ГАМАН-ГОЛУТВИНА Оксана Викторовна, доктор политических наук, профессор РАГС при Президенте РФ.

* Научным руководителем проекта и научный редактором выпушенного по его итогам справоч­ного издания выступал автор настоящей статьи.

** Подробнее об этих подходах см. Putnam1976; Гаман-Голутвина 1998: 6-10.

и экономическое продвижение; преобладающий стиль политического и экономи­ческого лидерства; факторы перспективности региональных политиков и пред­принимателей; модели взаимоотношений политических и экономических элит в регионах России; истоки возникновения и сущность феномена "универсалов" (лиц, обладающих одновременно политическим и экономическим влиянием). Смысловым стержнем исследования выступала динамика властных и экономи­ческих отношений на региональном уровне, а также между центром и региона­ми, позволяющая проследить различия между путинской и ельцинской Россией. В данной статье затронуты лишь некоторые аспекты этой широкой и мно­гогранной проблемы, касающиеся состава региональных элит, механизмов их формирования и ротации. Более подробно с результатами исследования мож­но познакомиться в фундаментальном научно-справочном издании по итогам проекта [Гаман-Голутвина (ред.) 2004].

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЭЛИТЫ РЕГИОНОВМЕХАНИЗМЫ И КАНАЛЫ РЕКРУТИРОВАНИЯ

Политическая элита — это внутренне сплоченное сообщество лиц, являю­щееся субъектом подготовки и принятия важнейших стратегических решений и обладающее необходимым для этого ресурсным потенциалом [см. Гаман-Го­лутвина 2000: 99]. В зависимости от степени институционализации влияния на процесс принятия решений политическую элиту условно можно разделить на две категории: "бюрократию" (должностные лица, входящие в штат органов государственного и муниципального управления) и "лидеров", или "вольных стрелков" (профессиональные политики, не занимающие официальных долж­ностей в структурах власти). В связи с этим участники региональных рейтин­гов политического влияния также распадаются на две группы. Первая группа, безусловно, доминирующая, включает глав исполнительной и (иногда) судеб­ной ветвей власти, депутатов законодательных собраний, руководителей реги­ональных силовых структур, территориальных отделений федеральных ве­домств, федеральных округов и т.д. Во многих субъектах РФ рейтинг "бюро­кратов", по сути, тождествен персонифицированному рейтингу влияния вла­стных органов. Удельный вес "бюрократов" в общей численности политичес­кого класса регионов колеблется в пределах от 70% до 90%. Во вторую груп­пу входят представители политических партий и общественных движений, ли­деры общественного мнения, руководители негосударственных СМИ и важ­нейших учреждений науки, культуры, образования, религиозные деятели.

"Бюрократия". Региональная политическая элита — это прежде всего "дей­ствующий контингент" исполнительной и (в меньшей степени) законодатель­ной ветвей власти. Руководители судебной власти представлены в рейтингах заметно слабее.

Рекрутирование "бюрократов" осуществляется преимущественно админис­тративными методами — посредством назначения на руководящие посты в ре­гиональных и муниципальных структурах. Исключение составляют выборные главы регионов и органов местного самоуправления, а также корпус законо­дателей, механизмом формирования и ротации которого выступают выборы. Вместе с тем следует отметить, что, по заключению экспертов, избирательным кампаниям в законодательные собрания регионов нередко предшествует не­гласный отбор претендентов по критерию преданности губернаторской ко­манде. Иными словами, выборы зачастую лишь легитимируют результаты те­невых договоренностей (в т.ч. относительно персонального состава региональ­ных легислатур): наиболее значимые политические решения принимаются в процессе закулисного торга с участием групп влияния и групп давления при доминирующей роли "административной вертикали".

Костяк региональной элиты образует исполнительная ветвь власти: избран­ные главы регионов и назначенные руководящие работники областных/рес-

публиканских администраций — наибольший по численности и наиболее вли­ятельный сегмент политической элиты субъектов РФ. Данная закономерность обнаруживается во всех исследованных регионах. И хотя роль "администра­тивного сегмента" и его удельный вес в политической элите зависят от цело­го ряда факторов (структура региональной экономики, характер регионально­го политического режима, исторические традиции и т.д.), налицо тенденция к усилению влияния "административной вертикали". Об этом свидетельствует, в частности, увеличение на 26% (по сравнению с 2000 г.) доли губернаторов в перечне наиболее влиятельных в региональной политике лиц.

В регионах с устойчивыми традициями административного управления приоритет исполнительной власти безусловен. Так, в Башкирии руководители административных структур (президент, премьер-министр, главы администра­ций городов и районов, директора предприятий и организаций) являются цен­трами групп влияния; жесткая "вертикаль власти" определяет распределение сил во всех сферах общественной жизни. Но доминирование "административ­ной вертикали" прослеживается и в менее "авторитарных" регионах: напри­мер, в Краснодарском крае, несмотря на персональные изменения в составе элиты (новый губернатор сменил значительную часть штата администрации), список официальных должностей, свидетельствующих о принадлежности к ней, оказался практически тем же, что и в 2000 г.: меняются лица, но не по­сты. При этом преобладающее влияние исполнительной власти обусловлено не столько традиционно высокой ролью административно-политической бю­рократии в управлении государством, сколько ее контролем над региональны­ми бюджетами, а также широким доступом к административным ресурсам.

Редкие случаи паритетного влияния представителей исполнительных и за­конодательных органов (Воронежская область и Санкт-Петербург) обычно не связаны с политическим весом института представительной власти. Так, вы­сокая доля депутатов Законодательного Собрания в списке политически вли­ятельных лиц Санкт-Петербурга объясняется главным образом тем, что в быт­ность В.Черкесова полпредом Президента РФ в Северо-Западном округе в со­став городской легислатуры было избрано немало оппонентов В.Яковлева, располагавших серьезной поддержкой на иных уровнях "исполнительной вер­тикали" — в руководстве ФО и среди федеральной элиты.

Существенным компонентом административного сегмента региональных политических элит являются руководители региональных силовых структур (ФСБ, УВД и др.). Избрание бывших военных главами регионов (на сего­дняшний день в губернаторском корпусе семь "генералов") — одна из наибо­лее заметных тенденций обновления региональных элит в последние годы*. И хотя вхождение силовиков во власть началось еще при Б.Ельцине, именно при В.Путине оно приобрело "массовый" характер**. По данным социологов, за первые два года правления Путина удельный вес военных во всех элитных группах увеличился более чем вдвое [Зудин 2004]. В настоящее время к вы­ходцам из "силовых" структур принадлежит четверть российской элиты (про­тив 11,2% в 1993 г.). Это обстоятельство подтолкнуло некоторых исследовате­лей и публицистов к выводу о формировании в России, в т.ч. на региональ-

* Следует отметить, что эффективность выходцев из военных кругов в качестве глав субъектов РФ весьма сомнительна. В большинстве случаев их главным козырем выступает контроль над "силовыми" органами, тогда как по другим критериям влиятельности — объем экономических ресурсов, связи во властных и бизнес-структурах, степень контроля над СМИ, личные качества — они заметно уступают даже лицам из своего ближайшего окружения {так обстоит дело, в ча­стности, у воронежского губернатора В.Г.Кулакова). Один из немногих примеров политического успеха бывшего военного в сфере регионального гражданского управления — карьера Б.В.Громо­ва на посту губернатора Московской области. Пройдя через череду конфликтов с федеральными, московскими и муниципальными властями, он сумел укрепить свои позиции в области и на по­вторных выборах получил поддержку более чем 80% избирателей.

** Примечательно, что в 2000 г. в целом ряде регионов эта категория управленцев оставалась за пределами рейтинга политического влияния.

которое повлекло за собой усиление конкуренции в региональном политико-экономическом пространстве и тем самым актуализировало необходимость за­конодательной защиты региональных бизнес-интересов. Наконец, третья при­чина — потребность в консолидации регионального бизнеса перед лицом экс­пансии федеральных ФПГ.

"Вольные стрелки". Как уже отмечалось, главными каналами рекрутирова­ния данной категории политической элиты выступают политические партии, общественные организации, учреждения науки, культуры, образования, СМИ, конфессии. Рассмотрим их подробнее.

По заключению многих исследователей, политические партии и обществен­ные организации не играют существенной роли в качестве каналов рекрутиро­вания элит в масштабе страны. Однако при сопоставлении данных опросов 2000 г. и 2003 г. выявляется значительный рост партий но-политического сег­мента в составе региональных элит. Суммарное число влиятельных в регио­нальной политике представителей партий увеличилось за три года почти в шесть раз.

Структурный анализ партийного сегмента показывает, что своим увеличе­нием он обязан прежде всего "Единой России", СПС и — в меньшей степе­ни — КПРФ. Число политически влиятельных членов ЕР выросло в 10 раз; СПС — в 9,3; КПРФ — в 4,6 (см. табл. 1). При этом удельный вес единоро-сов и членов СПС в корпусе влиятельных партийных политиков повысился (с 22% до 40% и с 10% до 16%, соответственно), а коммунистов — снизился (с 42% до 33%). Упал удельный вес и партийных политиков из "Яблока" и ЛДПР (см. рис. 1-2). Таким образом, основной рост "партийного влияния" достиг­нут за счет ЕР и СПС.

Таблица I

Число влиятельных в региональной политике представителей партий

Учитывается суммарное число политиков, вошедших в блок.

"Яблоко"

СПС 10%

ЛДПР 8%

"Единая Россия" (сумма политиков, вошедших в блок)

22%

КПРФ 42%

Рис. 1. Политически влиятельные представители партий (2000 г.)

СПС 16%

ЛДПР 3%

КПРФ 33%

Рис. 2. Политически влиятельные представители партий (2003 г.)

Приведенные данные, на наш взгляд, свидетельствуют о том, что повы­шение удельного веса "партийцев" в составе региональных элит объясняет­ся не усилением влияния в субъектах Федерации института партий, но ор­ганизационно-политическим укреплением "Единой России". Не случайно именно эта партия дала наибольший прирост числа "партийцев" в составе элиты и именно ее доля в партийном сегменте увеличилась заметнее всего. Укрепление ЕР обусловлено ее эволюцией в качестве "нового издания" рос­сийской разновидности "партий власти" (предшественницы ЕР на этом по­прище — ДВР и НДР). Принципиальная особенность подобных партий, ука­зывающая на их принадлежность к категории картельных*, — тесная связь с госаппаратом, что, в свою очередь, стимулирует приток в их ряды лиц, за­нимающих высокие позиции в региональном управлении и бизнесе. В пол­ном соответствии с этой схемой "Единая Россия", утвердившись как полно­ценная "партия власти", мобилизовала под свои знамена значительное чис­ло статусных фигур**.

Таким образом, в случае "Единой России" мы сталкиваемся с механиз­мом, противоположным по своей направленности по отношению к традици­онным для партийного представительства: региональные отделения ЕР явля­ются не столько каналами политического продвижения новичков (хотя это тоже имеет место), сколько инструментом упрочения позиций влиятельных региональных политиков и предпринимателей, укрепления их связей в струк­турах федеральной власти. Происходит взаимовыгодный обмен ресурсами: высокопоставленные региональные политики и предприниматели использу­ют свое положение для содействия "партии власти" на местах, обретая тем самым поддержку со стороны федерального центра. Примеры подобного вза­имовыгодного обмена мы видим во многих регионах. С учетом специфики ЕР как партии картельного типа это означает рост влияния федеральной исполни­тельной власти на состав руководства субъектов РФ и региональный политиче­ский процесс в целом. В пользу данного заключения говорят результаты как гу­бернаторских выборов 2003 г., так и последней парламентской кампании, в ходе которой федеральный административный ресурс сыграл решающую роль в обеспечении победы не только партийных списков, но и кандидатов-одно­мандатников, что привело к сокращению в Государственной Думе числа ре­гиональных лоббистов.

Укрепление позиций СПС, по-видимому, объясняется тем, то вплоть до недавнего времени его идеологические установки во многом совпадали с офи­циальными, а лидеры "правых" активно сотрудничали с правительством. Ду­мается, что данное обстоятельство и определяло политический и экономиче­ский вес представителей этой партии (достаточно упомянуть А.Чубайса, кото-

* О картельных партиях см. Katz, Mair 1995.

*• На последних думских выборах в избирательных списках ЕР присутствовало более 70 регио­нальных руководителей.

рый обладает высоким уровнем влияния как на федеральном, так и на регио­нальном уровне).

О реальном продвижении к вершинам региональной власти по партийно-по­литическим каналам правомерно говорить, пожалуй, лишь в отношении КПРФ. Как известно, при поддержке этой партии были избраны главы целого ряда субъектов Федерации (в частности, губернаторы Курской, Тульской, Рязанской, Владимирской и некоторых других областей); в настоящее время члены КПРФ или ее сторонники составляют примерно пятую часть губернаторского корпуса. Этот факт, наряду с наличием мощных коммунистических фракций в Государ­ственной Думе и многих региональных парламентах, казалось бы, свидетельст­вует об эффективности данного канала рекрутирования элиты. Тем не менее, следует учитывать, что рост числа политически влиятельных представителей этой партии заметно уступает соответствующим показателям ЕР и СПС, а удельный вес сторонников КПРФ в "партийном сегменте" элиты падает.

Оценивая эффективность КПРФ как канала политического продвижения, необходимо принимать во внимание еще ряд моментов. Во-первых, число гу­бернаторов, избранных при поддержке оппозиционных политических партий, постепенно снижается, а перспективы переизбрания инкумбентов в качестве кандидатов от оппозиции становятся все более проблематичными. Не нашед­шие общего языка с Кремлем губернаторы вряд ли могут рассчитывать на ус­пех. Весьма показателен в этом плане опыт экс-губернатора Кировской обла­сти В.Сергеенкова, имевшего репутацию сторонника КПРФ. Под давлением Москвы, не желавшей его переизбрания, областной парламент отказался вне­сти в устав области поправку, разрешающую губернатору баллотироваться на третий срок, и Сергеенков автоматически выбыл из игры. Поддержанные Кремлем кандидаты (включая победившего на выборах Н.Шаклеина), ранее известные как приверженцы левых идей, участвовали в выборах под знамена­ми "Единой России".

Ориентирующиеся на переизбрание губернаторы стремятся заручиться поддержкой не только федеральной власти, но и бизнес-структур, обоснован­но считая этот фактор важным, а порой — и решающим условием успеха. Так, в переизбрании волгоградского губернатора Н.Максюты, известного как сто­ронника КПРФ, эксперты видят победу "нерушимого блока коммунистов, Газпрома и Лукойла". Поддержке Газпрома и Лукойла во многом обязаны своей победой на выборах губернаторы Астраханской и Архангельской облас­тей; рязанского губернатора поддерживала ТНК, самарского — ЮКОС.

Во-вторых, абсолютное большинство губернаторов-коммун истов "встрое­ны" в существующую систему власти: в текущей управленческой деятельнос­ти, а также в отношениях с федеральным центром они, как правило, избега­ют идеологизированности. Сегодня население при оценке власти руководст­вуется прежде всего функциональным критерием — его интересуют объектив­ные результаты, а не лозунги. Иначе говоря, на смену идеологии приходит прагматизм, точнее, прагматизм становится идеологией.

Для иллюстрации данного тезиса обратимся к ситуации во Владимирской области, где коммунисты традиционно имеют весьма прочные позиции. Каж­дый третий из списка влиятельных политиков области — сторонник КПРФ, и именно при поддержке этой партии пришел к власти нынешний губернатор области Н.Виноградов. Однако в своей политике он опирается и на другую политическую силу — "Единую Россию", причем, как отмечают эксперты, представители КПРФ, занимающие высокие посты в областной администра­ции, приняли активное участие в формировании регионального руководства единоросов. Как и многие его коллеги, Виноградов полностью лоялен Крем­лю, а его деятельность соответствует стратегическому курсу федерального цен­тра. Аналогичные процессы эксперты фиксируют и в других регионах. Так, несмотря на свои коммунистические "корни", волгоградский губернатор Максюта энергично поддерживает усилия "Единой России" по расширению ее электоральной базы в области, а нижегородский губернатор Г.Ходырев (ру-

ководивший областью еще в советский период), добившись избрания на этот пост, тут же покинул ряды КПРФ.

Еще более красноречив пример губернатора Кемеровской области А.Туле­ева. Как известно, на парламентских выборах 1999 г. этот "официальный оп­позиционер" (занимавший одну из лидирующих позиций в предвыборном списке КПРФ) обеспечил "Единству" 37% голосов в своем регионе в обмен на помощь Москвы в борьбе с экономическим конкурентами, в частности с группой "Миком". Если тогда подобный шаг был редкостью, то сегодня — уже тенденция. На выборах депутатов Госдумы в 2003 г. тот же Тулеев откры­то поддержал "Единую Россию", а губернатор Орловской области, бывший секретарь ЦК КПСС Е.Строев даже возглавил региональный список ЕР. Ак­тивно содействовали успеху на выборах кандидатов от "партии власти" и мно­гие другие губернаторы-коммун исты.

Значение остальных партий как каналов рекрутирования элиты в россий­ских регионах невелико, даже если их представители и присутствуют в рей­тингах политического влияния. Но несмотря на это, региональные отделения партий (а до принятия нового Закона о партиях — и региональные партии) в субъектах Федерации продолжают создаваться, причем, как правило, по ини­циативе и/или при участии региональных властей и бизнеса. Причины тако­го положения вещей очевидны: влиятельные региональные политико-эконо­мические сообщества видят в политических партиях эффективный инструмент достижения электорального успеха.

Еще меньшую роль в политическом продвижении играют наука, культура, образование и СМИ, Хотя в ряде регионов (Воронежская и Владимирская об­ласти, Приморский край и др.) продвинувшиеся по этим каналам лица входят в политическую элиту, их число и влияние обычно незначительны, что отра­жает общее положение науки и культуры в жизни современного российского общества. Исключение составляют две категории — руководители СМИ и ректоры ведущих региональных вузов, доля которых в составе региональных элит существенно выросла по сравнению с 2000 г. Удельный вес руководите­лей СМИ, влиятельных в политике, увеличился в 17 раз, а ректоров вузов — в 14 (см. табл. 2). Например, в рейтинге политического влияния Томской об­ласти присутствуют ректоры сразу четырех вузов, опережающие по степени влияния даже председателя областного правительства. В Приморье в двадцат­ку влиятельных политиков края входят ректоры трех вузов.

Таблица 2

Удельный вес руководителей СМИ и ректоров вузов в составе региональных политических элит

Особое положение "ректорского клуба", по-видимому, обусловлено не­сколькими причинами. Прежде всего нельзя забывать, что высшее образова­ние в России стало де-факто платным, вследствие чего ректоры вузов концен­трируют в своих руках значительные средства и могут использовать их для по­литического продвижения. Так, в губернаторских выборах в Оренбургской об­ласти участвовал ректор Оренбургского университета В.Бондаренко (пятая по­зиция в областном рейтинге политического влияния); в губернаторских выбо­рах в Тамбовской области — проректор Тамбовского университета А.Позня­ков. Кроме того, многотысячные коллективы вузов — важный сегмент элек­тората (в 500-тысячном Томске учатся или работают в вузах 160 тыс. чел.), по­зиция которого приобретает существенное значение в период выборов. Это, в свою очередь, актуализирует возможности политического влияния руководи-

телей вузов. Наконец, не следует сбрасывать со счета и то обстоятельство, что с помощью руководителей вузов региональные политики и бизнесмены реша­ют свои личные проблемы (получение второго образования, а также научных степеней и званий, образование детей).

Политические возможности руководителей СМИ определяются ролью ме­дийного ресурса как важного компонента политического влияния, прежде всего на тех территориях, для которых характерна высокая степень медийной насыщенности (примером может служить Томская область). Особое значение СМИ приобретают в ситуациях острых политических конфликтов. Весьма по­казателен в этом плане опыт Санкт-Петербурга, где политическая жизнь раз­вивается под знаком глубокого внутриэлитного раскола, истоки которого вос­ходят к губернаторским выборам 1996 г. Не случайно пятая часть политичес­ки влиятельных в городе лиц тесно связана со СМИ. Кроме того, повышен­ное влияние СМИ в Санкт-Петербурге обусловлено традициями свободомыс­лия, сложившимися там еще в XIX в.

Санкт-Петербург дает также уникальный пример политического влияния представителей социальной сферы: руководители значимых для города учреж­дений культуры, образования и науки (Государственный Эрмитаж, Мариин-ский театр, Санкт-Петербургский университет и, в частности, его юридичес­кий факультет, Горный институт и др.) составляют внушительный по удель­ному весу и влиянию сегмент политический элиты. Однако это исключение лишь подтверждает правило и объясняется не только положением Санкт-Пе­тербурга как второй столицы страны и знаковым характером перечисленных учреждений для российской культуры, но также питерскими "корнями" Пу­тина и возможностями непосредственного контакта упомянутых руководите­лей с Президентом РФ.

Интеграция в политически влиятельные группы может происходить и по цер­ковным каналам. Так, в рейтинги политического влияния ряда регионов входят представители Русской православной церкви: митрополит Волгоградский и Ка-мышинский Герман (Волгоградская область), митрополит Воронежский и Ли­пецкий Мефодий (Воронежская область)*, архиепископ Курский и Рыльский Ювеналий (Курская область), митрополит Смоленский и Калининградский, ру­ководитель Отдела внешних связей Московской патриархии Кирилл (Смолен­ская область), архиепископ Калужский и Боровский Климент (Калужская об­ласть) и др. В Республике Башкортостан, где традиционно доминирует ислам, заметным влияниям пользуется Верховный муфтий ЦДУМ России Т.Таджутдин (26-я позиция в рейтинге политического влияния). Нынешний глава Чеченской Республики А.Кадыров — бывший муфтий Чечни. Тем не менее, в масштабе страны политическое влияние служителей культа относительно невелико, что ес­тественно для светского государства, каковым является Российская Федерация.

ОСНОВАНИЯ ВНУТРИЭЛИТНОЙ КОНСОЛИДАЦИИ

В современной отечественной и зарубежной литературе для определения действующих в поле российской политики элитарных групп употребляются такие понятия, как "клан", "коалиция", "картель", "корпорация" и т.д. Осо­бой популярностью пользуется термин "клан", и это вполне правомерно — ведь хотя, как справедливо отмечает ряд исследователей [см. напр. Puthland 1997], кровнородственные или этноконфессиональные связи не являются обя­зательным признаком российских элит, для них характерны все те качества (закрытость, клиентелизм, сугубо корпоративная, партикулярная ориентация), которые составляют существо клановых отношений [Перегудов 1998: 147; Га-ман-Голутвина 1998: 364].

Характер формирующихся в российских регионах элитарных кланов в зна­чительной мере обусловлен доминирующими моделями политической культу­ры. Так, в национальных республиках основой кланов нередко выступают

* Митрополит Мефодий недавно переведен в Казахстан.

родственные и земляческие отношения, общность социального происхожде­ния. Именно так обстоит дело, в частности, в Республике Татарстан, элита ко­торой состоит из нескольких кланов, "вращающихся", подобно спутникам Солнечной системы, вокруг президента РТ. По оценке экспертов, в структур­ном плане татарстанская элита представляет собой совокупность концентри­ческих кругов с центром в лице М.Шаймиева: первый круг — "семья" (родст­венники); второй — друзья "семьи"; третий — "социально близкие" высоко­поставленные функционеры (этнические татары — выходцы из деревень); чет­вертый — "приближенные к трону" (люди, выдвинувшиеся благодаря дело­вым качествам, но с учетом безусловной личной лояльности лидеру)*.

Примером этнической консолидации влиятельных групп может служить Мордовия. В республиканской элите эксперты выделяют четыре важнейшие группы, сложившиеся по этническому признаку: эрзянскую (восточную), мок­шанскую (западную), русскую (городскую) и татарскую. Показательно, что положение этих групп в структуре власти определяется этнической принад­лежностью первого лица республики. В настоящее время доминирующие по­зиции занимает та часть мокшанской группы, которая объединилась вокруг главы РМ Н.Меркушкина**.

"Семейные" политические кланы встречаются и в "русских" регионах***, но, скорее, в качестве исключения. Гораздо шире там распространена внутри-групповая консолидация по идеологическому признаку. Например, в Туль­ской, Брянской, Владимирской и ряде других областей решающим фактором объединения доминирующей группы вокруг фигуры губернатора стала при­надлежность к КПРФ. Тем не менее идеологический принцип вряд ли можно считать ключевым основанием дифференциации региональных элит Об этом свидетельствует то обстоятельство, что в рамках сложившихся по идеологиче­скому признаку сообществ зачастую формируются субгруппы (как это произо­шло в Рязанской области), интересы которых, несмотря на идеологическую близость, далеко не всегда совпадают. Иными словами, общность политико-экономических интересов оказывается важнее идеологии.

Не является определяющей и дифференциация по "отраслевому принци­пу" (политика vs экономика): региональные кланы включают в себя как по­литиков, так и предпринимателей. То же самое относится к институциональ­но-организационным факторам. Даже когда ядром элитарных групп выступа­ют отдельные уровни управления или отрасли экономики, системообразую­щим началом служат не различия между организационными структурами, а расхождения в интересах персонифицирующих эти структуры лидеров. Так, в Свердловской области политический процесс долгое время определяло проти­востояние двух групп влияния. И хотя одна из этих групп сложилась вокруг губернатора Э.Росселя, а другая — вокруг мэра Екатеринбурга А.Чернецкого, обе они оказались сопоставимы по ресурсной обеспеченности, масштабу и ме­тодам деятельности и оперировали в политическом пространстве как субъек­та Федерации, так и муниципальных образований.

Существенно большую роль в групповой консолидации играет опыт совме­стной деятельности с первыми лицами региона. Например, в Ростовской об­ласти доминирует так наз. "старопролетарская" группа, в которую входят быв­шие партийные и советские функционеры Пролетарского района Ростова-на-Дону, где когда-то работал нынешний губернатор В.Чуб. Точно так же костяк команды президента Удмуртии А.Волкова составляют люди, в которыми он сотрудничал на предшествовавших этапах своей карьеры. Понятно, что реша­ющее значение здесь опять же имеет личная преданность патрону.

* См. комментарий по итогам опроса в Республике Татарстан [Гаман-Голутвина 2004]. ** См. комментарий по итогам опроса в Республике Мордовия [Гаман-Голутвина 2004].

*** Так, эксперты отмечают, что до недавнего времени заметное влияние на политический про­цесс в Санкт-Петербурге оказывали "семейные" кланы экс-губернатора В.Яковлева и бывшего полпреда Президента РФ в Северо-Западном округе В.Черкесова.

Таким образом, вне зависимости от источников внутригрупповой консоли­дации (семейные связи, родственные и земляческие отношения, идеологиче­ская близость и т.п.), обязательное условие групповой сплоченности — лояль­ность лидеру. Отсюда — такие важные особенности региональных кланов, как иерархичность и ориентация на патрона. Спектр методов и механизмов внут-ригрупповой консолидации весьма широк — от жесткой функциональной за­висимости (Омская, Кемеровская, Саратовская области и др.) до гибкого вза­имодействия в режиме неформальных связей. Компромиссные технологии ха­рактерны, в частности, для лидерской практики губернатора Чуба, который, как подчеркивают эксперты, стремится не увеличивать число врагов за счет вчерашних соратников. В Ростовской области проигравшие выборы, но ло­яльные губернатору главы администраций обычно не уходят в небытие, а по­лучают новое назначение. При этом, в соответствии с областным законом о статусе муниципальных служащих, за главами муниципалитетов, отказавши­мися баллотироваться на новый срок или не сумевшими добиться переизбра­ния, в течение года сохраняется денежное содержание в прежнем объеме. Дан­ное положение не только способствует ротации кадров муниципального уп­равления, но и обеспечивает сплоченность команды губернатора*.

Суммируя вышесказанное, можно констатировать, что российские регио­нальные элитные кланы — это устойчивые политико-экономические группы, объединенные общностью политико-экономических интересов и, как прави­ло, консолидированные вокруг руководителей местной исполнительной влас­ти на основании отношений личной зависимости. Личная преданность клану и его патрону — важнейший неформальный механизм внутриэлитной консо­лидации и рекрутирования властных групп в регионах. Более того, если в 1990-е годы политический приоритет бюрократии в связке "бюрократия-биз­нес" прослеживался преимущественно на уровне субъектов РФ, тогда как в центре доминировали финансово-сырьевые и политико-информационные "империи" [см. Гаман-Голутвина 1998: 360], то сегодня высшие эшелоны фе­деральной политико-административной бюрократии активно участвуют в пе­рераспределении политического влияния между административной "вертика­лью" и крупными ФПГ.

Региональный уровень не является предельной единицей элитной консоли­дации. Как уже говорилось, региональные группы распадаются на субгруппы, что свидетельствует о прогрессирующем дроблении элит в России. Это обсто­ятельство (наряду с асимметричным характером Российской Федерации и экономическим неравноправием ее субъектов) обусловливает слабую внутрен­нюю сплоченность региональной элиты во взаимодействии с центром.

Личностные качества

Социально-демографические, психологические, лидерские и иные лично­стные характеристики региональных властных сообществ во многом зависят от политической биографии первого лица субъекта РФ. В регионах, возглав­ляемых выходцами из советской партийно-хозяйственной номенклатуры, в политическом классе обычно преобладают представители номенклатуры с со­ответствующими возрастными, образовательными и ментальными показателя­ми, а там, где у власти оказались "прагматики-либералы", — молодое поколе­ние управленцев-менеджеров.

В настоящее время около двух третей губернаторского корпуса составляют лица со значительным опытом управления в советский период; главы 13 субъ­ектов РФ занимают свои должности с 1991 г. В ряде регионов (Архангельская, Кировская, Пермская, Читинская, Новгородская области, Краснодарский и Ставропольский края, Мордовия, Ямало-Ненецкий АО) ведущие позиции в аппарате власти заняли "комсомольцы" — бывшие руководящие работники центральных и региональных органов ВЛКСМ. Менее всего в региональной

* См. комментарий по итогам опроса в Ростовской области [Гаман-Голутвина 2004].

политике сегодня заметны "демократы" начала 1990-х годов и депутаты реги­ональных парламентов той поры.

В последние годы, несмотря на переизбрание в части регионов "лидеров со стажем" (Омская, Свердловская и др. области), аналитики фиксируют призна­ки "усталости" населения от засилья "ветеранов" (Астраханская, Самарская, Ростовская, Омская, Свердловская области, Республики Калмыкия и Татар­стан). В некоторых областях (например, в Волгоградской) сложились благо­приятные условия для вытеснения выходцев из партийно-хозяйственной но­менклатуры новой генерацией политиков — относительно молодыми "прагма­тиками-либералами", представляющими интересы бизнеса, в других такая за­мена уже состоялась. Избрание на губернаторские посты крупных предприни­мателей (А.Хлопонин, Р.Абрамович, С.Дарькин и др.) естественным образом привело в региональные властные структуры управленцев-менеджеров, не имеющих опыта государственной работы, но прекрасно овладевших навыка­ми управления коммерческими предприятиями. Для этой когорты региональ­ных руководителей, независимо от полученного ими образования, характерны корпоративный стиль мышления и поведения, а также ориентация на корпо­ративные методы управления.

Смена первого лица региона зачастую влечет за собой не только персональ­ные перестановки в администрации, но и изменение механизмов и каналов рекрутирования управленческих команд. Эта тенденция хорошо просматрива­ется на примере Красноярского края. Анализируя эволюцию механизмов фор­мирования краевой элиты, аналитики выделяют в последней три "призыва", существенные различия между которыми обусловлены социально-профессио­нальными характеристиками инкумбентов: "зубовский" (преимущественно представители научной интеллигенции и советской номенклатуры), "лебедев-ский" (главным образом "варяги", набранные при поддержке московских ФПГ на условиях личной лояльности губернатору) и "хлопонинский" (выход­цы из крупных бизнес-структур, прежде всего ФПГ "Интеррос").

Следует отметить, что в политическую элиту абсолютного большинства ре­гионов входят исключительно мужчины. По-иному обстоит дело в Санкт-Пе­тербурге, где женщины играют в политике заметную роль. И.Яковлева, Н.Чап­лина, Л.Вербицкая, О.Дмитриева, М.Фокина, И.Потехина, А.Маркова обос­нованно присутствуют в городском рейтинге политического влияния. Анало­гичная картина наблюдается в Кемеровской и Томской областях, где четверть состава политэлиты — женщины. По-видимому, такая ситуация объясняется тем, что в перечисленных регионах утвердились модернизированные модели политической культуры.

Пол ити ко-административная карьера влиятельных политиков в субъектах Федерации, как правило, теснейшим образом связана с их регионами. Подав­ляющая часть руководителей — либо автохтоны, либо люди, давно живущие в данном регионе. "Чужакам" в российской глубинке не доверяют*. Значитель­ный удельный вес "пришлых" управленцев характерен лишь для тех регионов, которыми руководят "варяги" из корпоративных структур, хотя и в этих слу­чаях костяк аппарата нередко составляют местные жители.

Конфессиональная принадлежность представителей элиты соответствует "профилю" региона. Например, в "русских" областях большинство регио­нальных руководителей атеисты или православные, причем как те, так и дру­гие предпочитают не афишировать свои религиозные предпочтения.

Что касается личностных качеств, то на губернаторском уровне весьма це­нятся навыки публичного политика — коммуникабельность, убедительность,

* Справедливости ради надо признать, что такое недоверие нередко имеет под собой основания. 0 том, насколько хорошо "варяги" разбираются в местных делах, свидетельствуют, в частности, допускаемые ими порой "оговорки". Так, в начале губернаторской кампании 1998 г. в Красно­ярском крае АЛебедь назвал Красноярск Краснодаром, а новоизбранный тверской губернатор Д.Зеленин, выступая перед избирателями, перепутал Тверскую область с Орловской и Вышний Волочек — с Воловцом.

умение конструктивно взаимодействовать с населением и со СМИ, ораторские способности, харизматичность. И хотя, как показывают, в частности, результа­ты проходивших в 2003 г. региональных и думских выборов, подобные навы­ки не являются ключевыми в достижении политического успеха, порой они иг­рают определяющую роль в привлечении других ресурсов. Среди качеств, спо­собствующих административному продвижению на региональном уровне, сле­дует назвать прежде всего склонность к командной игре и компромиссу с чле­нами своей команды, непримиримость по отношению к конкурентам, профес­сиональную компетентность. Огромное значение имеют также личная лояль­ность патрону, преданность клану (политическому, экономическому, профес­сиональному, этническому и др.), готовность "играть по правилам".

Стиль политического лидерства в рамках региональных команд нередко близок к авторитарному. Наиболее очевидно это в Саратовской, Омской и Ке­меровской областях, а также в республиках Татарстан, Башкортостан, Мордо­вия и Удмуртия, где главы регионов обладают высокой степенью контроля над политической и — отчасти — экономической элитами.

Обретение политических перспектив в регионах (как, впрочем, и в центре) зависит от административного ресурса, финансового капитала, наличия и "ка­чества" связей во властных и экономических структурах федерального и реги­онального уровней. Поддержка центра и федеральных ФПГ — главная пред­посылка политического успеха. В условиях высокоструктурированного поли­тического пространства и монополизации политического рынка попытки по­литиков-одиночек конкурировать с могущественными политико-финансовы­ми кланами обречены на провал: эра самовыдвиженцев в региональной поли­тике окончательно ушла в прошлое. Применительно к федеральной политике данная тенденция в полной мере проявилась уже в середине 1990-х годов, ког­да крупные политико-финансовые кланы закрепились в качестве наиболее влиятельных субъектов российской политики. Со временем эта волна захлест­нула и регионы.

В регионах, где решающую роль играет "властная вертикаль" (национальные республики, Саратовская, Ростовская и некоторые другие области), возможно­сти политического продвижения определяются прежде всего позицией админи­страции. На территориях, отмеченных присутствием мощных экономических структур, важнее поддержка бизнес-элиты (Красноярский край, Вологодская, Волгоградская и др. области). Например, по оценке экспертов, исход предсто­ящих губернаторских выборов в Волгоградской области будет во многом зави­сеть от того, поддержат ли Максюту Лукойл и Газпром. Но вне зависимости от характера региона непременным условием политического успеха выступают ло­яльность своему клану (и его патрону), способность к командной игре.

Неизбежным спутником авторитарных региональных режимов является эффект "выжженной земли": главы регионов пытаются "очистить" политиче­ское поле от потенциальных конкурентов. Сегодня, после того как действую­щие губернаторы получили право баллотироваться на третий срок, появление новых лиц на властном Олимпе подобных регионов проблематично. Такова ситуация в Омской, Кемеровской и Ростовской областях, в Удмуртии, Мор­довии, Татарстане и Башкортостане. Жесткая иерархическая система затруд­няет выдвижение перспективных политиков — им надо заручиться поддерж­кой доминирующей группы.

* * *

Значительные экономические, социокультурные и иные различия между регионами не позволяют выстроить единую для всех иерархиию механизмов и каналов политического влияния. Но основные тенденции выявить можно. Ключевыми механизмами рекрутирования региональной элиты являются из­брание и назначение на руководящие должности в структурах исполнитель­ной либо законодательной власти регионального/муниципального уровня, чему способствуют значительный объем властных и/или экономических ре-

сурсов, общность политико-экономических интересов, родственные или зем­ляческие связи и опыт совместной деятельности с первыми лицами регионов; патрон-клиентные отношения. При этом, несмотря на приоритетность пуб­личных механизмов политического продвижения, определенную роль играет и неформальная поддержка со стороны групп влияния (фаворитизм, протек­ционизм, коррупция и т.п.).

Каналами продвижения региональных политических элит выступают феде­ральные и региональные властные структуры (включая силовые ведомства, тер­риториальные отделения федеральных органов управления и аппарат полпре­дов), органы местного самоуправления, федеральные, региональные и местные коммерческие предприятия, в меньшей степени — политические партии и об­щественные организации; СМИ, учреждения образования, культуры, науки.

В настоящее время существуют три главных источника пополнения регио­нальной элиты: администрация регионального и федерального уровней, биз­нес и политические партии. Большинство региональных лидеров нового по­коления рекрутируются из сферы бизнеса. Исключения немногочисленны. Редки также случаи выдвижения политиков левой ориентации*. Успешную политическую и административную карьеру в большинстве субъектов Федера­ции сегодня обеспечивают не личные качества, а принадлежность к той или иной группе влияния и ее поддержка.

Гаман-Голутвина О.В. 1998. Политические элиты России; вехи исторической эволюции. М.

Гаман-Голутвина О.В. 2000. Определение основных понятий элитологии. — Полис, № 3.

Гаман-Голутвина О.В. (ред.) 2004. Самые влиятельные люди России-2003. М.

Зудин А.Ю. 2004. Российские элиты при В.В.Путине. — Политические элиты России пе­ред историческими вызовами XXI века. М.

Перегудов СП. 1998. Новейшие тенденции в изучении отношений гражданского обще­ства и государства. — Полис, № 1.

Эксперт. 2000.

Katz R., Mair P. 1995. Changing Models of Party Organization and Democracy: The Emergence of the Cartel Party. — Party Politics, № 1.

Puthland P. 1997. Elite Consolidation and Political Stability in Russia. A Paper for IPSA Congress. Seoul.

Putnam R. 1976. The Comparative Study of Political Elites. N.Y.

Окончание следует

Статья подготовлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда

(проект № ОЗ-ОЗ-ОО621а)

• К их числу относится, в частности, председатель Волгоградской областной думы Р.Гребенни­ков, занявший свой пост в 25 лет при непосредственной поддержке обкома КПРФ и его перво­го секретаря А.В.Апариной.

Поиск по сайту: