О некоторых вопросах формулирования принципа справедливости в УК РФ

В соответствии с ч. 1 ст. 6 УК РФ, «наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, то есть соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного». К сожалению, ни в этой статье, ни в других статьях УК РФ не дается ответа на вопрос, что законодатель понимает под иными мерами уголовно-правового характера. Это порождает противоречивые взгляды ученых по исследуемому вопросу.

Так, по мнению В.И. Горобцова, под мерами уголовно-правового характера в целом следует понимать назначаемые от имени государства принудительные меры, заключающиеся в предусмотренных законом лишениях и ограничениях, выступающие в качестве правовых последствий нарушения уголовно-правовых запретов и применяемые в соответствии с нормами УК РФ. В числе таких мер автор называет наказание, принудительные меры воспитательного воздействия, принудительные меры медицинского характера и условное осуждение[1].

Иначе выглядит точка зрения И.Э. Звечаровского, который под мерами уголовно-правового характера понимает меры, предусмотренные уголовным законом, применяемые независимо от юридической природы поведения лица, совершившего преступление, но с учетом изменений его уголовно-правового статуса. Таким образом, автор предлагает более широкое понимание данных мер, к которым он относит: все виды освобождения от уголовной ответственности (гл. 11 УК РФ), включая при­мечания к статьям Особенной части УК РФ, добро­вольный отказ от преступления (ст. 31 УК РФ), амни­стию (ч. 2 ст. 84 УК РФ), освобождение от уголовной ответственности несовершеннолетних с применением принудительных мер воспитательного воздействия (ч. 1 ст. 90 УК РФ) и др.[2]

Данная позиция выглядит более предпочтительной, т.к. она, во-первых, позволяет к мерам уголовно-правового характера относить не только меры, относящиеся к реакции государства на нарушение лицом уголовно-правовых запретов, но и оценку государством положительного посткриминального поведения лица, например, поощрение деятельного раскаяния (ст. 75 УК). Во-вторых, необходимо учитывать также и существование уголовно-правовых норм, в которых получает оценку отрицательное поведение лица после совершения им преступления. Так, согласно ч. 4 ст. 50 УК, в случае злостного уклонения от отбывания наказания лицом, осужденным к исправительным работам, суд может заменить неотбытое наказание ограничением свободы, арестом или лишением свободы. Данная правовая норма регламентирует не возможность наступления правовых последствий нарушения уголовно-правовых запретов, а право суда на изменение уголовно-правового статуса лица, которому уже было назначено наказание, но которое уклоняется от его отбывания. При этом сама замена одного наказания на другое, в свою очередь, не является наказанием хотя бы потому, что в ст. 44 УК такая мера не названа. Поэтому последняя может рассматриваться как «иная мера уголовно-правового характера».

Вместе с тем И.Э. Звечаровский не называет в приведенном им перечне принудительные меры медицинского характера и меры воспитательного воздействия. По мнению автора, они не являются уголовно-правовыми и не влекут изменение уголовно-правового статуса личности, имеют иные цели и основания. Однако исключение данных мер из числа уголовно-правовых, как представляется, не имеет под собой серьезных оснований, т.к. эти меры предусмотрены уголовным, а не иным законом, и представляют собой разновидность мер государственного принуждения.

При этом требование принципа справедливости, закрепленного в ч. 1 ст. 6 УК, по всей видимости, должно распространяться также на применение мер медицинского характера и воспитательного воздействия. Так, согласно ч. 2 ст. 90 УК, несовершеннолетнему могут быть назначены следующие принудительные меры воспитательного воздействия: предупреждение; передача под надзор родителей или лиц, их заменяющих, либо специализированного государственного органа; возложение обязанности загладить причиненный вред; ограничение досуга и установление особых требований к поведению несовершеннолетнего. Несовершеннолетнему, в соответствии с ч. 3 названной статьи, может быть назначено одновременно несколько принудительных мер воспитательного воздействия, а также может быть назначен различный срок применения некоторых из вышеперечисленных мер. Выбор судом конкретной меры воспитательного воздействия и срока ее применения не может не основываться на соответствии характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного. Поэтому, на мой взгляд, указанному выше требованию принципа справедливости следует подчинить применение и этой меры.

Спорен вопрос о возможности распространения действия принципа справедливости на принудительные меры медицинского характера. Однако если данные меры, применяемые к лицам, совершившим преступления и страдающим психическими расстройствами, не исключающими вменяемости, относить к одной из форм реализации уголовной ответственности[3], то в таком случае уместно говорить об их справедливости.

Проблему, связанную с толкованием понятия «иные меры уголовно-правового характера», в целях практического применения рассматриваемой статьи, как видится, возможно решить только путем обновления ее редакции. На мой взгляд, выходом из сложившейся ситуации является представление ч. 1 ст. 6 УК в следующей редакции: «Наказание и иные меры, предусмотренные настоящим Уголовным кодексом, применяемые к лицу, совершившему преступление…». Употребление более универсального термина в названной статье, пожалуй, ликвидирует проблему столкновения взглядов по поводу того, какие меры относятся к мерам уголовно-правового характера, а какие нет[4].

Существует, на мой взгляд, и еще одна непоследовательность в законодательном определении принципа справедливости. Исходя из ч. 1 ст. 6 УК, справедливыми считаются такое наказание и такие меры уголовно-правового характера, которые соответствуют характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного. В данном случае очевиден пробел в правовом регулировании. Он заключается в том, что требования справедливости ст. 6 УК предъявляет только к тем мерам уголовно-правового характера, которые являются реакцией государства на преступное поведение. О справедливом применении мер, относящихся к посткриминальному поведению, умалчивается, хотя судебная практика свидетельствует о необходимости вынесения справедливых судебных решений именно по вопросам оценки поведения (положительного или отрицательного) лиц после совершения ими преступления. Так, в п. 6 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 19 октября 1971 г. № 9 «О судебной практике условно-досрочного освобождения осужденных от наказания и замены неотбытой части наказания более мягким» (в ред. от 21 июня 1985 г.) отмечается, что в практике судов не должны иметь место случаи как неправильного условно-досрочного освобождения, так и необоснованного отказа в освобождении от наказания осужденных, доказавших свое исправление[5]. В п. 2 названного постановления Пленум указывает судам на обязанность разрешения вопроса о возможности применения условно-досрочного освобождения от наказания или замены неотбытой части наказания более мягким наказанием с обеспечением строго индивидуального подхода к каждому осужденному. Иначе говоря, Верховный Суд РФ ориентирует суды на вынесение справедливого решения при рассмотрении вопросов о применении условно-досрочного освобождения в отношении лиц, которые своим поведением доказали свое исправление.

Важно вынесение справедливых судебных решений по вопросам оценки и отрицательного посткриминального поведения лиц. Например, согласно ч. 2 ст. 74 УК, если условно осужденный уклонился от исполнения возложенных на него судом обязанностей или совершил нарушение общественного порядка, за которое на него было наложено административное взыскание, суд по представлению соответствующего органа может продлить испытательный срок, но не более чем на один год. Не вызывает сомнений, что данная судебная мера должна быть справедливой, т.е. размер испытательного срока должен быть адекватной реакцией суда на поведение конкретного лица.

С учетом этого более последовательной представляется следующая редакция ч. 1 ст. 6 УК: «Наказание и иные меры, предусмотренные настоящим Уголовным кодексом, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны быть справедливыми, то есть соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения, личности виновного и его поведению после совершения им преступления».

[1] См.: Горобцов В.И. Развитие теории уголовно-правового принуждения в новом Уголовном кодексе РФ // Актуальные проблемы теории уголовного права и правоприменительной практики: Межвуз. сб. науч. тр. Красноярск: Сибирский юридический институт МВД России, 1997. С. 36.

[2] См.: Российское уголовное право: Курс лекций. Т. 2. Наказание / Под ред. А.И. Коробеева. Владивосток, 1999. С. 7.

[3] См.: Багрий-Шахматов Л.В. Уголовная ответственность и наказание. Минск, 1976. С. 104.

[4] В юридической литературе имеется предложение о замене понятия «меры уголовно-правового характера» понятием «меры уголовно-правового воздействия» в ст. 6 УК. См.: Скобелин С.Ю. Понятие и виды мер уголовно-правового характера // Актуальные проблемы борьбы с преступлениями и иными правонарушениями: Материалы Третьей международной научно-практической конференции. Барнаул: БЮИ МВД России, 2005. С. 157. Однако в данном случае возможно наличие проблемы определения другого понятия – «меры уголовно-правового воздействия», в связи с чем данное предложение представляется неприемлемым.

[5] См.: Сборник постановлений Пленумов Верховного Суда Российской Федерации (СССР, РСФСР) по уголовным делам. М., 2001. С. 86.

Поиск по сайту: