Часы, которые стоят, все-таки дважды в сутки показывают верное время. Часы, которые спешат, — никогда.
К. Прутков-инженер, мысль №151
Много будет всего в многотрудной жизни В. Л. Долгопола, сначала оператора, затем исследователя ГУ БХС, но сыскной дебют агента 7012 останется в его памяти до конца дней. Даже не весь дебют, а первая проба. Разминка, по определению комиссара.
Конечно, наивно было полагать, что первая встреченная ими женщина — да и не на площади, только на подходе к ней — окажется искомым НООСом. Но получилось так, что она остановилась возле них переменить руку, отягощенную полной хозяйственной сумкой. Мегре тотчас сделал стойку, уставился на нее с томным вопросом в глазах. Остановился и Вася.
— Что, пройти не знаете как? — не поняла женщина; она была рослая, выразительно сложенная, дет под сорок. — Куда вам надо?
— Не предложите ли вы нам билетик, уважаемая? — осведомился комиссар.
— Билетик? Какой?.. Ах, билетик! На вечерний сеанс? — в глазах у женщины что-то заискрилось. Вася на всякий случай отступил на шаг.
— Можно и на ночной, — добродушно кивнул комиссар.
— Ах, даже и на ночной!.. — Женщина подняла правую руку, затекшую от сумки, развернулась и хлобыстнула его так, что треск пошел, зашумела в полный голос: — Вот тебе и на вечер, и на ночь, и на завтрашний день, паразита кусок! Мало вам площади — на улице уже проходу не дают! И куда это, интересно, милиция смотрит?!. — Вдруг лицо ее выразило ужас, голос изменился: — Ой, что это?! Ой мамочки…— и дальше был просто панический визг.
Дама подхватила сумку и несолидно придерживая тесную юбку, помчалась в глубину улицы. И издали долго доносилось: “Ой мамочка! Ой лышенько!..”
Вася взглянул на Мегре — и сам едва не пустился наутек. Лицо комиссара колыхалось: выгибалось влево своей серединой, искажая все черты, затем деформация спадала, лицо выравнивалось… и начинало выпячиваться в противоположную сторону.
— Порфирий Петрович, что с вами? Может быть, врача?..
— Нет, нет…— Голос у комиссара был неровный, шаткий. — Это релаксация. Сейчас пройдет… Как это у вас говорят, Василий Лукович: первый блин комом?
Через минуту он пришел в норму. Но для Долгопола, который заслонял комиссара собой от взглядов прохожих, это была долгая минута.
На площади дело пошло бойчее — но, увы, комом, на грани скандала, глотали они и последующие “блины”.
— Мужчина, имею лишний билетик. Не желаете ли?
— Спасибо, я уже… заимел.
— Что ж ты так смотришь, козел старый! — И красотка удалялась недовольной походкой.
Аналогично получалось и с теми, кто напрямую предлагал “удовольствие”. Больше часа они блуждали в сумерках по широким тротуарам, заглядывали в вестибюли гостиниц “Кассиопея”, “Булчуг”, “Туманность Андромеды” и других, где табунились девочки, посидели за стойками баров “Космос”, “Спутник” и “Эх, отдохну!”, в кафе “Галактика”— и безрезультатно.
До Васи не сразу дошло, что комиссар в силу своей галактической неиспорченности, в сущности, не понимает первоначальный, основной смысл “пароля” и “отзыва”. Он, как умел, стесняясь и краснея, объяснил суть дела пожилому человеку. Порфирий Петрович простодушно смеялся, утирал выступившие слезы: ну, подкузьмил нас… а еще более, вероятно, себя — НООС, лучший сыщик Суперграндии!.. Попутно Долгопол, спасая репутацию родного города, объяснил наличие здесь предлагающих “билетик” или “удовольствие” историей с пропажей “девичьих сутей”: потерпевшие-де в ней ныне и оказались жертвами, так сказать, общественного, даже, точнее, космического темперамента.
— Это все ваши белковые тела, — сделал неожиданный вывод Порфирий Петрович, — легкораздражаемые, возбудимые источники “удовольствий” и “неудовольствий”. Но так ли, иначе — другой возможности выйти на связь с НООСом у нас нет. Продолжаем поиск. Итак, внимание!..
Они как раз проходили мимо бара “Дельта”, в просторечии именуемого кимерсвильцами “бордель”. Женщин в него впускали только в сопровождении мужчин, и их немало слонялось поблизости, охотниц приятно провести время. Внимание комиссара привлекла смуглокожая, с выпяченными яркими губами мулатка в обтягивавшем бюст свитере и короткой кожаной юбке; он устремил на нее добродушно-поощряющий взгляд. Та заметила, оценила, блеснула глазами в припухлых веках, приблизилась танцующей походкой.
— О, какой мужчина! — сказала она гортанно и пылко. — Хотите иметь билетик, м-м? Можем получить удовольствие. А, шалунишка? — и она похлопала комиссара по животу.
— Спасибо, я уже получил.
— Ах… ну, если ты уже получил, — мулатка также прогнусавила это слово, — так лечись, приятель. Шляешься здесь, глазками играешь… Может быть, ты, цыпленочек? — обратилась она к Васе. — Надеюсь, ты еще ничего не заполучил?
Долгопол с запылавшим лицом молча прошел мимо. Мало того, что у него в себе осталась невеста Люба, с которой он ничего такого себе еще не позволил, — так ему, блюстителю порядка, подобные предложения! “Ну и парочка!”— бросила им вслед дама.
— А не кажется ли вам, уважаемый Василий Лукович, — не без ехидства молвил комиссар, — что данная особа ни по виду своему, ни по возрасту не может быть отнесена к тем злосчастным практиканткам? М-м, шалунишка?
Вася промолчал. “Да, конечно же, и из иных мест поналетали промышлять, — подумал он. — Может, и с других планет в обменных телах… поди уследи!” Ему уже наскучил этот странный поиск.
…и все получилось так не потому, что НООС был глуп. Напротив, он был умен, опытен, изощренно-коварен, умел рассчитывать на много ходов вперед, был последователен и неумолим. Недаром его имя наводило страх не только на рядовых жителей Суперграндии — на тех все наводило страх, но и на приближенных Могучего Шефа.
Все было логично: первый раз он появился на Земле, растленной планете, в облике мужчины; конспирация требовала теперь противоположного — появления в облике женщины. Правда, это нарушение статьи 5 Галактического кодекса пси-транспортировки, запрещающего менять пол, но кто же в таком случае придерживается статей и кодексов!
Казначейство Суперграндии, ведомство обычно прижимистое, для такого случая не поскупилось, абонировало в качестве обменного тела прелестную плоть стереокинозвезды Лили Жаме; это тоже было логично. Сама Лили, сотворившая себе популярность на ролях девушек из народа, находилась в районе Плеяд на съемках галактического пси-детектива “Опята смерти”.
Пароль и .отзыв для контакта с агентом 7012 ГУ БХС также были выбраны строго по науке сыска, по тому именно положению ее, что фразы должны быть типичными в среде поиска, желательно с интимным оттенком. В первый свой визит и НООС, и Могучий Шеф (двое великолепных мужчин) “парольную” фразу слышали в Кимёрсвиле не раз — и именно с таким оттенком. Когда же на прощальном банкете Начальник Охраны стал выяснять, о каком именно из здешних удовольствий (их так много на Земле!) шла в ней речь, высокопоставленные земляне замялись, начали переглядываться. Наконец сосед слева, будучи сильно навеселе, хлопнул его по плечу:
— Слушай, дружище, если они к тебе будут приставать, отвечай: “Спасибо, я уже получил”, — он прогнусавил эти слова, — и они мигом отвяжутся!
И земляне за столом предались занятию, на благословенной Суперграндии неизвестному: начали раскрывать, растягивать горизонтально свои пищевые отверстия и издавать ими звуки “Хе-хе!”, “Хи-хи!” и даже “Ха-ха!”.
Поскольку НООС выбрал амплуа женщины, ясно, какие слова он взял паролем.
…Да и откуда, действительно, было знать инопланетянину, что он своим выбором вышел на нечто, что и в разнообразнейшем бурлящем мире Земли стоит над нациями, языками, нравами, оттенками кожи, возрастами, даже общественными формациями и философиями, что было здесь всегда и да пребудет во веки веков. Правильно, фраза должна быть типичной. Но если бы НООС знал, насколько типичного дела касается эта, он наверняка поискал бы что-то еще.
Он не мог этого знать, ибо на его планете, благословенной Суперграндии, пол, половые признаки, половая жизнь были — в силу предосудительности — извечно и повсеместно замалчиваемы. Настолько, что суперграндцы, как правило, не знали своего пола, а те, что догадывались, имели благоразумие этого не объявлять. С осознания своего пола начинается осознание социальных различий, с осознания различий — свободомыслие, а с него смута. Помимо того, половая энергия есть общественное достояние, которое лучше использовать в сублимированном виде.
Правда, на закате трудовой деятельности каждый ни в чем не провинившийся суперграндец имел право взять себе жену; если он к тому же отличался усердием и преданностью, то жена могла быть молодой и способной к продолжению рода. Такую пару ожидала высокая честь: в сопровождении эскорта мотоциклистов доставлялась ампула со сперматозоидом Могучего Шефа-и совершалось искусственное оплодотворение им жены в присутствии экстатически ликующего супруга. (От этого и происходило “кукареку” в официальном славословии МПШ—XXIII). — Подобными актами половая жизнь на Суперграндии практически исчерпывалась. Сам НООС в силу заслуг и положения мог завести жену, не дожидаясь пенсионного возраста, и не одну, и даже сам их осчастливливать… Но, требуя высокой морали от других, он не позволял и себе ничего лишнего и в строгости-поведения не уступил бы никакой засушенной старой деве, любящей только кошек.
(Проницательный читатель легко заметит несообразность: если на Суперграндии даже пол фактически находился под запретом, то о каких других, более тонких проявлениях личностей ее жителей — об их индивидуальностях! — может идти речь? А тем самым и' о каком пси-дифференцировании личностей, их обмене, транспортировке?
И он будет прав, наш читател”-проницатель. Истинные, намерения лидера планеты и его главного помощника НООСа были далеки от облагодетельствования подданных связью с иными мирами. Главным официальным отличием для суперграндца было не.отличие одного от другого, а того от третьего и т. д., а отличие их всех от всех не их, тик-так-тик-так, ура, кукареку! Иномиряне в суперграндских телах только явили бы населению ненужный соблазн и смятение умов, об этом и речи быть не могло. Да и понимали властители, что каждый суперграндец совершил бы пси-перелет только один раз.
Подлинные намерения были другие. Ну, во-первых, практическое бессмертие для МПШ и избранных им лиц путем перехода по мере старения во все новые молодые тела. Затем — ускоренная пси-обработка не совсем еще стандартных личностей, которая в машине будет делаться куда быстрее, с электронной скоростью, и надежнее, чем вручную. Для подручных НООСа смена тел и обликов неограниченно расширяла возможности слежки, провокаций, разоблачения заговоров… Словом, виды были обширные.
И вот — пошли по шерсть, а вернулись стрижеными!)
Все было продумано, все было логично. НООС инкогнито записался в кассеты, их доставили на Землю. Здесь после всучивания он принял облик блондинки Лили (крутая грудь, прямая спина с высокой талией, подтянутый живот, стройные ноги с тугими бедрами, чуть полноватые руки и плечи, округлое простоватое лицо со вздернутым носом и лучисто-синими глазами, роскошные кудри) — и прямо из кабины VII класса двинулся в кремовом вечернем платье на задание.
На Привокзальной площади первым ей попался на глаза рослый молодой мужчина, который медленно прогуливался около гостиниц и явно кого-то высматривал. Лили подошла, мелодичным голосом произнесла “пароль”. Мужчина — это был приехавший в Кимерсвиль на соревнования баскетболист — остолбенел от неожиданной удачи, потом сказал:
— Ага. Желаю. Пошли!
Отказаться значило раскрыть себя, ничего не сделав. Жизнь НООСа не была бедна сильными ощущениями, но ничего, подобного переживаниям этой ночи, с ним не случалось. Спортсмен выпустил его-ее из своего номера только утром. Исходя из норм жизни своей планеты НООС воспринял этот факт как прискорбное исключение; следующий контакт, даже если он окажется ошибочным, несомненно будет более пристойным.
Увы, выяснилось, что первый мужчина не был исключением. Все другие клевали на “пароль” Лили (точнее, на нее саму) столь же молниеносно. Даже когда она, чтобы отвязаться, назначала немалую плату и требовала деньги вперед, многих и это не устрашало. Но отзыв: “Спасибо, я уже получил!”— не прогнусил ни один.
Выяснился и другой озадачивающий факт: на этой разнузданной планете, оказывается, много языков! На каком же именно Лили следует произносить пароль в международном пси-порту и на каком она услышит отзыв?!
Но никакие трудности не могли остановить НООСа на пути исполнения государственного долга, тик-так, тик-так, ура, кукареку! Он быстро освоил языки в нужных пределах:
— L`homme, voule-vous avoir une plaisir?
— The Man, will have a pleasure?
— Der Mann, wollen Sie das Behagen haben?
…и так далее, вплоть до суахили.
К сожалению, это не помогло. Языки были разными, различны были внешности, одежды, даже оттенки кожи мужчин, но реакция оставалась той же:
— Oui, je voule!
— Yes, I`will!
— O, ja, ich will!
…и все в том же духе опять-таки, вплоть до суахили. С суахили ей особенно не везло.
“Ну, что за планета, — огорчалась Лили после очередной ошибки, — невозможно работать! Неужели им неизвестно, что половая энергия, будучи сублимирована и обобщена, дает такие взлеты коллективного энтузиазма, восторженной безмерной преданности, усердия, ярости масс. А они… м-м-м!.. Ооо!.. Ыаххх!..”
Очень скоро Лили благодаря внешности и знанию языков приобрела репутацию красотки класса люкс и тем исключилась из круга предлагающих себя на Привокзальной площади. Образовалась постоянная клиентура, которую она принимала в роскошном номере гостиницы “Кассиопея”; кроме баскетбольной команды, в нее входили коммерсанты с черного рынка сутей, иные сомнительные, но денежные личности. Помимо того, главный опекун красотки Жорж-Базиль Крещендо — кучерявый, весь волосатый, с блестящими глазами и перебитым носом — время от времени приводил к ней солидных интуристов, коих требовалось “вышибить из монет”. Начальник Охраны и Общепланетного Сыска благословенной Суперграндии познал сам и помог познать клиентам немало удовольствий.
Нельзя сказать, чтобы он не испытывал мучительной раздвоенности. Испытывал. С одной стороны, оказался в двусмысленном положении среди сомнительных, даже преступных субъектов — и субъекты эти не только не трепетали, не ждали от него скорой расправы, но даже обладали им-ей, утверждали себя. А с другой… о, с другой!
Тело тоже личность, особенно женское тело. И напрасно НООС пренебрег запретом галактического кодекса: сейчас его первичная личность боролась с новой индивидуальностью — индивидуальностью больших тугих грудей, красивых бедер, плавной линии плеч и выгиба спины, индивидуальностью лучисто-томного взгляда и медленно опускаемых ресниц. И когда кто-то из поклонников восхищался задыхающимся голосом: “О, какая кожа, какие плечи! А грудь!..”— то НООС испытывал то же чувство законной гордости, как и прежде, когда получал похвалы и награды от Могучего Шефа за поддержание порядка в Суперграндии.
Когда побеждало чувство долга, он ускользал от опекуна и поклонников на площадь, проверял “паролем” незнакомцев. Но и при этом как-то само собой выходило, что ноги несли Лили к незнакомцам цветущего возраста и здоровья, рослым, ражим; именно такие казались ей возможными агентами 7012. Результат, увы, был обычный; да потом еще Жора Крещендо устраивал сцены, кричал:
“Мало тебе? Ну что ты за …?!”— и даже таскал Лили за волосы.
(А может, это было не “увы”, и не только чувство долга влекло НООСа к подобным контактам? Себе-то он не мог не признаться, что новое состояние и новые переживания на Земле наполнили его жизнь куда больше, чем она была наполнена на Суперграндии, при всей власти там, славе и трепете окружающих. И дело было не только в теле — в нравственном отношении НООС, как и все другие приближенные МПШ—XXIII, тик-так, тик-так, ура, кукареку, был, не мог не быть проституткой. И там он вступал в сомнительные связи, заключал скверные сделки, лгал словом, видом и делом, выражал — ну, только что не телесно — горячую любовь к тем, кого на самом деле презирал и ненавидел. Но там, при дворе Могучего Шефа, достижение цели: власти, наград, казни соперников — всегда было отделено от усилий немалым сроком, затуманено страхом и неопределенностью: то ли выйдет, то ли нет. А здесь… о, здесь все очень быстро завершалось действиями, сладостный результат заключался в них самих. В действиях этих Лили все больше понимала толк.)
Но когда девица Изабелла Нетель, наперсница и служанка, взятая с площади, со смешком рассказала, что около злачных мест слоняется какой-то пожилой придурок в сопровождении парня, только что не облизывается, глядя на девиц, а когда те ему предлагают, гнусавит: “Спасибо я уже заимел!” или “Спасибо, я уже получил!”— НООС почувствовал холод внутри. Не от чувства долга и ответственности, а от простой вины и страха. Он вспомнил, что находится на чужой планете, в чужом теле (кое по миновании срока аренды придется вернуть), прибыл по заданию государственной важности… а чего достиг? Ведь, в сущности, промежуточным, второстепенным делом был выход на связь с агентом Галактического управления БХС, главной же целью остается поиск Характера МПШ. И как-то так получилось, что второстепенная цель увлекла, обросла подробностями, заслонила главную. Разнежился! Галактический агент вникнет, поймет — и вернет его как несправившегося на Суперграндию. А там — о, там с ним сделают то, что он делал с провалившимися или злоупотребившими доверием агентами. Сделают с особым удовольствием. Об этом жутко было и думать.
Таким образом, когда усталые, разочарованные Мегре и Вася, прекратив поиск, направлялись к “Балчугу”, где комиссару был заказан номер, из соседней “Кассиопеи” выбежала и двинулась наперерез им пышная блондинка в голубом, под цвет глаз, халатике с разрезами и в малиновых сапожках. В десяти шагах она перешла с бега на четкий шаг, остановилась на уставной дистанции от комиссара, щелкнула каблучками, опустила руки по разрезам и хрипловатым контральто произнесла заветную фразу.
— Ага, — довольно вздохнул Порфирий Петрович, сказав отзыв, — наконец-то! Значит, вы и есть НООС, представитель потерпевшей стороны. Ну, и как успехи?
— Докладываю, эксцеленц. — Блондинка все так же держала руки по разрезам. — За время нахождения в пси-порту в порядке поиска, изучения обстановки и налаживания связей обслужено девяносто восемь мужчин: на время — шестьдесят один, на ночь — тридцать семь. Вырученные деньги за вычетом необходимых расходов положены в Ияопланетбанк на счет Могучего Пожизненного Шефа, тик-так, тик-так, ура, кукареку! — Она вздернула подбородок с ямочкой, сжала губы.
Мегре и Долгопол тоже стояли навытяжку. Оба ждали, что НООС сообщит им по делу. Но продолжения не последовало.
— Как, — сказал комиссар, — это все? Но… неужели столь обширная клиен… пардон, агентура не вывела вас на след?
— Никак нет, эксцеленц! Собранные сведения недостаточны, необходимо продолжать работу. Надеюсь на вашу помощь и проницательность, эксцеленц!
— Вольно, — произнес комиссар. — Приблизьтесь. Как же тебя зовут, милочка? — Он взял подошедшую блондинку за подбородок.
— Лили, мсье. — Ее глаза кокетливо просияли. — Всегда к вашим услугам, мсье!
Не было в истории Кимерсвильского ОБХС более странного совещания, чем то, которое состоялось на следующий вечер. Не только по составу участников: два землянина — Звездарик и Вася, марсианин Виа-Скрип, суперграндец НООС и галактический агент неопределенного происхождения, но и по месту: в номере-люкс красотки Лили. Семен Семенович решил прикинуть, насколько апартаменты мадам подойдут для сбора информации от ее клиентов — путем подслушивания и съемки.
Дорогие ковры в темно-красных узорах на полу в гостиной (гостям пришлось переобуться в предложенные хозяйкой комнатные туфли), овальные зеркала в бронзовых рамах, скрытое в стенах тепло-желтое освещение, которое молодило всех, шкаф-бар с обилием напитков. Через раскрытые двери спальни был виден туалетный столик, сплошь уставленный парфюмерией, и главный предмет — широкое ложе, оформленное под носовую часть старинного парусника, ковчег любви, обитый розовым шелком. Сама хозяйка, подвитая и надушенная, была в вечерней спецодежде — стеганом халатике телесного цвета с кружевной оторочкой; он то и дело распахивался, показывая то край короткой' рубашки, то вырез вверху, такой головокружительно глубокий, что взглянувшего тянуло туда, как в пропасть. Словом, обстановка была крайне неофициальная.
Мегре благодушествовал в глубоком кресле, попыхивал трубкой. Витольд Адамович рассматривал бар. Вася Долгопол был несколько не в себе, сидел на стуле, подобрав ноги, а когда Лили проходила близ него, обдавая душистым теплом, весь внутренне сжимался. Хозяйка хлопотала: приготовила кофе, разлила его по золоченым чашечкам, выставила к нему початую бутылку коньяку “Наполеон”, рюмочки. Витольд — как ни грозил ему взглядом начотдела — налил себе до краев.
Один Семен Семенович пытался направить ход совещания. Узнав о похождениях НООСа, он кипел от возмущения и хотел ясности.
— Так как же это все-таки получилось, — вопрошал он, наклоняясь вперед и багровея лицом и лысиной, — уважаемый… уважаемая? — не знаю, как вас теперь и величать, что более чем за месяц пребывания у нас в Кимерсвиле инкогнито… и не просто пребывания, а довольно, кхе-гм, бурной деятельности, — вы ни на шаг не приблизились к решению задачи, ради которой прибыли? Главное дело, вращались-то вы среди того злачного люда, который почти наверное к пси-махинациям причастен. Как же так? Извините, но у нас в подобных случаях ставят вопрос о служебном несоответствии.
Говоря это, Звездарик поглядывал на Мегре, искал у него поддержки.
Не по душе пришлась НООСу его речь. Настолько не по душе, что сквозь очаровательный облик Лили на минуту проглянуло что-то беспощадно жестокое, сухое и даже, как показалось Васе, крючконосое; сам голос изменился.
— Совершенно не по рангу вам, агент без номера, ставить мне такие вопросы! Что же до несоответствия, то свое вы давно доказали: это при вашем попустительстве… и по вашей вине! —: совершаются хищения сутей. Да за одно это вас!.. Вы думаете, если я здесь такая… общедоступная, — голос снова изменился, стал слезливым, — так вы можете себе все позволять! Слабую женщину… даже у нее в гостях…— она всхлипнула. — Только один… единственный среди всех, безмерно мощный и бесконечно мудрый, наш Могучий Пожизненный Шеф, тик-так, тик-так, ура, кукареку! — голос Лили сделался стальным, она вздернула подбородок, лязгнув челюстями. — Только он вправе потребовать от меня отчет. И я ему его дам. Он поймет!.. — и опять в голосе слеза и надрыв.
В ней будто боролись две личности. “Занятно!”— подумал Витольд Адамович, допивая коньяк.
Во время речи Лили тоже поглядывала на Мегре, ожидая, что он примет ее сторону. Тот слушал, все понимал и молчал. Он сочувствовал Звездарику, но не осуждал и НООСа. Комиссар понимал его-ее, может быть, даже лучше, чем суперграндец сам себя в данной ситуации. Вся загвоздка была в теле — в этом хлипком, полужидком, меняющемся и самое главное — очень чувствительном ко внешним и внутренним раздражениям белковом теле. Большую часть ощущений его информационная (нервная) система превращает из простых сигналов о мире и своем состоянии в приятные и неприятные, в “удовольствия” и “неудобства”… и так вплоть до “выгод” и “потерь”, “побед” и “поражений”, “счастья” и “горя”. В известной мере такие искажения объективного свойственны и другим существам, в небелковых телах, но здесь они доведены до такой крайней степени, что странно не то, что Лили-НООС свихнулась с пути, а что все земляне не свихиваются. Ведь “приятное”— то, чего хочется побольше, а “неприятного”— поменьше. За громким возмущением Звездарика и тихим, но вполне ощутимым Васи Луковича — многовековой опыт разумной жизни в таких телах, породивший моральные нормы, умение сдерживать себя “во страстех”. Но у НООСа ничего этого нет. Вот и… “Кстати, — думал Порфирий Петрович, — а каковы эти ее. Лили, удовольствия, что, предлагая их, она идет нарасхват? Неужели сильнее моих?”
(За сутки жизни в белковом теле он тоже кое-что отведал — сверх удовольствий еды и питья. Придя вчера вечером в свой номер, комиссар отворил окно, не захлопнув дверь. Получился сквознячок — он чихнул. Тело чихнуло. Ощущение было настолько бодрящее, приятное, что он и не стал закрывать дверь, настроился — и расчихался так, что к номеру начали сбегаться люди. Позже, перед отходом ко сну, он, согласно инструкции, решил вымыть ноги: напустил в ванну теплой воды, сел на край, погрузил в нее натруженные за день ступни. Ощущение было просто небесное, а когда принялся разминать пальцы, массировать подошвы, так даже челюсть отвисла от удовольствия.
Теоретически агент понимал, в чем здесь дело: ноги людей суть бывшие обезьяньи лапы, которые обслуживала столь же богатая нервная сеть, как и нынешние их руки. Теперь ноги выродились в подставки для ходьбы, нервная сеть не нагружена и с чрезмерной активностью воспринимает любые сигналы, нарушающие ее застой. Но теория одно, а отвисшая от наслаждения челюсть и довольное сопение — совсем другое.)
Кроме того — стремление к первенству, думал Мегре, снисходительно поглядывая на хозяйку номера. На Суперграндии НООС был первым заместителем МПШ, естественно и здесь, коли так вышло, стать не какой-нибудь, а первой шлюхой города. Натуру не переделаешь. Ишь, довольна, что принимает нас с шиком: в люксе, кофе в золоченых чашечках, коньячок…
— Кстати, — молвил наконец комиссар, — как там у вас сейчас дела?-Расскажите.
Лили села, облокотясь белой рукой о столик, горестно вздохнула. Дела на Суперграндии плохи. Мало того, что Могучий Шеф под натиском придворных подписывает любые указы, которые те составляют в своих интересах и для ущемления противников, как бы эти указы ни противоречили один-другому. Мало того, что он, поддаваясь наветам, интригам, давлениям, то лишает своего расположения одних приближенных (а тем и постов, званий, наград), отдает его другим, то — под влиянием новых наветов и интриг — передумывает, низвергает возвышенных, возвращает опальных— или заводит новых фаворитов… из-за чего при дворе и в министерствах полный хаос, никто не знает, кого следует бояться и кем помыкать. Но и в семейной жизни МПШ идет полный развал. Его ГСПЖ-А, Главная Сидящая по Правую руку Жена, почуяв слабину, первая завела себе любовников среди молодых офицеров двора… да-да, не одного, а несколько! (Лили покачала головой, осуждающе поджала губы). Ее примеру последовали и все другие жены Шефа — правые и левые, ближние и дальние.
Разумеется, НООС по долгу службы открыл Могучему Шефу глаза. Но тот вместо того чтобы предоставить его людям действовать, как надлежит в таких случаях, решил мстить неверным женам сам. В одну из ночей, когда Главная Жена уединилась с любовником в спальне, он подкрался к ее окну с кирпичами с целью разбить зеркальные стекла и напугать. Но никак не мог решиться: поднимал кирпич, замахивался, опускал, отхлебывал для храбрости из фляги, снова замахивался и опускал… пока наблюдавший издали офицер охраны не приблизился, чтобы всепочтительнейше отговорить и увести. МПШ—XXIII дал себя отговорить и увести, но по дороге плакал на груди охранника и обзывал Главную Супругу, первую даму планеты, непотребными словами.
— Короче, вел себя как дерьмо, — жестко заключил комиссар.
— Да, — вздохнула Лили, — наш Могучий Пожизненный Шеф теперь дерьмо, тик-так, тик-так, ура, кукареку!
— Теперь вопрос к вам, — Мегре взглянул на Звездарика. — Хищение сутей дело специфическое. Сути руками не ухватишь. Все действия с ними: считывание, запоминание, комплектация, передача, введение в тела —. происходят в (пси)-ВМ с электронной четкостью и надежностью. Такие (пси)-ВМ в вашем участке Галактики созданы и обслуживаются кристаллоидами Проксимы. Так не …? — он не закончил, но вопрос и так был понятен.
Семен Семенович задумался. Вопрос открывал соблазнительную возможность выгородить родную планету, свалить все на сути кристаллоидов, обслуживающих кимерсвильскую (пси)-машину. Действительно, как бы это люди смогли: “Сути руками не ухватишь!” Но… в истории земной криминалистики, которую начальник ОБХС изучил, самые обширные главы написаны о хищениях, совершенных не благодаря ловкости рук и разбойной отваге, даже не с помощью отмычек, фомок и иной техники, а о других — под названиями “мошенничества”, “ложные банкротства”, “пересортица”, “изменения технологии”, “корректировка планов”, “усушка-утруска” и многих им подобных, требовавших ловкости ума и нулевой совести. В этих делах люди тоже не промах, скромничать не надо.
С другой стороны, есть ли основания бросать тень на кристаллоидов? Да, в принципе, они могут это: все операции в машине в их власти и неподконтрольны людям. Блоки-машины находятся в наглухо забетонированном подземелье, куда идут только кабели; проникнуть туда можно лишь в сутях. Но кристаллоиды не умеют другое: скрывать что-либо. Они не смогли бы скрыть свои махинации.
Семен Семенович досконально изучил эту сторону психики проксимцев, беседуя с Христианом Христофоровичем Казе, академиком и главным инженером (пси)-ВМ. (На самом деле он был не Христиан Христофорович, а суть кристаллоида высшей сложности и надежности, не меняющая свои качества в любых нагрузочных режимах, от холостого хода до короткого замыкания — от х.х. до к.з. на языке электриков). Беседовать с ним приходилось по машинному телефону, поскольку воплощаться в человечье тело, белковое, медленно действующее, Христиан Христофорович, как и все его подчиненные, не любил. Для кристаллоидов с их жестким телом, объяснил X. X. Казе, вся жизнь сосредоточена в обмене информацией; чем он значительней, тем больше жизни. Для них обмен сутями и даже личностями — обыденность. По этой же причине для проксимцев попытка что-то скрыть самоубийственна: она обрекает на самоизоляцию, молчание, вечное существование в своем теле. У них этого просто нет.
— Нет, — сказал Звездарик, — это наши смикитили. Но как? И сразу почувствовал излученное на него комиссаром одобрение и доверие. “Так это он меня проверял!”— догадался начальник отдела.
Мегре выколотил в пепельницу трубку, спрятал ее в карман, оглядел всех; теперь он вел совещание.
— Истина одна.—заблуждений много. Мудрость проста и бесхитростна — ложь сложна и изощренна. Прямой путь к.цели один— кривых, петляющих множество. Только чем они кривей,, тем трудней дойти и легче заблудиться…— Сейчас в облике и голосе его было много вселенского: комиссар не говорил, а вещал. — Я. это к тому, что ваши, пусть и не высказанные, но отчетливо чувствуемые надежды: вот прибыл агент Галактического управления, он все раскроет, — напрасны. Пси-транспортировка возникла в цивилизациях, которые с начала своего и до сих пор слыхом не слыхивали о воровстве, мошенничестве, насилии, лжи…— эти слова он выговорил с таким отвращением, что даже спазма прошла по горлу. — Полагаю, не нужно объяснять, почему этот метод, требующий высокой чистоты ума и духа, возник именно там, а равно и почему цивилизации, изощряющиеся в обмане и насилии, обречены топтаться на месте, прозябать на интеллектуальных задворках Мира. А то и на гибель… Хочу лишь предложить вам количественный критерий помянутой нравственной чистоты цивилизации, пригодной для объединения с другими.
Он помолчал, обдумывая, снова оглядел всех.
— В вашем мире электроника основана на полупроводниковых кристаллах довольно высокой чистоты: один атом примеси приходится на десятки или сотни миллионов атомов полупроводника. Вдумайтесь в это: какая разница — один “вредный” атом на сотню миллионов, или пять, или десять? Ни по цвету, ни по плотности, ни по твердости такие кристаллы не отличишь. Но первый обеспечивает эффекты, применяемые в электронике, а второй можно выбрасывать на помойку. Так вот, несколько пси-хищников, несколько десятков пси-фарцовщиков… или сколько там их есть? — могут сделать то же самое с цивилизациями Солнечной системы. Там, — комиссар указал вниз и немного в сторону, где находилась область галактического Ядра, — никто не станет (да и не сможет) учитывать, что остальные десятки миллиардов разумных существ здесь ведут себя вполне нравственно. Не смогут принять во внимание и то, что в неприятностях повинна только одна планета. Приговор будет: “К общению не годятся”. На галактической карте вашу звезду обведут кружком — и все.
Звездарик передернул плечами, так зябко ему стало в уютном номере Лили от этих слов.
— Вернусь к тому, с чего начал, — продолжал комиссар. — Все способы хищения сутей, — его лицо опять исказила гримаса, — имеют местную специфику, и то, что мне известно о таких делах в других местах, примерять здесь рискованно. Может помочь, но может и запутать. Поэтому лучше исходить из того, что все мы пока знаем одинаково мало…— Мегре наконец позволил себе улыбнуться. — Можно предположить, что злоумышленники, во-первых, отменно, на уровне кристаллоидов, знакомы с техникой пси-операций и, во-вторых, изобрели некий способ, позволяющий им, так сказать, выдергивать из массивов пси-сутей самые выразительные, редкие и ценные. А это значит, что они — люди мыслящие, знающие, одаренные. Настолько мыслящие-знающие-одаренные, что — особенно в сочетании с их преступной аморальностью — в них можно подозревать синтеинтеллекты. Они начинили себя чужими дарованиями, знаниями, дальновидностью, позволяющей предугадывать и наши ходы… Словом, их голыми руками не возьмешь.
Комиссар помолчал, снова оглядел всех:
— Взять их можно только их же оружием: новой сильной идеей. Ее они предугадать и обезвредить не смогут,
— Какой идеей? — спросил Витольд. — Идеей чего?
— Не знаю пока, ни “какой”, ни “чего”. Надо думать, вникать в специфику — искать,
— Ах, какая речь! — горячо сказала Лили. — Я уверена, что вы непременно отыщете и идею, и Характер Шефа, эксцеленц! Как же я буду благодарна вам от имени спасенной Суперграндии!
Она так и потянулась к комиссару в порыве предстоящей благодарности; халатик совсем распахнулся. Мегре глядел на нее с большим интересом.
Закончив совещание, борцы с хищениями сутей покидали номер. Лили стояла в прихожей, опершись одной рукой о стену, другой о крутое бедро, и на прощальные кивки отвечала улыбкой, в которой сквозил вопрос: как, и это все?.. И каждый, удаляясь, чувствовал себя немного дураком.
Когда же длинным коридором дошли до лифта, издали, от люкса, прозвучало лукавое контральто:
— Monsieur, vous vous-oubliez son pipe! [1]
— О, в самом деле! — Мегре хлопнул себя по карману, кивнул спутникам, заспешил обратно.
Отдельны спустились в вестибюль.
— Может, нам его подождать? — предложил Вася.
— Нет, — покачал головой Звездарик, — это займет много времени. Он ничего не забыл. Просто Лили напомнила ему, что он в известной мере француз.
Они вышли наружу, зашагали через пустеющую к ночи площадь. Только башня пси-вокзала жила, господствовала над ней, светилась сверху донизу, пульсировала потоками пассажиров. Столбы голубого ионизированного воздуха уходили от вихревых антенн во тьму, указывали направления пси-трасс.
— А речь была сильная, — молвил Витольд Адамович.
— Речи — они все сильные, — отозвался Звездарик. — Особенно если товарищ прибыл из Галактического центра.
— Так аппаратуру в люксе-то мадам Лили будем устанавливать, Семеныч? — спросил Витольд.
— Не стоит, — подумав, сказал начальник отдела. — Мы же не собираемся снимать многосерийный порнографический фильм.