Кремль обеспокоен тем, что новые успешные народные восстания на Ближнем Востоке могут создать пример для подражания – для ближнего зарубежья, а, возможно, и для самой России
Российские экспортеры опасаются, что смена режима в Сирии и других странах ближневосточного региона приведет к утрате контрактов, поскольку новые власти могут начать стремиться к установлению экономических связей со своими покровителями в Турции, Европе или США. В особенности это касается контрактов на поставку вооружений, как это произошло с Ливией, которая закупила в период с 2005 по 2010 гг. партии российского оружия на сумму более 2 млрд. долларов США, в том числе - реактивные истребители, вертолеты, подводные лодки, танки и ракеты. Однако новое ливийское правительство потом заключило с Францией новое долгосрочное соглашение о сотрудничестве в области закупки реактивных истребителей.
В Сирии Россия находится в довольно непростой ситуации, так как, учитывая вероятное падение Асада, тем не менее уже поздно отказывать ему в поддержке и оказывать помощь оппозиционерам, так как они уже не простили бы ей той поддержки, которую она оказывала режиму в прошлом, и могли бы разорвать тесные экономические связи между двумя странами. Поэтому российские экономические интересы в Сирии могут быть обеспечены лишь в том случае, если Асаду удастся либо разгромить оппозицию, либо урегулировать конфликт путем переговоров.
Помимо экономических, отношения России и Сирии приобрели и общественную окраску (более 50 000 смешанных супружеских пар), тогда как у российского патриархата и сирийской православной церкви сложились тесные связи. Это меньшинство (как в целом и все остальные), несмотря на несколько несогласных голосов, продолжает поддерживать режим Башара Асада из опасения, что в случае падения режима к власти придут исламисты. Примеры Ирака (страну покинули больше половины всех христиан) и Египта лишь подтверждают эту точку зрения.
В дополнение к исторически сложившемуся экономическому сотрудничеству отношения с Сирией имеют стратегическое значение для России. Политические факторы как регионального, так и международного характера, играют в наших расчетах значительно более важную роль.
Поскольку Россия не нуждается в импорте энергоресурсов, на региональном уровне она, прежде всего, заинтересована в стратегическом доступе в регион. Ближний Восток – второй по значению рынок экспорта российских вооружений, уступающий лишь Южной и Юго-Восточной Азии. До «арабской весны» Алжир, Сирия и Ливия регулярно фигурировали в списке пяти ведущих покупателей российского оружия. Общий объем нереализованных контрактов на поставки оружия в Сирию оценивается в 4 млрд. долларов США.
Военно-техническое сотрудничество насчитывает долгую историю и принимает самые разные формы. На вооружении сирийской армии (одна из самых многочисленных на Ближнем Востоке – 400 000 человек) стоит преимущественно российская техника, которая в прошлом закупалась примерно на 700 миллионов долларов в год. Несколько поколений сирийских офицеров прошли подготовку в России. В стране по-прежнему работают российские военные консультанты.
Созданная в 1971 году российская военно-морская база в Тартусе (единственная на всем Средиземноморье) недавно была снова открыта. За годы, прошедшие с момента распада СССР, Россия отказалась от всех советских военных баз за рубежом, за исключением Тартуса, который не является военной базой в точном смысле этого слова, поскольку, за исключением 50-ти моряков, занимающихся техобслуживанием, там нет постоянно базирующегося воинского контингента. База состоит из двух плавучих причалов, плавмастерской и хранилища. Ее основной задачей является ремонт и снабжение топливом и продовольствием кораблей российского ВМФ, проходящих через Средиземное море. Российское руководство обеспокоено тем, что падение режима Асада может привести к закрытию этого объекта. И хотя сирийская оппозиция не делала никаких заявлений относительно будущего базы в Тартусе, Россия слишком долго зависела от Асада, а в последние месяцы слишком активно и демонстративно оказывала ему поддержку в его борьбе с оппозицией, чтобы рассчитывать на хорошие отношения с тем, кто придет ему на смену, – в особенности, если смена власти будет насильственной.
В январе 2012 г. в Сирию пришла группа Российских кораблей, в состав которой входил и авианосец «Адмирал Кузнецов». Возможно, это действие было призвано продемонстрировать то значение, которое Россия придает своим отношениям с Сирией и ее нынешним руководством, хотя официальные российские источники заявляли, что корабли зашли в Тартус с целью пополнения запасов. Однако, скорее всего, заход кораблей был истолкован как в самой России, так и за рубежом как свидетельство того, что Кремль не потерпит повторения «ливийского сценария». Так что это было воспринято сирийскими властями и официальными СМИ как выражение российской поддержки режима Асада. Хотя есть мнение, что этим визитом российское руководство намеревалось показать, что Россия остается игроком на Ближнем Востоке и с её позицией надо считаться. С уходом Асада Сирия либо станет турецким союзником, либо надолго погрузится в пучину хаоса и гражданской войны, что в любом случае грозит России потерей надёжного экономического и политического союзника.
Более того, российское руководство обеспокоено развалом существовавшей когда-то оси дружественных России режимов, проходившей по центру ближневосточного региона. Став президентом, Путин начал прилагать усилия к восстановлению отношений с ближневосточными союзниками времен «холодной войны». Сирия, Ливия и Ирак оказались в центре этих усилий, направленных на создание противовеса господству США в регионе. Иран – заклятый враг США и надежный союзник Сирии – также входил в эту ось. Российское руководство восприняло войну в Ираке главным образом как попытку ослабить антиамериканскую коалицию в регионе и видело подтверждение своей правоты в позиции, которую заняли в этой войне Саудовская Аравия и члены Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива. 5
В начале «арабской весны» Россия была готова согласиться на вмешательство Запада в события в Ливии. Российское руководство решило не накладывать вето на Резолюцию 1973 по двум причинам. Во-первых, ему не хотелось портить отношений с западными лидерами, настаивавшими на вмешательстве. Хотя сближение с США имело значение для российского руководства и, несомненно, играло определенную роль, гораздо большую важность для России имеют политические и экономические связи с Европой.
Позиция Франции и Италии, которые, опасаясь гуманитарной катастрофы и наплыва беженцев в случае наступления сил Каддафи на Бенгази, активно выступили за введение запрета на полеты ливийских ВВС, имело для российских расчетов особое значение. Во-вторых, российское руководство не хотело брать на себя ответственность за массовое убийство мирного населения, которое могло бы произойти в результате неуступчивости России в вопросе о вмешательстве.
Вскоре, однако, российское руководство оказалось разочаровано расширительным толкованием положений Резолюции 1973, к которому прибегли страны-члены коалиции. Оно было готово дать согласие на создание зоны, закрытой для полетов ливийской военной авиации, с целью предотвращения уничтожения мирного населения. Было оно готово и помочь своим европейским партнерам в деле предотвращения потока беженцев на их территорию. Однако в значительно меньшей степени российская сторона была готова согласиться на предоставление Северо-Атлантическим альянсом военной помощи повстанцам, сражающимся с авторитарным правителем, с которым у нее были достаточно тесные связи. Российская критика стала нарастать по мере того, как становилось очевидным, что действия авиации НАТО были направлены против войск и бронетехники Каддафи, и отнюдь не ограничивались пресечением налетов ливийских ВВС на мирные объекты. Более того, реакция российского руководства на вооруженное восстание в Сирии была предопределена ливийским опытом.
По вопросу Ливии Россия поначалу также демонстрировала свое недовольство, однако затем все же предпочла воздержаться на голосовании в Совете безопасности по резолюции 1973 в марте 2011 года. Это решение, которое противоречило ее традиционной позицией и интересам, вызвало удивление. Тем не менее, объяснить его могут сразу несколько причин: стремление президента Медведева сыграть в открытость по отношению к западным странам, жестокость и угрозы со стороны полковника Каддафи и его сына Сейфа аль-Ислама в адрес населения Бенгази, гарантии насчет военного вмешательства со стороны Лиги арабских государств. В тот момент на саммите в Довилле Медведев заявил, что Каддафи должен уйти. Как бы то ни было, Россия не отказалась от попыток вести переговоры в поисках полюбовного соглашения. В июне она отправила в страну своего эмиссара Михаила Маргелова (председателя комитета Совета Федерации по международным делам), который должен был сыграть роль посредника, опираясь на контакты с ливийским лидером, а также представителями Африканского союза. Безжалостное убийство вождя и широкая интерпретация резолюции 1973 со стороны коалиции буквально поразили российские власти, которые почувствовали себя обманутыми и согласились признать (причем неохотно и с оговорками) Национальный переходный совет Ливийской Республики лишь 1 сентября 2011 года.
Результаты ливийской революции в сочетании с внутриполитическими факторами, изменили вектор ближневосточной политики России в антизападном направлении. Это и привело к тому, что Россия наложила вето на резолюцию ООН по Сирии, поскольку российское руководство опасалось, что она может быть использована в качестве повода для очередного военного вмешательства Запада на Ближнем Востоке.
Российское руководство не хочет допустить возникновения новой международной правовой нормы, допускающей иностранное вмешательство во внутренние конфликты – в особенности, когда речь идет о конфликтах, порожденных массовыми выступлениями против авторитарного правительства. Особое раздражение у российской стороны вызывает стремление Запада навязать свои ценности и формы правления за пределами Западного мира. Так ли это в 6 действительности, не имеет значения, поскольку российское руководство уверено, что дело обстоит именно так. Оно хорошо помнит о цветных революциях в Сербии, Украине и Грузии, в результате которых на смену дружественным режимам к власти пришли силы, которые в той или иной степени можно охарактеризовать как антироссийские.
Кремль обеспокоен тем, что новые успешные народные восстания на Ближнем Востоке могут создать пример для подражания – для ближнего зарубежья, а, возможно, и для самой России.
В принципе, это и не беспочвенно, так как события «арабской весны» вдохновили череду уличных выступлений по всему миру: начиная с беспорядков на улицах Лондона или выступлений оппозиции после выборов президента России в 2012 году и заканчивая движением «Occupy Wall-Street» и, возможно, даже событиями в Украине.
Это же ощущение порождает опасения, что свержение режима Асада приведет к возобновлению антиправительственных выступлений в Иране, вследствие чего волна региональной нестабильности приблизится к границам России.
Более того, тревогу у российского руководства также вызывают успехи, достигнутые исламистскими силами в регионе, в особенности – в Египте. Двойная опасность свержения народными массами местных авторитарных правителей и последующей победы исламистских партий на выборах порождает угрозу захвата исламистами части Центральной Азии. Такой сценарий развития событий, вероятно, привел бы к существенному росту миграционного потока из центрально-азиатского региона в Россию и к дальнейшей дестабилизации внутриполитической ситуации.
Сочетание страха перед нестабильностью у собственных границ с опасениями по поводу того, что массовые выступления на Ближнем Востоке станут примером для подражания за пределами ближневосточного региона, – вот дополнительный фактор, побуждающий российское руководство проводить политику поддержки авторитарных режимов.
Однако тон, в котором Арабскую весну обсуждали в России, действительно, кардинально отличался от западного. Российские эксперты — причем не только кремлевские подпевалы и наемные пропагандисты, но и ученые, и независимые аналитики из самых разных сфер, — с самого начала выражали глубокий скепсис. Пока на Западе почти все фокусировались на спасительной мощи выборов и на возможностях, которые открывает участие народа в управлении, в России говорили о том, что Арабская весна может привести к экономической разрухе, межрелигиозным конфликтам и политическому хаосу.
В целом Россия считает, что Запад недооценивает риск захвата власти исламистскими движениями, что может отразиться на ее собственной безопасности и безопасности западных стран. 27 сентября президент Путин заявил, что ответственность за нынешний кризис лежит именно на них, а также Саудовской Аравии и Катаре. Уход Асада и расформирование его режима не способны стать решением проблемы. Более того, страна может наоборот погрузиться во всеобщий хаос или даже развалиться на части. Она также может превратиться в тыловую базу для уже девствующих на ее территории радикальных исламистских течений и международного терроризма. Учитывая полную неразбериху в Ливии, которая стала жертвой противостояния разнообразных вооруженных отрядов, Россия упрекает западные государства в наивности и безответственности: в Москве не видят ни одного серьезного проекта на «завтрашний день».
Таким образом, российские власти стремятся быть прагматичными и хотят прийти к дипломатическому и организованному решению. Они полагают, что применение силы только способствует хаосу, как это уже показали примеры Ирака и Ливии. Россияне дают понять, что не считают необходимым сохранение у власти Башара Асада, и не скрывают, что их отношения с сирийским властями иногда складываются довольно непросто (об этом в частности говорит недавний арест имеющего хорошие связи в Москве левого оппозиционера Абделя Азиза аль-Хайра). Они осознают, что их поле для маневра и возможности повлиять на ситуацию ограничены. Тем не менее, в докладе «Валдая» отмечается, что ситуация зашла в тупик и что у режима больше нет достаточных сил, чтобы устранить оппозицию, которая в свою очередь, несмотря на существенную поддержку, неспособна взять в руки власть без прямого иностранного вмешательства.
Уход Башара Асада может стать частью дипломатического решения. Именно об этом говорил Михаил Богданов во время визита в Париж в середине сентября. В своем интервью Le Figaro он подчеркнул, что основой для такого решения могли бы послужить женевские соглашения, в которых прописаны принципы организации переходного механизма (в западных странах не согласны с подобной системой). Такая позиция не мешает России налаживать контакты с оппозицией, в том числе и «Братьями-мусульманами»[7]. Уверенность России в непрофессионализме этого движения и царящем в нем разброде вызывает у нее серьезные сомнения насчет его способности представить хоть сколько-нибудь заслуживающую доверие альтернативу существующему режиму. Эта позиция по Сирии утверждается тем отчетливее, что Россия убеждена (обоснованно или нет), что сирийский вопрос не является ключевым для США. В любом случае, все наводит на мысль, что на существенные изменения в ней ближайшее время рассчитывать не приходится. Сергей Лавров не случайно напоминал в Нью-Йорке о том, что основополагающие принципы ооновской хартии не дают права на смещение режима.
Такая жесткая позиция привела к значительному ухудшению отношений со странами Персидского залива (в первую очередь Саудовской Аравией и Катаром), несмотря на куда более сдержанные заявления по Бахрейну и Йемену. Серьезнейший инцидент в декабре 2011 года, когда российский посол в Дохе был избит в результате конфликта с сотрудниками аэропорта, вызвал самую резкую реакцию Москвы и отзыву послов. За ним последовало не менее существенное происшествие за кулисами заседания в Совете безопасности ООН: постоянный представитель России пригрозил премьер-министру Катара шейху Хамаду бин Джасему, что его страны «не будет» (позднее сам он всячески опровергал это заявление). В любом случае, это никак не помешало близким к власти СМИ провести информационную кампанию против эмирата, обвинив его в распространении радикального исламизма.
Если подвести итоги политики Москвы в регионе после начала арабской весны, получается, что её влияние пошло на спад, а текущее развитие событий идет вразрез с её интересами. Её опорные пункты рушатся один за другим. Позиция по Сирии была негативно воспринята в общественном мнении арабских стран и некоторых правительствах с исламистской окраской (в том числе и в неарабских государствах, например, Турции). Неизбежное крушение сирийского режима напрямую ударит по её интересам. Все более напряженные отношения с союзниками, Сирией и Ираном, говорят о слабости её влияния. Тем не менее, вполне возможно, что даже в этих условиях Россия продолжит придерживаться политики, которая не желает принимать глубинные преобразования в этой стратегической зоне, что и наглядно свидетельствует о ее неспособности адаптироваться к новой обстановке. Так что внешняя политика России на Ближнем Востоке, вероятно, требует некоторого обновления.