«... Я люблю свою страну, как мать, а свою науку -как дух, который благословляет, освещает и объединяет все народы для блага и мирного развития духовных и материальных богатств» (Д.И. Менделеев).
В своей реферативной работе я обратился к жизненному и научному пути одного из самых ярких естествоиспытателей земли русской- Дмитрию Ивановичу Менделееву. Совершенно неслучайно именно эта область была затронута мной, так как, к сожалению, в нашем отечестве большинству людей он известен лишь с одной стороны, а конкретно как основоположник периодического закона, то есть, попросту говоря, как химик. Но это далеко не полная картина. Цель моей работы и заключается в том, чтобы открыть новые, доселе забытые страницы этого человека. Наша литература мало писала или деликатно обходила все то, что касалось вклада, который внес Дмитрий Иванович в науку, да и вообще в общественную жизнь, так как многие его открытия либо были куплены и внедрены западом, либо просто не нашли применения из-за смелости своего предположения. Немногие, например, знают, что заслуга перехода от аршин и пудов к цивилизованной системе единиц принадлежит Менделееву, или что труд, посвященный идее о судах, способных пробираться сквозь льды (иначе говоря ледоколах) также его творение. Что уж тут говорить о этиловом растворе и таблице химических элементов. Д.И. Менделеев был один из немногих ученых, кто посвятил свою жизнь целиком и полностью работе на благо своей Родины. Вклад был колоссальным, а вот отдача, выразившаяся в общественном признании, носила не столь значительный характер. Хотя сделав пользу научному знанию, он он тем самым внес свою лепту и в экономику. Но начнем с самого начала, с того как все начиналось
Дмитрий Иванович Менделеев(1834-1907)
У священника села Тихомандрица Вышневолоцкого уезда было 4 сына, все они учились в Тверской духовной семинарии, лишь один из них сохранил фамилию отца Соколов. Остальным трем братьям по обычаям тех лет фамилии придумали учителя. Один из братьев получил фамилию Менделеев. «Фамилия Менделеева дана отцу, когда он что-то выменял, как соседний помещик Менделеев менял лошадей, - вспоминает Дмитрий Иванович. - Учитель по созвучию «мену делать» вписал и отца под фамилией Менделеев».
В 1804 году, окончив тверскую духовную семинарию, Иван Павлович Менделеев надумал идти в открытый в Петербурге педагогический институт. Спустя 3 года он был направлен в Тобольск и женился на Марии Дмитриевне Корнильевой, представительнице рода знаменитых купцов, которые в 1789 году, одновременно с Франклином в Америке, открыли первую в Тобольске типографию.
Детство Мити
Служебная карьера Ивана Менделеева складывалась удачно, он стал директором гимназии и училищ Тамбовской губернии, потом Саратовской. При дешевизне сибирской жизни большая семья Менделеевых зажила неплохо. Но в 1834 году Иван Павлович ослеп. В этом же году родился последний ребенок, всеобщий любимец Митенька. (Детей было всего 17, а живокрещеных - 14). Семья сразу лишилась того положения в городе и того уклада домашней жизни, который установился со дня обоснования Менделеевых в Тобольске. С этого момента Марья Дмитриевна убедилась, что единственное ее спасение - маленький стеклянный завод.
Поглощенная заботами о хлебе насущном, Мария Дмитриевна лишь урывками могла заниматься детьми. Дети или фабрика, материнский долг или интересы дела - вот вопросы, которые неотступно стояли перед Марией Дмитриевной в течение всего 1839 года. В октябре 1847 года Иван Павлович умер. И к концу 1848 года, оставшись с двумя сыновьями и дочерью, она обнаружила, что может оставить Тобольск, когда надо будет везти в университет Пашу и Митю.
Хотя Паша был на 2 года старше, Митя не отставал от него в своем развитии, и родители отправили их в гимназию вместе, но по условиям тех лет принимать дозволялось только с 8 лет, а ему было 7. Поэтому его приняли с условием, чтобы в первом классе Митя пробыл 2 года. Успехом Митя блистал только в первых классах. Потом учеба перестала его увлекать, и он хорошо шел только по тем предметам, которые ему нравились и легко давались, - математика, физика, история. Но настоящим камнем преткновения для него оказались иностранные языки, - немецкий, и особенно латынь. И если Митя успешно переходил из класса в класс, то это происходило только благодаря совету гимназии.
Дмитрий
Когда гимназический курс был окончен, Мария Дмитриевна с Лизой и Митей отправились в Москву, твердо решив определить сына в московский университет. Но замыслы Марии Дмитриевны, даже подкрепленные знакомствами и связями брата, не увенчались успехом. По существовавшим тогда правилам, лица, окончившие гимназию, могли поступить только в университет того учебного округа, где находилась гимназия. Весной 1950 г. Мария Дмитриевна привезла Митю в Петербург. В Петербурге действовали те же правила, что и в Москве. Следующим после университета учебным заведением в Петербурге по праву считалась медико-хирургическая академия, но, присутствуя в анатомическом театре на вскрытии, Митя почувствовал себя дурно, и наотрез отказался от медицинской карьеры. И вот тогда Мария Дмитриевна и решилась отдать своего сына в главный педагогический институт. Хотя в этот институт принимались абитуриенты из всех учебных округов, прием производился раз в два года. И как раз в 1950 г. приема не было. Первого мая 1950 г. он подал прошение и выдержал приемные испытания. Набрав всего 3.22 балла Митя был принят в институт. На испытаниях по математике и физике он получил соответственно 3 и 3+ баллов, а по нелюбимой латыни - 4 балла. Это долгожданное событие сняло с Марии Дмитриевны страшное напряжение. Она умерла 20 сентября 1850 года. Менделееву и семерым его товарищем, принятым в неурочный год, было предложено решить, за сколько лет они желают закончить полный курс: за три или за пять. Единственный из всех принятых, Дмитрий решил пройти курс вторично. И результат не замедлил сказаться. Если в 1851 году среди 28 своих сверстников по успехам в учебе он был всего лишь 25, то спустя год 7-м. А в 1853-1854 о нем уже говорили как о самом одаренном студенте Главного педагогического университета.
Будучи студентом физико-математического факультета, он интересовался и науками, проходимыми и на историко-филологического факультете. В этот период отношение Менделеева к учению начинает заходить за рамки понятия, определяемого словом учение. Это необузданная работа мозга породила такую нагрузку, какой не мог выдержать неокрепший юношеский организм. В 1851 году он заболел чахоткой и в 1853 слег. Но даже в это время он обратился к институтскому доктору с просьбой дозволить ему держать очередной экзамен.
В детстве он обладал не слишком крепким здоровьем, а во влажном петербургском воздухе и вовсе неважно стал себя чувствовать. Иногда у него горлом шла кровь, и врачи полагали, что у него началась последняя степень чахотки. Он лежал в клинике педагогического института, где он учился, когда однажды во время обхода главный лекарь, думая, что Менделеев уснул, сказал директору: «Ну этот-то уже не поднимется...» А «этот», услышав свой приговор, сел на кровати, достал тетради и тут же погрузился в записи с лекциями.
Институтские друзья сумели устроить для Менделеева аудиенцию у придворного медика Здекауэра, и тот, прослушав его, деликатно посоветовал ехать на юг. Правда, Здекауэр дал еще совет-показаться просто так, на всякий случай Пирогову.
А в Крыму в это время шла война, и Пирогов, засучив рукава, оперировал с раннего утра и до позднего вечера. За день-десятки ампутаций. Менделеев много раз видел его издалека, но все не решался к нему подойти. Пирогов раненым был больше нужен.
Менделеев и думать не мог, что вид Симферополя, города, в общем-то, достаточно удаленного от линии фронта, может произвести на него такое тяжелое впечатление. Рестораны работали, гимназии-нет, больниц было мало, и вокруг города сгрудились палатки с красным крестом. И всюду раненые, раненые...
Менделеев здесь никого не знал. Пирогов казался недосягаемым. И выпускник столичного института, приехавший на консультацию, найти себе дело здесь, конечно, не мог. И он пишет брату в письме: «Юг, который так влечет тебя, этот юг, поверь, хорош только на севере, да два-три месяца в году, а то бог с ним...»
Но вот наконец Менделеев перед Пироговым. Великий врач с неожиданной внимательностью осматривает столь странного здесь пациента и... дарует ему жизнь! Менделеев навсегда запомнил то, что сказал ему Пирогов: «Нате-ка вам, батенька, письмо вашего Здекауэра. Сберегите его, да когда-нибудь ему и верните. И от меня поклон передайте. Вы нас обоих переживете».
Интерес Дмитрия к наукам не остался незамеченным со стороны преподавателей. Все эти очень разные люди с одинаковой готовностью помогали Дмитрию, хотя его трудно было назвать покладистым студентом. Сам Менделеев прекрасно понимал, что без такой поддержки он никогда не смог бы стать тем, кем он стал. В мае 1855 года в актовом зале института собрались не только многочисленные почетные гости - академики, профессора, генералы, - не только однокашники экзаменующихся, но и студенты младших курсов как физико-математического, так и историко-филологического факультетов, специально пришедшие посмотреть, как будет сдавать экзамен Дмитрий Менделеев. Интересно, что на этом экзамене повторилась история, отдаленно напоминающая случай, происшедшем на том достопамятном лицейском экзамене, на котором старик Державин благословил юного Пушкина. Роль метра довелось сыграть академику Ю.Ф.Фрицше известному специалисту в органической химии.
Кандидатская диссертация
Д.И.Менделеев окончил Главный Педагогический институт в 1855 г. Кандидатская диссертация "Изоморфизм в связи с другими отношениями кристаллической формы к составу" стала его первой крупной научной работой. Директор института выхлопотал разрешение, чтобы отличнейших выпускников института, в том числе Менделеева, оставить при институте еще на один год для усовершенствования в науках и приготовления к магистерскому экзамену. При беглом взгляде на студенческие работы Менделеева создается впечатление, что это работы юноши увлекающегося, одаренного, но бросающегося из одной крайности в другую. «Описание Тобольска в историческом отношении», «О влиянии теплоты на распространение животных», «Об ископаемых растениях», «О телесном воспитании детей от рождения до семилетнего возраста», «Описание грызунов С.-Петербургской губернии», «Химический анализ финляндского минерала ортита», «Анализ и кристаллографическое исследование пироксина», «Изоморфизм в связи с другими отношениями кристаллических форм к составу», «О школьном образовании в Китае».
После университета
Внимательное изучение показывает, что чрезвычайное разнообразие интересов Менделеева не было случайным, что ни одно из его увлечений не осталось без дальнейшей разработки. К моменту окончания института здоровье Менделеева внушало опасение, и он отказался от предложения директора и решил ехать служить на юг. В Одессе находится знаменитый Ришельевский лицей и Дмитрий надеялся, что в лицее он найдет возможность приготовиться к задаче экзамена на степень магистра. Но по ошибке министерство предписало Дмитрию Ивановичу ехать в захолустный Симферополь. Менделееву казалось, что он попал в тупик: где-то в мире течет настоящая жизнь, ведутся научные исследования, пишутся трактаты, издаются журналы, а он осужден на 8 летнее пребывание в Симферопольском захолустье.
Директор главного педагогического института, узнав о бедствиях лучшего его воспитанника, попросил попечителя Одесского учебного округа переместить Дмитрия Ивановича из Симферополя в Одессу, что и было разрешено. Окрыленный Менделеев несется налегке в Одессу. С ним только то, что на нем, да денег немного, но все так хорошо, впереди столько дел заманчивых и интересных, теперь надо спешить, потому что время, потерянное в тягостном ожидании, уже не вернуть. Одесский период сыграл важную роль в жизни Менделеева. . Он получил там место преподавателя естественных наук, у него небольшая лаборатория, первая своя лаборатория, и тут же, под рукой - превосходная библиотека. Здесь, в южном приморском городе, он начинает искать «причину химического сродства» - то, о чем думал уже давно и чему он посвятит всю свою жизнь, здесь окончательно созрела тема его магистерской диссертации, и были проведены первые эксперименты. После того, как в феврале 1856 года в Париже был подписан мирный договор, Дмитрий Иванович узнал, что планируется отправка ряда русских ученых за границу. Менделеев пишет письмо директору педагогического института, в котором решился спросить - не может ли он быть причислен к тем, которые будут отправлены за границу. В ответном письме директор говорит, что его кандидатура уже утверждена, и что институт желает ему всего лучшего. В середине мая 1856 года Менделеев выехал из Одессы в Петербург. Но поездка за границу увы не состоялась.
Магистерская диссертация
Полгода в Одессе, и вот Менделеев вновь в Петербурге. Приехал он не с пустыми руками: работа, которую он привез - тончайшее и кропотливейшее исследование по удельным объемам. Это фактически его диссертация.
Он немедленно подал прошение ректору Петербургского университета о допущении его к сдаче экзамена на степень магистра химии. Причем из-за стесненности во времени просил проэкзаменовать его в течении двух оставшихся недель мая. Блестяще ответив на вопросы по химии, физике, минералогии и геогнозии, он сдал письменный экзамен по химии, после чего ему был назначен срок защиты магистерской диссертации. За два летних месяца он заканчивает диссертацию «Удельные объемы». В этой работе он сделал важный шаг к будущей системе элементов, поскольку "объем атома" выступал - аналогично кристаллической форме в "Изоморфизме" - в роли критерия сходства и различия элементов и соединений. Она дает ему первую ученую степень магистра. Магистра физики и химии. Менделееву исполнилось тогда всего двадцать два года.
Это была его первая большая победа. Но победа, радость которой омрачило горе: умерла Лиза -его любимая сестра, приехавшая вместе с ним из Тобольска. И вот теперь он остался в Петербурге один. Иногда его тянет домой, взглянуть на родные места, увидеться с близкими, но эта мечта еще долгие десятилетия будет мечтой. И лишь на склоне лет, уже всемирно известным ученым, возвращаясь из экспедиции, он сделает крюк, чтобы увидеть Тобольск. Это будет недолгое возвращение, но полное разочарований.
После этой удачной защиты он подает новое прошение. Менделеев желал защищать еще одну диссертацию «Строение кремнеземистых соединений» - на право читать лекции по химии в Петербургском университете. Менделеев поразил всех своих друзей: он защитил вторую диссертацию. Что и говорить - случай необычайнейший! Ученые не без колебаний приняли второй труд Менделеева, хотя это и был серьезный вклад в химию стекловарения. Но уж слишком все это было необычно...
Университет дал молодому магистру много: возможность читать лекции, работать в лаборатории, общаться с первоклассными профессорами. Но не дал денег: за чтение лекций он получал годовое жалование в 300-400 рублей.
А потом молодой Менделеев на почтовой карете, которую резво катила четверка лошадей, едет в первую свою командировку - через Варшаву дальше, в знаменитый Гейдельберг, в лабораторию патриарха химиипрофессора Бунзена. За первые три месяца он объехал не меньше десятка университетских городов. Выбор его остановился на Париже и Гейдельберге неслучайно. В Парижском - Ж.Дюма, Бертло, Вюрц, в Гейдельберге-Бунзен, Кирхгоф. Кариус. Но не сопоставление имен определило выбор, ему просто очень понравился Гейдельберг. Встретился в эти времена с известными учеными Европы. Было принято решение работать в домашней лаборатории, для этого ему нужно было приобрести хорошие приборы. Заказал весы, насос, манометр, купил редкие препараты, побывал во многих лабораториях Парижа.
Менделеев верил, что дни, проведенные в лаборатории Гейдельбергского университета, рядом с прославленным химиком, будут ему полезны, но он ошибся. Бунзен, занятый своими опытами, встретил молодого русского коллегу вежливо, но сдержанно. А в лаборатории, где Менделееву выделили место, было все как нельзя более нескладно: в тесноте толпились студенты, не хватало посуды, реактивов. Менделеев тотчас понял, что здесь он лишь потеряет время. С видом глубочайшего сожаления сказал Бунзену, что он нездоров, поблагодарил за столь радушное гостеприимство и тут же съехал с университетской квартиры. А вскоре снова в путь. На этот раз - в Париж, к мсье Салерону - тому самому Салерону, лучше которого никто не мог делать химические приборы и инструменты. Менделееву нужны были самые точные из всех точных весов, потому что для его работы не годились другие.
Он вернулся в Гейдельберг, где снял крохотную комнатенку под лабораторию, и где его уже ждало обеспокоенное письмо попечителя Петербургского учебного округа - видно, дошли сообщения о выходке с Бунзеном. Менделеев ответил: «Главный предмет моих занятий есть физическая химия».
Он не спешил домой не потому, что не желал видеть город, уже давно ставший ему родным. Он не спешил потому, что в Гейдельберге ему хорошо работалось, он чувствовал себя свободным, независимым. И потому еще, что здесь он обрёл новых друзей.
Иван Сеченов, Александр Бородин, Дмитрий Менделеев - они были тогда
молоды, их имена еще не звучали так громко, но каждый из них уже был известен своими работами. Все трое с увлечением занимались химией. Менделеев пытался постичь суть явлений, происходящих на уровне значительно более тонком, нежели молекулярный, и открыл температуру абсолютного кипения. Сеченов проникал в химию газообмена в живых тканях, а автор «Князя Игоря» с упоением возился с пробирками и колбами и к тому времени был автором нескольких крупных печатных работ по химии.
Трое великих русских. Маленькая «могучая кучка». Они работали не
покладая рук, а вечерами сходились за чаем, делились всем, что накопилось за день. Чуть позже, когда к ним присоединился Мечников, они дали клятву, что, если кому-нибудь из них в жизни будет трудно, все соберутся, чтобы прийти на помощь. Они сдержали эту клятву.
...А в Гейдельберге они переживали счастливое время. В работе все ладилось - и поэтому настроение было прекрасным, а отдыхали они тоже самозабвенно. Бородин часто садился за рояль, а то все разом шли в соседний городок слушать знаменитый орган.
Вместе с Бородиным Менделеев частенько ходил в горы. Что их влекло... Разве можно об этом сказать? Им нравилось идти вверх по трудной дороге, цепляясь за камни, увязая иной раз в грязи и в снегу. А без этого в жизни чего-то недоставало. Как хорошо Дмитрий Иванович сам написал об этом Феозве Лещевой - подруге своей сестры Ольги, своей будущей жене. Как его тянуло тогда к Феозве и как много позже он будет готов отдать все, что угодно, лишь бы расстаться с ней. Как хорошо он написал ей: «Не забудешь
этой минуты, рад будешь десять верст лезть, чтобы еще раз испытать то же. А отчего? Я Вам не скажу. Не скажу не потому, что не хочу, нет, сам не знаю и выдумывать не могу...»
Друзей объединяло не только пристрастие к химии - они были во многом похожи-с одинаковой страстью отдавались работе, а увлекшись чем-то, с головой погружались в новое дело. Правда, проявлялось у них это по-разному. Менделеев весь отдавался страсти и не остывал, пока в нем тлела хотя бы искра. Он не брался за что-то другое, пока не убеждался в том, что здесь он узнал и взял все. Он искренне радовался своей близости с Бородиным, поскольку считал его необыкновенно талантливым человеком и благодарил судьбу за то, что она их свела.
А Бородин был похож на шумный, сверкающий фейерверк, который он сам умел готовить и готовил всегда отменно, с любовью. Он отлично писал маслом и рисовал, умел лепить и гравировать - не говоря о том, что он играл на многих инструментах, - был химиком и композитором. И как знать, не от этой ли дружбы с Бородиным пошло потом менделеевское увлечение искусством. Видимо, все-таки многогранность-это действительно неизбежное проявление большого таланта. Человек, великий по-настоящему, наверное, не может вложить в одно русло всю свою силу и весь свой талант. Жизнь, словно бы опасаясь потерять бесценные крупицы человеческого дарования, не позволяетему сделать это.
Вернувшись оттуда Дмитрий Иванович засел за изучение капиллярности. В своей студенческой работе «Изоморфизм» убедился. что одного изоморфизма недостаточно для полного выявления сходств и различий между элементами. он немедленно делает следующий шаг - приступает к изучению удельных объемов различных веществ. Оказалось изоморфизм никак не связан с удельным объемом. когда речь заходила о сложных веществах. Но вычислив удельные объемы для химических элементов. Менделеев сразу обнаружил у необычайно схожих по химическим свойствам элементов, каковы хлор, бром, йод, близость удельных объемов. Так вдруг обнаружилась связь между химической активностью и «объемом атомов с их атмосферою», а совершенно ясно, что эта «атмосфера» целиком зависит от сил сцепления, о существовании которых он догадался еще до этой работы. Менделеев решил непосредственными измерениями узнать силы сцепления. В ходе этой титанической работы Менделеев пришел к открытию температуры абсолютного кипения.( В 1884 году во время празднования своего 300-летия Эдинбургский университет, присваивая ему степень почетного доктора прав, в числе его заслуг упомянул и его исследования при температуре абсолютного кипения). 3-го сентября 1860-го года в Карлсрэ съехалось более 140 ученых-химиков в работе конгресса принимал участие и Менделеев. Конгресс навел порядок в химической номенклатуре, четко определил такие фундаментальные понятия, как атом, молекула и атомный вес. Возвратившись в Петербург, Менделеев оказался на распутье. Продолжать начатые в Гейдельберге исследования не было возможности и, в известной степени вынужденно, он принимается за работу, казалось бы, лежащую далеко в стороне от его творческих устремлений. Заботы о заработке занимали все его время. Он нашел место преподавателя в корпусе инженеров путей сообщения, начал читать в университете органическую химию, но в результате студенческих волнений университет был закрыт.
Но в Петербурге Менделеев вдруг также ощущает и острую радость возвращения. Он понял, что все годы скучал без этого города. Теперь он не один здесь: вернулась сестра Ольга. Вместе со своим мужем декабристом Басаргиным она была в долгой сибирской ссылке. Здесь, в ее доме, Менделеев все чаще встречается с Феозвой Лещевой - она ему нравится, но он плохо знает женщин и не уверен в том, что надо следовать совету сестры и жениться. Он хочет выяснить - смогут ли они с Феозвой понять друг друга, но всякий раз растерянно умолкает: нет, видно, не пристало спешить, торопить судьбу. Пусть все складывается так, как есть, без всяких усилий.
Он верит, что так будет лучше. Потом вдруг прилив отчаяния - он сомневается в себе, в своей избраннице и пишет письмо. Нет, не письмо, а крик души несется к сестре в Москву (ее увлекли на время дела). А та отвечает: «Ты помолвлен, объявлен женихом, в каком положении будет она, если ты теперь откажешься?» И он уступает.
И вот ведь что странно: он был человеком с сильным характером, умел постоять за себя и не дай бог кому-то его обидеть, а здесь вдруг он уступил. С чего бы? Он знал, что был влюблен только, а не любил.
В 1861 г. Бутлеров излагает свою теорию строения органических соединений. И, любопытное совпадение, - в том же году Менделеев публикует две работы, целиком посвященные органической химии. Одна из них, сугубо теоретическая, называется "Опыт теории пределов органических соединений". В ней он развивает оригинальные представления о предельных их формах в отдельных гомологических рядах. Таким образом, Менделеев оказывается едва ли не первым теоретиком-"органиком" в России. Выходит в свет его "Органическая химия" -- первый отечественный учебник, посвященный этой области химии. Уже через два года появляется второе издание. За свой труд ученый удостаивается Демидовской премии - высшей научной награды России того времени. Присуждение премии разрешило главную материальную проблему. И тогда Менделеев решил заняться устройством своей личной жизни. В 1862 году, в возрасте 27 лет, он женился на Феозве Никитичне Протопоповой. Он верил, что, если бы оставил Феозву, для нее это действительно стало б ударом. И вот с этим-то он смириться не мог. Он не умел причинять боль другим.
Через три года у Менделеевых родился сын. Дмитрий Иванович вкупе с другом своим профессором Ильиным покупает у разоренного князя небольшое именьице Боблово, неподалеку от Клина, переезжает туда и с пылом начинает заниматься сельским хозяйством.
Впрочем, увлечение это не было случайным: Менделеев давно скучал без природы. В Боблове ему хорошо. Он много гулял, ездил верхом, хлопотал на своем опытном поле, а вечерами частенько встречал идущее с пастбища стадо. Он все это очень любил. Но дело не только в этом. Опыты, которые он ставит, служат одной цели. Его наука должна сослужить людям конкретную пользу. Здесь, в Боблове, он воспитывает в себе иное отношение к делу: труд ученого не должен быть вне связи с практикой. И в самом конце своей жизни он вспомнит об этих бобловских днях и напишет об опытах: «Они важны для меня потому, что оправдывают все мое дальнейшее отношение к промышленности». Вот, оказывается, когда он начал думать о будущем.
А пока еще он гулял с сыном по просекам, с мальчишеским азартом играл на лужайке в крокет, возился на току, собирал только что купленную молотилку. И видно было, что вот здесь, в Боблове, он чувствует себя самим собой, вольготно и счастливо.
Так думала, глядя на него, его жена. Она думала, что так будет
всегда, что Дмитрий Иванович понял, наконец, где и в чем его счастье. От одних только этих мыслей волна тихой радости переполняла ее. Но она ошибалась. В ее муже в то время зрел великий ученый. Он сам об этом не помышлял. Она этого просто не понимала.
Периодический закон
И вновь Петербург. Мысль о химическом сродстве элементов, которая пришла еще в годы студенчества, опять волновала его. Он был абсолютно твердо убежден, что непременно должен существовать некий закон-властный, неумолимый, который и определяет это сродство или различие элементов, населяющих мир.
Сколько до него было попыток-наивных, надуманных-найти этот закон, повинуясь ему, расставить все элементы по стройной системе... В то время химики открыли и «обмерили» 64 элемента, знали их атомные веса, так что уже был материал для работы. Не было только человека, который сумел бы проникнуть в эту тайну, лежащую, как казалось, где-то неподалеку и тем не менее недосягаемую.
Французский химик Шанкуртуа искал закономерность, расположив элементы по винтовой нарезке, нанесенной на стоящий цилиндр. Все напрасно.
Английский химик Ньюлендс, человек, вероятно, утонченной натуры,
напряженно искал разгадку с помощью музыки. Он верил, что те соотношения, которые существуют между элементами, похожи на соотношения между музыкальным тоном и его октавой. Ньюлендс построил-таки свою систему, искусственно впихивая в нее элементы, подстругивая их под те размеры, которые сам же и уготовил. Система была, но системы элементов не было. Ньюлендсу пришлось пережить пренеприятные минуты, когда председатель британского съезда естествоиспытателей спросил его, не пряча иронии: «Не пробовал ли уважаемый джентльмен расположить элементы по алфавиту и не усмотрел ли он при этом каких-либо закономерностей?»
Менделеев смотрел в самую суть явлений и не пытался искать какую-то внешнюю связь, объединяющую все элементы в фундаменте мироздания. Он пытался понять-что их связывает и что определяет их свойства. Менделеев расположил элементы по возрастанию их атомного веса и стал нащупывать закономерность между атомным весом и другими химическими свойствами элементов. Он пытался понять способность элементов присоединять к себе атомы сородичей или отдавать свои.
Он вооружился ворохом визитных карточек и написал на одной стороне название элемента, а на другой-его атомный вес и формулы его некоторых важнейших соединений. Он снова и снова перекладывал эти карточки, укладывая их по свойствам элементов. И в его сознании всплывали какие-то новые закономерности, и он со знакомым волнением, предшествующим открытию, осторожно продвигался дальше и дальше. Часами он сидел, склонившись над своим столом, снова и снова вглядываясь в записи, и ощущал, как начинала кружиться от напряжения голова и как глаза застилала дрожащая пелена...
Говорят, что во сне к нему пришло озарение и что ночью ему привиделось, как, в каком порядке надо разложить те карточки, чтобы все легло по своим местам по закону природы. Может быть. Мозг человека всегда бодрствует. Но шел-то Менделеев к этому прозрению годами! Он продвигался осмысленно, заранее намечая и рассчитывая каждый свой очередной шаг. Может, и было то озарение, но его нельзя назвать случайным.
Менделеев нашел связь даже между самыми непохожими элементами. Он обнаружил, что свойства элементов, если их разместить в порядке возрастания атомных весов, через правильные промежутки повторяются.
Менделеев понимал: случайностью это быть не могло. Тогда он сделал последний-решающий шаг: расположил все элементы еще и по группам,
объединив в отдельные семьи ближайших родственников. Он настолько ясно видел стройность созданной им системы, что, заметив отсутствие элемента между алюминием и титаном, оставил ему свободное место. Таких пустых клеток пришлось оставить еще две. Система Менделеева позволяла ему предвидеть открытие.
Первое из них последовало через четыре года. Элемент, для которого Менделеев оставил место и свойства, атомный вес которого он предсказал, вдруг объявился! Молодой французский химик Лекок де Буабодран послал в Парижскую академию наук письмо. В нем говорилось: «Позавчера, 27 августа 1875 года, между двумя и четырьмя часами ночи я обнаружил новый элемент в минерале цинковая обманка из рудника Пьерфитт в Пиренеях». Но самое поразительное еще предстояло.
Менделеев предсказал, еще оставляя для этого элемента место, что его плотность должна быть 5,9. А Буабодран утверждал: открытый им элемент имеет плотность 4,7. Менделеев, и в глаза-то не видевший новый элемент -тем это и удивительней,-заявил, что французский химик ошибся в расчетах. Но и Буабодран оказался упрямцем: он уверял, что был точен. Этот спор походил на какую-то игру, в которой участвовал магпрорицатель. Этот маг носил русское имя.
Чуть позже после дополнительных измерений выяснилось: Менделеев был
безоговорочно прав. Первый элемент, заполнивший пустое место в таблице, Буабодран назвал галлием в честь своей родины Франции. И никому тогда не пришло в голову дать ему имя человека, который предсказал существование этого элемента, человека, который раз и навсегда предопределил путь развития химии. Это сделали ученые двадцатого века. Имя Менделеева носит элемент, открытый советскими физиками.
...А дома у него все идет как-то нескладно. Ему одиноко. Он давно уже знает, что Феозва его никогда не поймет. Она хочет, чтобы он был примерным семьянином и все свободное время от преподавания проводил вместе с нею в деревне. А он не может. Боблово стало для него этапом в жизни, и этот этап оказался уже позади.
Менделеев на несколько месяцев уезжает в Америку-изучать тамошние методы добычи нефти. Америка его удивляет: он ожидал увидеть нечто совсем иное. Первый город Штатов-Нью-Йорк. Он показался великому химику просто невзрачным, напоминающим большие уездные города России. Знаменитые нефтепромыслы? Но более бездумного отношения к природным богатствам он нигде не встречал...
Впрочем, он не встречал еще многого в жизни, этот крупный, чуть сутуловатый мужчина с русой бородой и длинными волосами. Ему за сорок, но он не встречал очень важного в жизни, что наполняет ее особым, трепетным смыслом. Он еще не любил.
Они познакомились в доме его старшей сестры. Ее звали Анной, она была дочкой казачьего полковника и так не походила на всех девушек, которых он встречал прежде... Она была стройна, нетороплива, под густыми черными бровями светились большие серые глаза, а голову украшали длинные, тяжелые косы. Она приехала в Петербург, чтобы поступить в Академию художеств, и осталась в этом городе навсегда. Она нашла здесь то, о чем не смела мечтать и в самых смелых своих мечтах.
Он влюбился в нее как мальчишка. Сначала он даже не понимал, что с ним происходит: рядом с ней он ощущал острые приступы одиночества. Это было очень похоже на то, как человек, исстрадавшийся от жажды в пустыне, рядом с источником острее ощущает мучения. Он избегал ее, прятался на своей половине дома, но никак не мог заставить себя не думать о ней.
Отец ее, узнав, сколь холодно она обошлась со своим женихом,
встревоженный, поехал в Петербург и здесь узнал то, что знали все: его дочь и Менделеев любят друг друга. Однако надежд у них никаких не было. Феозва развод давать не соглашалась, и отец Анны велел ей потребовать у Менделеева, что он не будет искать с ней встреч. Менделеев обещал.
Но обещал зря. Он просто не мог сдержать свое слово. Его влекло в те места, где, как он знал, можно было встретить ее. Он входил в здание Академии художеств и выжидал ее, прячась за колоннами, скрываясь в тени залов. Он и вел-то себя как мальчишка.
Отец Анны предпринимает еще один шаг: он отправляет дочь на зиму в Италию.
Стоял морозный декабрь, а Менделеев, глядя в окно вагона, сжимал шляпу в руках. Было туманно, и ему казалось, что они больше никогда не увидятся... Она уехала, а он писал ей письмо за письмом и опускал их в ящик, приделанный к столу, за которым работал. Ведь он обещал не напоминать о себе... Потом ему подошло время ехать в Алжир - на химический съезд. Его друг - Бекетов, видя безнадежное отчаяние, с которым Менделеев собирался в дорогу, не вытерпел и помчался к Феозве в Боблово. На что он рассчитывал, зная ее, было непонятно, однако вопреки всякой разумной логике сумел убедить ее предоставить свободу мужу. Заручившись согласием на развод, Бекетов на крыльях полетел в Петербург и едва-едва застал Менделеева перед отъездом на пристань. Пароход причалил в Алжире, но Менделеева на борту не было. Он был в Риме. Возле нее.
Из Рима - лишь бы остаться вдвоем, они кинулись в Африку, очутились в Египте, потом - в Испании. А в Риме-то - так спешили - ни с кем не простились...
Но до полного счастья еще далеко. Церковь наложила на брак Менделеева епитимью - запрет, и он семь лет не имел права жениться. Через год кронштадтский священник нарушил этот запрет и обвенчал Дмитрия Ивановича с Анной Ивановной и на другой же день в наказание был лишен своего сана.
Вот такая у них была любовь. Трудная, красивая, мучительная и счастливая. Менделеев, к чему бы он ни прикасался в жизни, всегда отдавался весь - со страстью, в могучем порыве. Так он любил, так громил врагов, так работал - изо дня в день - всю свою жизнь.
Были у него и увлечения, но даже они превращались в большое, серьезное дело.
Много лет подряд Менделеев занимался исследованием газов, у него были серьезнейшие научные труды нд эту тему. Но он задумывается и о другом: «Россия... владеет обширнейшим против всех других образованных стран берегом еще свободного воздушного океана. Русским поэтому и сподручнее овладеть сим последним... С устройством доступного для всех и уютного двигательного снаряда...» И дальше: «...прикреплять к аэростату герметически закрытый, оплетенный, упругий прибор для помещения наблюдателя, который тогда будет обеспечен сжатым воздухом и может безопасно для себя делать определения и управлять шаром». Вот ведь что удивительно! О герметичной гондоле он писал за несколько десятков лет до того, как Огюст Пиккар, покоритель стратосферы, впервые построил такую гондолу. А спускаемый аппарат космического корабля, на котором возвращался на землю Юрий Гагарин? Та же идея. Идея герметичной кабины...
Седьмого августа 1887 года Менделеев добился разрешения вместе с пилотом и еще одним исследователем подняться на шаре для наблюдения полного солнечного затмения. Был серый дождливый день, все небо затянуто тучами, и шар, наполненный водородом, лениво натягивал тросы. К Менделееву подошел его ассистент В. Е. Тищенко и сказал: «Дмитрий Иванович, у аэростата нет подъемной силы. Я вижу, я знаю дело, лететь нельзя, уверяю вас, нельзя».
Менделеев ответил, и в этом ответе он был весь - и как ученый, и просто как человек: «Аэростат - это тоже физический прибор. Вы видите, сколько людей следит за полетом как за научным опытом. Я не могу подорвать у них веру в науку».
Вместе с пилотом Менделеев перелез через борт высокой корзины и сразу же понял: шар не поднимет даже двоих. И он немедленно решает лететь один. Подумать только: человек, никогда раньше не летавший на шаре, решается лететь в одиночку!
В полете он хладнокровен, все делает «по науке», а закончив все наблюдения, обнаруживает, что веревка, идущая от выпускного клапана, запуталась и не позволяет открыть его. Тогда Менделеев вылезает из корзины, взбирается по строповке и распутывает злополучную веревку...
С университетом Менделеев прощался в 1890 году, и это были
тоскливейшие дни в его жизни. Уходил он не по своей воле - и тем тяжелее было это прощание. Он попал на студенческую сходку, стал убеждать всех разойтись, его не послушали, тогда он предложил студентам написать свои требования и пообещал донести это письмо до министра просвещения. Слово свое он сдержал и студенческую петицию вручил министру. А тот вскоре вернул письмо, сопровождаемое запиской, в которой не оставалось места двусмысленности: тот, кто состоит на службе его императорского величества, «не имеет права принимать подобные бумаги». Министр, видимо, не вполне отдавал себе отчет, к кому он обращал эти слова.
Менделеев не стал дожидаться, пока ему намекнут дважды. Он подал в отставку. Ректор университета прошение не принял. Тогда Менделеев просто взял и сунул в карман ректора сложенный вдвое бумажный лист.
Курс он дочитал до конца. Последнюю лекцию прочел великолепно, хотя, наверное, это ему дорого стоило. Аудитория его в тот день была заполнена, как никогда: прощаться с ним пришли студенты и других факультетов. Опасаясь волнений, в аудиторию направили отряд жандармов. Увидев их в зале, Менделеев опустился на стул и, положив свою большую голову на руки,
беззвучно заплакал...
Порох
Но это далеко не конец. Он не сдался. Он еще много работал. Он изобретает новый, бездымный порох, который приобретает огромное значение для военного дела и рецепт которого по преступной небрежности самого же правительства уплывает в Америку. Менделеев предупреждал, что так может случиться - вот так и случилось. И в 1914 году русское военное ведомство купило у Штатов несколько тысяч тонн этого пороха. Американцы, получая золото от вступившей в войну России, не скрывали, что это «менделеевский порох».По существу дело обстояло так, морской министр Чихачев предложил ему консультировать морское министерство по части разработки этого самого пороха. Русскому флоту он был остро необходим- он требовался для точной и дальней стрельбы с морских кораблей. Хотя Дмитрий Иванович и знал «французский» секрет этого изделия, но перед ним стояла задача найти такой вид, который можно было бы производить на местных материалах и в больших количествах. Менделеев нашел состав этой, никому ранее не известной разновидности нитроклетчатки. Он назвал ее «пироколлодием». Для его получения использовалась клетчатка-растительный материалы, который обрабатывались азотной кислотой. Дмитрий Иванович искренне думал, что созданием этим он способствует прекращению войн. Поэтому заранее предложил свое изобретение использовать в мирных целях. И, вспоминая о военной стороне дела, замечал: «не милы мне эти все взрывные дела».
Потом он становится ученым хранителем Депо образцовых мер и весов, ведет огромную работу по введению единой метрической системы, самолично
определяет массу эталона фунта в граммах - с очень большой точностью - до шестого знака после нуля, да еще воюет с бюрократами, выбивая деньги на реконструкцию и расширение здания. Потом, видно, махнув рукой, замыслил хитрость: организовал посещение Палаты мер и весов его императорским высочеством и накануне его приезда велел вытащить из подвалов всякие
ненужные приборы, ящики и разместить все прямо в коридорах, на дороге, чтобы создать тесноту. Руководил этой работой (по воспоминаниям его сотрудницы О. Озаровской) усердно: «Под ноги, под ноги! Чтобы переступать надо было! Ведь не поймут, что тесно, надо, чтобы спотыкались, тогда поймут!» И ведь блестяще добился, чего хотел! Деньги-то дали!
Вот такой он был выдумщик, увлекающийся и вместе с тем такой
постоянный. Написал как-то, уже в старости: «Сам удивляюсь, чего только я
не делывал на своей научной жизни». Да, талант многогранен. Гений - тем
более...
Гений? Услышав однажды, как кто-то из его учеников произнес это
вслух, рассердился всерьез, замахал руками и крикнул сварливо: «Какой там гений! Трудился всю жизнь, вот и гений...» Нет, все-таки гений.
Другие заслуги
Спиритизм
Дмитрий Иванович работал над периодическим законом очень много, но это не значит, что он забросил все остальные дела. Параллельно он участвует в работе медиумической комиссии.На Россию надвигалось заморское диво-спиритизм и сонм неведомых доселе медиумов. Положение оказалось столь серьезным, что в мае 1975 года Дмитрий Иванович на заседании Физического общества при Петербургском университете предложил создать комиссию для рассмотрения медиумических явлений. При содействии большого специалиста по спиритизму и автора книг на эту тему Аксакова удалось пригласить на заседание Комиссии лучших европейских медиумов. Казалось бы, все было предусмотрено для объективного исследования и скорейшего завершения работы исследовательской группы. Но вот что интересно и загадочно: опыты с разными медиумами продолжались несколько месяцев! В итоге, надо думать, после горячих споров 21 марта 1876 года комиссия вынесла решение: «Спиритические явления происходят от бессознательных движений или от сознательного обмана, а спиритическое учение есть суеверие!». К несказанному изумлению, общественное мнение буквально восстало против категорического вердикта науки. Менделеев был просто ошеломлен такой бурной реакцией образованной интеллигенции, клеймившей ученых за попытки «перекрыть дорогу новому учению». После долгих переживаний из-за незаслуженных нападок Дмитрий Иванович вынужден был сделать поразительное признание: «Я не отрицаю, что в спиритизме есть сюжеты для науки».
Метеоролигия
Между делом интересуется ученый и земными проблеами, в частности метеорологией. Во-первых, очень важное для понимания круговорота атмосферы движение воздуха в верхних ее слоях было не только абсолютно неизвестно, но и труднодоступно для изучения. Во-вторых, движение воздушных масс вблизи земной поверхности хотя и было доступно наблюдению, но не было доступно пониманию, так как гидродинамика в те годы изучала идеальные жидкости. Заниматься первой проблемой не было средств, поэтому принялся изучать движение воздуха вблизи земной поверхности; движения, которое нельзя познать, не зная законов сопротивления жидкости. В 1877 году Дмитрий Иванович уезжает в командировку во Францию. Там знакомится с трудами Кулона, Дюбуа, Бофуа и пишет книгу «О сопротивлении жидкости и о воздухоплавании».
Мечта о море
Еще 5 октября 1891 года Дмитрий Иванович предложил проект «Мнения о способах для поощрения мореходства и судостроения России». В нем ученый высказывался против наступления иностранного капитала в русском судостроении. Он предлагал финансово-коммерческие и другие меры, чтобы способствовать развитию отечественного флота, а с его помощью- и развитию всей промышленности России. И конечно же, огромную помощь кораблестроителям, а потом и авиастроителям оказала фундаментальна работа, описанная выше. В 1897 году один из друзей Дмитрия Ивановича- адмирал Степан Осипович Макаров высказал смелую идею- достичь северного полюса, идя напролом через арктические льды на мощном специальном судне - ледоколе. Менделеев с восторгом поддержал идею. Стремление достичь самой северной точки земного шара было так велико, что он не спал ночами, обдумывая маршрут. Он подготовил и собственный проект могучего судна для продвижения на север. Судно должно было иметь крепкий, резко выраженной обтекаемости корпус, такие очертания позволяли ему свободно идти во льдах, наваливаясь на них и круша своей тяжестью. Узнав впоследствии, что его работа не была поддержана правительством, Менделеев молча бросил все бумаги с проектом в огонь.