Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Образ Ивана IV в исторических документах, литературе и искусстве



Много парадоксального в поведении Ивана IV отмечали его современники. Участие в пытках, казнях чередовалось у него с молитвой. Говорят, он пел в церковном хоре. Иван IV обладал красивым голосом и проявлял композиторский дар, создавая церковные песнопения. Он был автором канона и молитвы архангелу Михаилу — одному из трёх архангелов (Михаил, Гавриил, Рафаил), которых, в соответствии с ортодоксальной традицией, называют по имени. Архангел Михаил считается небесным архистратигом (военачальником) в бескомпромиссной войне с врагами Бога, ангелом-хранителем всех верующих во Христа. Некоторые исследователи полагают, что Иван IV, борясь с врагами централизации государства, отождествлял себя с небесным архистратигом.

Безусловно, он имел безукоризненный художественный вкус: понял бесценность иконописи Андрея

Рублёва, создавшего свои произведения более ста лет назад. Именно при нём изображение «Троицы» Рублёва стало эталоном для написания новых икон на эту тему. Но дело было не только в эстетике, аив понимании символа «Троицы» как выражения триединого Бога — Отца, Сына, Святого Духа.

Иван IV имел и большой литературный дар. Его ответы на письма бежавшего из России князя Андрея Курбского являются ярким публицистическим произведением, которое изучают сегодня филологи как выдающийся памятник литературы XVI в.

Именно при Иване IV началось книгопечатание в стране. Причём первопечатник Иван Фёдоров со своим помощником Петром Мстиславцем выпускал книги высочайшего качества. Фёдоров был ещё и прекрасным редактором и переводчиком. Существует мнение, что он покинул Москву, обидевшись на недопонимание своей деятельности. Однако наиболее убедительно следующее предположение: Иван IV, оценив высокий уровень православного просветительства первопечатника, специально отправил его в западные земли, где всё более усиливалась тогда пропаганда католической церкви. Конечно, православный царь был противником создания униатской церкви на бывших русских землях. Естественно, не мог он принять и идей протестантизма, утверждавшегося на западе Европы.

Характерен случай из жизни Ивана Грозного, упомянутый В. О. Ключевским: «В 1577 г. на улице в завоёванном ливонском городе Кокенгаузене он благодушно беседовал с пастором о любимых своих богословских предметах, но едва не приказал его казнить, когда тот неосторожно сравнил Лютера{137} с апостолом Павлом, ударил пастора хлыстом по голове и ускакал прочь со словами: "Поди ты к чёрту со своим Лютером!" »

Иван IV был глубоко религиозным человеком, нередко путешествовал по святым местам. Особенно часто он посещал Тронце-Сергиев монастырь — место своего крещения. Именно при нём стали сооружать серебряную раку для мощей Сергия Радонежского. Царь пожертвовал двадцать тысяч рублей на строительство этого монастыря, когда он пострадал от пожара. При Иване IV троицкий игумен получил сан архимандрита{138} и возглавил русскую монашескую иерархию. Как православный верующий, царь с глубоким душевным трепетом и благоговением относился к юродивым{139}, что являлось особенностью традиций Древней Руси.

Английский дипломат Горсей, который прожил в России почти двадцать лет, отмечал, что «...эа время своего правления Иоанн Грозный возвёл свыше сорока прекрасных каменных церквей, богато украшенных куполами, укрытыми чистым золотом. Он основал свыше шестидесяти монастырей, подарив им колокола и украшения и пожертвовав вклады, чтобы молиться за его душу». При Иване IV были канонизированы более тридцати русских святых, в том числе князь Александр Невский. Царь делал огромные вклады в церковь на помин души казнённых за различные преступления, и эти заупокойные службы воспринимались тогда как проявление заповеданной всем христианам любви к врагам.

Если доверять информации сохранившихся источников, религиозность Ивана IV сочеталась с суеверием, что вообще было свойственно человеку Средневековья. О многочисленных предсказаниях{140}, полученным царём, сообщают в своих мемуарах его современники. И царь, образованный, умный, наделённый властью человек, воспринимал и предсказания, и колдовство, ворожбу как реальность, впрочем так же, как и сам мемуарист, который об этом писал, — это свойственно средневековому мировоззрению. Так, когда Иван IV в письме Курбскому обвинял его в наведении порчи на царицу Анастасию, князь, оправдываясь, не упрекая Ивана Васильевича в безрассудном суеверии, убеждал его, что не посмел бы этого сделать, т.к. Анастасия являлась родственницей Курбского.

Царь готов был наказывать за неосуществлённые предсказания и астрологические прогнозы, за колдовство и наведение порчи. Многие историки эти сведения о царе, почерпнутые из мемуарного и эпистолярного наследия иностранцев, так же как и информацию о страшных подробностях казней в период опричнины, оценивали глазами нашей современности. Поведение Ивана IV воспринималось как свидетельство его психического нездоровья. А некоторые откровенно характеризовали его как полоумного тирана. Психопатологи помогали историкам «уточнить диагноз» болезни Ивана IV — «паранойя» (однопредметное помешательство), «дегенеративная психопатия» (неистовое умопомешательство). По этому поводу ещё историк С. Ф. Платонов говорил; «Нет оснований верить медикам, когда они через триста лет по смерти пациента, по непроверенным слухам и мнениям... ведут нас к тому, чтобы признать Грозного больным и совершенно невменяемым человеком... Медики сочли Грозного помешанным выродком, тогда как современные ему политики считали его крупной политической силой даже в самые последние годы его жизни».

В мемуарах современников Ивана Г/ указывалось на излишнюю подозрительность его, на опасения быть отравленным. И это тоже некоторые историки считали проявлением его нервных заболеваний. Но предчувствия Ивана IV не были беспочвенны. В 1963 г. в связи с реставрационными работами в Архангельском соборе Московского Кремля вскрывались гробницы Ивана IV и его сыновей Ивана и Фёдора. Выяснилось, что и сам царь, и его сын Иван подвергались отравлению неоднократно. В их костях обнаружено большое количество ртути{141}.

Грозным называли в России не только Ивана IV, но и его деда — Ивана III. Об этом прочно забыли потому, что, как отмечал Н. М. Карамзин, Иван III был Грозным для врагов и умел подавлять свою «природную жестокость во нраве... силою разума». По мнению Н. М. Карамзина, Иван IV не умел её «подавлять».

Н. И. Костомаров считал Ивана IV во второй половине его правления просто явным тираном, но С. М. Соловьёв, историк так называемой государственной школы, настаивал на мнении, что Иван IV был первым царём не только потому, что первый принял царский титул, но и потому, что осознал всё значение царской власти. Политика Ивана IV была прогрессивным явлением и способствовала укреплению Русского государства.

В иконографии XVT-XVH вв. царь изображался с нимбом{142}, например на фреске Грановитой палаты Московского Кремля, на фреске Новоспасского монастыря. Существует предположение, правда, во многом гипотетическое, что на огромной (144X396 см) картине-иконе «Благословенно воинство небесного царя» (1550, из Успенского собора Московского Кремля){143} в центре изображён Иван IV. Он отождествляется с образом «Небесного царя». Есть свидетельства, что Пётр I принимал Ивана IV «за образец благоразумия и храбрости» и почитал его за «великие заслуги» в государственной деятельности.

Современные историки отмечают, что в сталинский период образ Ивана IV идеализировался. Это заметно не только в научной и учебной литературе, но и в киноискусстве. Режиссёр С. М. Эйзенштейн талантливой рукой мастера показал образ мудрого царя в борьбе с врагами России. И всё же и в России, и за рубежом Иван Грозный, как правило, ассоциируется с образом тирана, беспощадного деспота и убийцы — даже собственного сына (в Третьяковской галерее у картины И. Е. Репина можно в этом убедиться), хотя достоверных источников по этому поводу нет.

Но именно Н. М. Карамзин — убеждённый монархист, придворный историограф и при этом честнейший человек, автор многотомного труда «История государства Российского», первым из исследователей посмел живописать ужасы тирании русского монарха (!) — Ивана IV. Александр I так доверял Карамзину, что его «История...» не подвергалась цензуре. Она стала заметным явлением в русской культуре. А. С. Пушкин, сам увлечённый «Историей...» Карамзина (что, как известно, отразилось на его творчестве), не случайно назвал её автора «последним русским летописцем», создавшим не строго научное, а историко-литературное произведение. Карамзин действительно не пренебрегал «преданьями старины глубокой» в качестве исторического источника. Весьма важны для оценки его труда и другие слова Пушкина: «Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка Колумбом». Были и до него известные историки, но карамзинский труд был написан живым, образным, доступным для понимания широкого круга читателей языком, с опорой на большое количество источников, включая и иностранные свидетельства описываемых событий. Все, кто был грамотным в тогдашней России, с таким интересом и усердием читали каждый очередной том этого труда, что пустели улицы городов{144}.

А в то время, когда вышел том, посвященный Ивану IV опричного периода, уже существовали тайные общества будущих декабристов, где созревали протествые антимонархические порывы{145}.

А. Н. Радищева считают первым революционным идеологом России. «Бунтовщик хуже Пугачева», — характеризовала его Екатерина II, прочитав «Путешествие из Петербурга в Москву». Но описания казней периода опричнины были не меньшей опасностью для идеологии монархизма. Они не могли не запечатлеться в памяти всех читателей Карамзина, и не одного поколения. И хотя Н. М. Карамзин и восклицал в своём труде: «...Иоанн, столь славный добром и злом в нашей истории...», сочетание слов «добрый царь» было привычно для русского человека, а слово «зло» в качестве характеристики не употреблялось рядом со словами «русский монарх», «русский царь», по крайней мере, для широкого круга читателей. И теперь это впечатляло, запоминалось. Карамзинский образ тирана стал привычным для характеристики Ивана IV.

В 1862 г. на территории Новгородского кремля был сооружён грандиозный памятник (высотой 16, диаметром 9 метров) «Тысячелетие России» группой скульпторов под руководством М, О. Микешина — победителя конкурса проектов этого памятника, объявленного правительством. По замыслу автора памятник состоит из трёх частей. Верхняя символизирует православную веру как основу российского самодержавия. Средняя персонифицирует историю в образах государственных деятелей от Рюрика до Петра I (6 архитектурных групп). Нижняя — двадцатисемиметровый горельеф (129 фигур) с изображением правителей России, представителей Церкви, национальных героев, деятелей культуры и т. д. времени от образования государства до первой половины XIX в. Многие персонажи даны с большим портретным сходством, а некоторые даже дважды — ив скульптуре, и в горельефе: Иван III и Пётр I. Но нет среди них Ивана IV.

Список персонажей памятника утверждал сам царь Александр II. И не забыты им были ни Я. Ф- Долгорукий — сподвижник Петра I, ни композитор Д. С. Бортнянский, ни архитектор А. Ф. Кокоринов, ни украинский гетман Богдан Хмельницкий, ни многие другие знаменитости, но не столь знаковые исторические личности, не столь масштабные, как Иван IV. Можно предположить, что, устанавливая памятник в Великом Новгороде, не хотели увековечивать имя царя, совершившего погром в этом городе, не забытый новгородцами и через века. При Иване III были, возможно, не менее трагические события при переселении на новое место жительства семей тех новгородцев, кто противился присоединению «вольного города» к Московии. Но Иван III и даже его идеологическая «оппозиционерка» Марфа Посадница, изображённая плачущей над вечевым колоколом, были представлены в списке «либерального» царя-освободителя. Был в нём также и покоритель Сибири казак Ермак, причём не только на горельефе, но и в скульптурном изображении окружения Ивана III. Фигура, поддерживающая шар-державу (символ освоения Сибири), может быть не кем иным, как Ермаком Тимофеевичем. Но это же было при Иване IV!

На горельефе также присутствует и киевский князь, воевода К. К. Острожский, много сделавший для образования и печатного дела (создал типографию). Он изображён у печатного станка. Но почему не Иван Фёдоров — хотя бы в качестве помощника князя? Ведь именно Фёдоров издал в 1580-1581 гг. в Остроге первую полную славянскую Библию (Острожскую Библию). А немного раньше — в 1554 г. — он вместе с Петром Мстиславцем в Москве опубликовал первую русскую датированную печатную книгу «Апостол» в условиях благожелательного отношения Ивана IV к печатному делу, способствовавшего православному образованию. Может, это и стало причиной умолчания о достоинствах Ивана Фёдорова? Решили лишний раз не упоминать об Иване IV?

И ещё одна из загадок памятника. Великий князь Московский Иван III и в скульптурной группе, и на горельефе представлен с царскими регалиями: на голове шапка Мономаха, в руках скипетр и держава. Но так мог выглядеть и Иван IV. А среди аллегорических изображений покорённых земель при Иване III представлена и Золотая Орда. При этом поистине великом князе Россия перестала платить дань татарам, что стало огромным достижением политики Ивана III, прилагавшего немалые усилия в борьбе за независимость страны, в собирании русских земель в единое государство. Но всё-таки взятие Казани, победа над сибирским ханом Ку-чумом, над Астраханским ханством произошли при Иване IV. Разве это не было известно историкам того периода? Конечно, было известно. Однако, очевидно, никакие доводы последующих после Н. М. Карамзина историков — о необходимости объективно оценивать деятельность первого русского царя — практически не имели успеха. Объективно оценивать, конечно, стремились, но образ тирана довлел над выводами самого положительного характера при характеристике роли Ивана IV как исторической личности.

Ныне покойный митрополит Ладожский и Петербургский Иоанн упрекал Н. М. Карамзина в том, что он при создании «Истории государства Российского» излишне доверял иностранным источникам, авторы которых писали с враждебных позиций о России и её правителях. А у Карамзина не было возможности пополнить свой архив русскими документами (см. далее). При Иване IV казнили виновных по законам того времени, по решению суда, — пояснял митрополит, — а цифры жертв репрессий зачастую завышены. И действительно, значительно завышены и в мемуарной, и в исторической литературе — митрополит прав. Это доказывает, например, Р. Г. Скрынников, специализирующийся на изучении времён Ивана Грозного. По его подсчётам, было казнено четыре тысячи человек. То же число указано и историком Р. Ю. Виппером (еще в 20-е годы прошлого века).

Некоторые исследователи, и не одного поколения, обращали внимание на тот факт, что в воспоминаниях иностранцев, действительно, много противоречий. Они путают и время, и последовательность событий, указывают цифры казнённых при Иване IV явно фантастические. Так, Горсей говорил о том, что в Новгороде царь с помощью тридцати тысяч татар и десяти тысяч стрельцов уничтожил семьсот тысяч человек. В Новгороде всего проживало двадцать шесть тысяч человек, а в самой столице, в Москве, тогда было стотысячное население.

Итак, называют и сегодня разное количество казнённых за тридцать семь лет царствования Ивана IV: Р. Г. Скрынников — 4 тысячи (максимум). В. Б. Кобрин настаивал: 20-30 тысяч. Сравним русского царя с другими правителями — его современниками. Во времена английской королевы Елизаветы I было приговорено «повесить за шею» 72 тысячи человек (а всего при ней с 1558 по 1603 г. казнено 89 тысяч человек). Во Франции в Варфоломеевскую ночь погибло 20 тысяч человек, а вообще уничтожено 30 тысяч гугенотов, В маленькой Саксонии с 1547 по 1584 г, было казнено 20 тысяч человек. Не менее кровавыми в Европе были времена Людовика XI, Ричарда III, Генриха VIII и др. Интересно высказывание по этому поводу А. Горянина, И. Белкина — авторов статьи «Русская демократия — не новодел» («Эксперт», № 22, 2005): «Мы (россияне. — О.Ф.) можем гордиться своей нравственной планкой: англичане легко простили своей Елизавете I умерщвление 89 тыс. человек, а мы не прощаем и не простим царю Ивану загубленные четыре тысячи».

Как православный, Иван IV каялся в своих грехах. На этой основе некоторые делают вывод по принципу: «сам сознался, что злодей». Количество подвергшихся репрессиям в его правление историки узнали по «Синодику загубленных» (его ещё называют «Синодик опальных»), в который по приказу царя заносили имена казнённых — для совершения заупокойной службы. Вот по этому документу и получается четыре тысячи человек.

Опасность искажения действительности таят в себе поздние компилятивные памятники, в которых содержатся вольные пересказы событий кем-то когда-то «услышанных», «увиденных». Ещё историк конца XIX — первой трети XX в. С. Ф. Платонов предупреждал, что с XVI в. в Западной Европе появились «измышления» о диких московских нравах и деспотизме Ивана Грозного и что «серьёзный историк должен всегда иметь в виду опасность повторить политическую клевету, принять её за объективный исторический источник».

Великое множество противоречивых сведений об Иване IV содержат научные работы, специально посвященные ему и его времени, учебники, художественные произведения, журнальная и газетная публицистика различных рангов, вплоть до так называемой «жёлтой» прессы, но исторических источников того времени сохранилось мало. Большая часть документов XVI в. погибла в пожарах 1546 г., во время «прихода крымского царя» в 1571 г. и во время польской интервенции начала XVII в. Особенно пострадал архив в 1626 г. Вот что по этому поводу говорил историк М. Н. Тихомиров: «Громадное количество актов в московских архивах, существовавших ещё до пожара 1626 г., переживших занятие Кремля поляками, сгорело в 1626 г., и 1626 г. сделался своего рода памятной датой. Всякие акты, неизданные и датированные до 1626 г., как правило, редкость». Таким образом, значительная часть документов XVI в. известна только по названиям из архива Посольского приказа 1614 г. А многие памятники публицистики, авторами которых были Иван Грозный, Андрей Курбский, Иван Пересветов и др., известны лишь в поздних списках{146}.

Это, очевидно, является одной из главных причин появления различных гипотез при оценке событий в период правления Ивана IV, причём некоторые из этих гипотез (порой даже и недостаточно обоснованные) постепенно приобретали статус аксиомы и кочевали из одной книги в другую — особенно сюжеты проявления жестокости, нравственной непристойности монарха.

По мнению некоторых известных историков, например В. О. Ключевского, С. Ф. Платонова, при оценке политических деятелей ушедших эпох опираться на нравственные критерии нельзя: это антинаучно. В противовес такому мнению, наш современник В. Б. Кобрин в своей книге «Иван Грозный», написанной великолепным литературным языком с привлечением разнообразных источников, даёт отвратительный образ коварного царя-душегубца. Но на основе тех же источников другие исследователи делают противоположные выводы. А некоторые даже считают его святым. Появились иконы месточтимого святого царя Ивана IV, составлены молитвы, к нему обращенные. По этому поводу архимандрит Макарий (Веретенников) в «Журнале Московской Патриархии» (2002) заметил: «Появление же икон Иоанна Грозного в наше время свидетельствует лишь о нетвердости канонического сознания у людей, которые себе это позволяют», называя прославляющих «тирана» «псевдоревнителями православия и самодержавия».

Совершенно иное мнение прозвучало в книге одного из авторитетных иерархов Русской православной церкви, митрополита Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычёва) «Самодержавие духа» (1994). Митрополит в начале 90-х гг. XX в. был объектом повышенного внимания и уважения среди мирян. Он был прост в общении и в условиях свободы слова неожиданно откровенен в своём неприятии увлечённости демократией, либерализмом, экуменизмом и прочими животрепещущими и широко обсуждаемыми тогда идеями. Его книга всем своим содержанием с бескомпромиссной убеждённостью заявляла о необходимости переосмысления русской истории, в том числе и переоценки личности Ивана Грозного, особенно периода опричнины. Свидетельства иностранцев, ранее использованные в качестве исторических источников, митрополит считал продуктом русофобских настроений, а живописание ужасов опричной эпохи в трудах отечественных историков — результатом некритического подхода к документам, в том числе и российского происхождения, если они созданы явными недругами царя. Что ж, не каждый документ эпохи может являться историческим источником, однако информация об Иване IV в основе своей у многих авторов сходна. Но митрополит убеждал: не было «тирана на троне», а «был первый русский царь, строивший Русь — Дом Пресвятой Богородицы и считавший себя в этом Доме не хозяином, а слугой». Нередко негативная информация об Иване IV пересказывалась отнюдь не очевидцами.

Книги теперь уже покойного митрополита Иоанна открыли шлюзы для потока печатной продукции определённого круга лиц, высказываний на конференциях, похожих на митинги по характеру всплеска эмоций на них. Говорилось о необходимости пересмотра «мифов» в истории, о, как минимум, восстановлении истинного образа первого русского царя Ивана IV и о, как максимум, его канонизации.

Так, статьи и небольшие книги (менее ста страниц) В. Г. Манягива{147} (2002, 2003) «Апология грозного царя», «Вождь воинствующей церкви» направлены на опровержение мнений о жестокости Ивана IV. Автор перечисляет по пунктам суть претензий, предъявляемых к моральному облику царя (причастность к смерти святителя Филиппа, убийство собственного сына царевича Ивана, собственноручное убийство святого Корнилия Печерского и др.), и каждую в отдельности объявляет не только не обоснованной, но и утверждает, что именно при Иване IV Московская Русь достигла наивысшего расцвета в своём социально-политическом устройстве. Работу этого автора «Апология грозного царя» критикуют за слабость источниковедческой базы, но она основана хотя и на немногочисленных документах, но на конкретной историографии темы (из неё черпалась большая часть информации), на изучении произведений известных историков, занимавшихся исследованием эпохи Ивана IV.

Разные авторы, доказывая «святость» царя Ивана и опровергая информацию о его жестокости, не имеют единой теоретической базы. Одни справедливо указывают на завышенные цифровые данные о казнях, другие тоже правы, когда говорят, что они совершались по законам того времени, а потому не являются преступлением. Но есть и такие высказывания, которые похожи на провокацию: казни и пытки совершались «во спасение жизни вечной» самих преступников, да ещё и приравниваются они к казням католической инквизиции и поэтому тоже могут быть оправданы. Получается, что, в противовес литературе, которая была похожа на следственные дела современного суда над Иваном Грозным и совершенно не учитывала менталитет Средневековья, теперь другое поколение определённых авторов пытается доказать святость царя, но некоторые их аргументы, приводимые в качестве доказательств, могут вызвать лишь недоумение или неприязнь к реконструированному ими образу царя не только у церковнослужителей, но и у мирян. Имеются в виду заявления о необходимости воссоздания некоторых элементов действительности времён Ивана IV, например, организаций типа опричного войска — рудимент Средневековья, чтобы беспощадно искоренить негативные явления в современной жизни: коррупцию, криминалитет, растление молодёжи. Большая часть этих работ далека от фундаментальности научного исследования. Они противоречивы, лишены профессионального академического лоска, чаще всего написаны в жанре статьи, в них больше риторики, чем доказательств. Но само появление их, так же как и книг уважаемого многими в России и ныне, к сожалению, покойного митрополита Иоанна (Снычёва), весьма симптоматично. Они являются реакцией на происходящее сегодня в стране. Интерес к теме «Иван IV» вдруг снова становится частью не только исторических, но и идейных, политических поисков наших современников.

Таким образом, оценки личности Ивана IV противоречивы, но не может быть такого, что каждая из интерпретаций является единственно верной. Если одни исследователи оценивают факты прошлого с либеральных позиций защиты прав человека, а другие — с позиций определённой классовой идеологии или интересов государства и т. д., то в итоге проявится только борьба мнений. Тем более что количество интерпретаций может увеличиваться в зависимости, например, от политической конъюнктуры. Контакт с историческим источником не может дать положительных результатов в сфере познания, если исследователь видит в этих древних текстах лишь реалии сегодняшнего дня, не замечая таких объективных факторов, как особенности правовой системы, приоритет тех или иных общественных ценностей, сущности цивилизационных процессов в жизни того или иного народа, государства в конкретном времени и пространстве.

Лица Смутного времени

Первый выбранный царь

Борис Годунов (1552-1605) не принадлежал к числу русской родовитой знати. Он был потомком крещёного татарина Мурзы Чета, пришедшего когда-то в XIV в. служить московскому князю Ивану Калите. Борис Годунов начал службу с должности оруженосца. Он нёс ответственность за состояние царского лука, его колчана и стрел. В последние годы царствования Ивана IV Борис — один из знатных царедворцев. Он был женат на дочери главы опричников Малюты Скуратова, а вскоре стал и родственником царской семьи. Его сестра, красавица Ирина, вышла замуж (по выбору Ивана IV) за царевича Фёдора Ивановича.

После смерти Ивана IV в 1584 г, претендентами на русский стол стали его сыновья: Фёдор и двухлетний Дмитрий. Сразу же обозначились две враждебные друг другу политические группы. Одна, во главе с представителями старинного рода Вельских, была за Дмитрия, а другая, во главе с Борисом Годуновым, — за Фёдора. Фёдору и достанется по наследству российский трон. При этом новом монархе, больном, физически слабом человеке, который больше был похож на смиренного инока («постник» и «молчальник» — так его характеризовали современники), Борис Годунов фактически станет одним из правителей России.

Когда умер Иван IV, Борису Годунову было тридцать два года. Он был красив, умён, деловит, по мнению некоторых современников — «светлодушен», но и осторожен в поступках. Он правильно понимал главные проблемы государства. Продолжая политику Ивана IV, он отказался от кровавых репрессий, свойственных эпохе Грозного. При этом он умел ловко устранять своих политических противников, которые пытались оказывать влияние на слабовольного царя. Митрополит Дионисий, проявивший недовольство поведением Бориса, был низложен. Его место занял ростовский архиепископ Иов. В 1589 г. в России было учреждено патриаршество{189}. Митрополит Иов станет первым патриархом Руси.

Впрочем, многие тогда осознавали, что новый царь не будет в состоянии справиться с обязанностями главы государства. Это понимал и его отец. Накануне своей смерти он постарался окружить сына верными ему и опытными по службе людьми. Среди них был дядя Фёдора (брат его матери — царицы Анастасии) Никита Романович Юрьев-Захарьин, который, находясь вблизи Ивана IV, не запятнал своего имени никакими дурными поступками — по преданиям, он даже ходатайствовал за опальных в период опричнины. Он был уважаем боярами, что помогало ему сдерживать их агрессивность в междоусобиях.

Юрьев-Захарьин умер через год после воцарения Фёдора Ивановича. Сразу же стала заметной борьба за возможность влияния на царя. Особую активность проявляли князья Шуйские и Мстиславские. Вскоре Борис избавился от этих соперников: они были отправлены в дальние тюрьмы и монастыри.

Борис был дружен с сыновьями Никиты Романовича — с молодыми Романовыми (так стали называться сыновья Никиты — по имени своего деда). Юрьев-Захарьин перед смертью взял с Годунова клятву, что тот будет заботливым защитником его сыновей.

Власть Годунова всё более увеличивалась. Он уже стал «дворовым воеводой» царя, «наместником царств Казанского и Астраханского». Даже иностранным гостям было тогда понятно, что не Фёдор Иванович, а Борис Годунов правит государством. Возвышением Бориса будет недовольна значительная часть княжеско-боярской элиты.

У царя Фёдора не было детей (единственная его дочь умерла в младенческом возрасте), наследником стола после его смерти мог стать его младший брат царевич Дмитрий. Он был сыном Ивана IV и его последней жены Марии Нагой.

Особого уважения к вдовствующей Марии Нагой и её родственникам не проявлялось в царском окружении, хотя Фёдор Иванович относился к Дмитрию с нежностью. Мария с сыном жила не в столице, а в городе Угличе, который ещё Иван IV отдал в удел Дмитрию. Этот младший сын царя тоже был очень болен. Дмитрию было 7 лет, когда в 1591 г. в Москву пришло известие, что 15 мая он погиб, по теперешнему выражению, «от колото-резаного ранения в области шеи».

После звона угличских колоколов, оповестивших народ о трагедии, угличане сразу же решили, что виновниками этого страшного события были приставленные к царевичу Борис Битяговский, Кочалов и их товарищи, которых, не дожидаясь расследования, убили.

В Углич отправили следственную комиссию, которая активно включилась в порученную ей ответственную работу. Допросы свидетелей происшествия и тех, кто первыми о нём услышали, кто звонил в колокола и кто это поручал, кто участвовал в убийстве подозреваемых в покушении на жизнь царевича проводились с применением пыток, как тогда и полагалось. В результате был сделан вывод, что царевич «себя поколол ножом сам» во время очередного припадка эпилепсии. В составе комиссии были митрополит Крутицкий Геласий, князь Василий Шуйский, недавно возвращённый из ссылки, и его родственник окольничий Клешнин. Боярская дума согласилась с выводами комиссии, а угличан, виновных в самоуправстве и гибели людей, сурово наказали.

В 1598 г. умер царь Фёдор — последний из рода Калиты, из династии Рюриковичей{190}, правивших Русским государством более семисот лет. Царице Ирине было предложено стать главой государства, но она отказалась, ушла в монастырь. Земский собор, с благословения патриарха Иова, избрал на царство Бориса Годунова. Он — первый избранный царь в России.

Земский собор, на котором и был избран Борис Годунов, отличался от предыдущих Соборов тем, что составлялся не из особых лиц, выбранных от различных сословий Русского государства, как это было раньше, а из тех лиц, которые стояли во главе этих сословий (по выборам или по назначению). На Соборе было немалое количество людей, лично обязанных Борису. Но на эти факты стали обращать внимание гораздо позже.

Венчание Бориса Годунова на царство совершилось 1 сентября — в первый день нового, 1598 г. Тогда новый год в России вплоть до времён Петра I начинался не в январе, а в сентябре.

Свою политическую деятельность при Фёдоре Борис Годунов начал удачно. Он смог отразить нашествие хана Казы-Гирея. В честь этого события в Москве был построен Донской монастырь. Война со Швецией окончилась возвращением России городов Ям, Иван город и др., а это не удалось Ивану IV. Годунов заложил на Белом море Архангельскую пристань — с тех пор туда могли приходить иностранные суда. Он способствовал освоению Сибири: давал льготы переселенцам в эти новые, необжитые районы страны. При нем строились там города Тобольск, Берёзов и др. Города в Поволжье: Самара, Саратов, Царицын, Уфа — тоже строились при Борисе.

Борис Годунов понимал необходимость дальнейшего развития образования в стране. Он посылал молодых людей учиться за границу, приглашал иностранных специалистов. Он даже хотел открыть школы, даже, возможно, университет, где преподавались бы иностранные языки, но духовенство не одобрило этого плана. Очевидно, оно опасалось проникновения идей католицизма, протестантизма в православную Россию.

Принимая благословение патриарха во время венчания в Успенском соборе Кремля, Борис сказал: «Бог свидетель, что не будет в моём царстве нищего, последнюю рубашку разделю с народом». И действительно, он щедро подавал нищим. При жизни его даже называли «нищелюбом». Есть предположение, что Борис Годунов готовил указ, по которому должно было определять размеры повинности крестьян и тем самым положить конец их безграничной эксплуатации.

Но всё более проявлялись сложности, которые было трудно преодолеть в течение семилетнего царствования Бориса. Многие историки считают, что на экономику страны негативно повлияла внутренняя и внешняя политика Ивана IV. И аргументировалось это тем, что во время опричнины, не только на войне, но и в мирной жизни, в результате насильственных переселений семьи теряли своих кормильцев, близких родственников, друзей. Были ощутимы и огромные материальные потери. Но существует и прямо противоположное мнение: при Иване IV экономическое и политическое положение России укрепилось. Неурожайные годы начала века в значительной мере осложнили ситуацию в стране и явились одной из главных экономических причин зревшей Смуты. Это отмечено во всех источниках того времени. Начались голод, болезни, эпидемии.

Активен был царь Борис в борьбе с голодом. Он пытался бесплатно накормить голодающих, но на всех хлеба за счет царской казны не хватало. Он стремился дать работу всем желающим, но денег, которые они получали, было недостаточно для покупки необходимого количества хлеба. Люди умирали от голода. Кроме того, продолжался процесс закрепощения крестьян после смерти Ивана Грозного. Всё это ухудшало жизнь народа и тоже становилось питательной основой для Смуты, одним из её истоков.

«Борис принадлежал к числу тех злосчастных людей, которые и привлекали к себе, и отталкивали от себя, привлекали видимыми качествами ума и таланта, отталкивали незримыми, но чуемыми недостатками сердца и совести. Он умел вызывать удивление и признательность, но никому не внушал доверия; его всегда подозревали в двуличии и коварстве и считали на всё способным... Этот "рабоцарь", царь из рабов, представлялся им загадочною смесью добра и зла...» — так характеризовал первого выборного русского царя Бориса Годунова историк В. О. Ключевский.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.