я кладу голову на ее плечо и вдыхаю легкий цветочный аромат ее духов, прежде чем отвести лицо и улыбнуться ей.
- Я как раз собираюсь сделать это снова.
Мама смеется, сильно, так, что мы трясемся вместе.
- Ладно, я должна сделать что-то, чтобы запомнить это событие. Может новое платье?
И еще одна большая новость.
- Да, мне нужно одно, потому что Игорь дал нам новую программу.
Мама выпрямилась.
- Что больше никаких Миссис и Мистера Невероятных? И как ты? Я знаю, как сильно ты любишь эту программу.
Сыграть девушку Гейба немного дольше, нежели чем для телефонного разговора? Я готова на пять с плюсом!
- Новая программа классная – «Ромео и Джульетта».
Мама улыбается, но сейчас у нее забавно сомкнуты губы. Она делает вздох.
- Мэдди ты же знаешь, что мы с папой обожаем Гейба, но…
Ну вот, оно, началось. В нашем маленьком городе есть только один красный автомобиль, и я не единственная, кто бывает замечен в нем на светофорах.
- …у него куча подружек, - заканчивает она.
Гейб никогда не оставался с девушкой дольше, чем на две недели.
Хм, подружка не очень подходящее для них слово, но я не поправляю ее.
Она наклоняется ближе и заправляет волосы мне за уши.
- Не позволь ему разбить твое сердце, хорошо?
- Мам, мне уже не шесть лет,- говорю я ей. Да мне уже было не шесть лет, но я все еще влюблена в соседского мальчика.
Папа идет по коридору и зовет маму:
- Есть ли у Мэдди какие-нибудь новости про Аксели?- Папа выглядывает из-за двери. - Что-нибудь про тройные Аксели?
- Ой, ребята, как остроумно,- говорю я, но улыбаюсь.
Папа тоже улыбается. Он присоединяется к маме на краешке кровати.
- Не могу не сказать, что я удивлен, правда. «Мужество и упорство это волшебный талисман, перед которыми…
- …трудности и препятствия исчезают в воздухе»,- заканчиваю я его предложение,- Джон Куинси Адамс, речь в Плимуте в 1802.
- Это моя дочка,- говорит папа.
Я целую родителей на ночь, взбиваю подушку и ложусь. Пока я ускользаю в царство к Морфею, меня не покидает одна мысль, выгравированная у меня в мозгу.
Я папина дочка. Мужество и упорство, да, но еще решительность, преданность и стимул, вот это его слоган. Не важно, сколько раз я падаю, я встаю и пробую еще раз. И Гейб всегда был рядом, готовый поймать меня. Это и означает, что мы пара, я знаю Гейба, и он тоже знает меня. Все, что я должна сделать, это заставить его увидеть то, что уже существует.
Гейб
В девять я уже в кровати, пустая трата времени: я ни капли не устал. Я ворочаюсь, пока не запутываюсь в простынях, и вовсе, не могу больше двигаться.
У меня сминается желудок, так же как и мои простыни. А все потому, что Игорь прав, черт бы его побрал! Сколько бы я не пытался заставить себя поверить в то, что Мэд моя сестра, она все равно ей не является. Если мы хотим быть серьезными соперниками для остальных, то мы должны перестать катать эти детские программы. И возможно эта новая программа нам поможет.
- Зашнуровывай коньки правильно, - мурлычет мне дьявол, которого я не могу стрясти со своего плеча с самой тренировки,- и ты можешь выиграть. У тебя есть Мэд, твоя партнерша, и…
Высвобождая себя из этих мыслей и простыней, я встаю с кровати. Я никогда не был заинтересован в девушке больше чем две недели, но я не смогу расстаться с Мэд.
Я вытаскиваю учебник по истории из сумки, перелистываю на случайную страницу и начинаю читать. В классе я трачу меньше времени для прочтения. Не то чтобы я устал, мне просто скучно.
Смотря в окно, я вижу свет за шторами Мэд, и неожиданно начинаю чувствовать ее талию, прижимающеюся ко мне, пока мы делаем кораблик.[15] Я захлопываю книгу и кидаю ее на кровать. Я и Мэд, насколько плохо это действительно будет?
- Хорошо,- распевает мой маленький красный мультяшный недруг,- у тебя никогда не было времени тусоваться.
Мы проводили все свое время вместе на тренировках, кроме пяти часов в день. Так как мы соседи и у нас есть семейная традиция «субботний вечер», избегать ее было невозможно.
– Ну у нее не на что смотреть.
Худая, изящная, и натренированная. У нее было тело модели Abercrombi.[16]
– Жаль, что она не заинтересована.
Ага, ее руки на моих коленях после тренировки? Ну конечно, полное совпадение.
Я шлепаю себя по лбу. Только что, я позволил демону поиграть в моего личного демонского адвоката.
– Сенатор Спаэр отрежет мне яйца моими же коньками,- спорю я с собой.
В голове возникает четкий образ того, как острые зубцы коньков врезаются в чувствительное место...
Я чувствую жгучею боль в паху и хруст, хватаюсь за яйца и чувствую белый мех на своих коленях, и сразу понимаю, что это мой кот, Аксель; я быстро скидываю его с себя.
Аксель прыгает на подоконник, и мурлыча, утыкается носом в окно.
– Да, вы с Мэд сегодня не играли,- говорю я ему.- Ты застрял со мной.
Я натягиваю шорты, кроссовки и спускаюсь на первый этаж.
Я обхожу большой дубовый столб на самой нижней ступеньке лестницы. Голубой свет льется из гостиной, там пищит машина скорой помощи и слышен шум от каталки, идущий из телевизора.
Я морщу нос. Папе с мамой не хватало медицинских драм на работе?
- Гейб?- спрашивает мама, когда я иду к двери. – Ты разве не должен быть в кровати?
Я останавливаю себя от раздражительного ответа, о котором я позже пожалею, когда у меня не будет этого бардака в отношениях с Мэд. Мама в любом случае права, я всегда должен работать на пять.
Я поворачиваюсь и отвечаю ей:
- Не могу уснуть.
- Волнуешься по поводу новой программы?
Тут может быть только один ответ.
– Да, все не выходит из головы предложение Игоря.
С другого конца дивана, папа кидает на меня взгляд, а мама улыбается. – Мне тоже всегда нравилась хореография.
Мама была чемпионом Дании среди юниоров, до того, как начала торговать коньками. И до того, как это занятие так понравилось ей; вообще это классно.
Но хореография, это не то, о чем мы сейчас говорим. Просто, даже если мама, женщина, которая с самых первых шагов тренировала нас с Мэд, будет в восторге, если я начну встречаться с этой девушкой, я все равно не хочу рассказывать ей о свои мыслях.
Я вздыхаю и продолжаю идти в подвал.
– Я пойду, позанимаюсь в подвале, видишь, я не достаточно утомился, чтобы заснуть.
- Гейб?
Я оборачиваюсь.
- Что?
Мама делает звук на телевизоре тише.
– Ты и Мэдди…
Слишком поздно.
– Мам, это программа, мы не собираемся пожениться.
Мама улыбается мне.
- Вы уже пытались быть вместе, не так ли?
Дебильный шестилетний контроль.
Я останавливаю ее, пока она не решила прочитать мне лекцию про секс. Однажды это все-таки случилось, и это был позор. Даже если ее специальность гинекология и она эксперт по женской части, но у меня все равно нет никакого желания повторять тот разговор. Никогда.
– Притворялись.
Я направляюсь к двери в подвал. Позади меня раздается звук сирены скорой, что означает, что мама вернулась к просмотру.
***
Папа установил в подвале офигенный тренажерный зал с силовыми тренажерами. Большинство из них, пылятся с тех пор, как я занимаюсь в фитнес клубе или в школе. А родители слишком заняты обследованием молочных желез и операциями головного мозга, чтобы заниматься здесь.
Я люблю больше силовые тренажеры, они требуют более усердной работы. Тренажеры дома, означают, что мне не нужен тренер.
Хотя, похоже, что я все равно один.
Я только заканчиваю небольшую разминку на беговой дорожке, когда вижу папу, вальяжно спускающегося вниз по лестнице в тренировочных штанах и футболке.
– Хочешь компанию?
Даже если папин голос и возрос на октаву в конце, все равно четко ясно, что это не вопрос.
Я машу ему, соглашаясь, и принимаюсь за упражнение на ножные мышцы. Оглядываюсь на папу, идущего по беговой дорожке. В редкие времена мы тренируемся вместе, он подталкивает меня к разговорам, о хоккее или футболе, но сегодня вечером, я слышу только звон дисков для штанги и шум мотора беговой дорожки. Папа даже двигается не слишком быстро, поэтому я не слышу его шагов, замечая уголком глаза, как он зевает.
Да не нужно специалистов, чтобы подтвердить то, что он зевнул.
Абсолютно не спрятанная повестка дня.
– Мама позвала тебя, чтоб поговорить со мной о сексе, да?
- Кто сказал что-то о сексе?- папа продолжает вышагивать, но намек на улыбку проскальзывает на его лице. Когда я не удостаиваю его ответом, он пожимает плечами. – Ладно, если не хочешь говорить о сексе, о чем тогда ты хочешь поговорить?
- Мэд выполнила сегодня тройной Аксель,- выпаливаю я, прежде чем думаю об этом.
- Это круто?
Этот прыжок должен выполнить я,а не она! Сначала одинарный Аксель, потом двойной и вот сейчас тройной, и Мэд всегда делала все первой.
Даже кот Аксель, сначала был ее, пока не съел кучу швейных принадлежностей ее мамы. Так что да, выполнить тройной Аксель – это очень круто.
– Многие девушки даже и не пытаются сделать его.
- Звучит так, будто она вратарь.
- Я не хочу быть парой с Мэд вне льда. Меня не волнует, что мама думает о том, как это было бы здорово.
- Хорошо,- говорит папа,- мама просто волнуется об этом.
Подождите секундочку.
Я кладу диск.
– Мама не хочет, чтоб я встречался с Мэд?
Беговая дорожка с визгом останавливается, папа обходит ее и садится на лавку передо мной.
– Сколько вы уже катаетесь с Мэдди, лет десять?
- Тринадцать.
Папа свистит и качает головой.
– Счастливые тринадцать. Вы провели больше времени вместе, чем мы с твоей мамой в мед училище.
Он смотрит на меня, думая секунду.
- Бизнес партнеры.
- Что?
- Вы с Мэдди, как партнеры по бизнесу. Быть друзьями и партнерами по бизнесу прекрасно, но встречаться…
Папа не заканчивает, но я знаю, о чем он думает. Возможно, он думает об этом, с тех пор, как я перешел в старшую школу. Если я бросил чемпионат по хоккею ради фигурного катания, то черт возьми, мне лучше быть золотым медалистом! Может я и в состоянии сидеть на скамейке запасных, но я все еще в паре. Если Мэд оставит меня, то моя фигуристская задница, к сожалению, не достигнет ничего.
- Я понимаю, не волнуйся.
Папа регулирует вес груза, и начинает качать его ногами.
– Так кого зовешь на танцы?
- Элисон, - вру я.
После того, как Мэд ответила на сегодняшний звонок, я уверен, что Элисон не захочет больше вообще со мной куда-то идти.
Папа кивает и начинает разговаривать о футболе, пока мы переходим от тренажера к тренажеру. Наш небольшой разговорчик успокаивает. Правда, пока я бормочу «Угу» и «Да», я думаю «Ооо нет».
***
Измотанный, я падаю в кровать и сплю как убитый, пока ее запах не будит меня. Я переворачиваюсь и вижу Мэд перед собой. Я начинаю оставлять поцелуй на ее лопатке, вдыхаю сладкий вишневый аромат ее шампуня.
Она толкает меня на спину, и ползет по мне вверх. Ее волосы щекотят мое лицо, когда он целует мне ухо.
Пип, пип, пип.
Я ударяю по будильнику.
– Давай просто опоздаем сегодня на тренировку?- стону я.
Мэд не протестует, а продолжает целовать мое ухо. Нет… лизать мое ухо!
Я широко открываю глаза, переворачиваюсь, и вижу Акселя, лижущего мой нос своим шершавым языком.
Я перекатываюсь обратно на спину и стону. Сон. Я должен был догадаться. Мэд никогда не опоздала бы на тренировку.
Я опять стону - тренировка. Вытаскиваю себя из кровати и начинаю собираться. Через несколько минут, я везу Мэд на нашу утреннюю тренировку.
Что я должен сказать ей?
«Почему нет», спросила она меня вчера.
Пока я беру все свои вещи, составляю в уме лист ответов почему «Нет»:
1. Потому что родители мне говорят «нет».
2. Потому что ее папа бывший «Морской котик»[17] убьет меня.
3. Потому что я не хочу причинить ей боль.
Когда я выхожу из машины, Мэд ждет. Но она не спрашивает меня еще раз. Она вообще ничего не говорит о вчерашнем дне. Я тоже молчу.
***
На катке, я ожидаю, что она накинется на меня в любую секунду. Она всматривается в меня поверх бутылки с водой, как кошка, решающая есть или играть со своей едой. Ее рот не двигается, но я вижу вопрос по дуге ее бровей: «Думал, что не можешь справиться с этим?» Я еще никогда не был так взволнован, перед встречей с КГБ.
Не то чтобы я буду хвастаться перед парнями в школе, новой техникой, как я делаю это на хореографии.
Игорь требует выполнять каждое движение не просто сухо и правильно по технике, а оформлять его в какой-то стиль. В первую очередь он хочет изобразить на сцене, многоуровневый танец, выстроив его под каждую линию нашего тела.
Сегодня, правда, я вне симпатии.
Мы соединяем вместе куски новой программы. Гармония, страсть, все, что меня заставляют делать, я делаю для Мэд. Этой мой шанс, ублажить их всех. Я позволяю все, а она впитывает все это.
К концу занятия мы уже видим завершенную картину новой программы. Игорь настолько возбужден, насколько это возможно КГБшнику.
– Вы старались, я это вижу, и сейчас, это уже выглядит очень натурально.
Это даже чувствуется очень натурально.
Но, чтобы я не позволял себе на тренировке, что-то большее мы уже давно построили за нашими спинами. Тринадцать лет. Я должен остановить это. Сейчас.
***
В машине по пути в школу, я даю себе баллы, за выполненную программу.
Я даю себе два балла за то, что пялюсь в лобовое стекло, а не считаю, сколько не застегнутых пуговиц на блузке у Мэд.
И у меня это отлично получается, пока я не паркуюсь около школы, и мы с Мэд одновременно не достаем наши сумки. Ее кисти возле моих, и у меня появляется внезапное желание прижать ее к машине.
Играть роль Ромео не так уж и просто.
Внутри здания, я пробираюсь на первый урок. Я мог бы отказаться от физкультуры с запиской от Игоря, но я люблю спорт. Обычно. После вчерашнего вечернего занятия и сегодняшней утренней тренировки, мои ноги похожи на мармеладки «Jell-O».
- Гейб, привет,- Крис кричит, когда я вразвалочку подхожу к шкафчику, - у меня есть шутка для тебя.
Прекрасно.
Мы с Крисом спиной стоим, друг за друга. Как парни фигуристы, мы должны быть такими.
Он забавный и с ним весело болтаться. Но если он собирается шутить, то это обязательно будет тем, что я сейчас точно не хочу слышать. Я выключаю свои уши, мысленно снижаю его голос до бормотания, и надеюсь, что смеюсь в нужных местах.
Я пропускаю изюминку. Крис наклоняется поверх дверцы моего шкафчика и хватает меня, пока я зажимаю пальцами ушами.
– Ты даже не слушаешь!
- Уходи, - хлопаю я его.
Крис меняет направление, когда мы ровняемся с учителем, а потом продолжаем бежать прямо по дорожке.
– Чувак, только одно слово: Попробуй! Тебе может понравиться.
Мои ноги начинают молить о пощаде, а руки покалывать из-за отсутствия в них Мэд.
Мне нравится, как все было раньше...
Крис с Кейт любители. Они оба боролись со своими партнерами, пока Игорь не поставил их вместе два года назад. Шестнадцать лет уже не тот возраст, когда нужно планировать сольную карьеру. Все из нас имеют хорошую базу для танцев на льду. Игорь верит, что дополнительная работа дает нам существенное преимущество на соревнованиях. Он убедил Крис и Кейт сделать танцы на льду их основной дисциплиной, но они все еще пытаются понять, как далеко они смогут зайти. Они никогда не были медалистами на национальных соревнованиях.
Я стряхиваю покалывание с рук. Мы с Мэд подходим друг другу, как старая пара ботинок.
Если Крис постоянно спорит с Кейт, то он может найти другую партнершу. Я тоже могу найти себе другую партнершу, но она не будет Мэд.
Оправдываясь и спрашивая у одноклассника записи по истории, я заставляю свои ноющие ноги бежать вперед, оставляя Криса и наш разговор позади.
Если моя мама предупреждает меня о чем-то, я не очень об этом волнуюсь, она же мама. Когда папа предупреждает меня, я начинаю сомневаться. Но если Крис думает, что это хорошая идея, то это примерно, как пойти и прыгнуть с моста в замершее озеро.
Пока мои ноги стучат по дорожке, я позволяю своим мыслям подстроиться под их ритм. Две недели. Две недели. Две недели. Через две недели меня закончат убеждать.
Мэдди
Я засовываю сумку в гардероб так сильно, что она опрокидывается.
- Мэдди,- зовет меня мама из кухни, - как тренировка?
Я поправляю сумку и следую на стукающие звуки с кухни, потом подтягиваюсь на барный стул около «островка» и начинаю нарезать кубиками овощи на разделочной доске.
У нас есть несколько проблемных моментов, чтобы продолжать работать вместе. Ну, один точно есть.
В который раз, мы с Гейбом буквально «лапаем» друг друга в течение двух часов, а потом на обратной дороге, тишину нарушает только звук того, как я печатаю сообщения, адресуя их Кейт.
Он до сих пор не ответил на мой вопрос «Почему нет?», даже прямой подход меня ни к чему не привел. Я не собираюсь сдаваться и лучше мне знать его ответ, чем тренироваться с плохой техникой.
– Папа сегодня с нами ест?
- Нет, у него сегодня «Честный Билл».
Папины семинары «Честный Билл», ставят его в центр льда на политической арене. Это что-то вроде современной версии разговоров у камина с Франклином Делано Рузвельтом, папиным политическим кумиром. Честный Билл, так же известный как мой папа, Уильям, публикует видео, где объясняет действующее законодательство в сенате, минусы всякой законодательной фигни и честно говорит людям, чего они пытаются достичь этими законопроектами.
Так же как и у Франклина Д. Рузвельта был прекрасный голос для радио, так и у папы, прекрасный голос и внешность для видео. И может быть, кажется, что я хвастаюсь своим отцом, но этот мужчина знает, как нужно одеваться. У него модный стиль парня со среднего запада, что часто побуждает ребят спрашивать у него совета.
Думая о том, как я могу воспользоваться его советами, я дорезаю овощи.
– Нужна еще помощь?- спрашиваю я у мамы.
- Нет, мне осталось только добавить их в кастрюлю,- говорит мама, хлопая своими ладонями по моим рукам и убирая их,- и пусть они покипят на медленном огне подольше. Прости, но сегодня ужин будет немного позже, в магазине сегодня сумасшедший день.
Сумасшедший сегодня день, или нет, ужин всегда поздно, когда папа в отъезде. У меня урчит живот, и я тянусь к кусочку кабачка.
– Мы можем просто нанять…
- Домохозяйку, как Нильсены? - мама подходит и взъерошивает мои волосы.
- Мы уже говорили об этом. Мы с твоим папой, хотим развить в тебе хорошую трудовую этику. И говоря о работе, у тебя есть домашнее задание?
- Всегда.
Мой живот урчит еще громче. После двухчасовой тренировки, овощей недостаточно. Я хватаю йогурт из холодильника.
Мама смотрит на меня с небольшой улыбкой на лице.
- Возможно, сначала нужен небольшой перерыв?- она кивает на кучу писем на столе позади себя,- твой журнал пришел.
- Спасибо, мам.
Пока роюсь в ящике, ища ложку, я вытягиваю экземпляр «Seventeen» из под кипы конвертов и распечаток разных статей, наваленных сверху.
«Тонны милых туфель», «Лучшие тренды для твоего тела». Хм. Я думаю, мама надеется, что подписка на эти журналы вдохновит меня. Но между школой и катком, у меня нет времени на моду, макияж или прически. Но потом я вижу крошечное письмо сверху: «Викторина – любовный прорыв!» Я сворачиваю журнал и кладу подмышку.
– Я буду у себя.
Наверху я плюхаюсь животом на кровать и открываю страницу восемьдесят семь. Пробегаю по статье взглядом, но любовный тест не дает того, на что я надеялась. Кого волнует мой стиль поцелуя, если я вообще никого не целую? Пока я ем, пролистываю журнал до конца. Здесь много прикольных идей, как можно украсить комнату, но ничего, что помогло бы нам с Гейбом.
В конце концов, еще полтора часа до ужина, поэтому я беру ноутбук и регистрируюсь на seventeen.com.
Бинго!
Кликаю на статью «Как заполучить своего возлюбленного».
Во-первых, тут вообще никакой помощи. «Узнайте его интересы»,- советует нам Горячий Парень.
Я уже знаю все интересы Гейба, как внутри, так и снаружи.
Во-вторых, «Для начала будьте друзьями».
Сказано – сделано.
Большинство парней советуют девушкам быть смелее, я уже попробовала и провалилась.
Я уже собираюсь забраковать эту статью, когда нахожу что-то новенькое.
«Сохраняйте спокойствие», - предупреждает один из дискутеров. «Никогда не начинайте показывать свои интересы».
На следующей странице, говорилось, что большинство парней любят сложности. В этом моя проблема? Может ли это быть так легко?
Мне никогда не нравились те девочки в школе, которые играют в эти игры с мозгами, но, сколько лет я жду Гейба, пока он встречается с другими девушками!
Одна из Рузвельтских цитат всплывает у меня в голове: «Здравый смысл – это взять и попробовать. Если это провалится, то честно признайте и пробуйте еще раз. Но прежде всего, нужно что-то попробовать»
Мама зовет меня на ужин, и я спускаюсь по лестнице, пропуская ступеньки.
Может если я буду работать усерднее, это сработает, а может и нет. Но: «Но первое, что мы должны попробовать, это приложить все усилия, нежели мы прикладываем сейчас. Если это не обернется чем-то хорошим, мы можем все изменить, ведь мы двигаемся вперед».
***
Наш кафетерий больше похоже на ресторанный дворик, чем на столовую. Я не тороплюсь в «салатный бар» и вижу Кейт, в блузке цвета темно-синего моря, которая в итоге уже сидит с Крисом.
Я знаю, я должна радоваться, что они двигаются дальше, изменяются, но сейчас тяжелое время для разговоров.
Я стону. Мое расписание тренировок не оставляет мне много времени для друзей, но прятаться в библиотеке во время ланчей тоже не помогает. Не то чтобы все девушки относятся ко мне, как к какому-то непонятному блюду.
Быть в телевизоре, даже если и в местных новостях, это определенно повышает популярность, но сейчас мне не нужен фанат… Мне нужен друг.
У меня сводит живот, как когда я собираюсь выполнить новый прыжок. Я должна только пройти через кафетерию, но все же…осмелюсь ли я подойти к столу Гейба одна? Может через день или два? Это не займет много времени, прежде чем Кейт и Крис начнут вновь «лечить» себя молчанием. Я подхожу к ближайшей кассе.
Впереди себя, я вижу знакомую заколку в кельтском стиле, воткнутую в длинные русые, кудрявые волосы.
Эта девушка сидит впереди меня на математике. Как ее имя?
Я вижу, как она сидит, сгорбившись над своим подносом, а ее плечи, трясутся под волнистой копной волос - она плачет.
Я шагаю к ней на встречу.
– С тобой все…
Огромная сумка бьет по моему подносу, и другая девочка толкает меня. Я хватаю наклонившийся стакан прежде, чем он разобьется об пол, но в следующую секунду, толкнувшая меня девушка уже не замечает меня. Она обхватывает рукой плачущую девушку.
– Элисон соберись, он того не стоит.
Элисон, вот ее имя.
Элисон кладет голову на плечо второй девушки и начинает вопить:
- Но мы строили планы, у нас прекрасная связь!
- Угу, угу. Такая же прекрасная связь у него была с Анитой и с Кристен.
Я отступаю назад, не уверена, хочу ли слышать остаток разговора.
Прежде, я никогда в действительности не видела крушение надежд, остававшееся на другом конце телефона. Часть меня хочет объяснить все Элисон, другая часть, не уверена, будет ли это удобно.
Даже ее «утешитель», не делает никаких усилий в этом направлении. Другой девичий голос восклицает в возмущении:
- Пайпер, Лизетт и еще кто-то, с кем бы он ни был спустя два дня после тебя. Ты не могла устоять перед искушением попробовать «печенье», я поняла. Мы все слышали как хорош...
Я «перелетаю» в другой проход и чувствую, как у меня еще больше скручивает живот.
Элисон должно быть знает лучше; репутация Гейба это не секрет. Возможно, я тоже должна знать лучше. Осмелюсь ли я сделать это при всех?
Я беру свой ланч в библиотеку, но я не могу заниматься. Напротив, я сижу за столом около окна и молча, смотрю на двор. Ветер колышет листики на ближайшем клену, а я переключаю свое внимание на соседнее дерево… Трещина. Я падаю вниз сквозь ветки, хватаясь за все, за что только могу. А потом меня ловят руки Гейба, обвившие меня. Он крепко держит меня даже после того, как мы ударяемся о землю, у него так согнуты руки, как не должны быть согнуты…
Я вздрагиваю, прихожу в себя, это все мне привиделось.
В голове появляется мысль:
Это не правильно, что случилось с Элисон, но я не она. Я девочка, с которой Гейб был всегда готов надевать одинаковые наряды.
***
После уроков, я прыгаю тройные Аксели друг за другом, но все же, пропускаю многие из них. У меня на заднице, образовывается мокрое пятно размером с Уичито, но я не сдаюсь и выполняю три тройных Акселя. Я бесстрашная. Я не трус.
Гейб пробует только пять раз, но он даже и близко не подходит к его выполнению. Без Игоря, который заставляет его, он просто сдается и идет тренировать вращения. Он никогда не пойдет делать что-то сам.
А вот я не могу быть трусихой.
***
На следующий день, на ланче, я практически подхожу к столу Гейба, когда вижу «кукурузные» шелковые волосы и рыжие кудри. Кузины Гейба, Сара и Луиза, стоят около приправ. Я не буду трусихой, но я так же не буду кричать при всей компании. Я подхожу к ним.
- Привет, Мэдди,- мне машет Сара упаковкой от кетчупа.
Я киваю в ответ.
– Где твои ребята сидят сегодня? - я наклоняю голову в сторону стола Гейба. – Хочешь пойти подслушать Гейба?
Луиза ухмыляется.
- Всегда,- она смотрит на Сару, взглядом, сканирующим компанию Гейба, и ее ухмылка возрастает. – Гейб сидит с Энди. Она там.
У нас в школе пластиковые приборы серебристого цвета, и вот моя вилка падает с подноса, когда я следую за Луизой и Сарой по дорогому каменному полу. Я держу свой поднос еще крепче. Гейб замечает Луизу первой и наклоняет голову.
- Что ты хочешь?
Она подбрасывает свои кудряшки над плечами и смеется:
- От тебя ничего.
Сара стоит прямо напротив Энди, а брови Гейба выгибаются, когда он видит меня.
Я не обедала с ним в школе с шестого класса. Он отказался, потому что его дразнили другие мальчики, будто я его подружка. Так было до седьмого класса, но потом, я сама начала заниматься в библиотеке и разговаривать там, о занятиях…
Мой партнер по химии, Ион, сидит рядом с Гейбом. Расстановка не могла быть еще лучше! Я посылаю Иону улыбку золотой медалистки.
- Не против, если мы присядем за ваш столик?
Результат лучше, чем я ожидала. Когда я проскальзываю на два пустых места, другие два парня борются за оставшиеся места.
Ион смахивает свои прямые русые волосы с глаз.
– Ma chère[18],- говорит он мне.
Луиза чуть ли в обморок не падает, когда присаживается на пустые места. Но Ион всем девушка говорит «ma chère», так что я не думаю, что он заинтересован в ком-то из нас. Он, кстати, очень заинтересован в том, чтоб быть отличником в классе.
Перескакивая с французского на английский, так же легко, как когда он на каникулах в Париже с мамой, а в школьное время уже здесь.
Он продолжает говорить,- Ты никогда не звонишь…
- Прости,- прерываю я его, пока Гейб не догадался, почему я должна звонить Иону. Я беру свой телефон из сумки и даю ему.
– Я понимаю, что уже слишком поздно, но у меня не было твоего номера. Помести себя в список важных контактов.
Пока Ион вносит себя в контакты, я смотрю на Гейба и не могу заставить себя отвернуться.
Смотреть на его лицо – это как вонзать кинжал Ромео между его ребер. Через секунду, я понимаю, что нужно рассказать ему о школьном проекте. Так или иначе, это для его же блага.
Как он сможет увидеть, как бы мы были прекрасны вместе, если он не дает нам шанса?
Я игнорирую то, как мой желудок опять скручивает, и применяю свою коронную улыбку. Я могу «светить» ей на льду, распластавшись на заднице с ужасной болью в бедрах. Даже если я чувствую себя больной, я надеваю эту автоматическую улыбку. То же, я делаю сейчас, для максимального эффекта, и поворачиваюсь к парню с другой стороны.
– Ты закончил, есть картошку?
- Я поделюсь, - парень протягивает картошечку на уровне моего рта, и я позволяю ему покормить меня.
Она такая мягкая и холодная, и я заставляю себя проглотить ее, а Гейб встает. Его лицо белое, он мямлит, что ему нужно в туалет, но при этом, он берет с собой поднос.
Я выиграла этот раунд, но это не приносит мне радости. Чувствуя тошноту, я позволяю Луизе забрать вещи, что я оставила рядом с тем парнем, а сама, убираю свой поднос.
Все прошло, как в Рузвельтской судебной реформе. Но должно быть, есть способ получше.
Гейб
Злясь на себя за то, что злюсь, я смотрю на голубую дверь ларька и пытаюсь доживать кусок сэндвича.
Я выбросил весь мой ланч до того, как осознал, что не могу кататься на дневной тренировке, не поев. Но я не хочу есть тост с джемом и арахисовым маслом, который мне упаковала наша домохозяйка Хелен, для перекуса в школе.
У меня заканчивается обед. Арахисовое масло застревает во рту, а хлеб на вкус такой, будто я ем туалетную бумагу из автомата.
Я не должен волноваться о том, что у Мэд что-то будет с Ионом. Он славный парень; Энди и я давно пытались свести его с кем-нибудь.
Мэд и Ион будут точно тем, чего я хочу, а потом она оставит меня. Я никогда не буду с Мэд. Тем не менее, я уже был выброшен за забор. Я чувствую вкус своего «лечения», и это не вишневый аромат.
Я сталкиваюсь с директором напротив двери и сжимаю целлофановый пакет в руках. Он лопается и что-то падает – остаток моего сэндвича.
Директор Кон однажды сказал, что в школе Ривэвью так чисто, что вы можете есть с пола в туалете. Но он может говорить что хочет. Я все еще не уверен, что правило «двух секунд» применяется к туалету. К черту это. Как будто я вообще хотел есть.
Я засовываю сэндвич в мусорку.
Выйдя из туалета, я чуть не сталкиваюсь с Крисом и Кейт, прижимающихся друг к другу напротив рядов со шкафчиками. Не знаю, разговаривают они сейчас или нет, но наверняка заговорят снова, предъявляя какие-нибудь условия друг другу.
Я отмахиваюсь и направляюсь к своему шкафчику, потому что некуда больше идти.
Когда начался учебный год, мне не нравилось, что у нас с Мэд только один урок вместе. Гораздо легче делать домашние задания во время соревнований, когда у вас одинаковые уроки. Но сейчас, даже одного совместного урока было слишком много. Мне хотелось пропустить его, но куда я пойду?
Я не хотел зависать в туалете еще час, да и школа может позвонить родителям. Я даже не могу ходить по кампусу в форме! И определенно, охранники заметят, если из кучи дорогущих машин на парковке исчезнет «Вайпер».
- Гейб?- Я поворачиваюсь к Иону.- Эм, могу я поговорить с тобой о Мэд? Я только что…
Я поднимаю руки в предупреждении.
- Мы всего лишь партнеры, на этом все. Веселитесь. Встречайтесь.
Он морщит лоб и его брови поднимаются вверх.
Смущен? Нервничает? Все вместе?
- Ты думаешь…
- Да, все что угодно. Это круто,- я показываю ему идти дальше. Но он не уходит. Я все еще не хочу идти на урок, но также, я не хочу оставаться здесь, смотреть на Иона и думать о них с Мэд - поэтому я ухожу.
Крис ловит меня на лестничной клетке.
– Думаешь, сегодня она догадается?
Так же быстро, как и со всем остальным, Мэд уже выяснила, как нажать на мою кнопку ревности. Но откуда Крис что-то об этом знает?
Он машет руками перед моим лицом.
– Алло? И ты думаешь, Ксандер собирается дать нам места сегодня?
Я расслабляюсь.
– Черт, нет. Могу поспорить, это займет у нее месяц. Думаешь, она собирается сегодня дать нам реальное задание или хотя бы что-то большее, чем чертов «Ледокол»[19]?
Крис потирает руками, пока мы делаем последние шаги до класса.
– Я надеюсь, больше чем «Ледокол».
Когда мы заходим в класс, Мэд сидит на дальнем ряду с левой стороны, нос уткнут в учебник. Я оглядываюсь вокруг. Больше никто не читает, но книги лежат у каждого на столах.
Крис хмурится.
- Выглядит так, как будто мы зашли с айсбергом.
Я показываю назад в правый угол.
- Давай быстрей займем эту парту, пока мы не застряли спереди.
Мы бросаем сумки и проскальзываем на свои места, как только звенит звонок. Крис берет спереди лежащую книгу.
– По крайне мере по этой книге сделали фильм.
Я смотрю на свою книгу: спереди облака, море с лодками снизу картины, и что-то похожее на город позади. Наверху написано имя автора прописными буквами: Уильям Шекспир.
Что-то подпрыгивает у меня в животе. Не может быть, там нет никаких лодок… Медленно, я перемещаю глаза к названию. Нет. Я читаю еще раз. Все меняется. Ромео и Джульетта.
- Класс, все в порядке, теперь садитесь. Миссис Ксандер встает в начале класса, обхватывая книгу руками перед собой. Ее румяное лицо сочетается с розовым свитером.
Мы игнорируем ее просьбу. Она повторяет, но только для того, чтоб ее еще раз проигнорировали.
Я переворачиваю книгу. Сзади напечатано: Эта коллекция – сосуд, служащий для того, чтобы пролить свет на великих писателей, которых когда-либо знал наш мир.
Это объясняет чертовы лодки! Одним пальцем, я отодвигаю книгу на край стола, откидываю стул назад и начинаю качаться на двух ножках. Чем дольше мы будем сегодня начинать урок, тем лучше.
Крис кладет палец на губы и свистит:
- Тихо всем!
Класс погружается в тишину. Каждая голова оборачивается на нас, смотрят на Криса. Я забываю о том, что качаюсь, и мой стул слишком сильно откидывается назад, опрокидывая меня на пол. Чувствуя на себе взгляды, я поднимаю стул.
Что за черт? До сих пор, нам нужно было пять минут на болтовню, прежде чем миссис Ксандер успокоит нас, а вчера нам понадобилось десять.
Крис сжимает книгу перед собой в страстных объятиях, похожих на те, которые он дарил Кейт в коридоре. С широкой невинной улыбкой он смотрит на учителя.
– Я офигенно рад, прочитать эту пьесу.
Что я слышу… искренность?
Мои глаза бегают от Криса к миссис Ксандер и обратно. Что-то тухло здесь, хотя мы и не читаем «Гамлета».
Миссис Ксандер даже не исправляет его грамматику, она сияет, смотря на него.
– Я рада слышать это, Кристофер.
Крис поднимает руку, а класс все продолжает смотреть на него.
Я чувствую, как куски сэндвича, которые мне удалось проглотить, слипаются между собой в животе.
Нет, пожалуйста, нет.
Миссис Ксандер опять начинает светиться.
- Да, Кристофер?
- А вы знаете, что Гейб и Мэдди будут кататься под музыку из балета «Ромео и Джульетта» в этом году?
Опытный учитель должен лучше знать, что не надо попадаться на приманку Криса.
Миссис Ксандер? Ну, она только что вышла из декрета и должна узнать это правило.
Ее рот образовывает идеальную «О».
– Учебный момент!- кричит она. – Прекрасно, такая чудесная музыка! Габриель и Мэделин, не окажете нам честь, прочитав сцену встречи Ромео и Джульетты? - Она переворачивает страницы в своей книге, спешно ища нужную страницу.
– Акт первый, сцена пятая, начинается с девяносто третьей строчки. Я уверена, ваше знание материала поможет классу понять эмоции в пьесе.
Крис пинает меня под столом.
– Знание материала? Ха, вы хотите больше чем знание. Держу пари, ты бы хотел глубоко проникнуть в этот материал.
Я пинаю его в ответ.
- Я убью тебя,- говорю я сквозь зубы. – После уроков, я клянусь, я забью тебя до смерти этой книгой!
Крис убирает ноги от моего удара и ухмыляется.
- Не будь с ней слишком жЕсток.
Миссис Ксандер смотрит на нас поверх своих черепаховых очков.
– Вы, конечно же, можете игнорировать сценические ремарки.
Рука Криса опять взмывает в воздух, на этот раз он не ждет, пока миссис Ксандер его спросит.
– А он может поцеловать ее, если захочет?
Я сутулюсь на стуле и желаю быть кубиком льда, чтоб растаять и впитаться в землю.
Два фигуриста читают любовную сцену? Прятки Курта с Анитой под трибунами, купили ему прощение, за его прошлые похождения в течении того года, когда он был второкурсником, и я уже слышу его хихиканье через два стола. Если миссис Ксандер заставит меня пройти через это, даже не спя со всеми черлидершами, то все равно все хоккеисты будут у меня за спиной.
Мэд поднимает руку.
- Да Мэделин?
Мэд смотрит на меня.
- Я думаю, мы можем с этим справиться.
Миссис Ксандер шумно выдыхает, словно целый шквал ветра.
– Да, спасибо, Мэделин. Можно со своих мест…
Слишком поздно. Книга в руках Мэд, она уже шагает в начало класса.
Ее движение породило во мне противоречия. Сейчас я могу поцеловать ее или могу вручить Курту маркер, чтоб он мог написать «Гейб любит мальчиков» у меня на лбу. В классе так тихо, что я могу слышать, как стул царапает пол, когда я встаю и следую за ней.
Сосредоточься. Дыши. Это всего лишь игра. Просто как на льду.
Я думаю о психологах, которые дают презентации для клубов по фигурному катанию. Могу я сделать это? Да. Я могу прочитать. Не то чтобы я никогда не целовал девушку прежде…
Я заставляю себя вдохнуть и призываю Мэд встать перед классом. Шелест страниц настолько громок, что у меня начинает болеть голова, но я нахожу ту строчку, которую указала миссис Ксандер и прочищаю горло.
– Я ваших рук рукой коснулся грубой…
Я беру руку Мэд, поднимаю на нее глаза, и безнадежность моей ситуации ударяет меня, как хоккеист, ударяет клюшкой другого хоккеиста, блокируя его. Мой рот двигается, слова как-то сами выходят, и я чувствую ее мягкую руку в своей.
Мэд отвечает и замолкает. Я должен читать следующую строчку.
– Однако губы нам даны на что?
Она улыбается.
- Святой отец, молитвы воссылать.
Никакая молитва меня сейчас не спасет.
– Вот с губ моих весь грех теперь и снят.
Я наклоняюсь к ней, мое сердце предательски стучит, будто хоккеисты на скамейке запасных. Этот поцелуй легкий, как перышко, но я хочу большего.
- Зато мои впервые им покрылись.[20]
Мэд наступает мне на пальцы ноги, я понимаю, что сцена еще не закончена.
Я должен поцеловать ее еще раз. Игра, игра, игра, говорит мой разум моему телу, но я использовал всю свою силу воли, сдерживаясь на первом поцелуе. Второй поцелуй – взрыв эмоций, мои ноги уходят в небытие, оставляя мой разум летать безо всякой опоры.
Мэд возвращается с небес первой.
– Мой друг, где целоваться вы учились?- говорит она, задыхаясь.
Это не гроза снаружи, это наши одноклассники встают в овациях.
- Мо-ло-дцы! Мо-ло-дцы!- кричат нам. Курт тоже встает, но руки у него висят по швам.
Миссис Ксандер дает нам почитать остальные фрагменты в тишине.
Как наша учительница горстями закидывает себя ибупрофеном, так же Крис сейчас кидает мне записку. Я открываю ее, чтобы увидеть начало игры «Виселица», и некоторые слова уже написаны: СЕКС ПО_ _ _ _ _ _.
Я не утруждаюсь вписать: ДРУЖБЕ. Я рисую себя висящим в петле.
Я не трогаю свои губы. Я не смотрю на Мэд. Это страсть. Просто страсть. Это потухнет. Прошло уже четыре дня от моего двухнедельного отсчета.
Я переворачиваю бумажку на другую сторону, и делаю сам себе игру на обратной стороне:_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ . И тут же записываю ответ: ОДНА НЕДЕЛЯ И ТРИ ДНЯ.
***
На следующий день, в пятницу, Крис спрашивает меня после тренировки:
- Чем занимаешься в эти выходные?
Я пожимаю плечами.
Я думал о многих вещах, но ни одни выходные не проходят без этого.
– Семейная фигня в субботу, как всегда.
- А, точно, я забыл. Ты проведешь больше качественного временис Мэдди.
С Мэд и нашими родителями. Да, это так, я хочу родительского надзора. Мне нужно отвлечение. Может посмотреть на красивый пейзаж из нашего любимого кафе?
– Что на счет завтрашнего вечера, не хочешь сходить в «Cappi's»?
- Не, только не завтра. Я должен дать ей игровую приставку, да и Кейт меня простила, у нас есть планы. Нам надо попрактиковаться в новых движениях, ну ты понимаешь, о чем я,- он толкает меня локтем.
Я ухожу до того, как буду подвергнут прослушиванию сказок о «Крисе Трояне».
Мэд ничего не говорит об уроке английского по пути домой. Она переписывается с кем-то, пока я еду. Но я хорошо слышу звуки сообщений, уходящих и уходящих, и изредка, ее хихиканье.
Что происходит с ней? Сначала она много чего предлагает мне, потом игнорирует, затем флиртует с моими друзьями, а потом заставляет поцеловать ее.
Мэд опять смеется.
- Что смешного?
Это вышло слишком раздражительно, чем предполагалось.
- Что коричневое и липкое?
Шутка про какашки, нам что, снова по шесть лет?
– Дерьмо.
- Нет,- она смеется,- это палочка.
- Это совершенно неубедительно.
- В этом весь смысл. Почему помидор краснеет?
- Я не знаю. Почему?
- Я тоже не знаю.
- Тогда почему…
- Подожди, Кейт пишет мне ответ,- у нее звенит телефон. - Потому что он увидел салатную заправку.
Возможно, это чуть-чуть смешно; может быть я просто решил притвориться, что нам опять по шесть. Я позволяю себе посмеяться.
– Говори мне следующую шутку.
Я до сих пор не понимаю, что происходит, но пока это работает.
***
Когда я прихожу домой, мама с папой сидят в столовой и разговаривают.
– Это не очень хорошо выглядит,- говорит папа. – Я действительно хочу, чтоб они…