Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Случаи, когда социализация не удается



Несмотря на факторы, влияющие на процесс социализации, она несколько напоминает выстрел по движущейся мишени, который не всегда попадает в цель. Однако одни случаи неудавшейся социализа-ции могут быть более серьезными, чем другие.

Некоторые социологи считают, что существует зависимость меж-ду неудачной социализацией и психическими заболеваниями. Леннард и его коллеги выявили связь между способами коммуникации, сло-жившимися в семье, и шизофренией. Они исследовали два различных способа коммуникаций: внешний и внутренний. Внешняя коммуни-кация подразумевает отношения с посторонними людьми, а также между родителями и ребенком. Беседу о звезде телеэкрана или семье, проживающей по соседству, следует считать примером внешней ком-муникации. Внутренние коммуникации касаются чувств, мыслей и душевных переживаний родителей и ребенка. Внутренние коммуника-ции состоят из высказываний и вопросов. Например, один из родите-лей говорит ребенку: «Ты только тогда бываешь хорошим, когда тебе это выгодно» или: «Ты не заболеешь. Не внушай себе, что ты болен». Леннард показал, что в семьях, где дети больны шизофренией, пре-обладает тенденция к внутренней, а не к внешней коммуникации. Он утверждает, что такой тип воспитания сопровождается вторжением родителей в личную жизнь детей, что препятствует развитию их само-сознания и способности контролировать свои чувства.

Кон (1969) выдвинул иное объяснение связи между шизофренией и социализацией. Отметив, что шизофрения особенно широко рас-пространена среди представителей низшего класса, он предположил, что она обусловлена методами социализации, характерными для это-


го класса. Дети из низшего класса в большей степени приучаются под-чиняться другим людям, поэтому у них может сложиться упрощенное представление об авторитете и некоторых других аспектах реальной жизни. И когда в их личной жизни происходит кризис, который нельзя преодолеть с помощью усвоенных правил, они падают духом и ока-зываются совершенно неспособными выдержать стресс. Кон утверж-дает, что такие симптомы шизофрении, как упрощенное, ригидное представление о реальности, страх и подозрительность, неумение ста-вить себя на место других, являются гипертрофированными чертами личности, склонной к конформизму.

«Неудача» или «успех» социализации могут зависеть от методов, применяемых для ее осуществления. Социологи обнаружили, что ме-тоды, используемые в процессе социализации, воздействуют на готов-ность людей усваивать общепринятые ценности. Например, склонность молодых людей оказывать сопротивление или поддержку истеблишмен-ту зависит от того, как они расценивают помощь или контроль со сто-роны родителей. Подростки (тинэйджеры), которым родители мало помогают, злоупотребляя при этом своей властью (в первую очередь это касается отцов), часто становятся нонконформистами в вопросах религии, многие из них стремятся противопоставить свои личностные принципы общепринятым ценностям общества. Тинэйджеры, кото-рые осознают, что родители одновременно поддерживают и контро-лируют их, в большей мере склонны придерживаться традиционных религиозных убеждений и стремятся к сохранению статус-кво. <...>

Краткое содержание

1. Социализация, т.е. пути, которыми люди приобретают опыт и осваивают установки, соответствующие их социальным ролям, имеет две цели: способствовать нашей интеракции на основе социальных ролей и обеспечить сохранение общества благодаря усвоению его но-выми членами сложившихся в нем убеждений и образцов поведения.

2. Люди почти не имеют врожденных моделей поведения. Но они в гораздо большей мере, чем любое животное, наделены способностью усваивать сложные навыки (например, язык). Культурные ценности — от законов до неписанных правил хорошего тона — регулируют по-ступки и стремления людей.

3. Социобиологи утверждают, что совокупность генетических пред-расположений стимулирует или сдерживает наши поступки. В соответ-ствии с этой точкой зрения такие типы поведения, как альтруизм, обусловлены тем, что они способствуют выживанию вида, в то время как, например, кровосмешение вредит этому. Критики социобиоло-гии подчеркивают, что нет доказательств основного принципа дан-ной теории, согласно которому определенные виды поведения явля-ются генетически обусловленными. Эта теория не учитывает также,


что на поведение людей влияет их способность использовать символы и рассуждать.

4. Взаимодействие таких факторов, как физические черты челове-ка, окружающая среда, индивидуальный опыт и культура, создает уникальную личность. Кули считал, что личность формируется благо-даря «зеркальному Я», из нашей интерпретации мыслей и чувств дру-гих людей по поводу нас. Согласно точке зрения Мида, процесс фор-мирования личности включает три различные стадии: имитации, или копирования детьми поведения взрослых; игровой стадии, когда дети воспринимают поступки людей как исполнение ролей, и групповой игры, когда дети осмысливают ожидания целой группы людей.

5. Согласно теории развития личности, предложенной Фрейдом, личность включает три элемента: Ид— источник энергии, питаемой стремлением к удовольствию; Эго, осуществляющее контроль поведе-ния личности на основе «принципа реальности», и Суперэго, выпол-няющее нравственную и оценочную функцию. Формирование этих трех элементов личности предполагает последовательное прохождение че-тырех стадий: оральной, анальной, фаллической и стадии половой зрелости. Каждая из них связана с определенным участком тела, на-зываемым эрогенной зоной.

6. Согласно теории когнитивного развития Пиаже, дети проходят ряд последовательных стадий, в процессе которых они усваивают но-вые навыки, определяющие пределы возможного для них познания. Стадии сменяют друг друга в строгой последовательности: сенсомо-торная (от рождения до двух лет); операциональная (с двух до семи лет); стадия конкретных операций (с семи до одиннадцати лет); ста-дия формальных операций (с двенадцати до пятнадцати лет).

7. Колберг основывает свою теорию развития личности на процес-се нравственного совершенствования, состоящем из шести стадий. На ранних стадиях дети стремятся избежать наказания или получить воз-награждение. На средних стадиях люди осмысливают мнения других людей о них, ожидания общества и правила поведения, утвердивши-еся в нем. На последних стадиях происходит становление нравствен-ных принципов личности, не зависящих от общепринятых ценностей.

8. Брим считает, что процесс социализации продолжается в тече-ние всей жизни человека и социализация взрослых отличается от со-циализации детей следующими особенностями: социализация взрос-лых — это главным образом изменение внешнего поведения, а в ходе социализации детей происходит формирование ценностных ориента-ции. Взрослые способны оценивать нормы, а дети могут лишь усваи-вать их. Социализация взрослых имеет своей целью помочь человеку овладеть определенными навыками; социализация детей в большей мере затрагивает сферу мотивации.

9. Согласно адаптивистскому подходу к социализации жизнь взрос-лых людей включает ряд ожидаемых и неожиданных кризисов. К при-


меру, уход на пенсию или преждевременная смерть одного из супру-гов. Человек должен найти выход из создавшейся ситуации и приспо-собиться к ней. Противоположной точки зрения придерживаются сто-ронники эволюционного подхода, согласно которому благодаря пре-одолению кризисов происходит дальнейшее совершенствование личности. Например, Эриксон разработал теорию развития личнос-ти, предусматривающую восемь стадий, три из которых присущи взрос-лым людям. На каждой стадии в жизни индивида возникает опреде-ленный кризис, или потрясение; переход от одной стадии к следую-щей происходит благодаря преодолению этого кризиса.

10. Еще одна точка зрения на социализацию выдвинута Гоулдом, считающим, что социализация взрослых связана с постепенным от-казом от наивных детских представлений, например о всемогуществе авторитетов и о том, что окружающие должны выполнять наши тре-бования.

11. В последнее время социологи начали изучать социализацию пожилых людей. Розов считает, что социализацию пожилых амери-канцев нельзя признать эффективной, их роли четко не определены.

12. Исследование детей, которые в младенческие годы были ли-шены заботы родителей, свидетельствует, насколько важен контакт с близким человеком для нормального развития ребенка. Госпитализм (т.е. вредное воздействие казенной обстановки детских учреждений, где дети лишены ласки и любви) также пагубно влияет на детей. В этих учреждениях наблюдается более высокий уровень заболеваемос-ти и смертности детей, они отстают в своем физическом и умствен-ном развитии. Исследование детенышей обезьян, проведенное Хар-лоу, также свидетельствует о важности теплых взаимоотношений со взрослыми, которые являются мощным фактором социализации.

13. Среди агентов социализации следует отметить роль средств мас-совой информации и школы. Некоторые телевизионные программы расширяют познавательные навыки детей, в то время как другие пе-редачи могут стимулировать негативное поведение. Приобщая детей к таким ценностям, как патриотизм, школа подготавливает их к усвое-нию других ценностей общества.

14. Четыре психологических механизма помогают понять, как про-исходит социализация детей. Имитацией называется осознанное стрем-ление ребенка копировать поведение родителей и учителей, которые служат для него образцами. Идентификация — это процесс усвоения детьми жизненной позиции родителей и других взрослых. Стыд и вина являются негативными механизмами, которые запрещают определен-ное поведение или подавляют его.

15. Кросс-культурное исследование М. Кона показало, что родите-ли из средних слоев общества поощряют инициативу и свободомыс-лие своих детей, в то время как дети рабочих воспитываются в духе конформизма. Кроме того, в результате этого исследования было об-


наружено, что в семьях католиков матери более высоко ценят кон-формизм, чем в семьях протестантов. Отцы негритянского происхож-дения в большей степени внушают своим детям конформизм, чем белые отцы. На различия в осуществлении социализации оказывают влияние особенности культуры.

B.C. Агеев

СОЦИАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ ЛИЧНОСТИ*

Как интегрируются в одном и том же человеке совершенно раз-личные по своей природе паттерны личностного и безличного пове-дения? Почему в одних случаях человек действует, чувствует и мыс-лит как уникальная неповторимая личность, а в других — тот же че-ловек как унифицированная, тождественная другим, безличная частица некоторого целого? Как осуществляется выбор поведения, сдвиг от поведения межгруппового к межличностному и наоборот?

<...> Один из вариантов решения этой проблемы предложен в уже неоднократно упоминавшейся нами теории социальной идентичнос-ти. Для решения этой проблемы наибольший интерес представляют самые поздние ее версии и, в частности, дискуссия о противоречиво-сти, антагонизме межгрупповых и межличностных начал в человеке. Напомним те положения концепции, которые релевантны постав-ленной проблеме. Авторы определяют межгрупповое поведение как «...любое поведение, демонстрируемое одним или большим числом действующих лиц в отношении одного или большего числа других на основе идентификации действующих лиц (себя и других) как при-надлежащих к различным социальным группам, или категориям». Та-кое определение помогает преодолеть ограниченность бихевиорист-ско-индивидуалистических подходов, сводящих все формы поведе-ния к межличностному. По мнению Тэджфела (1979), межличностные и межгрупповые формы взаимодействия представляют собой два по-люса единого биполярного континуума, на котором можно располо-жить все возможные варианты социального поведения. Один полюс — взаимодействие, определяемое полностью межличностными отноше-ниями и индивидуальными характеристиками участников и на кото-рое не оказывает влияние принадлежность к разным социальным ка-тегориям. На другом полюсе — взаимодействие между людьми, полно-

* Агеев В. С. Межгрупповое взаимодействие: Социально-психологические про­блемы. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1990. С. 201-211.


стъю детерминированное их групповым членством и на которое не влияют их индивидуальные отношения и характеристики. В жизни край-ние ситуации, приближающиеся к полюсам континуума, достаточно редки; в качестве примеров приближения к полюсам могут служить интимная беседа влюбленных, с одной стороны, и конфликт между полицейскими и пикетом забастовщиков — с другой. Типичным явля-ется поведение, находящееся где-то между указанными полюсами, с большим или меньшим приближением к одному из них (и соответ-ственно удалением от другого).

В дальнейшем была предложена гипотеза для объяснения вариантов поведения, располагающихся на этом континууме. «Я-концепция» личности может быть представлена как когнитивная система, выпол-няющая роль регуляции поведения в соответствующих условиях. Она включает в себя две большие подсистемы: личностную идентичность и социальную идентичность. Первая относится к самоопределению в терт минах физических, интеллектуальных и нравственных личностных черт. Вторая подсистема — социальная идентичность — складывается из отдельных идентификаций и определяется принадлежностью челове-ка к различным социальным категориям: расе, национальности, клас-су, полу и т.д. Наряду с личностной идентичностью социальная иден-тичность оказывается важным регулятором самосознания и социаль-ного поведения. <...> Важнейшие положения теории социальной идентичности формулируются в виде следующих постулатов.

1. Социальная идентичность складывается из тех аспектов образа «Я», которые вытекают из восприятия индивидом себя как члена оп-ределенных социальных групп (или категорий, как предпочитают обо-значать их Тэджфел и Тэрнер). Так, например, в «Я-образ» может входить осознание себя как мужчины, европейца, англичанина, сту-дента, представителя средних слоев общества, члена спортивной ко-манды, молодежной организации и т.д.

2. Индивиды стремятся к сохранению или повышению своей са-мооценки, т.е. стремятся к положительному образу себя.

3. Социальные группы (или категории) и членство в них связаны с сопутствующей им положительной или отрицательной оценкой, су-ществующей в обществе, следовательно, социальная идентичность может быть положительной или отрицательной. Например, на протя-жении столетий принадлежность к мужскому полу ценилась выше, чем к женскому, аристократические слои общества — выше плебейс-ких и т.д. В условиях современной Англии, где деление на классы в школе осуществляется по успехам в учебе и «способностям», воспри-ятие себя учеником слабо успевающего класса создает предпосылки для формирования негативной социальной идентичности.

4. Оценка собственной группы индивидом определяется взаимоот-ношениями с некоторыми другими группами через социальное срав-нение ценностно значимых качеств и характеристик. Сравнение, ре-


зультатом которого становится положительное отличие своей группы от чужой, порождает высокий престиж, отрицательное — низкий. Из этих постулатов выводится ряд взаимосвязанных следствий.

1. Индивиды стремятся к достижению или сохранению позитивной социальной идентичности.

2. Позитивная социальная идентичность в большой степени осно-вана на благоприятных сравнениях ингруппы и несколькими релеван-тными аутгруппами: ингруппа должна восприниматься как позитивно отличная от релевантных аутгрупп. Так, школьнику, воспринимаю-щему себя членом своего класса (ингруппы), для формирования по-зитивной социальной идентичности необходимо осознавать, что его класс по каким-то параметрам (успеваемости, спортивным достиже-ниям, дружеским отношениям и т.д.) лучше других классов (аутгрупп). При этом сравнение он будет делать не по вертикали (свой пятый класс с первым или десятым), а по горизонтали (свой пятый с други-ми пятыми), так как именно эти возрастные группы релевантны его ингруппе.

3. Так как позитивная оценка своей группы возможна лишь как результат ее сравнения с другими группами, а для такого сравнения нужны отличительные черты, то члены группы стремятся дифферен-цировать, отделить свою группу от любых других групп. Особенно важна такая дифференциация для тех групп, которые не определены фор-мально (как это бывает в случае школьного класса), но тем не менее реально существуют. Так, стремление некоторых групп молодежи от-личаться от поколения «консервативных» взрослых зачастую приво-дит к нетрадиционным формам одежды, прически, образованию мо-лодежного сленга и т.п.

4. Существуют по меньшей мере три класса переменных, которые оказывают влияние на межгрупповую дифференциацию в конкрет-ных социальных ситуациях:

1) индивиды должны осознавать принадлежность к группе как один из аспектов своей личности, субъективно идентифицировать себя с релевантной им группой. И если половая идентичность осознается, как правило, автоматически, уже в раннем детстве, то принадлеж-ность, например, к социальному классу может не входить в «Я-образ» на протяжении всей жизни. В таком случае дифференциации и сравне-ния по классовому признаку (а также других форм поведения, связан-ных с классовой идентификацией) не происходит;

2) социальная ситуация должна быть такой, чтобы имели место межгрупповые сравнения, которые дают возможность выбора и оце-нивания релевантных качеств. Не все межгрупповые различия имеют одинаковую значимость. Например, для больших групп в одной соци-альной ситуации наиболее значимым признаком является цвет кожи, в другой — язык, в третьей — исповедуемая вера, в четвертой — классовая принадлежность и т.д.;


3) ингруппы не сравнивают себя с каждой мысленно доступной ауггруппой; аутгруппа должна восприниматься как релевантная для срав-нения. Сходство групп, их близость и ситуационные особенности — вот некоторые из переменных, которые определяют сопоставимость с аут-группой. Например, для жителей Латинской Америки маловероятно сравнение своей группы с народами Азии. Однако ситуация резко меня-ется, когда иммигранты из этих частей света сталкиваются друг с дру-гом в Англии. Одинаковые судьбы, чисто территориальная близость и постоянная конкуренция — все это увеличивает вероятность сопостав-ления, сравнения друг с другом в поиске положительных отличий и, как следствие, стремление к ингрупповой обособленности.

5. Цель дифференциации — сохранить или достигнуть превосходства над ауггруппой по некоторым параметрам. Следовательно, любой акт дифференциации будет в значительной мере актом соперничества, ко-торое требует сравнения и дифференциации по значимым признакам. В этих условиях можно предсказать возникновение межгруппового сопер-ничества, которое может и не зависеть от «объективных» конкурентных взаимоотношений между группами. Так, в школах среди детских групп можно наблюдать непреходящее выяснение вопроса: чей класс лучше? Одни считают себя самыми дружными, другие — самыми сильными, третьи — самыми активными и т.д., хотя такое «соперничество» не дает никакой реальной выгоды и не имеет под собой никакой реальной ос-новы, т.е. его цель — поиск позитивных отличий.

6. Когда социальная идентичность не удовлетворяет членов груп-пы, они стремятся либо покинуть группу, к которой в данный мо-мент принадлежат, и присоединиться к более высоко оцениваемой ими группе, либо^сделать так, чтобы их настоящая группа стала пози-тивно отличной от других. О том, какими средствами достигается эта цель, будет рассказано ниже.

Таковы основные характеристики социальной идентичности, ко-торая вместе с личностной идентичностью (осознаваемыми индиви-дуальными особенностями) образует единую когнитивную систему — «Я-концепцию». В целях приспособления к различным ситуациям «Я-концепция» регулирует поведение человека, делая более выражен-ным осознание либо социальной, либо личностной идентичности. Большая выраженность в самосознании социальной идентичности влечет за собой переход от межличностного поведения к межгруппо-вому. Основной чертой последнего является то, что оно контролиру-ется восприятием себя и других с позиций принадлежности к соци-альным категориям. Как только на первый план в «Я-концепции» вы-ходит социальная идентификация, личность начинает воспринимать себя и других членов своей группы как имеющих общие, типичные характеристики, которые и определяют группу как целое. Это ведет к акцентуации воспринимаемого сходства внутри группы и восприни-маемого различия между теми, кто относится к разным группам. <...>


Для доказательства основных положений концепции социальной идентичности Г. Тэджфелом, Дж. Тэрнером, их сотрудниками и пос-ледователями было проведено большое количество эксперименталь-ных исследований. Так, например, одно из положений сводится к сле-дующему: ситуация, которая делает более выраженной социальную идентичность, то есть чувство принадлежности к определенной груп-пе, должна сдвигать поведение участников к межгрупповому полюсу континуума, к той точке, где практически исчезает разница между собой и другими членами ингруппы. Доказательством правильности такого предположения служат, например, эксперименты Тэрнера (1978), в которых испытуемые, разделенные по условиям экспери-мента на две группы, сами могли распределять денежное вознагражде-ние по окончании эксперимента между собой и другими испытуемыми. Оказалось, что когда условия взаимодействия, предшествовавшего рас-пределению денег, сглаживали, затушевывали принадлежность участ-ников к различным группам, то испытуемые старались извлечь из рас-пределения вознаграждения максимальную выгоду для себя вне зависимости от того, кто выступал в качестве партнера по распределе-нию награды — представитель ингруппы или аутгруппы, то есть наблю-дался высокий уровень самопредпочтения. Если же групповое членство во взаимодействии было явно выраженным, акцентированным, само-предпочтение снижалось, когда потом надо было разделить вознаг-раждение между собой и членом ингруппы, и повышалось, когда парт-нером по дележу оказывался член другой группы. В условиях макси-мальной выраженности группового членства награда между собой и членами ингруппы делилась практически поровну.

Столкновение между межличностными и межгрупповыми уста-новками может оканчиваться победой как тех, так и других. Напри-мер, в исследовании Брауна и Тэрнера (1979) от испытуемых требо-валось оценить результат выполнения задания членами аутгруппы. Когда испытуемые не общались с другой группой, наблюдалось стремление обесценить, «забраковать» продукт члена аутгруппы. Однако введение в экспериментальную ситуацию непосредственного межгруппового контакта резко снижало уровень межгрупповой дискриминации. С дру-гой стороны, межличностные отношения не являются единственной детерминантой поведения человека, и в определенных условиях меж-групповые установки берут верх даже над такими значимыми характе-ристиками межличностных отношений, как сходство или совпадение взглядов на действительность, а также личная привлекательность. Ал-лен и Уилдер (1975) манипулировали параметрами «сходство» и «раз-личия» между взглядами испытуемого и членов ингруппы и аутгруп-пы (и в ту и в другую входили люди как с совпадающими, так и с отличающимися взглядами). Групповое членство оказалось в их экспе-рименте более важной детерминантой поведения, чем совпадение взглядов, и испытуемые отдавали предпочтение даже тем членам ин-



23 - 7380

 


23*

группы, с которыми сами были не согласны. Подобные результаты были получены в эксперименте Хогга и Тэрнера (1985), где группы формировались с учетом личных симпатий и антипатий.

Развивая концепцию социальной идентичности, Дж. Стефенсон (1984) высказал точку зрения о сосуществовании одновременно в си-туации межличностных и межгрупповых отношений и необходимости изучения поведения с обеих позиций, так как развитие теории меж-группового поведения может быть чревато опасностью чрезмерно сни-зить роль межличностных параметров, как несколько раньше индиви-дуалистическая ориентация игнорировала роль групповых факторов. Он пришел к выводу о возможной независимости межгрупповых и межличностных отношений и попытался изменить биполярный кон-тинуум Тэджфела—Тэрнера на континуум с четырьмя полюсами: меж-групповые установки могут варьировать от низкой выраженности до высокой и в любой своей точке соотноситься с низкой или высокой выраженностью межличностных установок. Выраженное межгруппо-вое поведение может в одной и той же ситуации соседствовать с вы-раженными межличностными отношениями. Например, как было продемонстрировано в исследовании Морли, Стефенсона (1977), в переговорах между предпринимателями и руководителями профсою-зов крайне выражено межгрупповое поведение, но в зависимости от ситуации оно может сопровождаться высоким уровнем межличностных отношений (при непосредственном контакте) или низким (при об-суждении вопросов по телефону).

Однако это предположение находится в противоречии с наиболее поздней версией концепции Дж. Тэрнера (1985), существенным мо-ментом которой является признание обратной связи между личност-ными и социальными уровнями самокатегоризации: актуализация груп-повой идентичности должна неизбежно «тормозить» установки и по-ведение, порождаемые личностной идентичностью, и, наоборот, актуализация личностной идентичности подавляет «работу» и «эф-фекты» идентичности социальной.

Эта версия является развитием идеи межгруппового-межличностного континуума и включает в себя как основополагающую идею самокате-горизации, то есть когнитивного группирования себя с некоторым клас-сом идентичных объектов (похожих, эквивалентных, взаимозаменяе-мых) в противовес некоторому другому классу объектов. Категории «Я-концепции» базируются, подобно любой категоризации, на воспри-ятии внутригруппового сходства и межгруппового различия. Они орга-низованы в иерархически классифицированную систему и существуют на разных уровнях абстрагирования: чем больший объем значений охва-тывает категория, тем выше уровень абстрагирования, и каждая катего-рия включена в какую-то другую (высшую) категорию, если она не является самой высшей. Для социальной «Я-концепции» важны, по край-ней мере, три уровня самокатегоризации:


1) высший уровень — категоризация себя как человеческого су-щества, обладающего общими чертами со всеми представителями че-ловеческого вида, в отличие от других форм жизни и не-жизни;

2) промежуточный уровень — ингрупповая-аутгрупповая катего-ризация, основанная на сходстве или различии между людьми, опре-деляемыми как члены именно этих социальных групп, а не каких-то других;

3) низший уровень — личностная самокатегоризация, основанная на отличии себя как уникального индивида от других членов ингруппы.

Эти три уровня определяют человеческую, социальную и личнос-тную идентичность и основаны соответственно на межвидовом, меж-групповом и межличностном сравнении себя с другими. Так как при-рода объекта выводится из его принадлежности к некоторому классу на данном уровне категоризации, то существует перцептивное «непри-ятие» сходства между классами, которое имеется на более высоком уровне, и различий внутри класса, которые имеются на более низком уровне. Иначе говоря, с позиции личностной категоризации (низший уровень) человек отказывается воспринимать сходство между группа-ми (более высокий уровень категоризации) и соответственно сход-ство между собой и членами как «своей», так и «чужой» группы. Здесь господствует восприятие себя как уникальной личности. Однако с позиции социальной групповой идентичности (высокий уровень ка-тегоризации) не воспринимаются различия, имеющиеся на более низ-ком — личностном — уровне, поэтому члены другой группы пред-ставляются сходными, неиндивидуализированными, а восприятие себя максимально сближается с восприятием членов своей группы. Таким образом, между выраженностью одного уровня самокатегоризации и другими уровнями существует функциональный антагонизм.

В этом и состоит противоречие концепции Тэрнера предположению Стефенсона, который допускает рядоположенностъ межгруппового и межличностного уровней отношений. По мнению Тэрнера (1985), меж-ду выраженностью личностного и социального уровней самокатегори-зации существует обратная связь. Социальное самовосприятие имеет тенденцию варьировать в континууме от восприятия себя как уникаль-ной личности (максимум разницы между собой и членами ингруппы) до восприятия себя как ингрупповой категории (максимум идентично-сти с членами своей группы и отличия от аутгрупповых членов). В сред-ней точке континуума, где самовосприятие и локализуется в большин-стве случаев, индивид воспринимает себя как умеренно отличающегося от членов ингруппы, которая в свою очередь умеренно отличается от всех других групп. Любые факторы, которые усиливают выраженность ингрупповой-аутгрупповой самокатегоризации, ведут к увеличению воспринимаемой идентичности между собой и членами ингруппы и, таким образом, деперсонализируют индивидуальное самовосприятие (поэтому Дж. Тэрнер и называет свой вариант теории «концепцией де-


персонализации»). Деперсонализация относится к процессу «самостерео-типизации», посредством которого люди больше воспринимают себя как взаимозаменяемые экземпляры социальной категории, чем как уни-кальные личности. Это, однако, не потеря индивидуальной идентично-сти и не растворение себя в группе в отличие от деиндивидуалйзацйй, а скорее изменение от личностной к социальной идентичности, функци-онирование самовосприятия на более высоком уровне абстракции. <...>

Развивающаяся в постоянной борьбе с бихевиористско-индиви-дуалистическими теориями традиция изучения межгрупповых отно-шений в когнитивной психологии настойчиво протестует против оце-нивания группового поведения как более примитивного, иррацио-нального, против приписывания какой-то ущербности личности, выступающей в качестве члена группы, по сравнению с личностью самоактуализирующейся, имеющей возможность якобы ни от кого и ни от чего не зависеть.

Пафос концепции Тэджфела—Тэрнера и состоит в признании не-обходимости и важности межгрупповых отношений наравне с меж-личностными, а возможно, и на более высоком уровне приспособле-ния людей к социальной деятельности. По мнению Тэрнера, как член группы индивид ничуть не хуже (выражаясь обыденным языком), а в некоторых ситуациях и лучше, чем как яркая, самобытная и ни на кого не похожая личность.

В споре между Дж. Стефенсоном и Дж. Тэрнером мы полностью согласны с позицией последнего, полагая, что личностные и группо-вые начала действительно находятся в обратных и даже реципрокных отношениях друг к другу. Более того, мы полагаем также, что в от-ношениях реципрокности находятся не только личностные и группо-вые идентичности человека, но и различные виды групповой же иден-тичности между собой. <...>

 

С.А. Баклушшский, Е.П. Белинская

* Этнос. Идентичность. Образование. М.: ЦСО РАО, 1997. С. 64-84.

РАЗВИТИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О ПОНЯТИИ «СОЦИАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ»*

<...> Пожалуй, ни одно из психологических понятий не страдает такой неопределенностью, как понятие идентичности. Что же было характерно в самых общих чертах для того научного контекста, в рамках которого происходило становление проблематики идентичности? <...>

 


Отметим общеизвестное: данная область исследований возникла в русле общепсихологических и социально-психологических исследований личности. Если же обратиться к общей логике изучения проблемы лич-ности в гуманитарном знании в целом, то можно увидеть следующее.

Уже в середине нашего столетия окончательно утвердились (в том числе и ни уровне частных концепций личности) две основные логи-ки ее анализа. Первая из них восходит к структурно-функционалист-ской традиции, для которой характерно позитивистское решение про-блемы человека в целом. В рамках этого подхода личность мыслится как объективно фиксируемая совокупность тех или иных элементов—лич-ностных черт, функций, мотивов и прочее, что дает возможность выде-ления тех или иных ее инвариантов, позволяющих типологизировать разные «личности» и сравнивать их или друг с другом, или с некото-рым эталоном, или сами с собой в разные временные периоды.

Отсюда, как следствие, выбор соответствующего методического инструментария и плана исследования, так как при этом подразуме-вается, что собственно личность эксплицируется в момент «нехват-ки», «недостаточности» или «отсутствия» чего-либо (личностной чер-ты, мотива, функции и так далее), то есть отклонения от некоторого эталона или «нормы» личности.

Другая логика анализа личности опирается на феноменологическую традицию в подходе к проблеме человека. На психологическом уровне обобщения этот взгляд представлен гуманистическими теориями лич-ности. Личность предстает здесь как принципиально уникальная, не-повторимая, экзистенциальная сущность. В силу этого — объективно нефиксируемая, неделимая на какие бы то ни было составные части, и — на методическом уровне — не сравниваемая и не типологизируе-мая. Соответственно понятие «норма» заменяется понятием самоакту-ализации, личностного роста и тому подобными.

Можно сколь угодно долго задаваться общими вопросами типа, что лежит за подобным дихотомическим разведением всех теорий лич-ности, но сам факт подобной оппозиции имел очевидное влияние на развитие данной проблематики. А именно: в ситуации абсолютизации логики первой традиции мы, по сути, неизбежно оказываемся в усло-виях потери самого объекта исследования, а при методическом выбо-ре в пользу второй традиции — в ситуации невозможности конкрет-ного эмпирического исследования, заменяя его «вчувствованием», «эм-патическим пониманием», «диалогом» и прочее. В этом смысле введение в научный обиход понятия «идентичность», казалось, приоткрывало выход из создавшихся тупиков, представляясь необычайно перспек-тивным решением. В самом деле, с одной стороны, задавая дихото-мию «социальное-персональное», оно отдавало дань структурно-функционалистскому подходу, а с другой — позволяло оставить мес-то для представлений о «неуловимой» личности, сформулированных в рамках феноменологической традиции.


Именно поэтому, как представляется, начиная с 70-х годов наше-го столетия, понятие идентичности становится столь популярным в психологии, дополняя, уточняя, а нередко и заменяя собой более тра-диционные понятия Я-концепции, образа-Я, самости и так далее. Осо-бенно эта замена заметна при обращении к методическим процедурам изучения идентичности — в подавляющем большинстве случаев они остались теми же, что и при изучении личности вообще и Я-концепции в частности (семантический дифференциал, репертуарные решетки, списки черт, самоописание и т.д.). Понятно, что в плане эмпирическо-го «прироста» это мало что добавило к уже имеющимся данным, но, тем не менее, позволило по-новому интерпретировать их. <...>

Впервые детально понятие идентичности было представлено в известной работе Э. Эриксона «Детство и общество» (Erikson E., 1950), а уже к началу 70-х крупнейший представитель культурантропологи-ческой школы К. Леви-Стросс (1985) утверждал, что кризис иден-тичности станет новой бедой века и прогнозировал изменение стату-са данной проблемы из социально-философского и психологического в междисциплинарный. Число работ, посвященных проблематике иден-тичности, неуклонно росло, и в 1980 году состоялся мировой конг-ресс, на котором было представлено около двухсот междисциплинар-ных исследований персональной и социальной идентичности.

Наибольшая заслуга в разработке данного понятия с точки зрения его структурно-динамических характеристик по праву принадлежит Э. Эриксону, все дальнейшие исследователи данной проблематики так или иначе соотносились с его концепцией.

Эриксон понимал идентичность в целом как процесс «организа-ции жизненного опыта в индивидуальное Я» (Эриксон Э., 1996, с. 8), что естественно предполагало его динамику на протяжении всей жиз-ни человека. Основной функцией данной личностной структуры явля-ется адаптация в самом широком смысле этого слова: согласно Эрик-сону, процесс становления и развития идентичности «оберегает це-лостность и индивидуальность опыта человека... дает ему возможность предвидеть как внутренние, так и внешние опасности и соразмерять свои способности с социальными возможностями, предоставляемы-ми обществом» (там же, с. 8). Более того, идентичность имеет опре-деленную «организующую» функцию в развитии личности — данное понятие является для Эриксона центральным при рассмотрении воп-роса о стадиях психосоциального развития.

В своем понимании структуры идентичности Эриксон во многом следует неопсихоаналитической традиции не только и не столько в силу того, что исходно опирается на свой опыт клинического анализа непостоянства Я при неврозах, но прежде всего в силу свойственного данной традиции понимания Я как адаптивной структуры, одной из функций которой является нейтрализация тревоги при решении кон-фликтов между двумя противоречивыми тенденциями. Однако, по


мысли Эриксона, Я при этом обладает и определенной автономнос-тью, то есть его развитие есть не просто результат столкновения на «поле» самосознания бессознательных влечений, усвоенных норма-тивных предписаний и требований внешней реальности, Я как лич-ностная-структура обладает и собственной энергией, определяя дина-мику личностного развития. Центральной составляющей Я выступает при этом идентичность. <...>

Эриксон задает идентичность как сложное личностное образова-ние, имеющее многоуровневую структуру. Это связано с тремя основ-ными уровнями анализа человеческой природы: индивидным, лично-стным и социальным.

Так, на первом, индивидном уровне анализа идентичность опре-деляется им как результат осознания человеком собственной времен-ной протяженности. Это есть представление о себе как о некоторой относительно неизменной данности, человеке того или иного физи-ческого облика, темперамента, задатков, имеющем принадлежащее ему прошлое и устремленном в будущее.

Со второй, личностной, точки зрения идентичность определяется как ощущение человеком собственной неповторимости, уникальнос-ти своего жизненного опыта, задающее некоторую тождественность самому себе. Эриксон определяет эту структуру идентичности как ре-зультат скрытой работы Эго-синтеза, как форму интеграции Я, кото-рое всегда есть нечто большее, чем простая сумма детских идентифи-каций. Данный элемент идентичности есть «осознанный личностью опыт собственной способности интегрировать все идентификации с влечениями libido, с умственными способностями, приобретенными в деятельности и с благоприятными возможностями, предлагаемыми социальными ролями» (Эриксон Э., 1996, с. 31).

Наконец, в-третьих, идентичность определяется Эриксоном как тот личностный конструкт, который отражает внутреннюю солидар-ность человека с социальными, групповыми идеалами и стандартами и тем самым помогает процессу Я-категоризации: это те наши харак-теристики, благодаря которым мы делим мир на похожих и непохо-жих на себя. Последней структуре Эриксон дал название социальной идентичности.

Подобное представление о двух основных составляющих идентич-ности — персональной и социальной — присутствует в большинстве работ, посвященных данной проблеме (Tajfel H., 1982; Turner J., 1994; Hogg M, 1995; Агеев B.C., 1990; Ядов В.А., 1995). Наряду с этим, в конкретных эмпирических исследованиях можно встретить более дроб-ную детализацию, в основном касающуюся социальной ее ипостаси и имеющую в качестве основания для своего выделения те или иные виды социализации. Так, речь может идти о формировании полороле-вой, профессиональной, этнической, религиозной идентичности лич-ности. Иногда в качестве основания для выделения различных видов


идентичности берется общий уровень ее сформированности. Так, на-пример, в работах американского исследователя Ж. Марсиа (1980), посвященных анализу психологических новообразований юношеско-го возраста и ставящих своей задачей некоторую операционализацию теоретических конструкций Эриксона, дано описание четырех видов идентичности.

Марсиа выделяет в подростковом возрасте, во-первых, «реализо-ванную идентичность», характеризующуюся тем, что подросток пе-решел критический период, отошел от родительских установок и оценивает свои будущие выборы и решения, исходя из собственных представлений. Он эмоционально включен в процессы профессиональ-ного, идеологического и сексуального самоопределения, которые Марсиа считает основными «линиями» формирования идентичности.

Во-вторых, на основании ряда эмпирических исследований Мар-сиа был выделен «мораторий» как наиболее критический период в формировании подростковой идентичности. Основным его содержа-нием является активная конфронтация взрослеющего человека с пред-лагаемым ему обществом спектром возможностей. Требования к жиз-ни у такого подростка смутны и противоречивы, его, как говорится, бросает из крайности в крайность, и это характерно не только для его социального поведения, но и для его Я-представлений.

В качестве третьего вида подростковой идентичности Марсиа выде-ляет «диффузию», характеризующуюся практическим отсутствием у подростка предпочтения каких-либо половых, идеологических и про-фессиональных моделей поведения. Проблемы выбора его еще не вол-нуют, он еще не осознал себя в качестве автора собственной судьбы.

Наконец, в-четвертых, Марсиа описывает такой вариант подрост-ковой идентичности, как «предрешение». В этом случае подросток хотя и ориентирован на выбор в указанных трех сферах социального самооп-ределения, однако руководствуется в нем исключительно родительски-ми установками, становясь тем, кем хотят видеть его окружающие.

Иногда за те или иные структурные единицы идентичности прини-маются различные Я-представления, выделяемые по самым разным основаниям. Характерной иллюстрацией могут служить работы извест-ного исследователя особенностей Я-концепции подростка Г. Родригеса-Томэ (1980). Так, он выделяет в структуре подростковой идентичности три основных дихотомически организованных измерения. Это, во-пер-вых, определение себя через «состояние» или же через «активность» — «я такой-то или принадлежу к такой-то группе» противопоставляется при этом позиции «я люблю делать то-то». Во-вторых, в Я-характерис-тиках, отражающих подростковую идентичность, выделяется оппози-ция «официальный социальный статус — личностные черты». Третье измерение идентичности отражает представленность в Я-концепции того или иного полюса дихотомии «социально одобряемые» и «соци­ально неодобряемые» Я-характеристики.


Таким образом, можно видеть, что для большинства исследовате-лей вопрос о структуре идентичности, во-первых, был производным от вопроса о ее развитии, а во-вторых — конкретные решения его по сути не выходили за рамки эриксоновского деления идентичности на персональную и социальную. Обратимся теперь к исследованиям пос-ледней. <...>

Изучение процессов установления идентификации человека с груп-пой проходило в рамках когнитивистски ориентированных концеп-ций. Начало им положили работы европейских социальных психоло-гов М. Шерифа (Sherif M., 1956) и Г. Тэджфела (Tajfel H., 1982).

Одним из основных понятий этой теории является понятие соци-альной категоризации. <...>

Согласно этой теории, социальная категоризация есть система ори-ентации, которая создает и определяет конкретное место человека в обществе. Данное понятие было введено Г. Тэджфелом (1982) для заяв-ления своей концептуальной позиции при решении вопроса о противо-речивости межгрупповых и межличностных начал в человеке, пози-ции, в соответствии с которой межгрупповые и межличностные формы взаимодействия рассматриваются как некоторый континуум, на одном полюсе которого можно расположить варианты социального поведения человека, полностью обусловленные фактом его группового членства, а на другом такие формы социального взаимодействия, которые полно-стью определяются индивидуальными характеристиками участников (Tajfel H., 1984). Для анализа закономерностей «переходов» с одного полюса социального поведения на другой одним из последователей Тэд-жфела, Дж. Тэрнером, и использовались понятия личностной и соци-альной идентичности (Turner J. et al., 1994). <...>

Обращаясь к вопросу о том, какое место занимает социальная идентичность в общей психической структуре, необходимо отметить, что в большинстве работ исследователи, работающие в данной пара-дигме, указывают на идентичность как на часть Я-концепции. По их мнению, социальная идентичность есть результат самоидентифика-ций человека с различными социальными категориями (группами принадлежности) и наряду с личностной идентичностью является важным регулятором социального поведения (Deaux, 1991, 1993; Brown J. & Smart S., 1993; Stryker S., 1991).

В соответствии с теорией самокатегоризации процесс становле-ния социальной идентичности содержит в себе три последовательных когнитивных процесса.

Во-первых, индивид самоопределяется как член некоторой соци-альной категории (так, в Я-концепцию каждого из нас входит пред-ставление о себе как о мужчине или женщине определенного соци-ального статуса, национальности, вероисповедания, имеющего или не имеющего отношения к различным социальным организациям, и прочее).


Во-вторых, человек не только включает в свой Я-образ общие характеристики собственных групп членства, но и усваивает нормы и стереотипы поведения, им свойственные (процесс социального взрос-ления и состоит, по сути, в апробации различных вариантов поведе-ния и выяснения, какие из них являются специфическими для соб-ственной социальной категории: так, например, кризис подростко-вого возраста потому во многом и воспринимается как кризис, что хотя самоопределение подростка в тех или иных социальных катего-риях уже произошло, самих форм социального поведения, данный факт подтверждающих, наблюдается еще не так уж много).

Наконец, в-третьих, процесс становления социальной идентич-ности завершается тем, что человек приписывает себе усвоенные нормы и стереотипы своих социальных групп, они становятся внутренними регуляторами его социального поведения (так, мы не только опреде-ляем себя в рамках тех или иных социальных категорий, не только знаем и умеем вести себя соответственно им, но и внутренне, эмоци-онально идентифицируемся со своими группами принадлежности).

<...> Основным процессом, «запускающим» актуализацию и раз-витие социальной идентичности, является процесс социального срав-нения (межличностного или межгруппового), за которым нередко лежит конфликт (также имеющий межличностную или межгруппо-вую природу). Для решения этого конфликта между различными сфе-рами своей принадлежности (довольно часто в нашей жизни бывают ситуации, когда мы говорим: «Я как человек могу это понять, но как администратор — нет») человек начинает активно оценивать свою группу и сравнивать ее с некоторыми другими группами.

При этом важно, как отмечает Тэрнер, что, во-первых, сравне-ние идет с похожими, близкими, релевантными группами (так, пя-тиклассник сравнивает свой класс не с первым или десятым, а с параллельным пятым классом; более того, когда подобный процесс социального сравнения идет с далекой группой, ситуация восприни-мается как комическая — последнее известно со времен Эллочки Лю-доедки, соревнующейся с дочкой Вандербильда).

Во-вторых, в данном процессе сравнения задействованы не все параметры групп, а лишь ценностно значимые качества и характери-стики (один класс может соревноваться с другим, выясняя вопрос, кто умнее, а другой — кто сильнее). В итоге позитивная социальная идентичность оказывается основанной на положительных, благопри-ятных отличиях своей группы от другой, имеющих социальную зна-чимость для субьекта сравнения. <...>

В том же случае, когда индивид оказывается включенным в низко-статусную группу, это приводит к запуску различных стратегий, на-правленных на сохранение или достижение позитивной идентичнос-ти, например: 1) индивидуальная мобильность, которая включает все виды попыток члена низкостатусной группы покинуть ее и присоеди-

 


ниться к высокостатусной; 2) стратегия социальной креативности, которая заключается в переоценке самих критериев, по которым про-водиться сравнение; 3) социальная конкуренция — это прямое при-писывание желательных характеристик своей группе и противопос-тавление их группе сравнения (Агеев, 1990).

Эмпирические исследования, посвященные вопросам влияния знаний о себе в условиях социального взаимодействия, а также воп-росам самоценности в условиях социального сравнения, делают силь-ный акцент на процессы самоверификации (Swarm, 1987, 1990, 1992; Wood & Taylor, 1991; Bananji, 1994), причем и тенденция к подтвер-ждению позитивных взглядов, и тенденция к подтверждению нега-тивных взглядов на себя здесь выступают как равноправные.

Характерно, что особое внимание здесь уделяется людям именно с негативными взглядами на себя, для которых самоверификация и самоценность оказываются разнонаправленными. Данные, получен-ные в результате как лабораторных (Swann, 1989), так и полевых (Swarm, 1992) исследований, показывают, что люди преимуществен-но выбирали именно тех партнеров по взаимодействию, которые под-тверждали их представления о себе, даже в том случае, когда эти представления были негативными.

Сванн (Swann, 1992) утверждает, что склонность людей выбирать тех партнеров по взаимодействию, которые подтверждают их собствен-ные взгляды на себя, коренится в желании поддержать ощущение предсказуемости и контроля.

Таким образом, видимо, правильнее было бы говорить не о стрем-лении индивида к изменению социального окружения или своего места в нем с целью усиления или подтверждения позитивной идентичности, но о стремлении к поддержанию стабильной личной идентичности.

Одним из основных положений теории самокатегоризации является то, что любая группа будет стремиться к дифференциации себя от дру-гих, относительно близких групп. Существует большое количество ис-следований, которые показывают то, как члены группы акцентуируют групповые различия для того, чтобы достигнуть или сохранить (пред-почтительно положительное) отличие своей группы или свою соци-альную идентичность (Tajfel, 1984; Knipperberg & Ellemers, 1990).Осо-бенно сильно эта тенденция наблюдается в группах, которые, суще-ствуя реально, не имеют формального социального статуса. В таких случаях дифференциация может идти в том числе и по чисто внешним призна-кам — одежде, прическам, сленгу — таковы типичные пути самоиден-тификации для неформальных молодежных «команд» и тусовок.

Однако социальная идентичность зависит не только от межгруппо-вых различий, но также и от внутригрупповой гомогенности. Другими словами, помимо того, что группа должна отличаться от других групп, члены группы должны быть максимально сходны между собой. Совре-менные исследования показывают, что восприятие группы как гомо-


генной повышает социальное отличие группы и таким образом усили вает социальную идентичность ее членов (Simon & Hamilton, 1994). <...>

Противопоставляя личную и социальную идентичность, исследо- ватели часто оставляют в тени тот факт, что индивид принадлежит не к какой-либо одной группе, но, как правило, к большому числу микро- и макрогрупп. В силу этого возникает интерференция, взаимовли яние тех систем ценностей норм и стандартов поведения, которые приняты в этих группах. Более того, часто эти системы норм и ценно стей, в силу внешних обстоятельств, приходят в противоречие друг с другом и индивид оказывается перед внутренним выбором.

Теория самокатегоризации имплицитно опирается на представление об иерархичности категорий, в частности, в исследованиях Л. Чанте (Chante L., 1996) изучается взаимовлияние социальной идентичности, связанной с этносом или расой, и социальной идентичности, опирающейся на убеждения, в условиях, когда эти идентичности при ходят в противоречие друг с другом. Например, работа С. Виддикомбе (Widdicombe S., 1988) посвящена попытке построения иерархичес- кой системы на основе самокатегоризации. Указание на иерархичес -кое построение социальной идентичности можно найти в работах В.А. Ядова (1995, 1993), Т.С. Барановой (1994) и ряде других.

Однако таких работ все еще очень немного, и вопрос о взаимо влиянии различных социальных идентичностей, на наш взгляд, оста ется не достаточно изученным. <...>

П.Н. Шихирев

СОЦИАЛЬНАЯ УСТАНОВКА*

Понятие социальной установки было введено в 1918 г. Томасом и Знанецким. Они определяли ее как психологический процесс, рассмат риваемый в отношениях к социальному миру и взятый прежде всего в связи с социальными ценностями. «Ценность, — говорили они, — есть объективная сторона установки. Следовательно, установка есть индиви- дуальная (субъективная) сторона социальной ценности». Томас и Зна-нецкий неоднократно подчеркивали значение для понимания социаль- ной установки того факта, что «она по своему существу остается чьим-то состоянием». В этом определении социальная установка представлена как психологическое переживание индивидом значения или ценнос-

* Шихирев П.Н. Современная социальная психология США. М.: Наука, 1979. С. 86-103.


ти социального объекта. Она функционирует одновременно как элемент психологической структуры личности и как элемент социальной структуры, поскольку содержание психологического переживания определяется внешними, локализованными в социуме объектами.

Будучи обращенной одной своей гранью к социологии, а другой — к психологии, объединяя аффекты, эмоции и их предметное содержание в единое целое, социальная установка представлялась именно тем понятием, которое, казалось, могло лечь в основу теоре -тического объяснения социально значимого поведения.

В социальной психологии она была принята с особой готовностью, поскольку представлялась именно той исходной единицей, которая сможет выполнить роль, подобную роли химического элемента в химии, атома в физике, клетки в биологии.

Попытки найти и предложить такой элемент в социальной психо- логии многочисленны. К ним можно отнести концепцию Макдугалла, у которого эту роль выполнял «инстинкт», а также теории, пост роенные на таких единицах, как «привычки», «чувства» и т.п. Эти исходные элементы были отвергнуты как слишком умозрительные, неопределенные и, главное, не поддающиеся эмпирическому иссле- дованию. Поэтому, когда появился концепт, доступный для операци онального определения и в то же время охватывающий содержание, ранее определявшееся интуитивно*, то вполне естественно, что он быстро завоевал всеобщее признание.

К концу 60-х годов социальная установка прочно закрепилась как основное понятие при объяснении социально-психологических про- цессов как на индивидуальном, так и на групповом уровне. По объему исследований с ней может конкурировать только малая группа**, но если исследование установки можно себе представить вне группового процесса, то обратная картина просто немыслима.

Будучи одной из центральных областей исследования, социальная установка пережила вместе со всей социально-психологической наукой ее подъемы и спады. Первый период (1918—1940 гг.) отмечен тео- ретическими дискуссиями о содержании самого понятия, развитием техники измерения установки (начиная со шкалы Терстоуна, предло- женной в 1928 г.). К концу этого периода был установлен один из отличительных признаков социальной установки — «интенсивность положительного или отрицательного аффекта относительно какого-либо психологического объекта». В 1931 г. Парк добавил еще два признака:

* До введения в социальную психологию понятия социальной установки его аналоги (установка восприятия, set и т.п.) уже имели свою традицию исследова ния в психофизике, общей психологии. Гипотезы о существовании явления, на званного впоследствии социальной установкой, высказывались философами с не запамятных времен. Идея, таким образом, витала в воздухе.

** К концу 60-х годов на долю установки приходилось около 25% всех иссле- дований в социальной психологии.

 

латентность (т.е. недоступность для прямого наблюдения) и про-исхождение из опыта. В 1935 г. Г. Оллпорт, проделав огромную работу по обобщению имевшихся к тому времени определений, предложил свой вариант, и до нынешнего времени «исполняющий обязанности» обще-принятого: «Установка есть состояние психонервной готовности, сло-жившееся на основе опыта и оказывающее направляющее и (или) ди-намическое влияние на реакции индивида относительно всех объектов или ситуаций, с которыми он связан». В этом определении основные признаки установки — ее предваряющее и регулятивное действие.

Второй этап (1940—1950 гг.) — период относительного спада в ис-следованиях социальной установки, который объясняется переключе-нием интереса на динамику групповых процессов — область, стимули-рованную идеями К. Левина; сказались и несбывшиеся надежды на точ-ную квантификацию установки. Вместе с тем именно в этот период (в 1947 г.) Смитом было предложено деление установки на три компо-нента: когнитивный, аффективный и поведенческий*, а также было установлено, что эта структура обладает определенной устойчивостью. Акцентируя внимание на этой стороне установки, Д. Кэмпбелл опреде-ляет ее как «синдром устойчивости реакции на социальные объекты». Третий этап (середина 50-х — 60-е годы) — период расцвета ис-следований установки. На это время приходятся исследования про-цесса ее изменения, выполненные школой К. Ховлэнда и известные как Йельские исследования. В них изучалась в основном связь между когнитивным и аффективным компонентами установки. С 1957 г. с появлением теории когнитивного диссонанса Л. Фестингера начались исследования связей когнитивных компонентов разных установок. В это же время появились функциональные теории (или теории функ-ций установки в структуре индивидуального поведения) Смита с со-авторами, Келмэна и Д! Каца, теории изменения установки Мак Гай-ра, Сарнова, была усовершенствована техника шкалирования, нача-ли применяться психофизиологические методы измерения установки. 70-е годы — период явного застоя. На фоне затраченных усилий довольно обескураживающе выглядят такие итоги, как обилие проти-воречивых и несопоставимых фактов, отсутствие даже подобия об-щей теоретической основы, пестрая мозаика различных гипотез, об-ладающих скорее ретроспективной, нежели перспективной объясня-

* Это представляет (по выражению Г. Оллпорта) возвращение к знаменитому триумвирату Платона: делению на волю, аффекты и поведение. Наиболее четко компоненты структуры определил несколько позже (1960 г.) Д. Кац: «Установка есть предрасположенность индивида к оценке какого-либо объекта, его символа или аспекта мира индивида как положительного или отрицательного. Мнение яв-ляется вербальным выражением установки, но установки могут выражаться и в невербальном поведении. Установки включают как аффективный (чувство сим-патии или антипатии), так и когнитивный (знания) элементы, которые отражают объект установки, его характеристики, его связи с другими объектами».


ющей силой, разногласия по каждому из пунктов, содержащихся в «сводном» определении Г. Оллпорта, наличие таких существенных про-белов, как недостаточное исследование взаимосвязи установки и ре-ального поведения. <...>

Разнобой теоретических концепций, противоречивость фактов особенно бросаются в глаза на фоне единообразия методологии и тех-ники эмпирического исследования, как бы независимых от конкрет-ных целей исследования. Установка измеряется в подавляющем боль-шинстве случаев на основе вербального самоотчета респондента о своей позиции относительно какого-либо объекта на так называемом кон-тинууме установки, градуированном между полюсами плюс — минус: очень хорошо — очень плохо и т.п.*.

Единообразие методов при решении разных исследовательских задач с различных теоретических позиций обусловлено соблюдением принципа операционализма. Несмотря на разные критерии, положен-ные в основу исходных определений, все они операциональны, т.е. построены как рабочие определения для измерения избранных пара-метров: интенсивности, устойчивости, степени организованности компонентов и т.п. <...>

Рассмотрим теперь на конкретном примере исследований уста-новки, как действует технологическая цепочка: модель человека— методология исследования — интерпретация данных, как объектив-ное явление трансформируется в этом процессе.

В бихевиористской схеме «установка рассматривается как имплицитная, опосредствующая реакция — гипотетическая конструкция или промежу-точная переменная между объективным стимулом и внешней реакцией. Установочная реакция, недоступная для внешнего наблюдения, явля-ется одновременно реакцией на наблюдаемый стимул и стимулом для наблюдаемой реакции, действуя наподобие «связующего» механизма. Обе эти стимульно-реактные связи (наблюдаемый стимул — установка; установка — объективная реакция) предположительно подчиняются всем законам теории поведения... Установка определяется как имплицитная, вызывающая драйв реакция, которая считается социально значимой в обществе (данного. — П.Ш.) индивида».

Из этого описания установки, которое дает Л. Дуб, наглядно видно, как действует бихевиористская модель. Очевидно, что наибольшую труд-ность для интеграции установки в эту модель представляет свойство последней внутренне опосредствовать, отличающее ее от внешне на-блюдаемой реакции на стимул. Признать, что в психологической струк-

* Существуют, разумеется, и другие методы измерения установки: наблюде-ние за поведением, психофизиологические измерения реакции на объект или его изображение, однако почти каждое исследование, использующее иную, помимо самоотчета респондента, технику измерения, есть, как говорит Кисслер с соавто-рами, «работа, публикуемая лишь затем, чтобы доказать, что установку можно измерять и иным способом». Таких работ мало.


туре поведения может присутствовать такого рода явление, — значит подвергнуть ревизии основу всей бихевиористской концепции. С другой стороны, очевидна плодотворность концепта установки для объясне-ния социально-психологического аспекта поведения.

Интеграция достигается путем двух операций: установка сама объяв-ляется реакцией, чем снимается ее свойство быть целостным состоя-нием, а ее латентность, т.е. недоступность для наблюдения, трактует-ся только как теоретический прием, позволяющий снять проблему наблюдаемости, поскольку латентность оказывается при этом всего лишь гипотетической конструкцией. В итоге бихевиоризм получает возможность оперировать понятием установки, адаптировав его к своей теоретической схеме, согласно которой человек — система стимуль-но-реактных связей, складывающихся в результате внешних воздей-ствий. Установка ничего не добавляет в эту схему, оказываясь такой же «усвоенной поведенческой диспозицией» (Д. Кэмпбелл), как и многие другие. Ее специфика исчезает.

После такой трансформации установка становится доступной для принятых бихевиоризмом способов измерения, что в значительной степени облегчается также представлением о ее трехкомпонентной структуре. Оно позволяет, с одной стороны, учесть в некоторой сте-пени «человечность» социальной установки, проявляющуюся в вер-бальности реакций, с другой — не выделять социальную установку среди установок любого биологического организма. Ведь вербальная реакция согласно бихевиористскому взгляду есть не что иное, как физическое поведение, «сотрясание воздуха», разложимое на элемен-тарные моторные акты.

Несмотря на все описанные операции, бихевиоризм, по признанию авторов обзорных работ, не может до конца решить проблему латент-ности установки. Последняя в целом «представляется неудобным по-нятием в науке, основанной на наблюдаемых величинах».

Гораздо легче эта проблема решается в русле когнитивистской ориентации на основе модели «мыслящего человека», ставящей в центр внимания его внутреннюю когнитивную структуру (а не только вне-шнюю вербальную реакцию).

По определению Рокоча, «социальная установка — это от-носительно устойчивая во времени система взглядов, представлений об объекте или ситуации, предрасполагающая к определенной реак-ции». Еще более подробно, с позиции гештальтпсихологии, описыва-ет установку С. Аш: «Установка есть организация опыта и знаний, связанных с данным объектом. Это иерархически организованная струк-тура, части которой функционируют в соответствии с их местом в общей структуре. В отличие от психофизиологической установки вос-приятия она высоко концептуализирована».

Таким образом, согласно когн

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.