Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Опыт веротерпимости. 1667



Философия Джона Локка

Основой нашего познания служит опыт, который состоит из единичных восприятий. Восприятия делятся на ощущения (действия предмета на наши органы чувств) и рефлексии. Идеи возникают в уме в результате абстрагирования восприятий. Принцип построения разума как «tabula rasa», на которой постепенно отражается информация от органов чувств. Принцип эмпирии: первичность ощущения перед разумом.

Политика Джона Локка

Джон Локк — теоретик гражданского общества (против власти феодальной военной аристократии) и правового демократического государства (за подотчетность короля и лордов закону). Сторонник конституционной монархии и теории общественного договора. Первым предложил принцип разделения властей (на законодательную, исполнительную и федеративную). Наиболее известен разработкой демократической революции. «Право народа на восстание против тирании» наиболее последовательно развито Локком в работе «Размышления о славной революции 1688 года».

Опыт веротерпимости. 1667.

Но прежде чем я перейду к показу пределов ограничения и свободы в этих вещах, необходимо определить несколько степеней принуждения, которые применяются или могут быть применены в том, что касается мнений: (1) запрещение опубликовать или огласить мнение; (2) принудительный отказ или отречение от мнения; (3) вынужденное заявление согласия с противоположным мнением.

Им соответствуют одинаковые степени терпимости, из чего я заключаю: 1. Правитель может запретить опубликование любого из тех мнений, которые направлены на подрыв власти правительства, ибо тогда они подпадают под его ведение и юрисдикцию.

2. Никого не следует заставлять отказаться от своего мнения или сменить его на противоположное, потому что на деле такое насилие не достигает цели, ради которой его применили. Оно не может изменить образа мыслей людей и способно лишь сделать их лицемерами. На этом пути правитель весьма далек от того, чтобы люди прониклись правотой его мнения, и лишь вынуждает их лгать ради их собственного. Мало того, такое принуждение вовсе не способствует спокойствию или безопасности правительства; скорее наоборот, потому что тот, кто ему подвергся, ни на йоту не приближается к образу мыслей правителя, но становится еще большим его врагом.

3. Любые действия, вытекающие из любого такого мнения, как и по отношению ко всем другим безразличным вещам, правитель властен утвердить или запретить законом в зависимости от того, насколько они направлены на поддержание спокойствия, целостности или безопасности народа, и, хотя судить об этом только ему, он должен с величайшей заботой следить, чтобы единственной причиной принятия таких законов и наложения ограничений были соображения государственной необходимости и благополучия народа, и, пожалуй, для правителя недостаточно просто считать, что принуждения и суровость необходимы или удобны, если его уверенность не подкрепляется серьезным и беспристрастным исследованием, так ли оно на самом деле. Но случись правителю издать неверные законы, а подданному им не подчиниться, то убежденность первого послужит ему оправданием не в большей степени, чем для второго будут извинением его совесть или убежденность, раз уж, рассмотрев и исследовав предмет, и тот и другой могли составить о нем лучшее суждение. И я думаю, все легко согласятся, что создание законов в иных целях, кроме обеспечения безопасности правительства и защиты жизни, имущества и свобод народа, т. е. сохранения целостности, заслужит наисуровейший приговор на великом судилище не только потому, что злоупотребление властью и доверием, которыми обладает законодатель, наносит человечеству, для чьего блага единственно и учреждены правительства, более сильный и непоправимый вред, чем что-либо еще, но также потому, что здесь он не подответственен никакому суду; да и не способен правитель разгневать вышнего охранителя человечества сильнее, чем тогда, когда власть, данную ему только для защиты, насколько это осуществимо, всех его подданных и каждого из них в отдельности, он употребляет на потворство своим удовольствиям, тщеславию или страсти и использует ее, чтобы беспокоить и угнетать таких же людей, как он сам, хотя перед лицом царя царей между ними и им существует лишь малая и несущественная разница.

4. Если этими мнениями или законами и принуждением правитель попытается ограничить свободу людей или приневолить к тому, что противно искренним убеждениям их совести, они должны делать то, что требует от них совесть, насколько могут без насилия, но притом одновременно обязаны спокойно подчиниться наказанию, какое закон налагает за подобное неповиновение, так как посредством этого они обеспечивают себе благодать на том свете и не нарушают спокойствия этого мира, не согрешают против верности богу и королю, но обоим отдают должное, ибо и правитель, и они сами одинаково заинтересованы в своей собственной безопасности. И воистину лицемер тот,— а лишь прикидывается совестливым, тогда как метит в этом мире во что-либо иное,— кто по велению совести, но также покоряясь закону не купит рая для себя и мира для своей страны, пусть даже ценой имущества, свободы или самой жизни. Здесь частное лицо, равно как правитель в первом случае, также должно весьма поостеречься, дабы совесть или мнение не подвели его, побудив к упрямому преследованию того, что он считает необходимым, или к бегству от того, что он считает незаконным, тогда как по правде это таковым не является, а то как бы в силу подобной ошибки или каприза им за равное неповиновение не понести наказания и в этом и в ином мире; ведь, если свобода совести есть великая привилегия подданного, а право принуждения — великая прерогатива правителя, за ними нужен тем более пристальный надзор, чтобы они не сбили с толку ни правителя, ни подданного присущими им претензиями на общее благо, ибо особо опасны, требуют, чтобы их избегали с особым тщанием, и будут особо сурово наказаны богом те несправедливости, которые совершаются в благовидных целях и с видимостью правды.

Библиография Джона Локка

Мысли о воспитании. 1691...что изучать джентельмену.1703.
Исследование мнения отца Мальбранша...1694.Замечания к книгам Норриса...1693.
Письма.1697-1699.
Предсмертная речь цензора. 1664.
Опыты о законе природы. 1664.
Опыт веротерпимости. 1667.
Послание о веротерпимости. 1686.
Два трактата о правлении. 1689.
Опыт о человеческом разумении (1689)(перевод: А. Н. Савина) т.1/т. II/т. III/т. IV
Элементы натуральной философии.1698.
Рассуждение о чудесах.1701.

 

Вольтер

Франсуа Мари Аруа, будущий Вольтер родился в образованной и зажиточной буржуазной семье, достигшей этого положения медленно и постепенно усилиями нескольких поколений.

Вольтер в детстве находился под влиянием аббата, не имевшего с религией ничего общего, кроме получения доходов. Он заинтересовался своим бойким крестником и занялся по-своему его духовным воспитанием. Ребёнок раньше познакомился с нападками на религию, чем с её учением. Ещё до поступления в училище мальчик преследовал своего старшего брата за его благочестие эпиграммами. Благодаря умению писать стихи, юный школьник очень скоро стал знаменитостью.

Воспитатель про него говорил, что «он пожираем жаждой славы». Учился он прекрасно, на экзаменах получал первые награды. После окончания курсов он опять попал под влияние аббата, в избранное светское общество, отличавшееся оппозиционным духом, полнейшим скептицизмом в области религии и нравственности. Большинство его членов, как ни странно, принадлежало к духовенству. Наслаждение признавалось ими единственной целью в жизни. Единственным их правилом было: всегда сохранять хорошее расположение духа и шуткой встречать всякое несчастье.

Вольтер пишет «Генриаду», собирает материал для «Века Людовика XIV». Он никогда не подписывает произведений, могущих навлечь неприятности, при малейшей опасности будет кричать о клевете, бранить на чём свет стоит осуждаемое произведение, которое ему приписывают, выражать величайшее презрение к его автору, и горько жаловаться на несправедливость людей, приписывающих ему такие жалкие вещи. Оскорбительные куплеты в адрес регента были написаны в шутливом тоне (1716). Когда подосланный к нему человек похвалил эти куплеты, Вольтер не выдержал и признался в авторстве, за что и угодил в Бастилию.

Одиннадцать месяцев в тюрьме он усердно работал. Окончил трагедию «Эдип», начал «Генриаду» и вообще не унывал.

Ему изменяет возлюбленная, но он прощает её и соперника. Эта черта ему вообще свойственна. Дружба всегда имеет большее значение, чем любовь к женщине. В этой среде таковы были нравы: «Любовь не давала никаких прав, а ревность считалась постыдной». Трагедия «Эдип» была поставлена через шесть месяцев после выхода его из Бастилии и имела огромный успех. Впервые встречается подпись: «Вольтер». Регент пожаловал автору «Эдипа» значительную денежную премию.

В «Послании к Урании» он пишет о своём отношении к Богу: «Я хочу любить Бога, я ищу в нём отца, а мне показывают тирана». Вольтер осуждает преследование инакомыслящих.

В Брюсселе (1722) он познакомился с Руссо, вначале они понравились друг другу. В своих литературных распрях Вольтер никогда не был зачинщиком, но если уж его задевали, то он никогда не оставался в долгу, а платил сторицею. Руссо был религиозен и, видимо, это было причиной охлаждения их отношений. Вышла «Генриада», позже писали, что «она прославила автора и имеет нравственную цель, дышит ненавистью к войне и фанатизму, терпимостью и любовью к человечеству».

В 30 лет Вольтер стоял во главе современной французской литературы, вращался в высшем обществе. По своей живости, находчивости, остроумию он не мог оставаться в тени и привлекал всеобщее внимание. Не всем это было по вкусу. Его даже однажды избили. Вольтер вызывает обидчика на дуэль, а в ответ снова – Бастилия. В зрелом возрасте он изучает английский язык, предвидя, что ему придётся покинуть Францию.

Англия встретила его приветливо. Всё восхищало Вольтера: отношение к различным религиям, к науке. Но атеистов, по мнению Вольтера, было гораздо меньше, чем во Франции. Он приписывал это философии Ньютона, «доказавшую существование Бога мудрецам». Мировоззрение Вольтера сложилось в основном в Англии. На него оказали влияние идеи Ньютона и Локка. «Относительно познания всех первопричин, - говорил Вольтер, - мы должны признать своё бессилие и прибегать к богу».

Прогресс человечества, по мнению философа, заключается в успехах философии, искусств и в ослаблении суеверий. Оказывать услуги человечеству могли лишь люди просвещённые. Вольтер ценит деловых коммерсантов и презирает пустых, чванливых дворян. В Англии он начинает делать всё для обогащения, не пренебрегая торговыми спекуляциями. «Я встречал слишком много бедных писателей и давно решил, что не должен увеличивать их число». В Англии он пишет «Историю Карла XII» и возвращается во Францию. После «Эдипа» ни одна из его трагедий не вызывала восторга публики. Чтобы упрочить своё положение, он пишет «Заиру», переделывая на французский лад «Отелло». Успех превзошёл все ожидания. Публика проливала обильные слёзы, что считалось лучшим признаком достоинства трагедии.

В 1733 г. он выпускает «Храм любви» и снова имеет толпу недоброжелателей. На автора в этот раз обрушилось не правительство, а масса писателей и читателей. Одни сердились на критику, другие на то, что не упомянули их.

Вольтер очень хотел поделиться впечатлениями, которые он привёз из Англии. Англичанам понравились «Английские письма», а парижский парламент осудил книгу как «скандальную, противную религии, добрым нравам и уважению к властям» на сожжение.

Вольтер успел выехать за границу. Читатели не преследовались, поэтому письма распространялись и оказали громадное влияние на французское общество. «Английские письма» заинтересовали всех, французы стали изучать английский язык, ездили в Англию. В Англии совершался переход от деизма к открытому атеизму. Английский материализм превратился во Франции в разрушительную философию ставшую катехизисом буржуазии в её борьбе со старыми порядками.

Эмилия дю-Шашле была для Вольтера единственной привязанностью к женщине. Она обладала горячим, любящим сердцем, знала латынь, римских классиков, позднее она пристрастилась к математике и метафизике. Она трудится упорно и серьёзно, излагает Лейбница и Ньютона.

Вольтер любит её иначе, чем прежде. С любовью у него соединяется глубокое уважение, восхищение её умом и характером. Ей приходится его вечно спасать от всяких неприятностей. Частые внезапные бегства при слабом здоровье Вольтера ей просто невыносимы. Они поселились в замке в Лотарингии близ границы, чтобы чувствовать себя в безопасности. Были оборудованы кабинет, лаборатории, сцена для спектаклей. Опасные литературные труды пишутся, но не публикуются.

Его произведения (1738) проникнуты оптимизмом, и он считает, что «всё, если не совершенно, то вполне сносно». В дальнейшем он изменит своё мнение о мире и перестанет находить его удовлетворительным, но низшие классы никогда не будут в его поле зрения.

Сделавшись впоследствии землевладельцем, Вольтер будет самым заботливым и щедрым по отношению к беднякам. Дело в том, что необразованные люди занимали в его уме намного меньше места, чем животные. Это для него инертная бесформенная масса.

Замок стали посещать известные учёные. Под влиянием Эмилии Вольтер много времени уделял естественным наукам и представил академии наук труд «О природе и распределении огня».

Между Вольтером и прусским королём Фридрихом II завязалась переписка. Эмилия тяжело переживает отъезды Вольтера в Пруссию. Она заранее протестует против величайшей, по её мнению, подлости променять женщину на короля. Но Вольтер и не думает менять Эмилию на короля. В 1748 году Вольтер испытал торжество по случаю представления «Мелоны». Публика была в таком восторге, что, желая тут же на месте как-то вознаградить автора, потребовала, чтобы молодая герцогиня де-Виллар немедленно поцеловала автора.

Если некоторыми своими произведениями Вольтер заслуживает справедливый упрёк в крайней едкости и даже циничности (Орлеанская Дева), то в общем та черта, которая навсегда сохранит за его произведениями одно из первых мест в сокровищнице человеческого ума, прекрасно выражена в следующих словах самого писателя: «Почти все мои произведения проникнуты тою гуманностью, которая должна быть главною чертою мыслящего существа. В них вы увидите желание счастья людей, отвращение к несправедливости и угнетению; и только этим качествам мои сочинения обязаны тем, что они того заслуживают по своим недостаткам».

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.