Теория вторичного влечения применительно к человеку

Хотя все эти эксперименты показывают несостоятельность теории вторичного влечения применительно к млекопитающим животным, тем не менее в отношении человека они оставляют вопрос открытым. Данные, касающиеся человека, не позволяют сделать окончательный вывод. Однако ряд наблюдений дает возможность предполагать, что факторы, способствующие поведению привязанности у человека, не слишком отличаются от факторов, действующих у родственных ему млекопитающих животных.

Во-первых, хорошо известно, что человеческий детеныш от рождения обладает способностью к цеплянию, сила которого позволяет удерживать свой вес, — способность, увидев которую, Фрейд назвал «хватательным инстинктом» (Freud, 1905. Р. 180). Во-вторых, младенцы любят находиться в обществе людей. Уже в первые дни жизни они успокаиваются в процессе общения, когда их берут на руки, говорят с ними или ласкают. Очень скоро им, по-видимому, начинает нравиться наблюдать за движением людей. В-третьих, интенсивность реакций лепета и улыбки у детей растет, если взрослый дает на них чисто социальный ответ, т.е. уделяет малышу даже немного внимания (Brackbill, 1958; Rheingold, Gewitz, Ross, 1959). He требуется ни еда, ни уход, хотя их наличие может оказать положительное влияние. Таким образом, имеются убедительные данные, что человеческий детеныш «устроен» так, что с готовностью реагирует на социальные раздражители и быстро включается в социальное взаимодействие (см. дальнейшее обсуждение этой темы в гл. 14).

Готовность реагировать на социальные стимулы у детей на самом деле так велика, что нередко они привязываются даже к другим младенцам такого же возраста или немного старше. Они протестуют против их ухода и пытаются следовать за ними, а когда те возвращаются, они приветствуют их и тянутся к ним. Случаи привязанности такого рода описаны Шаффером и Эмерсоном (Schaffer, Emerson, 1964а). Они также составляют предмет статьи Анны Фрейд и Софи Данн (Freud, Dann, 1951), в которой рассказывается о группе из шести детей в возрасте от трех до четырех лет, находившихся в концентрационном лагере и, очевидно, постоянно общавшихся только друг с другом. Авторы подчеркивают, что «положительные чувства дети испытывали исключительно к членам своей группы... они очень заботились друг о друге, но в то же время больше никто и ничто их не интересовало».

Тот факт, что маленький ребенок может привязаться к другим детям того же возраста или постарше, означает, что привязанность может возникать в отношении лица, никак не связанного с удовлетворением физиологических потребностей ребенка. Это справедливо даже в случае, когда лицом, к которому привязывается ребенок, является взрослый человек. Среди тех, кто, по оценке Шаффера и Эмерсона, были главными (или одними из нескольких основных) лицами, к которым были привязаны шестьдесят шотландских детей, участвовавших в исследовании, не менее одной пятой «никак не были связаны с физическим уходом за ребенком. Очевидно, привязанность может развиваться, — делают они вывод, — даже если люди, на которых она направлена, не имеют никакого отношения к удовлетворению физических потребностей». Факторы, от которых, по мнению этих исследователей, наиболее явно зависит, к кому будет испытывать привязанность ребенок, — это быстрота, с которой человек реагирует на сигналы ребенка, и интенсивность взаимодействия с ним.

Достоверность этих данных подтверждается результатами недавно проведенной экспериментальной работы, которая показывает, что один из самых эффективных способов улучшить выполнение ребенком любой задачи на перцептивное различие или выработку двигательного навыка, — это награда дружелюбной реакцией со стороны другого человека. Бауэр (Bower, 1966) описывает, как начиная с двухнедельного возраста можно исследовать зрительный мир младенцев на основе метода оперантного научения, когда подкреплением служит всего лишь появление перед ребенком взрослого, произносящего «ку-ку». Стивенсон (Stevenson, 1965) описывает ряд исследований, в которых навыки выполнения детьми простых задач формируются на основе минимального социального одобрения каждого правильного ответа¹.

________

¹Ряд представителей теории научения под впечатлением от этих результатов пришли к выводу, что развитие поведения привязанности можно целиком объяснить на основе механизмов оперантного обусловливания: социальные реакции ребенка получают социальное подкрепление от лица, к которому он привязан (Gewirtz, 1961). Хотя эта точка зрения никак не противоречит взглядам, развиваемым в этой книге, она уделяет слишком мало внимания тем сильным внутренним связям, которые, как считается, каждый партнер привносит во взаимодействие. Эйнсворт указывает (Ainsworth, in print), что если игнорируются внутренние связи, существует опасность, что каждая система управления поведением будет рассматриваться как бесконечно лабильная относительно условий окружающей среды, а это на практике потенциально может иметь очень вредные результаты.

Таким образом, данные подобного рода служат серьезным подтверждением точки зрения, согласно которой поведение привязанности у человека, так же как у животных, может развиваться без традиционного подкрепления пищей и теплом. Это означает, что для признания самостоятельности теории вторичного влечения применительно к человеку, когда доказана ее несостоятельность в отношении довольно близких, родственных для человека видов, необходимы новые убедительные данные, которые пока отсутствуют². Каковы же в таком случае причины сохранения теории вторичного влечения?

___________________

²Недавно Мерфи (Murphy, 1964) предложила видоизмененный вариант теории вторичного влечения, но не представила в его подтверждение никаких новых данных. Например, критикуя мою точку зрения, как уже упоминалось ранее (Bowlby, 1958), Мерфи допускает, что пища — не единственное значимое вознаграждение. Тем не менее она утверждает, что привязанность ребенка развивается у младенца только потому, что он привыкает, что мать удовлетворяет его потребности, защищает и поддерживает его: «Реакции цепляния и следования не влекут за собой привязанности, они являются выражением того, что ребенок полагается на мать, удовлетворяющую его потребности, защищающую и поддерживающую его». Если бы это было так, то едва ли было бы возможно развитие привязанности к маленьким детям или к взрослым, которые ничего этого не делают.

Среди нескольких причин, по которым психоаналитики не спешат с ней расставаться, — это потребность в какой-то теории, объясняющей высокую частоту встречаемости оральных симптомов при всех видах невротических и психологических состояний.

На основе теории вторичного влечения такие симптомы легко объяснимы, если их рассматривать как регрессию к более ранней стадии нормального развития, когда объектные отношения сводятся исключительно к отношениям орального типа. Если такое объяснение признается неприемлемым, то что предлагается в качестве альтернативы? Существуют три подхода к этой проблеме.

Во-первых, даже если в соответствии с выдвинутой гипотезой поведение привязанности возникает и развивается независимо от получения пищи, оно, тем не менее, зависит от сосания — это парадоксальное положение подробно обсуждается в следующей главе. По этой причине теория регрессии может не отвергаться полностью.

Во-вторых, на основе механизмов символического замещения оральные стимулы могут иногда рассматриваться больным как эквивалент отношений с человеком, поскольку часть для него репрезентирует целое.

В-третьих, по-видимому, во многих случаях оральную активность следует отнести к смешанному типу активности, которая возникает в случае фрустрации какой-то иной активности и которая выглядит как не связанная с контекстом действия. Возможные механизмы возникновения таких видов активности в ситуациях конфликта обсуждались в гл. 6. Поскольку постулируемые процессы совершаются на досимволическом (infra-symbolic) уровне, краткое обсуждение их роли в жизни человека может оказаться полезным.

При работе с людьми мы так привыкли видеть, что один вид деятельности выполняется вместо другого, в символическом плане равноценного, что, быть может, нелегко представить, что сходные замещения могут встречаться и на досимволическом уровне. Приведем два примера. Ребенок, лишенный внимания, сосет большой палец; ребенок, разлученный с матерью, переедает. Можно полагать, что в таких ситуациях большой палец и пища символизируют мать в целом или, по крайней мере, ее грудь и молоко. Альтернатива состоит в рассмотрении таких действий как замещений, возникающих в результате психологических процессов досимволического уровня, например процессов, лежащих в основе гнездостроительного поведения воинственных чаек; другими словами, это постулирование того, что в ситуации фрустрации привязанности ребенка к матери сосание им пальца или переедание возникают как не связанные с контекстом виды активности не символического характера. Заслуживает внимания тот факт, что нечто похожее встречается также у низших приматов и у человекообразных обезьян. У детенышей макака-резуса и шимпанзе, выращенных без матери, за которую они могли бы цепляться, наблюдается чрезмерно выраженное аутоэротическое сосание. Ниссен отмечает, что в то время как у детенышей шимпанзе, выросших с матерями, сосание большого пальца не наблюдалось, оно встречалось у 80% обезьян, росших в условиях изоляции. То же самое имеет место и у макака-резусов. В лаборатории Харлоу взрослая самка макака-резуса обычно сосала свою собственную грудь, а самец — свой пенис. Оба выросли в изоляции. В этих случаях то, что следовало бы назвать оральными симптомами, получило развитие в результате лишения детеныша привязанности к матери на основе процессов, которые явно относятся к до- символическому уровню. Не может ли то же самое относиться и к оральным симптомам у детей?

В этой связи наводят на размышления наблюдения Анны Фрейд и Софи Данн за детьми, побывавшими в концентрационном лагере: «Питер, Руфь, Джон и Лия — все были неисправимыми любителями сосать большой палец». Авторы приписывают данную привычку тому, что этим детям «мир объектов» принес одни разочарования». Они продолжают:

«То, что слишком интенсивное сосание прямо зависело от нестабильности их объектных отношений, подтвердилось в конце года, когда дети узнали, что их должны увезти из Буллдогз Банк: сосание пальца в дневное время стало у всех них доминирующим занятием. Их упорство в получении орального удовольствия... колебалось в соответствии с отношением детей к окружающей обстановке...»

Если этот вид замещения может встречаться у детей, не может ли процесс, протекающий на досимволическом уровне, также отвечать, по крайней мере, за оральные симптомы у взрослых людей, возникающие в том случае, когда все их объектные отношения в целом по какой-то причине становятся для них затруднительными?

Оправдан ли такой подход к анализу оральных симптомов, покажут лишь дальнейшие исследования. Он обозначен здесь с целью показать, что предложенная теория поведения привязанности может привести к построению логичной альтернативы традиционным объяснениям оральных симптомов на основе теории вторичного влечения.

ВОПРОС О ЗАПЕЧАТЛЕНИИ

Б случае отказа от теории вторичного влечения и попыток найти ключи к новой теории в работе Лоренца, а также в исследованиях, вдохновленных им, возникает вопрос: можно ли уподобить процесс развития поведения привязанности у человека запечатлению?

В своих ранних работах, посвященных запечатлению, Лоренц (Lorenz, 1935) прямо отрицал наличие у млекопитающих какого-либо процесса, подобного запечатлению. Со временем, однако, взгляды по этому вопросу изменились. С одной стороны, представления о запечатлении расширились (см. гл. 10), с другой — экспериментальная работа с млекопитающими (речь пока не идет о человеке) показала, что, по крайней мере, развитие некоторых их видов можно успешно сравнивать с развитием птиц, вьющих гнезда, поскольку между ними имеется определенное сходство. Поэтому при условии, что не делается никаких поверхностных предположений, о чем предупреждал Хайнд (Hinde, 1961, 1963)¹, полезно рассмотреть вопрос о существовании чего-либо, напоминающего запечатление у человека. Этот вопрос вновь поднимает уже возникавшую проблему: имеется ли подобный процесс у млекопитающих животных?

___________

¹Рассматривая правомерность сравнения млекопитающих и птиц, Хайнд предупреждает, что любые «черты сходства могут быть результатом сходной избирательности, а не сходных механизмов» (Hinde, 1961). «Вйдение проблем в этом случае, — продолжает он в другой работе (1963), — может пролить свет на проблемы в другом случае, но не может дать их решения. Мы должны подробно проанализировать каждый случай в отдельности».

Поиск по сайту: