К ВОПРОСУ О ПРАВОПОНИМАНИИ В ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ

А. В. Корне

Интерпретация права и закона в трудах выда­ющихся русских юристов конца XIX - начала XX в. представляет собой богатую гамму различ­ных точек зрения на эти социальные феномены. Сущность права, его генезис, социальная цен­ность и его всемирное предназначение - разра­ботка этих и других вопросов общей теории права стали достоянием мировой юриспруденции.

МЕТОДОЛОГИЯ ПРАВОПОНИМАНИЯ - МНОГООБРАЗИЕ ПОДХОДОВ

Право, констатирует Н.И. Палиенко, относит­ся к наиболее сложным явлениям социального мира, и поэтому "общие законы общественной жизни действуют и в области права. Право, сле­довательно, не может быть понято вне связи с фактами и условиями действительной жизни' . При этом право не следует отождествлять ни с фактическими отношениями, ни с законами в на­учном смысле этого слова. Право является прави­лами, нормами, выражающими идею о должном порядке общественных связей. Однако не следует забывать, что действительная жизнь, фактичес­кие отношения во всем их разнообразии служат необходимыми предпосылками этих норм, поч­вой, на которой право развивается, черпает свое

содержание и к которой оно применяется . Уче­ный считает, что право не выходит за пределы за­кономерностей явлений. В этом смысле был прав Г. Еллинек, когда писал, что право ведет как бы двойную жизнь: оно сочетает сущее и должное. Право — не отвлеченная идея, но реальная обще­ственная сила, проявления которой люди чувст­вуют в процессе общения. Эти обстоятельства позволили, в свою очередь, Б.Н. Чичерину ут­верждать, что "как факт, право есть явление об­щественной жизни .

Отстаивая самостоятельное значение права среди других социальных норм, Б.Н. Чичерин ви­дел "ошибку JI.Толстого" в том, что писатель

не признавал ничего кроме нравственности. Точно так же заблуждался B.C. Соловьев относительно подчиненного положения права по отношению к нравственности.

Б.А. Кистяковский, в свою очередь, утверж­дал, что "изучение права как социального явле­ния нужно не только для осуществления теорети­ческой цели - достичь наиболее полного знания права. Оно является насущной потребностью для того, чтобы право не расходилось со справедли­востью и чтобы само право было справедли­вым". С точки зрения П.М. Новгородцева, силы, движущие право, скрываются внутри, действуют медленно и нигде не выступают явственно. Но при этом "право образуется, если и закономерно, то через людей и при посредстве их воли".

Приведенный обзор точек зрения дореволюци­онных русских юристов показывает, что изучение права и всего того, что с ним связано, дает различ­ные сведения. Эти сведения, пишет Б.А. Кистяков­ский, согласно правилам формальной логики можно сводить в определения, т.е. образовывать из них понятия. Последние выражают в концент­рированном виде то, что мы знаем о предмете. Другой функции они не имеют. "Поэтому научно правомерно не одно, а несколько понятий права" . Сам Кистяковский, причисляя себя к нео­кантианскому направлению в философии, счи­тал, что поиски устойчивого представления о праве могут увенчаться успехом, если обратиться к философии.

Н.И. Палиенко исходил из того, что право можно определить, как совокупность своеобраз­ных положительных и объективных норм или правил должного, вырабатываемых в общест­венном союзе и имеющих характер властных внешних приказов, направленных на регулиро­вание человеческих отношений . По отношению к людям право выступает как бы в двух ипостасях:

во-первых, служит авторитетным мерилом взаи­моотношений лиц, уполномочивающим и обязы­вающим их к известному поведению; во-вторых, для субъектов права характерно сознание его властности, внешней авторитетности и принуди­тельности.

Таким образом, Н.И. Палиенко к отличитель­ным признакам правовой нормы относил ее стро­гую внешнюю императивность . Иначе говоря, норма права диктует свою волю, требует подчи­нения ей независимо от убеждений и внутреннего авторитета совести. Помимо чисто внешнего при­нуждения право "воздействует и на духовную сто­рону людей, но уже не как приказы, не в силу со­знания людьми их подчиненности другой воле, а как мысль, идея, проникшая в сознание людей и ставшая психическим фактором их жизни".

Е.Н. Трубецкой трактовал право прежде всего как правила поведения. Поэтому право в его по­нимании представляет собой совокупность норм, с одной стороны, предоставляющих, а с другой стороны, ограничивающих внешнюю свободу лиц в их взаимных отношениях. Праву имманентно присущи два элемента: личный и общественный, следовательно, право есть: 1) объективный поря­док, регулирующий отношения людей в общест­ве, 2) субъективный порядок, заключающий в се­бе индивидуальные права, признаваемые и предо­ставляемые юридическими нормами .

А.С. Ященко видел в праве совокупность дейст­вующих в обществе, психически переживаемых людьми и нашедших свое выражение в объектив­ных социальных формах норм, которые устанавли­вают путем охраны или разграничения принуди­тельное равновесие между интересами внешней

свободы лица и интересами общественного блага.

Довольно часто дореволюционные теорети­ки выражали категорию права через категорию свободы. Так, ошибка Ж.Ж. Руссо, по мнению Б.Н. Чичерина, состояла в том, что он свободу гражданскую смешивал с естественной. Между тем истинная человеческая свобода не есть сво­бода животного, находящегося на воле, это сво­бода гражданская, которая подчинена общему за­кону. В силу этого она становится правом, поэто­му "право есть явление свободы, а свобода в юридической области есть начало совершенно положительное. Ибо из нее вытекает и собствен­ность, и обязательства". Причем свобода, как и право, имеют своим основанием Человека, который по природе своей, в интерпретации Б.Н. Чи­черина есть метафизическое существо, метафи­зические начала руководят его действиями, они входят как основной элемент во все обществен­ные отношения. Исходя из этого, он заключает, что "духовная природа личности... состоит в свобо­де; общественное начало, как ограничение свобо­ды, выражается в законе, поэтому основной вопрос заключается в отношении закона и свободы" . Продолжая свою мысль, ученый утверждает, что право есть идеальное требование во имя идеаль­ного принципа. Лишь в силу метафизической сво­ей сущности, человек признается свободным, только в силу своей сверхчувственной природы он имеет права и требует к себе уважения. Из это­го вытекает юридическое равенство людей, кото­рые равны между собою единственно в отноше­нии своей метафизической сущности; во всем ос­тальном они не равны.

Источник права, как и нравственности, лежит в свободе, но свобода имеет несколько другую сущность. Это свобода внешняя, которая состоит в независимости лица от чужой воли во внешних действиях. "Отсюда, - пишет Чичерин, - рожда­ется потребность взаимного ограничения свобо­ды; необходимо установление общего закона, оп­ределяющего область каждого лица. Право есть совместное существование свободы под общим законом" . Только свобода, подчиняющаяся за­кону, может установить прочный правопорядок. Критикуя Р. Иеринга, Чичерин отмечает, что он менее, чем кто-либо, склонен считать право вы­ражением интереса. Напротив, он видит в нем осуществление вечных начал правды: "... Основ­ное же начало права есть правда, или справедли­вость, которая в приложении к общественным со­юзам, состоит в равномерном распределении как общественных тягостей, так и выгод..."

Достаточно распространенным в дореволюци­онной юриспруденции было мнение о том, что в праве присутствует принудительное начало. Но одни ученые полагали, что оно составляет сущ­ность права, и тем отличается от других регулято­ров. Другие же, и их было, пожалуй, большинст­во, считали, что принуждение всего лишь одно из черт права, но не его суть. И тем не менее при­нуждение является таким признаком права, "ко­торый не подлежит сомнению" .

Н.И. Палиенко писал, что принудительность права видится только в формальном значении, а не в принудительных средствах, служащих защи­той нормы. По мысли В.М. Гессена, всякий импе­ратив, диктуемый силой, имеет гипотетический характер. Ему подчиняются не потому, что обяза­ны, а потому, что вынуждены повиноваться. Им­перативы права имеют категорический характер. Повинуясь нормам права, мы повинуемся не "за страх", а "за совесть", не потому, что мы вынуж­дены, а потому что мы обязаны им повиноваться. Право и нравственность - ветви одного ствола, корень того и другого - этническое сознание дол­га. "Категоричность императивов права, - пишет В.М. Гессен, - сознается не всеми. Карательные санкции его норм существуют для тех, кто пови­нуется праву как силе. Для тех, кто повинуется

праву как праву, никакая угроза не нужна" .

П.И. Новгородцев обращал внимание на то, что ни мораль, ни право не существуют в "чистом виде", и если бы мы стали настаивать на безус­ловно принудительном характере права, то тот­час же убедились в невозможности провести этот признак до конца. "Мы нашли бы, - пишет он, - что одно принуждение не может служить доста­точной опорой права и что в некоторых случаях оно совершенно отсутствует, не отнимая, однако, у права свойственного ему значения, и именно по­тому, что в действительности право существует лишь в союзе с другими силами жизни" . Право свои высшие руководящие начала заимствует от нравственности. Следовательно, считает Новго­родцев, юридические законы могут исполняться не только в силу внешних соображений, но и на основании нравственных мотивов.

С.А. Муромцев подчеркивал, что юридичес­кие нормы подкрепляются авторитетом власти. В то же время "эта сила ее, будучи всегда более или менее значительна, никогда не бывает абсолют­на. Она действует рядом и совместно с другими силами, которые также оказывают влияние на образование правового порядка и могут расхо­диться с нею в своем направлении"¹⁹. По словам проф. П.Г. Виноградова, право не может быть оторвано от морали, поскольку оно содержит в качестве одного из своих элементов понятие пра­вильности, которому соответствует моральное начало - справедливость. Поэтому "в каждой си­стеме права должно существовать известное рав­новесие между справедливостью и силой. А из этого следует, что определение права не может быть основано исключительно на понятии государственного принуждения" .

Уточняя понимание сущности принуждения, В.М. Гессен отмечает, что в области явлений физического мира сила, безусловно, господствует, но она бессильна и ничтожна в социальной дейст­вительности, т.е. в ней нет ничего кроме психиче­ских переживаний индивида. Действия человека управляются императивами его духа, и из всех стимулов человеческого поведения самое могу­щественное - этическое сознание долга. Именно в борьбе с убеждениями человека, с этой несокру­шимой силой бессилия — внешнему принуждению никогда не принадлежит последнее слово. Сле­довательно, "превращая факт в право, время не­редко легитимирует силу; сила как таковая, не может определять длительных социальных от­ношений.

B.C. Соловьев понимал право, как принуди­тельное требование реализации определенного минимума добра или порядка, не допускающего известных проявлений зла. Принудительное на­чало привносится в право идеей общего блага или общественного интереса. В итоге "право есть ис­торически подвижное определение необходимого принудительного равновесия двух нравственных интересов - личной свободы и общего блага" . Закон, по существу своему, подчеркивает фило­соф, есть общепризнанное и безличное равнове­сие между частной свободой и благом целого. B.C. Соловьев разделял позиции многих россий­ских правоведов относительно того, что в основе всех правовых отношений лежит свобода. Одна­ко не она составляет ключевой принцип права, поскольку право определяется справедливостью, т.е. нравственным началом. Конечно, признает Соловьев, понятие справедливости изменчиво, но неизменным остается принцип, согласно которо­му нравственность составляет внутреннюю обус­ловленность права. Если предположить, что за­коны выражают высшую правду и исходят от Бо­жественного совершенства, то подчинение им есть высшая добродетель. Следовательно, ко всем правовым предписаниям следует предъяв­лять требования, соответствующие этой правде. Данное положение есть не что иное как воспроиз­ведение концепции различения права и закона, известной юридической мысли с древних времен.

Б.П. Вышеславцев разделял эту точку зрения. В частности, отстаивая автономию личности, ко­торая приобретает у него некоторое самодовлею­щее начало, он писал, что по идее "закон должен предстать на суд самости, ибо самость выше зако­на. И, только если я сам признаю закон и склоня­юсь перед ним, только тогда закон начинает дей­ствовать для меня и налагать обязанности" . "Самость", по утверждению Б.П. Вышеславцева, всегда выступает в двух аспектах нераздельно и неслиянно существующих: "Я сам", и "Мы все". Нельзя сказать, чтобы это мнение разделялось всеми. Б.Н. Чичерин, выступая против подобных воззрений, пришел к выводу, что "если бы всякий стал исполнять только те законы, которые он считает хорошими, то было бы полное господст­во анархии".

Право объективируется в нормативно-правовых актах, среди которых главенствующее место занимает закон. В.М. Гессен определял закон как норму, исходящую от верховной законодатель­ной власти, "совершенно независимо от ее содер­жания и характера" .

Стремясь отстоять прерогативы высшего за­конодательного органа, большинство российских правоведов, особенно либеральной ориентации, отрицали господствовавшее в германской науке государственного права деление признаков зако­на на формальные (т.е. исходящий от высших ор­ганов государственной власти), и материальные (его содержанием являются нормы права), так как это расширяло бы компетенцию правитель­ства в сфере нормотворчества. Обеспокоенность тем, чтобы закон не "расходился с жизнью", при­водила юристов к своеобразным взглядам на за­конотворческий процесс. А.С. Алексеев, напри­мер, полагал, что в обществе живут юридические идеи, но в нем нет готовых формул. Однако зако­нодатель в своей лаборатории применяет к ним правила юридической техники и конструирует логическую систему правовых предписаний (оп­ределений). "Эти определения становятся живы­ми законами лишь постольку, поскольку в них живы принципы и требования, подсказанные за­конодателю тем правовым сознанием, органом которого он является. И мы называем правовым государством лишь то, в котором законодатель является действительно таким органом".

ОСНОВНЫЕ ПРАВОВЫЕ ТЕОРИИ

Правопонимание в дореволюционной юриди­ческой науке представлено различными теория­ми и школами. Среди них в России доминировали следующие школы права:

1) Государственно-организационная (государ­ственно-повелительная) теория, которая понима­ла под правом то, что государство "приказывало" считать таковым. Современная российская доктри­на именует такой подход нормативным. Наиболее ярким ее представителем был Г.Ф. Шершеневич.

2) Психологическая школа права (Л.И. Петражицкий и др.) трактовала право как совокупность императивно-атрибутивных душевных пережива­ний, которые путем психического взаимодействия членов какой-либо группы приобретают общее значение и объективируются в правовых нормах.

3) Социологическая теория (С.А. Муромцев, Б.А. Кистяковский) рассматривала право как со­вокупность осуществляющихся в жизни право­вых отношений, в которых вырабатываются и выкристаллизовываются правовые нормы.

4) Нормативная школа, или нормативизм в праве, был наиболее широко представлен в доре­волюционной юриспруденции. При этом разли­чались нормативизм этический (П.И. Новгород­цев), логический (И.А. Ильин) и юридический (Н.И. Палиенко). Б.А. Кистяковский полагал, что нормы: а) устанавливают или ограничивают свободу (школа естественного права, немецкий философский идеализм); б) защищают интерес (Р. Иеринг); в) создают компромисс между раз­личными группами (А. Меркель). Сам Кистяков­ский придерживался третьего варианта.

По мнению П.И. Новгородцева, право должно быть понято не только как факт социальной жиз­ни, то также как "норма и принцип личности". Именно так изучала его "старая философия пра­ва". "Новая" же философия (Л.И. Петражицкий) пытается освободить себя от гипноза со стороны положительного закона и практического оборота. Пока мы находимся в пределах психологических наблюдений, мы не выходим из области существу­ющего. А чтобы быть регулятором, право должно переходить к этике, к учению о должном, и "толь­ко здесь совершается необходимое завершение по­нимания права как нормативного требования"²⁷.

Другой крупный представитель нормативной школы И.А. Ильин определял норму права как "суждение, устанавливающее известный порядок как должный... Его суть - выраженное в словах

правило лучшего" . Прав был Б.А. Кистяков­ский, когда писал, что нельзя создать единого на­учного понятия права, ибо таких понятий несколь­ко, поэтому невозможно отказаться от стремле­ния иметь общую теорию права.

Каждая из названных школ, опровергая оппо­нентов, прибегала к различным аргументам дока­зательства своей правоты. Но как бы парадоксально это ни выглядело, многие юристы призна­вали, что право в основе своей едино, хотя оно одновременно является и государственно-органи­зационным, и социологическим, и психологичес­ким, и нормативным явлением. По поводу того, что считать правом, юристы спорят много, но, как подчеркивал Б.А. Кистяковский, "ни один юрист не станет отрицать того, что право или со­стоит из норм, или по крайней мере получает од­но из своих выражений в нормах".

По вопросу о соотношении субъективного и объективного права среди ученых не было едино­душия. Право, с позиции Б.А. Кистяковского, есть нечто безусловно рациональное: подобно понятиям оно создается разумом, без которого нормы не могли быть ни осознаны, ни сформули­рованы. В то время как объективное право - есть совокупность рациональных продуктов духовной деятельности человека, субъективное право - со­вокупность жизненных фактов, имеющих право­вое значение. Каждый такой факт в своей индиви­дуальности, своеобразии есть, безусловно, явление иррациональное. Первым, по мнению Кистяков­ского, на это обратил внимание Гегель, условно назвав это явление "элементом случайности в праве". Социологическая школа, к которой отно­сил себя Б.А. Кистяковский, пожалуй, одна при­знавала наличие рационального и иррациональ­ного в праве и настаивала на индивидуализации процесса применения права. Но многие юристы, в отличие от Б.А. Кистяковского, полагали, что субъективное право вытекает из объективного и не имеет самостоятельного значения. Хотя оно, как писал Н.И. Палиенко, обладает историчес­ким приоритетом, поскольку правообразование шло от конкретных отношений к их абстрактно­му выражению в объективных нормах. Но тем не менее субъективное право носит производ­ный характер. Взаимоотношение субъективно­го и объективного права Б.Н. Чичерин выражал через призму общего понятия права: "Субъек­тивное право определяется как нравственная возможность, или иначе как законная свобода что-либо делать или требовать. Объективное право есть самый закон, определяющий эту сво­боду. Соединение обоих смыслов дает нам об­щее определение: право есть свобода, определенная законом" .

СООТНОШЕНИЕ ЕСТЕСТВЕННОГО И ПОЗИТИВНОГО ПРАВА

Либеральные теоретики в предреволюцион­ной России делили право на естественное и поло­жительное (позитивное). Но своеобразие их по­зиции заключалось в том, что они не возводили "китайской стены" между ними в отличие от неко­торых современных авторов, которых называют позитивное правопонимание не иначе как "тотали­тарным"³¹. Правда, Н.И. Палиенко, Б.Н. Чичерин и некоторые другие видные юристы признавали только положительное право, а естественному отводили роль идейной оценки существующего законодательства.

Вместе с тем необходимо иметь в виду следую­щее. А.С. Ященко соглашался в Вл. Соловьевым, который считал естественным или рациональ­ным правом общий разум и видел в этом смысл всякого права. Однако, по его мнению, теория ес­тественного права есть философия действитель­ного права, излагающего его принципы, постига­емые разумом. Таким образом, критика естественно-правовой теории в смысле философского рассмотрения положительного права остается в его пределах и не покидает его почвы. Если же возникает конфликт существующего права с тем, что нашло отражение в умах и сердцах людей, с их пониманием справедливости, то это "указание на то, что данная норма права не осуществляет

общей идеи положительного права" .

Право естественное и право положительное всего лишь две различные точки зрения на один и тот же объект — действительное право. Нет "двух прав", утверждал А.С. Ященко, а есть одно, еди­ное право. Можно различать положительное пра­во в узком смысле слова (как совокупность исто­рически действующих юридических норм) и есте­ственное право (как общую идею, как основной смысл всех действующих правовых предписаний). Но и эта основная идея принадлежит к сфере по­ложительного права, а не права вымышленного, "она, так сказать, естественно положительна". При этом ученый предостерегал, во-первых, от смешения положительного права с позитивной философией, отрицающей метафизику, а, во-вторых, против знака равенства между положитель­ным правом в узком смысле слова и правом, исхо­дящим от государственной власти.

В развитие этой темы И.А. Покровский от­мечал, что если всякое позитивное право есть некоторая социальная воля, то, с другой стороны, оно есть не просто воля, а воля к разумному и справедливому. Не нужно отделять право пози­тивное от естественного, «напротив, одно дано вместе с другим, дано со всей психологической неизбежностью: право положительное непре­менно хочет быть разумным правом, а "право ра­зума" стремится стать положительным» . По мнению П.Г. Виноградова, "существенно важные нормы имеют за собой двойное оправдание: они одновременно являются и приказаниями закона и положениями разума".

Даже П.И. Новгородцев признавал, что нор­мативное рассмотрение всегда было скрытым предположением естественно-правовой школы. Когда последняя говорила о первобытном догово­ре и естественных правах человека, она понимала под ними прежде всего нормы долженствующего, а не существующие законы . Н.Н. Алексеев так­же считал, что теория естественного права уязви­ма с научной точки зрения, но все-таки можно без преувеличения сказать, что жизнь современного демократического государства есть реализованная теория естественного права .

Представленный аналитический обзор русской дореволюционной общетеоретической правовой мысли является поучительным прежде всего как свидетельство творчески-самобытных начал рос­сийской юриспруденции в общем контексте миро­вой философии права.

Поиск по сайту: