Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Бесклеточная (ацеллюлярная) вакцина



После смерти двух младенцев от прививки DPT в 1976 г. в Японии срочно начали разрабатывать новую коклюшную вакцину. Она была лицензирована там и стала применяться в 1981 г. Бесклеточная вакцина представляет собой смесь коклюшного анатоксина и антигенов возбудителя болезни, иммунная реакция в ответ на введение которых должна обеспечивать невосприимчивость к болезни. Сам возбудитель в таких вакцинах отсутствует. Эта вакцина выпускается рядом компаний и различается лишь по количеству содержащихся в ней антигенов.

Предполагалось, что за счет «прицельного» выделения антигенов эта вакцина будет свободна от побочных явлений, характерных для ее цельноклеточной (корпускулярной) предшественницы. Однако, похоже, ожидания эти оправдались лишь частично, поскольку и по сей день точно неизвестно, какие именно антигены запускают иммунный ответ, а какие обусловливают тяжелые реакции со стороны нервной системы заболевшего или привитого; потому и антигенный набор вакцины построен больше на гипотезах, чем на точных сведениях. Вслед за введением новой вакцины были отмечены как стандартные местные реакции, так и системные, например конвульсии[528].

После тщательного изучения двух японских вакцин в 1986-1987 г. шведская Национальная бактериологическая лаборатория отказала японцам в продолжении процедуры лицензирования этих вакцин — как вследствие того, что эффективность вакцины оказалась не только не выше, но, вероятно, и ниже, чем у цельноклеточной вакцины, так и вследствие ряда необъяснимых смертей привитых этими вакцинами детей от присоединения бактериальной инфекции (скончались 11 детей из 2800 получивших прививки)[529].

Представитель ВОЗ д-р Марк Кейн заявил в 1996 г., что новая вакцина не имеет никаких преимуществ перед старой в смысле эффективности. Что касается главного своего предназначения — снизить число тяжелых последствий использования коклюшной вакцины — новая вакцина, согласно данным некоторых исследований, не оправдала возлагавшихся на нее надежд. Разницы в количестве случаев СВДС (симптом внезапной детской смерти) и близких к нему состояний, госпитализаций, энцефалопатии и отставания в развитии относительно цельноклеточной вакцины не обнаружилось[530].

Впрочем, другие исследования были более благосклонны к бесклеточной вакцине. Неоднократно цитировавшиеся в этой главе Дэвид и Марк Гейеры исследовали базу данных Системы сообщений о побочных эффектах прививок (VAERS) и обнаружили, что бесклеточная вакцина дает значительно меньшее количество побочных реакций любого рода[531].

Кроме того, в США имелся опыт ее производства еще с 1930-х годов, и он показывал, что бесклеточная вакцина действительно дает меньшее количество тяжелых побочных эффектов. Российские авторы сообщают: «Реактогенность бесклеточных вакцин намного ниже реактогенности корпускулярной вакцины. На введение бесклеточной коклюшной вакцины значительно реже возникают как общие, так и местные реакции (лихорадка — в 7 раз, гипертермия — в 4, отечность — в 5-6, болезненность — в 14 раз»)[532].

Важной для понимания законов, по которым работает прививочный бизнес, будет информация о том, что немалое количество американских компаний разрабатывало, начиная с 1920-х годов, эту, вероятно, более безопасную вакцину. Однако в итоге все они отказались от ее массового производства и маркетинга. Причина? Раз заявив, что располагают новой, более безопасной вакциной, они могли стать объектом судебных исков, в которых истцы бы утверждали, что компании знают, как делать лучший продукт, но в силу тех или иных причин продолжают поставлять на рынок худший, более опасный[533].

В1985 г. американский Институт медицины признал возможность тяжелых неврологических осложнений после прививки DPTH рекомендовал заменить цельноклеточную вакцину против коклюша на бесклеточную (ацеллюлярную). Рекомендация была проигнорирована, а вместо разработки безопасной вакцины производители DPT предпочли тратить деньги на подкуп «независимых экспертов». Однако в 1990-х годах, несмотря на все ухищрения Черри и Ко и их работодателей, ситуация изменилась. Несколько очень крупных исков, после многолетнего разбирательства, были все же выиграны в рамках Национальной программы компенсаций пострадавшим от прививок. Три раза собиравшаяся при Национальном институте здоровья США экспертная группа пришла к выводу о доказанности связи между вакциной DPTH поражением мозга и подчеркнула необходимость перейти на новую, более безопасную вакцину. И, главное, настойчивость японцев и тех, кто их поддерживал (например, групп родителей), поставила на повестку дня вопрос о скором лицензировании бесклеточной вакцины. Чтобы не проиграть сражение за рынок, американские компании вынуждены были отказаться от битой ставки на «мнения экспертов» и начать разрабатывать свои собственные бесклеточные коклюшные вакцины. Сегодня в СШАцельноклеточная вакцина производится только на экспорт, а на внутреннем рынке с 2001 г. используется лишь бесклеточная вакцина.

Помимо прочих сложностей и вопросов известно, что производство новой вакцины значительно сложнее, а цена вакцины в развитых странах 19,43 $, примерно на 9 $ превышает цену старой, что, учитывая необходимость многократного употребления вакцины, в рамках национальных прививочных программ небогатых стран может оказаться совершенно неприемлемой, хотя и утверждается, что при изначально более высокой стоимости бесклеточной вакцины ее применение снижает общемедицинские расходы (уходы за заболевшим после прививки ребенком и особенно выплата компенсаций за инвалидность и смерти привитых цельнокле-точной вакциной)[534].

Вопрос о лучших, более безопасных, но значительно более дорогих вакцинах ждет своего решения. Как и вопрос, нужны ли вообще коклюшные вакцины.

Надеюсь, что в этой главе я дал достаточно сведений для желающих серьезно задуматься о том, совместимы ли прививки против коклюша со здоровьем ребенка и не следует ли держаться как можно дальше от этого очень сомнительного блага. Выбор остается за родителями!

Выводы

Коклюш — болезнь преимущественно детского возраста, бывшая некогда опасной в европейских странах и в Америке и остающаяся таковой для стран третьего мира сегодня. Раз перенесенная болезнь оставляет стойкий, обычно пожизненный иммунитет, который защищает и будущих детей в самом опасном по осложнениям коклюша возрасте.

Коклюшная вакцина (коклюшная составляющая многокомпонентных вакцин) традиционно считается одной из самых малоэффективных и одной из самых опасных из существующих ныне вакцин. Продолжающиеся в национальных масштабах прививочные кампании смещают болезнь в самый опасный, младенческий возраст, лишают женщин возможности приобрести естественный иммунитет и увеличивают число больных стертыми формами коклюша взрослых, которые заражают детей.

Новая бесклеточная (ацеллюлярная) вакцина также отнюдь не свободна от побочных эффектов, хотя, вероятно, более безопасна и эффективна, чем традиционная цельноклеточная. Есть данные, свидетельствующие в пользу высокой эффективности безопасной гомеопатической профилактики коклюша.

В развитых странах для коклюша сегодня характерно мягкое течение; серьезные случаи, осложнения и тем более смерти представляют собой крайне редкое явление и встречаются почти исключительно у детей в возрасте до шести месяцев.

Корь

Болезнь

Заболевание вызывается неустойчивым во внешней среде вирусом, выделяемым больным человеком. Неустойчивость вируса определяет и практически единственный путь его передачи — воздушно-капельный[535].

Инкубационный период продолжается около 10 дней, после чего следует продромальный, он же катаральный период, 3-4 дня, с симптомами, характерными для всех острых респираторных вирусных болезней (резкий подъем температуры, разбитость, головная боль, светобоязнь, насморк, кашель). Обращает на себя внимание гиперемия (покраснение) слизистой рта и конъюнктивы. Идущий вслед за ним период высыпаний вносит ясность относительно характера болезни: сначала на слизистой щёк, губ и десен появляются так называемые пятна Коплика (серовато-белесоватые точки, напоминающие манную крупу), которые исчезают в течение нескольких дней. Обычно возникновение пятен Коплика совпадает с пиком заразности кори, поэтому следует, насколько возможно, изолировать ребенка и не дать распространиться инфекции. Вслед за этим типичная коревая пятнисто-папулезная сыпь появляется на лице и за ушами, а потом постепенно спускается — на шею и плечи, на туловище, на руки и на ноги. Каждый этап «спуска» сыпи длится около суток. Через 3-4 дня после появления сыпи она начинает исчезать в том же порядке, в каком и появилась. Знакомые с гомеопатией сразу увидят в таком «движении» сыпи выполнение закона Константина Геринга, устанавливающего, что направлениями излечения и соответственно критериями для контроля правильности выбора гомеопатического лекарства является движение симптомов сверху вниз, изнутри наружу, от более важных органов к менее важным и в хронологическом порядке, обратном их появлению. И в самом деле: атипичное течение кори, характерное для кори привитых, при котором сыпь вначале появляется на конечностях и лишь затем переходит на тело, сопровождается наибольшим числом осложнений.

Появление высыпаний характеризуется повторным, после продромального периода, повышением температуры (до 40 и даже иногда до 41°С) и усилением симптомов со стороны дыхательной системы. Через 2-3 дня температура снижается и наступает быстрое выздоровление. Пигментация кожи после исчезновения сыпи остается еще 2-3 недели. На пике болезни помимо сыпи достаточно характерен и внешний вид больного: одутловатое лицо, покрасневшие глаза, отечные гноящиеся веки, сухие губы.

Заразными являются больные за 2-3 дня до появления сыпи и в течение 4-5 дней после ее появления.

Для установления клинического диагноза достаточно наличие пятен Коплика[536] и истории предшествовавшего контакта с заболевшим корью. «Диагноз подтверждается серологически при обнаружении четырехкратного нарастания титра противокоревых антител в парных сыворотках крови больного. Первый раз кровь берут не позднее 2-3 дня после появления сыпи, второй раз — через 14 дней»[537]. Применяется также серологический анализ слюны.

Гомеопатическое лечение вполне эффективно (аллопатического лечения кори, как и практически всех детских инфекционных болезней вирусной природы, к счастью, не существует — иначе мы бы видели намного больше осложнений). Главная трудность использования гомеопатии лишь в том, что требуется хорошо распознавать симптомы и правильно выбирать одно лекарство среди множества кандидатов. Так, знаменитый американский гомеопат проф. Самуэль Лиленталь в посвященной кори главе своей классической книги дает краткие характеристики 32 препаратов, которые могут понадобиться при лечении[538].

Ограничусь лишь кратким изложением сведений, полученньгх из работ гомеопатов, имеющих опыт лечения этой болезни.

Для профилактики кори и лечения ее последствий (астения, бронхиты, диарея) может быть рекомендован нозод Morbillinum. Д-р Агравал предлагает растворить 8-10 крупинок Morbillinum 30 в шести унциях воды и принимать чайную ложку раствора 2-3 раза в день с перерывом в 2 часа в профилактических целях. Он же указывает, что во время эпидемий кори хорошие результаты отмечаются при ежедневном профилактическом приеме Pulsatilla 6 или 12, иногда чередуя это с Sulphur[539].

Это вполне перекликается с известными словами проф. Дж.Т. Кента, говорившего, что рутинеры успешно справляются с корью, пользуясь лишь Pulsatilla и Sulphur и … и Euphrasid[540]».

На ранней стадии болезни, как обычно, требуется сделать правильный выбор между Aconitum и Belladonna. «Румяный, круглолицый, хорошо развитой ребенок внезапно заболевает: у него кашель, высокая температура, может быть рвота, пылающее лицо, сильное беспокойство; он пьет холодную воду, но не может утолить жажду. Возможно, за день до этого он был на холодном ветру. Если вы дадите такому ребенку Aconitum, то сыпь появится уже на следующий день, а через 2-3 дня он будет в полном порядке. Если же вы дадите Aconitum ребенку, у которого сильная жажда, но нет красного лица, беспокойства и страха, то вы не получите реакции и вам придется сменить лекарство через день или два», — пишет д-р Дороти Шеферд[541].

По ее опыту, Sulphurдоказан в тех случаях, когда нет иной ясной симптоматики, кроме сыпи, слабости и языка, обложенного грязным налетом; может быть зуд кожи. Как обычно, Pulsatilla требуется в случаях отсутствия жажды, при плаксивости и капризности ребенка, требующего к себе постоянного внимания (что отличает ее от Bryonia, когда ребенок в постоянной полудреме и не хочет, чтобы его беспокоили; движение ухудшает состояние), a Rhus toxicodendron — при различных болях и сильном беспокойстве в отсутствие страха. Картина Kalium bichromicum очень напоминает Pulsatilla, но имеются обильные клейкие тягучие выделения из глаз, носа и рта и опухшие шейные лимфатические узлы. Также может быть временная глухота вследствие воспаления евстахиевых труб. Выраженная жажда (ребенок постоянно требует холодную воду), высокая температура, быстрый пульс, пылающие щеки и вовлечение в процесс бронхов и легких требуют скорейшего назначения Phosphorus. Отлично зарекомендовала себя в лечении кори Euphrasia. Лекарственная картина этого препарата требует преимущественного поражения глаз при болезни. Опухшие воспаленные веки, жжение и зуд в глазах, отечная и одутловатая кожа вокруг глазных яблок, светобоязнь и беспрерывно льющиеся горячие слезы, а также сильная головная боль и сухой кашель, усиливающийся в дневное время и уменьшающийся, когда ребенок лежит, безошибочно указывают на этот препарат.

Есть еще несколько лекарств, которые могут быть показаны в самых типичных случаях кори. При Gelsemium болезнь развивается очень медленно; ребенок чувствует себя обессиленным и постоянно дремлет; веки словно налиты свинцом, тяжелые; так же трудно пошевелить рукой или и ногой из-за слабости (а не из-за боли, как в случае Bryonia). Жажда отсутствует. Сильная слабость, прострация, постоянные тошнота и рвота в отсутствие жажды безошибочно указывают на Ipecacuanha. Назначение гомеопатических лекарств ускоряет появление сыпи и выздоровление. Особенно хорошо это видно на примере Apis, когда состояние ухудшается на фоне отсутствия сыпи. Помочь в выборе этого средства помогает выраженное желание прохлады, категорический отказ от горячего питья, одутловатость и покраснение лица, крик во сне. «Дайте Apis такому пациенту, и все пугающие менингеальные симптомы и мозговой крик исчезнут, быстро появится сыпь. Температура спадет, и через 3-4 дня вы вряд ли вспомните, что ребенок был болен»[542].

Некоторые описанные выше состояния, впрочем, принадлежат скорее прошлому и приведены здесь лишь для полноты картины. Они нетипичны для современных форм кори, встречающихся у здоровых в целом детей.

Не следует давать ребенку ни согревающих, ни чрезмерно охлаждающих напитков. Прохладная минеральная вода, витамины и отдых в проветриваемой комнате будут лучшими из имеющихся в наличии у каждого родителя средств, позволяющих ребенку избежать ненужных и иногда опасных осложнений. Об осложнениях надо сказать несколько слов особо.

Опасна не сама полугора-двухнедельная болезнь, обычно не доставляющая никаких серьезных хлопот, а ее осложнения, связанные с присоединением бактериальной инфекции. Как правило, осложнения развиваются у взрослых или у детей, страдающих от истощения или тяжелых хронических болезней. Среди осложнений на первом месте идут гнойные отиты и пневмонии. Именно они являются главной причиной смерти от кори в развитых странах. Тем не менее попытка давать антибиотики при кори с профилактической целью может оказаться не менее пагубной, так как они угнетают функцию иммунной системы, работающей при кори на пределе. До самого последнего времени диарея являлась главной причиной детской смертности, связанной с корью, в странах третьего мира. После того как африканские медики получили необходимые медикаменты и научились справляться с этим осложнением, смертность от кори резко снизилась[543].

Известно о таком тяжелом осложнении, как коревой энцефалит, частота которого варьирует в широких границах. Обычно в рекламных прививочных материалах чаще всего фигурирует цифра 1:1000 или 1:2000, оспариваемая здравомыслящими докторами либо как безмерно завышенная, либо как характерная лишь для кори у детей, живущих в особо тяжелых условиях или страдающих хроническими болезнями[544].

Кроме того, тот факт, что сообщается не обо всех случаях заболевания корью (особенно трудны для диагностики случаи кори, протекающей в мягких, стертых формах, которые чаще всего путают с краснухой), может искусственно и многократно завышать процент серьезно пострадавших от болезни. Впрочем, верно и обратное. Российские авторы сообщали: «При массовой вакцинации приобретает актуальность вопрос о дифференциальной диагностике кори и других экзантемных заболеваний среди привитых, так как известно, что в ряде случаев кореподобные заболевания вызываются вирусом краснухи, аденовирусами, вирусами из группы Коксаки В и ECHO.

Так, по данным обследования очагов и спорадических случаев с применением вирусологических и серологических методов, диагноз кори был исключен соответственно в 31 и 24,1% случаев. При этом основная масса детей, у которых диагноз был отвергнут, перенесли краснуху. Следовательно, можно думать о завышении числа регистрируемых очагов и количества заболевших»[545].

Однако если краснуху, легчайшую болезнь детского возраста, систематически путают с корью, то одно это уже вполне свидетельствует о том, насколько преувеличены живописуемые коревые ужасы.

Традиционно корь никогда не считалась особенно тяжелой детской болезнью, и большинство читающих эти строки ею, несомненно, в свое время успешно переболели — как и иными детскими инфекционными болезнями, которые ныне объявляются чудовищно опасными — калечащими и убивающими всех подряд. Однако с корью действительно имеется определенное противоречие, которое очевидно, например, при сопоставлении двух цитат в советском врачебном журнале в далеких 20-х годах прошлого века:

«Не только в широкой публике, но и среди многих врачей принято считать [корь] неизбежной и легкой болезнью; поэтому в случае появления ее в семье родители не только не отделяют болевших корью детей от больных, но даже преднамеренно соединяют их в одной комнате, дабы заразить всех детей и, таким образом, сразу отделаться от этой обязательной, безобидной болезни...» и далее там же: «По сведениям, поступившим в Главное управление врачебного инспектора, видно, что в 1913 г. от кори умерло 105956 душ, то есть почти столько же, сколько от скарлатины (71611) и от дифтерии (46196), взятых вместе...»[546]

Что же получается: корь намного страшнее и скарлатины, и дифтерии, но никто об этом, кроме составителей статистических отчетов, не догадывается? Ответ, впрочем, существует. И мы его получаем из той же статьи советских авторов. Читаем далее: «Процент смертности колеблется в зависимости от характера эпидемии, возраста и социального положения больных. По исследованиям Rosenfeld'a, смертность от кори среди беднейшей части населения Вены была в двадцать раз выше, чем среди богатой... Особенно опасна корь для рахитиков, коклюшных и туберкулезных больных. Ввиду этого необходимо всячески оберегать указанную большую группу детей от заболевания корью»[547].

В брошюре, посвященной гомеопатическому лечению, ее авторы, врачи-гомеопаты, в конце XIX века уверенно писали: «Предсказание (т.е. прогноз. - А.К.) при этой болезни всегда благоприятное при типическом ее течении, нужно принимать лишь все меры к предотвращению осложнений... Опасна корь лишь слабым, страдающим золотухой или в особенности туберкулезом... старым, беременным (являютсявыкидыши)»[548].

Здесь-то, полагаю, и зарыта собака. Образ кори как достаточно безобидной болезни, от которой здорового ребенка не только не следует беречь, но, как и в случае с краснухой, которой надо дать спокойно переболеть в отведенном для этого природой возрасте, создавался и укреплялся не в беднейших районах с рахитичными и страдающими от туберкулеза детьми, легко становящимися жертвой всех без исключения болезней, включая и корь, а там, где корь действительно никогда не представляла серьезной опасности. Пугающие же статистические данные получались и получаются путем сваливания вместе заболеваемости и смертности детей из рабочих трущоб периода XIX в. и из дворянских домов, из развивающихся и из развитых стран. Однако такая статистика предосудительна в принятии решения о массовых прививках, не учитывающего пропасть между состоянием здоровья и реальным риском серьезно пострадать от последствий той или иной инфекционной болезни для детей, живущих фактически в разных мирах! Хотя смертность от кори в самые ее тяжелые эпидемии в XIX в. могла достигать 20% среди детей беднейших классов, к 1930-м годам она уже снизилась до 1% в Великобритании[549] и до 2% в США[550].

То же верно и для СССР: «В результате улучшения культурного и материального уровня жизни населения, а также мер, принятых для оздоровления детей, в 1930 -1935 гг. наблюдалось постоянное снижение детской смертности, в том числе и от кори. Резкому снижению смертности и летальности при этой инфекции способствовал также рост числа медицинских учреждений и медицинских кадров на всей территории страны... если в 1933 г. госпитальная летальность составляла 34,9%, то уже в 1938 -1941 гг. она снизилась до 7,7-8,3%, а в 1943 г. даже до 1,6% (хотя это были годы военной разрухи)... К концу 50-х годов уровень смертности от кори в СССР не превышал 1,8-2,5 на 100 тыс. населения. В последние годы перед введением вакцинопрофилактики ее показатель составлял всего 0,23 на 100 тыс. человек»[551].

Согласно данным Центра контроля заболеваний, в США в 1920 г. было зарегистрировано 465048 случаев кори, из которых 7600 закончились смертью (т.е. смертность составляла 7,1%). А в 1960 г. (за несколько лет до появления первой массовой вакцины от кори) при возросшем более чем в полтора раза населении было зарегистрировано 441703 случая кори, среди которых смертельных было 380 (смертность — 0,2%). Таким образом, за 40 лет смертность снизилась в 35,5 раза лишь за счет улучшения санитарно-гигиенических условий жизни населения (обеспечившего соответственно лучшее здоровье) и более адекватного лечения.

Здесь надо непременно сказать несколько слов о витамине А, открытом в 1913 г., и о его роли в лечении инфекционных заболеваний, поскольку это имеет непосредственное отношение к проблеме кори. Хотя связь дефицита витамина А (ретинола) с офтальмоксерозом и, как следствие, слепотой у детей была известна уже достаточно давно, лишь недавние исследования начали демонстрировать истинное значение этого витамина (на который так богат ненавистный всем детям рыбий жир) для здоровья человека[552].

Витамин А тесно связан с функцией иммунной системы, и дефицит его в организме ведет не только к высокой подверженности разнообразным инфекционным болезням. Сегодня уже имеются научные данные, показывающие связь нехватки витамина Ас такими заболеваниями, как болезнь Лайма, ювенильный ревматоидный артрит, системная красная волчанка, сахарный диабет I типа. Истощение запасов витамина А было обнаружено при некоторых видах рака, а также при СПИДе.

Однако важнее всего здесь то, что такое истощение обнаруживалось не только во время этих заболеваний (что могло быть просто сочтено их следствием), но и перед ними. Добавка витамина А к детскому рациону была объявлена Мировым банком самой рентабельной инвестицией в здравоохдйне-ние из когда-либо существовавших[553].

Добавка витамина А в рацион детей помогла резко снизить смертность от кори[554] и вообще смертность детей в развивающихся странах[555].

Редактор престижного международного педиатрического журнала без обиняков заявил, что, вероятно, именно за витаминами, а не за прививками и антибиотиками, применение которых сталкивается с немалым количеством разнообразных трудностей, будущее более безопасной и эффективной педиатрии[556].

Как бы хотелось верить этим словам!

Добавка витамина А в дозе 100 000 ME помогает бороться с корью не только истощенным детям в развивающихся странах, но и нормально питающимся детям в странах развитых, как было показано коллективом японских исследователей[557].

Использовались и большие дозы. В Танзании детям, заболевшим корью, давали 200 000 ME с великолепным результатом[558], а в ЮАР была даже предложена доза в 400 000 ME. По сообщению исследователей из Кейптаунского университета, это более чем в три раза снизило смертность от кори и более чем в два раза — необходимость госпитализировать детей в отделение интенсивной терапии[559].

Интересные данные были получены в исследовании, проведенном в Индонезии, где решили проверить, насколько же обоснована рекомендация давать витамин А из тех же общих соображений вместе с прививкой против кори — мол, если отлично помогает при кори, то должно помочь и легче пережить прививку. Однако результаты оказались прямо противоположными тем, на которые все рассчитывали. Добавление витамина Ане способствовало, а, наоборот, препятствовало выработке прививочных антител у детей, у которых уже имелись полученные от матери антитела, особенно у девочек[560].

Не углубляясь сейчас в эту тему, просто замечу: данные такого рода лишний раз подтверждают, что вакцины действуют некими противными естеству путями, и это еще больше увеличивает имеющиеся в отношении них сомнения. Вероятно, то же самое почувствовал и автор статьи, или же ему подсказали, что он был не прав, потому что два года спустя он опубликовал данные нового исследования, в котором полностью опровергал сам себя[561].

Заслуживает внимания и другое наблюдение. Нам обычно сообщают, что прививка суть «маленькая», почти незаметная болезнь, проходящая без видимых и ощутимых последствий для организма, в то время как настоящая болезнь может привести к катастрофическим последствиям. Поэтому-де следует предпочесть «маленькую». Не буду сейчас касаться бесчисленных наблюдений тяжелых болезней и смертей после прививок, но упомяну лишь одно чисто лабораторное исследование относительно витамина А, о котором мы сейчас говорим. В двух группах детей — привитых коревой моновакциной и вакциной MMR- был исследован уровень витамина А. В обеих группах он резко снижался на 9-14-й день после прививки; в группе, получившей прививку MMR, он начал подниматься на 30-42-й день[562].

Дальнейшая судьба его как в группе, получившей моновакцину, так и в группе, получившей MMR (вернулся ли он вообще к предшествующему уровню, и если да, то в течение какого времени), неизвестна — исследование не ставило своей целью определение этого. Другими словами, прививка приводит к истощению запасов витамина А, жизненно необходимого для организма. Под стать этому наблюдению и другое, сделанное японским авторским коллективом: в течение года как минимум (когда завершился эксперимент) у детей, привитых от кори, не мог восстановиться исходный уровень интерферона — вещества, отвечающего за нашу неуязвимость не только к инфекционным, но и к онкологическим болезням[563].

Стоит ли после этого удивляться нередкому родительскому: «С момента, как сделали прививку, вообще не был здоров»?

Как и в случаях с ветряной оспой, гепатитом А и эпидемическим паротитом (см. соответствующие главы) заболевание корью, вероятно, имеет и свои положительные стороны. В исследовании, опубликованном в 1996 г., было показано, что африканские дети, болевшие корью, в два раза менее подвержены астме, сенной лихорадке и экземе, чем их сверстники, которых корь миновала[564].

Автор небольшого обзора, в котором упоминались эта и другие публикации относительно того, что инфекционные болезни способны предотвращать болезни аллергические, приходит к выводу, что успехи иммунологии в понимании природы таких процессов ставят перед обществом новые непростые медицинские и этические проблемы. Допустимо ли менять, скажем, корь на заведомое увеличение количества аллергических заболеваний, и кто должен принять решение о том или ином виде «обмена» — общество или индивид?[565]

В другом исследовании были приведены данные о том, что взрослые, перенесшие корь, имеют меньшую заболеваемость различными онкологическими болезнями, включая рак шейки матки. С другой стороны, приписываемая прививкам нынешняя мягкость протекания кори, при которой почти нет сыпи, далеко не так безобидна, как кажется, ибо может указывать на неспособность организма к полноценному иммунному ответу. Там же автор сообщил, что те, у кого корь протекала без сыпи, имеют большую вероятность развития в будущем аутоиммунных и нейродегенеративных болезней[566].

Недавно коллектив исследователей из отделения молекулярной медицины в известном американском госпитале Майо (Рочестер, Миннесота) опубликовал свой отчет о влиянии ослабленного вируса кори на лимфому человека, воспроизведенную в эксперименте у мышей. Авторы продемонстрировали, что введение вируса кори в опухоль вызывает сильный онколитический (приводящий к разрушению опухоли) эффект вследствие притока нейтрофилов[567], что заставляет вспомнить о некогда предпринимавшихся довольно успешных экспериментах по лечению искусственным заражением корью пациентов с некоторыми болезнями — например, нефротическим синдромом у детей.

Все, это, разумеется, не является прямым свидетельством в пользу кори как идеального средства профилактики и лечения, но лишний раз указывает на то, сколь многого мы еще не знаем об инфекционных болезнях, бездумно стремясь их искоренять, вполне вероятно, в ущерб собственному здоровью.

Вакцина

Первая вакцина против кори была разработана в 1940-х годах в США и испытывалась на военнослужащих. Из-за тяжелых побочных реакций программа была признана неудачной и свернута. Возобновила ее в 1954 г. группа под руководством вирусолога Джона Ф. Эндерса, научившегося выделять вирус кори и выращивать его на культурах живых клеток. Первой применявшейся вакциной была убитая, но уже к середине 1960-х годов доступной стала и живая.

В 1971-1972 гг. на рынках появилась трехкомпонентная вакцина MMR (корь, эпидемический паротит, краснуха). Она включала в себя три вакцины, ранее вводившиеся отдельно — «Аттенувакс» (против кори), «Мампс-вакс» (против свинки) и «Мерувакс» (краснуха). Сегодня практически во всех развитых странах мира коревая вакцина вводится прививаемым в составе тривакцины MMRH ее модификаций. Отдельным вопросом является необходимость объединения трех вакцин в одну. Одно из возможных объяснений, учитывающих интересы производителя MMR желающие защитить своего ребенка от кори вынуждены будут получить также вакцины от свинки и краснухи, прививать от которых многие родители в противном случае не пожелали бы в связи с заведомой легкостью этих болезней[568].

Исследования безопасности вакцины были очень краткими и не отвечающими серьезным критериям безопасности лекарств для массового использования, а долгосрочные последствия применения тривалентной вакцины (например, хронические болезни как возможный результат прививки) никто не изучал вообще. За результатами введения вакцины следили в течение 3-4 недель, часто — не больше двух. При этом, как недавно выяснилось, в экспериментах, проведенных над детьми в развивающихся странах перед лицензированием MMR, постоянно наблюдались неблагоприятные реакции со стороны желудочно-кишечного тракта, и они не прекращались ко времени окончания наблюдения (через 2-3 недели после прививки), но прививочные исследователи их проигнорировали. Наоборот — период наблюдения был даже сокращен с 28 дней до 21 дня[569].

Эта информация для нас крайне важна из-за бурно обсуждаемой ныне возможной связи вакцины MMR и аутизма. Перед тем как я кратко изложу сущность вопроса, отмечу лишь, что в течение 1970-х годов вакцина MMR назначалась в возрасте 15 месяцев и при непременном условии хорошего состояния здоровья прививаемого, но вскоре лавинообразное увеличение количества прививок заставило вакцинаторов пренебречь здравым смыслом. Сегодня в СШАдети получают MMRyace в возрасте 12 месяцев (срок снизили из-за недостаточной защиты, получаемой с материнскими антителами — ведь матери сами были привиты и не перенесли естественную корь!), при этом, как правило, вместе с последней прививкой против гемофильной палочки, третьей дозой вакцины против гепатита В и вакциной против ветряной оспы. Шесть вакцин за один раз! Мало того. Прививать вакциной MMR стало можно не только здоровых, но и больных и получающих антибиотики детей, при единственном условии — отсутствии высокой температуры.

Аутизм был практически неизвестен в мире до конца 1940-х годов, когда сначала прививки от дифтерии и столбняка, а потом и от коклюша стали действительно массовыми. Первые одиннадцать случаев аутизма были описаны известным психиатром Лео Каннером (1894-1981) лишь в 1943 г. Резкое увеличение заболеваемости аутизмом, ныне приобретшее масштабы настоящей эпидемии, началось в США в конце 1970-х годов, а в Великобритании — после 1988 г., когда началось массовое использование вакцины MMR[570], которая, вероятно, стала той самой соломинкой, что ломает спину верблюду. При этом качественно изменилась и сама болезнь.

Если раньше о ребенке обычно говорилось, что «он родился аути-стом», то теперь преобладающим видом аутизма стал так называемый регрессивный аутизм. Это означает, что ребенок рождается совершенно здоровым и прекрасно развивается до возраста 12-18 месяцев, после чего внезапно теряет все уже имеющиеся у него социальные навыки (перестает говорить, вступать в контакт, узнавать окружение, замыкается в своем мире, теряет способность выражать эмоции) и больше не приобретает новые. Кроме тяжелых поведенческих нарушений, делающих невозможным адаптацию таких детей в обществе, они страдают от запоров и поносов (или комбинации того и другого), у многих появляются судороги, склонность к повторным инфекциям и пр., так что читатели могут представить, как невыносимо тяжело приходится их родным и близким и каким грузом ложится уход за такими детьми на плечи родителей и государства.

Мальчики страдают аутизмом в 3-5 раз чаще, чем девочки. Многие родители обратили внимание на то, что начало болезни точно совпадало с периодом времени после прививки MMR. Кроме того, также родителями было отмечено, что, после того как ценой невероятных усилий (медикаменты, диета, поведенческая терапия) удавалось хоть немного выправить ситуацию, все приобретенное немедленно терялось после второй прививки MMR в возрасте пяти лет. Несмотря на столь явную причинно-следственную связь, медицинские власти отказываются признавать какую-либо связь прививки MMR и аутизма (что легко понять, ибо сумма исков, которые следовало бы удовлетворить, исчислялась бы миллиардами долларов), заявляя, что это всего лишь совпадение, поскольку аутизм обычно начинается на втором году жизни. Однако это «обычно» стало обычным именно после появления прививки MMR.

По заявлению д-ра Бернарда Римленда, основателя Американской аутистической ассоциации и директора Института исследования аутизма в Сан-Диего, ни в 1950-х, ни в 1960-х, ни даже в 1970-х годах почти ничего не было известно о том, что аутизм начинается на втором году жизни, в то время как сейчас число случаев такого позднего аутизма превышает число случаев «классического» в пять раз. Для читателей я отмечу, что аутизм в самых тяжелых своих проявлениях — это лишь верхушка айсберга. Есть огромное количество нарушений, называемых «заболевания аутистического спектра», которые, хотя не так тяжелы в своих проявлениях, также делают практически невозможным обучение ребенка в нормальной школе. Среди таких синдромов гиперактивность, необучаемость чтению и письму, нарушения концентрации внимания различной степени выраженности и др. В своей книге, подробно анализирующей связь описанных выше нарушений с вялотекущим постпрививочным энцефалитом, д-р Харрис Култер отметил, что ныне от таких нарушений страдает от 20 до 25% всех американских школьников. «Если бы враг со стороны нанес такой ущерб нашим детям, мы объявили бы ему войну. Но... мы ведем эту войну сами с собой... Каждый день, что продолжается эта программа (прививок) , сотни здоровых детей превращаются в умственно отсталых, слепых, глухих, аутистов, эпилептиков, в неспособных к обучению, в эмоционально неустойчивых, в будущих несовершеннолетних правонарушителей, а позднее — преступников»[571].

В 1998 г. «Ланцет» опубликовал статью британского ученого, хирурга-гастроэнтеролога Эндрю Вейкфилда и его коллег, давшую старт большому скандалу вокруг вакцины MMR Это исследование было сделано по просьбе и за деньги (что позднее ему пытались поставить в вину, назвав это «конфликтом интересов») родителей детей, больных аутизмом. Группа Вейкфилда изучала связь между заболеваниями кишечника и поведенческими нарушениями у детей-аутистов.

Были исследованы 12 детей (к моменту, когда статья была опубликована, к ним, по заявлению самого Вейкфилда, прибавились еще 39), и у большинства были обнаружены неспецифический колит и гиперплазия лимфоузлов подвздошной кишки. В заключение авторы заявили: «В большинстве случаев симптомы появлялись после прививки против кори, свинки и краснухи. Требуются дополнительные исследования для более детального изучения этого синдрома и его возможной связи с вакциной[572].

Кроме того, профессору О'Лири из Дублина, работавшему вместе с Вейкфилдом, удалось выделить штамм прививочного вируса кори из взятых из стенок кишечника биопсий (штаммы прививочного вируса кори позднее были обнаружены другими исследователями в спинномозговой жидкости детей-аутистов). На Вейкфилда обрушился шквал критики медицинских чиновников и всех, кто прямо или косвенно кормился от производства и реализации вакцин, и началась его неприкрытая травля (в результате он потерял работу в лондонском госпитале и перебрался в США). При этом национальные министерства здравоохранения истратили куда больше денег на очернение личности Вейкфилда (который, до того как была напечатана его статья в «Ланцете», имел уже 135 [!] публикаций в самых престижных рецензируемых медицинских журналах и считался вполне респектабельным специалистом) и на защиту вакцины MMR, чем на реальное изучение проблемы аутизма. Однако вскоре появились и другие статьи, указывающие на значительный рост заболеваемости аутизмом после введения в массовое использование вакцины MMR Например, было отмечено значительное увеличение заболеваемости аутизмом в Финляндии[573] (почему для нас важна именно эта страна, станет ясно дальше). Стремительный рост заболеваемости аутизмом привел к тому, что среди пострадавших оказались дети и внуки в том числе и врачей, и политических деятелей, и ученых[574].

Это создало принципиально новую ситуацию. Если раньше достаточно было отмахнуться от какой-нибудь назойливой родительской организации наукообразным исследованием, оплаченным компанией — производителем вакцин (читатели, наверное, помнят «независимого эксперта» проф. Дж. Черри из главы о коклюше?), то теперь среди критиков таких исследований появились фигуры, своим весом в обществе (не говоря уже о научной добросовестности) превосходящие тех, кому было поручено писать в защиту вакцин. Так, сколоченное на скорую руку эпидемиологическое исследование, основанное на датских данных, которое должно было полностью реабилитировать вакцину MMR и поставить точку в споре вокруг нее, было раскритиковано специалистами из противоположного лагеря.

Последние показали не только научную нечистоплотность авторов публикации, но и то, что те, полностью запутавшись в цифрах и сами того не подозревая и уж конечно не желая, показали именно то, что было на самом деле: значительное увеличение заболеваемости аутизмом в Дании после появления вакцины MMR Но мало этого. Сильные родительские организации США сумели привлечь средства (в основном частные пожертвования) и на финансирование неугодных истеблишменту исследований независимых ученых, которые поставили своей целью разработку гипотезы, что связь между вакциной MMR и аутизмом существует — например, исследования группы проф. Сингха, о чем несколько слов будет сказано ниже.

Поскольку беспрерывно появляются все новые публикации о природе аутизма и возможной связи этой болезни с прививками, я не стану останавливаться на подробном изложении всех материалов. Главными гипотезами ныне считаются две. Первая связывает развитие аутизма у генетически предрасположенных к этому детей с наличием в вакцинах ртути (в составе тиомерсала, в российских вакцинах — мертиолята). Помимо всего прочего во время разбирательств по вопросу наличия ртути в вакцинах выяснилось, что в течение почти 75 лет никто и никогда не только не изучал безопасность введения ртути младенцам и детям, но даже не учитывал, что ртуть выводится из организма очень медленно.

Оказалось, что на фоне огромного количества содержащих тиомерсал вакцин, получаемых детьми, она способна накапливаться, значительно превосходя все установленные ПДК, и вызывать поражение центральной нервной системы у некоторых восприимчивых детей. Исследования установили, что тиомерсал может пересекать гематоэнцефалический и плацентарный барьеры (это к вопросу о прививках беременным или желающим забеременеть!) и накапливаться в ткани мозга плода[575].

Было также показано, что дети, получившие вакцину DTaP без тиомерсала, имели намного меньший риск развития аутизма и заболеваний аутистического спектра, чем те, кто получил эту вакцину с тиомерсалом[576].

Поддерживает эту гипотезу наблюдаемое несомненное улучшение состояния у больных детей, получающих специальную терапию, направленную на связывание и выведение ртути из организма. Важно наблюдение, что особенно быстрый рост заболеваемости аутизмом начался в США после того, как к прививочному календарю были добавлены прививка против гепатита В и прививка против гемофильной палочки. Это привело к трехкратному увеличению количества ртути, поступающей в организм прививаемых.

Другую гипотезу активно разрабатывает группа нейроиммунолога проф. Виджендры Сингха с кафедры биологии университета в Юте. Предположив, что аутизм представляет собой аутоиммунное заболевание, исследователи стали искать антитела, титр которых у больных аутизмом детей был бы значительно выше, чем у здоровых. Такие антитела были найдены, и ими оказались антитела к вирусу кори (входящему, как мы знаем, в состав вакцины MMR).

При этом Сингх и его сотрудники установили, что именно у тех больных аутизмом детей, у которых высокий уровень антител к вирусу кори, имеется и высокий уровень антител к так называемому основному протеину миелиновой оболочки, изолирующей нервную ткань. Предполагается, что разрушение миелиновой оболочки мозга может приводить к аутизму. Проф. Сингх считает, что эта гипотеза позволяет объяснить наблюдения очень многих родителей, согласно которым первые проявления болезни начались именно после прививки MMR[577].

Тема вакцины MMR стала уже настолько острой, что на нее обратили внимание и политики. Парламентская оппозиция в Британии заявляет, что если ее вернут к власти, то она предоставит родителям отсутствуюшую сегодня возможность выбирать между вакциной MMR и тремя раздельными вакцинами. К слову, нынешний британский премьер-министр, активно призывающий родителей довериться специалистам, которые заявляют, что MMR совершенно безопасна, отказался сообщить журналистам, привит ли этой вакциной его собственный сын. Поскольку на карту поставлена не только одна вакцина, но и престиж многочисленных «экспертов» и министерств, то понятно, что даже при наличии стопроцентно достоверных доказательств того, что вакцина MMR и аутизм между собой непосредственно связаны, сражение будет продолжаться, и исход его трудно предсказать.

В России кроме вакцины MMR-II зарегистрированы вакцины «При-орикс» (аналог вакцины MMR) и «Рувакс» — коревая моновакцина, обе производства компании «Авентис Пастер». Имеется также российская живая коревая культуральная вакцина (ЖКВ), приготовленная из вакцинного штамма «Ленинград-16» или его клонированного варианта «Москва-5». Вирусы выращиваются на культуре клеток эмбрионов японских перепелов. Кроме самих вирусов в этой вакцине также содержатся канамици-на моносульфат или неомицин. Стабилизаторы — сорбит и желатоза или стабилизатор ЛС-18 и желатоза[578].

Прививку дети получают дважды — в возрасте 12 -15 месяцев и перед школой (в 6 — 7 лет). В эндемических по кори районах прививать начинают уже в 9 месяцев. Прививать детей рекомендуется без предварительной проверки на наличие антител. Эта рекомендация вызывает большие сомнения с точки зрения как здравого смысла, так и имеющихся научных данных. Если ребенок уже перенес корь, которая не была распознана, и приобрел к ней естественный иммунитет, то эта прививка никакой пользы с точки зрения стимуляции образования коревых антител не окажет[579] , но может поставить его здоровье под угрозу возможными осложнениями. Понятно, что это не имеет никакого логического оправдания. Вопрос здесь может упираться только в деньги. Серологические анализы дороги, и если проверять наличие антител у каждого претендента на прививку, стоимость антикоревой кампании возрастет многократно. Гораздо дешевле и проще прививать, никого и ничего не исследуя, а осложнения прививок списывать на «совпадения».

На фоне активного прививания у нас на глазах меняются эпидемиологические характеристики кори. До начала использования антикоревой вакцины материнские антитела защищали младенца в течение первых 12-15 месяцев жизни[580].

Корь была преимущественно болезнью детей возраста 5-9 лет, а к 15 годам 99% детей уже переносили корь в той или иной форме и были от нее на будущее защищены. Массовые прививки коренным образом изменили эту ситуацию, и сейчас я лишь повторяю то, что говорил относительно других детских инфекционных болезней. Матери, привитые в детстве от кори, к возрасту деторождения утрачивают антитела и не способны передать их своим детям[581], оставляя младенцев беззащитными перед корью.

(Здесь надо уточнить, что в защите от кори большую важность имеют именно антитела, передаваемые через плаценту, а не через молоко — роль последнего безмерно важна в очень многих аспектах прямо или косвенно связанных со здоровьем ребенка, но антител с молоком передается очень мало[582].

Очевидно, путь передачи через кровь эволюционно более удобен и эффективен.) В одном исследовании было показано, что 95% детей в возрасте 9 месяцев и 95% детей в другой группе, в возрасте 12 месяцев не имели антител к вирусу кори, а те, кто его имели, были детьми матерей, родившихся до 1963 г., т.е. до времени начала прививочной компании против кори[583].

Недавняя вспышка кори в Польше (в 1997 -1998 гг.) подтвердила худшие опасения. Больше всего заболело детей в возрасте до года, т.е. еще до того, как они могли получить прививку (24,6 на 100 тыс. населения в сравнении с в среднем 5,5 на 100 тыс. для всех остальных возрастных групп[584]) и это вполне согласуется с данными других наблюдений[585].

С другой стороны, в отсутствие антигенных «толчков» природного вируса привитые дети могут утрачивать иммунитет к подростковому и взрослому возрасту и становятся восприимчивыми к болезни, от которой их ровесники ранее были надежно защищены природным иммунитетом. Исследование, проведенное в Новой Зеландии в 1985 г., показало, что к 15 годам 14% подростков не имели антител к вирусу кори[586].

Вероятнее всего, по мере подрастания все новых привитых в детстве поколений и по мере снижения циркуляции возбудителя таких детей становится все больше. Исследование заболевших корью в 1985-1995 гг. взрослых (старше 19 лет) в США обнаружило, что, во-первых, почти треть ранее была против кори привита, а во-вторых, что удельный вес взрослых в структуре заболеваемости корью непрерывно повышается. В среднем заболевших взрослых за эти 10 лет было 21,3%, а в 1993-1995 гг., за последние два года наблюдения, — 29,5%, хотя при этом и было отмечено снижение заболеваемости корью во всех возрастных группах[587].

А что в России? Да все то же самое! «Если в 1967 г. доля заболевших корью лиц в возрасте 15 лет и старше составляла 0,2-0,3%, то к 1987 г. она достигла уже 31%. Появились сообщения о крупных очагах кори в школах, специализированных училищах, вузах, воинских частях. Заболевание корью у молодежи и взрослых протекает значительно тяжелее, чем у детей, с осложнениями в виде серозного менингита, энцефалита и гигантоклеточной пневмонии»[588].

Если верить нынешним сообщениям из Великобритании, где родители массово отказываются от прививки MMR, о росте смертности от кори, то нет никаких сомнений, что смерти происходят именно в этих лишенных естественной зашиты группах, и прививки являются тому косвенной причиной[589].

Впрочем, возможно, таким сообщениям не стоит и доверять. Я бы не удивился, узнав, что никакого роста смертности на самом деле никогда не было, и все это выдумано лишь для того, чтобы убедить родителей согласиться на прививку.

Эффективность

В середине 1980-х годов, имея за спиной почти пятнадцатилетний опыт прививок против кори, советские авторы сообщали: «Заболеваемость корью среди привитых против этой инфекции колеблется от 0,06% до 17%»[590].

Думаю, что эти цифры дают вполне наглядное представление о степени научности прививочных процедур, итогом которых получаются результаты, разнящиеся почти в 300 раз.

Первыми прививками против кори стали прививки убитой вакциной. Однако вследствие их неэффективности и опасности (см. ниже) от них быстро отказались и перешли на одну прививку живой ослабленной вакциной. Разумеется, делалась она под бодрым лозунгом «Одна прививка - и ты защищен на всю жизнь!» (так начинал Дженнер со своей коровьей оспой, та же история последовательно повторялась практически со всеми прививками).

Однако в 1980-х годах в США начала резко возрастать заболеваемость корью, причем от 20 до 40% случаев болезни встречались у ранее привитых. Авторы одной аналитической статьи изучили сообщения о 18 вспышках кори в США и Канаде и обнаружили, что все они происходили среди групп населения, в которых от 71 до 99,8% были привиты (например, при вспышке в Квебеке в 1989 г. заболели 1363 человека при 99 процентном привитом населении провинции[591]).

Было заявлено о парадоксальности ситуации, при которой по мере увеличения числа привитых корь все более становится болезнью вакцинированного населения. Вывод: «Из-за высокой заразности вируса и несовершенства существующей ныне вакцины следует обдумать переход от одной прививки к двум»[592].

В более позднем исследовании было сообщено, что примерно 20% привитых коревой вакциной утрачивают антитела в период от 4 до 11 лет после прививки, а потому необходима дополнительная прививка перед школой[593].

И окончательно укрепилась уверенность американцев в необходимости второй прививки после вспышки кори в Энкеридже (Аляска) в 1998 г., когда заболели 33 человека в возрасте от 2 до 28 лет, из них 17 — учащиеся одной средней школы. Всего из числа заболевших 29, согласно имевшимся документам, ранее получили как минимум одну прививку, а один — две[594].

Впрочем, и две прививки от кори, как выяснилось, отнюдь не гарантируют пожизненного иммунитета. После того как четверо сотрудников (трое из которых ранее получили две прививки от кори) одного из госпиталей заболели корью, было решено проверить состояние дел с антителами против кори у остальных работников госпиталя. Дело было в 1990 г., т.е. почти 30 лет спустя после начала массовой прививочной кампании, а потому очень многие были одно — или двукратно от кори привиты — в детстве и перед началом работы в больнице. Были обследованы 900 человек, из которых 14 (1,5%) вообще не имели антител, 338 (37,6%) имели низкий уровень антител, 372 (41,3%) имели средний уровень. Результаты, полученные у пяти (0,6%), не давали возможности однозначной интерпретации, и лишь 171 человек (19%) могли считать себя действительно защищенными, если верить в то, что невосприимчивость к определенной болезни равна высокому уровню специфических антител (что, как известно, не всегда гарантирует защиту от болезни). Не решаясь, очевидно, предложить уже третью по счету прививку, авторы статьи просто рекомендовали пользоваться респираторами при работе с больными корью пациентами, не слишком полагаясь на разрекламированную вакцинную защиту[595].

Еще одно исследование показало, что при контакте с заболевшими корью как минимум (слова авторов) 11% привитых детей и подростков в Колорадо в 1987-1998 гг. заболевали. Зачем же, спрашивается, они получали прививки, рисковали получить осложнения, если стоило появиться больному корью, как вся обещанная защита испарилась более чем у каждого десятого? Ответа на этот вопрос нет, зато нам ясно указывают на виновников продолжающихся случаев заболевания корью. Это так называемые exemptors, т.е. дети, которых освободили от прививок из-за религиозных и философских возражений родителей[596].

Откровенно подстрекательская по своему характеру статья не вызвала у редколлегии «Журнала Американской медицинской ассоциации» никаких возражений.

Однако самые удручающие результаты относительно эффективности вакцины были получены именно в тех странах, которые остро нуждались в действительно эффективных средствах спасения своих детей от кори. Так, изучение вакцины по время вспышки кори в кенийском округе Кериянга в 1985 г. показало очень невысокую ее эффективность — в среднем 43,5% среди детей в возрасте от 8 до 59 месяцев. При этом наименьшая эффективность оказалась в группе более всего рискующих тяжелыми последствиями кори, а именно детей в возрасте от 8 до 11 месяцев[597].

Автор пришел к следующему выводу: «Эти и аналогичные данные, полученные в развитых и развивающихся странах, наводят на мысль о том, что план о полной ликвидации кори преждевременен, особенно для тропиков. Ликвидация кори связана с ощутимо большим числом трудностей, нежели это было с ликвидацией натуральной оспы. Продолжающаяся передача вируса в группах с высоким процентом привитых, а также крайне низкая эффективность вакцины — лучшие тому доказательства»[598].

Ему вторили континентальные земляки из Замбии, в течение двух лет наблюдавшие за детьми, поступающими с диагнозом кори в университетский госпиталь в Лусаке. По их сообщению, 34,4% заболевших детей были привиты. Смертность среди привитых составила 6,4%, среди непривитых - 17%.

Вывод: «Хотя вакцина против кори и не может предотвратить заражения, она способна снизить смертность»[599].

Эффективность вакцины, согласно результатам изучения вспышки кори в Хараре (Зимбабве), оказалась равной 68%[600]. Что, разумеется, намного ниже декларируемой. В свете таких результатов, которые вполне можно расценить как провал, даже ВОЗ была вынуждена признать, что «данные полевых испытаний в Гвинее-Бисау, Южной Индии и Сенегале говорят о снижении эффекта коревой вакцины и увеличении заболеваемости корью с течением времени после сделанной прививки»[601].

Здесь же я хочу привести слова австралийского педиатра д-ра Арчи Калокериноса, автора двух известных книг[602] и многочисленных публикаций, работавшего среди аборигенов Австралии и в Африке и заявившего в одном из своих интервью: «Факты относительно прививок против кори в Африке извращаются. Вы не можете прививать больных и недоедающих детей и рассчитывать обмануть природу таким образом. Так вы убьете намного больше, чем это сделала бы натуральная инфекция[603] .

Существует другой путь, чтобы бороться с болезнями вроде кори. Если вы введете внутримышечно или внутривенно витамин С и дадите иную небольшую алиментарную поддержку, то девять из десяти будут спасены. Я не скажу, что все, потому что многие из этих детей так больны и истощены, что подобны растениям. Ничто не может спасти их, и с этим следует примириться. Но для нормального или для даже умеренно истощенного ребенка добавка витамина С к лечению совершит настоящий переворот, если вы сделаете это на раннем этапе болезни»[604].

Еще до появления этого интервью опытного педиатра к выводу относительно того, что избавление от кори делает детей беззащитными перед иными многочисленными болезнями, пришел другой исследователь, показавший в своей статье, что дети в развивающихся странах, получившие прививку против кори, имеют большую смертность в течение года после сделанной вакцинации[605].

Так что вполне справедливы слова д-ра Вие-ры Шайбнер: «Дети в странах третьего мира нуждаются не в прививках, а в витамине Айв улучшении питания в целом»[606].

Чтобы завершить тему прививок против кори в Африке, я сообщу, что проведенные в Сенегале (в эндемичном по кори районе) исследования обнаружили внезапные и резкие подъемы титра антител к вирусу кори при отсутствии клинической симптоматики у ранее полностью привитых против кори детей, что можно было объяснить лишь очередным заражением корью (на фоне прививочного иммунитета!) и субклинической формой течения последней. Авторы затруднились объяснить, какое значение обнаруженный ими факт может иметь для последующей передачи вируса между людьми и для определения прививочной политики в целом, и лишь пожелали, чтобы это было сделано в дальнейшем[607].

Сюда же напоследок можно добавить и другое наблюдение. Хотя адвокаты прививок утверждают, что даже в случае недостаточной эффективности вакцин те как минимум предупреждают тяжелые осложнения кори, в научной литературе имеются данные, позволяющие поставить под сомнение и этот постулат. Так, у двенадцатилетней девочки, привитой за десять лет до того живой ослабленной коревой вакциной, развился энцефалит. При этом никаких симптомов кори не было. В спинномозговой жидкости была определена геномная последовательность возбудителя, которая оказалась характерной для вируса кори. Иммуноглобулины, определенные в крови и спинномозговой жидкости, указывали на острый процесс[608].

Таким образом, и болезнь, и ее осложнения вполне могут случаться и после прививок, а «скачки» в титре антител указывают на переносимую на фоне имеющихся прививочных антител корь. Грамотные сторонники гомеопатического и натуропатического подходов в медицине безусловно оспорят при этом пользу таких форм болезни, при которых должна быть, но не появляется сыпь, как это происходит в случае кори у привитых.

С их точки зрения, это свидетельство не столько мягкости болезни, сколько неспособности организма к полноценному иммунному ответу (см. далее об атипичной кори) или извращения иммунного ответа. Корь, как заболевание, характеризуется отнюдь не примитивной схемой «проникновение вируса > симптомы болезни > выработка антител > выздоровление». Прежде чем попасть в печень, селезенку, вилочковую железу (тимус) или костный мозг, вирус размножается в органах лимфатической системы, инициируя там первичный иммунный ответ.

Первые симптомы кори, возникающие в катаральном периоде (чиханье, кашель) свидетельствуют об усилиях организма избавиться от вируса тем же путем, каким тот в него проник. Активизируются многочисленные защитные системы организма — начинается реактивное воспаление инфицированных вирусом тканей, активируются лейкоциты и макрофаги, белковые фракции сыворотки и пр. В механизме защиты задействован и гуморальный иммунитет — при появлении симптомов кори в крови уже определяются антитела, а пик болезни совпадает с максимальным титром циркулирующих антител. Однако антитела являются не только не единственной, но даже и не главной защитой от острой болезни.

Корью, да и другими так называемым детскими инфекциями, не случайно заболевают малыши — иммунная система развивается «обучением», только так она может достичь зрелости и надежно служить своему владельцу во взрослом возрасте. При парентеральном введении ослабленного вируса кори отсутствует инкубационный период, нет здоровой системной реакции организма, и он не имеет возможности избавиться от вируса ни через слизистые оболочки верхних дыхательных путей, ни с помощью сыпи. Вирус немедленно проникает во внутренние органы не подготовленного к этому организма. Фактически происходит именно то, что призвана предотвратить иммунная система.

Подменяя совокупность выработанных тысячами лет эволюции иммунных реакций механическим наводнением крови антителами и таким образом постоянно «обманывая» иммунную систему и организм в целом, мы отказываем им в возможности «тренировки» и развития и готовим почву для сниженной функции иммунитета. И все это не говоря о беспрерывном прививочном засевании организма живыми вирусами, опасность чего лишь сейчас начинает оцениваться в должной мере[609].

Исследования, проводившиеся на фоне продолжающихся прививок, выявили немало проблем, связанных с неадекватностью понимания функций иммунитета и механизмов его действия с позиций сегодняшнего дня. Так, было показано, что высокий уровень антител к вирусу кори может не иметь ничего общего со степенью реальной защиты от неё[610].

Процесс невосприимчивости к той или иной болезни невозможно свести исключительно к примитивному механистическому представлению об антителах как основе гуморального иммунитета; есть иные составляющие, нам пока что неизвестные. С другой стороны, было обнаружено, что уровень антител у успешно ревакцинированных детей может в течение всего нескольких месяцев снижаться многократно, до самого низкого уровня, так что защиты от кори не получалось и по самым ортодоксальным представлениям...[611]

И все-таки: как быть со статистикой, показывающей, например, что «уже в первые пять лет после введения массовой иммунизации смертность от кори на некоторых территориях СССР снизилась в 18-50 раз. В целом по стране ее показатель составил в 1970 г. всего 0,03 на 100 тыс. населения. Наиболее выраженное снижение наблюдалось на тех территориях, где вакцинопрофилактика проводилась качественно, с охватом прививками 85-90% подлежащих иммунизации детей»?[612]

Неужели все это лишь благодаря тому, что краснуху стали называть корью, а о многих случаях перестали сообщать, чтобы не портить отчетность, которой еще до начала прививок было велено всячески их прославлять? Я далек от слепого обскурантизма и не утверждаю, что вакцины не действуют вообще. Хотя различные статистические игры и смена «неправильных» диагнозов на «правильные» — такие же неизменные спутники прививочных кампаний, как и поствакцинальные осложнения, определенное снижение заболеваемости может быть отнесено и на счет прививок. Вопрос совершенно в другом — а нужно ли его добиваться?

Объясню свою точку зрения. Как прививки, так и любые другие массовые медицинские мероприятия должны преследовать только одну цель: улучшение здоровья населения в целом. «Допрививочная» советская смертность от кори, равная 0,23 на 100 тыс. населения — это вполне ничтожная смертность. Дня страны с населением 200 млн. человек это означает примерно 460 смертей в год — в десятки раз меньше, чем гибнет от несчастных случаев или в сотни — от онкологических или сердечно-сосудистых болезней. Конечно, любая смерть — это трагедия, и замечательно, если ее удается избежать.

Однако если для того, чтобы уберечь от смерти сотню изначально хронически больных детей, страдающих недугами иммунной системы, требуется систематически подрывать здоровье миллионов их сверстников, которым корь не грозит никакими серьезными последствиями, то стоит ли радоваться такому «обмену»?

Допустим, четыреста не умерли, а тысяча пострадала от тяжелых поствакцинальных осложнений (при этом многие остались инвалидами), десятки тысяч на долгие годы стали хронически больными — такой обмен подходит или нет? И спрашивают ли родителей прививаемых здоровых детей, согласны ли они рискнуть здоровьем своих любимых чад ради снижения заболеваемости болезнью X, Y или Z и смертности от нее по стране в целом? При этом, кстати, здоровье подрывается не только прямой прививочной агрессией, не только токсическими составляющими вакцин, не только поствакцинальными осложнениями. Те миллионы рублей, которые перекачиваются в карманы вакцинаторов, берутся ведь не из воздуха — их прямо или косвенно забирали и забирают из других статей бюджета здравоохранения.

Это значит, что не оснащаются современным оборудованием больницы, не производятся и не закупаются новые лекарства и диагностические системы, которые играют важную роль в борьбе с инфекционными болезнями, не строятся дома отдыха... Не хочу перегружать ни книгу, ни главу статистическими выкладками. Вероятно, все читатели знают, что здоровье детей в развитых странах в последние 30-40 лет стремительно ухудшается.

Как на дрожжах растет заболеваемость различными аллергиями, в том числе и бронхиальной астмой. Статистика онкологических заболеваний (особенно заболеваний крови) у детей приводит в ужас. Никто пока что не в состоянии дать объяснения, не затрагивающего прививки, стремительному росту аутизма. «Молодеют» б

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.